Герролд Дэвид. День проклятья

   – Успокойтесь. Там, откуда это взялось, есть еще.
   – Правда?
   – Командование намерено обеспечить вас новейшим оборудованием, Маккарти. Идет война, вы не забыли?
   Я захватил переносную лампу и вернулся в кабину.
   – Повесьте где-нибудь, чтобы свет падал сбоку. А я постараюсь улучшить резкость.
   Я занялся настройкой.
   – Там еще остались голые человечки?
   – Вон парочка… Вы не должны видеть, чем они занимаются.
   – Что значит «должен», «не должен»? – Я нацелил объектив.
   Лиз фыркнула:
   – Извращенец!
   – Да они просто слизывают друг с друга пудру, – успокоил я ее. – К тому же, кажется, обе – самки, Я продолжал снимать. Появилась какая-то розовая штука, похожая на крохотную цветную капусту или на движущийся мозг – шишковатый комок с красными венами на поверхности. Выглядел он отвратительно. Похоже, что другие существа думали так же – они держались от него подальше.
   – Потрясающе! – воскликнул я, может, и повторяясь, но сейчас мне было все равно. Меня охватило возбуждение. – Это организмы, которых еще никогда не видел человек. Невероятно! Наверное, как раз сегодня все они вылупились разом и теперь пожирают друг друга. Великолепно!
   Лиз спокойно заметила:
   – Если это так, то вы опростоволосились. – Что? – – Пару минут назад вы предположили, что хторране захватят с собой только самые необходимые виды. Взгляните на зоопарк за стеклом! Вы по-прежнему так считаете?
   Я на секунду опустил камеру и посмотрел на стекло, сплошь покрытое копошащимися насекомыми и прочими тварями. Длинными, тонкими, толстыми и рыхлыми, розовыми, пурпурными, алыми – всех оттенков красного цвета. Они блестели в свете, падающем на них из вертушки. Дальше была темнота. Уже наступила ночь, а я и не заметил, как село солнце, – настолько увлекся. Спектакль, разыгрывающийся на наших глазах, захватил меня целиком. Насекомые блестели, все стекло переливалось и сверкало.
   – Я не отказываюсь от своих слов, – ответил я. – Мы видим очень тонкий срез экосистемы. На их планете может обитать миллиард разных видов, а мы наблюдаем здесь лишь несколько сотен. Скорее всего, хторране переправили сюда только тех, которые им нужны.
   Я повертел в руках камеру и улыбнулся Лиз.
   – Что такое? – спросила она.
   – Беру свои слова обратно. Ну пусть не все, а часть. Не думаю, что путешествия даются хторранам намного легче, чем нам. А ведь мы пакуем в чемодан не только то, без чего никак нельзя обойтись. Мы прихватываем и кое– что на всякий случай. – Я взвесил камеру в руках. – Как видите, и эта вроде бы ненужная штука тоже пригодилась. Они поступили так же.
   Лиз засмеялась. Открыв две последние жестянки с пивом, она передала одну мне и подняла свою банку:
   – Ладно, выпьем за насекомых. Ваше здоровье. Я предложил свой тост:
   – За потрясающий спектакль.
   Некоторое время мы молчали. Я пытался представить, как выглядит земля за стенками вертолета. Должно быть, напоминает живой ковер из насекомых и ночных хищников. Любопытно, участвует ли кто-нибудь из уроженцев Земли в этом пиршестве и если участвует, то в каком качестве – едоков или пищи?
   Наверное, все-таки едоков. Ведь это было не просто кормление, а какое-то сумасшествие. Твари настолько увлеклись пожиранием, что едва ли заметят, когда слопают их самих. На стеклах появлялись все новые существа, включаясь в оргию.
   Откуда они?
   Лиз решила назвать маленьких голых человечков «детскими пальчиками». Они напомнили ей набор резиновых кукол, с которыми она играла в детстве. Их надевали на пальцы, и стоило пошевелить руками, как куклы в унисон открывали и закрывали глаза и рот.
