Страница:
В целом же общепринятая биография ван Рейна примерно такова: «Рембрандт Харменс ван Рейн родился в бедной крестьянской семье, проживавшей на территории Голландии. Он не получил никакого образования, но от природы был наделен гениальным даром художника и очень быстро завоевал популярность на территории всех Соединенных Провинций.
Поселившись в Амстердаме, он женился на красивой и богатой девушке по имени Саския (причем исключительно по любви, а не по расчету). В это время он стал богат и знаменит.
Но счастье его не длилось слишком долго. После грандиозного провала его картины «Ночной дозор», которую ему заказали несколько очень состоятельных и именитых бюргеров (картина им не понравилась, поскольку вместо обычного группового портрета Рембрандт создал гениальное полотно, что заказчики – люди от искусства безмерно далекие – не оценили), популярность его резко сошла на нет. Вскоре умирает и Саския, которую художник нежно и беззаветно любил, «Ночной дозор» помещают пылиться в чулан, а самого Рембрандта постигает полное финансовое разорение.
Заказов у него больше нет, и, проживая в нищете, он пишет только для собственного удовольствия, и то только тогда, когда удается выклянчить холст и краски. Утешением ему служат единственный сын Титус и экономка Хендрикье, которых он опять же пережил.
Надломленный и одряхлевший Рембрандт умирает в возрасте 63 лет».
Вот в таком виде и принято подавать публике биографию Рембрандта. Некоторые ее моменты, конечно, правдивы, но в целом эта биография – полнейшая чушь, появлению которой мы обязаны Голливуду. Именно там в 1936 году был создан фильм «Рембрандт», главную роль в котором гениально исполнил замечательный американский актер Чарльз Лоутон.
Несмотря на давность создания картины, она все еще имеет определенный успех на экране и регулярно демонстрируется в США. Многие зрители, в том числе и достаточно серьезные исследователи, были очарованы замечательной игрой Лоутона, в жизни, кстати, большого знатока живописи, и приняли историю, изложенную в фильме, за чистую правду. А фильм-то был художественный, отчего в нем вполне допустимо вольное изложение событий.
На самом деле Рембрандт родился в весьма зажиточной семье мельника из города Лейдена – второго по размерам после Амстердама в Нидерландах. В 9 (по другим данным – в 7) лет родители отдали его на обучение в латинскую школу, где он получил хорошее образование. В курс программы школы входило обязательное изучение таких авторов, как Цицерон, Теренций, Вергилий, Овидий, Гораций, Цезарь, Саллюст, Ливий и Эзоп.
Общение в стенах сего почтенного заведения шло исключительно на «божественной» латыни, и для юного ван Рейна стало более привычно слышать латинизированную форму своего имени – Рембрандтус Харменсис Лейденсис (Рембрандт, сын Хармена из Лейдена), чем и объясняется появление на его ранних работах подписи в виде монограммы из букв «RHL».
Рембрандт был прилежным учеником, что видно и из его творчества. Картины ван Рейна, посвященные мифологическим и историческим событиям, весьма достоверны и показывают глубокое знание им текстов, на основе которых писались его полотна.
Основной задачей латинской школы была подготовка недорослей к поступлению в знаменитый Лейденский университет, являвшийся в то время одним из лучших в Европе. И Рембрандт поступил в него по окончании школы! Хорош неуч...
Правда, проучился он в университете недолго, оставив его буквально через пару месяцев. Но причиной тому была отнюдь не его неуспеваемость (учился Рембрандт отменно), просто к тому времени он уже полностью решил посвятить себя искусству.
Отец его против такого жизненного пути своего сына не возражал, видимо решив, что для продолжения бюргерских традиций рода у него есть еще восемь детей, а если его семья даст миру прекрасного художника, то это будет совсем неплохо, тем более, что талант у сына явно есть и прокормить себя живописью он наверняка сможет, а возможно, и прославит фамилию. Не лишен, видимо, был старший ван Рейн некоторого тщеславия.
Тут надо дать небольшую зарисовку Нидерландов того времени. Недавно освободившаяся от власти Испании страна, несмотря на сильную децентрализацию в управлении, а может, и благодаря ей, переживала бурный экономический рост. Ее купцы и моряки вытеснили на второе место такого гегемона на морских просторах и торговых путях, как Англия, которая в промышленном и военно-морском отношении была одной из сильнейших в мире.
При этом голландцы, народ не очень эстетствующий и относящийся к жизни достаточно просто (бытовало тогда такое выражение: «Жизнь нужна для того чтобы жить, пиво – чтобы его пить, а картины – чтоб на них любоваться»), имели привычку украшать свои жилища и общественные места картинами. Как писал в своих воспоминаниях о Нидерландах известный английский путешественник Питер Мунди: «Что же до искусства живописи и пристрастия людей к картинам, я полагаю, что сия страна является непревзойденной в оном ремесле и наделена множеством выдающихся мастеров, среди коих ныне здравствующие, таковые, как Рембрандт и т. д. Все без исключения стремятся украсить свои жилища, особливо прихожие и гостиные, ценными произведениями. Мясники и пекари в своих лавках отнюдь не уступают иным прочим, выгодно выставляя полотна, а еще неоднократно бывает, что кузнецы, сапожники и т. д. вешают ту или иную картину рядом со своим горном либо в своей мастерской...» Видимо, этот практичный народ полагал, что когда в доме красиво и уютно, то и жить в нем гораздо приятнее. Таким образом, ремесло художника в Нидерландах приравнивалось ко вполне почетной и уважаемой работе ремесленника. Ну а хороший ремесленник всегда сможет себя и свою семью накормить, одеть и обуть.
Итак, оставив учебу в университете, Рембрандт приступил к изучению ремесла художника. Кто был его первым учителем, неизвестно. Однако он обучил юного художника азам живописи, отчего очень обидно, что имя человека, преподавшего ван Рейну азы мастерства, под чьим руководством начал проявляться талант Рембрандта, ныне предано полнейшему забвению.
