Гибсон Уильям. Граф Ноль (Нейромантик - 2)

   - Ты хочешь сказать, он знал, что меня могут прикончить, если я вломлюсь в эту базу?
   - Нет, Бобби. Но он знал, что такая возможность существует, если пакет не сработает. Он, в сущности, просто хотел понаблюдать за твоей попыткой ничего больше. Однако он не потрудился сделать это сам, просто поставил за себя пару ковбоев. А дальше все могло идти двумя различными путями. Вариант первый: ледоруб пробивает черный лед, ты попадаешь внутрь, находишь кучу цифр, которые представляются тебе пустышкой, выбираешься назад, возможно, даже не оставив следов. Ну, ты тогда пошел бы к Леону и сказал Дважды-в-День, что он ошибся с базой. А тот бы жутко извинялся, конечно - и ты получил бы новую цель и новый ледоруб, а он повез бы этот в Муравейник и сказал, что с ним все в порядке. А тем временем не спускал бы с тебя глаз, просто чтобы последить за твоим здоровьем. Чтобы убедиться, что никто не пришел искать ледоруб, который, как они могли прослышать, ты использовал.
   Могло случиться и иначе, так, как это едва не случилось: у ледоруба могла выявиться какая-нибудь странность, он сжег бы тебя насмерть, и тогда одному из ковбоев пришлось бы вломиться в квартиру твоей мамочки и забрать софт прежде чем найдут твое тело.
   - Не знаю... Бовуа, это чертовски жест...
   - Задница моя жесткая. Жизнь жестока. Я хочу сказать, мы же говорим о бизнесе, не забыл?
   Бовуа рассматривал его с полной безмятежностью. Пластмассовая оправа сползла почти на кончик изящного носа. Он был светлее, чем Дважды-в-День или гигант в костюме - с кожей цвета слегка разбавленного кофе, и к черному мху коротко стриженных волос уходил высокий гладкий лоб. В балахоне из серой плащевки он выглядел худощавым, и Бобби не находил в нем ничего угрожающего.
   - Но нам надо выяснить, почему ты здесь, а ты здесь для того, чтобы выяснить, что произошло на самом деле. А это уже нечто другое.
   - Однако ты сказал, что он меня подставил, что Дважды-в-День подставил меня так, чтобы меня пришили? - Бобби все еще сидел в кресле-каталке "Материнского общества Святой Марии", хотя теперь ему казалось, что кресло ему больше не нужно. - И что он в глубокой жопе перед этими парнями, этими крутыми из Муравейника?
   - Теперь ты понял.
   - Так вот почему он ведет себя так, будто ему уже все по хрену, а меня меня он ненавидит до самых потрохов, да? И он действительно перепуган?
   Бовуа кивнул.
   - И это все потому, - продолжал Бобби, понимая наконец, почему Дважды-в-День не в своей тарелке, почему он так испугался, - что на меня напали там, на Большой Площадке, и сволочи до-лики обули меня на деку! И на их софт, он ведь оставался у меня в деке! - Он подался вперед, возбужденный от того, что сложил все вместе. - А эти парни могут, скажем, убить его, если он не вернет дискету, так?
   - Должен тебе сказать, что ты слишком много смотрел кино, - сказал Бовуа, - хотя, в общем и целом, определенно так.
   - Хорошо. - Бобби откинулся на спинку кресла-каталки, закинув голые ноги на край стола. - Ну, Бовуа, кто же эти парни? Как ты их там назвал, унганы? Колдуны? Что, черт побери, это должно означать?
   - Видишь ли, Бобби, - сказал Бовуа, - я один из них, а тот большой мужик ты можешь называть его Лукасом - второй.
   - Ты, наверное, видел такие раньше, - сказал Бовуа, когда человек по имени Лукас поставил на стол трехмерный проектор, перед этим методично расчистив для него место.
   - В школе, - покорно ответил Бобби.
   - Ты ходил в школу, парень? - огрызнулся Дважды-в-День. - Почему ты там, черт побери, не остался?
   Он прикуривал одну сигарету от другой с тех самых пор, как они с Лукасом вернулись, и, казалось, был в еще худшем настроении, чем прежде.
   - Заткнись, Дважды-в-День, - предложил Бовуа, - немного образования и тебе бы не повредило.
   - С их помощью нас учили, как отыскивать дорогу в матрице, как получать доступ ко всякому барахлу из печатных библиотек, все такое...
