Страница:
В целом ему вообще не везло в денежных вопросах. Поначалу издатели не доплачивали молодому автору, фирмы, которые он основывал для издания своих книг, прогорали, вкладывал деньги он – человек азартный – практически всегда неудачно. Но такого краха, какой произошел с ним в 1896 году, у Твена еще не было никогда.
И вот, будучи уже стариком, а на тот момент Клеменсу исполнилось 65 лет, он был вынужден вернуться к зарабатыванию денег чтением лекций. Почти год он ездил с ними по всему миру и сумел заработать достаточно, чтобы расплатиться с долгами, но о былом материальном благополучии не могло идти и речи.
А в конце турне его ждал еще один удар от судьбы – скончалась его жена Оливия.
Самюэль Клеменс полностью отошел от дел, оставшись доживать свой век в одиночестве.
В 1910 году он скончался.
Марк Твен умер, но книги его продолжают жить. По сей день он остается одним из самых издаваемых и читаемых авторов. И не только детьми, хотя официальная советская критика отнесла его к детским авторам. На самом деле в его книгах поднимается огромное количество философских и моральных проблем, очень смелых для его времени.
Незадолго до смерти Самюэль Клеменс сказал: «Похвалы хороши, комплименты тоже прекрасны, но любовь – это последняя и драгоценнейшая награда, какую только способен завоевать человек своим характером или своими достоинствами». Он, безусловно, завоевал любовь миллионов.
Оскар Уайльд. Крах Великого Эстета
Одиссея Джеймса Джойса
И вот, будучи уже стариком, а на тот момент Клеменсу исполнилось 65 лет, он был вынужден вернуться к зарабатыванию денег чтением лекций. Почти год он ездил с ними по всему миру и сумел заработать достаточно, чтобы расплатиться с долгами, но о былом материальном благополучии не могло идти и речи.
А в конце турне его ждал еще один удар от судьбы – скончалась его жена Оливия.
Самюэль Клеменс полностью отошел от дел, оставшись доживать свой век в одиночестве.
В 1910 году он скончался.
Марк Твен умер, но книги его продолжают жить. По сей день он остается одним из самых издаваемых и читаемых авторов. И не только детьми, хотя официальная советская критика отнесла его к детским авторам. На самом деле в его книгах поднимается огромное количество философских и моральных проблем, очень смелых для его времени.
Незадолго до смерти Самюэль Клеменс сказал: «Похвалы хороши, комплименты тоже прекрасны, но любовь – это последняя и драгоценнейшая награда, какую только способен завоевать человек своим характером или своими достоинствами». Он, безусловно, завоевал любовь миллионов.
Оскар Уайльд. Крах Великого Эстета
Широко известный в конце XIX века американский хиромант Луис Хамон, обладавший уникальным даром безошибочно определять характер и предсказывать судьбу по линиям рук, в силу своей оригинальной профессии давно научился ничему не удивляться. Но однажды, взяв в руки ладони некоего человека, чьего лица он не видел (правила развлечения требовали, чтобы предсказатель скрывался за занавесом), Хамон был просто поражен необыкновенным несоответствием знаков правой и левой руки.
«Такое ощущение, что левая рука принадлежит королю, а правая – королю, который отправился в добровольную ссылку», – произнес Луис Хамон, внимательно изучив ладони незнакомца. – Левая рука сулит необычайно яркую судьбу и нескончаемый поток триумфальных успехов, в то время как на правой руке четко видно, что все это завершится в один ужасный день... Вам тогда исполнится 41 или 42 года».
Разумеется, тогда эти прогнозы вызвали лишь всеобщее возмущение и презрительные усмешки. Иначе и быть не могло: ведь руки принадлежали знаменитому писателю Оскару Уайльду, находившемуся в то время на вершине славы. Никто не мог предположить, насколько правдивы окажутся слова гадателя: головокружительный успех Уайльда никак не мог закончиться катастрофой.
Естественно, и сам писатель отказался поверить в зловещее предсказание, высокомерно отклонив предложение Хамона помочь ему изменить будущее. Выпавшие на долю Уайльда испытания очень скоро заставили его горько сожалеть об этом опрометчивом решении: возможно, согласись он тогда последовать совету хироманта, все сложилось бы совсем иначе. И встретив Луиса Хамона в 1900 году, униженный, уничтоженный, все потерявший Уайльд мог сказать гадателю только следующие слова: «...Больше всего меня мучает одно – почему я вас тогда не послушал? Почему не внял предостережению?».
Возможно, трагедия Уайльда была предопределена свыше, но скорее всего ее истоки кроются в самом мировосприятии писателя. Исповедовавший культ красоты как единственной ценности, возведший эстетизм и свободу творческой личности в степень главного жизненного принципа, в дышавшую пошлостью и лицемерием Викторианскую эпоху Уайльд просто не мог ожидать для себя иной участи. Английское общество конца XIX столетия, строго каравшее любые отклонения от провозглашенных им условных норм морали, отвергло и уничтожило недавнего кумира, тщетно пытавшегося защитить свою неповторимую индивидуальность и отстоять право на любовь.
Оскар Фингал О’Флаэрти Уиллс Уайльд родился в Дублине 16 октября 1854 года. Его отец, Уильям Уайльд, был талантливым хирургом, а мать, Франческа Джейн Элджи, собирала фольклор и под псевдонимом Сперанца («Надежда») писала стихи и политические статьи, прославлявшие достоинства ирландского народа.
Свободная творческая атмосфера в семье, несомненно, повлияла на становление характера одаренного мальчика и в чем-то определила его дальнейший жизненный путь.
В возрасте 10 лет Оскар поступил в престижную Королевскую порторскую школу в городе Эннискиллене и, окончив ее с отличием в 1871 году, получил стипендию в дублинском Тринити-колледже. Юноша блестяще учился, достигая особых успехов в античной литературе, и 3 года учебы в колледже принесли ему множество призов. Главной наградой оказалась стипендия в оксфордском колледже Святой Магдалины, где юный Оскар Уайльд продолжил свое образование. Уже тогда будущий писатель приобрел среди товарищей и преподавателей репутацию эстета и щеголя, и это нисколько не умаляло его литературных талантов.
