Казнь была заменена 4 годами каторги с лишением «всех прав состояния». Вскоре Достоевского, закованного в тяжелые кандалы, в санях повезли через всю Россию в Сибирь. Его ждали жестокие годы каторги в Омской крепости, тяготы совместного проживания с уголовными преступниками. Фёдор Михайлович вспоминал: «Это было страдание невыразимое, бесконечное... всякая минута тяготела как камень у меня на душе». Трудно представить, как такой тонкий, нервный и болезненно впечатлительный человек смог перенести эти 4 года каторги, но он выжил и был переведен в Семипалатинск в январе 1855 года.
   То, что с ним произошло, было не просто кризисом, это было даже больше, чем катастрофа. Смотреть в глаза смерти, ждать ее, взамен гибели получить долгие страшные мучения этапов, каторжной тюрьмы, потерять всякую возможность писать, лишиться звания дворянина и тех небольших привилегий, которые у него были до ареста... Это было великое банкротство еще и потому, что либеральные идеи, идеи утопического социализма, приведшие его на Семёновский плац, были писателем пересмотрены и отброшены. Чем старше он становился, тем дальше от них удалялся. В1854 году Фёдор Михайлович Достоевский был уже другим человеком. Он даже изменился внешне: теперь это был 33-летний коренастый мужчина в солдатской форме из грубого сукна. Ничего дворянского, интеллигентского в нем не было. Типичное лицо русского человека: широкий лоб с мощными надбровными дугами, острые глаза (они были разного цвета), глубоко сидящие в глазницах, борода лопатой и усы, почти скрывающие тонкие сжатые губы. Чем-то он был похож на простолюдина. (Не случайно по приезде в Петербург не знакомые с ним светские литераторы принимали его за денщика.) Достоевский и вправду приблизился к народу: побывав в его недрах, он вышел на новый уровень осознания народной стихии, уже без прикрас и идеализаций. Пережив духовный катарсис, Фёдор Михайлович пришел к принятию идей христианского гуманизма, необходимости веры. Теперь он связывал дальнейшие пути развития России не с революционными преобразованиями, а с совершенствованием душ человеческих, с религией милосердия и всепрощения.
   Итак, разжалованный в солдаты, без права покидать Семипалатинск, Достоевский все же очень хотел жить. Он познакомился с супругами Исаевыми. Александр Иванович – бывший учитель гимназии, ныне разжалованный, сильно пил. Марья Дмитриевна была красивой худощавой блондинкой 28 лет. Довольно образованная, впечатлительная и хрупкая, она обладала неуравновешенным характером. Своей нежностью и болезненностью она напоминала Достоевскому мать. Ее жизнь была тосклива, и она потянулась к Фёдору Михайловичу, сочувствуя ему и нуждаясь в сострадании сама. Муж беспросветно пил, а у нее на руках был сын Паша. Будущее представлялось ей безотрадным. Фёдор Михайлович же был счастлив находиться рядом с ней. «Я не выходил из их дома. Что за счастливые вечера я проводил в ее обществе. Я редко встречал такую женщину», – таковы впечатления писателя, нашедшего горячее участие в его положении.
   Их роман был долгим и мучительным. Он осложнялся ее экзальтированностью и переменчивостью, с одной стороны, его ревностью и невозможностью быть вместе, с другой.
   После смерти Исаева (к тому времени Марья Дмитриевна жила в Кузнецке), писатель сделал ей предложение. В ответ на ее жалобы и переживая за молодую женщину, оставшуюся без средств к существованию, Достоевский всюду занимал деньги, чтобы послать в Кузнецк, но его материальное положение было гораздо хуже, чем у Марьи Дмитриевны, которой помогал ее отец. Несмотря на то что с помощью сочувствующего ему молодого прокурора Семипалатинска Врангеля Достоевского произвели в унтер-офицеры и социальный статус писателя повысился, он все же оставался под наблюдением полиции как бывший каторжник, лишенный дворянства. Покидать город ему воспрещалось, денег практически не было (те крохи, на которые он существовал, посылали ему родные), а служить оставалось еще три года. В довершение всего у Достоевского образовался долг в одну тысячу рублей. Это был абсолютный тупик.
