Страница:
Почему она не умерла?
Если бы только отыскать хоть одну ее фотографию!
Тюремщик усадил Уолли перед грязным окном с решеткой. Сыщик поднял трубку и заговорил, глядя в злобное морщинистое лицо собеседника по другую сторону решетки.
– Меня зовут Уолли Дугас. Я собираю сведения об одной молодой женщине, которая когда-то была близка с вашим братом Сэмми.
Бастер Фьоренцо – его настоящее имя было Васко – презрительно скривил губы.
Но Уолли с улыбкой продолжал:
– Звали ее, должно быть, Элис Крофорд, Элис Хэвиленд… хорошенькая девушка, каштановые волосы, возможно, блондинка. Голубые глаза. Прекрасная фигура, насколько мне известно.
Выражение лица в окне не изменилось. Темные глаза блестели, как раскаленные угли.
– Мистер Фьоренцо, – сказал Уолли. – Я вчера разговаривал с вашей сестрой в Кливленде. Она скучает о вас. Она очень больна, и лишние деньги ей не помешают. Я был бы рад помочь ей.
Выражение лица изменилось – упоминание о семье сломало лед.
– Ей необходимо лечиться. Она не хотела беспокоить вас, поскольку знает, что у вас нет денег, но у меня есть приятели-доктора на Среднем Западе. Люди, которые мне обязаны. Я, конечно, смог бы что-то сделать для вашей Анны-Марии.
– Настоящей она была девкой, – сказал Бастер Фьоренцо без всяких эмоций.
Сбитый с толку Уолли заколебался. Кого он имеет в виду? Собственную сестру?
– Простите…
– Эли. Я никогда не звал ее Элис. Просто Эли.
– Что значит настоящая?
– Лучше объясните, чем больна Анна-Мария, – нахмурившись, пробормотал Фьоренцо.
– Рак груди, – поморщился Уолли. – Ей сделали операцию, но лечение будет стоить немалых денег.
– Зачем вам понадобилась Эли? – подозрительно осведомился Бастер.
– Нужно узнать, что с ней случилось. Ни вы, ни ваша семья в этом не замешаны.
– Ну что ж… не туда ты пришел, приятель. Я вот уже двадцать лет ничего о ней не знаю. Обошлась моему брату в кучу деньжищ и смылась от него.
– Прекрасно, – кивнул Уолли. – Вы уже помогли мне. Просто расскажите обо всем, что помните.
– Классная была девочка, – пожал плечами Бастер. – Казалась такой приличной. Сэмми взял ее к себе, познакомил с нужными людьми. Оказалась хорошей шлюхой, неплохо зарабатывала. Не то, что всякое отребье – любила одеться хорошо. Но через некоторое время не пожелала работать. Жила с Сэмом как жена, тратила его денежки. Обвела его вокруг пальца…
Значит, Бастер Гатьел говорил правду.
Уолли был уверен, что речь идет об одной и той же женщине, несмотря на измененное имя.
– Что случилось потом?
– Сэма схватили легавые. Попался по глупости, получил пять лет, вышел из тюрьмы через полтора года. Только кошечка не захотела ждать. Зацапала все, что могла, взяла ребятенка и упорхнула. Больше мы о ней не слыхали. Сэм на стенку полез – он-то думал, она его ждет. Говорю же, тварь самая настоящая.
Уолли изо всех сил попытался скрыть удивление.
– Ребенок? У нее был ребенок?
– Ну да. Этим-то она и завлекла Сэмми. Бедная бездомная женщина с малышом. Сэм обожал детей, и Анна-Мария тоже. Она помогала Эли ухаживать за младенцем, пока Сэм был в каталажке. Но той плевать было на родственников. Ничего ей не было нужно, кроме денег. Сэмми она не подходила – делал все, лишь бы ей угодить. Только когда избавился от нее, стал нормальным человеком.
– Ребенок, – напомнил Уолли, тщательно выбирая слова. – Как его звали?
– Дай подумать… может Хани… не знаю. Совсем крошечная. По-моему, у нее вообще имени не было.
– Как она выглядела?
– Ну… как все малыши… совсем крошка.
– Волосы? Глаза? Бастер покачал головой.
– Снимков не осталось?
– Мы никого не снимали, приятель.
– Ладно. Теперь насчет даты, мистер Фьоренцо. Когда это было?
– Может в сорок девятом… или пятидесятом… Спроси Анну-Марию. Она эти вещи помнит.
Уолли кивнул. Анна-Мария Паоли, урожденная Фьоренцо, лежала в коматозном состоянии в кливлендской больнице: раковые метастазы пожирали ее заживо, и до конца осталось всего несколько недель или дней. Возможно, в полицейских архивах сохранилась дата ареста Сэмми Фьоренцо – тогда можно будет узнать наверняка.
– Сколько времени пробыла Элис с вашим братом?
– Год… полтора, – пожал плечами заключенный.
– Не можете сказать, сколько было ребенку, когда появилась Элис?
– Совсем маленькая… грудная. Помню, Эли меняла пеленки.
– Не ходила?
– Нет.
– Ну что ж, очень благодарен за помощь, мистер Фьоренцо. Сделаю для вашей сестры все, что смогу. Значит, вы не знаете, что случилось с Элис?
– Исчезла, – безразлично пробормотал Бастер. – И счастливого пути. Надеюсь, она когда-нибудь получит то, что заслужила.
Уолли согласно кивнул.
По дороге к автостоянке сыщик, зябко ежась в осеннем пальто, не защищавшем от холодного ветра, думал о Гарри Хэвиленде, до конца жизни тосковавшем о юности и красоте женщины, называвшей себя Элис Крофорд. Но теперь еще один, третий неизвестный образ прибавился к первым двум, имевшим такое странное зловещее влияние на судьбу Энни Хэвиленд.
Маленькая девочка…
«Все интереснее и интереснее», – думал Уолли, включая двигатель и осторожно выводя машину на шоссе.
Глава XIX
Глава XX
Если бы только отыскать хоть одну ее фотографию!
Тюремщик усадил Уолли перед грязным окном с решеткой. Сыщик поднял трубку и заговорил, глядя в злобное морщинистое лицо собеседника по другую сторону решетки.
– Меня зовут Уолли Дугас. Я собираю сведения об одной молодой женщине, которая когда-то была близка с вашим братом Сэмми.
Бастер Фьоренцо – его настоящее имя было Васко – презрительно скривил губы.
Но Уолли с улыбкой продолжал:
– Звали ее, должно быть, Элис Крофорд, Элис Хэвиленд… хорошенькая девушка, каштановые волосы, возможно, блондинка. Голубые глаза. Прекрасная фигура, насколько мне известно.
Выражение лица в окне не изменилось. Темные глаза блестели, как раскаленные угли.
– Мистер Фьоренцо, – сказал Уолли. – Я вчера разговаривал с вашей сестрой в Кливленде. Она скучает о вас. Она очень больна, и лишние деньги ей не помешают. Я был бы рад помочь ей.
