Страница:
Анна Григорьевна собрала свое мужество и заложила некоторые их вещи. Она отправила деньги с письмом, в котором молила мужа о возвращении. А он писал: «Я украл твои деньги, я недостойный человек, я не смею тебе писать».
Когда Достоевский приехал, она с плачем бросилась к нему, увидев его настрадавшееся и обросшее лицо, она простила его без сцен и упреков, а он был так растроган этим, что всячески старался доказать жене свою любовь. Как ни странно, через это обстоятельство брак их только окреп. Такой неосознанный верный выбор тактики поведения с Фёдором Михайловичем в кризисный момент в дальнейшем привел к их совместной победе над этой страстью писателя.
Когда Анна Григорьевна ждала ребенка, супруги отправились в Баден-Баден. Достоевский убеждал жену, что если она будет рядом и он сможет играть со спокойными нервами, то сможет применить специально разработанную им систему, позволяющую предсказывать выигрышные номера. Ему будет сопутствовать удача. Он верил в это.
И начались «кошмарные» (как назвала их Анна Григорьевна) 5 недель. Как будто безумный, Достоевский появлялся в отеле, брал сначала деньги, потом, когда они кончались, вещи: часы, свадебный подарок жене – брошку с бриллиантами, серьги; все пошло в заклад ростовщикам. Однажды ему удалось выиграть огромные деньги – 4 тыс. талеров. Они были отданы жене, но в течение дня он ежечасно возвращался в отель за очередной суммой, необходимой для того, чтобы подчинить себе колесо Фортуны... Но остановиться он смог лишь после того, как были заложены носильные вещи: костюм, пальто, шаль. Достоевский с женой оказались в самом бедственном положении. Они переехали из отеля в жалкую лачугу над кузницей. И как два года назад, после проигрыша, Фёдор Михайлович писал письма, просил денег и тут же их проигрывал. Положение было отчаянное, и тогда Анна поняла, что происходило с ее мужем: «...я поняла, что это не простая слабость воли, а всепоглощающая человека страсть, нечто стихийное, против чего даже твердый характер бороться не может».
Для Фёдора Михайловича процесс игры был не актом смирения, вызовом судьбе, направляемой высшими силами, над которыми не властен человек. Это было все то же восстание против авторитета отца.
Несмотря на слезы, которые Анна Григорьевна проливала втайне от мужа (ей особенно было жаль брошь и серьги, Достоевские не смогли их выкупить), она понимала бесполезность всех попыток увещеваниями победить его страсть. И никогда не пыталась этого делать. Муж воспринимал с благодарностью это проявление любви. «Аня меня любит, а я никогда в жизни еще не был так счастлив, как с нею. Она кротка, добра, умна, верит в меня, и до того заставила меня привязаться к себе любовью, что кажется, я бы теперь без нее умер».
Они покинули злополучный город и переехали в Женеву благодаря помощи матери Анны Григорьевны, посылавшей им небольшую сумму ежемесячно.
Супруги гуляли по окрестностям города, посещали музеи и осматривали достопримечательности, по вечерам Анна вязала и шила для малыша, которого они ожидали. Все было благополучно, но молодая женщина чувствовала, что Фёдор Михайлович томится: для творчества ему необходимо было нарушить размеренность налаженного существования. Он любил строгий порядок в работе и беспорядок для полета фантазии и вдохновения. И она пошла на страшный, рискованный шаг – предложила писателю отправиться играть. После недолгого сопротивления Достоевский поехал в Саксон ле Бен, проигрался там окончательно и вернулся к жене без зимнего пальто и обручального кольца, но привез после этого эмоционального шока очень плодотворную художественную идею и сел писать роман «Идиот», одно из лучших своих произведений.
Супруги жили в Дрездене. Весной 1871 года произошла последняя поездка писателя в казино Висбадена. Все события развивались в знакомом порядке, и когда Достоевский истратил последние 30 талеров, высланные женой на билет, ему приснился жуткий сон: он видел отца, облик которого был ужасен. Это был сон-предупреждение (писатель верил в это, так как уже дважды этот сон предвещал ему беду и сбывался прежде). Что-то иррациональное, но внятное его душе вызвало такой сильнейший всплеск раскаяния и страха, какой не могли бы вызвать ни мольбы, ни увещевания. Он писал: «Аня, я так страдаю теперь, что, поверь, слишком уж наказан. Надолго помнить буду!.. Но только бы теперь тебя Бог сохранил, ах, что с тобой будет?.. Всю жизнь вспоминать это буду и каждый раз тебя, моего ангела-хранителя, благословлять. Нет, уж теперь твой, нераздельно весь твой. А до сих пор наполовину этой проклятой фантазии принадлежал».
Так произошло полное исцеление писателя от разрушительного пристрастия к игре, с этого момента больше никогда не тревожившее Достоевского. Очевидно, на каком-то внутреннем уровне он окончательно решил для себя проблему вызова судьбе, бунтарства и восстания против авторитетов. Эту тему он всегда исследовал в своем творчестве («Игрок», «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы») в разных аспектах: социальном, нравственном и метафизическом. Политический консерватизм писателя так же полностью оформился. Революционные настроения он считал опасными и губительными для России, для ее религиозного и духовного развития. Восстанию он противопоставлял идеалы христианского смирения и милосердия.
Достоевские вернулись в Петербург 8 июля 1871 года, за неделю до рождения сына Фёдора. К этому времени припадки эпилепсии постепенно прекратились. Характер писателя стал несколько ровнее. Но в России Достоевских опять встретили трудности. Жили они на гонорар за последнюю часть «Бесов». Двое детей на руках, а в дом надо было покупать мебель и вещи, так как все было потеряно из-за того, что вовремя не были уплачены проценты. Библиотеку растерял Паша. Дом, принадлежавший Анне Григорьевне, за очень низкую цену продали с торгов. Но благодаря жене все постепенно утряслось.
Анна Григорьевна Достоевская позаботилась об издании работ мужа. Ей удалось сделать произведения писателя постоянным источником дохода (раньше ему предлагали крайне невыгодные условия). Постепенно все кредиторы были удовлетворены.
В 1873 году Достоевский редактировал журнал «Гражданин». В нем он напечатал «Дневник писателя», в котором ответил на наиболее важные события текущей общественной жизни работами разного жанра (публицистика, фельетоны, критические и мемуарные очерки). «Дневник» стал очень популярен у широкого круга читателей и печатался с перерывами до конца жизни Фёдора Михайловича. Его авторитет писателя, философа и учителя побуждал самых разных людей обращаться к нему с письмами как к наставнику и духовному вождю.