   - Тем лучше. - Лукас выпрямился, отряхивая несуществующую пыль с огромных розовых ладоней. - Ты когда-нибудь пользовался им, чтобы получать доступ к печатным книгам?
   Он снял черный, без единой морщинки, пиджак; на крахмальной рубашке под ним ярко выделялась пара изящных темно-бордовых подтяжек. Лукас ослабил узел строгого черного галстука.
   - Я не слишком-то хорошо читаю, - сказал Бобби, - Я хочу сказать, могу, но это работа. Ну да, я входил. Искал по-настоящему старые книги о матрице и о всем таком.
   - Так я и думал, - отозвался Лукас, подключая к консоли в основании проектора что-то вроде маленькой деки. - Счет Ноль. Прерывание на счет ноль.
   Старый программистский жаргон. - Он передал деку Бовуа, который стал вводить в нее команды.
   Внезапно в экранном объеме проектора начали возникать сложные геометрические фигуры, выравниваясь вдоль почти невидимых плоскостей трехмерной решетки. Бобби догадался, что Бовуа набрасывает в киберпространстве координаты Барритауна.
   - Будем считать, что синяя пирамидка - это ты, Бобби. Вот она. - В самом центре объема мягко запульсировала синяя пирамида. - Теперь мы покажем тебе, что увидели наблюдавшие за тобой ковбои Дважды-в-День. С этого момента ты видишь запись.
   Из пирамиды выросла синяя пунктирная линия и побежала по линии решетки.
   Бобби смотрел в экранный объем, видя себя, одинокого, в гостиной своей матери с "Оно-Сендаи" на коленях. Занавески задернуты, пальцы бегают по клавишам.
   - Пошел ледоруб, - прокомментировал Бовуа.
   Синий пунктир достиг стенки экрана. Бовуа нажал пару клавиш, и координаты изменились. Исходную декорацию сменил новый набор геометрических фигур. Бобби узнал нагромождение оранжевых кубов в центре решетки.
   - Вот оно, - сказал он.
   Из-за стенки экрана появилась синяя линия и потянулась к оранжевой базе. Вокруг кубов мерцали смутные плоскости оранжевого света, которые, когда линия подошла ближе, начали вдруг смещаться и пульсировать.
   - Сам видишь, что что-то здесь не так, - сказал Лукас. - Вон он, их лед, и он уже о тебе знает. Подмял тебя еще до того, как ты за него зацепился.
   Когда синий пунктир коснулся скользнувшей навстречу оранжевой плоскости, вокруг него тут же образовалась оранжевая трубка чуть большего диаметра. Трубка начала удаляться, двигаясь назад вдоль пунктира, пока не уперлась в стенку экрана...
   - А тем временем, - сказал Бовуа, - дома, в Барритауне... - Он снова пробежал пальцами по клавишам, и теперь в центре оказалась синяя пирамидка Бобби. На глазах у Бобби оранжевая трубка выросла из стенки экранного объема и по синему пунктиру вкрадчиво подобралась к пирамидке.
   - А вот с этого момента, ковбой, ты должен был начать умирать всерьез.
   Трубка коснулась пирамидки, оранжевые треугольники сомкнулись, как будто закрывая ее стеной. Бовуа остановил запись.
   - Когда няньки Дважды-в-День, - сказал Лукас, - жокеи, в общем-то, бывалые и закаленные, увидели то, что сейчас увидишь ты, друг мой, они решили, что в этой, так сказать, побелке в небесах виновата их дека. Как и у любых профи, у них была вторая дека, для подстраховки. Подключив ее к линии, они увидели то же самое. Именно тогда они решили позвонить своему работодателю, мистеру Дважды-в-День, который, как можно заключить из окружающего нас бардака, собирался устроить вечеринку...
   - Мужик, - сказал Дважды-в-День сдавленным от истерики голосом, - я же тебе говорил. У меня тут были клиенты, которых требовалось развлечь. Я заплатил своим мальчикам, чтобы они присмотрели за ледорубом, они и смотрели, а потом позвонили мне. Я позвонил вам. Ну что тебе, черт побери, от меня надо?
   - Нашу собственность, - мягко отозвался Бовуа. - А теперь смотри внимательно, - обратился он к Бобби, - такую штуку, кроме как аномальным феноменом, не назовешь, без дураков... Он снова ввел команду, запуская запись. На нижней плоскости экрана расцвели жидкие цветы, белые, как молоко.
