- Счастливо, Тереза.
   Ничего не произошло. Она была наедине с биением собственного сердца.
   Потом внешний люк "Сладкой Джейн" скользнул в сторону. Небольшого перепада давления оказалось достаточно, чтобы Марли выбросило наружу в темноту, пахнувшую чем-то старым и грустно человеческим - запах давно заброшенной комнаты. В воздухе чувствовалась какая-то густота, нечистая сырость, и, все еще падая, Марли увидела, как за ней закрывается люк "Сладкой Джейн". Мимо скользнул луч света, качнулся, прошелся по стене и наконец нашел кружащуюся на одном месте Марли.
   - Свет! - рявкнул хриплый голос. - Свет для нашей гостьи! Джонс!
   Это был тот самый голос, какой она слышала в капле передатчика. Звук его странно отдавался в железной бескрайности этого места, пустоты, через которую она все падала и падала... Потом послышался резкий скрежет, и вдали вспыхнуло кольцо терпкой синевы, высветив дальний изгиб стены или обшивки из стали и литого лунного бетона. Поверхность стены была разлинована и испещрена картой тонко выбитых каналов и впадин - очевидно, прежде здесь размещалось какое-то оборудование. В одних выемках еще держались шероховатые прокладки из расширяющегося пенопласта, другие терялись в мертвой черной тени...
   - Обвяжи-ка ее веревкой, Джонс, пока она не раскроила себе череп....
   Что-то с влажным чмоканьем ударилось о плечо скафандра, и Марли, повернув голову, увидела, как по тонкой розовой нити к ней скользит плевок прозрачного пластика. На глазах веревка застыла, обернулась вокруг талии и рывком натянулась. Пространство заброшенного собора наполнилось натужным стоном мотора, и медленно-медленно ее стали подтягивать наверх.
   - Однако подзадержались, - сказал голос. - Я все думал, кто будет первым. Так, значит, Вирек... Мамона...
   Тут ее подхватили, несколько раз повернули. Марли едва не потеряла шлем, который поплыл было прочь, но кто-то сунул его ей обратно в руки.
   Сумочка, в которую Рес запихала пальто и ботинки, описала кривую и врезалась Марли в висок.
   - Кто вы? - спросила Марли.
   - Лудгейт! - прогрохотал старик. - Виган Лудгейт, как тебе прекрасно известно. Кого еще он прислал тебя сюда обманывать?
   Все в шрамах и пятнах, будто от ожогов, лицо старика было чисто выбрито, но черные нестриженые волосы свободно плавали вокруг головы в приливах спертого воздуха, как морские водоросли.
   - Извините, - сказала она. - Я здесь не для того, чтобы вас обманывать.
   Я больше не работаю на Вирека... Я пришла сюда, потому что... Я хочу сказать... для начала, я вовсе не уверена, зачем я сюда летела, но по пути я узнала, что художнику, который изготавливает шкатулки, угрожает опасность.
   Потому что есть что-то еще... Вирек полагает, что у этого художника есть что-то, что освободит его, Вирека, от его рака....
   Марли запуталась и умолкла, слова натыкались на почти материальное безумие, исходившее от Вигана Лудгейта. Теперь она увидела, что старик облачен в потрескавшийся пластмассовый панцирь древнего рабочего скафандра.
   На потускневшую сталь кольца под шлем были ожерельем налеплены дешевые металлические распятия. Его лицо оказалось вдруг совсем близко, и Марли ощутила запах гнилых зубов. - Шкатулки! - Маленькие шарики слюны сворачивались у его губ, повинуясь элегантным законам Ньютоновой физики. - Блудница! Они из длани Господней!
   - Полегче, Луд, - раздался второй голос, - ты пугаешь даму. И вы полегче, леди, потому что старый Луд... ну, у него не так уж много бывает гостей. Совсем выбивают его из колеи, видите ли, но в общем и целом - он безобидный старый хрен.
   Она повернула голову, чтобы встретиться с веселым и спокойным взглядом широко распахнутых голубых глаз на довольно юном лице.
   - Меня зовут Джонс, - сказал парнишка. - Я тоже тут живу...