Выражение лица изменилось – упоминание о семье сломало лед.
– Ей необходимо лечиться. Она не хотела беспокоить вас, поскольку знает, что у вас нет денег, но у меня есть приятели-доктора на Среднем Западе. Люди, которые мне обязаны. Я, конечно, смог бы что-то сделать для вашей Анны-Марии.
– Настоящей она была девкой, – сказал Бастер Фьоренцо без всяких эмоций.
Сбитый с толку Уолли заколебался. Кого он имеет в виду? Собственную сестру?
– Простите…
– Эли. Я никогда не звал ее Элис. Просто Эли.
– Что значит настоящая?
– Лучше объясните, чем больна Анна-Мария, – нахмурившись, пробормотал Фьоренцо.
– Рак груди, – поморщился Уолли. – Ей сделали операцию, но лечение будет стоить немалых денег.
– Зачем вам понадобилась Эли? – подозрительно осведомился Бастер.
– Нужно узнать, что с ней случилось. Ни вы, ни ваша семья в этом не замешаны.
– Ну что ж… не туда ты пришел, приятель. Я вот уже двадцать лет ничего о ней не знаю. Обошлась моему брату в кучу деньжищ и смылась от него.
– Прекрасно, – кивнул Уолли. – Вы уже помогли мне. Просто расскажите обо всем, что помните.
– Классная была девочка, – пожал плечами Бастер. – Казалась такой приличной. Сэмми взял ее к себе, познакомил с нужными людьми. Оказалась хорошей шлюхой, неплохо зарабатывала. Не то, что всякое отребье – любила одеться хорошо. Но через некоторое время не пожелала работать. Жила с Сэмом как жена, тратила его денежки. Обвела его вокруг пальца…
Значит, Бастер Гатьел говорил правду.
Уолли был уверен, что речь идет об одной и той же женщине, несмотря на измененное имя.
– Что случилось потом?
– Сэма схватили легавые. Попался по глупости, получил пять лет, вышел из тюрьмы через полтора года. Только кошечка не захотела ждать. Зацапала все, что могла, взяла ребятенка и упорхнула. Больше мы о ней не слыхали. Сэм на стенку полез – он-то думал, она его ждет. Говорю же, тварь самая настоящая.
Уолли изо всех сил попытался скрыть удивление.
– Ребенок? У нее был ребенок?
– Ну да. Этим-то она и завлекла Сэмми. Бедная бездомная женщина с малышом. Сэм обожал детей, и Анна-Мария тоже. Она помогала Эли ухаживать за младенцем, пока Сэм был в каталажке. Но той плевать было на родственников. Ничего ей не было нужно, кроме денег. Сэмми она не подходила – делал все, лишь бы ей угодить. Только когда избавился от нее, стал нормальным человеком.
– Ребенок, – напомнил Уолли, тщательно выбирая слова. – Как его звали?
– Дай подумать… может Хани… не знаю. Совсем крошечная. По-моему, у нее вообще имени не было.
– Как она выглядела?
– Ну… как все малыши… совсем крошка.
– Волосы? Глаза? Бастер покачал головой.
– Снимков не осталось?
– Мы никого не снимали, приятель.
– Ладно. Теперь насчет даты, мистер Фьоренцо. Когда это было?
– Может в сорок девятом… или пятидесятом… Спроси Анну-Марию. Она эти вещи помнит.
Уолли кивнул. Анна-Мария Паоли, урожденная Фьоренцо, лежала в коматозном состоянии в кливлендской больнице: раковые метастазы пожирали ее заживо, и до конца осталось всего несколько недель или дней. Возможно, в полицейских архивах сохранилась дата ареста Сэмми Фьоренцо – тогда можно будет узнать наверняка.
– Сколько времени пробыла Элис с вашим братом?
– Год… полтора, – пожал плечами заключенный.
– Не можете сказать, сколько было ребенку, когда появилась Элис?
– Совсем маленькая… грудная. Помню, Эли меняла пеленки.
– Не ходила?
– Нет.
– Ну что ж, очень благодарен за помощь, мистер Фьоренцо. Сделаю для вашей сестры все, что смогу. Значит, вы не знаете, что случилось с Элис?
– Исчезла, – безразлично пробормотал Бастер. – И счастливого пути. Надеюсь, она когда-нибудь получит то, что заслужила.
Уолли согласно кивнул.
По дороге к автостоянке сыщик, зябко ежась в осеннем пальто, не защищавшем от холодного ветра, думал о Гарри Хэвиленде, до конца жизни тосковавшем о юности и красоте женщины, называвшей себя Элис Крофорд. Но теперь еще один, третий неизвестный образ прибавился к первым двум, имевшим такое странное зловещее влияние на судьбу Энни Хэвиленд.
Маленькая девочка…
«Все интереснее и интереснее», – думал Уолли, включая двигатель и осторожно выводя машину на шоссе.
Глава XIX
Прошла неделя. Ник, конечно, разозлился, но не протестовал, когда очнулся и обнаружил, что находится в постели Энни. Когда Энни объяснила, что спит на раскладном диване, в гостиной, изможденное лицо осветилось улыбкой.
– После всех моих стараний залезть к тебе в постель! Я наконец добился своего и что же? Ты спишь в чертовой гостиной!
И хотя шутка не очень удалась, Энни надеялась, что это первый шаг к выздоровлению. Она попросила миссис Эрнандес помочь ей готовить и ухаживать за Ником и сообщать доктору Вайруэту о его состоянии, уговорив хозяйку пользоваться запасным ключом на время. Миссис Эрнандес, конечно, будет довольна, что за молодыми людьми есть надлежащий присмотр, и репутация ее заведения не пострадает. И хотя миссис Эрнандес играла роль строгой дуэньи, на деле она оказалась жизнерадостной и доброй, став истинным другом для Ника.
Энни дала понять Нику, что не желает видеть у себя никого из его приятелей и приготовилась, если это необходимо, держать его в заключении.
– Как ни говори, а время у меня есть. Если хочешь знать, я совсем без работы. Великая прославленная безработная секс-бомба!
Ник, казалось, впервые забыл о собственных бедах, поняв, как велики обиды и боль Энни.
– Конечно, свинство с моей стороны так совсем о тебе забыть, – признался он. – Если бы я только сообразил, что они делают с тобой… Но, честно говоря, я ревновал. Думал, тебе удалось добиться всего, зачем еще заботиться о неудачниках, обивающих порог твоего дома. Но вижу, тебе тоже пришлось хлебнуть…
Несмотря на природную гордость, Энни позволила ему жалеть себя, потому что считала – лучший способ исцелить Ника – попросить у него защиты. Если он посчитает, что должен оберегать Энни, она сможет лучше следить за ним.
– Мне так обидно, что ты стал совсем чужим. Не позвонил. Никуда от меня не уйдешь, парень.