Писатель продолжал создавать и романы. В 1875 году был опубликован «Подросток», а в 1878–1879 годах появился знаменитый роман «Братья Карамазовы», в котором много автобиографического. В эти годы Достоевский достиг признания и славы. Жизнь писателя стала насыщеной и плодотворной. Но врачи настоятельно рекомендовали ему периодически отправляться на лечение в Эмс из-за развивающегося легочного заболевания.
Невероятно, но годы не оказали на темперамент этого пожилого человека никакого влияния. В свои 60 лет он был по-прежнему страстно влюблен в супругу, проявлял горячность и нетерпеливость в спорах. Так же горячо он отзывался и на все, что было связано с общественно-политической жизнью России. Он часто выступал на публичных вечерах, и неизменно его вдохновенное чтение, приводившее в восторг слушателей, заканчивалось овациями. Так было и на открытии памятника А. С. Пушкину, на котором писатель сказал проникновенную речь, ставшую программой для поздних почвенников и славянофилов.
Достоевскому требовался покой, были противопоказаны волнения, но этого достигнуть не представлялось возможным. Январским днем 1881 года после сильных волнений, связанных с политическими событиями, у писателя произошел разрыв легочной артерии. 28 января 1881 года Достоевский умер.
Он умер, будучи скромно, но стабильно обеспеченным человеком, не оставив долгов своей семье, но завещав огромное по значению художественно-литературное наследие.
Воспевший Миссисипи. Самюэль Клеменс (Марк Твен)
Когда Достоевский приехал, она с плачем бросилась к нему, увидев его настрадавшееся и обросшее лицо, она простила его без сцен и упреков, а он был так растроган этим, что всячески старался доказать жене свою любовь. Как ни странно, через это обстоятельство брак их только окреп. Такой неосознанный верный выбор тактики поведения с Фёдором Михайловичем в кризисный момент в дальнейшем привел к их совместной победе над этой страстью писателя.
Когда Анна Григорьевна ждала ребенка, супруги отправились в Баден-Баден. Достоевский убеждал жену, что если она будет рядом и он сможет играть со спокойными нервами, то сможет применить специально разработанную им систему, позволяющую предсказывать выигрышные номера. Ему будет сопутствовать удача. Он верил в это.
И начались «кошмарные» (как назвала их Анна Григорьевна) 5 недель. Как будто безумный, Достоевский появлялся в отеле, брал сначала деньги, потом, когда они кончались, вещи: часы, свадебный подарок жене – брошку с бриллиантами, серьги; все пошло в заклад ростовщикам. Однажды ему удалось выиграть огромные деньги – 4 тыс. талеров. Они были отданы жене, но в течение дня он ежечасно возвращался в отель за очередной суммой, необходимой для того, чтобы подчинить себе колесо Фортуны... Но остановиться он смог лишь после того, как были заложены носильные вещи: костюм, пальто, шаль. Достоевский с женой оказались в самом бедственном положении. Они переехали из отеля в жалкую лачугу над кузницей. И как два года назад, после проигрыша, Фёдор Михайлович писал письма, просил денег и тут же их проигрывал. Положение было отчаянное, и тогда Анна поняла, что происходило с ее мужем: «...я поняла, что это не простая слабость воли, а всепоглощающая человека страсть, нечто стихийное, против чего даже твердый характер бороться не может».
Для Фёдора Михайловича процесс игры был не актом смирения, вызовом судьбе, направляемой высшими силами, над которыми не властен человек. Это было все то же восстание против авторитета отца.
Несмотря на слезы, которые Анна Григорьевна проливала втайне от мужа (ей особенно было жаль брошь и серьги, Достоевские не смогли их выкупить), она понимала бесполезность всех попыток увещеваниями победить его страсть. И никогда не пыталась этого делать. Муж воспринимал с благодарностью это проявление любви. «Аня меня любит, а я никогда в жизни еще не был так счастлив, как с нею. Она кротка, добра, умна, верит в меня, и до того заставила меня привязаться к себе любовью, что кажется, я бы теперь без нее умер».
Они покинули злополучный город и переехали в Женеву благодаря помощи матери Анны Григорьевны, посылавшей им небольшую сумму ежемесячно.
Супруги гуляли по окрестностям города, посещали музеи и осматривали достопримечательности, по вечерам Анна вязала и шила для малыша, которого они ожидали. Все было благополучно, но молодая женщина чувствовала, что Фёдор Михайлович томится: для творчества ему необходимо было нарушить размеренность налаженного существования. Он любил строгий порядок в работе и беспорядок для полета фантазии и вдохновения. И она пошла на страшный, рискованный шаг – предложила писателю отправиться играть. После недолгого сопротивления Достоевский поехал в Саксон ле Бен, проигрался там окончательно и вернулся к жене без зимнего пальто и обручального кольца, но привез после этого эмоционального шока очень плодотворную художественную идею и сел писать роман «Идиот», одно из лучших своих произведений.
Супруги жили в Дрездене. Весной 1871 года произошла последняя поездка писателя в казино Висбадена. Все события развивались в знакомом порядке, и когда Достоевский истратил последние 30 талеров, высланные женой на билет, ему приснился жуткий сон: он видел отца, облик которого был ужасен. Это был сон-предупреждение (писатель верил в это, так как уже дважды этот сон предвещал ему беду и сбывался прежде). Что-то иррациональное, но внятное его душе вызвало такой сильнейший всплеск раскаяния и страха, какой не могли бы вызвать ни мольбы, ни увещевания. Он писал: «Аня, я так страдаю теперь, что, поверь, слишком уж наказан. Надолго помнить буду!.. Но только бы теперь тебя Бог сохранил, ах, что с тобой будет?.. Всю жизнь вспоминать это буду и каждый раз тебя, моего ангела-хранителя, благословлять. Нет, уж теперь твой, нераздельно весь твой. А до сих пор наполовину этой проклятой фантазии принадлежал».