Вторым его учителем стал Якоб ван Сваненбург из Лейдена. Это был крепкий, хотя и лишенный «искры божьей» мастер, специализировавшийся на изображении архитектурных пейзажей и геенны огненной. Как и многие голландские художники XVII века, ван Сваненбург учился своему ремеслу в Италии, однако отсутствие таланта не позволило ему достичь высот в живописи. Впрочем, это не мешало ему быть покупаемым (как уже упоминалось выше, голландцы ценили не шедевры, а просто приятные для глаза картины).
За 3 года, что Рембрандт провел у него в учениках, ван Сваненбург обучил его основам рисунка, гравюры и живописи, попутно привив стойкую неприязнь к сфере своей специализации. Действительно, несмотря на то что Рембрандт оставил нам поистине обширное культурное наследство, среди его работ нет ни одного изображения геенны огненной или архитектурного пейзажа. Нет, строения, как отдельные, так и их группы, безусловно, появлялись на его полотнах, но только в качестве фона.
Уже к 17 или 18 годам Рембрандт научился у ван Сваненбурга всему, что только тот мог ему дать. При этом он проявил столь выдающиеся задатки живописца, что его отец окончательно уверился в правильности своего решения поддержать сына на пути служения музам. Старший ван Рейн был, по-видимому, крайне доволен успехами своего отпрыска, поскольку отправил его на учебу в Амстердам, к знаменитому своими картинами на историческую тематику художнику Питеру Ластману.
Тот, так же как и ван Сваненбург, учился в Италии, однако был гораздо более талантлив, чем предыдущий учитель Рембрандта. Учился Ластман у Караваджо и проживавшего в Риме немецкого живописца Эльсхеймера, переняв у них новый по тем временам прием – игру светотени, создававшую ощущение таинственной глубины в затемненной части картины. Таким образом, никогда в жизни не покидавший пределов Соединенных Провинций Рембрандт косвенно являлся учеником этих двух признанных мастеров.
Период ученичества ван Рейна у Ластмана надолго не затянулся. Уже через полгода Рембрандт не только освоил работу со светотенью, но и превзошел в этой области своего учителя. Вообще, Ластман оказал сильное влияние на его ранние произведения. Именно у него Ван Рейн перенял манеру использовать для своих картин яркие, глянцевитые краски, именно у Ластмана он позаимствовал театральность поз натурщиков. И вероятнее всего, именно влиянием Ластмана объясняется тот факт, что Рембрандт стал писать картины на исторические и библейские темы, хотя популярностью в Голландии они не пользовались.
Конечно, эти темы считались наиболее благородными, однако же коммерческая их ценность была невелика. В среде бюргерства предпочитали картины на бытовые темы, портреты и пейзажи. Однако факт остается фактом – около 19 лет от роду Рембрандт вернулся в Лейден, где открыл собственную мастерскую и начал творить именно на религиозно-историческую тематику. Заказные же портреты он стал писать только 6 лет спустя, а за пейзажи принялся, когда ему уже миновало 40. Кстати, секретарь принца Орлеанского, посетивший в те годы его мастерскую и увидевший картину Рембрандта «Иуда возвращает тридцать серебреников», с восторгом писал: «...никакому Протогену, никакому Апеллесу никогда не удавалось и не удалось бы, вернись они на землю, сотворить то, что какой-то голландский мальчишка... у которого и борода-то еще не растет, смог выразить в человеческом лице».
Лейден тогда был городом оживленным. Конечно, он уступал Амстердаму в размерах, но только ему. Архитектура его была типично голландской: высокие дома с узкими фасадами, остроконечными крышами и ярко раскрашенными ставнями вытянулись рядами вдоль улиц и каналов. Гостей города удивляла поразительная даже для Голландии чистота и опрятность города и удивительным образом контрастирующее с ней ужасающее зловоние, исходившее от застойных вод лейденских каналов, где гнили отбросы и нечистоты. А над всем этим, на холме, возвышались руины замка, который когда-то дал начало и название поселению, где вырос Лейден.
Помещение мастерской Рембрандт снимал вместе с другим талантливым художником, Яном Ливенсом. Творили свои шедевры в одном помещении, иногда даже внося исправления в картины друг друга. Взаимопроникновение их было настолько глубоким, что даже опытнейшие мастера часто не могут отличить раннего Рембрандта от раннего Ливенса.
В Лейдене у Ван Рейна было несколько учеников, однако сколько-нибудь хорошим художником из всех них стал только Геррит Дау, который пошел в ученичество к 20-летнему Рембрандту будучи едва 15 лет от роду. Он быстро усвоил стиль ранних миниатюрных картин своего учителя, но того мастерства, что было у Рембрандта, так и не достиг.
Впрочем, он впоследствии стал очень модным художником, и современники часто платили за его картины больше, чем за картины его учителя. Это был очень скрупулезный в прорисовке деталей мастер. Однажды, когда его похвалили за мастерство в изображении метлы размером с ноготь, Дау возразил, что метла еще не закончена: ему предстоит еще три дня потратить на ее отделку.
Рембрандт, в отличие от Дау и многих других художников того времени, работал не только маслом. Он создал множество рисунков и гравюр, оставаясь талантливым и в этих областях. И если юношей, едва закончив обучение, он был всего лишь талантливым художником, которых тогда в Голландии было 13 на дюжину, через какие-то 5 лет он уже перерос всех своих коллег и в профессиональном росте не останавливался до самой смерти. Где-то в 1631–1632 годах Рембрандт перебрался в Амстердам, который был тогда ведущим портовым городом Северной Европы. Это, как теперь говорят, был город больших возможностей. По отзыву бывавшего там французского философа Рене Декарта, «всякий так поглощен извлечением собственной выгоды, что я мог провести там целый век, оставаясь не замеченным ни одной живой душой».
Приехав в Амстердам, Рембрандт обратился к написанию портретов. Спрос на его работы был столь велик, что желающие получить свое изображение кисти ван Рейна записывались в очередь. А ведь ему приходилось соревноваться с такими знаменитыми мастерами портретной живописи того времени, как Томас де Кейзер и Николас Элиас.
Жил Рембрандт в тот период в доме художника и торговца по имени Хендрик ван Эйленбург, с которым заключил договор о совместной деятельности. Домовладелец его зарабатывал на жизнь тем, что содержал так называемую академию, фактически являвшуюся художественно-промышленной мануфактурой, где молодые и никому не известные художники набивали руку и кошелек тем, что писали копии продаваемых ван Эйленбургом картин.