– Как прикажешь.
Ник сделал вид, что устраивается поудобнее на постели.
– Если твой дружок не возражает против меня, я-то уж, конечно, могу обойтись без своих дам!
Реплика была явно двусмысленной, и Энни прекрасно это поняла. Она играла с Ником в карты, смотрела телевизор, выслушивала ехидные замечания о ведущих популярных передач и актерах, сплетни о продюсерах, кормила его, ухаживала, но пугавшее Энни выражение глаз Ника не менялось. В них по-прежнему была тоска и холодное отчаяние. Только его оболочка находилась с ней в этой комнате. Сам Ник был далеко, куда она не могла дотянуться. Но все же Энни считала, что, пока он здесь, рядом с ней, все будет в порядке – чувство долга и порядочность оставались еще достаточно сильными в Нике. Но дружба, как и опасалась Энни, не могла тягаться с когтями невидимого хищника, державшего Ника в тисках все эти месяцы. Поэтому Энни оставалась дома почти все время, выходя только затем, чтобы купить еды и газет.
Но сегодня ей необходимо уйти. Нужно отдать старый долг, исправить содеянное зло.
Несколько дней назад Ник рассказал, что на телевидении ищут актеров для нового телефильма-сериала. Продюсер Норман Малкевич считался одной из самых влиятельных фигур в шоу-бизнесе. Сам Ник собирался пробоваться на одну из ролей.
Но Энни интересовала роль героини. Фильм был романтической комедией о молодой женщине, вышедшей замуж за богатого, влиятельного правительственного чиновника, дети которого были ее ровесниками. Из-за несоответствия их возрастов в отношении детей к мачехе возникает множество комедийных ситуаций. Такую роль Энни сама хотела бы сыграть. Но, конечно, об этом не могло быть и речи из-за того, что Барри называл «проблемой имиджа». Однако роль идеально подходила молодой жизнерадостной девушке, и Энни сразу представила единственную актрису, которая могла бы достоверно сыграть ее – Тину Меррил.
Энни так и не забыла неповторимо энергичный стиль игры Тины в пробах для рекламного фильма Хэла Парри. Наконец-то представился шанс помочь Тине – тем более, что Барри Стейн находился в дружеских отношениях с Норманом Малкевичем и был агентом двух его любимых актеров.
Вырвав у Барри обещание лично проследить за тем, чтобы Тину нашли и вызвали на прослушивание, Энни заглянула в актерский профсоюз и выяснила, что немного опоздала. Тина теперь жила в Шерман Оукс. Это означало, что она, должно быть, уехала в Калифорнию в поисках работы. После имени Тины в скобках было указано – «Скайлер Раш». Значит она вышла замуж.
Энни позвонила ей домой, и няня малыша ответила, что миссис Раш будет после обеда. Энни поняла, как давно она не видела Тину, и ничего не узнала о ней, не знала о ее ребенке. Возможно, ей просто необходимо получить работу. Энни постарается употребить кое-какие свои связи. Если она не смогла помочь себе, попытается сделать что-то для человека, заслужившего хоть немного удачи в жизни.
Она выехала на запруженное машинами шоссе Сан-Диего, перебралась через холмы в Шерман Оукс, спросила дорогу и вскоре оказалась перед домом, где жила Тина.
Шоссе было обсажено молодыми, почти не дававшими тени деревьями. Энни огляделась и заметила на подъездных дорожках велосипеды, газонокосилки, недорогие малолитражки, заставившие ее с улыбкой вспомнить об Эле Кэнтиле и его процветающем бизнесе.
Дом Тины был похож на все соседние, только номер был написан покрупнее. Энни припарковала машину на раскаленном асфальтовом пятачке, нажала кнопку звонка и услышала детский крик.
Молодая женщина, открывшая дверь, удивленно воззрилась на гостью.
– Господи! Энни Хэвиленд! Не может быть! Но тут плач стал еще громче.
– Заходите, – улыбнулась женщина. – Пойду возьму ребенка. Не знаю, чему обязаны такой честью, но будьте как дома.
Через минуту Энни уже сидела в простой, скромно обставленной гостиной. Из спальни появилась Тина и стала кормить грудного ребенка, одетого во все розовое. Значит, у нее девочка.
– Как ее имя? – спросила Энни.
– Натали. Натали Энн Раш. Мужа зовут Скип, то есть Скайлер. Агент по торговле недвижимостью.
Энни тут же вспомнила о Бет, живущей с Майклом в Пасадене, и взглянула на Тину, очевидно, еще не вошедшую в форму после родов, – она слегка поправилась, но лицо осунулось, побледнело, наверное, от бессонных ночей. Теперешняя Тина не подходила для той роли, которую имела в виду Энни – она выглядела старше, не такой живой и энергичной, как раньше.
Усталая замужняя женщина. При этой мысли Энни неожиданно почувствовала прилив ревности. Тина устроила свою судьбу, внешность ее и была внешностью женщины, только что выносившей в своем лоне прекрасный плод взаимной любви и счастливой жизни.
– Ну что ж, – пробормотала Энни, – не стала бы беспокоить вас, если бы знала о ребенке и вообще…
Тина с любопытством рассматривала ее.
– Мы нигде не встречались раньше?
– Едва ли… разве что случайно…
– Ой, вспомнила, – улыбнулась Тина.
– Я видела вас однажды в офисе Боба Тюдора. Я еще ругалась с ним насчет рекламного фильма, который они снимали. Одеколон «Дейзи»…
Она с подкупающей прямотой взглянула на Энни.
– Я видела вас в нем. Потрясающе! Действительно потрясающе!
Энни неловко заерзала в кресле, не зная, что сказать и как лучше выйти из этого положения.
– Вы давно вышли замуж? Я думала, вы переехали сюда, потому что работы не было.
– Ну уж нет! – засмеялась Тина. – Хотя именно из-за работы я и встретила Скипа. Он увидел меня во внебродвейском ревю и пригласил на свидание. Это была любовь с первого взгляда, вот мы и поженились, и он привез меня сюда. Смешно… столько лет чего-то добиваться в Голливуде и теперь снова оказаться за порогом. Но, думаю, ближе уже не удастся подойти!
Она взглянула на малышку.
Энни неожиданно ощутила сладковатый запах пеленок, детской присыпки и нежный, едва уловимый аромат, присущий только грудным детям.
– Я покончила с кино, когда мы поженились. Записалась на факультет психологии в Калифорнийском университете, – пояснила Тина. – Надеюсь получить степень и заняться обучением детей-инвалидов.
Тина улыбнулась крохотной Натали.
– И как только малышка научится ходить, рожу еще одного! Хочу детей! Много! А вы любите детей, Энни?
– О, да! – Энни воодушевленно закивала. – У меня никогда не было братьев и сестер, но я часто ухаживала за соседскими девчонками…
Малышка наконец насытилась. Тина встала и бесцеремонно передала ее Энни, накинув ей на плечо полотенце.
