Герролд Дэвид. День проклятья

   Мои губы шевелились в такт. Я бормотал что-то, стараясь… понять. Стараясь стать частицей целого…
   Что здесь происходит? То и происходит. Слияние со стадом. Его зов.
   Голоса пели. Смеялись. Юношеский хор. Хор девушек. Хор юношей и девушек. Хор человечества. Зов. Кто-то держал меня за руку. Я не мог шагнуть навстречу Зов нарастал.
   – Что?
   Кто-то тянул меня назад. Мои ноги шагали сами по себе, не останавливаясь. Я споткнулся. Кто-то подхватил меня, поднял. Кто-то говорил. Я знал эти звуки.
   Все вокруг стало пурпурным.
   «Шим! Шим!»
   Голос звал меня… Внезапная боль обожгла лицо. Звон 'в ушах. Звук пощечины.
   – Не «Шим», Джим! Это я. – Кто?
   – Джим! – Кто?..
   Мысль ускользала.
   – Не покидай меня, – говорил голос. – Джим!
   – Я должен знать, кто…
   – Что кто?
   – Здесь кто-то был. Я слышал… Кто-то звал меня…
   – Я повторяла твое имя снова и снова.
   – Нет, не ты. Кто-то другой. Кто-то из другого… – Я схватился за голову.
   Тяжело. Я не мог найти слова, чтобы выразить свои чувства, зная лишь, что мое место не здесь. – Я почти…
   – Джим!
   – Если б я только мог…
   – Джим, не уходи! Джим, посмотри на меня. Я поднял глаза на Флетчер.
   – Я… притворялся, да?
   – Ты ушел.
   – Я… Простите. – Я моргнул и огляделся. – Где мы?
   – На Маркет-стрит.
   – Маркет… стрит?.. Она кивнула.
   – О Боже. – Я спрятал лицо в ладонях, потеряв остатки самообладания. – Я даже не представлял себе, насколько сильно это действует. Господи… – Я оглянулся. – Они продолжают?
   – Только что начали расходиться.
   – О! – В моем голосе слышалась растерянность.
   – Джим, не уходи. Останься со мной.
   – Хорошо, хорошо.
   – Что это было? Расскажи мне. – – Она заставила меня смотреть ей прямо в глаза.
   – Ты можешь описать это?
   – Мы… В нашем языке для этого нет слов. – Я махнул в сторону площади. – У них свои слова. Слова… Слова…
   – Не покидай меня, Джим!
   – То, что они делают… Делают… Я перехватил ее руку.
   – Нет, не бей меня снова. Дай закончить. Те слова… они выше слов. Я знаю, что говорю нелепость, но вы бы поняли меня, услышав их.
   Я замолчал, прислушиваясь к мыслям, которые роились в голове, как бы выплывая из тумана. Впрочем, туманом это не было.
   Я сглотнул и сказал:
   – Вы правы. Они общались невербально. – Я остановился перевести дыхание. Нужно поскорее найти слова, прежде чем они утратят смысл, надо торопиться, пока мысль не ускользнула. – Мы общаемся с помощью слов. Слово – это понятие. Символ. Мы обмениваемся симво-. лами. Они же разговаривают звуками. Нет… музыкой. Они создают музыку и подстраиваются под нее. Они… Может, это покажется невероятным, но я почувствовал. Они общаются в процессе поиска самого общения, все вместе создают фон общения и… как-то подстраиваются друг к другу… каким-то способом превращаясь в клетки… более сложного организма. В стадо.
   И…
   Боже, теперь я все понял!
   – Они стали такими, потому что лишились собственного "я". Они потеряли способность помнить, а лишившись памяти, каждый утрачивает свою неповторимость. Они держатся вместе ради секса, ради пищи, но главным образом ради общего "я". О Господи, мы же наблюдаем зарождение нового человека!
   Осознавать это было ужасно. По спине пробежали мурашки; меня передернуло.