В 1878 году, окончив Оксфорд со степенью бакалавра искусств, Уайльд отправился в Лондон, чтобы посвятить себя литературному труду. Еще в годы учебы под влиянием лекций Дж. Рескина Оскар проникся идеями эстетизма и с тех пор от всей души проповедовал в своем творчестве идеал «бесполезной», самоценной красоты, способной противостоять пошлому практицизму викторианской морали.
Успех пришел к Уайльду буквально с первых его шагов в литературе. В 1880 году он написал свою первую пьесу «Вера, или Нигилист», передав один из ее экземпляров популярной в то время актрисе Эллен Терри, а через несколько месяцев издал за свой счет сборник стихотворений.
Все это принесло молодому автору довольно широкую известность как в Англии, так и за ее пределами (хотя, конечно, о мировой славе говорить было еще рано). И в 1881 году Оскара пригласили в Америку, дабы он мог выступить в Нью-Йорке с циклом лекций.
Предложение оказалось весьма кстати: уже пришла пора сообщить миру о новых принципах искусства. Но существовала и гораздо более веская причина: доставшееся от отца небольшое наследство было давно растрачено, и писателю срочно требовались деньги. А в том, что в Америке его ждут успех и богатство, Оскар не сомневался.
Надо сказать, что в этом он не ошибся. Самая первая его лекция, посвященная английскому Ренессансу, принесла автору сногсшибательный успех. Вспоминая об этом периоде жизни, Уайльд с гордостью говорил, что «с ним носились больше, чем с Сарой Бернар». Американцам действительно было от чего прийти в восторг: высказывания молодого писателя были своеобразны и неординарны. «Мне отвратительна вульгарность реализма в литературе. Того, кто может назвать палкой палку, следовало бы заставить пользоваться ею. Это единственное, для чего он может пригодиться», – заявлял Уайльд.
Повышенный интерес к собственной персоне Оскар Уайльд вызывал не только своими мыслями, но и более чем оригинальной манерой поведения. Одни только его наряды способны были шокировать публику: «Облегающий бархатный камзол с большими, украшенными цветочным узором рукавами и круглым гофрированным воротничком, выглядывающим из-под стоячего ворота... короткие штаны до колен и серые шелковые чулки в тон серому, мышиному бархату». Слушатели придавали огромное значение столь экстравагантному наряду, и, когда в Цинциннати лектор появился перед ними в обыденной одежде, публика испытала недовольство и разочарование.
Уайльд провел в Америке около года, после чего, прожив 2–3 недели в Лондоне, решил посетить Париж. Здесь он познакомился с самыми выдающимися деятелями искусства конца XIX века: Полем Верленом, Малларме, Виктором Гюго, Эмилем Золя, Альфонсом Доде и Эдмоном де Гонкуром.
Писатель всегда стремился жить в соответствии со своими принципами, а потому исповедуемая Уайльдом доктрина эстетизма неизменно воплощалась им не только в искусстве, но и в реальной жизни. Оскар Уайльд привык со всех сторон окружать себя красотой и роскошью, и поэтому нет ничего удивительного в том, что в Париже он потратил остаток заработанных в Америке денег. Встречаясь со знаменитостями, проводя время в лучших парижских ресторанах, писатель абсолютно ни в чем себе не отказывал.
В Париже Уайльда ждала не менее ошеломляющая слава, чем в Англии и США; он стал истинным законодателем моды, и молодые французские эстеты стремились во всем ему подражать. Это был настоящий триумф. «...Чтобы англичанин был признан в Париже, где все построено на нюансах и где так ненавидят англичан, что слово „англичанин“ – синоним злобы и презрения, для этого нужно было обладать из ряда вон выходящими личными качествами», – с восхищением писал известный русский поэт-символист Константин Бальмонт.
Уайльд провел в Париже 3 месяца, а затем вернулся в Лондон. За это время в его жизни произошло значительное событие: писатель встретил свою будущую жену, юную Констанцию Ллойд, «изящную маленькую Артемиду с глазами-фиалками, копною вьющихся каштановых волос и чудесными, словно точеными из слоновой кости пальчиками». Их свадьба состоялась в апреле 1884 года, а в 1885 году у Оскара и Констанции родился первый сын Сирил. Между делом Уайльд продолжал создавать свои произведения, добиваться славы, богатства и успеха.
Но семейная жизнь писателя была отнюдь не столь счастлива и безмятежна, как могло показаться на первый взгляд. Несмотря на все его восторженно-поэтические высказывания в адрес прекрасной супруги, нашелся некто, кому удалось занять большее место в сердце Оскара. Это был очаровательный 17-летний студент Оксфорда Роберт Росс, с которым Уайльд познакомился в 1886 году.
Очевидно, основы сексуальных предпочтений Великого Эстета были заложены в его сознание еще в раннем детстве: известно, что мать любила наряжать юного Оскара в девичьи платьица и отращивать мальчику длинные волосы. Как бы то ни было, благодаря прелестному Роберту (который впоследствии стал лучшим другом писателя) Уайльд открыл для себя новый мир, и с этого момента он начал вести двойную жизнь. Ни жена Оскара, ни его респектабельные друзья и коллеги даже не подозревали о том, что писатель частенько проводит свободное время в обществе юных содомитов.
Переломный момент в судьбе Уайльда наступил в 1891 году. Именно тогда увидела свет его знаменитая повесть «Портрет Дориана Грея», в одночасье сделавшая автора одним из самых известных писателей мира. Отклики критики были противоречивы и главным образом негативны, блюстители викторианской морали объявили повесть безнравственной, но, так или иначе, произведение принесло Уайльду мировую славу и популярность.
В том же году в жизни Уайльда произошло событие, предопределившее его трагическую катастрофу: 37-летний писатель познакомился с лордом Альфредом Брюсом Дугласом, сыном маркиза Куинсберри. В ту пору юноше было 20 лет, он учился на 2-м курсе оксфордского колледжа Святой Магдалины и был пылким поклонником творчества Уайльда (он утверждал, что прочитал «Портрет Дориана Грея» ни много ни мало 9 раз). Красота молодого лорда поразила писателя, и вскоре он обнаружил, что страсть его взаимна.