   Лиз сказала, что они походили на хор гномиков, жаль только, что петь они не могли. Наши «пальчики» с забавными детскими лицами выглядели как те гномы.
   У них была бледная, почти прозрачная кожа, большие голубые глаза придавали им то ли безразличный, то ли, наоборот, страшно перепуганный вид – кому что нравится. Они неторопливо ползали и, широко раскрывая маленькие рты, слизывали со стекла крошечными красными язычками розовую пудру и ершиков. Глотая, они запрокидывали голову, а потом медленно осматривались, прежде чем продолжить обжорство.
   Через какое-то время их стало намного больше. Многие слизывали пудру друг с друга, все стекло покрыли извивающиеся голые тельца.
   – Кажется, вы уже попали на свою «голубую мессу».
   – Знаете, меня коробит от такого сравнения, – сказала Лиз. – Неужели и люди так выглядят со стороны?
   Темнота сгущалась, и нахлынули «нетопыри». Эти маленькие вампирчики с бледными мордами и огромными челюстями хватали «пальчиков» передней парой конечностей и прижимали к себе в непередаваемо эротическом объятии. «Пальчики» не сопротивлялись – даже когда! вампиры начинали их пожирать. Они ели их, как малень-кие сосиски, – откусывали и жевали, откусывали и жевали. «Пальчики» воздевали розовые ручонки, сучили розовыми ножками, но «нетопыри» продолжали их пожирать. У маленьких розовых «пальчиков» была алая кровь.
   Через несколько минут ею было залито все стекло.
   – Я их ненавижу, – заявила Лиз.
   – Осторожнее, – предупредил я. – Что?
   – Вы очеловечиваете их. Вы судите об этих существах явно предвзято. А что, если эти милые «пальчики» – личинки хторров?
   Она, вздрогнув, уставилась на меня:
   – Вы серьезно?
   – Просто предостерегаю вас от скороспелых выводов. Я уже ошибся с кроликособаками и больше не собираюсь попадать впросак. С возрастом эти крошки могут поменять свое обличье и превратиться в ядовитых змей. А могут и не превратиться. Не надо спешить с приговором.
   Вместо ответа Лиз хмыкнула. Мы замолчали. Кто-то вроде змеи с красным брюхом проскользнул по боковому окну. Существо с тысячью мелькающих ног, как пылесос, пропахало дорожку среди другой живности. Нет, только не это!
   – Лиз!
   – Да?
   – Нам лучше поторопить спасателей.
   – Что? – Она недоуменно посмотрела на меня. – По-моему, вы говорили, что нам ничто не грозит.
   – Разве я не могу поменять мнение? Вы хотели узнать, кто следующий? Посмотрите вон на ту гадину! Это хторранская тысяченожка. Если они нагрянут сюда, нам лучше поскорее унести ноги. Не думаю, что пенобетон их остановит.
 
    В. Какхторране называют кладбище?
    О. Склад консервов.

23 ШВЕДСКИЙ СТОЛ

   Жизнь для Вселенной – все равно что ржавчина для железа. Мы с вами в конечном итоге (в планетарном масштабе, разумеется) – лишь более совершенная форма коррозии, из-за которой Вселенная износится чуть-чуть раньше.

Соломон Краткий

 
   Передатчик пискнул в 22.00. Лиз наклонилась и включила его.
   – «Банши-6» – слушает.
   – Потрясающая новость для вас. Дирижабль уже в пути. Они вылетели из Портленда час назад. На борту команда спасателей и медики. Над вами они будут к полуночи.
   – А как же пыль?
   – Их предупредили об опасности и проинструктировали. Сегодня в долине Сакраменто не работает ни один мотор, по крайней мере без защиты. Но лучше других подготовились к подобным событиям в Портленде; им только оставалось взять с полки готовые технологии. Можете поблагодарить за это вулкан Святой Елены.
   – Хорошо, я пошлю ему поздравительную открытку, – пообещала Лиз.