   1 октября 1856 года Достоевский был переведен в прапорщики, вместе с тем он получил и некоторые права. В 1857 году ему вернули дворянское звание и право печатать свои произведения. 6 февраля Фёдор Михайлович обвенчался с Марьей Дмитриевной. Этот брак не принес ему долгожданного счастья. После всех треволнений Достоевский наконец смог приступить к реализации своих творческих замыслов. Его писательское самолюбие требовало вернуться в литературу произведением, по силе не уступающим «Бедным людям». Им были написаны повесть «Дядюшкин сон» и роман «Село Степанчиково и его обитатели».
   В 1859 году в «Русском слове» был напечатан «Дядюшкин сон». Ответом на него явилось полное молчание критики. Достоевский возлагал надежды на роман, но издатель Катков отказался его печатать, требуя вернуть аванс в 500 рублей. Следом за Катковым Некрасов, редактор «Современника», поставил такие невыгодные условия, что они казались просто унизительными Фёдору Михайловичу. Но наконец издатель «Отечественных записок» Краевский напечатал «Село Степанчиково» в 1859 году. И снова молчание литературной общественности. Этот замечательный роман был высоко оценен несколько позже, после выхода статьи Михайловского «Жестокий талант». Статья вызвала много споров, и в конечном счете современники смогли разглядеть и по достоинству оценить не только юмор и иронию, но и утонченный психологизм, и новые приемы театрализации действия и литературный подтекст.
   1859 год принес писателю разрешение переехать в Тверь, так как он вышел в отставку по болезни. Срок его наказания по приговору истек. Марья Дмитриевна давно страдала от отсутствия нарядов и приемов, она скучала. После тягостного дня, проведенного на службе, дома его ждали скандалы и обвинения в безденежье, сцены беспредметной ревности. Фёдор Михайлович описал подобное состояние в «Униженных и оскорбленных»: «...Так бывает иногда с добрейшими, но слабонервными людьми... У женщин, например, бывает иногда потребность чувствовать себя несчастною, обиженною, хотя бы не было ни обид, ни несчастий». Достоевский тоже ревновал, раздражался. Постепенно к писателю приходило осознание семейного банкротства.
   Тверь разочаровала обоих супругов, разобщенность их усилилась. Внутреннее одиночество Достоевского утоляла лишь писательская работа. Марья Дмитриевна страдала от чахотки все больше и больше. Достоевский изнемогал от жалости к ней.
   В декабре было получено разрешение на проживание в Москве и Петербурге. Оно означало для Достоевского возможность влиться в литературный поток, почувствовать свою сопричастность к общественно-политической жизни России. За это время произошли перемены. В России начались реформы суда, освобождение крестьянства, нововведения коснулись торговли, образования и практически всех сфер как социальной, так и экономической деятельности.
   Это событие – переезд Достоевских в Петербург – произошло в 1860 году. Писатель сразу же включился в активную деятельность. Вместе с братом Михаилом он стал издавать журналы «Время» и «Эпоха». В этот период вышло много его статей полемического, литературно-критического характера, публицистики, и, конечно, он писал художественные произведения. Теперь у писателя было много встреч, новых знакомств с людьми разных интересов и профессий. Популярность его росла, и Достоевский наконец-то занял достойное место среди русских писателей и видных деятелей общественной жизни.
   Работа отнимала у него много времени, но работал он с удовольствием. За два года после его приезда в Петербург им было написано свыше 1600 страниц. Фёдор Михайлович напечатал «Записки из мертвого дома», «Униженные и оскорбленные». Эти произведения не остались незамеченными. Критика оценила гуманистический пафос и новую художественную манеру углубленного психологического анализа, хотя и отмечала хаотичность композиции и излишнее мелодраматизирование. Но написанную позже повесть «Записки из подполья» приняла безоговорочно. В. В. Розанов назвал ее «краеугольным камнем в литературной деятельности».
   Достоевский стал получать гонорары. Конечно, он занимался и литературной поденщиной, и редактированием, и выступал на литературных чтениях, словом, брался за всякую работу, которая была ему интересна и давала средства к существованию. Казалось, судьба не только дала ему шанс вынырнуть из пучины бедствий, неудач и нищеты, но и подняла на значительную высоту, наградив признанием, адекватным таланту. На самом деле, чтобы прийти к настоящей гармонии, Достоевскому предстояло сделать еще один круг головокружительных спусков и подъемов.