Конечно, Рембрандт уже был слишком хорошим и известным художником, чтобы зарабатывать на жизнь таким образом. Правда, суть услуг, которые он оказывал ван Эйленбургу, до сих пор не известна, да и вряд ли когда-нибудь прояснится, но что известно доподлинно, так это то, что картины Рембрандта поступали на «художественную фабрику» его домовладельца, откуда их копии шли в провинцию.
Конечно, люди знали о том, что покупают копии, однако в более позднее время эти «художества» стали серьезной головной болью для искусствоведов. И по сей день многие обладатели изготовленных на «фабрике» ван Эйленбурга копий считают себя счастливыми владельцами подлинных произведений Рембрандта.
1632 год стал для Рембрандта триумфальным. Гильдия медиков заказала ему групповой портрет, который не только был исполнен им с высочайшим мастерством, но и сломал все каноны написания таких произведений.
Групповой портрет – изобретение чисто голландское. Возник он исключительно благодаря стремлению предводителей гильдий, благотворительных обществ, ополчений и прочих организаций украсить стены залов своих собраний собственными изображениями. Обыкновенно для таких портретов позировало не менее 6 человек, и художественная ценность картин, как и расположение заказчиков в композиции, была примерно такой же, как на современных групповых фотографиях.
«Урок анатомии доктора Тульпа» был совершенно иным. Рембрандт обратился при написании этого полотна к пирамидальной композиции. Восемь членов гильдии, а изображены они, видимо, были очень похоже, судя по восторженным отзывам на картину, наблюдают за важным событием: вскрытием трупа недавно повешенного преступника знаменитым голландским врачом доктором Тульпом. Расставлены они при этом отнюдь не в произвольном порядке, чем и объясняется целостность композиции, добиться которой не могли предшественники Рембрандта.
Успех картины был оглушительным. Рембрандт, который и до этого не мог пожаловаться на недостаток клиентов, теперь просто физически не успевал писать портреты всех желающих. В 1630-х годах он написал не менее 65 портретов, и вполне вероятно, что немало работ, выполненных в это же десятилетие, просто-напросто утрачено. Изредка Рембрандт иллюстрировал и книги, написанные его друзьями.
Зарабатывал Рембрандт в этот период очень хорошо. Мог бы и больше, конечно, но несмотря на то, что основу его доходов составляла портретная живопись, он не оставлял и других направлений своей творческой деятельности. Ван Рейн по-прежнему писал полотна на библейские и мифологические сюжеты, пробовал силы в пейзаже. Кроме того, он создавал некоммерческие картины – такие, как автопортреты, к которым питал определенную слабость (автопортреты Рембрандт начал писать еще в юности; практикуясь перед зеркалом, он просто добивался мастерства в отображении мимики), и портреты неизвестных людей, чем-либо привлекших его внимание. Многие из работ того периода отражают чрезвычайно приподнятое состояние его духа, и отыскать причину тому совсем нетрудно.
Где-то в 1632 году он познакомился с осиротевшей кузиной ван Эйленбурга, Саскией, и тогда же начал за ней ухаживать. В том же году он создал ее первый портрет. Тогда ему было 26 лет, а ей – 20.
Это была красивая, но несколько засидевшаяся в девках барышня. Богатая наследница, дочь бургомистра фрисландского города Лейвардена, Саския была завидной партией, однако жертвовать своей свободой ради разнообразных ухажеров отнюдь не торопилась. Рембрандту же довольно быстро удалось произвести на нее впечатление, и 5 июня 1633 года была объявлена помолвка.
А несколько дней спустя Рембрандт выполнил изысканный портрет девушки серебряным карандашом. При создании рисунков этим инструментом, представляющим собой обычное серебряное стило, на специально подготовленную поверхность, а в случае с рисунком Саскии это был тонкий лист пергамента, наносятся линии и штрихи, собственно любой рисунок и составляющие. При этом стереть их уже нельзя, так что любая ошибка художника ведет к порче его творения. Рембрандт не допустил ни единого огреха, создав замечательный портрет своей невесты.
Трудно сказать, любил ли он ее по-настоящему. Вероятно, да. По крайней мере он часто и охотно изображал ее на своих картинах.
Рембрандт Харменс ван Рейн и Саския ван Эйленбург обвенчались в 1634 году. Пользуясь своими связями, Саския ввела супруга в высшее общество Нидерландов, куда до этого Рембрандту путь был заказан. Его работы пользовались все большим спросом, а творчество достигло наивысшего накала, какого ни до, ни после супружеской жизни с Саскией у него не было. Он творил неистово, яростно, вдохновенно.
Именно на этот период приходится основная часть покупок в его коллекцию, на что, между прочим, ушли просто бешеные деньги.
Да, Рембрандт был коллекционером, и эта страсть проявилась у него еще в Лейдене. Однако коллекционировал он не разные безделушки, хотя и милые, но в хозяйстве совершенно бесполезные. Нет, он собирал коллекцию реквизита для написания картин. Рембрандта очаровывали красочные восточные одеяния, роскошные ткани, драгоценности и различные диковинки, которые привозили домой голландские мореходы. Его биограф Бальдинуччи писал: «Он частенько бывал на открытых распродажах и аукционах, где покупал старомодные и поношенные одеяния, если таковые казались ему диковинными и живописными, и хотя порой оные оказывались невероятно грязными, он развешивал их по стенам своей студии среди очаровательных безделушек, обладание коими также доставляло ему изрядное удовольствие. Это было всяческого рода старинное и современное оружие – стрелы, алебарды, кинжалы, сабли, ножи – и бесчисленное множество изысканных рисунков, гравюр, медалей и всяческих вещей, каковые, по его мнению, могли когда-либо пригодиться художнику».
Тот же Бальдинуччи писал и о том, что, появляясь на аукционах, где, собственно, Рембрандт и закупал предметы своей коллекции, он «с самого начала так взвинчивал ставки, что никто другой и не пытался их перебить; а еще он говорил, что поступает подобным образом, дабы подчеркнуть достоинство своего ремесла».