   – Спасатели будут анализировать состав воздуха на$: протяжении всего полета.
   Как только концентрация пы-ли достигнет тысячной доли процента, они загерметизи-руют двигатели и пойдут по ветру.
   – По ветру? – с сомнением переспросила Лиз.
   – Вы не ослышались, у них есть временное парусное-вооружение и холодный реактивный двигатель для маневрирования, так что опасности возгорания нет. В случае необходимости они могут лететь на сжатом воздухе некоторое расстояние – небольшое, конечно, – но если они возьмут курс на океан, его вполне хватит, чтобы выбраться из розовой пыли.
   – Я уже слышала о таком способе, – сказала Лиз. – Как они намерены удерживаться прямо над нами?
   – Они выстрелят в грунт четырьмя кошками, а потом спустят корзину и примут вас.
   – Послушайте, – предупредила Лиз. – С этим будут проблемы.
   – Почему?
   – Вокруг нас безумствуют твари, пожирающие все подряд. Когда мы откроем люк, у нас в распоряжении останется, наверное, секунд тридцать, а может, и того меньше. Сейчас кругом кишат тысяченожки.
   – Мы знаем о тысяченожках. Вы не единственные, кто угодил под розовую пыль.
   Сюда поступают рапорты, от которых волосы встают дыбом.
   Я подался вперед и спросил:
   – Что за рапорты?
   – Пожалуй, вам лучше не знать.
   – Нет, надо, – настаивал я.
   – Кажется, мы лишились Реддинга. Связи с городом нет, и мы ничем не можем помочь. А вы еще жалуетесь! Поданным космического наблюдения, вся Северная Калифорния стала сплошной розовой пустыней, а ведь в Реддинге все-таки были высотные здания.
   – Реддинг? – Этот город находился всего в восьмидесяти километрах севернее нас.
   От страшного подозрения у меня по спине пробежали мурашки. – Скажите, насколько мощен слой пыли?
   – Весь север штата засыпан целиком. Жизнь замерла. В Сакраменто сегодня днем выпало еще двенадцать сантиметров пыли.
   Мы с Лиз обменялись взглядами. От Реддинга до Сакраменто?
   – Вы сами увидите это с дирижабля. Если ветер не изменится, вы будете в Окленде или в Сакраменто завтра к вечеру.
   – А хорошие новости у вас есть?
   – «Доджеры» – продули в восьмом иннинге.
   – Спасибо. – Лиз вздохнула и повернулась ко мне: – Вот так. Омары отменяются и сегодня вечером… Что-то случилось? – Она уловила мое беспокойство.
   – Пока ничего, – ответил я, вылез из кресла и отправился проверить Дькжа. Его состояние не ухудшалось, однако…
   Я откинул одеяло. Розовый мех на его ногах стал заметно длиннее; появились красные и пурпурные волоски.
   Лиз присела на корточки напротив меня.
   – Так, говорите, ничего?
   – Ну хорошо, – сдался я. – Меня беспокоит Дьюк. От него довольно плохо пахнет, и я не могу понять, что происходит с его ногами. Эта шерсть растет! Даже если срочно эвакуировать его, необходимую помощь он получит только завтра вечером.
   Лиз посмотрела на экран дисплея. Дьюк держался на последней ампуле болеутоляющего. Глюкоза тоже закончилась. Теперь приходилось периодически будить его и давать сладкую воду с добавками антибиотиков – а что оставалось?
   Я наклонился пониже, разглядывая розовый мех на его ногах. Волоски росли из почерневшей кожи, как травинки из земли. Они кололи ладонь. Я прижал их чуть посильнее – покалывание усилилось.
   – Он просыпается, – сообщила Лиз.
   Надпись же на дисплее гласила, что пациент пребывает в глубоком сне.
   – Нет, он спит. – Я снова дотронулся до меха и провел ладонью по ноге. Дисплей словно взбесился: сначала он сообщил, что Дьюк просыпается, потом решил, что у пациента сердечный приступ, и тут же усомнился в этом. Зажглась надпись: «Подождите, пожалуйста». Но единственное, до чего он додумался, свелось к ничего не проясняющим словам: «Повышенная нервная активность».
