Страница:
В любом случае, она запомнила и фамилию водителя, и номер водительского удостоверения. Когда все будет кончено, она предпримет необходимые меры, чтобы защитить себя.
Если только сумеет остаться в живых.
Пиццу принесли в семь. Кристин заставила себя съесть кусочек, пока Кармине медленно сжевал остальное, по-прежнему глядя на экран, не позаботившись о том, чтобы переключить канал. Иногда он тихо рыгал, не извиняясь при этом.
Кристин почистила зубы щеткой, купленной в аптеке, и с полчаса сидела на постели, ожидая, пока Кармине закончит ужинать. Потом встала и расстегнула юбку.
– Я иду в ванную. Оставить дверь открытой?
Кармине молча встал, подошел к ванной и включил свет. Окон не было. Ванна чистая, на краю лежит мыло, завернутое в белую бумагу. Кристин расставила косметику на полочке у зеркала, достала тампоны и салфетки.
Кармине возвратился в комнату, дожевывая кусок пиццы.
– Дверь не закрывай, – предупредил он.
Кристин вылила маленький флакончик жидкого мыла в ванну и открыла горячую воду.
Кармине опять отвернулся к телевизору. Кристин в нижней юбке вышла из ванной и положила на постель аккуратно сложенные блузку с юбкой. Потом отстегнула лифчик, дала ему медленно соскользнуть по плечам, бросила рядом с юбкой. Стянула нижнюю юбку, обнажая стройные бедра, и встала босиком около кровати, складывая шелковистую юбку. Откинув волосы, девушка поискала в сумочке заколку и закрепила волосы, свернув их узлом.
В падавшем из ванной свете обрисовалась упругая грудь и высоко поднятые руки.
Кармине медленно, не отрывая глаз от телевизора, налил виски из фляжки в пластиковый стакан.
Кристин закрыла краны. Бормотание телевизора было единственным, что нарушало тишину. Наконец Кармине услыхал слабый плеск – Кристин улеглась в ванну. Несколько минут он продолжал смотреть телевизор, потом прикончил виски и лишь для того, чтобы убедиться, что все в порядке, поднялся и направился взглянуть на Кристин.
Ванна была наполнена мыльной пеной, закрывавшей грудь и колени Кристин: сотни радужных пузырьков весело лопались с едва слышным треском.
Лицо девушки раскраснелось от жары, на стройные ноги и изящные плечи было приятно посмотреть.
Она не шевелилась, только вежливо смотрела на Кармине.
– Как видите, здесь никого нет, кроме меня. Выражение ее лица было доверчивым и покорным, но в глазах промелькнуло нечто неуловимое. Взгляд ее упал на загорелую руку мужчины.
– Кармине, – тихо спросила она, – что у вас случилось с пальцем?
Он с легкой улыбкой протянул ей изуродованную клешню. Кристин заметила, насколько тверд этот негнущийся палец. Ноготь был толстым и грубым.
– Небольшая неприятность! – гордо объявил Кармине. – Давно. Совсем не больно.
Кристин восхищенно вздохнула:
– Бьюсь об заклад, многим парням от него худо пришлось. Ведь так?
Кристин чуть привстала. Розовые затвердевшие соски выглянули из цветных пузырьков.
– Можно… потрогать? – спросила она. Лицо убийцы потемнело.
– Только один раз, – умоляюще прошептала Кристин. – Тони не будет возражать.
Гордость поборола осторожность. Кармине опустил крышку на унитаз, сел на него и положил ладонь на край ванны, поближе к Кристин.
Узкая рука нерешительно высунулась из воды, приблизилась и вновь отдернулась, словно ужасающий палец одновременно пугал и завораживал девушку. Наконец она осторожно, еле заметно коснулась его, чуть погладила, еще и еще раз.
– Он такой твердый, – благоговейно прошептала Кристин. – Как камень.
Она вздохнула. Ладонь, мокрая и скользкая, медленно сжала негнущийся палец, словно лаская его. Дыхание девушки участилось.
– Ты когда-нибудь, – застенчиво пролепетала она, – обрабатывал девушку этим пальцем?
Кармине поднял брови. Обнаженная Кристин не выпускала пальца, цепляясь за него с чисто женским чувством собственницы, словно притягиваемая его жесткостью.
Он ничего не ответил. Но и не отнял руку. Кристин начала медленно двигать сжатый кулак взад и вперед, словно наслаждаясь ощущением.
– Так приятно, – пробормотала она. – Такой жесткий и прямой…
Она взглянула в его глаза. Черные глубины зажглись неподдельным интересом.
– А меня… сделаешь? – спросила она наконец. Взгляды их встретились. Ладонь Кристин ласкала палец, словно это был гибкий маленький зверек, скользкий и ловкий.
– Тони ничего не скажет, – уверяла Кристин. – Ты имеешь право… если хочешь…
На секунду он, казалось, вновь впал в прежнее спокойствие рептилии, словно взвешивал «за» и «против». Наконец не спеша расстегнул манжет и закатал рукав. Потом глянул на коробку с тампонами и снова на Кристин. Та ободряюще улыбнулась и, осторожно взяв Кармине за руку, притянула его ладонь под воду, к своим бедрам.
Не отводя от нее глаз, Кармине стиснул мягкое тело. Кристин почувствовала, как ужасный палец входит в нее, и прижала его руку к своей промежности, втискивая палец все глубже, ощущая его движения, извиваясь под прикрытием пены, хрипловато вздыхая.
Кармине погружался в скользкую плоть. Рука коснулась шелковистого треугольника волос, упругих ягодиц, пока Кристин поднималась и опускалась, насаженная на его палец, как прекрасная живая кукла с трепещущими от возбуждения грудями.
– О-о-о, – стонала она, сотрясаемая конвульсиями оргазма, – О-о-о…
Кристин заметила, как затуманились черные глаза, когда ее ноги нетерпеливо задвигались в воде. Под брюками разрастался тугой ком, натягивая молнию на ширинке.
– Нет, – охнула она, отстраняясь и жадно глядя на Кармине. – Я хочу всего тебя.
Он нахмурился и, тяжело дыша, уставился на Кристин. Стало так тихо, что было слышно, как лопаются пенистые пузырьки в ванной.
Он явно колебался. Девушка принадлежала Тони, а Кармине гордился собственной надежностью – основой безупречной репутации.
Правила требовали, чтобы сам Тони, если захочет, предложил ему Кристин.
– Пожалуйста, Кармине, – простонала возбужденная Кристин. – Тони не обидится. Он бы сам позволил тебе взять меня в благодарность за твою услугу. Ну же…
Влажная рука опустилась на его колено. Девушка наклонилась вперед. Он заметил идеальные очертания спины, груди, плеч…
Теперь ее пальцы оказались у него между ног. Словно по волшебству расстегнулись молния и ремень. Девушка с проворством карманного вора обнажила его член, жадно глядя на него, не выпуская изуродованного пальца. Кармине снова взглянул на коробку с тампонами и, что-то решив, поднялся. Брюки упали к ногам. Не глядя вниз, на набухший пенис, он поднял глаза на Кристин.