   Подавшись вперед, Бобби увидел, что состоят они словно из тысяч мельчайших сфер или пузырьков. Цветы полностью подстроились к кубической решетке, срослись с ней, образовав асимметричную структуру с тяжелым верхом, нечто вроде многогранного гриба. Грани были белыми и совершенно пустыми. Фигура в экранном объеме была размером не больше ладони Бобби, но всякому вошедшему в матрицу она показалась бы непомерной. "Гриб" развернул пару "рожек"; "рожки" вытянулись, изогнулись, превратившись в пинцет, который метнулся, чтобы схватить пирамидку. Бобби увидел, как кончики щипцов беспрепятственно прошли сквозь посверкивающие оранжевые плоскости враждебного льда.
   - Она сказала: "Что ты делаешь?" - услышал Бобби собственный голос. Потом она спросила меня, почему они это делают, делают это со мной, убивают меня...
   - Ага, - негромко произнес Бовуа, - вот теперь мы хоть как-то продвинулись.
   Бобби не знал, куда они идут, но был рад возможности выбраться из кресла. Бовуа пригнулся, чтобы не задеть косо висящую гро-лампу, которая покачивалась на двух отрезках крученой веревки; Бобби последовал за ним, едва не поскользнувшись в луже воды с зеленоватой пленкой. Чем дальше от кушетки-поляны Дважды-в-День, тем чище становился воздух. Стоял тепличный запах перегноя и растущей зелени.
   - Вот так это было, - задумчиво произнес Бовуа. - Дважды-в-День послал пару ребят на Ковина-Конкорс-Коуртс, но ты уже ушел. И деки тоже не было.
   - Ну, это не совсем его вина, - сказал Бобби, - то есть, я хочу сказать, что если бы я не рванул к Леону... а я и правда искал Дважды-в-День, даже подумывал о том, как бы мне попасть сюда, наверх - то он нашел бы меня, верно?
   Бовуа помедлил, чтобы полюбоваться роскошными листьями цветущей конопли, и, протянув худой коричневый палец, тронул бледный бесцветный цветок.
   - Верно, - отозвался он, - но бизнес есть бизнес. Ему надо было поставить кого-нибудь следить за твоей квартирой в течение всего набега, чтобы убедиться, что ни ты, ни софт не отправитесь ни на какую незапланированную прогулку.
   - Но послал же он Pea и Джекки к Леону, раз я их там видел. - Бобби запустил руку за ворот черной пижамы и почесал заклеенную рану, пересекавшую его грудь и живот. Тут он вспомнил о многоножке, которую Пай использовал как стягивающий рану пластырь, и быстро убрал руку. Шрам отчаянно зудел, превратился в сплошную линию зуда, но многоножки касаться не хотелось.
   - Нет, Джекки и Pea - наши. Джекки - мамбо, жрица, лошадь Данбалы.
   Бовуа продолжал свой путь, придерживаясь, как решил Бобби, какой-то известной ему тропинки в этом беспорядочном гидропонном лесу, хотя тропинка эта, похоже, петляла безо всякого смысла. Кусты покрупнее пустили корни в огромных грушевидных пластиковых мешках для мусора, наполненных темным гумусом. Мешки местами лопнули, и бледные корни искали себе пропитание в тенях между полосами гро-света, где общими усилиями времени и постепенного опадания листьев нарос тонкий слой компоста. На Бобби были черные нейлоновые тапки, которые подобрала для него Джекки, но в них уже набилась сырая земля.
   - Лошадь? - переспросил он, уклоняясь от чего-то шипастого, наводившего на мысль о вывернутой наизнанку пальме.
   - Данбала оседлывает ее. Данбала Ведо, змей. А в другое время она лошадь Айды Ведо, его жены.
   Бобби решил не углубляться и сменил тему:
   - А как вышло, что у Дважды-в-День такая огромная хата? Зачем тут деревья и все такое?
   Насколько он понял, Джекки и Pea вкатили его в кресле от "Святой Марии" через какой-то дверной проем, но с тех пор он не видел ни одной стены. При этом он знал, что здание-улей покрывает энное число гектаров, так что вполне возможно, что обиталище Дважды-в-День и в самом деле было очень велико.
   Правда, представлялось маловероятным, чтобы толкач, пусть даже очень крутой, мог позволить себе столько пространства. Никто не может позволить себе столько места - да и кому захочется жить в вечно сыром гидропонном лесу?