   – Здесь можно где-нибудь присесть? – спросил я, утирая пот со лба и смущенно оглядываясь. Голова кружилась.
   Флетчер подвела меня к почерневшей каменной скамье, оставшейся от прежних времен, усадила и присела рядом.
   – Почему вы не предупредили меня? – хрипло спросил я.
   – Я не знала, – извиняющимся тоном ответила она. – На всех это действует по-разному.
   Ее глаза повлажнели.
   Я отвел взгляд и уставился в землю. Бетон был покрыт застывшими пузырями. Я проглотил ком и сказал:
   – Мне сейчас плохо и очень грустно. – Лицо мое непроизвольно сморщилось. – Меня словно выпотрошили, вынули душу и выбросили. Хуже не бывает. Я чувствую себя так, будто навсегда потерял что-то очень важное…
   Больше я не мог сдерживаться. Я рыдал, закрыв лицо ладонями, и не понимал, почему бегут слезы, но остановиться не мог.
 
    В. Какхторране называют бетонный бункер?
    О. Грильяж.

9 «ПЕРЕЛОМАЙТЕ ИМ НОГИ»

   Вероятность – это константа.

Соломон Краткий

 
   – Ну как, получше? – спросила Флетчер и протянула носовой платок.
   Я вытер глаза и покосился на нее.
   – Как вам это удается? Как вы сопротивляетесь… притяжению?
   Она пожала плечами.
   – Я даже не чувствую, что сопротивляюсь. Просто считаю, что мое участие сводится к наблюдению, и пытаюсь все понять. Этим я занимаюсь всю жизнь – наблюдаю. Отхожу в сторону и наблюдаю. Может быть, поэтому я могу разгуливать среди них без всяких последствий.
   Я вернул платок. Меня словно выпотрошили, выжали как лимон, лишили сил. Флетчер протянула руку, и я попытался встать. Она подхватила меня под локоть, подняла со скамьи.
   – Пойдемте, – предложила она. – Просто погуляем. Пока она возилась со мной, я, искоса поглядывая, заметил, что ее губы плотно сжаты.
   – Спасибо. – Я действительно был ей благодарен.
   Мы направились к джипу. Стадо уже утратило сплоченность. Собрание закончилось, и его участники разбрелись по площади. Появились парочки, совокупляющиеся на засохшей лужайке.
   Я поинтересовался:
   – Так всегда бывает? Флетчер пожала плечами.
   – По-разному. Иногда они впадают в настоящий экстаз. Случалось, накал достигал такой силы, что кое-кто умирал от разрыва сердца. А иногда все проходит вяло.
   Сегодня, пожалуй, был средний уровень.
   – Это происходит каждый день? Она сдвинула брови.
   – Теперь примерно три-четыре раза в неделю. Поначалу такое случалось раз или два в месяц. Потом – все чаще и чаще, сейчас практически через день, а через месяц, скорее всего, ритуал станет ежедневным. Я думаю, это один из механизмов пополнения стада. С появлением ритуала оно растет быстрее, чем предполагалось.
   Некие силы втягивают людей в стадо. Вы испытали это на себе.
   Я кивнул.
   – И еще я думаю, что это удерживает всех вместе, – добавила Флетчер. – В прошлом году были случаи, когда люди возвращались к нормальной жизни. Они были растерянны, нуждались в интенсивной терапии, но вновь обретали сознание. За этот год из стада не ушел ни один. Ни один – с тех пор как это началось.
   – Расскажите о вернувшихся, – попросил я. – Как им удалось?
   – Обычно уход связан с каким-нибудь потрясением. Например, один парень сломал ногу. Боль была такая сильная, что он начал кричать и неожиданно позвал доктора.
   Была поставлена на карту жизнь, и ему пришлось как-то реагировать. Ни один из типов стадного поведения не подходил. Тогда он извлек кое-что из глубин своего мозга. К несчастью – для него, разумеется, – в его памяти всплыло все, связанное с травмой. Он был вынужден войти с нами в контакт, чтобы объяснить, где и как болит, так что пришлось ему снова воспользоваться самосознанием.