– Ну же, – пропела девушка, – возьми меня, сделай со мной, что пожелаешь. Не дразни меня сейчас!
Медленно, гордясь двойным орудием мужской силы, Кармине разделся и встал перед Кристин – неестественно широкие плечи и предплечья бугрились мускулами. Пенис – толстый, напряженный – чуть подрагивал. Светлые капли уже катились по нему вниз, к мошонке.
– О, господи, – благоговейно прошептала Кристин. – Ты прекрасен…
Она протянула к нему руки, груди приподнялись, колени раскинулись.
Кармине осторожно, стараясь не расплескать воду, лег на девушку; мгновенно взяв пенис, она ввела его в себя, нежно посасывая изуродованный палец, жадно облизывая его.
– О, – бормотала она приглушенно. – Ты такой сексуальный…
Мышцы влагалища сжимали, тянули, ласкали погружавшийся во влажные глубины член.
– Такой сексуальный…
Кармине привык иметь дело с проститутками, но никогда не испытывал ничего столь чувственно-соблазнительного, как изгибы нежных бедер этой женщины, игра ее губ и языка, музыка шепота. Он завидовал Тони и понимал, почему тот так хочет вернуть ее обратно.
Охваченный возбуждением, изнемогая от наслаждения, он начал двигаться быстрее, короткими, уверенными толчками; мягкая влажная плоть восхитительно терлась о головку пениса.
– М-м-м…
Кристин, улыбаясь, обхватив ляжки Кармине, гладя ягодицы, вбирала его в себя все глубже.
Почувствовав нервную приближающуюся дрожь его оргазма, Кристин просунула руку между его ногами, нащупала мошонку, услышала стон экстаза и свободной рукой нашарила оружие.
– Такой сексуальный, – повторила она, целуя и покусывая палец. – Такой…
Кармине врезался в нее все с большей силой: яички набухли в теплой ладони. Правая рука медленно двигалась вперед, скрытая мыльной пеной.
– О, боже, – воскликнула она; плоть, поглотившая его, содрогнулась. – О, боже!
Из пениса вырвалась горячая струя спермы, и в этот момент Кристин ударила.
Бритва была сделана из стали специальной закалки и стоила почти двадцать долларов. Кристин жалела, что не было возможности направить ее, но была уверена в остроте лезвия.
Бритва легко прорвала кожу, почти мгновенно отрезав мошонку, которую Кристин крепко сжимала левой рукой. Хриплый крик вырвался из глотки Кармине, тяжелое тело, обмякнув, придавило Кристин к жесткому дну ванны; пенис мгновенно стал вялым.
Кармине был в шоке. Кристин знала, остается всего несколько секунд для того, как он придет в себя и удушит ее, несмотря на боль.
Прекрасно зная анатомию мужского тела, она быстро подняла бритву, отыскала пульс и одним резким движением рассекла сонную артерию.
Брызнувшая фонтаном кровь мгновенно залила ее лицо, волосы, плечи. В горле Кармине что-то глухо булькало. Кристин осторожно выскользнула из-под него. Кармине лежал на животе, лицо скрыто под кровавой мыльной водой. Осторожно, стараясь не задеть отрезанную мошонку, болтавшуюся на клочке кожи, Кристин вынула затычку, наблюдая, как опустошается ванна; открыла кран, ожидая, пока пойдет теплая вода. Потом встала и включила душ. Неловко балансируя над трупом, Кристин тщательно промыла волосы шампунем из маленькой бутылочки. Мыльные хлопья падали на тело Кармине. Она хорошенько вымыла торс, бедра, глядя, как вода уносит кровавые потоки.
Наконец Кристин ополоснула ноги, направила головку душа на голову и шею Кармине. Вода продолжала литься, пока она одевалась в спальне.
Застегнув молнию на юбке, Кристин вытерла все места, к которым могла прикасаться и, прежде чем вернуться в ванную, проверила, не осталось ли на постели ее волос.
Одежда Кармине валялась на полу. Поразмыслив, Кристин решила оставить ее на месте.
Сложив в бумажный пакет принадлежности туалета и коробки с тампонами и салфетками, Кристин поставила его у двери. Сейчас ночь – никто не увидит, как она уйдет.
Она вновь вернулась в ванную. Вода с журчанием обмывала труп Кармине. Из раны на шее и в паху бежали тонкие струйки крови.
Девушка спокойно рассматривала тело. Она планировала убийство едва ли не с первой минуты встречи с Кармине и знала, что ей придется это сделать.
Стараясь не запачкаться кровью, она перевернула тело и оставила его в полусидячем положении.
Потом, сжимая в руке бритву, наклонилась, чтобы докончить начатое.
Глава XLIII
Глава XLIV
Глава XLV
Если только сумеет остаться в живых.
Пиццу принесли в семь. Кристин заставила себя съесть кусочек, пока Кармине медленно сжевал остальное, по-прежнему глядя на экран, не позаботившись о том, чтобы переключить канал. Иногда он тихо рыгал, не извиняясь при этом.
Кристин почистила зубы щеткой, купленной в аптеке, и с полчаса сидела на постели, ожидая, пока Кармине закончит ужинать. Потом встала и расстегнула юбку.
– Я иду в ванную. Оставить дверь открытой?
Кармине молча встал, подошел к ванной и включил свет. Окон не было. Ванна чистая, на краю лежит мыло, завернутое в белую бумагу. Кристин расставила косметику на полочке у зеркала, достала тампоны и салфетки.
Кармине возвратился в комнату, дожевывая кусок пиццы.
– Дверь не закрывай, – предупредил он.
Кристин вылила маленький флакончик жидкого мыла в ванну и открыла горячую воду.
Кармине опять отвернулся к телевизору. Кристин в нижней юбке вышла из ванной и положила на постель аккуратно сложенные блузку с юбкой. Потом отстегнула лифчик, дала ему медленно соскользнуть по плечам, бросила рядом с юбкой. Стянула нижнюю юбку, обнажая стройные бедра, и встала босиком около кровати, складывая шелковистую юбку. Откинув волосы, девушка поискала в сумочке заколку и закрепила волосы, свернув их узлом.
В падавшем из ванной свете обрисовалась упругая грудь и высоко поднятые руки.
Кармине медленно, не отрывая глаз от телевизора, налил виски из фляжки в пластиковый стакан.
Кристин закрыла краны. Бормотание телевизора было единственным, что нарушало тишину. Наконец Кармине услыхал слабый плеск – Кристин улеглась в ванну. Несколько минут он продолжал смотреть телевизор, потом прикончил виски и лишь для того, чтобы убедиться, что все в порядке, поднялся и направился взглянуть на Кристин.