– Почему бы вам не погладить ее по спинке? Пусть срыгнет, а я пока приготовлю кофе…
Крохотный мягкий сверток, лежа у груди Энни, издавал воркующие звуки, пока Тина хозяйничала на кухне. Но на кратчайшее мгновение странное чувство обреченности затмило восторг Энни при виде малышки – столько лет прошло с тех пор как она держала на руках младенца. Но почему она чувствует себя так одиноко, ужасно одиноко?
Возвратилась Тина с подносом и вопросительно взглянула на Энни.
– Итак, – спросила она, – что привело вас в нашу глушь?
– Видите ли, – ответила Энни, укачивая малышку, – теперь это вряд ли имеет значение, поскольку вы бросили сцену и, очевидно, не жалеете об этом. Я узнала об одной интересной роли. Не то чтобы ее предложили мне, но я подумала, она очень подходит для вас, и можно было бы что-то сделать… Просто приехала спросить: может, вы захотите сделать пробы? Тина улыбнулась приветливо, но настороженно.
– С вашей стороны это очень мило, но, как вы уже видели, я вне игры.
Она внимательно взглянула на женщину, державшую ее дочь, и в зеленых глазах промелькнули непонятные искорки:
– Но, Энни, – могу я вас так называть? Вы меня совсем не знаете. Я ничего для вас не значу. Почему вы взяли на себя труд приехать?
Энни покраснела.
– Тина, – а я могу звать вас Тиной? – добавила она со смехом, – я бы хотела спросить, почему вы ушли из шоу-бизнеса? Из-за замужества? У вас было… вы так талантливы.
Тина вздохнула, задумчиво глядя куда-то вдаль.
– Я поняла, что талант – еще не все. По крайней мере не для меня и не для таких, как я. Приходится годами гнуть спину на невольничьем рынке, чтобы чего-то добиться, лизать, извините за выражение, слишком много задниц. У меня талант актрисы, а не шлюхи и прилипалы. Понимаете, о чем я? Необходимо вести войну, чтобы тебя прослушали и дали роль, ничего не попросив взамен. – И, просветлев, она кивнула:
– Когда-нибудь я, наверное, попробую сыграть в местном театре, если, конечно, будет время. Хотя бы для собственного развлечения. Но снова бизнес? Никогда!
И, пожав плечами, взглянула на Энни.
– Я говорю о простых людях вроде меня. Должно быть, вам сложно понять мои проблемы. Мы со Скипом видели «Полночный час» месяц назад. Он был просто потрясен. До того завелся, прямо сумасшедший. Энни, у вас такой необычный талант! Что вы делаете с людьми! По-моему, у вас грандиозное будущее! И вы должны им гордиться! – Тина вздохнула. – Но для простой смертной вроде меня тратить лучшие годы, пытаться получить роль в рекламном фильме или сериале – не самая лучшая идея. Совсем не лучшая. Гораздо спокойнее жить так, как сейчас, иметь мужа, дом, кучу детишек. Поверьте, я очень счастлива!
Энни явно чувствовала себя не в своей тарелке, слушая простые, проникновенные слова Тины. И кроме того, она была так великодушна. Вряд ли бывшая актриса забыла, как несправедливо поступили с ней, отдав Энни роль в рекламном фильме.
Крохотные ручонки слабо цеплялись за блузку Энни. Ребенок зачмокал губками, забеспокоился.
– По-моему, она не наелась, – сказала Энни, отдавая девочку матери.
– Ест как лошадь, – засмеялась Тина. – Вся в папочку.
Она кивком показала на семейное фото. Скип Раш оказался славным белокурым гигантом с яркими голубыми глазами.
– Думаю, она похожа на вас обоих, – решила Энни, взглянув на девочку.
Тина критически посмотрела на ребенка веселым взглядом, полным любви.
– Ну… Скип считает, что у нее мой характер. И вы слышали, как она орет. Господи… должно быть, станет певицей! Так или иначе, благодарение небу, хоть спит, как Скип. Ее и землетрясение не разбудит!
Она расстегнула лифчик и приложила ребенка к груди. Девочка сразу начала сосать. Мать и дочь являли собой безмятежную картину семейного счастья.
Поколебавшись секунду, Энни собралась с силами и решилась рассказать все.
– Тина, – начала она, – я тогда видела ваши пробы для рекламы «Дейзи». Я сидела в офисе Хэла Парри, когда там никого не было, и посмотрела ленту. Вы были… просто великолепны! И, если быть до конца честной, именно поэтому я сегодня появилась здесь после стольких лет. До сих пор считаю, что вы заслужили эту роль. И должны были ее получить. Я знала, что актерский состав был уже набран, когда решилась отбить у вас роль… Конечно, я совсем отчаялась в то время, но это не оправдание. Все мы были в одинаковом положении. Просто вас обманули и ограбили. С тех пор я не могла о вас забыть…
Снова умное лицо Тины стало задумчивым. Прежде чем ответить, она несколько минут помедлила.
– Бедная девочка, – вздохнула она наконец. – Думаю, вы больше причинили зла себе, чем мне. Послушайте, Энни, это все в природе бизнеса. Кто-то должен проиграть, чтобы другой выиграл. Конечно, я тогда очень расстроилась. Но потом увидела, что вы сделали с этой ролью. Вы не случайно ее получили. Разве не понимаете? Ваш талант должен был проявить себя. Не стоило проводить бессонные ночи, беспокоясь о том, что уже нельзя поправить.
Энни почувствовала простое человеческое сочувствие в словах Тины. Но ее дружелюбие было поверхностным, оно не могло проникнуть в те глубины, где таилась боль. Энни знала: то, что началось на пьяной вечеринке в доме Хэла Парри, отняло часть ее самой, хотя с этого момента и началась ее дорога в будущее. И эту маленькую потерянную частичку души нельзя вернуть назад, что бы она ни предпринимала.
Энни взглянула на счастливую, уверенную молодую женщину, прижимавшую к груди ребенка. Какая ирония в том, что Тина, явно потерпевшая поражение в борьбе, пытается утешить Энни, одну из самых известных актрис шоу-бизнеса.
Ирония… но все же в этом есть жестокий смысл!
«У Тины свои шрамы, – подумала Энни, – но она сохранила цельность натуры. Могу ли я это же самое сказать о себе?» На этот вопрос ответа не было.
– Не нужно жалеть меня, – заверила Тина, нежно глядя на дочь. – Я благодарна шоу-бизнесу за то, что помог встретить Скипа. А это награда.
Она коснулась щечки Натали.
– Что было суждено, то и случилось. Я получила все, что хотела, Энни.
И снова немой вопрос возник в мозгу Энни: «А я? Получу все, что хочу?» Но она вынудила себя улыбнуться:
– Вижу, что вы правы. И завидую вам, Тина.