   – Вы же можете разрушить стадо, – предложил я. – Переломайте им ноги.
   Флетчер рассмеялась.
   – Если бы все было так просто, Джим! Некоторым можно вернуть самосознание с помощью шока, но большинство этому не поддаются: они не желают вновь обретать свое "я".
   – М-м, – только и выдавил я.
   Эта мысль заслуживала всестороннего изучения. Я вертел ее так и эдак, пытаясь понять подтекст и вытрясти из него возможные следствия.
   Я остановился и задумчиво посмотрел на стадо. Здесь было еше что-то, недоступное моему пониманию. Это «что-то» я не мог сформулировать, объяснить и потому злился.
   Флетчер присмотрелась ко мне и осторожно спросила:
   – Вы думаете об отце? По-прежнему считаете, что он жив? Что он в стаде?
   Ее слова вернули меня к реальности. Какое-то время я размышлял, потом отрицательно мотнул головой:
   – Нет. Я не могу представить отца потерявшим рассудок. Только не это. Лучше считать его мертвым, теперь я могу в это поверить. Спасибо.
   Она погладила меня по шеке.
   – Я знаю, Джим, для вас это потрясение. Но гораздо лучше, что вы…
   Ее лицо окаменело – за моей спиной что-то происходило.
   Обернувшись, я увидел, что к нам направляется высокий плечистый мужчина с широкой грудью, обнаженный, мускулистый, как Геракл. На загорелой коже блестели капельки пота. Настоящий жеребец. Точнее, бык. У него были светлые глаза и весьма решительное выражение лица. А еще он демонстрировал такую эрекцию, что не заметить ее было невозможно.
   – Не ваш ли это пропавший ученый?.. – начал было я, но Флетчер оттолкнула меня.
   Она шагнула навстречу быку, оскалилась и зарычала.
   Он заколебался. Она зарычала снова. Бык начал сникать. Флетчер чередовала рычание со злым ворчанием. Бык попятился. Она ощерилась и закричала:
   – На-на-на-на-на!
   Бык повернулся и быстро пошел прочь.
   – Очень эффективно…
   Но тут я заметил, что лицо ее стало пепельным.
   – Что случилось?
   – Ничего.
   – Чушь, – возразил я. – Вы не умеете лгать. Флетчер хотела уйти, но я схватил ее за руку.
   – Вы никого не одурачите.
   Она выдернула руку, повернулась ко мне спиной и закрыла лицо ладонями; плечи ее подрагивали. Нащупав платок, она вытерла глаза.
   – Мы любили друг друга. Я до сих пор не могу спокойно смотреть на него.
   Особенно… когда он ведет себя так. Простите.
   Я не знал, что сказать, поэтому промолчал, взял Флетчер под руку и повел к джипу. Мы сели в машину, но она не заводила мотор.
   – Поэтому вы интересуетесь стадом? Она кивнула.
   – Я хочу знать, что с ним все в порядке. Я обязана делать это ради него.
   – И еще?.. – подсказал я. Флетчер вздохнула.
   – И еще я надеюсь понять стадо. И… вернуть его обратно.
   Она потерла нос. Глаза ее покраснели.
   – Он вам дорог? Она кивнула.
   – Он был… не такой, как все. Настоящий мужчина, ласковый и безупречный, как джентльмен. – Она посмотрела на толпу – Иногда…
   Фраза осталась незаконченной. Я проследил за взглядом Флетчер.
   – Это ведь очень заманчиво. Они живут в своем мире. Наслаждаются и радуются. – И она добавила: – Они, наверное, единственные на планете могут себе это позволить.
   – Хотел бы я знать, сколько они протянут, если о них перестанут заботиться.
   Такие наслаждения – опасная роскошь. Не думаю, что мы с вами когда-нибудь позволим себе так радоваться жизни. Во всяком случае, не скоро.