Ванна была наполнена мыльной пеной, закрывавшей грудь и колени Кристин: сотни радужных пузырьков весело лопались с едва слышным треском.
Лицо девушки раскраснелось от жары, на стройные ноги и изящные плечи было приятно посмотреть.
Она не шевелилась, только вежливо смотрела на Кармине.
– Как видите, здесь никого нет, кроме меня. Выражение ее лица было доверчивым и покорным, но в глазах промелькнуло нечто неуловимое. Взгляд ее упал на загорелую руку мужчины.
– Кармине, – тихо спросила она, – что у вас случилось с пальцем?
Он с легкой улыбкой протянул ей изуродованную клешню. Кристин заметила, насколько тверд этот негнущийся палец. Ноготь был толстым и грубым.
– Небольшая неприятность! – гордо объявил Кармине. – Давно. Совсем не больно.
Кристин восхищенно вздохнула:
– Бьюсь об заклад, многим парням от него худо пришлось. Ведь так?
Кристин чуть привстала. Розовые затвердевшие соски выглянули из цветных пузырьков.
– Можно… потрогать? – спросила она. Лицо убийцы потемнело.
– Только один раз, – умоляюще прошептала Кристин. – Тони не будет возражать.
Гордость поборола осторожность. Кармине опустил крышку на унитаз, сел на него и положил ладонь на край ванны, поближе к Кристин.
Узкая рука нерешительно высунулась из воды, приблизилась и вновь отдернулась, словно ужасающий палец одновременно пугал и завораживал девушку. Наконец она осторожно, еле заметно коснулась его, чуть погладила, еще и еще раз.
– Он такой твердый, – благоговейно прошептала Кристин. – Как камень.
Она вздохнула. Ладонь, мокрая и скользкая, медленно сжала негнущийся палец, словно лаская его. Дыхание девушки участилось.
– Ты когда-нибудь, – застенчиво пролепетала она, – обрабатывал девушку этим пальцем?
Кармине поднял брови. Обнаженная Кристин не выпускала пальца, цепляясь за него с чисто женским чувством собственницы, словно притягиваемая его жесткостью.
Он ничего не ответил. Но и не отнял руку. Кристин начала медленно двигать сжатый кулак взад и вперед, словно наслаждаясь ощущением.
– Так приятно, – пробормотала она. – Такой жесткий и прямой…
Она взглянула в его глаза. Черные глубины зажглись неподдельным интересом.
– А меня… сделаешь? – спросила она наконец. Взгляды их встретились. Ладонь Кристин ласкала палец, словно это был гибкий маленький зверек, скользкий и ловкий.
– Тони ничего не скажет, – уверяла Кристин. – Ты имеешь право… если хочешь…
На секунду он, казалось, вновь впал в прежнее спокойствие рептилии, словно взвешивал «за» и «против». Наконец не спеша расстегнул манжет и закатал рукав. Потом глянул на коробку с тампонами и снова на Кристин. Та ободряюще улыбнулась и, осторожно взяв Кармине за руку, притянула его ладонь под воду, к своим бедрам.
Не отводя от нее глаз, Кармине стиснул мягкое тело. Кристин почувствовала, как ужасный палец входит в нее, и прижала его руку к своей промежности, втискивая палец все глубже, ощущая его движения, извиваясь под прикрытием пены, хрипловато вздыхая.
Кармине погружался в скользкую плоть. Рука коснулась шелковистого треугольника волос, упругих ягодиц, пока Кристин поднималась и опускалась, насаженная на его палец, как прекрасная живая кукла с трепещущими от возбуждения грудями.
– О-о-о, – стонала она, сотрясаемая конвульсиями оргазма, – О-о-о…
Кристин заметила, как затуманились черные глаза, когда ее ноги нетерпеливо задвигались в воде. Под брюками разрастался тугой ком, натягивая молнию на ширинке.
– Нет, – охнула она, отстраняясь и жадно глядя на Кармине. – Я хочу всего тебя.
Он нахмурился и, тяжело дыша, уставился на Кристин. Стало так тихо, что было слышно, как лопаются пенистые пузырьки в ванной.
Он явно колебался. Девушка принадлежала Тони, а Кармине гордился собственной надежностью – основой безупречной репутации.
Правила требовали, чтобы сам Тони, если захочет, предложил ему Кристин.
– Пожалуйста, Кармине, – простонала возбужденная Кристин. – Тони не обидится. Он бы сам позволил тебе взять меня в благодарность за твою услугу. Ну же…
Влажная рука опустилась на его колено. Девушка наклонилась вперед. Он заметил идеальные очертания спины, груди, плеч…
Теперь ее пальцы оказались у него между ног. Словно по волшебству расстегнулись молния и ремень. Девушка с проворством карманного вора обнажила его член, жадно глядя на него, не выпуская изуродованного пальца. Кармине снова взглянул на коробку с тампонами и, что-то решив, поднялся. Брюки упали к ногам. Не глядя вниз, на набухший пенис, он поднял глаза на Кристин.
– Ну же, – пропела девушка, – возьми меня, сделай со мной, что пожелаешь. Не дразни меня сейчас!
Медленно, гордясь двойным орудием мужской силы, Кармине разделся и встал перед Кристин – неестественно широкие плечи и предплечья бугрились мускулами. Пенис – толстый, напряженный – чуть подрагивал. Светлые капли уже катились по нему вниз, к мошонке.
– О, господи, – благоговейно прошептала Кристин. – Ты прекрасен…
Она протянула к нему руки, груди приподнялись, колени раскинулись.
Кармине осторожно, стараясь не расплескать воду, лег на девушку; мгновенно взяв пенис, она ввела его в себя, нежно посасывая изуродованный палец, жадно облизывая его.
– О, – бормотала она приглушенно. – Ты такой сексуальный…
Мышцы влагалища сжимали, тянули, ласкали погружавшийся во влажные глубины член.
– Такой сексуальный…
Кармине привык иметь дело с проститутками, но никогда не испытывал ничего столь чувственно-соблазнительного, как изгибы нежных бедер этой женщины, игра ее губ и языка, музыка шепота. Он завидовал Тони и понимал, почему тот так хочет вернуть ее обратно.
Охваченный возбуждением, изнемогая от наслаждения, он начал двигаться быстрее, короткими, уверенными толчками; мягкая влажная плоть восхитительно терлась о головку пениса.
– М-м-м…
Кристин, улыбаясь, обхватив ляжки Кармине, гладя ягодицы, вбирала его в себя все глубже.
Почувствовав нервную приближающуюся дрожь его оргазма, Кристин просунула руку между его ногами, нащупала мошонку, услышала стон экстаза и свободной рукой нашарила оружие.
– Такой сексуальный, – повторила она, целуя и покусывая палец. – Такой…
Кармине врезался в нее все с большей силой: яички набухли в теплой ладони. Правая рука медленно двигалась вперед, скрытая мыльной пеной.