Но тут Тина, чуть прищурясь, проницательно взглянула на гостью:
– Я читала газеты, – сказала она. – Вас постоянно обливают грязью. Все это неправда, так ведь?
Энни, беспомощно пожав плечами, отрицательно качнула головой.
– Я так и поняла, когда посмотрела фильм, – сказала Тина. – Ваша трактовка роли просто великолепна! Каждому дураку понятно, вы совсем не похожи на Лайну. Очевидно, вы были законченной актрисой, когда получили роль.
– Спасибо, – улыбнулась Энни. – Похвала из ваших уст многое значит для меня, Тина.
Обе немного помолчали.
– Держитесь, – сказала наконец Тина, укачивая на руках дремлющую малышку. – Мне никогда не приходилось беспокоиться насчет падений и взлетов, но теперь вижу, что эти типы из Голливуда потеряли всякую совесть – хотят утопить вас. Не дайте им добиться своего, Энни. Такой человек, как вы, имеет обязательства перед собственным талантом. А ведь у вас великий талант! Не позволяйте задушить его – и увидите: он поможет и проведет вас через все трудности.
По-матерински нахмурившись, Тина добавила:
– И, ради Бога, не тратьте зря время, беспокоясь о давно забытых историях. Если я могу не думать о них, значит, вы – тем более.
Тина неожиданно встрепенулась:
– Эй, почему бы вам не пообедать с нами? Скип будет дома около пяти и, если увидит вас здесь, умрет на месте. Ну, что скажете?
Энни встала:
– Я бы с удовольствием, но не могу. Вы ужасно добры, но у меня тяжело болен друг… это, конечно, выглядит глупым предлогом, хотя он в самом деле болен… лежит у меня дома. Но я бы хотела когда-нибудь вернуться, повидать всех вас, особенно малышку Натали.
– Договорились, – сказала Тина, провожая ее до двери. – Подождите секунду!
Она поспешила на кухню и вернулась с бумагой и ручкой.
– Оставьте Скипу свой автограф. Он ужасно разозлится, когда узнает, что не застал вас, но, по крайней мере, будет что показать приятелям в офисе.
«Скипу Рашу, – написала Энни, – и его прекрасной семье, с пожеланием счастья. Энни Хэвиленд».
– Скажи «до свиданья», Натали.
Тина подняла крохотную ручонку девочки и помахала ею вслед выходящей Энни.
Через минуту дома на тихой улочке исчезли из вида. Энни вырулила на шоссе.
Девушка чувствовала себя совершенно обессилевшей и несчастной. Как она и подозревала, Тина понравилась ей с первого взгляда и, должно быть, могла стать ей настоящим другом. Вот уже во второй раз жизнь разводит их.
Она сомневалась, что когда-нибудь заставит себя вернуться в маленький уютный домик, чтобы услышать, как Тина пытается ободрить ее из глубины мира, в котором так хотела и не могла очутиться Энни.
Она приехала с намерением помочь Тине, бороться за нее и, быть может, пожалеть ее. Только не завидовать…
Энни изо всех сил старалась стряхнуть печаль. Что ни говори, нельзя повернуть назад время. Вперед, только вперед. Ей нужно беспокоиться и о будущем.
Но то ли это будущее, о котором стоит заботиться?
Какая тяжелая судьба – стремиться вперед, неустанно, неутомимо, бесконечно, когда все, чего она хотела, – остановить безумное кружение, скользнуть в уютный домик и закрыть за собой дверь. Но такое убежище – для обычных людей. Не для нее. То, что началось три года назад, нельзя остановить. Если все вышло из-под контроля, значит, и с ней невозможно совладать.
Всю дорогу эти мучительные мысли не давали ей покоя. Только дома они исчезли, потому что Энни обнаружила, что миссис Эрнандес ждет ее, тревожно поглядывая в окно.
Ник исчез.
– После всех моих стараний залезть к тебе в постель! Я наконец добился своего и что же? Ты спишь в чертовой гостиной!
И хотя шутка не очень удалась, Энни надеялась, что это первый шаг к выздоровлению. Она попросила миссис Эрнандес помочь ей готовить и ухаживать за Ником и сообщать доктору Вайруэту о его состоянии, уговорив хозяйку пользоваться запасным ключом на время. Миссис Эрнандес, конечно, будет довольна, что за молодыми людьми есть надлежащий присмотр, и репутация ее заведения не пострадает. И хотя миссис Эрнандес играла роль строгой дуэньи, на деле она оказалась жизнерадостной и доброй, став истинным другом для Ника.
Энни дала понять Нику, что не желает видеть у себя никого из его приятелей и приготовилась, если это необходимо, держать его в заключении.
– Как ни говори, а время у меня есть. Если хочешь знать, я совсем без работы. Великая прославленная безработная секс-бомба!
Ник, казалось, впервые забыл о собственных бедах, поняв, как велики обиды и боль Энни.
– Конечно, свинство с моей стороны так совсем о тебе забыть, – признался он. – Если бы я только сообразил, что они делают с тобой… Но, честно говоря, я ревновал. Думал, тебе удалось добиться всего, зачем еще заботиться о неудачниках, обивающих порог твоего дома. Но вижу, тебе тоже пришлось хлебнуть…
Несмотря на природную гордость, Энни позволила ему жалеть себя, потому что считала – лучший способ исцелить Ника – попросить у него защиты. Если он посчитает, что должен оберегать Энни, она сможет лучше следить за ним.
– Мне так обидно, что ты стал совсем чужим. Не позвонил. Никуда от меня не уйдешь, парень.
– Как прикажешь.
Ник сделал вид, что устраивается поудобнее на постели.
– Если твой дружок не возражает против меня, я-то уж, конечно, могу обойтись без своих дам!
Реплика была явно двусмысленной, и Энни прекрасно это поняла. Она играла с Ником в карты, смотрела телевизор, выслушивала ехидные замечания о ведущих популярных передач и актерах, сплетни о продюсерах, кормила его, ухаживала, но пугавшее Энни выражение глаз Ника не менялось. В них по-прежнему была тоска и холодное отчаяние. Только его оболочка находилась с ней в этой комнате. Сам Ник был далеко, куда она не могла дотянуться. Но все же Энни считала, что, пока он здесь, рядом с ней, все будет в порядке – чувство долга и порядочность оставались еще достаточно сильными в Нике. Но дружба, как и опасалась Энни, не могла тягаться с когтями невидимого хищника, державшего Ника в тисках все эти месяцы. Поэтому Энни оставалась дома почти все время, выходя только затем, чтобы купить еды и газет.
Но сегодня ей необходимо уйти. Нужно отдать старый долг, исправить содеянное зло.
Несколько дней назад Ник рассказал, что на телевидении ищут актеров для нового телефильма-сериала. Продюсер Норман Малкевич считался одной из самых влиятельных фигур в шоу-бизнесе. Сам Ник собирался пробоваться на одну из ролей.