   Виган Лудгейт запрокинул голову назад и завыл. Звук дико отозвался от стен из стали и камня.
   - Видите ли, - говорил Джонс, пока Марли подтягивалась вслед за ним по канату с узлами, натянутому вдоль коридора, которому, казалось, не будет конца, - он обычно довольно смирный. Слушает свои голоса, знаете ли.
   Разговаривает сам с собой, а может, с голосами, не знаю. А потом на него вдруг находит, и он становится вот таким, как только что...
   Когда он замолкал, Марли еще могла слышать слабое эхо завываний Лудгейта.
   - Вы скажете, это, мол, жестоко, ну... то, что я его так оставляю. Но на деле так лучше. Он вскоре сам от этого устанет. Проголодается. И тогда пойдет искать меня. Есть-то хочется, понимаете.
   - Ты австралиец? - спросила Марли.
   - Из Нью-Мельбурна, - ответил он, - или был, пока не поднялся по колодцу.
   - Ты не против, если я спрошу, почему ты здесь? Я хочу сказать, здесь, в этом, этом... Что это?
   Парнишка рассмеялся:
   - Обычно я называю это Местом. Луд, он зовет его всякими разными именами, но в основном Царством. Считает, что нашел Бога. Правда-правда.
   Может, и нашел, если смотреть на это с такой точки зрения. Насколько я смог догадаться, до того, как подняться по колодцу, он был кем-то вроде компьютерного мошенника. Не знаю, как именно его сюда занесло, однако старикана здешняя жизнь устраивает... Что до меня, то я в бегах, понимаете?
   Кое-какие неприятности, не будем вдаваться в подробности, - пришлось уносить ноги, да подальше. Ну так вот, я очутился здесь - а как, это уже отдельная долгая история - и нашел старого Лудгейта, который почти подыхал с голоду. У него был тут вроде какой-то бизнес, ну продавал всякие вещички, какие находил в мусоре, и эти шкатулки, за которыми вы охотитесь. Правда, Луд для этого слишком уж сбрендил. Его покупатели появляются, ну, скажем, три раза в год, а он возьмет, да и отошлет их прочь. Так вот, я и подумал, все равно, где прятаться, что здесь, что там, а потому я стал помогать ему. Вот и все, я думаю...
   - Ты не мог бы отвести меня к художнику? Он здесь? Это крайне срочно...
   - Отведу, не бойтесь. Но это место строилось-то не для людей. Я хочу сказать, не для того, чтобы в нем жить, так что нам предстоит путешествие, что ли... Впрочем, по мне, все это ни к чему. Не могу гарантировать, что он сделает вам шкатулку. А вы правда работаете на Вирека? На этого сказочно богатого старого пня из телевизора? Он ведь бош, да?
   - Работала, - ответила Марли. - Несколько дней. А что до национальности, я бы сказала, что герр Вирек - единственный гражданин нации, состоящей из герра Вирека....
   - Усек, - весело отозвался Джонс. - Все они одинаковы, это богатое старичье, хотя смотреть на них гораздо веселее, чем на какое-нибудь чертово дзайбацу... Ну разве бывает, чтобы дзайбацу порюхали, а? Возьмем старого Эшпула - мой земляк был, - который все это построил. Говорят, собственная дочь ему горло перерезала, а теперь она так же сбрендила, как старый Луд, забилась куда-то со своим фамильным замком. Место ведь было когда-то частью этого замка.
   - Рес... я хочу сказать, мой пилот что-то такое говорила. И моя подруга в Париже недавно упоминала Тессье-Эшпулов... Клан - рассыпался?
   - Рассыпался? О Господи! Скорее уж они убрались вниз по чертовой трубе.