При этом, даже находясь на вершине славы, Рембрандт был человеком глубоко религиозным. Выражалось это, правда, не в огромных суммах, жертвуемых на «прощение грехов», и не в постоянном битье поклонов перед ликами святых. Нет, пословица про дурака, которого заставили Богу молиться, к нему никак не подходит. Его вера была не пассивной, а активной. Эта его жизненная позиция, его отношение к тому, как следует вести себя христианину, лучше всего нашли отражение в гравюре Рембрандта «Великодушный самаритянин».
Произведение это, созданное ван Рейном в 1633 году, современников попросту шокировало, да и сейчас на многих оказывает неприятное впечатление. А ведь Рембрандт вложил в него глубокий философский смысл.
На гравюре была изображена следующая библейская сцена: пострадавшего путника снимают с коня перед таверной, в которую привез его самаритянин. В самом центре композиции находится несколько неуклюжих, неприятных зевак, а на передний план Рембрандт поместил такое, что себе и современные-то художники редко позволяют, – собаку, присевшую, чтобы справить естественную надобность. Экая мерзость, не правда ли?
Неправда. Гравюрой своей ван Рейн хотел показать, что, конечно, замечателен поступок самаритянина, помогшего путнику, хотя, исходя из заповеди «Возлюби ближнего своего, как самого себя», это его прямая обязанность. Но, ко всему прочему, если Бог дал людям тела, отнюдь не являющиеся образцом античной красоты, не человеку судить об этом, не ему чураться этого решения. А уж если Бог создал бродячих псов, дав им ту же способность справлять свои естественные потребности, что и всем живым существам, включая королей, епископов и самого папу римского, то не человеку же осуждать это. Христианин должен с почтением относиться ко всему сущему, даже если порой оно внушает ему отвращение. Так, по крайней мере, расшифровывают смысл «Великодушного самаритянина» искусствоведы.
Во время создания «Великодушного самаритянина» Рембрандт одновременно работал над серией полотен, посвященных Страстям Господним, заказанных для оформления дворца принца Фредерика Генриха Оранского, главы Соединенных Провинций. Это весьма важное поручение скорее всего было добыто для мастера секретарем принца и горячим поклонником творчества Рембрандта Константином Гюйгенсом. К 1633 году художник завершил два полотна – «Возведение креста» и «Снятие с креста». Позднее были заказаны «Положение во гроб», «Воскресение» и «Вознесение», над которыми Рембрандт трудился до конца десятилетия.
В 1630-е Саския очень часто появлялась на картинах, гравюрах и рисунках Рембрандта, являвшихся как бы ее историей болезни. В первые годы брака это молодая и привлекательная девушка, но со временем становится ясно, что фрау ван Рейн гложет внутренний недуг. В 1635 году она родила Рембрандту сына Ромбарта, который прожил всего два месяца. В 1638 году и второй их ребенок, дочь Корнелия I, тоже умирает в младенчестве, равно как и третий – Корнелия II, в 1640 году. По всей вероятности, именно во время недолгой жизни Корнелии I Рембрандт и нарисовал трогательный портрет Саскии с ребенком на коленях. Хотя ей в ту пору исполнилось только 26 лет, на рисунке она выглядит вдвое старше, а на лице ее явно видны следы усталости и отчаяния.
Но, несмотря на болезнь жены и смерть детей, картины Рембрандта не стали ни печальными, ни меланхоличными, да и вкуса к жизни на широкую ногу он не утратил. В 1639 году он, как бы желая показать всем, что художник, слуга муз, ничем не уступает всяким там зажиточным купцам и знатным нобилям, приобрел за огромный заклад прекрасный дом в Еврейском квартале Амстердама, на улице Анто-Нисбрестрат. В настоящее время этот дом стал музеем Рембрандта. В его фасад были внесены некоторые поправки, на нем был надстроен еще этаж, но то, что это было очень капитальное вложение денег и дом был весьма солидным зданием даже в 1639 году, сомнений ни у кого не вызывает.
Впрочем, что касается денег, следует заметить, что Рембрандт до них жаден не был. Безусловно, он питал к ним, вернее, к тому, что на них можно купить, вполне здоровый человеческий интерес. Он тратил их на красивую одежду и драгоценности для жены и себя, любил вкусно покушать, предпочитал хорошее вино, в общем, стремился жить весело и вольготно. В то же время многие его сограждане делали накопление денег самоцелью. Им не важно было, что они могут на них приобрести. Деньги, деньги, деньги! Вот что им было нужно. Потратить же их... Как выразился раджа в сказке «Золотая антилопа»: «Свои таньга я никому не отдаю».
Посол Великобритании в Нидерландах сэр Уильям Темпл писал, что здесь «встречаются приятные молодые щеголи, но нет неистовых влюбленных». По его отзыву, голландские бюргеры предпочитали отвлекаться от текущих проблем в тавернах, а не в постели. Супружеские пары быстро становились холодными деловыми партнерами. Жены растрачивали невостребованную энергию в частых, фанатичных домашних уборках, пока мужья добывали золото. Рембрандта такая жизнь, если это можно назвать жизнью, совершенно не устраивала. Он любил женщин вообще и свою жену в частности, без тесного общения с противоположным полом он себя просто не мыслил. Нетипичный он был голландец.
В конце 30 – начале 40-х годов XVII века у Рембрандта было так много учеников, что для занятий с ними он арендовал пакгауз. Ученики работали в небольших комнатках, а ван Рейн переходил от одного к другому, делая замечания и внося поправки. Однажды во время таких занятий произошел презабавнейший инцидент, описанный одним из биографов Рембрандта, Xаубракеном.
Случилось вот что. В одной из комнаток молодой ученик Рембрандта (имя его до нас история не донесла) рисовал с обнаженной натуры, и «поскольку молодые люди, особливо если их много вместе, порой впадают во грех, так вышло и тут... Сие пробудило любопытство остальных, каковые в одних носках, дабы не быть услышанными, по очереди подглядывали сквозь отверстие в стене, проделанное ради оказии. А случилось так, что в тот знойный день и художник, и натурщица были совершенно наги. Зрители сей комедии без труда могли внимать веселым шуточкам и словечкам, коими обменивались оные двое. В сей же час подошел и Рембрандт, дабы поглядеть, чем заняты его ученики, и, по своему обычаю, дать им наставления одному за другим. Так вот он и дошел до комнаты, где двое обнаженных сидели бок о бок».