Так произошло полное исцеление писателя от разрушительного пристрастия к игре, с этого момента больше никогда не тревожившее Достоевского. Очевидно, на каком-то внутреннем уровне он окончательно решил для себя проблему вызова судьбе, бунтарства и восстания против авторитетов. Эту тему он всегда исследовал в своем творчестве («Игрок», «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы») в разных аспектах: социальном, нравственном и метафизическом. Политический консерватизм писателя так же полностью оформился. Революционные настроения он считал опасными и губительными для России, для ее религиозного и духовного развития. Восстанию он противопоставлял идеалы христианского смирения и милосердия.
Достоевские вернулись в Петербург 8 июля 1871 года, за неделю до рождения сына Фёдора. К этому времени припадки эпилепсии постепенно прекратились. Характер писателя стал несколько ровнее. Но в России Достоевских опять встретили трудности. Жили они на гонорар за последнюю часть «Бесов». Двое детей на руках, а в дом надо было покупать мебель и вещи, так как все было потеряно из-за того, что вовремя не были уплачены проценты. Библиотеку растерял Паша. Дом, принадлежавший Анне Григорьевне, за очень низкую цену продали с торгов. Но благодаря жене все постепенно утряслось.
Анна Григорьевна Достоевская позаботилась об издании работ мужа. Ей удалось сделать произведения писателя постоянным источником дохода (раньше ему предлагали крайне невыгодные условия). Постепенно все кредиторы были удовлетворены.
В 1873 году Достоевский редактировал журнал «Гражданин». В нем он напечатал «Дневник писателя», в котором ответил на наиболее важные события текущей общественной жизни работами разного жанра (публицистика, фельетоны, критические и мемуарные очерки). «Дневник» стал очень популярен у широкого круга читателей и печатался с перерывами до конца жизни Фёдора Михайловича. Его авторитет писателя, философа и учителя побуждал самых разных людей обращаться к нему с письмами как к наставнику и духовному вождю.
Писатель продолжал создавать и романы. В 1875 году был опубликован «Подросток», а в 1878–1879 годах появился знаменитый роман «Братья Карамазовы», в котором много автобиографического. В эти годы Достоевский достиг признания и славы. Жизнь писателя стала насыщеной и плодотворной. Но врачи настоятельно рекомендовали ему периодически отправляться на лечение в Эмс из-за развивающегося легочного заболевания.
Невероятно, но годы не оказали на темперамент этого пожилого человека никакого влияния. В свои 60 лет он был по-прежнему страстно влюблен в супругу, проявлял горячность и нетерпеливость в спорах. Так же горячо он отзывался и на все, что было связано с общественно-политической жизнью России. Он часто выступал на публичных вечерах, и неизменно его вдохновенное чтение, приводившее в восторг слушателей, заканчивалось овациями. Так было и на открытии памятника А. С. Пушкину, на котором писатель сказал проникновенную речь, ставшую программой для поздних почвенников и славянофилов.
Достоевскому требовался покой, были противопоказаны волнения, но этого достигнуть не представлялось возможным. Январским днем 1881 года после сильных волнений, связанных с политическими событиями, у писателя произошел разрыв легочной артерии. 28 января 1881 года Достоевский умер.
Он умер, будучи скромно, но стабильно обеспеченным человеком, не оставив долгов своей семье, но завещав огромное по значению художественно-литературное наследие.
Воспевший Миссисипи. Самюэль Клеменс (Марк Твен)
Август 1860 года. Северная Америка. Окрестности города Олтона, Иллинойс.
Старенький пароходик, пуская клубы дыма из трубы и громко шлепая колесами по поверхности воды, неторопливо двигался по фарватеру реки Миссисипи. Пароход глубоко осел в воде из-за груза, волны плескались у самого края ватерлинии.
Угрюмый шкипер, не выпуская из зубов трубку, набитую вирджинским табаком, мрачно следил за действиями молодого лоцмана, замерявшего расстояние до дна. «Mark twain!» – донеслось до него с носа. Марк твен. Две сажени. Корабль пройдет.
Капризна и непредсказуема прекрасная река Миссисипи, много сюрпризов готовит она для тех, кто пускается в плавание по ее голубым водам. Ни одно судно, будь это хоть дырявая калоша, не плавает по ней без лоцмана. Ни один капитан не рискнет двигаться по реке, пройди он Миссисипи от истока к устью хоть сто раз, не поставив на нос надежного профессионала.
Да и лоцманами на этой реке называются не те, кто знает ее вдоль и поперек, как это водится в других краях. Нельзя познать Миссисипи, нельзя ее понять. Там, где годами была мель, завтра ее может не оказаться. А там, где сегодня прошло судно, на следующий день оно запросто сядет на мель. Банки и отмели появляются на ней совершенно произвольным образом, не подчиняясь какой-либо логике или системе, не поддаваясь человеческому разумению. Появляются из ниоткуда и спустя какое-то время исчезают в никуда.
Для того и держат на кораблях лоцманов, потому и платят, что не будь их, не замеряй они целыми днями глубину по ходу движения судна – сядет оно на мель, да так сядет, что буксиром не вытащить.
Жадная она река, эта Миссисипи, хищный у нее норов. Стоит кораблю попасться в ее ловушку, сесть на мель, и сразу начинает она расти, обволакивает его песком да илом со всех сторон, затягивает вглубь. И если не вырвался сразу, почитай, пропал корабль. Не сдвинуть его с места, не отнять у реки. Может, и отпустит она его потом, когда надоест ей железная игрушка, да только когда это будет... Так и встречаются на водной глади проржавевшие пароходы, что стоят памятниками среди реки или дрейфуют по течению как «Летучие голландцы», без пассажиров, без команды...
И стоят на носах пароходов лоцманы, измеряют глубину, проверяют: не пошло ли дно вверх, не начало ли подниматься. И звучат их возгласы над кораблями: «Mark twain!». Две сажени до дна есть.
«Mark twain!» – снова выкрикнул молодой лоцман по имени Сэм. Он еще не знал тогда, что будет знаменит по всему миру именно под этим именем – Марк Твен.
В 1834 году в США произошел финансовый кризис, который разорил очень и очень многих. В числе пострадавших был и некогда самый богатый житель округа Фентресс, Джордж Клеменс. Решив, что на месте, где его постигло такое несчастье, удачи уже не видать, Джордж переехал в деревушку Флорида, где открыл лавку. Там же 30 ноября 1835 года у него родился сын, нареченный Самюэлем.