   Личного счастья и семейного благополучия у писателя не было. Болезнь Марьи Дмитриевны не позволила оставаться в сыром Петербурге, и она жила то в Твери, то во Владимире, лишь иногда возвращаясь в Северную столицу. Ее чахотка прогрессировала, лечение требовало докторов и лекарств. Большая доля средств расходовалась на это. Деньги уходили и на обучение Паши, на оплату долгов, отработку авансов, на бытовые нужды, на поездки за границу, а известная беспомощность писателя перед планированием и экономией денежных средств сводила на нет его заработки. Но было еще одно роковое обстоятельство, властно вмешавшееся в жизнь Фёдора Достоевского.
   В петербургской студенческой среде ощущался подъем. Молодежь готова была ниспровергать старые авторитеты морали, жаждала перемен. Нигилизм и радикализм новой интеллигенции Достоевский не принимал, он полемизировал с носителями позиции нигилистской рассудочности и утилитаризма. Писатель искал Бога, его привлекала сложная жизнь души в свете идеалов христианства. Похоже, он уже прошел эту дорогу восстания, и она, проведя через эшафот, вывела его скорее к монархизму, чем к революции.
   Но молодежь еще не знала этого, для нее Достоевский оставался жертвой царизма. Восторженно глядя на мученика, бывшего петрашевца, она рукоплескала писателю на литературных слушаниях, где звучали отрывки из «Записок из мертвого дома», его воспоминания о тюрьмах и каторге.
   На одном из таких публичных чтений к нему подошла молодая (ей было 22 года) женщина очень привлекательной наружности и протянула письмо, в котором открывала свои восторженные чувства к Фёдору Михайловичу. Достоевский был взволнован, ответил ей, и они стали видеться.
   Аполлинария Суслова не обладала литературными талантами, но имела привлекательную внешность, очарование молодости и незаурядные личностные качества. Разница в возрасте была в 20 лет, но это только придавало остроты их отношениям, которые бурно развивались. Надо сказать, что Аполлинария была дочерью бывшего крепостного графов Шереметевых, который смог не только выкупить свою семью, но и стать зажиточным купцом, а впоследствии и собственником фабрики благодаря своему уму и энергии.
   В дочери видны были многие качества Прокофия Суслова. Стойкость ее характера, сочетание женственности и силы, что-то типично русское – все это было ново для Достоевского и необыкновенно привлекало его. В ней были максимализм и воля, свойственные представителям нового поколения, с которыми она отстаивала свободу от всяческих уз. Сильная натура, она была готова идти до конца в своих убеждениях. В Достоевском она чувствовала громадный масштаб его дарования. Ее привлекали ум, неординарность личности Фёдора Михайловича, да и самолюбию ее льстило, что такой известный писатель влюблен в нее.
   Их роман развивался сложно, проходя разные этапы. Марья Дмитриевна ничего об этом не знала.
   Достоевский мечтал уехать за границу, где его ждала Аполлинария, но неожиданно 25 мая 1863 года власти закрыли его журнал «Время», усмотрев недопустимую крамольность в одной славянофильской статье. Хлопоты не дали результатов, а кредиторы требовали вернуть деньги. Возникли проблемы с оплатой сотрудников и подписчиков. Денег на поездку в Париж не было, и пришлось брать в долг, соглашаться на невыгодные условия и брать деньги под еще не написанные работы. Фёдор Михайлович смог выехать только в августе. У него созрел план. По пути в Париж он остановился в Висбадене и пошел в казино. Он попытался выиграть необходимые ему деньги, положившись на фортуну, которая до сих пор так мало выражала сочувствия к его бедственному материальному положению. Но, кроме насущной нужды в деньгах, им руководила давняя страсть к игре.
   Достоевский играл четыре дня. В эти дни он забыл о кредиторах, умирающей в Москве жене, о литературном творчестве и о молодой женщине, ради которой он был сейчас здесь.
   «Я прямо сразу поставил на четку двадцать фридрихсдоров и выиграл, поставил пять и опять выиграл, и таким образом еще раза два или три. Я думаю, у меня сошлось в руках около четырехсот фридрихсдоров в какие-нибудь пять минут. Тут бы мне и отойти, но во мне родилось какое-то странное ощущение, какой-то вызов судьбе, какое-то желание дать ей щелчок, выставить ей язык. Я поставил самую большую позволенную ставку, в четыре тысячи гульденов, и проиграл. Затем, разгорячившись, вынул все, что у меня оставалось, поставил на ту же ставку и проиграл опять, после чего отошел от стола, как оглушенный».