Альфред Дуглас, или Бози, как ласково называл его Уайльд, завладел всеми помыслами писателя. В одном из писем он с благоговейным восторгом признавался своему другу Роберту Россу: «Бози настоял на остановке для отдыха. Он подобен цветку нарцисса – такой ослепительно-бело-золотой... когда он возлегает на диване, он словно Гиацинт, и я преклоняюсь перед его красотой».
Писатель был буквально ослеплен своей любовью: абсолютно все в юном лорде вызывало его восхищение, даже его стихи, которые, по свидетельству остальных современников, были отнюдь не гениальны. «Любимый мой мальчик, твой сонет прелестен, и просто чудо, что эти твои алые, как лепестки розы, губы созданы для музыки пения в не меньшей степени, чем для безумия поцелуев. Твоя стройная золотистая душа живет между страстью и поэзией», – писал Уайльд своему возлюбленному в январе 1893 года.
Между тем писатель продолжал работать, и популярность его постепенно приблизилась к высшей точке. Все это не мешало Уайльду наслаждаться обществом обожаемого Бози. Разумеется, их связь хранилась в строжайшем секрете, но благодаря образу жизни, который вели влюбленные, рано или поздно все тайны должны были раскрыться. Именно так в конце концов и случилось.
Родители Альфреда давно подозревали о том, что их сын состоит в преступной связи со знаменитым писателем. В 1892 году леди Куинсберри, желая предотвратить несчастье, пригласила Уайльда с женой к себе в Брэкнелл. Разумеется, чопорная дама, истинное дитя Викторианской эпохи, в силу безупречного воспитания не могла открыто высказать свои опасения, и все ее попытки наставить Уайльда на путь истинный не увенчались успехом. В ответ на ее путаные и невнятные нравоучения писатель лишь невинно улыбался, делая вид, что совершенно не понимает, о чем идет речь. Единственным последствием разговора стал образ благочестивой и деспотичной леди Брэкнелл, недвусмысленно выведенный Уайльдом в комедии «Как важно быть серьезным». Тем не менее трагическая развязка не заставила себя ждать. Все началось с того, что один из приятелей Уайльда завладел его письмами к Бози, полными страстных признаний в любви, и вздумал использовать их для шантажа. Прекрасно понимая, чем все это может закончиться, писатель поспешил выкупить доказательства своей греховной любви, но некоторые из писем все же оказались в руках маркиза Куинсберри.
Обнаружив, что все его подозрения оправдались, отец лорда Дугласа пришел в ярость. В порыве оскорбленной гордости он оставил в клубе «Альбемарл» записку, начинавшуюся словами: «Оскару Уайльду – позеру и содомиту». Получив этот вызов, писатель почувствовал, что жизнь его кончена. «Башня из слоновой кости атакована низкой тварью. Жизнь моя выплеснута в песок», – в отчаянии писал он верному Роберту Россу.
Уайльд не видел иного выхода из ужасной ситуации, кроме как возбудить уголовное дело против своего обидчика. В этом его горячо поддержал Бози, не питавший к своему отцу ничего, кроме ненависти и презрения. 1 марта 1895 года писатель предъявил маркизу Куинсберри обвинение в клевете, и судебный процесс начался.
Близкие друзья Уайльда прекрасно понимали всю абсурдность этой идеи; более того, им было известно, что Куинсберри предоставил суду важное доказательство: список имен 12 молодых людей, способных в случае необходимости подтвердить, что писатель на самом деле намеревался склонить их к содомии. Но все попытки уговорить Уайльда отозвать иск, прекратить преследование и покинуть Англию были тщетны: писатель не желал мириться с оскорблением, несмотря на его очевидную справедливость.
Естественно, Куинсберри был оправдан, но на этом несчастья Уайльда не закончились. Обвинитель и обвиняемый мгновенно поменялись местами, и уже 6 ноября писатель был заключен в тюрьму Холлоуэй до начала слушания дела. Альфред Дуглас каждый день навещал своего возлюбленного, но вскоре по известным причинам он вынужден был уехать из страны.
Заседание суда было назначено на 26 апреля. Уайльд отстаивал свое право на любовь со всей пылкостью и страстью, на которую был способен. Его речь, произнесенная в ответ на вопрос судьи о том, что же это за «любовь, не смеющая назвать свое имя», была настоящим гимном, торжественно восславившим прекрасное благородное чувство, задавленное пошлой «добродетелью» и лицемерной «нравственностью» Викторианской эпохи.
Может быть, именно поэтому присяжные так и не смогли прийти к единому мнению и вынести свой вердикт. Уайльд был выпущен из тюрьмы под залог, и очередное заседание состоялось 20 мая 1885 года. На сей раз писатель единодушно был признан виновным в преступлении против нравственности. Суд определил для него максимальное наказание по этой статье: 2 года тюремного заключения с каторжными работами. Безусловно, если бы можно было вынести более строгий приговор, общество непременно воспользовалось бы этим. «На мой взгляд, это наказание слишком мягкое за все содеянное этим человеком», – заявил судья, объявив приговор.
Мир перевернулся буквально за одну секунду. Человек, находившийся на вершине славы, бывший кумиром миллионов, в одночасье стал никем. По решению суда все его рукописи и имущество (дом, бесценные коллекции картин и фарфора) были распроданы на аукционе. На момент трагедии ежегодный доход писателя составлял грандиозную сумму – более 8 тыс. фунтов; теперь у него не было ни пенса. Жена и сыновья Уайльда поменяли фамилию: позорное родство принесло бы им лишь одни несчастья. Многочисленные друзья и коллеги, только что поклонявшиеся гению, больше не желали знать преступника; лишь единицы по-прежнему остались ему верны. Дирекции театров, где пьесы Уайльда имели ошеломляющий успех, мгновенно отказались от постановок, а издатели и книготорговцы сожгли все экземпляры его книг.