– О, боже, – воскликнула она; плоть, поглотившая его, содрогнулась. – О, боже!
Из пениса вырвалась горячая струя спермы, и в этот момент Кристин ударила.
Бритва была сделана из стали специальной закалки и стоила почти двадцать долларов. Кристин жалела, что не было возможности направить ее, но была уверена в остроте лезвия.
Бритва легко прорвала кожу, почти мгновенно отрезав мошонку, которую Кристин крепко сжимала левой рукой. Хриплый крик вырвался из глотки Кармине, тяжелое тело, обмякнув, придавило Кристин к жесткому дну ванны; пенис мгновенно стал вялым.
Кармине был в шоке. Кристин знала, остается всего несколько секунд для того, как он придет в себя и удушит ее, несмотря на боль.
Прекрасно зная анатомию мужского тела, она быстро подняла бритву, отыскала пульс и одним резким движением рассекла сонную артерию.
Брызнувшая фонтаном кровь мгновенно залила ее лицо, волосы, плечи. В горле Кармине что-то глухо булькало. Кристин осторожно выскользнула из-под него. Кармине лежал на животе, лицо скрыто под кровавой мыльной водой. Осторожно, стараясь не задеть отрезанную мошонку, болтавшуюся на клочке кожи, Кристин вынула затычку, наблюдая, как опустошается ванна; открыла кран, ожидая, пока пойдет теплая вода. Потом встала и включила душ. Неловко балансируя над трупом, Кристин тщательно промыла волосы шампунем из маленькой бутылочки. Мыльные хлопья падали на тело Кармине. Она хорошенько вымыла торс, бедра, глядя, как вода уносит кровавые потоки.
Наконец Кристин ополоснула ноги, направила головку душа на голову и шею Кармине. Вода продолжала литься, пока она одевалась в спальне.
Застегнув молнию на юбке, Кристин вытерла все места, к которым могла прикасаться и, прежде чем вернуться в ванную, проверила, не осталось ли на постели ее волос.
Одежда Кармине валялась на полу. Поразмыслив, Кристин решила оставить ее на месте.
Сложив в бумажный пакет принадлежности туалета и коробки с тампонами и салфетками, Кристин поставила его у двери. Сейчас ночь – никто не увидит, как она уйдет.
Она вновь вернулась в ванную. Вода с журчанием обмывала труп Кармине. Из раны на шее и в паху бежали тонкие струйки крови.
Девушка спокойно рассматривала тело. Она планировала убийство едва ли не с первой минуты встречи с Кармине и знала, что ей придется это сделать.
Стараясь не запачкаться кровью, она перевернула тело и оставила его в полусидячем положении.
Потом, сжимая в руке бритву, наклонилась, чтобы докончить начатое.
Глава XLIII
Марго позвонила расстроенному Дэймону Рису уже в половине одиннадцатого ночи.
– Крошка! – завопил он в трубку. – Где ты? Что за странную записку ты оставила? В чем дело?
– Все в порядке! – донесся до него жизнерадостный голос. – У мамы было плохо с сердцем, и все полезли на стенку. Я сейчас у нее в больнице. Ничего серьезного, с недельку отдохнет и будет как новенькая. Но я должна остаться на несколько дней, чтобы держать в руках мужчин, если не возражаешь. Без женщины в доме они хуже детей.
– Ради бога, солнышко, конечно, оставайся! Попытаемся пережить это время без тебя. Но почему бы тебе не остаться подольше?
– Зачем?! Ложная тревога! – Слушай, Дэймон, в воскресенье есть очень удобный рейс – буду в Лос-Анджелесе в половине пятого. Не хочешь меня встретить?
– Естественно! Не могу же я допустить, чтобы моя девочка бродила по аэропорту одна! Какой номер рейса?
– Триста сорок шестой, компания «Юнайтед» из Дес Мойнс.
– Хорошо, дорогая, хорошо, – пробормотал Дэймон, потянувшись за ручкой, чтобы записать номер.
– Думаю, что это не выбьет тебя из колеи? – участливым материнским тоном, еще больше усилившим чувство облегчения в Дэймоне, спросила Кристин.
– Господи, конечно, бэби, – ответил он, встрепенувшись, выходя из пьяного тумана, счастливый, что слышит ее голос. – Не могу дождаться, пока увижу тебя. Поужинаем вместе.
– Прекрасно, папочка. Увидимся.
– До свидания. Будь умницей!
Кристин медленно опустила трубку на рычаг, оглядела номер мотеля на Лонг-Бич, откуда звонила Дэймону.
На листочке бумаги были выписаны номера рейсов, которые Кристин узнала у клерка за стойкой предварительных заказов в аэропорту. Если рейс триста сорок шесть не задержат, она запросто доберется на такси до аэропорта и встретит Дэймона там.
Если же рейс задержат, а она узнает это, позвонив в «Юнайтед», придется еще раз связаться с Дэймоном и просить подождать ее. Она правильно предположила, что он не спросит, в какой больнице ее мать и куда послать открытку с пожеланием здоровья. Дэймон был слишком занят собственными мыслями, чтобы беспокоить себя проблемами чужих людей, особенно теперь, когда съемки фильма в самом разгаре. Кроме того, Дэймон не знал ее предполагаемого адреса в Айове. Теперь придется что-нибудь придумать. Но пока она в безопасности. Дэймон ничего не заподозрит и спокойно будет ждать ее прибытия.
Кристин взглянула на часы. Ничего не остается делать, кроме как сидеть здесь четыре дня и смотреть телевизор.
И читать газеты.
– Крошка! – завопил он в трубку. – Где ты? Что за странную записку ты оставила? В чем дело?
– Все в порядке! – донесся до него жизнерадостный голос. – У мамы было плохо с сердцем, и все полезли на стенку. Я сейчас у нее в больнице. Ничего серьезного, с недельку отдохнет и будет как новенькая. Но я должна остаться на несколько дней, чтобы держать в руках мужчин, если не возражаешь. Без женщины в доме они хуже детей.
– Ради бога, солнышко, конечно, оставайся! Попытаемся пережить это время без тебя. Но почему бы тебе не остаться подольше?
– Зачем?! Ложная тревога! – Слушай, Дэймон, в воскресенье есть очень удобный рейс – буду в Лос-Анджелесе в половине пятого. Не хочешь меня встретить?
– Естественно! Не могу же я допустить, чтобы моя девочка бродила по аэропорту одна! Какой номер рейса?
– Триста сорок шестой, компания «Юнайтед» из Дес Мойнс.
– Хорошо, дорогая, хорошо, – пробормотал Дэймон, потянувшись за ручкой, чтобы записать номер.
– Думаю, что это не выбьет тебя из колеи? – участливым материнским тоном, еще больше усилившим чувство облегчения в Дэймоне, спросила Кристин.