   Она не ответила – смотрела на стадо. Бык нашел себе партнера для дневных развлечений – подростка, не сводившего с него восторженных глаз. Но теперь бык не так возбуждался. Я искоса посмотрел на Флетчер: это была прежняя Флетчер, хладнокровная и решительная.
   Джип завелся с пол-оборота, и мы покатили обратно в Окленд. Она молчала, пока мы не доехали до середины моста.
   – Можете сделать мне одолжение? – попросила она.
   – Конечно.
   – Не говорите никому об этом.
   – Я там не был.
   Флетчер благодарно улыбнулась:
   – Спасибо.
   Теперь настала моя очередь.
   – Между прочим, я бы не хотел, чтобы Дьюк знал о моей… реакции.
   Она включила автопилот и оттолкнула от себя руль.
   – Об этом он никогда не услышит.
   – Спасибо.
   Флетчер потянулась и похлопала меня по руке: мы заключили тайный договор.
   Теперь все о'кей.
   Она высадила меня у казармы, помахала на прощанье и пообещала внести мою фамилию в список для свободного входа в лабораторную секцию. Я смотрел ей вслед и думал о том, сколько раз в неделю она ездит в Сан-Франциско. Впрочем, это действительно не мое дело.
   Дьюка дома не оказалось, но он оставил записку: «Ложись спать пораньше. Подъем в шесть». На койке лежали новые инструкции. Я пролистал их за едой.
   Корректировка стрельбы? И ради этого нас выдернули из Колорадо?
   Чепуха какая-то. Я лег расстроенный, всю ночь ворочался, слышал голоса. Но они так ничего и не объяснили.
 
    В. Что хторранин носит в коробке для завтраков?
    О. Два кусочка ржаного хлеба и Чикаго.
    В. Чем хторранин пользуется вместо зубочистки?
    О. Отбойным молотком.

10 СКОРПИОНЫ

   Из кислого винограда обычно получается кислое вино.

Соломон Краткий

 
   Утро наступило досадно быстро. Я встал с койки, включил автопилот, покинул свою телесную облочку и пришел в себя уже в джипе – меня разбудил шум. Мы катили по маслянистому потрескавшемуся гудрону Оклендского международного аэропорта, где в конце взлетно-посадочной полосы ожидал полностью готовый «Банши-6» с уже ревущими двигателями.
   Дьюк подогнал джип к самому вертолету. Зажав уши, я следом за ним взбежал по трапу. Едва мы ввалились, как люк автоматически захлопнулся. Пилот не стала ждать, пока мы займем места, и взялась за штурвал. Я бросил вещмешок и упал в кресло. Дамочка вознесла нас так шустро, что я не успел застегнуть привязные ремни.
   Она говорила в микрофон: -… Ложусь на курс три-пять-два. Можете выпускать своих пташек. Мы подхватим их над заливом Сан-Пабло.
   Нельзя не узнать этот голос. Лиз Тирелли. Я наклонился к Дьюку.
   – Помнишь, как Тед и я улетали с «Альфа Браво»? – Дьюк кивнул. – У нас та же летчица.
   Лизард включила автопилот и развернула кресло к нам. Она ничуть не изменилась, оставшись такой же хорошенькой, какой я ее запомнил. Жаль только, напялила этот шлем – мне нравились рыженькие.
   – Я – полковник Тирелли, – представилась она. – Вы капитан Андерсон?
   Дьюк кивнул.
   – А это, конечно, лейтенант Маккарти. Я тоже кивнул.
   – Поздравляю с повышением. Проигнорировав поздравление, Лиз обратилась к Дьюку:
   – Полагаю, вы удивлены внезапностью своего перевода. Я специально просила передать вас обоих в мое подчинение.
   Дьюк издал какой-то неопределенный звук. Полковник Тирелли пояснила:
   – Мне понравилось, как чисто вы работаете. Район Скалистых гор контролируется сегодня только потому, что в прошлом году вы умело организовали дело.
   – Там работа только разворачивается, – вставил Дьюк.