Когда приговоренного писателя выводили из зала суда, во дворе его встречала толпа невежд и грубиянов, что пришли порадоваться его унижению. Подобно дикарям, они окружили осужденного и устроили безумную пляску с пением и хохотом, в которой излилась вся былая зависть и бессильная злоба ханжеского общества, неспособного противопоставить свою лицемерную мораль яркому таланту Великого Эстета.
Первые полгода своего заключения Уайльд провел в Пентовилльской и Уондсвортской тюрьмах, а весь последующий срок – в Рединге. Когда писателя вместе с группой других арестантов перевозили в этот небольшой город, расположенный недалеко от Оксфорда, на одной из станций собрались любопытные (как известно, ничто не может быть более привлекательным для черни, чем зрелище человеческого страдания и унижения). Один из зевак, стремясь, очевидно, продемонстрировать свою осведомленность, воскликнул: «Ба! Да ведь это Оскар Уайльд!» – и плюнул ему в лицо. Разве мог писатель в золотые дни своей славы предположить, что с ним когда-либо произойдет такое?
В тюрьме Уайльд испытал все несчастья, какие только могут выпасть на долю человека. Он лишился всего, что у него было; возлюбленный Бози за все 2 года не написал заключенному ни строчки, его мать умерла, жена и дети почти не навещали его. Здоровье Уайльда ослабло, и дух его был сломлен. Когда 18 мая 1897 года писатель покинул стены тюрьмы, он уже ничем не напоминал того ослепительного позера и прожигателя жизни, каким был совсем недавно.
Через несколько дней Уайльд встретился с теми немногими, что сохранили ему верность, и навсегда уехал из Англии. Под именем Себастьяна Мельмота писатель поселился на вилле в Берневале, местечке неподалеку от Дьеппа.
Все это время Уайльда не оставляла мысль о Бози, которого он отчаянно стремился увидеть. Лорд Альфред Дуглас проживал в Неаполе, и у разорившегося писателя совершенно не было денег на поездку; к тому же родственники его жены всеми силами старались помешать этой встрече. И тем не менее она состоялась: в этом Уайльду помог некто Винсент О’Салливан, предоставив необходимую сумму денег. Однако долгожданное свидание не принесло радости ни тому ни другому, и в декабре 1897 года Оскар Уайльд навсегда расстался с возлюбленным и вернулся в Париж.
Самым ужасным испытанием для Уайльда, привыкшего жить в роскоши, оказалась бедность. «Страдание можно, пожалуй, даже должно терпеть, – писал он Андре Жиду, – но бедность, нищета – вот что страшно. Это пятнает душу».
Оскар Уайльд умер в декабре 1900 года в нищете и забвении. На скромных похоронах его присутствовали немногочисленные друзья, среди которых был и Альфред Дуглас, по-прежнему поклонявшийся поверженному кумиру.
«Такое ощущение, что левая рука принадлежит королю, а правая – королю, который отправился в добровольную ссылку», – произнес Луис Хамон, внимательно изучив ладони незнакомца. – Левая рука сулит необычайно яркую судьбу и нескончаемый поток триумфальных успехов, в то время как на правой руке четко видно, что все это завершится в один ужасный день... Вам тогда исполнится 41 или 42 года».
Разумеется, тогда эти прогнозы вызвали лишь всеобщее возмущение и презрительные усмешки. Иначе и быть не могло: ведь руки принадлежали знаменитому писателю Оскару Уайльду, находившемуся в то время на вершине славы. Никто не мог предположить, насколько правдивы окажутся слова гадателя: головокружительный успех Уайльда никак не мог закончиться катастрофой.
Естественно, и сам писатель отказался поверить в зловещее предсказание, высокомерно отклонив предложение Хамона помочь ему изменить будущее. Выпавшие на долю Уайльда испытания очень скоро заставили его горько сожалеть об этом опрометчивом решении: возможно, согласись он тогда последовать совету хироманта, все сложилось бы совсем иначе. И встретив Луиса Хамона в 1900 году, униженный, уничтоженный, все потерявший Уайльд мог сказать гадателю только следующие слова: «...Больше всего меня мучает одно – почему я вас тогда не послушал? Почему не внял предостережению?».
Возможно, трагедия Уайльда была предопределена свыше, но скорее всего ее истоки кроются в самом мировосприятии писателя. Исповедовавший культ красоты как единственной ценности, возведший эстетизм и свободу творческой личности в степень главного жизненного принципа, в дышавшую пошлостью и лицемерием Викторианскую эпоху Уайльд просто не мог ожидать для себя иной участи. Английское общество конца XIX столетия, строго каравшее любые отклонения от провозглашенных им условных норм морали, отвергло и уничтожило недавнего кумира, тщетно пытавшегося защитить свою неповторимую индивидуальность и отстоять право на любовь.
Оскар Фингал О’Флаэрти Уиллс Уайльд родился в Дублине 16 октября 1854 года. Его отец, Уильям Уайльд, был талантливым хирургом, а мать, Франческа Джейн Элджи, собирала фольклор и под псевдонимом Сперанца («Надежда») писала стихи и политические статьи, прославлявшие достоинства ирландского народа.
Свободная творческая атмосфера в семье, несомненно, повлияла на становление характера одаренного мальчика и в чем-то определила его дальнейший жизненный путь.
В возрасте 10 лет Оскар поступил в престижную Королевскую порторскую школу в городе Эннискиллене и, окончив ее с отличием в 1871 году, получил стипендию в дублинском Тринити-колледже. Юноша блестяще учился, достигая особых успехов в античной литературе, и 3 года учебы в колледже принесли ему множество призов. Главной наградой оказалась стипендия в оксфордском колледже Святой Магдалины, где юный Оскар Уайльд продолжил свое образование. Уже тогда будущий писатель приобрел среди товарищей и преподавателей репутацию эстета и щеголя, и это нисколько не умаляло его литературных талантов.
В 1878 году, окончив Оксфорд со степенью бакалавра искусств, Уайльд отправился в Лондон, чтобы посвятить себя литературному труду. Еще в годы учебы под влиянием лекций Дж. Рескина Оскар проникся идеями эстетизма и с тех пор от всей души проповедовал в своем творчестве идеал «бесполезной», самоценной красоты, способной противостоять пошлому практицизму викторианской морали.