Поселившись в Амстердаме, он женился на красивой и богатой девушке по имени Саския (причем исключительно по любви, а не по расчету). В это время он стал богат и знаменит.
Но счастье его не длилось слишком долго. После грандиозного провала его картины «Ночной дозор», которую ему заказали несколько очень состоятельных и именитых бюргеров (картина им не понравилась, поскольку вместо обычного группового портрета Рембрандт создал гениальное полотно, что заказчики – люди от искусства безмерно далекие – не оценили), популярность его резко сошла на нет. Вскоре умирает и Саския, которую художник нежно и беззаветно любил, «Ночной дозор» помещают пылиться в чулан, а самого Рембрандта постигает полное финансовое разорение.
Заказов у него больше нет, и, проживая в нищете, он пишет только для собственного удовольствия, и то только тогда, когда удается выклянчить холст и краски. Утешением ему служат единственный сын Титус и экономка Хендрикье, которых он опять же пережил.
Надломленный и одряхлевший Рембрандт умирает в возрасте 63 лет».
Вот в таком виде и принято подавать публике биографию Рембрандта. Некоторые ее моменты, конечно, правдивы, но в целом эта биография – полнейшая чушь, появлению которой мы обязаны Голливуду. Именно там в 1936 году был создан фильм «Рембрандт», главную роль в котором гениально исполнил замечательный американский актер Чарльз Лоутон.
Несмотря на давность создания картины, она все еще имеет определенный успех на экране и регулярно демонстрируется в США. Многие зрители, в том числе и достаточно серьезные исследователи, были очарованы замечательной игрой Лоутона, в жизни, кстати, большого знатока живописи, и приняли историю, изложенную в фильме, за чистую правду. А фильм-то был художественный, отчего в нем вполне допустимо вольное изложение событий.
На самом деле Рембрандт родился в весьма зажиточной семье мельника из города Лейдена – второго по размерам после Амстердама в Нидерландах. В 9 (по другим данным – в 7) лет родители отдали его на обучение в латинскую школу, где он получил хорошее образование. В курс программы школы входило обязательное изучение таких авторов, как Цицерон, Теренций, Вергилий, Овидий, Гораций, Цезарь, Саллюст, Ливий и Эзоп.
Общение в стенах сего почтенного заведения шло исключительно на «божественной» латыни, и для юного ван Рейна стало более привычно слышать латинизированную форму своего имени – Рембрандтус Харменсис Лейденсис (Рембрандт, сын Хармена из Лейдена), чем и объясняется появление на его ранних работах подписи в виде монограммы из букв «RHL».
Рембрандт был прилежным учеником, что видно и из его творчества. Картины ван Рейна, посвященные мифологическим и историческим событиям, весьма достоверны и показывают глубокое знание им текстов, на основе которых писались его полотна.
Основной задачей латинской школы была подготовка недорослей к поступлению в знаменитый Лейденский университет, являвшийся в то время одним из лучших в Европе. И Рембрандт поступил в него по окончании школы! Хорош неуч...
Правда, проучился он в университете недолго, оставив его буквально через пару месяцев. Но причиной тому была отнюдь не его неуспеваемость (учился Рембрандт отменно), просто к тому времени он уже полностью решил посвятить себя искусству.
Отец его против такого жизненного пути своего сына не возражал, видимо решив, что для продолжения бюргерских традиций рода у него есть еще восемь детей, а если его семья даст миру прекрасного художника, то это будет совсем неплохо, тем более, что талант у сына явно есть и прокормить себя живописью он наверняка сможет, а возможно, и прославит фамилию. Не лишен, видимо, был старший ван Рейн некоторого тщеславия.
Тут надо дать небольшую зарисовку Нидерландов того времени. Недавно освободившаяся от власти Испании страна, несмотря на сильную децентрализацию в управлении, а может, и благодаря ей, переживала бурный экономический рост. Ее купцы и моряки вытеснили на второе место такого гегемона на морских просторах и торговых путях, как Англия, которая в промышленном и военно-морском отношении была одной из сильнейших в мире.
При этом голландцы, народ не очень эстетствующий и относящийся к жизни достаточно просто (бытовало тогда такое выражение: «Жизнь нужна для того чтобы жить, пиво – чтобы его пить, а картины – чтоб на них любоваться»), имели привычку украшать свои жилища и общественные места картинами. Как писал в своих воспоминаниях о Нидерландах известный английский путешественник Питер Мунди: «Что же до искусства живописи и пристрастия людей к картинам, я полагаю, что сия страна является непревзойденной в оном ремесле и наделена множеством выдающихся мастеров, среди коих ныне здравствующие, таковые, как Рембрандт и т. д. Все без исключения стремятся украсить свои жилища, особливо прихожие и гостиные, ценными произведениями. Мясники и пекари в своих лавках отнюдь не уступают иным прочим, выгодно выставляя полотна, а еще неоднократно бывает, что кузнецы, сапожники и т. д. вешают ту или иную картину рядом со своим горном либо в своей мастерской...» Видимо, этот практичный народ полагал, что когда в доме красиво и уютно, то и жить в нем гораздо приятнее. Таким образом, ремесло художника в Нидерландах приравнивалось ко вполне почетной и уважаемой работе ремесленника. Ну а хороший ремесленник всегда сможет себя и свою семью накормить, одеть и обуть.
Итак, оставив учебу в университете, Рембрандт приступил к изучению ремесла художника. Кто был его первым учителем, неизвестно. Однако он обучил юного художника азам живописи, отчего очень обидно, что имя человека, преподавшего ван Рейну азы мастерства, под чьим руководством начал проявляться талант Рембрандта, ныне предано полнейшему забвению.
Вторым его учителем стал Якоб ван Сваненбург из Лейдена. Это был крепкий, хотя и лишенный «искры божьей» мастер, специализировавшийся на изображении архитектурных пейзажей и геенны огненной. Как и многие голландские художники XVII века, ван Сваненбург учился своему ремеслу в Италии, однако отсутствие таланта не позволило ему достичь высот в живописи. Впрочем, это не мешало ему быть покупаемым (как уже упоминалось выше, голландцы ценили не шедевры, а просто приятные для глаза картины).