   Эта история, рассказанная от лица главного героя романа «Игрок», могла бы прямо относиться к писателю, но Достоевский выиграл, выиграл поединок с судьбой, так ему казалось. В его кармане лежало более 5 тыс. франков. Он сумел совладать с собой в критическую минуту и покинуть рулетку, когда начал терять (и потерял) сумму в 5 тыс. из 10 выигранных. Он чувствовал какое-то освобождение, как будто сбросил с себя тяжесть и спешку всего последнего года. Эта эмоциональная встряска, страшная сосредоточенность, не терпящая ничего постороннего, закончилась. После недолгого отдыха Достоевский почувствовал себя заново рожденным. Ожидание скорой встречи и любовь вели его в Париж, но судьба опять посмеялась над ним.
   Аполлинария, его Поля, больше не любила его. В отсутствие Достоевского она познакомилась со студентом-медиком испанского происхождения, Сальвадором. Неожиданно вспыхнули ее чувства к нему, но студент скоро начал ее избегать, а затем бросил.
   Это был оглушительный удар для Фёдора Михайловича. Он не уехал, а остался путешествовать вместе с Сусловой, так как она его не гнала, но и не подпускала тоже. Их отношения представляли собой видимость дружбы, но на самом деле являлись какой-то изощренной формой издевательства.
   6 сентября 1863 года они приехали в Баден-Баден. Там, в игорных залах, у рулетки он оставил все наличные деньги в течение двух дней. В Россию полетело письмо с просьбой о 100 рублях из тех денег, которые он выслал жене. Они боялись, что их выгонят из отеля, платить было нечем. В ожидании денег Достоевский заложил свои часы, а Аполлинария – кольцо. Он продолжал эту мучительную поездку по Европе то, скучая и тоскуя, то испытывая тревогу за состояние Марьи Дмитриевны. Он писал брату из Турина: «Искать счастье, бросив все, даже то, чему мог быть полезным, – эгоизм, и эта мысль отравляет теперь мое счастье – если только есть оно в самом деле». В другом письме опять просьба выслать денег, оно адресовано Стахову. Путешествие подходило к концу, но эти странные отношения между Достоевским и Аполлинарией еще продолжались. Через много лет Розанов спросил Суслову в личной беседе, почему она разошлась с Достоевским. Она сказала:
   – Потому что он не хотел развестись со своей женой, чахоточной, так как она умирала.
   – Так ведь она умирала.
   – Да. Умирала. Через полгода умерла. Но я его уже разлюбила.
   – Почему разлюбили?
   – Потому что не хотел развестись... Я же ему отдалась, любя, не спрашивая, не рассчитывая, и он должен был так же поступить. Он не поступил, и я его кинула.
   Этот ответ, возможно, проливает свет на вопрос, почему Суслова терпела около себя Достоевского после ее измены и даже хотела, чтобы он сопровождал ее в путешествиях. В первую пору их взаимоотношений она чувствовала себя оскорбленной тем, что ей в жизни писателя было отведено слишком скромное место, теперь, когда она видела Достоевского у своих ног, подвластного и несчастного, ее эгоизм и гордыня, жестокость и деспотизм получали мрачное удовлетворение, ее неженское начало торжествовало. Это никому не принесло счастья. Об этой ситуации говорит писатель словами героя «Игрока»: «Все это она удивительно понимает, и мысль о том, что я вполне верно и отчетливо сознаю всю ее недоступность для меня, всю невозможность для меня исполнения моих фантазий, – эта мысль, я уверен, доставляет ей чрезвычайное наслаждение, иначе могла ли бы она, осторожная и умная, быть со мной в таких короткостях и откровенностях».
   Фёдор Михайлович застал жену во Владимире в очень тяжелом состоянии и перевез ее в Москву. Ей было необходимо обеспечить уход в эти последние тяжелейшие месяцы ее жизни. Фёдору Михайловичу досталось небольшое наследство, это как-то позволяло существовать. Он ухаживал за умирающей Марьей Дмитриевной, писал «Игрока» и статьи в журналы. Атмосфера этих месяцев была чрезвычайно тяжелой. У писателя участились припадки, после которых он не мог ничего делать по несколько дней.