   Потом снова загорелось: «Подождите, пожалуйста».
   Открыв аптечку, я стал изучать разноцветный список лекарств. Вот оно – герромицин!
   Я еще раз посмотрел на ноги Дьюка. По сути, мне ничего не известно, и рисковать сверхглупо.
   – О чем задумались? – спросила Лиз.
   – Вот размышляю, как бы совершить величайшую глупость.
   – Почему глупость?
   – Потому что раньше этого никто не делал. – Я вынул из аптечки пластиковую ампулу. – У Дьюка на ногах растет мех червей. Вот эта штука уничтожает его. Во всяком случае, большую часть. Помните того хторра из Денвера? С ним произошла такая же история.
   Лиз нахмурилась.
   – Не знаю, что и сказать вам, Маккарти. Я – не врач.
   – А я и не спрашиваю вашего разрешения. Я разбираюсь в этом больше вас.
   Спрашивать надо у других.
   – Вы правы, – согласилась она.
   – Знаю. – Я закрыл глаза. Пожалуйста, Боже… Сделай так, чтобы я оказался прав!
   Я вставил ампулу в капельницу. Экран запищал, осведомляясь: «Герромицин?» Я нажал клавишу подтверждения. Теперь оставалось только ждать. Мы снова завернули Дьюка в одеяло и вернулись в нос вертушки.
   Кресло подо мной недовольно скрипнуло. Я не знал и половины ползающих по стеклу тварей, а те, что были известны, приводили в ужас.
   – Самая главная проблема – Дьюк. Как мы вытащим его отсюда? И удастся ли нам выйти самим? Сейчас даже приоткрыть люк смертельно опасно.
   Я направил фонарь на верхнюю часть обтекателя. Луч осветил четырех краснобрюхих тысяченожек, скользящих вниз по выпуклой поверхности. Одна из них изогнулась и уставилась на нас, недоуменно моргая, – ее глаза, как диафрагмы фотоаппарата, то расширялись, то сужались.
   – Вы не можете их заморозить? – спросила Лиз. Я пожал плечами.
   – Именно это я и намеревался сделать, но дело не в них. Боюсь, что нас обнаружат черви. В кафетерии уже подходит их очередь. – Я показал на иллюминатор. – Эти тысяченожки – самые страшные маленькие монстры, каких только можно вообразить. Они нападают на все, что хоть отдаленно напоминает органику.
   Ненасытны, как журналисты на презентации, и убить их практически невозможно.
   Кусают, как репортеры, и беспощадны, как адвокаты. Нападают стаями и за неделю способны уничтожить целый лес, а за минуту обглодать лошадь до костей. Хотите еще послушать?
   – Но главное состоит в том… – подсказала Лиз. -… Что они служат пищей червям. Для хторран тысяченожки – деликатес, вроде наших омаров. Черви набивают ими пасть и жуют. И для червей не составит труда облупить наш вертолет, как крутое яйцо. Ко всему прочему мы безоружны, – добавил я. – Огнемет Дьюка валяется где-то в пыли, хотя мы все равно не смогли бы им воспользоваться. То же самое касается гранат, ракет и всего остального, от чего может воспламениться пудра. Все, что у нас есть, – это фризер, да и тот против червей ненадежен. Можете мне поверить, я трижды пользовался им. А на четвертый раз воздержался и не порекомендовал бы это делать желающим умереть в собственной постели. В первый раз у меня не было иного выхода. Во второй – спасла только сноровка. На третий я начал подозревать, что это вообще невыполнимая штука, и прекратил экспериментировать.
   – Вы закончили, профессор? – осведомилась Лиз.
   – С интересом жду предложений, – пояснил я. – Мне просто хотелось ввести вас в курс дела.