За 3 года, что Рембрандт провел у него в учениках, ван Сваненбург обучил его основам рисунка, гравюры и живописи, попутно привив стойкую неприязнь к сфере своей специализации. Действительно, несмотря на то что Рембрандт оставил нам поистине обширное культурное наследство, среди его работ нет ни одного изображения геенны огненной или архитектурного пейзажа. Нет, строения, как отдельные, так и их группы, безусловно, появлялись на его полотнах, но только в качестве фона.
Уже к 17 или 18 годам Рембрандт научился у ван Сваненбурга всему, что только тот мог ему дать. При этом он проявил столь выдающиеся задатки живописца, что его отец окончательно уверился в правильности своего решения поддержать сына на пути служения музам. Старший ван Рейн был, по-видимому, крайне доволен успехами своего отпрыска, поскольку отправил его на учебу в Амстердам, к знаменитому своими картинами на историческую тематику художнику Питеру Ластману.
Тот, так же как и ван Сваненбург, учился в Италии, однако был гораздо более талантлив, чем предыдущий учитель Рембрандта. Учился Ластман у Караваджо и проживавшего в Риме немецкого живописца Эльсхеймера, переняв у них новый по тем временам прием – игру светотени, создававшую ощущение таинственной глубины в затемненной части картины. Таким образом, никогда в жизни не покидавший пределов Соединенных Провинций Рембрандт косвенно являлся учеником этих двух признанных мастеров.
Период ученичества ван Рейна у Ластмана надолго не затянулся. Уже через полгода Рембрандт не только освоил работу со светотенью, но и превзошел в этой области своего учителя. Вообще, Ластман оказал сильное влияние на его ранние произведения. Именно у него Ван Рейн перенял манеру использовать для своих картин яркие, глянцевитые краски, именно у Ластмана он позаимствовал театральность поз натурщиков. И вероятнее всего, именно влиянием Ластмана объясняется тот факт, что Рембрандт стал писать картины на исторические и библейские темы, хотя популярностью в Голландии они не пользовались.
Конечно, эти темы считались наиболее благородными, однако же коммерческая их ценность была невелика. В среде бюргерства предпочитали картины на бытовые темы, портреты и пейзажи. Однако факт остается фактом – около 19 лет от роду Рембрандт вернулся в Лейден, где открыл собственную мастерскую и начал творить именно на религиозно-историческую тематику. Заказные же портреты он стал писать только 6 лет спустя, а за пейзажи принялся, когда ему уже миновало 40. Кстати, секретарь принца Орлеанского, посетивший в те годы его мастерскую и увидевший картину Рембрандта «Иуда возвращает тридцать серебреников», с восторгом писал: «...никакому Протогену, никакому Апеллесу никогда не удавалось и не удалось бы, вернись они на землю, сотворить то, что какой-то голландский мальчишка... у которого и борода-то еще не растет, смог выразить в человеческом лице».
Лейден тогда был городом оживленным. Конечно, он уступал Амстердаму в размерах, но только ему. Архитектура его была типично голландской: высокие дома с узкими фасадами, остроконечными крышами и ярко раскрашенными ставнями вытянулись рядами вдоль улиц и каналов. Гостей города удивляла поразительная даже для Голландии чистота и опрятность города и удивительным образом контрастирующее с ней ужасающее зловоние, исходившее от застойных вод лейденских каналов, где гнили отбросы и нечистоты. А над всем этим, на холме, возвышались руины замка, который когда-то дал начало и название поселению, где вырос Лейден.
Помещение мастерской Рембрандт снимал вместе с другим талантливым художником, Яном Ливенсом. Творили свои шедевры в одном помещении, иногда даже внося исправления в картины друг друга. Взаимопроникновение их было настолько глубоким, что даже опытнейшие мастера часто не могут отличить раннего Рембрандта от раннего Ливенса.
В Лейдене у Ван Рейна было несколько учеников, однако сколько-нибудь хорошим художником из всех них стал только Геррит Дау, который пошел в ученичество к 20-летнему Рембрандту будучи едва 15 лет от роду. Он быстро усвоил стиль ранних миниатюрных картин своего учителя, но того мастерства, что было у Рембрандта, так и не достиг.
Впрочем, он впоследствии стал очень модным художником, и современники часто платили за его картины больше, чем за картины его учителя. Это был очень скрупулезный в прорисовке деталей мастер. Однажды, когда его похвалили за мастерство в изображении метлы размером с ноготь, Дау возразил, что метла еще не закончена: ему предстоит еще три дня потратить на ее отделку.
Рембрандт, в отличие от Дау и многих других художников того времени, работал не только маслом. Он создал множество рисунков и гравюр, оставаясь талантливым и в этих областях. И если юношей, едва закончив обучение, он был всего лишь талантливым художником, которых тогда в Голландии было 13 на дюжину, через какие-то 5 лет он уже перерос всех своих коллег и в профессиональном росте не останавливался до самой смерти. Где-то в 1631–1632 годах Рембрандт перебрался в Амстердам, который был тогда ведущим портовым городом Северной Европы. Это, как теперь говорят, был город больших возможностей. По отзыву бывавшего там французского философа Рене Декарта, «всякий так поглощен извлечением собственной выгоды, что я мог провести там целый век, оставаясь не замеченным ни одной живой душой».
Приехав в Амстердам, Рембрандт обратился к написанию портретов. Спрос на его работы был столь велик, что желающие получить свое изображение кисти ван Рейна записывались в очередь. А ведь ему приходилось соревноваться с такими знаменитыми мастерами портретной живописи того времени, как Томас де Кейзер и Николас Элиас.
Жил Рембрандт в тот период в доме художника и торговца по имени Хендрик ван Эйленбург, с которым заключил договор о совместной деятельности. Домовладелец его зарабатывал на жизнь тем, что содержал так называемую академию, фактически являвшуюся художественно-промышленной мануфактурой, где молодые и никому не известные художники набивали руку и кошелек тем, что писали копии продаваемых ван Эйленбургом картин.