   Достоевский тяжело переживал смерть жены, последовавшую 15 апреля 1864 года. Он писал: «Когда она умерла – я хоть мучился, видя весь год, как она умирает, хоть и ценил и мучительно чувствовал, что я хороню с нею, – но никак не мог вообразить, до какой степени стало больно и пусто в моей жизни, когда ее засыпали землею. И вот уж год, а чувство все то же, не уменьшается».
   Во многих произведениях писателя в чертах характера героинь узнаются черты Марьи Дмитриевны, этой женщины с внутренним жаром, порывистой и болезненно хрупкой.
   Достоевский опять оказался на самом дне очередного жизненного кризиса. Морально он был разбит смертью жены, разлукой с Аполлинарией, смертью брата Михаила, случившейся тремя месяцами позже. Он жил в Петербурге с приемным сыном Пашей, наглым и непорядочным молодым человеком. Многочисленная семья брата была теперь под опекой Достаевского. Считалось, что теперь материальные заботы о ней должны лечь на плечи Фёдора Михайловича. Другой брат, Николай, сильно пил и постоянно обращался к нему за помощью. Из-за ошибок и по нечистоплотности некоторых кредиторов писатель выдал часть векселей по уже уплаченным долгам брата. Дела с журналом затормозились. Из-за плохого здоровья, подавленности, одиночества у писателя не было сил. Надо было искать выход. Одно время Михаилу Фёдоровичу казалось, что его спасет женитьба на хорошей девушке из дворянской семьи, Анне Корвин-Круковской, но из этого ничего не вышло, они расстались.
   Выход Достоевский нашел неожиданный, это был шаг отчаяния. Летом 1865 года он с небольшой одолженной суммой денег выехал за границу, к игорным залам рулетки, в надежде увидеть Аполлинарию. Все было как в каком-то диком сне. Борьба за его любовь была безнадежна: на предложение выйти за него замуж Суслова ответила грубостью и презрением. Достоевскому оставалось только одно: игра должна была помочь ему забыться и дать финансовую свободу.
   Шарик вращался, красное – черное, чет – нечет. Боль и отчаяние, надежду и спасение, «да» и «нет» нес он в конечном своем движении. Достоевскому выпадало «нет».
   Проиграны были все деньги, и свои, и Аполлинарии. Она уехала. Все вещи он заложил. В отеле в долг обед не дали. Наступил реальный голод. В темноте (свечи стоили денег) он изнывал от стыда и отчаяния. Одна надежда была на помощь из России. Он обращался с просьбами спасти его к Врангелю, Тургеневу, Милюкову, Герцену, к некоторым издателям с предложением выслать ему аванс под будущий роман («Преступление и наказание»). По ряду несчастливых совпадений смог откликнуться только Тургенев. Наконец в этих крайне стесненных обстоятельствах Достоевский получил сумму в 50 талеров, хотя просил 100. Тургенев, светский лев, барин, мог позволить себе не задумываясь израсходовать тысячи, для него это не представляло затруднения. Спустя 10 лет Достоевский вернул долг, но Тургенев стал настаивать, что тот должен ему не 50, а 100 талеров! Фёдор Михайлович страшно обиделся, стал приводить документальные доказательства своей правоты, Тургенев не соглашался, в конце концов это привело к окончательному разрыву в отношениях писателей, которые и так всегда были прохладными. Купил билет домой и другую помощь оказал Достоевскому православный священник Иоан Янышев.
   В Петербурге Фёдор Михайлович немедленно сел за роман «Преступление и наказание», как-то отбиваясь от кредиторов, грозящих судом и тюрьмой. Припадки повторялись каждые 5 дней, не давая работать. Особенность ситуации заключалась в том, что год назад Фёдором Михайловичем и издателем Стелловским был подписан контракт, по которому всего за 3 тыс. рублей Достоевский отдал право на издание трех томов своих произведений. Причем Достоевский к 1 ноября 1866 года обязывался принести издателю 12 печатных листов нового романа, иначе писатель должен был выплатить неустойку и терял на 9 лет все права на эти тома. Со стороны Стелловского это было если не мошенничество, то хитро рассчитанная авантюра, он знал, что автор должен писать очередной роман для печати в журнал и не успеет написать второй роман к сроку. Хитрый издатель предварительно скупил все векселя Достоевского, на их погашение и был истрачен почти весь аванс от контракта.