Успех пришел к Уайльду буквально с первых его шагов в литературе. В 1880 году он написал свою первую пьесу «Вера, или Нигилист», передав один из ее экземпляров популярной в то время актрисе Эллен Терри, а через несколько месяцев издал за свой счет сборник стихотворений.
Все это принесло молодому автору довольно широкую известность как в Англии, так и за ее пределами (хотя, конечно, о мировой славе говорить было еще рано). И в 1881 году Оскара пригласили в Америку, дабы он мог выступить в Нью-Йорке с циклом лекций.
Предложение оказалось весьма кстати: уже пришла пора сообщить миру о новых принципах искусства. Но существовала и гораздо более веская причина: доставшееся от отца небольшое наследство было давно растрачено, и писателю срочно требовались деньги. А в том, что в Америке его ждут успех и богатство, Оскар не сомневался.
Надо сказать, что в этом он не ошибся. Самая первая его лекция, посвященная английскому Ренессансу, принесла автору сногсшибательный успех. Вспоминая об этом периоде жизни, Уайльд с гордостью говорил, что «с ним носились больше, чем с Сарой Бернар». Американцам действительно было от чего прийти в восторг: высказывания молодого писателя были своеобразны и неординарны. «Мне отвратительна вульгарность реализма в литературе. Того, кто может назвать палкой палку, следовало бы заставить пользоваться ею. Это единственное, для чего он может пригодиться», – заявлял Уайльд.
Повышенный интерес к собственной персоне Оскар Уайльд вызывал не только своими мыслями, но и более чем оригинальной манерой поведения. Одни только его наряды способны были шокировать публику: «Облегающий бархатный камзол с большими, украшенными цветочным узором рукавами и круглым гофрированным воротничком, выглядывающим из-под стоячего ворота... короткие штаны до колен и серые шелковые чулки в тон серому, мышиному бархату». Слушатели придавали огромное значение столь экстравагантному наряду, и, когда в Цинциннати лектор появился перед ними в обыденной одежде, публика испытала недовольство и разочарование.
Уайльд провел в Америке около года, после чего, прожив 2–3 недели в Лондоне, решил посетить Париж. Здесь он познакомился с самыми выдающимися деятелями искусства конца XIX века: Полем Верленом, Малларме, Виктором Гюго, Эмилем Золя, Альфонсом Доде и Эдмоном де Гонкуром.
Писатель всегда стремился жить в соответствии со своими принципами, а потому исповедуемая Уайльдом доктрина эстетизма неизменно воплощалась им не только в искусстве, но и в реальной жизни. Оскар Уайльд привык со всех сторон окружать себя красотой и роскошью, и поэтому нет ничего удивительного в том, что в Париже он потратил остаток заработанных в Америке денег. Встречаясь со знаменитостями, проводя время в лучших парижских ресторанах, писатель абсолютно ни в чем себе не отказывал.
В Париже Уайльда ждала не менее ошеломляющая слава, чем в Англии и США; он стал истинным законодателем моды, и молодые французские эстеты стремились во всем ему подражать. Это был настоящий триумф. «...Чтобы англичанин был признан в Париже, где все построено на нюансах и где так ненавидят англичан, что слово „англичанин“ – синоним злобы и презрения, для этого нужно было обладать из ряда вон выходящими личными качествами», – с восхищением писал известный русский поэт-символист Константин Бальмонт.
Уайльд провел в Париже 3 месяца, а затем вернулся в Лондон. За это время в его жизни произошло значительное событие: писатель встретил свою будущую жену, юную Констанцию Ллойд, «изящную маленькую Артемиду с глазами-фиалками, копною вьющихся каштановых волос и чудесными, словно точеными из слоновой кости пальчиками». Их свадьба состоялась в апреле 1884 года, а в 1885 году у Оскара и Констанции родился первый сын Сирил. Между делом Уайльд продолжал создавать свои произведения, добиваться славы, богатства и успеха.
Но семейная жизнь писателя была отнюдь не столь счастлива и безмятежна, как могло показаться на первый взгляд. Несмотря на все его восторженно-поэтические высказывания в адрес прекрасной супруги, нашелся некто, кому удалось занять большее место в сердце Оскара. Это был очаровательный 17-летний студент Оксфорда Роберт Росс, с которым Уайльд познакомился в 1886 году.
Очевидно, основы сексуальных предпочтений Великого Эстета были заложены в его сознание еще в раннем детстве: известно, что мать любила наряжать юного Оскара в девичьи платьица и отращивать мальчику длинные волосы. Как бы то ни было, благодаря прелестному Роберту (который впоследствии стал лучшим другом писателя) Уайльд открыл для себя новый мир, и с этого момента он начал вести двойную жизнь. Ни жена Оскара, ни его респектабельные друзья и коллеги даже не подозревали о том, что писатель частенько проводит свободное время в обществе юных содомитов.
Переломный момент в судьбе Уайльда наступил в 1891 году. Именно тогда увидела свет его знаменитая повесть «Портрет Дориана Грея», в одночасье сделавшая автора одним из самых известных писателей мира. Отклики критики были противоречивы и главным образом негативны, блюстители викторианской морали объявили повесть безнравственной, но, так или иначе, произведение принесло Уайльду мировую славу и популярность.
В том же году в жизни Уайльда произошло событие, предопределившее его трагическую катастрофу: 37-летний писатель познакомился с лордом Альфредом Брюсом Дугласом, сыном маркиза Куинсберри. В ту пору юноше было 20 лет, он учился на 2-м курсе оксфордского колледжа Святой Магдалины и был пылким поклонником творчества Уайльда (он утверждал, что прочитал «Портрет Дориана Грея» ни много ни мало 9 раз). Красота молодого лорда поразила писателя, и вскоре он обнаружил, что страсть его взаимна.
Альфред Дуглас, или Бози, как ласково называл его Уайльд, завладел всеми помыслами писателя. В одном из писем он с благоговейным восторгом признавался своему другу Роберту Россу: «Бози настоял на остановке для отдыха. Он подобен цветку нарцисса – такой ослепительно-бело-золотой... когда он возлегает на диване, он словно Гиацинт, и я преклоняюсь перед его красотой».