   Сами подумайте: мы с вами ползем через то, что когда-то было сердечниками баз данных корпорации. Это железо скупил какой-то посредник из Пакистана. С обшивкой все в порядке, и в микросхемах полно золота, но его не так легко извлечь, как кое-кому хотелось бы... Этот гигантский процессор так и висел здесь с тех самых пор - один лишь Луд для компании, или наоборот - он для компании Луду. Пока не пришел я. Вот так. Думаю, однажды сюда поднимутся бригады из Пакистана и примутся резать... Однако забавно, что механизмы здесь работают; по крайней мере, иногда. Слышал я одну байку, она меня сюда и привела. Дело в том, что Тессье-Эшпулы намертво вымели сердечники, прежде чем бросить....
   - Но ты думаешь, они еще исправны?
   - Господи, да. Так же как и Луд, если, конечно, можно называть это исправностью. Что, по-вашему, представляет собой этот ваш шкатулочник?
   - Ты что-нибудь знаешь о "Маас Биолабс"?
   - "Мосс" что?
   - "Маас". Они делают биочипы...
   - А, эти. Ну это, пожалуй, все, что я о них знаю...
   - Лудгейт о нем говорит?
   - Может, и говорит. Не могу сказать, что я его внимательно слушаю. Луд много чего болтает...
   Глава 27
   ДЫШАЩИЕ СТАНЦИИ
   Ховер полз по улицам, обрамленным ржавеющими складами мертвых машин, кранами мусорщиков и черными вышками плавилен. Тернер держался задворок, пробираясь в западный сектор Муравейника, и со временем завел ховер в узкий кирпичный каньон - бронированные борта, задевая за стены, высекали искры - и вогнал его прямо в стену покрытого сажей прессованного мусора. Оползень отбросов почти покрыл машину, и Тернер отпустил управление, глядя, как из стороны в сторону раскачивается пенопластовая игральная кость. Последние двенадцать кварталов стрелка индикатора горючего колебалась на нуле.
   - Что там произошло? - спросила Энджи. Ее щеки в свечении приборной доски были зелеными.
   - Я сбил вертолет. В общем - случайно. Нам повезло.
   - Нет, я имею в виду после того. Я была... Я видела сон.
   - Что тебе снилось?
   - Большие штуки, они двигались...
   - У тебя было что-то вроде припадка.
   - Я больна? Ты думаешь, я больна? Почему компания хотела убить меня?
   - Нет, я не думаю, что ты больна.
   Она развязала пристежные ремни и, перебравшись через спинку сиденья, забилась под турбину, где они спали прошлой ночью.
   - Мне снился дурной сон...
   Ее начинала бить дрожь. Тернер выбрался из своей упряжи, чтобы подойти к девочке. Прижав ее голову к груди, он стал поглаживать ее волосы, расправил их, убрал за уши, чувствуя под рукой хрупкие кости черепа. В зеленоватом свете ее лицо казалось каким-то неведомым существом, вытащенным на берег из моря сна и брошенным у кромки прибоя. Молния черного свитера наполовину расстегнулась, и он провел пальцем по хрупкой ключице. Кожа была прохладной и влажной от пота. Энджи крепче прижалась к нему.
   Закрыв глаза, он увидел свое тело на расчерченной солнцем кровати под медлительным вентилятором с лопастями из твердой коричневой древесины. Его тело дергалось, содрогалось, как ампутированный член; голова Элиссон была запрокинута назад, рот открыт, губы разошлись, обнажая зубы.
   Энджи вжалась лбом в ямку у него на шее. Потом она вдруг оцепенела и со стоном откачнулась назад.
   - Наемный человек, - произнес голос. Тернер вдруг вновь очутился на сиденье водителя, ствол "смит-и-вессона" отразил единую линию зеленого свечения приборов, в подсвеченном "глазу" прицела - левый зрачок Энджи.
   - Нет, - сказал голос.
   Тернер опустил пистолет.
   - Ты вернулся.
   - Нет. С тобой говорил Легба. Я - Самеди.
   - Суббота?
   - Барон Суббота, наемный человек. Однажды ты встретил меня на горном склоне. Кровь покрывала тебя росой. В тот день я вдоволь испил из чаши твоего сердца. - Тело девушки неистово содрогнулось. - Ты хорошо знаешь этот город...
   - Да. - Тернер смотрел, как напрягаются и расслабляются мускулы ее лица, сплавляя черты в новую маску...