Но Энни интересовала роль героини. Фильм был романтической комедией о молодой женщине, вышедшей замуж за богатого, влиятельного правительственного чиновника, дети которого были ее ровесниками. Из-за несоответствия их возрастов в отношении детей к мачехе возникает множество комедийных ситуаций. Такую роль Энни сама хотела бы сыграть. Но, конечно, об этом не могло быть и речи из-за того, что Барри называл «проблемой имиджа». Однако роль идеально подходила молодой жизнерадостной девушке, и Энни сразу представила единственную актрису, которая могла бы достоверно сыграть ее – Тину Меррил.
Энни так и не забыла неповторимо энергичный стиль игры Тины в пробах для рекламного фильма Хэла Парри. Наконец-то представился шанс помочь Тине – тем более, что Барри Стейн находился в дружеских отношениях с Норманом Малкевичем и был агентом двух его любимых актеров.
Вырвав у Барри обещание лично проследить за тем, чтобы Тину нашли и вызвали на прослушивание, Энни заглянула в актерский профсоюз и выяснила, что немного опоздала. Тина теперь жила в Шерман Оукс. Это означало, что она, должно быть, уехала в Калифорнию в поисках работы. После имени Тины в скобках было указано – «Скайлер Раш». Значит она вышла замуж.
Энни позвонила ей домой, и няня малыша ответила, что миссис Раш будет после обеда. Энни поняла, как давно она не видела Тину, и ничего не узнала о ней, не знала о ее ребенке. Возможно, ей просто необходимо получить работу. Энни постарается употребить кое-какие свои связи. Если она не смогла помочь себе, попытается сделать что-то для человека, заслужившего хоть немного удачи в жизни.
Она выехала на запруженное машинами шоссе Сан-Диего, перебралась через холмы в Шерман Оукс, спросила дорогу и вскоре оказалась перед домом, где жила Тина.
Шоссе было обсажено молодыми, почти не дававшими тени деревьями. Энни огляделась и заметила на подъездных дорожках велосипеды, газонокосилки, недорогие малолитражки, заставившие ее с улыбкой вспомнить об Эле Кэнтиле и его процветающем бизнесе.
Дом Тины был похож на все соседние, только номер был написан покрупнее. Энни припарковала машину на раскаленном асфальтовом пятачке, нажала кнопку звонка и услышала детский крик.
Молодая женщина, открывшая дверь, удивленно воззрилась на гостью.
– Господи! Энни Хэвиленд! Не может быть! Но тут плач стал еще громче.
– Заходите, – улыбнулась женщина. – Пойду возьму ребенка. Не знаю, чему обязаны такой честью, но будьте как дома.
Через минуту Энни уже сидела в простой, скромно обставленной гостиной. Из спальни появилась Тина и стала кормить грудного ребенка, одетого во все розовое. Значит, у нее девочка.
– Как ее имя? – спросила Энни.
– Натали. Натали Энн Раш. Мужа зовут Скип, то есть Скайлер. Агент по торговле недвижимостью.
Энни тут же вспомнила о Бет, живущей с Майклом в Пасадене, и взглянула на Тину, очевидно, еще не вошедшую в форму после родов, – она слегка поправилась, но лицо осунулось, побледнело, наверное, от бессонных ночей. Теперешняя Тина не подходила для той роли, которую имела в виду Энни – она выглядела старше, не такой живой и энергичной, как раньше.
Усталая замужняя женщина. При этой мысли Энни неожиданно почувствовала прилив ревности. Тина устроила свою судьбу, внешность ее и была внешностью женщины, только что выносившей в своем лоне прекрасный плод взаимной любви и счастливой жизни.
– Ну что ж, – пробормотала Энни, – не стала бы беспокоить вас, если бы знала о ребенке и вообще…
Тина с любопытством рассматривала ее.
– Мы нигде не встречались раньше?
– Едва ли… разве что случайно…
– Ой, вспомнила, – улыбнулась Тина.
– Я видела вас однажды в офисе Боба Тюдора. Я еще ругалась с ним насчет рекламного фильма, который они снимали. Одеколон «Дейзи»…
Она с подкупающей прямотой взглянула на Энни.
– Я видела вас в нем. Потрясающе! Действительно потрясающе!
Энни неловко заерзала в кресле, не зная, что сказать и как лучше выйти из этого положения.
– Вы давно вышли замуж? Я думала, вы переехали сюда, потому что работы не было.
– Ну уж нет! – засмеялась Тина. – Хотя именно из-за работы я и встретила Скипа. Он увидел меня во внебродвейском ревю и пригласил на свидание. Это была любовь с первого взгляда, вот мы и поженились, и он привез меня сюда. Смешно… столько лет чего-то добиваться в Голливуде и теперь снова оказаться за порогом. Но, думаю, ближе уже не удастся подойти!
Она взглянула на малышку.
Энни неожиданно ощутила сладковатый запах пеленок, детской присыпки и нежный, едва уловимый аромат, присущий только грудным детям.
– Я покончила с кино, когда мы поженились. Записалась на факультет психологии в Калифорнийском университете, – пояснила Тина. – Надеюсь получить степень и заняться обучением детей-инвалидов.
Тина улыбнулась крохотной Натали.
– И как только малышка научится ходить, рожу еще одного! Хочу детей! Много! А вы любите детей, Энни?
– О, да! – Энни воодушевленно закивала. – У меня никогда не было братьев и сестер, но я часто ухаживала за соседскими девчонками…
Малышка наконец насытилась. Тина встала и бесцеремонно передала ее Энни, накинув ей на плечо полотенце.
– Почему бы вам не погладить ее по спинке? Пусть срыгнет, а я пока приготовлю кофе…
Крохотный мягкий сверток, лежа у груди Энни, издавал воркующие звуки, пока Тина хозяйничала на кухне. Но на кратчайшее мгновение странное чувство обреченности затмило восторг Энни при виде малышки – столько лет прошло с тех пор как она держала на руках младенца. Но почему она чувствует себя так одиноко, ужасно одиноко?
Возвратилась Тина с подносом и вопросительно взглянула на Энни.
– Итак, – спросила она, – что привело вас в нашу глушь?
– Видите ли, – ответила Энни, укачивая малышку, – теперь это вряд ли имеет значение, поскольку вы бросили сцену и, очевидно, не жалеете об этом. Я узнала об одной интересной роли. Не то чтобы ее предложили мне, но я подумала, она очень подходит для вас, и можно было бы что-то сделать… Просто приехала спросить: может, вы захотите сделать пробы? Тина улыбнулась приветливо, но настороженно.
– С вашей стороны это очень мило, но, как вы уже видели, я вне игры.
Она внимательно взглянула на женщину, державшую ее дочь, и в зеленых глазах промелькнули непонятные искорки:
– Но, Энни, – могу я вас так называть? Вы меня совсем не знаете. Я ничего для вас не значу. Почему вы взяли на себя труд приехать?