Писатель был буквально ослеплен своей любовью: абсолютно все в юном лорде вызывало его восхищение, даже его стихи, которые, по свидетельству остальных современников, были отнюдь не гениальны. «Любимый мой мальчик, твой сонет прелестен, и просто чудо, что эти твои алые, как лепестки розы, губы созданы для музыки пения в не меньшей степени, чем для безумия поцелуев. Твоя стройная золотистая душа живет между страстью и поэзией», – писал Уайльд своему возлюбленному в январе 1893 года.
Между тем писатель продолжал работать, и популярность его постепенно приблизилась к высшей точке. Все это не мешало Уайльду наслаждаться обществом обожаемого Бози. Разумеется, их связь хранилась в строжайшем секрете, но благодаря образу жизни, который вели влюбленные, рано или поздно все тайны должны были раскрыться. Именно так в конце концов и случилось.
Родители Альфреда давно подозревали о том, что их сын состоит в преступной связи со знаменитым писателем. В 1892 году леди Куинсберри, желая предотвратить несчастье, пригласила Уайльда с женой к себе в Брэкнелл. Разумеется, чопорная дама, истинное дитя Викторианской эпохи, в силу безупречного воспитания не могла открыто высказать свои опасения, и все ее попытки наставить Уайльда на путь истинный не увенчались успехом. В ответ на ее путаные и невнятные нравоучения писатель лишь невинно улыбался, делая вид, что совершенно не понимает, о чем идет речь. Единственным последствием разговора стал образ благочестивой и деспотичной леди Брэкнелл, недвусмысленно выведенный Уайльдом в комедии «Как важно быть серьезным». Тем не менее трагическая развязка не заставила себя ждать. Все началось с того, что один из приятелей Уайльда завладел его письмами к Бози, полными страстных признаний в любви, и вздумал использовать их для шантажа. Прекрасно понимая, чем все это может закончиться, писатель поспешил выкупить доказательства своей греховной любви, но некоторые из писем все же оказались в руках маркиза Куинсберри.
Обнаружив, что все его подозрения оправдались, отец лорда Дугласа пришел в ярость. В порыве оскорбленной гордости он оставил в клубе «Альбемарл» записку, начинавшуюся словами: «Оскару Уайльду – позеру и содомиту». Получив этот вызов, писатель почувствовал, что жизнь его кончена. «Башня из слоновой кости атакована низкой тварью. Жизнь моя выплеснута в песок», – в отчаянии писал он верному Роберту Россу.
Уайльд не видел иного выхода из ужасной ситуации, кроме как возбудить уголовное дело против своего обидчика. В этом его горячо поддержал Бози, не питавший к своему отцу ничего, кроме ненависти и презрения. 1 марта 1895 года писатель предъявил маркизу Куинсберри обвинение в клевете, и судебный процесс начался.
Близкие друзья Уайльда прекрасно понимали всю абсурдность этой идеи; более того, им было известно, что Куинсберри предоставил суду важное доказательство: список имен 12 молодых людей, способных в случае необходимости подтвердить, что писатель на самом деле намеревался склонить их к содомии. Но все попытки уговорить Уайльда отозвать иск, прекратить преследование и покинуть Англию были тщетны: писатель не желал мириться с оскорблением, несмотря на его очевидную справедливость.
Естественно, Куинсберри был оправдан, но на этом несчастья Уайльда не закончились. Обвинитель и обвиняемый мгновенно поменялись местами, и уже 6 ноября писатель был заключен в тюрьму Холлоуэй до начала слушания дела. Альфред Дуглас каждый день навещал своего возлюбленного, но вскоре по известным причинам он вынужден был уехать из страны.
Заседание суда было назначено на 26 апреля. Уайльд отстаивал свое право на любовь со всей пылкостью и страстью, на которую был способен. Его речь, произнесенная в ответ на вопрос судьи о том, что же это за «любовь, не смеющая назвать свое имя», была настоящим гимном, торжественно восславившим прекрасное благородное чувство, задавленное пошлой «добродетелью» и лицемерной «нравственностью» Викторианской эпохи.
Может быть, именно поэтому присяжные так и не смогли прийти к единому мнению и вынести свой вердикт. Уайльд был выпущен из тюрьмы под залог, и очередное заседание состоялось 20 мая 1885 года. На сей раз писатель единодушно был признан виновным в преступлении против нравственности. Суд определил для него максимальное наказание по этой статье: 2 года тюремного заключения с каторжными работами. Безусловно, если бы можно было вынести более строгий приговор, общество непременно воспользовалось бы этим. «На мой взгляд, это наказание слишком мягкое за все содеянное этим человеком», – заявил судья, объявив приговор.
Мир перевернулся буквально за одну секунду. Человек, находившийся на вершине славы, бывший кумиром миллионов, в одночасье стал никем. По решению суда все его рукописи и имущество (дом, бесценные коллекции картин и фарфора) были распроданы на аукционе. На момент трагедии ежегодный доход писателя составлял грандиозную сумму – более 8 тыс. фунтов; теперь у него не было ни пенса. Жена и сыновья Уайльда поменяли фамилию: позорное родство принесло бы им лишь одни несчастья. Многочисленные друзья и коллеги, только что поклонявшиеся гению, больше не желали знать преступника; лишь единицы по-прежнему остались ему верны. Дирекции театров, где пьесы Уайльда имели ошеломляющий успех, мгновенно отказались от постановок, а издатели и книготорговцы сожгли все экземпляры его книг.
Когда приговоренного писателя выводили из зала суда, во дворе его встречала толпа невежд и грубиянов, что пришли порадоваться его унижению. Подобно дикарям, они окружили осужденного и устроили безумную пляску с пением и хохотом, в которой излилась вся былая зависть и бессильная злоба ханжеского общества, неспособного противопоставить свою лицемерную мораль яркому таланту Великого Эстета.