   - Прекрасно. Оставь железного коня здесь, как и собирался. Но следуй станциями на север. В Нью-Йорк. Этой ночью я поведу тебя и лошадь Легбы, и ты убьешь во имя мое...
   - Убью кого?
   - Того, кого ты мечтаешь убить, наемный человек.
   Энджи слабо застонала, ее передернуло, она начала всхлипывать.
   - Все в порядке, - сказал Тернер. - Мы на полпути домой.
   Бессмысленные слова, подумал он, когда помогал Энджи выбраться из ховера; у них вообще нет никакого дома. Он нашел в кармане парки коробку с зарядами и заменил тот, которым расстрелял "хонду". Порывшись в багажнике, нашел там ящик с инструментами, выбрал заляпанную краской опасную бритву и срезал с подола парки укрепляющую прокладку. Из разреза тут же взметнулись миллионы микротрубок полиизоляции. Ободрав подкладку, Тернер убрал "смит-и-вессон" в кобуру и застегнул портупею, поверх нее надел парку. Та повисла вокруг него складками, как большой, не по росту, плащ, и даже не оттопыривалась в том месте, где был спрятан массивный пистолет.
   - Зачем ты это сделал? - спросила Энджи, проводя по губам тыльной стороной ладони.
   - Потому что на улице жарко, а мне надо спрятать пушку. - Он сунул набитый потрепанными новыми иенами "зиплок" в карман парки.
   - Пойдем, - сказал он, - нам еще нужно успеть на поезд...
   Сконденсировавшаяся влага мерно капала с купола Джорджтауна, возведенного сорок лет спустя после того, как объединенные федералисты удрали за нижние границы Маклина. Вашингтон остался городом южан, всегда им был, и если ехать, меняя поезда, от станции к станции, чувствовалось, как изменяется тональность Муравейника. Деревья в Дистрикте были зелеными и пышными. Их листва глянцем затеняла дуговые фонари, когда Тернер и Анджела Митчелл пробирались разрушенными переулками к Дюпон-Серкл и станции "трубы".
   В круге гремели барабаны, кто-то поджег шутиху в гигантском мраморном кубке в центре площади. Безмолвные фигуры сидели возле расстеленных на мостовой одеял, на которых раскинулся сюрреалистический ассортимент мелочной торговли: отсыревший картон конвертов черных пластиковых аудиодисков, рядом потертые протезы на батарейках с хвостами примитивных нейроадапторов, пыльный аквариум, полный продолговатых собачьих медалей, перетянутые резинками стопки поблекших почтовых открыток, дешевые индийские троды, все еще запаянные в пластик, разношерстные наборы солонок и перечниц, клюшка для гольфа с кожаной ручкой, швейцарские армейские ножи с отсутствующими лезвиями, погнутая мусорная корзинка с литографией портрета президента, имя которого Тернер почти что вспомнил (Картер? Гросвенор?), расплывчатые голограммы Монумента...
   В тени возле входа на станцию Тернер вполголоса поторговался с мальчишкой-китайцем в белых джинсах, обменяв самую меньшую из рудиных банкнот на девять алюминиевых жетонов с вычурным штампом "СОБА-Транзит".
   Два жетона открыли им вход на станцию. Три - канули в автоматы ради плохого кофе и черствых пирожков. Оставшиеся четыре понесли их на север.
   Поезд беззвучно заскользил на своей магнитной подушке. Обняв девочку, Тернер откинулся на спинку сиденья, сделав вид, что дремлет, в действительности он смотрел на их отражения в противоположном стекле: высокий мужчина, небритый, затравленного вида, сгорбился, будто признавая поражение, рядом с ним свернулась девушка с запавшими глазами. С тех пор, как они вышли из тупика, где он бросил ховер, она не произнесла ни слова.
   Во второй раз за последний час Тернер задумался: не позвонить ли агенту. Если необходимо кому-то доверять, гласило правило, доверяй своему агенту. Но Конрой сказал, что нанял Оукея и остальных через агента Тернера, и это обстоятельство вызывало у Тернера сомнения. Где сегодня ночью Конрой?