   Я почувствовал недовольство в его голосе. Заметила ли это Лиз?
   – Я знаю размеры территории – читала ваши отчеты. Но Скалистыми горами займутся другие. Вы нужны здесь.
   Дьюк явно расстроился, но промолчал. Собственно, ему и не нужно было ничего говорить – Лиз, похоже, умела читать мысли не хуже, чем летать.
   – Я все понимаю, капитан, но это задание – по линии дяди Аиры.
   – О-о, – протянул Дьюк. Вопрос был закрыт.
   Я встречался с полковником Айрой Уоллакстейном лишь однажды – за день до его гибели. Потом я прикончил убившего его червя. Не могу сказать, что мне понравился «дядя» Аира, однако он был крестным отцом Спецсил, и к его памяти следовало относиться с почтением.
   Лиз перешла на более доверительный тон.
   – Во время операции вы будете заниматься корректировкой. Инструкции получили?
   – Только вчера вечером, – сказал Дьюк.
   – Прочитали? Мы кивнули.
   – Хорошо. Времени у вас, к сожалению, было мало, но скажите спасибо, что вообще получили их. Связь в паршивом состоянии и останется такой, пока мы не обеспечим безопасность наземных станций. Правда, когда до этого дойдут руки – бог знает.
   – Она была раздражена и расстроена, но виду не подавала. – Ну да ладно. В лесах Северной Калифорнии обнаружено нечто вроде крупномасштабного заражения.
   Необходимо его уничтожить, впрочем, имеются особенности. Гнезда на второй и третьей стадиях…
   – Третьей? – воскликнул Дьюк.
   Тирелли, недовольная тем, что ее перебили, хмуро кивнула.
   Мы переглянулись. Неужели дошло до этого?
   Мы видели гнезда на второй стадии, заснятые со скай-бола: один купол в центре и шесть вокруг. Такой план мог нарисовать любой ребенок, если ему дать компас и карандаш. Но третья стадия? Я не мог себе представить, как она выглядит.
   Лиз снова прочитала мои мысли.
   – Сразу узнаете, когда увидите. Капитан, займитесь левой стороной. Маккарти будет наблюдать с правого борта. Когда увидите что-нибудь красное, выстреливайте маяк. Команда расчистки будет следовать за нами с интервалом в тридцать секунд. Они сбросят соответствующие детергенты, а также короткоживущие нуклиды, таконитовую пыль, ядовитые микроорганизмы, биораз– лагаемые пестициды.
   Огнеметы мы не используем. Скопления средних и больших куполов взорвут управляемыми зарядами, которые несут на борту корабли второй волны, следующей за первой с интервалом в шестьдесят секунд. Вопросы есть?
   – Это далеко? – спросил Дьюк.
   – Полтора часа лету. Дьюк удивился.
   – Так близко?
   – Дела обстоят еще хуже: в районе действуют ренегаты.
   – Рядом с крупным заражением? – Дьюк удивился еще больше.
   Лизард кивнула. Дьюк почесал затылок.
   – Ну, если вы утверждаете… Хотя трудно поверить.
   – Многие не верят, – сказала Лизард. – Все началось в прошлом году в Орегоне.
   Там остались нетронутыми большие территории, и там же появились Племена.
   Конечно, трудности следовало ожидать – ведь люди могут пойти на все, что, по их мнению, поможет выжить. Однако парочка Племен выбрала собственные правительства. Одно Племя, – продолжала Тирелли, – насчитывало около трехсот человек. Они провозгласили независимость, утверждая, что теперь договор между штатами утратил силу. – В ее голосе зазвучало презрение. – Они создали так называемое правительство намерений, чтобы выработать новое соглашение.
   – И какие же у них были намерения? – поинтересовался Дьюк.
   – Это выяснилось очень скоро.
   – Все выглядит так, словно они добились какого-то преимущества, – вмешался я. – По крайней мере, такого, в которое поверили целых триста человек.
   Лиз пожала плечами.