   – Прежде всего, – Лиз одарила меня сногсшибательным взглядом голубых глаз, – мне кажется, вы ищете проблему там, где ее пока нет. Последнего червя мы видели в сорока километрах отсюда, по ту сторону гор. – Она показала на запад.
   – Это вы видели его там и забыли, что я встретил последнего червя по ту сторону ближайшего холма. Можете ли вы дать голову на отсечение, что поблизости нет других? Лично я бы не рискнул. – Я ткнул пальцем в окно. – Меньше чем в метре от нас накрыт шведский стол для хторран. А вокруг него черви! Они нас пока просто не нашли, но обязательно найдут.
   Лиз не ответила. Ей не понравились мои слова, но отрицать их правоту она не могла. Я продолжал:
   – У червя нюх лучше, чем у акулы. Известно, что запах человека привлекает этих тварей. Почему, мы не знаем, но знаем, что хторранские гастроподы сразу же устремляются на человечину, едва ее учуют. Это знание далось нам дорогой ценой.
   Кроме того, они научились распознавать запахи наших машин и вертолетов, тоже весьма для них привлекательные. Я не хотел говорить об этом раньше, так как не думал, что мы попали в очаг заражения, но тысяченожки, увы, подтверждают обратное.
   Наша вертушка приманивает всех окрестных червей не хуже неоновой рекламы на тех занюханных барах, где пишут. – «Закуска – бесплатно» Я поймал себя на том, что говорю, пожалуй, слишком возбужденно, и понизил тон. – Каюсь, немного расстроился.
   Лиз по-прежнему молчала, мрачно глядя в окно. Я решил было извиниться, но, вспомнив свое обещание больше не делать этого, стиснул челюсти. Однако молчание лишь усиливало чувство неловкости.
   – Послушайте, – сказал я. – Есть одно обстоятельство, которое нам на руку.
   Пыль. Может быть, она настолько плотна, что маскирует наш запах. Вероятность довольно большая, правда, я вас не успокаиваю. А раз так, то бояться нам особенно нечего. Разве что червь наткнется на нас случайно.
   – Как этот? – медленно проговорила Лиз, не отрывая взгляда от окна.
   Я поднял фонарь, чтобы получше рассмотреть что-то большое и темно– красное, с двумя огромными черными глазами, напоминающими фары подходящей к станции электрички, которое смотрело на нас сквозь стекло обтекателя. От внезапного света его глаза прищурились,
   – Как бы я хотел на этот раз ошибиться! – вырвалось у меня.
   Червь искоса смотрел на нас – прислушивался. Потом медленно открыл пасть и дотронулся челюстями до стекла, проверяя его на прочность.
   «О Боже, не дай ему лопнуть!» Стекло затрещало, но удержалось. Червь отвернулся от окна и с любопытством пробежал по поверхности стекла руками. Его клешни осторожно скребли и постукивали, исследуя стекло. Я держал фонарь неподвижно, боясь шевельнуть им, боясь даже выключить.
   Червь был огромным. Метра четыре в длину. Отчетливые пурпурные и темно– красные полосы на боках не мог скрыть даже толстый слой пудры, покрывающей мех.
   Чудовище вновь приблизило морду к стеклу. Мы смотрели на него, а оно, не отрываясь, – на нас. Я молился, чтобы червь был сытым.
 
    В. Как хторране называют морг?
    О. Холодильник.
    В. А трупы в нем?
    О. Холодные закуски.

24 « Я ИМ НЕ БЕСПЛАТНАЯ ЗАКУСКА!»

   Кошка всегда оказывается не с той стороны двери.

Соломон Краткий

 
   А потом червь подался назад и исчез. За окном стояла непроглядная темень.
   Интересно, куда он отправился?
   – Не шевелитесь, – шепнул я.
   – А я и не могу.
   Какое-то время царила тишина. Я гадал, не тот ли это червь, который повстречался нам с Дьюком. Впрочем, какое это имело теперь значение? А потом послышалось тихое постукивание и царапанье по борту – с той стороны, где сидела Лиз.