   Тернер, в сущности, был уверен, что именно Конрой послал за ними Оукея с лазером. Решилась бы "Хосака" расстрелять полигон в Аризоне из электромагнитной пушки, чтобы стереть улики провалившейся попытки извлечения? И если да, то зачем приказывать Уэббер уничтожить своих же медиков, их нейрохирургический бокс и деку "Маас-Неотек"? И, опять-таки, есть еще и "Маас"... Правда ли, что "Маас" убил Митчелла? Есть ли причина считать, что Митчелл действительно мертв? Да, подумал он, когда рядом в своем беспокойном сне шевельнулась девушка, есть: Энджи. Митчелл боялся, что они ее убьют. Он организовал свой переход в стан врага только ради того, чтобы вытащить дочь из городка, переправить ее в "Хосаку", не планируя собственное бегство. Или, во всяком случае, это была версия Энджи.
   Тернер закрыл глаза, отключив отражение в стекле. Что-то шевельнулось глубоко в наносах архивной памяти на Митчелла. Стыд. Он никак не мог до этого дотянуться... Внезапно Тернер открыл глаза. Что она там говорила на кухне у Руди? Что отец вложил эту штуку ей в голову, потому что она была недостаточно умной? Осторожно, чтобы не разбудить девочку, он просунул руку в боковой карман штанов и за шнурок вытянул черный нейлоновый конверт Конроя. Оторвал липучку, вытряхнул на раскрытую ладонь раздутый асимметричный биософт. Машинные сны. Вращается побережье. Слишком быстро, слишком чуждо, чтобы ухватить. Но если ищешь что-то, что-то конкретное, то должен суметь это вытащить...
   Большим пальцем он выковырял заглушку из разъема и положил рядом с собой на пластик сиденья. Поезд был почти пуст, и пассажиры не обращали на него никакого внимания. Он сделал глубокий вдох, сжал зубы и вставил биософт....
   Двадцать секунд спустя он это нашел. Нашел то, за чем нырнул. Чуждость на этот раз не коснулась его, и он отнес это за счет того, что отправился за одной специфической деталью, фактом, именно тем видом данных, которые, как правило, и попадают в досье на ведущего ученого: коэффициент интеллекта его дочери в динамике ежегодных тестов. Интеллект Анджелы Митчелл был намного выше нормы. Причем с самого раннего детства.
   Вытащив биософт из разъема, Тернер рассеянно покрутил его между большим и указательным пальцами. Стыд. Митчелл и стыд, и выпускной курс... Оценки, подумал он. Мне нужны оценки этого ублюдка. Мне нужна копия его аттестата.
   Он снова вошел в досье.
   Ничего. Он зацепил аттестат, но там ничего не было.
   Нет. Еще.
   Еще...
   - Черт побери, - пробормотал он, увидев то, что искал.
   Бритоголовый подросток с сиденья через проход бросил на него недоуменный взгляд, потом вернулся к монологу приятеля: "Они снова собираются играть в свои игры, на холме в полночь. Мы тоже едем, но только потусоваться, эти игры не для нас, просто оттянемся и посмотрим, как они будут друг друга мочить. Вот уж оборжемся, посмотрим, кто кому навешает, ведь на прошлой неделе Сьюзен сломали руку, ты там был? И клево было, там Кол хотел отвезти их в больницу, да так обдолбался, что загнал свою сраную "ямаху" через скоростное ограждение..."
   Тернер воткнул биософт обратно в разъем.
   На этот раз, когда все осталось позади, он не сказал вообще ничего.
   Только крепче обнял Энджи и улыбнулся, и тут же увидел эту улыбку в окне.
   Звериный оскал - как на грани.
   Студенческие показатели Митчелла были хороши, исключительно хороши.
   Великолепны. Но кривой взлета в них не было. Взлет или его кривая - это было тем, что Тернер научился искать в досье на исследователей как некий дорожный знак, указывающий на близкий поворот: "гениальность". Он мог распознать эту кривую, как рабочий определяет сорт металла, наблюдая за сыплющимися с шлифовального колеса искрами. Так вот, у Митчелла ее не было.