Энни покраснела.
– Тина, – а я могу звать вас Тиной? – добавила она со смехом, – я бы хотела спросить, почему вы ушли из шоу-бизнеса? Из-за замужества? У вас было… вы так талантливы.
Тина вздохнула, задумчиво глядя куда-то вдаль.
– Я поняла, что талант – еще не все. По крайней мере не для меня и не для таких, как я. Приходится годами гнуть спину на невольничьем рынке, чтобы чего-то добиться, лизать, извините за выражение, слишком много задниц. У меня талант актрисы, а не шлюхи и прилипалы. Понимаете, о чем я? Необходимо вести войну, чтобы тебя прослушали и дали роль, ничего не попросив взамен. – И, просветлев, она кивнула:
– Когда-нибудь я, наверное, попробую сыграть в местном театре, если, конечно, будет время. Хотя бы для собственного развлечения. Но снова бизнес? Никогда!
И, пожав плечами, взглянула на Энни.
– Я говорю о простых людях вроде меня. Должно быть, вам сложно понять мои проблемы. Мы со Скипом видели «Полночный час» месяц назад. Он был просто потрясен. До того завелся, прямо сумасшедший. Энни, у вас такой необычный талант! Что вы делаете с людьми! По-моему, у вас грандиозное будущее! И вы должны им гордиться! – Тина вздохнула. – Но для простой смертной вроде меня тратить лучшие годы, пытаться получить роль в рекламном фильме или сериале – не самая лучшая идея. Совсем не лучшая. Гораздо спокойнее жить так, как сейчас, иметь мужа, дом, кучу детишек. Поверьте, я очень счастлива!
Энни явно чувствовала себя не в своей тарелке, слушая простые, проникновенные слова Тины. И кроме того, она была так великодушна. Вряд ли бывшая актриса забыла, как несправедливо поступили с ней, отдав Энни роль в рекламном фильме.
Крохотные ручонки слабо цеплялись за блузку Энни. Ребенок зачмокал губками, забеспокоился.
– По-моему, она не наелась, – сказала Энни, отдавая девочку матери.
– Ест как лошадь, – засмеялась Тина. – Вся в папочку.
Она кивком показала на семейное фото. Скип Раш оказался славным белокурым гигантом с яркими голубыми глазами.
– Думаю, она похожа на вас обоих, – решила Энни, взглянув на девочку.
Тина критически посмотрела на ребенка веселым взглядом, полным любви.
– Ну… Скип считает, что у нее мой характер. И вы слышали, как она орет. Господи… должно быть, станет певицей! Так или иначе, благодарение небу, хоть спит, как Скип. Ее и землетрясение не разбудит!
Она расстегнула лифчик и приложила ребенка к груди. Девочка сразу начала сосать. Мать и дочь являли собой безмятежную картину семейного счастья.
Поколебавшись секунду, Энни собралась с силами и решилась рассказать все.
– Тина, – начала она, – я тогда видела ваши пробы для рекламы «Дейзи». Я сидела в офисе Хэла Парри, когда там никого не было, и посмотрела ленту. Вы были… просто великолепны! И, если быть до конца честной, именно поэтому я сегодня появилась здесь после стольких лет. До сих пор считаю, что вы заслужили эту роль. И должны были ее получить. Я знала, что актерский состав был уже набран, когда решилась отбить у вас роль… Конечно, я совсем отчаялась в то время, но это не оправдание. Все мы были в одинаковом положении. Просто вас обманули и ограбили. С тех пор я не могла о вас забыть…
Снова умное лицо Тины стало задумчивым. Прежде чем ответить, она несколько минут помедлила.
– Бедная девочка, – вздохнула она наконец. – Думаю, вы больше причинили зла себе, чем мне. Послушайте, Энни, это все в природе бизнеса. Кто-то должен проиграть, чтобы другой выиграл. Конечно, я тогда очень расстроилась. Но потом увидела, что вы сделали с этой ролью. Вы не случайно ее получили. Разве не понимаете? Ваш талант должен был проявить себя. Не стоило проводить бессонные ночи, беспокоясь о том, что уже нельзя поправить.
Энни почувствовала простое человеческое сочувствие в словах Тины. Но ее дружелюбие было поверхностным, оно не могло проникнуть в те глубины, где таилась боль. Энни знала: то, что началось на пьяной вечеринке в доме Хэла Парри, отняло часть ее самой, хотя с этого момента и началась ее дорога в будущее. И эту маленькую потерянную частичку души нельзя вернуть назад, что бы она ни предпринимала.
Энни взглянула на счастливую, уверенную молодую женщину, прижимавшую к груди ребенка. Какая ирония в том, что Тина, явно потерпевшая поражение в борьбе, пытается утешить Энни, одну из самых известных актрис шоу-бизнеса.
Ирония… но все же в этом есть жестокий смысл!
«У Тины свои шрамы, – подумала Энни, – но она сохранила цельность натуры. Могу ли я это же самое сказать о себе?» На этот вопрос ответа не было.
– Не нужно жалеть меня, – заверила Тина, нежно глядя на дочь. – Я благодарна шоу-бизнесу за то, что помог встретить Скипа. А это награда.
Она коснулась щечки Натали.
– Что было суждено, то и случилось. Я получила все, что хотела, Энни.
И снова немой вопрос возник в мозгу Энни: «А я? Получу все, что хочу?» Но она вынудила себя улыбнуться:
– Вижу, что вы правы. И завидую вам, Тина.
Но тут Тина, чуть прищурясь, проницательно взглянула на гостью:
– Я читала газеты, – сказала она. – Вас постоянно обливают грязью. Все это неправда, так ведь?
Энни, беспомощно пожав плечами, отрицательно качнула головой.
– Я так и поняла, когда посмотрела фильм, – сказала Тина. – Ваша трактовка роли просто великолепна! Каждому дураку понятно, вы совсем не похожи на Лайну. Очевидно, вы были законченной актрисой, когда получили роль.
– Спасибо, – улыбнулась Энни. – Похвала из ваших уст многое значит для меня, Тина.
Обе немного помолчали.
– Держитесь, – сказала наконец Тина, укачивая на руках дремлющую малышку. – Мне никогда не приходилось беспокоиться насчет падений и взлетов, но теперь вижу, что эти типы из Голливуда потеряли всякую совесть – хотят утопить вас. Не дайте им добиться своего, Энни. Такой человек, как вы, имеет обязательства перед собственным талантом. А ведь у вас великий талант! Не позволяйте задушить его – и увидите: он поможет и проведет вас через все трудности.
По-матерински нахмурившись, Тина добавила:
– И, ради Бога, не тратьте зря время, беспокоясь о давно забытых историях. Если я могу не думать о них, значит, вы – тем более.
Тина неожиданно встрепенулась:
– Эй, почему бы вам не пообедать с нами? Скип будет дома около пяти и, если увидит вас здесь, умрет на месте. Ну, что скажете?