   Последний дерм снашивался, и грудь и спину начинало жечь острой болью.
   - Фикусовые деревья, деревья мапоу... весь этот этаж Проекта - лье сан, святое место. - Тронув Бобби за плечо, Бовуа указал на перевитые двухцветные ленточки, свисающие с веток ближайшего дерева. - Все деревья здесь посвящены различным лоа. Вот это посвящено Огу, Огу Ферею, богу войны. Тут растет еще много всего: есть растения, необходимые докторам-травникам, а другие просто для удовольствия. Но это место принадлежит не Дважды-в-День - оно принадлежит всей общине.
   - Ты хочешь сказать, весь Проект этим повязан? Тут все вудуисты и всякое такое... - Это было хуже самой страшной фантазии Марши.
   - Нет, друг мой, - рассмеялся Бовуа. - Наверху, ближе к крыше мусульмане, затем здесь живут несколько - а может, и все десять тысяч праведных баптистов, они разбросаны по всему Проекту. Есть последователи Церкви сайентологии... Обычный сброд. И все же, - он ухмыльнулся, - мы единственные с традицией улаживания дел... Но история этого этажа уходит довольно далеко в прошлое. Проектировщики - а строительство "ульев" велось, может, восемьдесят, а то и все сто лет назад - планировали сделать "ульи" как можно более автономными. Заставить их выращивать пищу. Заставить их обогреваться, генерировать электроэнергию и так далее. Взять конкретно этот Проект: если пробурить достаточно глубокую скважину, то увидишь, что он стоит над резервуаром геотермальных вод. Там и вправду очень жарко, но недостаточно, чтобы запустить мотор, так что никакого тока не будет. Поэтому на крыше установили сотню ротационных ветровых ловушек Даррье - их тут еще называют яйцеварками. Сделали себе ветряные мельницы, понимаешь? Правда, сегодня большую часть своих ватт Проект получает от Ядерной Комиссии, как и все прочие. Но эти геотермальные воды накачивают наверх, в теплообменник. Для питья вода слишком соленая, так что в обменнике она просто греет обычную воду из системы водоснабжения вашего Джерси. Впрочем, кое-кто полагает, что и эту воду тоже пить нельзя...
   Наконец они вышли к какой-то стене. Бобби оглянулся назад. В мелких озерцах на грязном бетонном полу отражались сучья и ветки карликовых деревьев. Голые бледные корни переплетались в импровизированных баках с гидропонной жидкостью.
   - Потом вода поступает в цистерны с креветками, их там выращивают в промышленных объемах. В теплой воде креветки растут действительно быстро.
   Потом по трубам в бетоне воду качают сюда наверх, чтобы обогревать этот этаж. Вот для чего на самом деле этот уровень - чтобы выращивать гидропонный амарант, салат и тому подобное. Дальше вода снова уходит вниз, в резервуары с сомами, а дерьмо креветок доедают сине-зеленые водоросли. Сомы питаются водорослями - и все идет по новой. Или, во всяком случае, так было задумано.
   Готов поспорить, никому из проектировщиков и в голову не могло прийти, что кто-то решит забраться на крышу и скинуть роторы Даррье, чтобы освободить место для мусульман. И многие другие перемены они тоже не предусмотрели.
   Нынешние жители основательно переоборудовали "улей". Но на Проектах еще можно достать чертовски хороших креветок... Да и сома тоже...
   Они достигли стены. Стена, целиком стеклянная, была сплошь усеяна бусинами сконденсировавшейся влаги. За стеклом, в нескольких сантиметрах, виднелась вторая стена - что-то вроде ржавого стального листа. Выудив откуда-то из блестящего балахона ключ, Бовуа вставил его в отверстие в голой стальной раме, разделявшей две створки окна. Неподалеку со стоном ожил мотор; широкий стальной ставень сложился, рывками уходя наверх, чтобы открыть панораму, которую так часто воображал себе Бобби.
   Они были, наверное, почти у самой крыши, высоко-высоко на Проекте, потому что Большая Площадка казалась пятном, которое он мог бы накрыть ладонями. Кондо Барритауна выглядели отсюда как простирающийся до горизонта серо-белый заплесневелый ковер. Уже стемнело, и за последней волной кондо Бобби смог различить далекое розовое свечение.
   - Там ведь Муравейник, правда? Этот розовый свет?