   Стыд. Институтское общежитие. Митчелл знал, твердо знал, что ему не пробиться. И потом - каким-то образом - ему это удалось. Как? В досье нечего и искать. Митчелл нашел какой-то способ подредактировать то, что передавал машине службы безопасности "Мааса". Иначе они бы за него уже взялись...
   Кто-то - или что-то - нашел Митчелла в его постэкзаменационном убожестве и начал накачивать идеями. Ключи, подсказки. И Митчелл взлетел, его кривая после этого вспыхнула жестко и совершенно, засияла и вынесла его наверх...
   Кто? Что?
   Тернер посмотрел в лицо спящей Энджи в подергивающемся свете "трубы".
   Фауст.
   Митчелл заключил сделку. Возможно, Тернеру никогда не узнать подробностей соглашения, или цену Митчелла, но он понял, что знает оборотную сторону. Чего потребовали от Митчелла взамен.
   Легба, Самеди, слюна, сочащаяся из перекошенного рта девушки.
   А поезд несся в старый Союз в черных порывах полуночного ветра..
   - Такси, сэр?
   Глаза мужчины двигались за очками с полихромной подкраской, стекла переливались как нефтяные пятна. По тыльным сторонам его ладоней расползлись плоские серебристые воспаления. Не останавливаясь, Тернер шагнул ближе и, поймав его За локоть, прижал к стене из поцарапанной белой плитки между серых стеллажей ячеек камеры хранения.
   - Наличные, - сказал Тернер. - Я плачу новыми иенами. Мне нужна тачка.
   И никаких, понял меня, никаких проблем с водителем. Ясно? Я не лох. - Он еще крепче сжал локоть зазывалы. - Попробуй только что-нибудь выкинуть, и я вернусь, чтобы тебя прикончить, или сделаю так, что ты пожалеешь, что остался жив. - Есть. Да-с-сэр. Усек. Это можно устроить, сэр, да-с-сэр. Куда бы вы хотели отправиться, сэр? - Изможденное лицо мужчины перекосилось от боли.
   - Наемный человек. - Голос исходил от Энджи. А потом хриплым шепотом адрес. Тернер увидел, как за радужными переливами глаза зазывалы нервно заметались из стороны в сторону.
   - Это Мэдисон? - проскрипел он. - Да-с-сэр. Найду вам хорошее такси, правда, хорошее такси.
   - Что там за место? - спросил Тернер водителя, наклоняясь вперед, чтобы нажать кнопку "говорите" возле стальной решетки микрофона. - По адресу, что мы вам дали?
   Последовал шорох статики.
   - Гипербазар. Там мало что открыто в такое время ночи. Разыскиваете что-то определенное?
   - Нет, - отрезал Тернер.
   Место было ему не знакомо. Он попытался вспомнить этот отрезок Мэдисон-авеню. Кажется, в основном - спальный район. Бесчисленные квартиры нарезаны в скорлупе офисных зданий, оставшихся с тех времен, когда бизнес требовал физического присутствия служащих в штаб-квартире компании.
   Некоторые здания были настолько высоки, что проникали за переплетение куполов...
   - Куда мы едем? - спросила Энджи, положив руку ему на локоть.
   - Все в порядке, - ответил он. - Не волнуйся.
   - Боже, - сказала она, опираясь о его плечо и глядя вверх на розовую неоновую вывеску "ГИПЕРБАЗАР", наискось пересекавшую гранитный фасад старого здания, - сколько раз я мечтала о Нью-Йорке там, на плато. У меня были графические программы, которые могли провести по всем улицам, во все музеи и все такое. Я больше всего на свете хотела попасть сюда...
   - Ну, тебе это удалось. Ты здесь. Девушка начала всхлипывать, обняла его, спрятав лицо у него на голой груди. Ее трясло.
   - Я боюсь, я так боюсь...
   - Все будет хорошо, - сказал он, поглаживая ее волосы и не отрывая взгляда от главного входа.