– Господи, конечно, бэби, – ответил он, встрепенувшись, выходя из пьяного тумана, счастливый, что слышит ее голос. – Не могу дождаться, пока увижу тебя. Поужинаем вместе.
– Прекрасно, папочка. Увидимся.
– До свидания. Будь умницей!
Кристин медленно опустила трубку на рычаг, оглядела номер мотеля на Лонг-Бич, откуда звонила Дэймону.
На листочке бумаги были выписаны номера рейсов, которые Кристин узнала у клерка за стойкой предварительных заказов в аэропорту. Если рейс триста сорок шесть не задержат, она запросто доберется на такси до аэропорта и встретит Дэймона там.
Если же рейс задержат, а она узнает это, позвонив в «Юнайтед», придется еще раз связаться с Дэймоном и просить подождать ее. Она правильно предположила, что он не спросит, в какой больнице ее мать и куда послать открытку с пожеланием здоровья. Дэймон был слишком занят собственными мыслями, чтобы беспокоить себя проблемами чужих людей, особенно теперь, когда съемки фильма в самом разгаре. Кроме того, Дэймон не знал ее предполагаемого адреса в Айове. Теперь придется что-нибудь придумать. Но пока она в безопасности. Дэймон ничего не заподозрит и спокойно будет ждать ее прибытия.
Кристин взглянула на часы. Ничего не остается делать, кроме как сидеть здесь четыре дня и смотреть телевизор.
И читать газеты.
Глава XLIV
«Тело человека, считавшегося известным наемным убийцей, было обнаружено полицией в четверг, в номере «Шелтон Мотор Инн», Инглвуд.
Полиция опознала в убитом Кармине Гамино. Это одно из многих имен человека, занимавшего, по утверждению федеральных властей, одну из самых высоких должностей в мафиозной семье Корона в Майами и являющегося наемным убийцей, замешанным в десятках нераскрытых преступлений в течение пятнадцати лет.
Гамино был найден обнаженным в ванне снятого им номера, зарезанным и изуродованным холодным режущим орудием. Полиция считает способ расправы типичным для преступного мира.
Детективы, ведущие расследование, заявили репортерам, что пока никто не заподозрен в убийстве…»
Репортер «Таймс» закончил заметку стандартными словами и, передав рассыльному, пробежал глазами записи в блокноте и покачал головой.
Кармине Гамино, наконец, получил свое.
Само место убийства настораживало. Прежде всего, Гамино никогда не выполнял заказы на Западе. Он был не на своей территории, когда его настигла месть. Казалось, можно было ожидать, что его прикончат в Майами или Балтиморе. В любом случае Кармине считался лучшим из лучших в своей профессии. Должно быть, потребовался батальон, чтобы его уложить.
Вырвав листок из блокнота, репортер швырнул его в корзину и пожал плечами. Пришлось, естественно, убрать из статьи слишком шокирующие подробности. Полицейских, прибывших на место преступления, вряд ли удивила ужасающая сцена – отрезанные яички Гамино были забиты ему в рот. Именно так и мстят мафиози. Но публике этого знать не следует. Газете могут повредить подобные вещи.
Полиция опознала в убитом Кармине Гамино. Это одно из многих имен человека, занимавшего, по утверждению федеральных властей, одну из самых высоких должностей в мафиозной семье Корона в Майами и являющегося наемным убийцей, замешанным в десятках нераскрытых преступлений в течение пятнадцати лет.
Гамино был найден обнаженным в ванне снятого им номера, зарезанным и изуродованным холодным режущим орудием. Полиция считает способ расправы типичным для преступного мира.
Детективы, ведущие расследование, заявили репортерам, что пока никто не заподозрен в убийстве…»
Репортер «Таймс» закончил заметку стандартными словами и, передав рассыльному, пробежал глазами записи в блокноте и покачал головой.
Кармине Гамино, наконец, получил свое.
Само место убийства настораживало. Прежде всего, Гамино никогда не выполнял заказы на Западе. Он был не на своей территории, когда его настигла месть. Казалось, можно было ожидать, что его прикончат в Майами или Балтиморе. В любом случае Кармине считался лучшим из лучших в своей профессии. Должно быть, потребовался батальон, чтобы его уложить.
Вырвав листок из блокнота, репортер швырнул его в корзину и пожал плечами. Пришлось, естественно, убрать из статьи слишком шокирующие подробности. Полицейских, прибывших на место преступления, вряд ли удивила ужасающая сцена – отрезанные яички Гамино были забиты ему в рот. Именно так и мстят мафиози. Но публике этого знать не следует. Газете могут повредить подобные вещи.
Глава XLV
В пятницу и в субботу Дэймон провел вечера в одиночестве: играл на скрипке и пил больше обычного после ухода Кончиты. Он отказался ужинать в обществе актеров и продюсера, решив, по причинам, не ясным ему самому, что проведет это время один.
Давно дом не был таким пустым и притихшим. Тишину нарушал только отдаленный вой койота. Дэймон чувствовал бы себя не в своей тарелке и даже испытывал бы неприятное чувство, нечто вроде страха или тоски, не знай он, что Марго возвращается домой.
Возвращается домой! Оказалось, это почти удовольствие – разлучиться с ней, чтобы потом испытывать странное наслаждение от скорой встречи. Тишина словно ласкала его, ведь в этих комнатах скоро зазвучат ее легкие шаги.
Дэймон сам не понимал, что с ним творится. Он поднес к губам стакан виски, ощутил нервную дрожь, попытался понять ее причину, но тут же сдался – несомненно все это из-за напряженной работы на съемках… а возможно, виноваты сомнения насчет собственного возраста, способностей к творческой работе, будущих произведений…
Ни больше ни меньше. Именно так. И все же, и все же… звук ее голоса по телефону был словно глоток шампанского, такой веселый, задорный, чарующий…
Почему он внезапно увидел, как невероятно чувственна Марго, после того, как прожил рядом с ней столько месяцев, глядя на нее всего лишь как на привлекательного секретаря и символическую дочь.
Что происходит?
Почему так внезапно?
Когда субботняя ночь превратилась в воскресное утро, Дэймон прошелся по пустым комнатам, сгорая от нетерпения, зная, что бесполезные попытки взять себя в руки были задушены в самом начале единственной мыслью: скоро появится Марго.
В воскресенье днем Дэймон попросил водителя отвезти его в аэропорт. Марго выглядела похудевшей, что вполне понятно: беспокойство за мать и, возможно, слишком тяжелая работа – пришлось ухаживать за всей семьей.
Прическа тоже другая, что очень удивило Дэймона – волосы почти не вились, со скульптурной элегантностью обрамляя лицо, придавая Марго чуть более торжественный вид, напоминавший Дэймону об Энни.
Кроме того, девушка казалась побледневшей, что еще более усиливало впечатление. Это тоже было вполне естественно, поскольку на этом забытом Богом Среднем Западе, наверное, чертовски холодно.