Конечно, Рембрандт уже был слишком хорошим и известным художником, чтобы зарабатывать на жизнь таким образом. Правда, суть услуг, которые он оказывал ван Эйленбургу, до сих пор не известна, да и вряд ли когда-нибудь прояснится, но что известно доподлинно, так это то, что картины Рембрандта поступали на «художественную фабрику» его домовладельца, откуда их копии шли в провинцию.
Конечно, люди знали о том, что покупают копии, однако в более позднее время эти «художества» стали серьезной головной болью для искусствоведов. И по сей день многие обладатели изготовленных на «фабрике» ван Эйленбурга копий считают себя счастливыми владельцами подлинных произведений Рембрандта.
1632 год стал для Рембрандта триумфальным. Гильдия медиков заказала ему групповой портрет, который не только был исполнен им с высочайшим мастерством, но и сломал все каноны написания таких произведений.
Групповой портрет – изобретение чисто голландское. Возник он исключительно благодаря стремлению предводителей гильдий, благотворительных обществ, ополчений и прочих организаций украсить стены залов своих собраний собственными изображениями. Обыкновенно для таких портретов позировало не менее 6 человек, и художественная ценность картин, как и расположение заказчиков в композиции, была примерно такой же, как на современных групповых фотографиях.
«Урок анатомии доктора Тульпа» был совершенно иным. Рембрандт обратился при написании этого полотна к пирамидальной композиции. Восемь членов гильдии, а изображены они, видимо, были очень похоже, судя по восторженным отзывам на картину, наблюдают за важным событием: вскрытием трупа недавно повешенного преступника знаменитым голландским врачом доктором Тульпом. Расставлены они при этом отнюдь не в произвольном порядке, чем и объясняется целостность композиции, добиться которой не могли предшественники Рембрандта.
Успех картины был оглушительным. Рембрандт, который и до этого не мог пожаловаться на недостаток клиентов, теперь просто физически не успевал писать портреты всех желающих. В 1630-х годах он написал не менее 65 портретов, и вполне вероятно, что немало работ, выполненных в это же десятилетие, просто-напросто утрачено. Изредка Рембрандт иллюстрировал и книги, написанные его друзьями.
Зарабатывал Рембрандт в этот период очень хорошо. Мог бы и больше, конечно, но несмотря на то, что основу его доходов составляла портретная живопись, он не оставлял и других направлений своей творческой деятельности. Ван Рейн по-прежнему писал полотна на библейские и мифологические сюжеты, пробовал силы в пейзаже. Кроме того, он создавал некоммерческие картины – такие, как автопортреты, к которым питал определенную слабость (автопортреты Рембрандт начал писать еще в юности; практикуясь перед зеркалом, он просто добивался мастерства в отображении мимики), и портреты неизвестных людей, чем-либо привлекших его внимание. Многие из работ того периода отражают чрезвычайно приподнятое состояние его духа, и отыскать причину тому совсем нетрудно.
Где-то в 1632 году он познакомился с осиротевшей кузиной ван Эйленбурга, Саскией, и тогда же начал за ней ухаживать. В том же году он создал ее первый портрет. Тогда ему было 26 лет, а ей – 20.
Это была красивая, но несколько засидевшаяся в девках барышня. Богатая наследница, дочь бургомистра фрисландского города Лейвардена, Саския была завидной партией, однако жертвовать своей свободой ради разнообразных ухажеров отнюдь не торопилась. Рембрандту же довольно быстро удалось произвести на нее впечатление, и 5 июня 1633 года была объявлена помолвка.
А несколько дней спустя Рембрандт выполнил изысканный портрет девушки серебряным карандашом. При создании рисунков этим инструментом, представляющим собой обычное серебряное стило, на специально подготовленную поверхность, а в случае с рисунком Саскии это был тонкий лист пергамента, наносятся линии и штрихи, собственно любой рисунок и составляющие. При этом стереть их уже нельзя, так что любая ошибка художника ведет к порче его творения. Рембрандт не допустил ни единого огреха, создав замечательный портрет своей невесты.
Трудно сказать, любил ли он ее по-настоящему. Вероятно, да. По крайней мере он часто и охотно изображал ее на своих картинах.
Рембрандт Харменс ван Рейн и Саския ван Эйленбург обвенчались в 1634 году. Пользуясь своими связями, Саския ввела супруга в высшее общество Нидерландов, куда до этого Рембрандту путь был заказан. Его работы пользовались все большим спросом, а творчество достигло наивысшего накала, какого ни до, ни после супружеской жизни с Саскией у него не было. Он творил неистово, яростно, вдохновенно.
Именно на этот период приходится основная часть покупок в его коллекцию, на что, между прочим, ушли просто бешеные деньги.
Да, Рембрандт был коллекционером, и эта страсть проявилась у него еще в Лейдене. Однако коллекционировал он не разные безделушки, хотя и милые, но в хозяйстве совершенно бесполезные. Нет, он собирал коллекцию реквизита для написания картин. Рембрандта очаровывали красочные восточные одеяния, роскошные ткани, драгоценности и различные диковинки, которые привозили домой голландские мореходы. Его биограф Бальдинуччи писал: «Он частенько бывал на открытых распродажах и аукционах, где покупал старомодные и поношенные одеяния, если таковые казались ему диковинными и живописными, и хотя порой оные оказывались невероятно грязными, он развешивал их по стенам своей студии среди очаровательных безделушек, обладание коими также доставляло ему изрядное удовольствие. Это было всяческого рода старинное и современное оружие – стрелы, алебарды, кинжалы, сабли, ножи – и бесчисленное множество изысканных рисунков, гравюр, медалей и всяческих вещей, каковые, по его мнению, могли когда-либо пригодиться художнику».
Тот же Бальдинуччи писал и о том, что, появляясь на аукционах, где, собственно, Рембрандт и закупал предметы своей коллекции, он «с самого начала так взвинчивал ставки, что никто другой и не пытался их перебить; а еще он говорил, что поступает подобным образом, дабы подчеркнуть достоинство своего ремесла».