   У него не было никаких причин думать, что что-нибудь когда-нибудь будет хорошо для любого из них. Казалось, она понятия не имела, что слова, приведшие их сюда, исходили из ее уст. Но опять же, подумал он, не она их произносила... По обеим сторонам входа в Гипербазар свернулись на мешках бездомные, неряшливые кучи тряпья совершенно сливались с цветом мостовой.
   Тернеру на миг показалось, будто их медленно извергает из себя темный бетон, превращая в мобильные отростки города.
   - К Джаммеру, - сказал у его груди приглушенный голос, и Тернер почувствовал холодок отвращения, - в клуб. Найди лошадь Данбалы.
   И тут Энджи снова заплакала. Тернер взял ее за руку и повел мимо спящих нищих под потускневшую позолоту входной решетки через стеклянные двери Гипербазара. Увидел в конце прохода между палаток и лавок, закрытых ставнями, кофеварку "эспрессо" и девушку с хвостом черных волос, вытирающую прилавок.
   - Кофе, - сказал он. - Еда. Идем. Тебе надо поесть.
   Он улыбнулся девушке, и Энджи устроилась на табурете.
   - Как насчет наличных? - спросил он. - Вы вообще принимаете наличные?
   Девушка с полминуты молча смотрела на него, потом пожала плечами.
   Тернер вытащил из "зиплока" Руди двадцатку и показал ее девушке.
   - Чего ты хочешь?
   - Кофе. Чего-нибудь поесть.
   - Это все, что у тебя есть? А что-нибудь помельче?
   Он покачал головой:
   - Извини. У меня нет сдачи.
   - И не надо.
   - Ты спятил?
   - Нет, но я хочу кофе.
   - Ну и чаевые, мистер. Я это и за неделю не зарабатываю.
   - Это твое.
   По лицу официантки скользнула тень гнева:
   - Так ты с этими ублюдками, что наверху. Убери свои деньги. Я закрываюсь.
   - Мы сами по себе, - сказал он, слегка наклоняясь через стойку, так, чтобы распахнулась парка и ей стал виден "смит-и-вессон". - Мы ищем клуб.
   Место, которое называется "У Джаммера".
   Девушка поглядела на Энджи, потом перевела взгляд на Тернера.
   - Она больная? Обдолбанная? В чем дело?
   - Вот деньги, - сказал Тернер. - Дай нам кофе. Если хочешь отработать сдачу, расскажи, как найти клуб Джаммера. На мой взгляд, это стоит двадцатки. Понятно?
   Она смахнула потрепанную банкноту из виду и подошла к кофеварке.
   - Похоже, я ничего больше не понимаю. - Она загремела чашками и стаканами с молочной пленкой, отодвигая их в сторону. - Что такое стряслось с клубом? Ты друг Джаммера? Знаешь Джекки?
   - Конечно, - ответил Тернер.
   - Она появилась сегодня рано утром с каким-то маленьким вильсоном с окраины. Думаю, они пошли наверх...
   - Куда?
   - К Джаммеру. Тут-то все и началось.
   - Да?
   - Заявилась толпа шпаны из Барритауна, какие-то грязноголовые и белотуфельные, причем с таким видом, как будто им тут все принадлежит. А теперь так оно, черт побери, и есть, во всяком случае - два верхних этажа.
   Начали выкупать у людей их лавки. А многие с нижних этажей просто собрали вещички и свалили. Слишком жутко...
   - Сколько пришло?
   Из кофеварки со свистом вырвался пар.
   - Может, сотня. Я до икоты сегодня перепугалась, но никак не могу связаться с боссом, к тому же мне все равно через полчаса закрываться. А моя дневная сменщица так и не объявилась, зашла, наверное, почувствовала, чем тут пахнет, и смылась... - Она поставила перед Энджи маленькую дымящуюся чашку. С тобой все в порядке, дорогая?
   ***
   Yнджи кивнула.
   - Как по-твоему, чего этим людям надо? Девушка вернулась к своей кофеварке. Та снова загудела.
   - Думаю, они кого-то ждут, - вполголоса сказала она и подала Тернеру его "эспрессо". - Или того, кто попытается выйти из клуба, или того, кто попытается туда войти...