– Иисусе, Марго! – воскликнул Дэймон, беря ее за руку. – Ты очень изменилась. Как это тебе удалось всего за четыре дня?! Наверное, все было хуже, чем ты мне сказала.
– Вовсе нет, – рассмеялась Марго. – Просто чуть не умерла от тоски, вот и сменила прическу. И решила посидеть на диете, потому что по сравнению с моей любимой кузиной Синди выгляжу как кусок жира! Придется поменьше увлекаться стряпней Кончиты. Как тебе мои волосы?
– Великолепно, – пробормотал Дэймон, втягивая ноздрями чувственный запах духов, и, подхватив дорожную сумку Марго, повел ее к выходу.
В машине по дороге к дому она казалась странно притихшей, нежно улыбалась Дэймону, но почти не разговаривала. Привычный грубоватый юмор сменился серьезностью, очаровавшей Дэймона и одновременно обеспокоившей – все ли в порядке с его девочкой?
Когда Дэймон спросил Марго об этом, она тут же повеселела, став сразу похожей на себя прежнюю, взъерошила его волосы, высмеяла поношенную сорочку и снова впала в тихую задумчивость.
– Хорошо снова побыть с семьей? – спросил Дэймон, держа ее за руку.
– Угу, – улыбнулась Марго. – Но должна признаться, что очень рада вернуться. Похоже, во мне совсем не осталось любви к деревне, папочка. Всего несколько дней в Айове – и ужасно устала. Когда, и если, наконец, я получу диплом, попрошусь на работу в Калифорнийский или Нью-Йоркский университет, если, конечно, меня возьмут. – Марго порывисто сжала руку Дэймона. – Так или иначе, хорошо пропутешествовать полторы тысячи миль и больше никогда не уезжать из дома.
– Вот это верно, – пробормотал Дэймон. – Знаешь, ведь именно здесь ты нужна и необходима. Кроме того, тебя ждет гора работы! Клянусь Богом, съемочная площадка без тебя превратилась в психушку!
Марго отказалась ужинать в ресторане, объявив, что приготовила для Дэймона сюрприз. Он слышал, как она чем-то шуршит и звякает на кухне. Пока Дэймон пил, Марго успела сделать ароматное жаркое в горшочках, очевидно, по фамильному рецепту. К жаркому Марго подала свежие кабачки с полей Айовы, а в заключение появился домашний торт с пряностями, окончательно потрясший Дэймона.
– Ну как? – спросила Марго после того, как все было съедено.
– Невероятно, – охнул он. – Детка, я не знал, что ты способна на такое!
– Это все, что я умела готовить, пока не поступила в школу Кончиты. Жаркое в горшочках – фирменное блюдо нашей семьи, а торт – специальность тети Уинни.
– Думаю, твоя тетя Уинни просто прелесть, – просиял Дэймон. – Знаешь, я уже двадцать или тридцать лет не ел торта с пряностями. У меня когда-то была подружка, которая делала его из готовой смеси. Конечно, не то, что твой, но в те времена он казался таким вкусным!
Марго с очаровательной капризной улыбкой в зеленых глазах взглянула на Дэймона. За окном быстро сгущалась тьма, и свет свечи придавал ее коже темно-золотистый оттенок.
– Какая она была? – спросила Марго.
– Кто?
– Эта женщина, твоя подружка.
– Ах, кто помнит? – пожал плечами Дэймон. – Актриса. Это было в бурные дни моей юности. Мы стали любовниками – ненадолго. Она происходила из простой семьи, из какого-то городка на Среднем Западе. Но уже тогда она была настоящей шлюхой. После этого никогда не встречались. Думаю, она вышла замуж за одного из столпов общества или содержит бордель. Для баб ее типа это одно и то же. Подобных ей часто можно встретить в театре.
Но тут Дэймон почему-то нахмурился.
– Странно, – признался он, помолчав, – между нами, конечно, не было ничего серьезного. Но оказалось, она хочет запустить в меня коготки. Я, конечно, просто высмеял ее, и не очень-то старался скрыть это. Для меня она была всего-навсего… ну, сама понимаешь.
Он многозначительно поднял брови, словно не желал оскорбить нежные чувства Марго грубыми словами.
– Не удивлюсь, – добавил он, – если бы оказалось, что она меня возненавидела за то, что не принял ее всерьез. Таких вещей сразу не замечаешь. Во всяком случае, твой торт в сто раз лучше, чем у нее.
– Прекрасно! Марго не доела свой кусок торта и рассеянно играла бокалом.
– Ты чем-то озабочена, девочка, – сказал он, чувствуя какую-то не знакомую раньше близость к Марго. – Что-то случилось?
– Нет, просто рада, что вернулась домой, – пояснила Марго. – И счастлива, что мы вместе, папочка.
Она решительно встала, чтобы вымыть посуду и убрать со стола. Дэймон, странно притихший и смятенный, сидел в гостиной и пил бренди, не включая свет. Тени выползали из каньона, тянулись по комнате, прятались, словно воры по углам.
Повинуясь внезапному импульсу, Дэймон включил проигрыватель. На вертушке всегда лежала пластинка с записью «Партиты ре минор» Баха в исполнении Церинга. На несколько секунд чистое, рвущее душу пение скрипки заполнило комнату.
«Совершенство», – с завистью подумал Дэймон. Но почему-то на душе стало еще сумрачней, и он поднялся, чтобы выключить музыку.
– Я сама, – вмешалась Марго, неслышно входя в комнату.
Она была босиком, в шортах и блузке и, как всегда, угадала его желание.
– Хочешь выключить?
Дэймон кивнул и с восхищением наблюдал, как она идет к нему, грациозно переступая стройными ногами, и садится на маленькую подушку у его кресла. Невидимый дух здоровья и чистого юного секса, наполнявший комнаты, – все это была Марго. Но ее непривычная задумчивость и молчание снова заставили Дэймона вспомнить о другой девушке.
– Знаешь, малышка, – сказал он, ощущая непривычную смесь запахов старого бренди и круживших голову духов Марго, – должно быть, я немного не в себе. Вы двое выглядите совсем как сестры.
– Я и кто? – спросила Марго.
– Энни, конечно. С кем я еще могу тебя сравнить!
– Я и Энни?
В удивленном голосе Марго слышались дразняще-зазывные нотки.
– Ну что ж, не думаю, что сходство позволит мне получить хотя бы одну приличную роль в этом сезоне!
Дэймон, вздрогнув, поглядел на Марго. Какой она казалась невинной в шортах и блузочке, совсем как школьница! Сегодня в Марго словно вселилось хрупкое очарование Энни при том, что она оставалась собой. Облегчение от того, что Марго, наконец, здесь, сменилось чувством униженной благодарности. Как хорошо, что она нужна ему, так близка, совсем рядом!