При этом, даже находясь на вершине славы, Рембрандт был человеком глубоко религиозным. Выражалось это, правда, не в огромных суммах, жертвуемых на «прощение грехов», и не в постоянном битье поклонов перед ликами святых. Нет, пословица про дурака, которого заставили Богу молиться, к нему никак не подходит. Его вера была не пассивной, а активной. Эта его жизненная позиция, его отношение к тому, как следует вести себя христианину, лучше всего нашли отражение в гравюре Рембрандта «Великодушный самаритянин».
Произведение это, созданное ван Рейном в 1633 году, современников попросту шокировало, да и сейчас на многих оказывает неприятное впечатление. А ведь Рембрандт вложил в него глубокий философский смысл.
На гравюре была изображена следующая библейская сцена: пострадавшего путника снимают с коня перед таверной, в которую привез его самаритянин. В самом центре композиции находится несколько неуклюжих, неприятных зевак, а на передний план Рембрандт поместил такое, что себе и современные-то художники редко позволяют, – собаку, присевшую, чтобы справить естественную надобность. Экая мерзость, не правда ли?
Неправда. Гравюрой своей ван Рейн хотел показать, что, конечно, замечателен поступок самаритянина, помогшего путнику, хотя, исходя из заповеди «Возлюби ближнего своего, как самого себя», это его прямая обязанность. Но, ко всему прочему, если Бог дал людям тела, отнюдь не являющиеся образцом античной красоты, не человеку судить об этом, не ему чураться этого решения. А уж если Бог создал бродячих псов, дав им ту же способность справлять свои естественные потребности, что и всем живым существам, включая королей, епископов и самого папу римского, то не человеку же осуждать это. Христианин должен с почтением относиться ко всему сущему, даже если порой оно внушает ему отвращение. Так, по крайней мере, расшифровывают смысл «Великодушного самаритянина» искусствоведы.
Во время создания «Великодушного самаритянина» Рембрандт одновременно работал над серией полотен, посвященных Страстям Господним, заказанных для оформления дворца принца Фредерика Генриха Оранского, главы Соединенных Провинций. Это весьма важное поручение скорее всего было добыто для мастера секретарем принца и горячим поклонником творчества Рембрандта Константином Гюйгенсом. К 1633 году художник завершил два полотна – «Возведение креста» и «Снятие с креста». Позднее были заказаны «Положение во гроб», «Воскресение» и «Вознесение», над которыми Рембрандт трудился до конца десятилетия.
В 1630-е Саския очень часто появлялась на картинах, гравюрах и рисунках Рембрандта, являвшихся как бы ее историей болезни. В первые годы брака это молодая и привлекательная девушка, но со временем становится ясно, что фрау ван Рейн гложет внутренний недуг. В 1635 году она родила Рембрандту сына Ромбарта, который прожил всего два месяца. В 1638 году и второй их ребенок, дочь Корнелия I, тоже умирает в младенчестве, равно как и третий – Корнелия II, в 1640 году. По всей вероятности, именно во время недолгой жизни Корнелии I Рембрандт и нарисовал трогательный портрет Саскии с ребенком на коленях. Хотя ей в ту пору исполнилось только 26 лет, на рисунке она выглядит вдвое старше, а на лице ее явно видны следы усталости и отчаяния.
Но, несмотря на болезнь жены и смерть детей, картины Рембрандта не стали ни печальными, ни меланхоличными, да и вкуса к жизни на широкую ногу он не утратил. В 1639 году он, как бы желая показать всем, что художник, слуга муз, ничем не уступает всяким там зажиточным купцам и знатным нобилям, приобрел за огромный заклад прекрасный дом в Еврейском квартале Амстердама, на улице Анто-Нисбрестрат. В настоящее время этот дом стал музеем Рембрандта. В его фасад были внесены некоторые поправки, на нем был надстроен еще этаж, но то, что это было очень капитальное вложение денег и дом был весьма солидным зданием даже в 1639 году, сомнений ни у кого не вызывает.
Впрочем, что касается денег, следует заметить, что Рембрандт до них жаден не был. Безусловно, он питал к ним, вернее, к тому, что на них можно купить, вполне здоровый человеческий интерес. Он тратил их на красивую одежду и драгоценности для жены и себя, любил вкусно покушать, предпочитал хорошее вино, в общем, стремился жить весело и вольготно. В то же время многие его сограждане делали накопление денег самоцелью. Им не важно было, что они могут на них приобрести. Деньги, деньги, деньги! Вот что им было нужно. Потратить же их... Как выразился раджа в сказке «Золотая антилопа»: «Свои таньга я никому не отдаю».
Посол Великобритании в Нидерландах сэр Уильям Темпл писал, что здесь «встречаются приятные молодые щеголи, но нет неистовых влюбленных». По его отзыву, голландские бюргеры предпочитали отвлекаться от текущих проблем в тавернах, а не в постели. Супружеские пары быстро становились холодными деловыми партнерами. Жены растрачивали невостребованную энергию в частых, фанатичных домашних уборках, пока мужья добывали золото. Рембрандта такая жизнь, если это можно назвать жизнью, совершенно не устраивала. Он любил женщин вообще и свою жену в частности, без тесного общения с противоположным полом он себя просто не мыслил. Нетипичный он был голландец.
В конце 30 – начале 40-х годов XVII века у Рембрандта было так много учеников, что для занятий с ними он арендовал пакгауз. Ученики работали в небольших комнатках, а ван Рейн переходил от одного к другому, делая замечания и внося поправки. Однажды во время таких занятий произошел презабавнейший инцидент, описанный одним из биографов Рембрандта, Xаубракеном.
Случилось вот что. В одной из комнаток молодой ученик Рембрандта (имя его до нас история не донесла) рисовал с обнаженной натуры, и «поскольку молодые люди, особливо если их много вместе, порой впадают во грех, так вышло и тут... Сие пробудило любопытство остальных, каковые в одних носках, дабы не быть услышанными, по очереди подглядывали сквозь отверстие в стене, проделанное ради оказии. А случилось так, что в тот знойный день и художник, и натурщица были совершенно наги. Зрители сей комедии без труда могли внимать веселым шуточкам и словечкам, коими обменивались оные двое. В сей же час подошел и Рембрандт, дабы поглядеть, чем заняты его ученики, и, по своему обычаю, дать им наставления одному за другим. Так вот он и дошел до комнаты, где двое обнаженных сидели бок о бок».