   Червь обследовал машину. Глаза Лиз расширились. Слышать, как рядом копошится чудовище, но ничего не видеть, было гораздо страшнее. Звуки перемещались вдоль вертолета. Медленно, очень медленно червь простукивал и царапал его борт, приближаясь к люку. Вот он добрался до двери вертушки, и леденящие кровь звуки смолкли. Он возился у люка долго, чересчур долго. Я вспомнил кролика в клетке…
   – Я… хотела сказать вам кое-что… – прошептала Лиз. Все наше внимание приковывал шум за люком,
   – О чем? – спросил я.
   Казалось, что в дверь стучали. Или скреблась собака, просившая впустить ее.
   – О том, что вы очень милый. Теперь кто-то исследовал ручку.
   – Я знаю, – ответил я. – Спасибо.
   Да уходи же ты к черту! Никого нет дома! Пожалуйста, Господи, только не дай мне закашляться.
   – Хотя нет… Послушайте, на самом деле я хотела сказать вам… – Голос Лиз напрягся. – В постели я лучше, чем за штурвалом. Можете передать это Дьюку – если у вас будет возможность…
   Стук в дверь прекратился.
   – Я… хотел бы проверить это сам…
   Снова наступила тишина. Мы мучительно прислушивались. Может, он оставил нас в покое и уполз?
   Но нет! Царапанье возобновилось чуть дальше. Лиз перевела дыхание и быстро добавила:
   – Я тоже.
   Теперь червь был у хвоста вертушки. Я сказал:
   – Когда мы вернемся в Окленд…
   – Хорошо.
   Раздался удар, и вертушка качнулась вперед. Лиз взвизгнула. Дьюк застонал.
   А потом наступила долгая тишина.
   – Он ушел? – шепнула она.
   – Подождите, – предостерег я, а потом попросил: – Включите наружные огни. Все огни.
   – Это не опасно?
   – Он знает, что мы здесь, так что прятаться теперь бессмысленно. Мы тоже должны видеть, что там творится.
   Лиз дотянулась до приборной доски и нажала кнопку. В окне вспыхнула красочная картинка. Земля светилась розовым – носовые прожекторы вертушки пока еще оставались под слоем пудры. Зрелище было феерическое и жуткое. Глубокая борозда в розовых дюнах вела прямиком от деревьев к вертолету. След любопытного червя.
   Где же он теперь?
   Розовые сугробы потеряли свою пышность и превратились в грязноватую на вид слякоть. Она подергивалась и пульсировала от кишащих в ней организмов. Мелких тварей рассмотреть было невозможно – они сливались в перламутровую мозаику.
   Среди них, как акулы, рыскали тысяченожки, некоторые размером с питона.
   Но где же червь? Лиз включила верхние прожекторы – и у нас перехватило дыхание.
   Небо заполонили порхающие крохи.
   Они стремительно проносились взад и вперед сквозь лучи прожекторов, ныряли вниз и пикировали, выхватывая из пудры насекомых. А потом среди мельтешащей в воздухе мелочи появились более крупные существа, извивающиеся, как серебристые ленты. Они выписывали абсолютно правильные синусоиды и были столь причудливы и грациозны, что невозможно было оторвать глаз. Что-то похожее на воздушного змея пронеслось мимо, хватая их на лету. Интересно, как должна выглядеть тварь, пожирающая воздушных змеев?
   Существа на земле стали видны более отчетливо: «нетопыри», размером с терьера, нечто, напоминающее пауков на ходулях. Ершики разрослись до размеров крыс. В пудре крались волосяные шары с пастью, выгибающие спину горбом наподобие червя-землемера.
   Лиз зачарованно смотрела в окно. Почти машинально она включила наружные микрофоны…
   В корабль ворвалась какофония звуков! Треск и свист. Тысячи стрекочущих, кудахтающих, жужжащих, щебечущих голосов обрушились на нас. Шум стоял невероятный! Лиз уменьшила громкость, но от этого шум стал более зловещим.