Торговля в деревушке, насчитывавшей едва сотню жителей, шла плохо. Поняв, что денег тут не заработаешь, Клеменс-старший опять сорвал свое семейство с насиженного места. На сей раз, и уже окончательно, семья Клеменс перебралась в город Ганнибал на Дальнем Западе. Жизнь там текла однообразно и неторопливо, дни размеренно сменяли один другой.
В такой обстановке и рос Сэм Клеменс. Был он мальчишкой озорным, таким же, как персонаж его книги Том Сойер. После выхода в свет в 1876 году «Приключений Тома Сойера» жители Ганнибала уверяли, что главного героя Твен почти без изменений списал с себя самого. Так же как Том, Самюэль заблудился с одноклассницей в пещере, дружил с сыном местного алкоголика Томом Бленкшипом, ставшим прообразом Гека Финна, катался по ночам на покрытой льдом Миссисипи, отпускал шуточки... Больше всех от этих забав страдала его тетушка Пэтси, которой он любил подкладывать в корзинку с рукоделием наловленных ужей.
В общем, этот рыжий вихрастый мальчишка забавлялся как мог, а фантазия на подобные темы у него была просто неисчерпаемая.
Когда Сэму Клеменсу было 12 лет, умер его отец, который так и не разбогател. Для мальчика началась взрослая жизнь – нужно было зарабатывать на кусок хлеба. Матери удалось устроить его учеником печатника в ганнибальскую газету «Курьер», и для юного Клеменса начались трудовые будни. Впрочем, он не унывал, продолжая устраивать различные каверзы и проделки. Так, например, когда в Ганнибал приехал известный гипнотизер, Сэм устроил настоящее шоу. «Три вечера подряд я сидел на эстраде среди добровольцев и, держа магический диск на ладони, силился заснуть, но ничего не выходило. На четвертый вечер я решился! Поглядев некоторое время на диск, я притворился, будто засыпаю, и начал клевать носом. Профессор тотчас же подошел ко мне и стал делать пассы над моей головой. Я медленно поднялся и пошел за диском по всей эстраде, как на моих глазах ходили другие. По внушению я убегал от змей, с волнением следил за пароходными гонками, ухаживал за воображаемыми девицами и целовал их. Вскоре по напряженным лицам зрителей я заметил, что гипнотизер стоит за моим стулом и гипнотизирует меня изо всех сил. На столе среди реквизита лежал старый заржавленный револьвер. Я подкрался к столу с мрачным, злодейским выражением лица, схватил револьвер, выкрикнул имя мальчишки, который сидел на первом ряду и с которым я недавно проиграл драку, и бросился с револьвером на него. Мальчишка в ужасе понесся из залы...»
По условиям договора между печатником и мисс Клеменс, печатник должен был предоставить Самюэлю кров, еду и одежду. Работа не была столь уж легкой, особенно для мальчишки, в чьем возрасте положено голубей гонять, а не зарабатывать на жизнь. Всякое, конечно, случалось. Так, однажды «Уэйлс, другой ученик, стал читать наш оттиск и пришел в ужас, заметив, что допустил ошибку, – время он для этого выбрал не самое подходящее: была суббота, приближался полдень, – а по субботам мы с полудня бывали свободны и как раз собирались на рыбную ловлю. Уэйлс пропустил два слова. Что было делать? Заново набирать все сначала? Выходило, что мы освободимся не раньше трех часов. И тут у Уэйлса родилась вдохновенная мысль. В той строке, где он пропустил два слова, встречалось имя Иисус Христос, и мы единодушно решили сократить его, оставив только И. Х.».
Спустя некоторое время Клеменс перешел работать в газету старшего брата, Ориона. Правда, доходов она не приносила и держалась на голом энтузиазме, однако там Самюэль уже был не учеником, а самым настоящим печатником.
Впрочем, и здесь он не задержался надолго, в скором времени перебравшись в Цинциннати. Толчком к переезду послужил следующий случай, также описанный Твеном в своей биографии: «Однажды зимним утром я шел по главной улице городка. Мимо меня пронесся какой-то клочок бумаги, и его прибило к стене дома. Я подобрал его. Это был билет в 50 долларов! Впервые я видел столько денег, собранных воедино. Я дал в газеты объявление и за следующие дни исстрадался на тысячу долларов, дрожа, как бы владелец не прочел мое объявление и не отнял у меня мое богатство. Прошло четыре дня, за деньгами никто не являлся, и я почувствовал, что дольше этой муки не выдержу. Я купил билет до Цинциннати и поехал туда».
В Цинциннати Клеменс снова устроился печатником в типографию. Но и в этом месте он долго не продержался – сказался непоседливый нрав и присущий ему авантюризм. Прочитав книгу об исследовании Амазонки, Самюэль загорелся идеей разбогатеть, собирая растущую в ее бассейне коку (ту, из которой в наши дни изготавливают кока-колу и кокаин).
Собрав свой нехитрый скарб, легкий на подъем Клеменс сорвался с насиженного места и сел на пароход до Нового Орлеана. Каково же было его разочарование, когда, прибыв в пункт назначения, он узнал, что пароходы из США в устье Амазонки не ходят и ближайшие лет 100 ходить не будут.
Меж тем деньги, которых и так было кот наплакал, таяли на глазах. Что было делать?
Клеменс не растерялся. Вернувшись на привезший его пароход, он попросил взять его учеником лоцмана. Лоцман не возражал, капитан тоже, и у Самюэля появилась новая работа.
Годы, проведенные им на Миссисипи, стали самыми, пожалуй, счастливыми в его жизни. Река, на которой он вырос, которую он искренне любил, стала для него местом, где он наконец обрел свое призвание.
Вероятнее всего, никто и никогда так и не узнал бы о Клеменсе, не разразись в 1861 году Гражданская война в Америке. Он бы прожил всю свою жизнь, выбирая фарватер для кораблей, и был бы вполне счастлив, однако с началом военных действий всякое судоходство по Миссисипи прекратилось. Лоцман оказался на мели.
И снова сказался его авантюрный нрав. Нет, он не пошел добровольцем в армию. Вероятно, тогда ему было совершенно безразлично, кто победит – северяне или южане. Он поступил иначе. Старшему брату Самюэля, Ориону, в первый месяц войны предложили должность секретаря губернатора необжитой еще территории Невады на западном побережье, и Твен отправился туда вместе с ним.