Глаза Дэймона невольно останавливались на нежных молодых грудках под облегающей блузкой, плавном изгибе бедер. Он ощущал душистый запах ее секса под этими шортами. Марго была словно цветок – свежий, прекрасный, с пьянящим ароматом.
Девушка нетерпеливо шевельнулась.
– Значит, я напоминаю тебе о ней, правда? – спросила она, лаская его голосом.
Дэймон не мог найти слов, чтобы ответить ей.
– По мне все, что угодно, если я нравлюсь тебе, – прошептала Марго.
Дэймон рассмеялся.
– Нравишься? Красавица моя, я обожествляю тебя! Ты незаменима…
И в ту же секунду понял, что говорит совсем не то. Жалкий лепет замер в тишине; почти неземная красота девушки связала язык Дэймона.
«Господи, не позволяй мне хотеть ее…»
Прежде чем он закончил молитву, девушка положила голову ему на колени, словно кошечка; манеры и поза непосредственные и непринужденные, совсем как у маленькой девочки.
Положение Дэймона было затруднительным. Марго, такая искренняя, бесхитростная, стремившаяся к человеческому теплу и близости, и его пенис – напряженный, набухший под тяжестью ее головы.
Должно быть, девушка почувствовала его смущение, потому что неожиданно села и улыбнулась, будто ничего не произошло.
Прелестное лицо смутно белело в полумраке.
Дэймон заглянул в глаза Марго. Слова замерли на губах. Все его существо застыло в предчувствии чего-то неведомого. Он ждал, что волшебство вот-вот рассеется, потому что не было ни сил, ни воли сделать это самому. Пальцы невольно потянулись к стакану с виски, но остановились на полпути, когда Дэймон заметил, что Марго заводит руки за спину, словно желая помассировать усталую шею. Послышался шорох; молния открылась, коротенькая блузка упала, обнажив упругие молодые груди. Потрясенный Дэймон не смел шевельнуться, безуспешно пытаясь сказать что-то, запротестовать, но горло пересохло, как в пустыне. Он хотел найти слова, чтобы отговорить ее, остановить, не дать обнажить эти стройные, идеально прямые ноги, пока не станет слишком поздно. Но Марго легко повернулась на подушке; блузка упала на пол, расстегнутые шорты сползли по ногам вниз; только короткие трусики льнули как лепестки к кремовой плоти ее лона. Она светилась в полутьме словно алебастровый призрак, волосы отливали бледным золотом.
Давно дом не был таким пустым и притихшим. Тишину нарушал только отдаленный вой койота. Дэймон чувствовал бы себя не в своей тарелке и даже испытывал бы неприятное чувство, нечто вроде страха или тоски, не знай он, что Марго возвращается домой.
Возвращается домой! Оказалось, это почти удовольствие – разлучиться с ней, чтобы потом испытывать странное наслаждение от скорой встречи. Тишина словно ласкала его, ведь в этих комнатах скоро зазвучат ее легкие шаги.
Дэймон сам не понимал, что с ним творится. Он поднес к губам стакан виски, ощутил нервную дрожь, попытался понять ее причину, но тут же сдался – несомненно все это из-за напряженной работы на съемках… а возможно, виноваты сомнения насчет собственного возраста, способностей к творческой работе, будущих произведений…
Ни больше ни меньше. Именно так. И все же, и все же… звук ее голоса по телефону был словно глоток шампанского, такой веселый, задорный, чарующий…
Почему он внезапно увидел, как невероятно чувственна Марго, после того, как прожил рядом с ней столько месяцев, глядя на нее всего лишь как на привлекательного секретаря и символическую дочь.
Что происходит?
Почему так внезапно?
Когда субботняя ночь превратилась в воскресное утро, Дэймон прошелся по пустым комнатам, сгорая от нетерпения, зная, что бесполезные попытки взять себя в руки были задушены в самом начале единственной мыслью: скоро появится Марго.
В воскресенье днем Дэймон попросил водителя отвезти его в аэропорт. Марго выглядела похудевшей, что вполне понятно: беспокойство за мать и, возможно, слишком тяжелая работа – пришлось ухаживать за всей семьей.
Прическа тоже другая, что очень удивило Дэймона – волосы почти не вились, со скульптурной элегантностью обрамляя лицо, придавая Марго чуть более торжественный вид, напоминавший Дэймону об Энни.
Кроме того, девушка казалась побледневшей, что еще более усиливало впечатление. Это тоже было вполне естественно, поскольку на этом забытом Богом Среднем Западе, наверное, чертовски холодно.
– Иисусе, Марго! – воскликнул Дэймон, беря ее за руку. – Ты очень изменилась. Как это тебе удалось всего за четыре дня?! Наверное, все было хуже, чем ты мне сказала.
– Вовсе нет, – рассмеялась Марго. – Просто чуть не умерла от тоски, вот и сменила прическу. И решила посидеть на диете, потому что по сравнению с моей любимой кузиной Синди выгляжу как кусок жира! Придется поменьше увлекаться стряпней Кончиты. Как тебе мои волосы?
– Великолепно, – пробормотал Дэймон, втягивая ноздрями чувственный запах духов, и, подхватив дорожную сумку Марго, повел ее к выходу.
В машине по дороге к дому она казалась странно притихшей, нежно улыбалась Дэймону, но почти не разговаривала. Привычный грубоватый юмор сменился серьезностью, очаровавшей Дэймона и одновременно обеспокоившей – все ли в порядке с его девочкой?
Когда Дэймон спросил Марго об этом, она тут же повеселела, став сразу похожей на себя прежнюю, взъерошила его волосы, высмеяла поношенную сорочку и снова впала в тихую задумчивость.
– Хорошо снова побыть с семьей? – спросил Дэймон, держа ее за руку.
– Угу, – улыбнулась Марго. – Но должна признаться, что очень рада вернуться. Похоже, во мне совсем не осталось любви к деревне, папочка. Всего несколько дней в Айове – и ужасно устала. Когда, и если, наконец, я получу диплом, попрошусь на работу в Калифорнийский или Нью-Йоркский университет, если, конечно, меня возьмут. – Марго порывисто сжала руку Дэймона. – Так или иначе, хорошо пропутешествовать полторы тысячи миль и больше никогда не уезжать из дома.
– Вот это верно, – пробормотал Дэймон. – Знаешь, ведь именно здесь ты нужна и необходима. Кроме того, тебя ждет гора работы! Клянусь Богом, съемочная площадка без тебя превратилась в психушку!
Марго отказалась ужинать в ресторане, объявив, что приготовила для Дэймона сюрприз. Он слышал, как она чем-то шуршит и звякает на кухне. Пока Дэймон пил, Марго успела сделать ароматное жаркое в горшочках, очевидно, по фамильному рецепту. К жаркому Марго подала свежие кабачки с полей Айовы, а в заключение появился домашний торт с пряностями, окончательно потрясший Дэймона.