Первые полгода своего заключения Уайльд провел в Пентовилльской и Уондсвортской тюрьмах, а весь последующий срок – в Рединге. Когда писателя вместе с группой других арестантов перевозили в этот небольшой город, расположенный недалеко от Оксфорда, на одной из станций собрались любопытные (как известно, ничто не может быть более привлекательным для черни, чем зрелище человеческого страдания и унижения). Один из зевак, стремясь, очевидно, продемонстрировать свою осведомленность, воскликнул: «Ба! Да ведь это Оскар Уайльд!» – и плюнул ему в лицо. Разве мог писатель в золотые дни своей славы предположить, что с ним когда-либо произойдет такое?
В тюрьме Уайльд испытал все несчастья, какие только могут выпасть на долю человека. Он лишился всего, что у него было; возлюбленный Бози за все 2 года не написал заключенному ни строчки, его мать умерла, жена и дети почти не навещали его. Здоровье Уайльда ослабло, и дух его был сломлен. Когда 18 мая 1897 года писатель покинул стены тюрьмы, он уже ничем не напоминал того ослепительного позера и прожигателя жизни, каким был совсем недавно.
Через несколько дней Уайльд встретился с теми немногими, что сохранили ему верность, и навсегда уехал из Англии. Под именем Себастьяна Мельмота писатель поселился на вилле в Берневале, местечке неподалеку от Дьеппа.
Все это время Уайльда не оставляла мысль о Бози, которого он отчаянно стремился увидеть. Лорд Альфред Дуглас проживал в Неаполе, и у разорившегося писателя совершенно не было денег на поездку; к тому же родственники его жены всеми силами старались помешать этой встрече. И тем не менее она состоялась: в этом Уайльду помог некто Винсент О’Салливан, предоставив необходимую сумму денег. Однако долгожданное свидание не принесло радости ни тому ни другому, и в декабре 1897 года Оскар Уайльд навсегда расстался с возлюбленным и вернулся в Париж.
Самым ужасным испытанием для Уайльда, привыкшего жить в роскоши, оказалась бедность. «Страдание можно, пожалуй, даже должно терпеть, – писал он Андре Жиду, – но бедность, нищета – вот что страшно. Это пятнает душу».
Оскар Уайльд умер в декабре 1900 года в нищете и забвении. На скромных похоронах его присутствовали немногочисленные друзья, среди которых был и Альфред Дуглас, по-прежнему поклонявшийся поверженному кумиру.
Одиссея Джеймса Джойса
Мир Художника – всегда особый, необычный мир. Явления внешней реальности находят в нем своеобразное отражение, подчас оставаясь за пределами эстетического восприятия. Нередко все, что касается земной жизни, в частности материальных благ, не составляет предмета интереса подлинных служителей искусства, а потому претерпеваемые этими людьми тяготы и лишения определяются ни чем иным, как складом их души, всецело отданной творчеству. Вероятно, к числу таких людей и принадлежал Джойс, чья жизнь являла собой истинный путь Художника. Фантастически гордый и самолюбивый, ставивший себя намного выше даже самых значительных событий своего времени, он к тому же обладал какой-то поразительной беспечностью в практических вопросах, зачастую, казалось бы, даже не задумываясь о необходимости приобретения каких бы то ни было средств к существованию.
Джеймс Августин Алоизий Джойс родился в Дублине 2 февраля 1882 года. Семья его была буржуазной, обладала весьма посредственным достатком, и, несмотря на то что Джойсы с гордостью возводили свой род к знатному старинному клану из Голуэя, мужчины этой фамилии из поколения в поколение зарабатывали на жизнь таким неподобающим аристократии занятием, как виноторговля.
Отец будущего писателя, Джон Станислаус Джойс, не стал в этом смысле исключением, однако в данной сфере ему не удалось найти свое призвание. Все попытки заняться коммерческой деятельностью закончились полным разорением и, окончательно разочаровавшись в торговле, Джойс-старший ступил на иную стезю, попробовав себя на государственной службе.
Новая должность приносила стабильный доход, и некоторое время семья ни в чем не нуждалась. Однако, вероятно, в силу проявления черт знаменитого ирландского национального характера – неумеренной страсти к выпивке и застолью, потрясающей безалаберности по отношению к элементарным бытовым проблемам – очень скоро он потерял все, чем наградила его жизнь.
А досталось Джойсу-старшему действительно немало: недурное состояние, прекрасная жена, любящие дети, блестящий талант певца и рассказчика. Во многом благодаря этому таланту Джон Джойс всегда был душой любой компании, и ни один праздник или застолье не обходились без него. И пока отец семейства блистал остроумием на местных вечеринках, его несчастная жена, мать 15 детей, из которых выжило только 10, в непосильных трудах растрачивала свою молодость, силу и красоту.
И нет ничего удивительного в том, что уже в 1891 году, когда будущему писателю не было и 10 лет, его беспечный отец был уволен со своей замечательной должности и остался практически без гроша. Прежняя безбедная жизнь закончилась, и для того, чтобы не оказаться в конце концов на улице и не умереть с голоду, Джойсы были вынуждены просить деньги в долг и закладывать имущество, которого со временем становилось все меньше и меньше. Семья беспрестанно меняла квартиры, и с каждым разом они оказывались все более дешевыми и убогими.
Не случайно много лет спустя, после смерти Джона Джойса, на предложение описать своего отца Джеймс ответил лишь одной емкой фразой: «Он был банкрот». Скорее всего, в понятие банкротства писатель вкладывал не только примитивно-материальное, но и глубокое духовное содержание, не подозревая о том, что в самом ближайшем будущем все это окажется вполне применимо и к его собственной жизни.
Вместе с состоянием Джон Джойс утратил и нечто несоизмеримо большее – уважение, любовь и привязанность жены и детей. Постепенно скатываясь в бездну нищеты, во всех своих бедах они обвиняли отца (нужно сказать, не без основания), его многочисленные пороки и слабости. Только со старшим, Джеймсом, у него сохранились теплые отношения. Пожалуй, он был единственным, кто не испытывал к отцу презрения и враждебности, а всегда стремился если не оправдать, то хотя бы понять его. Впоследствии писатель говорил об этом так: «Я ведь и сам грешник, даже недостатки его мне нравились».