   Мужество, решительность и большая удача не только спасли писателя от этой ловушки, но и, как выяснилось позже, привели его к долгожданному умиротворению, счастью и к исцелению, казалось, неизлечимого заболевания эпилепсией.
   «Я хочу сделать небывалую и эксцентрическую вещь, написать в 4 месяца 30 печатных листов в двух разных романах, из которых один буду писать утром, а другой вечером, и кончить к сроку... Я убежден, что ни единый из литераторов наших, бывших и живущих, не писал под такими условиями, под которыми я постоянно пишу, Тургенев бы умер от одной мысли».
   Этот свой план Достоевский смог осуществить благодаря помощи стенографистки Анны Григорьевны Сниткиной. Когда Достоевский диктовал девушке «Игрока», она и не предполагала, что вся столь блистательно описываемая психология человека, погруженного в азарт игры, в полубезумную зависимость от этой губительной страсти, не плод писательского воображения, а непосредственно пережитый собственный опыт Достоевского. Это была та драма чувств и положений, с которой ей еще предстояло соприкоснуться не в романе, а в дальнейшей своей жизни.
   За рекордное время в 26 дней им удалось записать роман «Игрок», параллельно Фёдор Михайлович закончил «Преступление и наказание». Не помогла издателю Стелловскому уловка с отъездом на момент срока сдачи романа: Достоевский вручил его через полицию.
   Благодаря этой сложной ситуации писатель познакомился со своей будущей женой, скромной и веселой девушкой. Ей было 20, ему – 44. Их свадьба состоялась 15 февраля 1867 года. Анна Григорьевна посвятила свою жизнь мужу и детям. В ней Фёдор Михайлович нашел своего ангела-хранителя, любимую жену, добрую мать его детей, а в дальнейшем и секретаря, распорядителя, взявшего на себя переговоры с кредиторами и хозяйство. Ей удалось постепенно привести в порядок финансовые и организационные дела семьи. Не все в их совместной жизни было гладко, они похоронили первого ребенка – дочь, а позже у них умер сын. Характер пожилого Достоевского отнюдь не стал менее раздражительным, но Анна Григорьевна умела предупреждать и успокаивать всякое недовольство супруга. Во многом этот брак напоминал отношения отца и матери писателя, наверное, в том и был секрет этого в общем благополучного брака.
   Вскоре после свадьбы Достоевские отправились в долгое путешествие за границу, длившееся 4 года. Жизнь вошла в относительно спокойное русло, шла размеренно при очень скромном семейном бюджете. Порой они испытывали нужду, так как деньги от изданий работ писателя не задерживались. В этих случаях их выручала мать Анны Григорьевны.
   Но однажды, переживая период стесненного материального положения, Фёдор Михайлович заговорил об игре в рулетку как о возможном способе быстро поправить их финансовые дела. (Тогда жене еще не была известна вся глубина этой разрушительной страсти Достоевского.) Он отправился в Гамбург, где можно было найти казино. Там произошла история, в точности совпадающая с историей, описанной в приведенном выше отрывке из «Игрока»: Достоевский сначала выигрывал, затем потерял абсолютно все, так что нечем было расплатиться за обслуживание в отеле, не на что купить обратный билет. Когда Анна Григорьевна получила это известие, она тут же собрала все имеющиеся деньги и отправила их в Гамбург. Что с этими деньгами сделал Достоевский? Он бросился в игорные залы и тут же все проиграл. В следующем письме он пишет умоляющим тоном: «Аня, ангел мой, единственное мое счастье и радость, простишь ли ты меня за все и все мучения и волнения, которые я заставил тебя испытать? О, как ты мне нужна!.. Будешь ли ты меня уважать? Ведь этим весь брак наш поколебался... Часы считаю, прости меня, ангел мой, прости, сердце мое». Прошло несколько часов, и в Дрезден пришло еще одно письмо: «Обнимаю тебя, сокровище, крепко, целую бессчетно, люби меня, будь женой, прости, не помни зла, ведь нам всю жизнь прожить вместе».