Энни встала:
– Я бы с удовольствием, но не могу. Вы ужасно добры, но у меня тяжело болен друг… это, конечно, выглядит глупым предлогом, хотя он в самом деле болен… лежит у меня дома. Но я бы хотела когда-нибудь вернуться, повидать всех вас, особенно малышку Натали.
– Договорились, – сказала Тина, провожая ее до двери. – Подождите секунду!
Она поспешила на кухню и вернулась с бумагой и ручкой.
– Оставьте Скипу свой автограф. Он ужасно разозлится, когда узнает, что не застал вас, но, по крайней мере, будет что показать приятелям в офисе.
«Скипу Рашу, – написала Энни, – и его прекрасной семье, с пожеланием счастья. Энни Хэвиленд».
– Скажи «до свиданья», Натали.
Тина подняла крохотную ручонку девочки и помахала ею вслед выходящей Энни.
Через минуту дома на тихой улочке исчезли из вида. Энни вырулила на шоссе.
Девушка чувствовала себя совершенно обессилевшей и несчастной. Как она и подозревала, Тина понравилась ей с первого взгляда и, должно быть, могла стать ей настоящим другом. Вот уже во второй раз жизнь разводит их.
Она сомневалась, что когда-нибудь заставит себя вернуться в маленький уютный домик, чтобы услышать, как Тина пытается ободрить ее из глубины мира, в котором так хотела и не могла очутиться Энни.
Она приехала с намерением помочь Тине, бороться за нее и, быть может, пожалеть ее. Только не завидовать…
Энни изо всех сил старалась стряхнуть печаль. Что ни говори, нельзя повернуть назад время. Вперед, только вперед. Ей нужно беспокоиться и о будущем.
Но то ли это будущее, о котором стоит заботиться?
Какая тяжелая судьба – стремиться вперед, неустанно, неутомимо, бесконечно, когда все, чего она хотела, – остановить безумное кружение, скользнуть в уютный домик и закрыть за собой дверь. Но такое убежище – для обычных людей. Не для нее. То, что началось три года назад, нельзя остановить. Если все вышло из-под контроля, значит, и с ней невозможно совладать.
Всю дорогу эти мучительные мысли не давали ей покоя. Только дома они исчезли, потому что Энни обнаружила, что миссис Эрнандес ждет ее, тревожно поглядывая в окно.
Ник исчез.
Глава XX
– О-о-о… давай, бэби, давай… Еще… вот так… еще…
В номере мотеля было темно. Две фигуры на кровати сплелись в последнем лихорадочном объятии – его ноги прижаты к ее лону; длинный мощный пенис с каждым толчком врезается все глубже.
Миссис Сондерборг наслаждалась жизнью. За последний час любовник взял ее три раза и был поистине неутомим. Ему требовалось довольно много времени, чтобы достичь оргазма, возможно потому, что пил он тоже не зная удержу. Поэтому стройное тело миссис Сондерборг уже дважды сотрясали судороги наслаждения, пока партнер продолжал неустанно трудиться, словно заведенный мотор, врезаясь в нее сильными ударами. Как же он был велик! Поистине, природа его не обидела – настоящий жеребец, как она и подозревала в тот вечер, когда увидела его впервые за ужином. Неудивительно, что его дуреха-жена тут же залетела и не один раз.
– М-м-м, – простонала она, – м-м-м, еще чуть-чуть… Подожди… Нет…
Она дразнила его; непристойно-ласковые, произнесенные шепотом слова мутили его разум и доставили ей извращенное удовольствие.
Наконец комнату наполнил тихий смех, такой всезнающий, полный почти маниакального торжества, что она тут же почувствовала, как он, изогнувшись, поднялся над ней и, сотрясаясь в порыве страсти, приготовился к последнему толчку. Мягкая рука прокралась вниз по бедру, тонкие пальцы, пощекотав, чуть сжали набухшую мошонку.
Громко вскрикнув, он кончил в нее; остатки спермы – жалкий ручеек по сравнению с двумя предыдущими оргазмами – исчезли в ненасытной глубине ее лона. Обессиленный любовник придавил ее всем телом, но жаркое, долгое наслаждение все не кончалось. Он оказался грубым, почти без воображения, неумелым любовником. Пришлось долго обучать его, наставлять почти на каждом шагу, чтобы добиться хоть чего-нибудь, но ей это удалось, и миссис Сондерборг была довольна. Не так-то легко найти нужного человека, особенно женщине ее положения.
И кроме того, она никогда не довольствовалась вот такими любовными поединками, нет, ей нужно было завладеть мужчиной, если не душой и телом, то, по крайней мере, знать слабые стороны его характера, чтобы играть на них.
В номере мотеля было темно. Две фигуры на кровати сплелись в последнем лихорадочном объятии – его ноги прижаты к ее лону; длинный мощный пенис с каждым толчком врезается все глубже.
Миссис Сондерборг наслаждалась жизнью. За последний час любовник взял ее три раза и был поистине неутомим. Ему требовалось довольно много времени, чтобы достичь оргазма, возможно потому, что пил он тоже не зная удержу. Поэтому стройное тело миссис Сондерборг уже дважды сотрясали судороги наслаждения, пока партнер продолжал неустанно трудиться, словно заведенный мотор, врезаясь в нее сильными ударами. Как же он был велик! Поистине, природа его не обидела – настоящий жеребец, как она и подозревала в тот вечер, когда увидела его впервые за ужином. Неудивительно, что его дуреха-жена тут же залетела и не один раз.
– М-м-м, – простонала она, – м-м-м, еще чуть-чуть… Подожди… Нет…
Она дразнила его; непристойно-ласковые, произнесенные шепотом слова мутили его разум и доставили ей извращенное удовольствие.
Наконец комнату наполнил тихий смех, такой всезнающий, полный почти маниакального торжества, что она тут же почувствовала, как он, изогнувшись, поднялся над ней и, сотрясаясь в порыве страсти, приготовился к последнему толчку. Мягкая рука прокралась вниз по бедру, тонкие пальцы, пощекотав, чуть сжали набухшую мошонку.
Громко вскрикнув, он кончил в нее; остатки спермы – жалкий ручеек по сравнению с двумя предыдущими оргазмами – исчезли в ненасытной глубине ее лона. Обессиленный любовник придавил ее всем телом, но жаркое, долгое наслаждение все не кончалось. Он оказался грубым, почти без воображения, неумелым любовником. Пришлось долго обучать его, наставлять почти на каждом шагу, чтобы добиться хоть чего-нибудь, но ей это удалось, и миссис Сондерборг была довольна. Не так-то легко найти нужного человека, особенно женщине ее положения.
И кроме того, она никогда не довольствовалась вот такими любовными поединками, нет, ей нужно было завладеть мужчиной, если не душой и телом, то, по крайней мере, знать слабые стороны его характера, чтобы играть на них.