   – Подобная чепуха годится для простаков, но не для меня. На мне по– прежнему зеленый мундир армии США, и она мне по-прежнему платит. Других предложений пока не поступало.
   – Значит, были серьезные осложнения?
   – Да, оба раза. – Лиз поморщилась и потерла нос. – Мы попросили их покинуть территорию для их же безопасности. Они отказались. Мы подчеркнули, что выбора нет. В ответ они отказались признать власть Соединенных Штатов. Как вам это нравится? Мне плевать, во что верят или не верят эти люди. Я выросла в семье дугар-чей – мои родители исповедовали Духовную Гармонию Человечества, – так что я способна понять любые убеждения. Если кто-то жаждет быть голубым или сожительствовать со слоном – на здоровье. Скажу вам по секрету, что некоторые Племена примерно этим и занимались. Беда заключалась в другом: они экспроприировали – попросту присвоили – собственность Соединенных Штатов.
   «Во имя людей», – говорили они. Разумеется, были они сами.
   – Какую собственность?
   – Армейскую, конечно. Ситуация создалась скверная. Каким-то образом в их руки попало довольно серьезное вооружение. Пришлось нанести полномасштабный воздушный удар. Я участвовала в первой волне атаки.
   Дьюк был ошеломлен.
   – Разве не было другого выхода?
   – У них имелись ракеты «земля-воздух», танки! А главное – они добирались до бункера с ядерным оружием.
   Все верно – другого выхода действительно не было.
   – Мне уже доводилось слышать, что Племена набирают силу, – заметил я. – Но чтобы дело зашло так далеко – я не представлял. Догадываюсь, какая была заварушка.
   – Ваше счастье, что вас там не было, – сказала Лизард. – Они обучили детей стрельбе из пулемета. Вы представляете реакцию солдата, который вместо врага вдруг видит двенадцатилетнюю девочку? Словами не передать!
   Дьюку разговор пришелся не по душе; он явно хотел переменить тему.
   – Почему они держались рядом с зоной заражения? – спросил он.
   – Думаю, рассчитывали на червей как на прикрытие, – ответила Лиз.
   Я посчитал своим долгом уточнить:
   – Вы хотите сказать, что они нашли способ сосуществования с ними?
   Дьюк фыркнул.
   – Существует только один способ сосуществования – в их брюхе.
   – Все очень просто, – объяснила Лиз. – Зараженные территории находятся вне юрисдикции правительства Соединенных Штатов – по крайней мере, сейчас, – и, вероятно, такое положение сохранится еще долго. Племена понимают, что как только они выберутся из холодка, перешагнут оборонительные рубежи и попадут и любой из Безопасных Городов, то, помимо защиты, окажутся под властью правительства США. А это означает конец «независимости».
   – Как же они защищаются от червей? – спросил я.
   – Мы тоже хотели бы это знать.
   – Разве вы не допросили пленных? – озадаченно поинтересовался Дьюк.
   – Пленных не было. – Она произнесла это так, словно захлопнула перед нашим носом дверь.
   Теперь Дьюк посмотрел на Лиз с уважением. Она холодно встретила взгляд – было ясно, что продолжать разговор на эту тему опасно. Дьюк опустил глаза и стал внимательно изучать днище вертолета. Кому, как не ему, известно, что пережила Лиз. Ведь он сам прошел через это, а как сказать ей об этом – не знал.
   – Согласно одной из гипотез, хторранская флора достаточно развилась, и черви, возможно, предпочитают питаться продуктами родной экосистемы, а не земными организмами. Не исключено, что человек больше не числится первым в их меню.
   Однако это лишь предположение. Лично я не собираюсь проверять, насколько оно верное…
   Разговор прервали позывные радио, и Лизард поспешила выйти на связь:
   – Тирелли слушает.
   – «Банши-6», вы в пределах видимости. Следуем, за вами, как послушные детки.
   Лиз посмотрела налево и назад.
   – Эй, утята, сколько вас в воздухе? – спросила она.