   - Верно, но чем ближе к нему, тем он непригляднее. Тебе хотелось бы поехать туда, Бобби? Счет Ноль готов завоевать Муравейник?
   - Господи, да... - Бобби прижал ладони к запотевшему стеклу. - Ты и понятия не имеешь...
   Действие дерма закончилось, и грудь и спину начало жечь огнем.
   Глава 14
   НОЧНОЙ ПОЛЕТ
   С наступлением ночи Тернер вновь ощутил в себе грань.
   Казалось, слишком много времени прошло с тех пор, когда он в последний раз испытывал подобное ощущение. Но теперь он чувствовал себя так, словно грань никогда не оставляла его. Он будто стал сверхчеловеческой ячейкой в синхроцепи - ощущение, которое стимуляторы могут лишь имитировать. Такое возможно лишь на полигоне, когда все готово для извлечения по-настоящему крупной дичи и когда ты один в ответе за все - да и то лишь в самые последние часы перед рывком.
   Но сколько времени с тех пор утекло! В Нью-Дели он только проверял возможные пути отступления для чиновника, который даже не был до конца уверен, хочет ли он перейти под другую крышу. Работай Тернер на грани той ночью в Чандни-Чаук, он, быть может, и смог бы увернуться от той "собаки".
   Скорее всего - нет, но грань приказала бы ему попытаться.
   Теперь же грань позволила ему свести в единый рисунок все факторы, какие следовало учесть на данном полигоне, - как целые гроздья мелких проблем, так и крупные проблемы-одиночки. Мелких было до черта, но никаких по-настоящему серьезных обломов. Линч и Уэббер начинали потихоньку вцепляться друг другу в волосы, а поэтому он устроил так, чтобы держать их подальше друг от друга. Уверенность в том, что Линч - подсадка Конроя, инстинктивная с самого начала, теперь усилилась. Когда ты на грани, инстинкты обостряются, понемногу становишься телепатом. У Натана возникли проблемы со шведскими грелками для рук - все, что было проще компьютерной платы, сбивало мастера с толку. Тернер приставил к грелкам Линча - их требовалось зарядить топливом, а Натану приказал выносить грелки наружу по две за раз и неглубоко закапывать на расстоянии метра друг от друга вдоль двух длинных полос оранжевой ленты.
   Присланный Конроем микрософт наполнял голову содержащейся в нем вселенной других постоянно меняющихся факторов: скорость воздушных течений, высота самолета в воздухе, угол атаки, ускорение и гравитация, направление.
   Несмолкаемой литанией всплывали из подсознания сведения о вооружении реактивника: приборы наведения, траектории падения бомб, радиусы и коды запуска, поисковые круги, счетчики боеприпасов. Конрой дописал к микрософту простое сообщение - время прибытия самолета и подтверждение установки дополнительной антигравитационной сетки для пассажира.
   Тернер задавался вопросом, что делает, что испытывает сейчас Митчелл.
   Предприятие "Маас Биолабс, Северная Америка" было встроено в изрезанное переходами плато, гигантский обрубок скальной породы, вздыбившийся над поверхностью пустыни. Досье биософта показало Тернеру фасад этого плато с его горящими вечерним светом окнами. Плато возвышалось над морем сагуарий как рубка гигантского корабля. Для Митчелла оно было и тюрьмой и крепостью его домом на протяжении девяти последних лет. Где-то в сердцевине плато он совершенствовал гибридные технологии, уже более века не дававшиеся другим ученым. Работая с человеческими раковыми клетками и отвергнутой, почти забытой моделью синтеза ДНК, он создавал бессмертные гибридные клетки, ставшие для этой технологии базовыми средствами производства, крохотными биохимическими заводиками, бесконечно воспроизводящими искусственно сконструированные молекулы, которые потом собирали в цепи и встраивали в биочипы. Где-то там, в научном городке, Митчелл доживает сейчас свои последние часы в качестве самого знаменитого исследователя "Мааса".
   Тернер пытался представить Митчелла, которому предстоит совершенно иная жизнь - его теперешняя кончится с переходом в "Хосаку", но оказалось, что это довольно непросто. Да и так ли уж отличается закрытый исследовательский центр в Аризоне от любого научного городка "Хосаки"?
   В течение всего этого длинного дня в Тернере то и дело темной волной поднимались закодированные воспоминания Митчелла, наполняя его странным ужасом, который, казалось, не имел ничего общего с предстоящей операцией.