В Неваде тогда бушевала золотая лихорадка, и Клеменс вполне серьезно рассчитывал намыть золотишка и наконец-то разбогатеть. Дело не заладилось сразу. Вот что писал он матери в своем письме: «...Дорогая матушка! Место я застолбил и вот уже три дня торчу у берега, но пока миллионы что-то не текут мне в руки. За два дня намыл серебра на 3 доллара 47 центов, при том что за участок отдал 4. О! Слышу выстрелы на улице! И все сильнее и сильнее! Выстрелы и приключения – это по моей части, так что побегу, дорогая матушка, посмотрю...»
Он искал золото долгие 7 месяцев, проел все свои сбережения, но так и не добился успеха. Плюнув в сердцах на это неблагодарное дело, он уехал в Вирджиния-сити, где устроился журналистом в газету «Территориэл Энтерпрайз». Начался новый период его бурной жизни – Клеменс стал писать.
Именно тогда и появился его псевдоним, взятый, видимо, в память о замечательно проведенных годах на Миссисипи. Впрочем, в жизни он его не употреблял, всегда и везде представляясь как Самюэль Клеменс. Имя же Марк Твен появлялось исключительно под его текстами.
Репортером Клеменс был до 1871 года, успев за эти годы поменять несколько мест работы. Тогда же он начал писать и художественные произведения.
18 ноября 1865 года он опубликовал небольшой рассказ под названием «Джим Смайли и его знаменитая скачущая лягушка», который сразу сделал Твена известным. Два года спустя он выпустил уже целый сборник рассказов, который назывался «„Знаменитая скачущая лягушка из Калаверс-сити„ и другие рассказы“, что сделало его еще более известным и популярным. Правда, коммерческую выгоду из сборника извлек не Твен, а издательство, отчего Клеменс вынужден был продолжать работать журналистом. Дополнительным заработком для него были поездки с публичными чтениями своих произведений, что в те времена было очень популярно в Америке.
В 1867 году Самюэль Клеменс отправился в круиз, причем умудрился сделать это не за свой счет, а за счет редакции.
Путешествие на огромном океанском лайнере, на котором отправился Клеменс, было широко разрекламировано во всех американских газетах. Предполагалось, что пароход отправится в Европу, оттуда – в Переднюю Азию, а затем – в Россию, причем на нем должны были находиться многие американские знаменитости.
Узнав об этом, Клеменс заключил договор с газетами и журналами, в которых публиковался, на написание ряда статей и рассказов об этом грандиозном путешествии и взошел на борт в качестве журналиста и начинающего писателя.
Знаменитости, правда, подкачали – из заявленных в рекламе личностей в путь отправились немногие, однако путешествие получилось очень увлекательным. Американская делегация была даже принята (во время посещения Одессы) Александром II в его летней резиденции.
Но самое главное событие в жизни Твена, связанное с этим путешествием, состояло в том, что он познакомился со своей будущей женой, Оливией.
Та путешествовала на пароходе с целью поправки здоровья. Дело в том, что, будучи 16 лет от роду, она упала на льду, что привело к частичному параличу, и при малейшей попытке подняться ее одолевала тошнота и страшная слабость. После падения она 2 года пролежала в постели. У Оливии побывали лучшие американские врачи, но медицина оказалась бессильна.
Тогда ее родители пригласили некоего мистера Ньютона, экстрасенса, как говорят в наши дни. Личность эта была отнюдь не однозначная, имя его гремело по всему миру, причем и в Европе, и в Америке его считали обычным шарлатаном.
Ньютон пришел. Первым делом он распахнул окна комнаты настежь, затем прочел короткую, но пламенную молитву, после чего подошел к несчастной девушке, обнял ее за плечи и сказал: «А теперь, дитя мое, давайте сядем».
Родители Оливии ринулись к Ньютону отговаривать его от этого поступка, однако тот быстро поставил их на место, спросив: «Кто тут лечит?».
Удивительно, но, посидев несколько минут, Оливия не ощутила ни тошноты, ни слабости. Тогда Ньютон сказал: «А теперь, дитя мое, мы с вами пройдемся». Он помог девушке встать и прошел с ней по комнате несколько шагов. С тех пор Оливия каждый день могла пройти без особого труда хотя бы полкилометра. Семья Оливии отнюдь не горела желанием породниться с Самюэлем Клеменсом, да и сама она довольно прохладно относилась к неожиданному ухажеру, однако не таков был Клеменс, чтобы отступиться. Он начал осаду по всем правилам.
Что только он не делал, лишь бы добиться расположения Оливии! Один раз он даже симулировал серьезную травму, полученную им якобы, когда он выпал из коляски, отъезжающей от их дома.
Осада длилась целый год и закончилась тем, что крепость выкинула белый флаг – Оливия ответила «да» на предложение руки и сердца.
Влюбленность благотворно повлияла на творчество Марка Твена. Одна за другой вышли его книги: «Простаки за границей», «Налегке», «Позолоченный век», «Жизнь на Миссисипи». Все эти сборники рассказов пользовались неизменной популярностью у публики.
Не оставил он и публичных чтений, присовокупив к ним чтение лекций и разъезжая с ними по всей стране – деньги лишними не бывают. В Кембридже с ним произошла забавная история, о которой нам известно из его письма жене. Вот что он писал ей: «Вчера вечером, когда я приехал в Кембридж, здешний комитет сообщил мне, что газета „Таймс“ напечатала мою лекцию целиком и что газета широко читается в Кембридже. Настроение у меня совсем упало, но зато начал подниматься гнев. Я без околичностей выругал сообщившего мне эти сведения человека за то, что он не нашел ничего лучшего, как рассказать мне, что я буду выступать перед публикой, знающей мою речь заранее. Затем он ушел с тем, чтобы вернуться после ужина, а я остался наедине с моей яростью.
В назначенное время председатель вернулся, а в семь часов раздался набат. Он вскочил и воскликнул: „Господи! Лекционный зал горит!«. Мысленно я произнес благодарственную молитву. Глядя на языки пламени, бушевавшего в высоких окнах, я почувствовал, что настроение у меня подымается и для полного счастья мне не хватает только одного – увидеть, как редакторов „Таймс“ и этого председателя запирают в горящем лекционном зале. Однако радость моя продолжалась недолго. Снова ее сменило бешенство. Здание было спасено. Оно немножко обгорело и было совсем затоплено водой, но не прошло и часа, как полы вытерли, помещение проветрили, опять затопили печи, – и я прочел свою лекцию».