   – Крыло в полном составе, полковник.
   – Почему же я вижу только двенадцать машин?
   – Вторая волна только что стартовала. Мы соединимся к северу от Санта– Розы.
   – Кому пришла в голову такая блестящая идея?
   – Капитану Кэсуеллу, полковник.
   – Ясно. Ну хорошо, мальчики, вы готовы к работе?
   – Мы чисты и светлы, полковник, и готовы сеять смерть и разрушение до самого Орегона.
   – Только в пределах цели, пожалуйста.
   – Есть. Конец связи.
   Я перебрался к Дьюку и заглянул в фонарь наблюдателя. За нами выстраивались в линию шесть боевых кораблей.
   – Эй! Но это же «скорпионы»!
   – Да, они, – откликнулась Лиз. – Есть вопросы?
   – Еще бы. Мне казалось, что мы должны были затопить все боевые вертолеты в соответствии с Московскими договорами.
   – И затопили. Все до единого.
   – Но тогда откуда?.. – Я снова выглянул: все точно, «скорпионы».
   Мое недоумение забавляло Лиз.
   – Да, затопили, но предварительно покрыли акрилом. В нем они чудесно сохранились, даже не намокли. А в прошлом году, когда они потребовались снова, мы начали их поднимать. – Она посмотрела в иллюминатор и ухмыльнулась. – А ведь хороши!
   Кто бы спорил – действительно хороши. Большие, черные, злобные, а с красными глазками габаритных огней они и вовсе казались зловещими.
   – Пора ввести вас в курс дела, – сказала Лиз. – Я говорю о стратегической обстановке. Данные непроверенные, но смахивают на правду. Денвер становится слишком уязвимым. Военные снова собираются эвакуировать правительство.
   – Куда? – вырвалось у меня. – Сейчас почти везде одинаково опасно.
   – Только не на Гавайях, – возразила Лиз. – Ни на одном из островов до сих пор не замечено никаких признаков заражения. Мы надеемся, что такое положение сохранится и впредь. Для гарантии везде, включая искусственные острова и морские платформы, запрещено размещать любые исследовательские лаборатории.
   Дьюк покачал головой.
   – Не надо заниматься самообманом. Все это напоминает бегство.
   – Это и будет бегством, если произойдет, – сказала Лиз.
   – Гавайи слишком малы. Кого-то планируют бросить здесь?
   – Острова – только первый этап. Следующий – Австралия и Новая Зеландия. Они пока тоже не заражены. Переговоры уже идут. Нас искренне рады принять, особенно вкупе с нашими технологиями – сколько сумеем вывезти морем.
   Она потянулась к холодильнику рядом с креслом, достала кока-колу и бросила по банке нам с Дькжом.
   – Но сейчас первостепенная задача – это полная централизация на полтора года.
   Президент объявит о ней в конце месяца. Мы создадим цепочку Безопасных Городов, каждый из которых будет окружен десятикилометровым защитным поясом и сможет продержаться самостоятельно в течение года. Большую часть работ проделают роботы. После этого каждый город станет базой для военных действий в прилегающем к нему районе.
   – А всю остальную территорию сдадите без боя, так, что ли? – спросил я.
   Она отрицательно покачала головой.
   – Нет, не так. Прежде всего мы спасаем людей. Нельзя же, в самом деле, вести войну, не имея передовой.
   – Тогда при чем здесь Калифорния? – вставил Дьюк.
   – Тихоокеанская автострада, – пояснила Лиз. – Она – становой хребет Западного побережья. Без нее не обойтись. Сиэтл и Окленд станут Безопасными Городами, Сан-Франциско, надеемся, тоже. Возможно, и Портленд, но по нему решение еще не принято. Мы должны защитить автостраду, поэтому хотим заложить вдоль нее несколько крепостей. Основные действия развернутся здесь. Для нас жизненно необходимо сохранить выход к океану – от этого зависит эвакуация на Гавайские острова и в Австралию. Теперь понятно?