   Теперь он напоминал чавканье. Миллионы челюстей хрустели с таким звуком, словно на сковородке шипел жир. Ночь принесла с собой самые крупные и наиболее отвратительные создания. Твари за окном вели себя в соответствии с единым биологическим императивом, доведенным до наводящего ужас предела: сожри как можно больше, прежде чем сожрут тебя.
   Картина внушала отвращение и в то же время завораживала. Я искоса взглянул на Лизард. Она побледнела и дрожала, но продолжала снимать, не отрываясь от камеры. Я вылез из кресла и направился в хвост.
   – Эй! Вы куда? – взвизгнула она.
   – Надо найти червя.
   Я пробрался мимо Дьюка. Она пошла следом за мной.
   – Что вы, черт побери, задумали?
   – Еще не знаю. – Я открыл арсенал. – У вас есть какая-нибудь холодная взрывчатка?
   – Нет. Хотя погодите. Посмотрите боезапас к гранатомету.
   – Нашел.
   Я стал читать предупреждающие наклейки на ракетах.
   – Я запрещаю вам выходить наружу.
   – Если потребуется, выйду.
   – Но это сумасшествие! Вы же знаете, что там!
   – Да, знаю. Но еще я знаю, как любят черви открывать замки, когда внутри находится лакомый кусок… Ага, вот это подойдет. – Я вынул «трубку мира» и один заряд к ней, передал Лиз и закрыл арсенал.
   – Почему один? – сухо спросила она.
   – Я собираюсь выстрелить только раз. – Я взял у нее гранатомет и зарядил его. – Вы прикроете меня с фризером. Знаете, как с ним обращаться?
   – Прицелиться и нажать на спуск?..
   – Этого достаточно.
   Я проверил предохранители. Все индикаторы были зелеными. Отлично.
   – Подождите минуту, – сказала Лиз. – Только одну минуту. – Она протянула руки.
   – Вы хорошо все взвесили?
   – Да. Я им не бесплатная закуска! Другого выхода нет. – Я примерился к гранатомету и улыбнулся Лиз. – А вдруг мне повезет. Может быть, червь уже убрался. Хотя могу поспорить, что нет. Подержите, пожалуйста.
   Она взяла у меня гранатомет.
   – Я могу приказать не делать этого, вы же знаете. Тем временем я уже залезал в верхний фонарь.
   – Валяйте, приказывайте. Только учтите, что нет волынки хуже военного трибунала.
   Я открыл шторки.
   – Мы больше не отдаем лейтенантов под трибунал. – Да ну?
   – Мы их расстреливаем на месте. Так дешевле.
   Я вывалился из фонаря и ткнул большим пальцем вверх.
   – Прежде чем застрелить меня, взгляните туда.
   Лиз отдала мне гранатомет и забралась в фонарь. Когда она проскользнула мимо, я невольно втянул ноздрями уходящую волну ее запаха. Неужели такая женщина на самом деле обещала пообедать со мной в Окленде?
   – Ой! – донесся сверху ее голос, и после испуганной паузы послышалось: – Что он делает?
   – Наверное, просчитывает возможные для него последствия.
   – Он просто сидит там и глядит на люк.
   – И может, даже слышит каждое наше слово. Лиз спрыгнула и в упор посмотрела на меня.
   – Вы уверены, что убьете его из этой штуки? – прошептала она.
   – Существует только один способ проверить.
   – Можете немного подождать? Я должна подумать.
   – Я-то могу, а он нет…
   Запищал зуммер передатчика. Мы как по команде обернулись, и Лиз распорядилась:
   – Он уже давно ждет, подождете и вы. Это – приказ. Она поспешила в нос корабля, чтобы ответить на вызов.
   – «Банши-6» слушает.
   Я громко вздохнул и поплелся за ней.
   – «Банши-6», говорит «Пол Баньян»1, зафрахтованный Орегонской службой воздушных лесозаготовок.
   Капитан Питер Прайс к вашим услугам. Буксир вызывали?