В 1876 году Твен издал «Приключения Тома Сойера», которые сделали его одним из самых читаемых писателей Америки, а выход в свет «Приключений Гекльберри Финна» принес ему мировую славу. И действительно, по популярности с Твеном может встать в один ряд только такой известный американский писатель, как Майн Рид, однако, учитывая то, что писали они в совершенно разных стилях и направлениях, о каком-то творческом соревновании между этими двумя авторами не может быть и речи.
Правда, после выхода «Приключений Гекльберри Финна» на Твена обрушился ряд обвинений в безнравственности, которые он с присущим ему юмором парировал. Так, например, одна из нью-йоркских газет опубликовала следующую заметку: «Правление Бруклинской библиотеки запретило выдавать детям моложе 15 лет „Приключения Тома Сойера„ и „Приключения Гекльберри Финна« Марка Твена, поскольку считает их безнравственными. Знаменитый юморист написал этим господам остроумное, полное сарказма письмо, которое они, однако, отказываются опубликовать под тем предлогом, что не имеют на то разрешения автора“.
В 1896 году по финансовому благополучию семьи Клеменс был нанесен страшный удар, от которого она так и не смогла окончательно оправиться. Разорилось издательство, основанное Твеном. Сам по себе факт был отнюдь не удивительный: Самюэль Клеменс основывал уже не одно подобное предприятие, и все они благополучно прогорали, разоренные бездарными либо слишком жадными управляющими. Однако на сей раз Твен оказался полным банкротом, так как издательство не просто разорилось, оно осталось должно 96 тыс. долларов, мертвым грузом повисших на Самюэле Клеменсе.
Старенький пароходик, пуская клубы дыма из трубы и громко шлепая колесами по поверхности воды, неторопливо двигался по фарватеру реки Миссисипи. Пароход глубоко осел в воде из-за груза, волны плескались у самого края ватерлинии.
Угрюмый шкипер, не выпуская из зубов трубку, набитую вирджинским табаком, мрачно следил за действиями молодого лоцмана, замерявшего расстояние до дна. «Mark twain!» – донеслось до него с носа. Марк твен. Две сажени. Корабль пройдет.
Капризна и непредсказуема прекрасная река Миссисипи, много сюрпризов готовит она для тех, кто пускается в плавание по ее голубым водам. Ни одно судно, будь это хоть дырявая калоша, не плавает по ней без лоцмана. Ни один капитан не рискнет двигаться по реке, пройди он Миссисипи от истока к устью хоть сто раз, не поставив на нос надежного профессионала.
Да и лоцманами на этой реке называются не те, кто знает ее вдоль и поперек, как это водится в других краях. Нельзя познать Миссисипи, нельзя ее понять. Там, где годами была мель, завтра ее может не оказаться. А там, где сегодня прошло судно, на следующий день оно запросто сядет на мель. Банки и отмели появляются на ней совершенно произвольным образом, не подчиняясь какой-либо логике или системе, не поддаваясь человеческому разумению. Появляются из ниоткуда и спустя какое-то время исчезают в никуда.
Для того и держат на кораблях лоцманов, потому и платят, что не будь их, не замеряй они целыми днями глубину по ходу движения судна – сядет оно на мель, да так сядет, что буксиром не вытащить.
Жадная она река, эта Миссисипи, хищный у нее норов. Стоит кораблю попасться в ее ловушку, сесть на мель, и сразу начинает она расти, обволакивает его песком да илом со всех сторон, затягивает вглубь. И если не вырвался сразу, почитай, пропал корабль. Не сдвинуть его с места, не отнять у реки. Может, и отпустит она его потом, когда надоест ей железная игрушка, да только когда это будет... Так и встречаются на водной глади проржавевшие пароходы, что стоят памятниками среди реки или дрейфуют по течению как «Летучие голландцы», без пассажиров, без команды...
И стоят на носах пароходов лоцманы, измеряют глубину, проверяют: не пошло ли дно вверх, не начало ли подниматься. И звучат их возгласы над кораблями: «Mark twain!». Две сажени до дна есть.
«Mark twain!» – снова выкрикнул молодой лоцман по имени Сэм. Он еще не знал тогда, что будет знаменит по всему миру именно под этим именем – Марк Твен.
В 1834 году в США произошел финансовый кризис, который разорил очень и очень многих. В числе пострадавших был и некогда самый богатый житель округа Фентресс, Джордж Клеменс. Решив, что на месте, где его постигло такое несчастье, удачи уже не видать, Джордж переехал в деревушку Флорида, где открыл лавку. Там же 30 ноября 1835 года у него родился сын, нареченный Самюэлем.
Торговля в деревушке, насчитывавшей едва сотню жителей, шла плохо. Поняв, что денег тут не заработаешь, Клеменс-старший опять сорвал свое семейство с насиженного места. На сей раз, и уже окончательно, семья Клеменс перебралась в город Ганнибал на Дальнем Западе. Жизнь там текла однообразно и неторопливо, дни размеренно сменяли один другой.
В такой обстановке и рос Сэм Клеменс. Был он мальчишкой озорным, таким же, как персонаж его книги Том Сойер. После выхода в свет в 1876 году «Приключений Тома Сойера» жители Ганнибала уверяли, что главного героя Твен почти без изменений списал с себя самого. Так же как Том, Самюэль заблудился с одноклассницей в пещере, дружил с сыном местного алкоголика Томом Бленкшипом, ставшим прообразом Гека Финна, катался по ночам на покрытой льдом Миссисипи, отпускал шуточки... Больше всех от этих забав страдала его тетушка Пэтси, которой он любил подкладывать в корзинку с рукоделием наловленных ужей.
В общем, этот рыжий вихрастый мальчишка забавлялся как мог, а фантазия на подобные темы у него была просто неисчерпаемая.