– Ну как? – спросила Марго после того, как все было съедено.
– Невероятно, – охнул он. – Детка, я не знал, что ты способна на такое!
– Это все, что я умела готовить, пока не поступила в школу Кончиты. Жаркое в горшочках – фирменное блюдо нашей семьи, а торт – специальность тети Уинни.
– Думаю, твоя тетя Уинни просто прелесть, – просиял Дэймон. – Знаешь, я уже двадцать или тридцать лет не ел торта с пряностями. У меня когда-то была подружка, которая делала его из готовой смеси. Конечно, не то, что твой, но в те времена он казался таким вкусным!
Марго с очаровательной капризной улыбкой в зеленых глазах взглянула на Дэймона. За окном быстро сгущалась тьма, и свет свечи придавал ее коже темно-золотистый оттенок.
– Какая она была? – спросила Марго.
– Кто?
– Эта женщина, твоя подружка.
– Ах, кто помнит? – пожал плечами Дэймон. – Актриса. Это было в бурные дни моей юности. Мы стали любовниками – ненадолго. Она происходила из простой семьи, из какого-то городка на Среднем Западе. Но уже тогда она была настоящей шлюхой. После этого никогда не встречались. Думаю, она вышла замуж за одного из столпов общества или содержит бордель. Для баб ее типа это одно и то же. Подобных ей часто можно встретить в театре.
Но тут Дэймон почему-то нахмурился.
– Странно, – признался он, помолчав, – между нами, конечно, не было ничего серьезного. Но оказалось, она хочет запустить в меня коготки. Я, конечно, просто высмеял ее, и не очень-то старался скрыть это. Для меня она была всего-навсего… ну, сама понимаешь.
Он многозначительно поднял брови, словно не желал оскорбить нежные чувства Марго грубыми словами.
– Не удивлюсь, – добавил он, – если бы оказалось, что она меня возненавидела за то, что не принял ее всерьез. Таких вещей сразу не замечаешь. Во всяком случае, твой торт в сто раз лучше, чем у нее.
– Прекрасно! Марго не доела свой кусок торта и рассеянно играла бокалом.
– Ты чем-то озабочена, девочка, – сказал он, чувствуя какую-то не знакомую раньше близость к Марго. – Что-то случилось?
– Нет, просто рада, что вернулась домой, – пояснила Марго. – И счастлива, что мы вместе, папочка.
Она решительно встала, чтобы вымыть посуду и убрать со стола. Дэймон, странно притихший и смятенный, сидел в гостиной и пил бренди, не включая свет. Тени выползали из каньона, тянулись по комнате, прятались, словно воры по углам.
Повинуясь внезапному импульсу, Дэймон включил проигрыватель. На вертушке всегда лежала пластинка с записью «Партиты ре минор» Баха в исполнении Церинга. На несколько секунд чистое, рвущее душу пение скрипки заполнило комнату.
«Совершенство», – с завистью подумал Дэймон. Но почему-то на душе стало еще сумрачней, и он поднялся, чтобы выключить музыку.
– Я сама, – вмешалась Марго, неслышно входя в комнату.
Она была босиком, в шортах и блузке и, как всегда, угадала его желание.
– Хочешь выключить?
Дэймон кивнул и с восхищением наблюдал, как она идет к нему, грациозно переступая стройными ногами, и садится на маленькую подушку у его кресла. Невидимый дух здоровья и чистого юного секса, наполнявший комнаты, – все это была Марго. Но ее непривычная задумчивость и молчание снова заставили Дэймона вспомнить о другой девушке.
– Знаешь, малышка, – сказал он, ощущая непривычную смесь запахов старого бренди и круживших голову духов Марго, – должно быть, я немного не в себе. Вы двое выглядите совсем как сестры.
– Я и кто? – спросила Марго.
– Энни, конечно. С кем я еще могу тебя сравнить!
– Я и Энни?
В удивленном голосе Марго слышались дразняще-зазывные нотки.
– Ну что ж, не думаю, что сходство позволит мне получить хотя бы одну приличную роль в этом сезоне!
Дэймон, вздрогнув, поглядел на Марго. Какой она казалась невинной в шортах и блузочке, совсем как школьница! Сегодня в Марго словно вселилось хрупкое очарование Энни при том, что она оставалась собой. Облегчение от того, что Марго, наконец, здесь, сменилось чувством униженной благодарности. Как хорошо, что она нужна ему, так близка, совсем рядом!
Глаза Дэймона невольно останавливались на нежных молодых грудках под облегающей блузкой, плавном изгибе бедер. Он ощущал душистый запах ее секса под этими шортами. Марго была словно цветок – свежий, прекрасный, с пьянящим ароматом.
Девушка нетерпеливо шевельнулась.
– Значит, я напоминаю тебе о ней, правда? – спросила она, лаская его голосом.
Дэймон не мог найти слов, чтобы ответить ей.
– По мне все, что угодно, если я нравлюсь тебе, – прошептала Марго.
Дэймон рассмеялся.
– Нравишься? Красавица моя, я обожествляю тебя! Ты незаменима…
И в ту же секунду понял, что говорит совсем не то. Жалкий лепет замер в тишине; почти неземная красота девушки связала язык Дэймона.
«Господи, не позволяй мне хотеть ее…»
Прежде чем он закончил молитву, девушка положила голову ему на колени, словно кошечка; манеры и поза непосредственные и непринужденные, совсем как у маленькой девочки.
Положение Дэймона было затруднительным. Марго, такая искренняя, бесхитростная, стремившаяся к человеческому теплу и близости, и его пенис – напряженный, набухший под тяжестью ее головы.
Должно быть, девушка почувствовала его смущение, потому что неожиданно села и улыбнулась, будто ничего не произошло.
Прелестное лицо смутно белело в полумраке.
Дэймон заглянул в глаза Марго. Слова замерли на губах. Все его существо застыло в предчувствии чего-то неведомого. Он ждал, что волшебство вот-вот рассеется, потому что не было ни сил, ни воли сделать это самому. Пальцы невольно потянулись к стакану с виски, но остановились на полпути, когда Дэймон заметил, что Марго заводит руки за спину, словно желая помассировать усталую шею. Послышался шорох; молния открылась, коротенькая блузка упала, обнажив упругие молодые груди. Потрясенный Дэймон не смел шевельнуться, безуспешно пытаясь сказать что-то, запротестовать, но горло пересохло, как в пустыне. Он хотел найти слова, чтобы отговорить ее, остановить, не дать обнажить эти стройные, идеально прямые ноги, пока не станет слишком поздно. Но Марго легко повернулась на подушке; блузка упала на пол, расстегнутые шорты сползли по ногам вниз; только короткие трусики льнули как лепестки к кремовой плоти ее лона. Она светилась в полутьме словно алебастровый призрак, волосы отливали бледным золотом.