Во многом это объяснялось тем, что Джеймс довольно рано начал обнаруживать многие отцовские черты, в том числе и те, что не вызывали его восхищения, в своем собственном характере. Наряду с талантом (а Джойс не сомневался, что удивительный дар власти над художественным словом достался ему от отца), Джеймс унаследовал от него широту души во всех смыслах этого слова и полное равнодушие к материальному и бытовому устройству собственной жизни. А потому последующая финансовая несостоятельность самого Джойса в немалой степени была обусловлена этими самыми качествами пресловутого национального характера, унаследованными от отца.
В то счастливое время, когда благосостояние семьи еще не было безвозвратно утрачено, отец успел позаботиться об образовании любимого сына и устроил Джеймса в престижный закрытый иезуитский пансион Клонгоуз Вуд, находившийся в соседнем графстве Килдер. Талантливый мальчик прекрасно учился и благодаря своим блестящим способностям и чистой, открытой натуре быстро завоевал всеобщее расположение. Однако сему безоблачному счастью не суждено было длиться вечно, и в 1891 году, когда семья полностью лишилась средств, Джеймс уже более не мог продолжать обучение в одной из самых лучших и дорогих школ Ирландии.
В течение последующих двух лет мальчик учился дома и недолгое время посещал непопулярную и дешевую школу Христианских братьев, содержавшуюся братством католиков-мирян. Характерно, что ни в одном из произведений Джойса со свойственным им автобиографизмом этот факт не нашел никакого отражения. По всей видимости, пребывание в этой школе не затронуло души мальчика и ни в коей мере не повлияло на становление его внутреннего мира.
Джеймс Августин Алоизий Джойс родился в Дублине 2 февраля 1882 года. Семья его была буржуазной, обладала весьма посредственным достатком, и, несмотря на то что Джойсы с гордостью возводили свой род к знатному старинному клану из Голуэя, мужчины этой фамилии из поколения в поколение зарабатывали на жизнь таким неподобающим аристократии занятием, как виноторговля.
Отец будущего писателя, Джон Станислаус Джойс, не стал в этом смысле исключением, однако в данной сфере ему не удалось найти свое призвание. Все попытки заняться коммерческой деятельностью закончились полным разорением и, окончательно разочаровавшись в торговле, Джойс-старший ступил на иную стезю, попробовав себя на государственной службе.
Новая должность приносила стабильный доход, и некоторое время семья ни в чем не нуждалась. Однако, вероятно, в силу проявления черт знаменитого ирландского национального характера – неумеренной страсти к выпивке и застолью, потрясающей безалаберности по отношению к элементарным бытовым проблемам – очень скоро он потерял все, чем наградила его жизнь.
А досталось Джойсу-старшему действительно немало: недурное состояние, прекрасная жена, любящие дети, блестящий талант певца и рассказчика. Во многом благодаря этому таланту Джон Джойс всегда был душой любой компании, и ни один праздник или застолье не обходились без него. И пока отец семейства блистал остроумием на местных вечеринках, его несчастная жена, мать 15 детей, из которых выжило только 10, в непосильных трудах растрачивала свою молодость, силу и красоту.
И нет ничего удивительного в том, что уже в 1891 году, когда будущему писателю не было и 10 лет, его беспечный отец был уволен со своей замечательной должности и остался практически без гроша. Прежняя безбедная жизнь закончилась, и для того, чтобы не оказаться в конце концов на улице и не умереть с голоду, Джойсы были вынуждены просить деньги в долг и закладывать имущество, которого со временем становилось все меньше и меньше. Семья беспрестанно меняла квартиры, и с каждым разом они оказывались все более дешевыми и убогими.
Не случайно много лет спустя, после смерти Джона Джойса, на предложение описать своего отца Джеймс ответил лишь одной емкой фразой: «Он был банкрот». Скорее всего, в понятие банкротства писатель вкладывал не только примитивно-материальное, но и глубокое духовное содержание, не подозревая о том, что в самом ближайшем будущем все это окажется вполне применимо и к его собственной жизни.
Вместе с состоянием Джон Джойс утратил и нечто несоизмеримо большее – уважение, любовь и привязанность жены и детей. Постепенно скатываясь в бездну нищеты, во всех своих бедах они обвиняли отца (нужно сказать, не без основания), его многочисленные пороки и слабости. Только со старшим, Джеймсом, у него сохранились теплые отношения. Пожалуй, он был единственным, кто не испытывал к отцу презрения и враждебности, а всегда стремился если не оправдать, то хотя бы понять его. Впоследствии писатель говорил об этом так: «Я ведь и сам грешник, даже недостатки его мне нравились».
Во многом это объяснялось тем, что Джеймс довольно рано начал обнаруживать многие отцовские черты, в том числе и те, что не вызывали его восхищения, в своем собственном характере. Наряду с талантом (а Джойс не сомневался, что удивительный дар власти над художественным словом достался ему от отца), Джеймс унаследовал от него широту души во всех смыслах этого слова и полное равнодушие к материальному и бытовому устройству собственной жизни. А потому последующая финансовая несостоятельность самого Джойса в немалой степени была обусловлена этими самыми качествами пресловутого национального характера, унаследованными от отца.
В то счастливое время, когда благосостояние семьи еще не было безвозвратно утрачено, отец успел позаботиться об образовании любимого сына и устроил Джеймса в престижный закрытый иезуитский пансион Клонгоуз Вуд, находившийся в соседнем графстве Килдер. Талантливый мальчик прекрасно учился и благодаря своим блестящим способностям и чистой, открытой натуре быстро завоевал всеобщее расположение. Однако сему безоблачному счастью не суждено было длиться вечно, и в 1891 году, когда семья полностью лишилась средств, Джеймс уже более не мог продолжать обучение в одной из самых лучших и дорогих школ Ирландии.
В течение последующих двух лет мальчик учился дома и недолгое время посещал непопулярную и дешевую школу Христианских братьев, содержавшуюся братством католиков-мирян. Характерно, что ни в одном из произведений Джойса со свойственным им автобиографизмом этот факт не нашел никакого отражения. По всей видимости, пребывание в этой школе не затронуло души мальчика и ни в коей мере не повлияло на становление его внутреннего мира.