Когда Сэму Клеменсу было 12 лет, умер его отец, который так и не разбогател. Для мальчика началась взрослая жизнь – нужно было зарабатывать на кусок хлеба. Матери удалось устроить его учеником печатника в ганнибальскую газету «Курьер», и для юного Клеменса начались трудовые будни. Впрочем, он не унывал, продолжая устраивать различные каверзы и проделки. Так, например, когда в Ганнибал приехал известный гипнотизер, Сэм устроил настоящее шоу. «Три вечера подряд я сидел на эстраде среди добровольцев и, держа магический диск на ладони, силился заснуть, но ничего не выходило. На четвертый вечер я решился! Поглядев некоторое время на диск, я притворился, будто засыпаю, и начал клевать носом. Профессор тотчас же подошел ко мне и стал делать пассы над моей головой. Я медленно поднялся и пошел за диском по всей эстраде, как на моих глазах ходили другие. По внушению я убегал от змей, с волнением следил за пароходными гонками, ухаживал за воображаемыми девицами и целовал их. Вскоре по напряженным лицам зрителей я заметил, что гипнотизер стоит за моим стулом и гипнотизирует меня изо всех сил. На столе среди реквизита лежал старый заржавленный револьвер. Я подкрался к столу с мрачным, злодейским выражением лица, схватил револьвер, выкрикнул имя мальчишки, который сидел на первом ряду и с которым я недавно проиграл драку, и бросился с револьвером на него. Мальчишка в ужасе понесся из залы...»
По условиям договора между печатником и мисс Клеменс, печатник должен был предоставить Самюэлю кров, еду и одежду. Работа не была столь уж легкой, особенно для мальчишки, в чьем возрасте положено голубей гонять, а не зарабатывать на жизнь. Всякое, конечно, случалось. Так, однажды «Уэйлс, другой ученик, стал читать наш оттиск и пришел в ужас, заметив, что допустил ошибку, – время он для этого выбрал не самое подходящее: была суббота, приближался полдень, – а по субботам мы с полудня бывали свободны и как раз собирались на рыбную ловлю. Уэйлс пропустил два слова. Что было делать? Заново набирать все сначала? Выходило, что мы освободимся не раньше трех часов. И тут у Уэйлса родилась вдохновенная мысль. В той строке, где он пропустил два слова, встречалось имя Иисус Христос, и мы единодушно решили сократить его, оставив только И. Х.».
Спустя некоторое время Клеменс перешел работать в газету старшего брата, Ориона. Правда, доходов она не приносила и держалась на голом энтузиазме, однако там Самюэль уже был не учеником, а самым настоящим печатником.
Впрочем, и здесь он не задержался надолго, в скором времени перебравшись в Цинциннати. Толчком к переезду послужил следующий случай, также описанный Твеном в своей биографии: «Однажды зимним утром я шел по главной улице городка. Мимо меня пронесся какой-то клочок бумаги, и его прибило к стене дома. Я подобрал его. Это был билет в 50 долларов! Впервые я видел столько денег, собранных воедино. Я дал в газеты объявление и за следующие дни исстрадался на тысячу долларов, дрожа, как бы владелец не прочел мое объявление и не отнял у меня мое богатство. Прошло четыре дня, за деньгами никто не являлся, и я почувствовал, что дольше этой муки не выдержу. Я купил билет до Цинциннати и поехал туда».
В Цинциннати Клеменс снова устроился печатником в типографию. Но и в этом месте он долго не продержался – сказался непоседливый нрав и присущий ему авантюризм. Прочитав книгу об исследовании Амазонки, Самюэль загорелся идеей разбогатеть, собирая растущую в ее бассейне коку (ту, из которой в наши дни изготавливают кока-колу и кокаин).
Собрав свой нехитрый скарб, легкий на подъем Клеменс сорвался с насиженного места и сел на пароход до Нового Орлеана. Каково же было его разочарование, когда, прибыв в пункт назначения, он узнал, что пароходы из США в устье Амазонки не ходят и ближайшие лет 100 ходить не будут.
Меж тем деньги, которых и так было кот наплакал, таяли на глазах. Что было делать?
Клеменс не растерялся. Вернувшись на привезший его пароход, он попросил взять его учеником лоцмана. Лоцман не возражал, капитан тоже, и у Самюэля появилась новая работа.
Годы, проведенные им на Миссисипи, стали самыми, пожалуй, счастливыми в его жизни. Река, на которой он вырос, которую он искренне любил, стала для него местом, где он наконец обрел свое призвание.
Вероятнее всего, никто и никогда так и не узнал бы о Клеменсе, не разразись в 1861 году Гражданская война в Америке. Он бы прожил всю свою жизнь, выбирая фарватер для кораблей, и был бы вполне счастлив, однако с началом военных действий всякое судоходство по Миссисипи прекратилось. Лоцман оказался на мели.
И снова сказался его авантюрный нрав. Нет, он не пошел добровольцем в армию. Вероятно, тогда ему было совершенно безразлично, кто победит – северяне или южане. Он поступил иначе. Старшему брату Самюэля, Ориону, в первый месяц войны предложили должность секретаря губернатора необжитой еще территории Невады на западном побережье, и Твен отправился туда вместе с ним.
В Неваде тогда бушевала золотая лихорадка, и Клеменс вполне серьезно рассчитывал намыть золотишка и наконец-то разбогатеть. Дело не заладилось сразу. Вот что писал он матери в своем письме: «...Дорогая матушка! Место я застолбил и вот уже три дня торчу у берега, но пока миллионы что-то не текут мне в руки. За два дня намыл серебра на 3 доллара 47 центов, при том что за участок отдал 4. О! Слышу выстрелы на улице! И все сильнее и сильнее! Выстрелы и приключения – это по моей части, так что побегу, дорогая матушка, посмотрю...»
Он искал золото долгие 7 месяцев, проел все свои сбережения, но так и не добился успеха. Плюнув в сердцах на это неблагодарное дело, он уехал в Вирджиния-сити, где устроился журналистом в газету «Территориэл Энтерпрайз». Начался новый период его бурной жизни – Клеменс стал писать.
Именно тогда и появился его псевдоним, взятый, видимо, в память о замечательно проведенных годах на Миссисипи. Впрочем, в жизни он его не употреблял, всегда и везде представляясь как Самюэль Клеменс. Имя же Марк Твен появлялось исключительно под его текстами.
Репортером Клеменс был до 1871 года, успев за эти годы поменять несколько мест работы. Тогда же он начал писать и художественные произведения.
18 ноября 1865 года он опубликовал небольшой рассказ под названием «Джим Смайли и его знаменитая скачущая лягушка», который сразу сделал Твена известным. Два года спустя он выпустил уже целый сборник рассказов, который назывался «„Знаменитая скачущая лягушка из Калаверс-сити„ и другие рассказы“, что сделало его еще более известным и популярным. Правда, коммерческую выгоду из сборника извлек не Твен, а издательство, отчего Клеменс вынужден был продолжать работать журналистом. Дополнительным заработком для него были поездки с публичными чтениями своих произведений, что в те времена было очень популярно в Америке.
В 1867 году Самюэль Клеменс отправился в круиз, причем умудрился сделать это не за свой счет, а за счет редакции.
Путешествие на огромном океанском лайнере, на котором отправился Клеменс, было широко разрекламировано во всех американских газетах. Предполагалось, что пароход отправится в Европу, оттуда – в Переднюю Азию, а затем – в Россию, причем на нем должны были находиться многие американские знаменитости.
Узнав об этом, Клеменс заключил договор с газетами и журналами, в которых публиковался, на написание ряда статей и рассказов об этом грандиозном путешествии и взошел на борт в качестве журналиста и начинающего писателя.
Знаменитости, правда, подкачали – из заявленных в рекламе личностей в путь отправились немногие, однако путешествие получилось очень увлекательным. Американская делегация была даже принята (во время посещения Одессы) Александром II в его летней резиденции.
Но самое главное событие в жизни Твена, связанное с этим путешествием, состояло в том, что он познакомился со своей будущей женой, Оливией.
Та путешествовала на пароходе с целью поправки здоровья. Дело в том, что, будучи 16 лет от роду, она упала на льду, что привело к частичному параличу, и при малейшей попытке подняться ее одолевала тошнота и страшная слабость. После падения она 2 года пролежала в постели. У Оливии побывали лучшие американские врачи, но медицина оказалась бессильна.
Тогда ее родители пригласили некоего мистера Ньютона, экстрасенса, как говорят в наши дни. Личность эта была отнюдь не однозначная, имя его гремело по всему миру, причем и в Европе, и в Америке его считали обычным шарлатаном.
Ньютон пришел. Первым делом он распахнул окна комнаты настежь, затем прочел короткую, но пламенную молитву, после чего подошел к несчастной девушке, обнял ее за плечи и сказал: «А теперь, дитя мое, давайте сядем».
Родители Оливии ринулись к Ньютону отговаривать его от этого поступка, однако тот быстро поставил их на место, спросив: «Кто тут лечит?».
Удивительно, но, посидев несколько минут, Оливия не ощутила ни тошноты, ни слабости. Тогда Ньютон сказал: «А теперь, дитя мое, мы с вами пройдемся». Он помог девушке встать и прошел с ней по комнате несколько шагов. С тех пор Оливия каждый день могла пройти без особого труда хотя бы полкилометра. Семья Оливии отнюдь не горела желанием породниться с Самюэлем Клеменсом, да и сама она довольно прохладно относилась к неожиданному ухажеру, однако не таков был Клеменс, чтобы отступиться. Он начал осаду по всем правилам.
Что только он не делал, лишь бы добиться расположения Оливии! Один раз он даже симулировал серьезную травму, полученную им якобы, когда он выпал из коляски, отъезжающей от их дома.
Осада длилась целый год и закончилась тем, что крепость выкинула белый флаг – Оливия ответила «да» на предложение руки и сердца.
Влюбленность благотворно повлияла на творчество Марка Твена. Одна за другой вышли его книги: «Простаки за границей», «Налегке», «Позолоченный век», «Жизнь на Миссисипи». Все эти сборники рассказов пользовались неизменной популярностью у публики.
Не оставил он и публичных чтений, присовокупив к ним чтение лекций и разъезжая с ними по всей стране – деньги лишними не бывают. В Кембридже с ним произошла забавная история, о которой нам известно из его письма жене. Вот что он писал ей: «Вчера вечером, когда я приехал в Кембридж, здешний комитет сообщил мне, что газета „Таймс“ напечатала мою лекцию целиком и что газета широко читается в Кембридже. Настроение у меня совсем упало, но зато начал подниматься гнев. Я без околичностей выругал сообщившего мне эти сведения человека за то, что он не нашел ничего лучшего, как рассказать мне, что я буду выступать перед публикой, знающей мою речь заранее. Затем он ушел с тем, чтобы вернуться после ужина, а я остался наедине с моей яростью.
В назначенное время председатель вернулся, а в семь часов раздался набат. Он вскочил и воскликнул: „Господи! Лекционный зал горит!«. Мысленно я произнес благодарственную молитву. Глядя на языки пламени, бушевавшего в высоких окнах, я почувствовал, что настроение у меня подымается и для полного счастья мне не хватает только одного – увидеть, как редакторов „Таймс“ и этого председателя запирают в горящем лекционном зале. Однако радость моя продолжалась недолго. Снова ее сменило бешенство. Здание было спасено. Оно немножко обгорело и было совсем затоплено водой, но не прошло и часа, как полы вытерли, помещение проветрили, опять затопили печи, – и я прочел свою лекцию».
В 1876 году Твен издал «Приключения Тома Сойера», которые сделали его одним из самых читаемых писателей Америки, а выход в свет «Приключений Гекльберри Финна» принес ему мировую славу. И действительно, по популярности с Твеном может встать в один ряд только такой известный американский писатель, как Майн Рид, однако, учитывая то, что писали они в совершенно разных стилях и направлениях, о каком-то творческом соревновании между этими двумя авторами не может быть и речи.
Правда, после выхода «Приключений Гекльберри Финна» на Твена обрушился ряд обвинений в безнравственности, которые он с присущим ему юмором парировал. Так, например, одна из нью-йоркских газет опубликовала следующую заметку: «Правление Бруклинской библиотеки запретило выдавать детям моложе 15 лет „Приключения Тома Сойера„ и „Приключения Гекльберри Финна« Марка Твена, поскольку считает их безнравственными. Знаменитый юморист написал этим господам остроумное, полное сарказма письмо, которое они, однако, отказываются опубликовать под тем предлогом, что не имеют на то разрешения автора“.
В 1896 году по финансовому благополучию семьи Клеменс был нанесен страшный удар, от которого она так и не смогла окончательно оправиться. Разорилось издательство, основанное Твеном. Сам по себе факт был отнюдь не удивительный: Самюэль Клеменс основывал уже не одно подобное предприятие, и все они благополучно прогорали, разоренные бездарными либо слишком жадными управляющими. Однако на сей раз Твен оказался полным банкротом, так как издательство не просто разорилось, оно осталось должно 96 тыс. долларов, мертвым грузом повисших на Самюэле Клеменсе.