   Тревожила узнаваемость, почти интимность образов, возможно, именно эта тревога и порождала страх. Некоторые фрагменты как будто обладали гораздо большей эмоциональной насыщенностью, чем можно было предположить по их содержанию. Почему воспоминание о пустынном холле какого-то обшарпанного общежития в Кембридже должно наполнять его виной и отвращением к самому себе? Другим же картинам, которым по логике вещей полагалось нести в себе некоторую степень чувства, странно не хватало эмоций. Вот Митчелл играет с грудной дочкой на четырехугольнике пушистого паласа в доме, который он снимал в Женеве. Ребенок смеется, тянет отца за палец. Ничего. Жизнь этого человека, с точки зрения Тернера, была отмечена именно отсутствием событий.
   Ученый был талантлив - это стало ясно довольно рано, честолюбив, наделен способностью к расчетливым интригам и манипуляциям - подобный дар требуется любому, кто мечтает стать ведущим исследователем. Если кому-то и было суждено подняться по иерархической лестнице корпорационной науки, то именно Митчеллу.
   Сам Тернер оказался неспособен прижиться среди людей дзайбацу, в этом мире, разделенном на племена с их бесконечной борьбой за выживание. Он оставался вечным аутсайдером, непредсказуемым фактором, носимым по тайным морям меж-корпорационной политики. Ни один служащий ни одной компании не был способен на ту инициативу, какая требовалась от Тернера в ходе извлечения.
   Откуда взяться у служащего, взращенного корпорацией, профессионально небрежному умению Тернера менять свою лояльность при смене работодателей.
   Или, может быть, его несгибаемому упорству с того момента, как согласованы условия контракта. Когда ему еще не исполнилось и двадцати, его занесло в охранную контору; это были времена, когда мрачная хандра в послевоенной экономике только-только уступала дорогу импульсам новых технологий. Он неплохо продвинулся в охране, учитывая отсутствие у него всяческих амбиций.
   Он обладал осанкой пластичного мускулистого зверя, которая производила впечатление на клиентов его работодателей, и он оказался сметлив и весьма расторопен. Умел носить одежду. Ладил с техникой.
   Конрой разыскал его в Мексике, где работодатель Тернера заключил контракт на обеспечение безопасности для съемочной группы "Сенснета" - те записывали получасовые эпизоды бесконечного сериала о приключениях в джунглях. Когда появился Конрой, Тернер как раз заканчивал последние приготовления. Он разработал контакты и посадил связника между "Сенснетом" и местным правительством. Подкупил главного полицейского чина в городе, проанализировал систему безопасности гостиницы, познакомился с местными проводниками и водителями, перепроверил их биографии, установил цифровую голосовую защиту на передатчиках съемочной группы, подобрал команду на случай возникновения кризисной ситуации и разместил сейсмические сенсоры вокруг скопления коттеджей "Сенснета".
   Он вошел в бар гостиницы - продолжение вестибюля, выглядевшего как сад или джунгли, - и нашел себе место за одним из стеклянных столиков. Бледный мужчина с копной белых, вытравленных волос пересек бар, держа по стакану в каждой руке. Одет он был в тщательно выглаженную армейскую рубашку, выпущенную поверх джинсов, и кожаные сандалии. Мучнисто-белая кожа казалась туго натянутой на угловатый череп.
   - Ты отвечаешь за безопасность этих детишек из симстима, утвердительным тоном произнес бледный мужчина, ставя один из стаканов на стол перед Тернером. - Мне сказал Альфредо. Так звали одного из барменов гостиницы. Тернер поднял глаза на человека, который, судя по всему, был совершенно трезв и, казалось, олицетворял собой всю самоуверенность в мире.
   - Кажется, мы не представлены, - сказал Тернер, не делая ни малейшего движения, чтобы принять предложенную выпивку.
   - Неважно, - ответил Конрой, отодвигая стул. - Мы играем на одном поле.
   - Он сел.
   Тернер посмотрел на него в упор. Тогда Тернер выглядел как настоящий телохранитель. В его осанке, в каждом движении жилистого тела читались беспокойство и настороженность, и очень немногие из незнакомых людей решились бы так небрежно вторгнуться на его территорию.
   - Видишь ли, - сказал мужчина, - сейсмики, которые ты используешь, на самом деле ни хрена не стоят. - Он сказал это так, будто комментировал действия бейсбольной команды, не особо отличившейся в этом сезоне. - Я знаю людей, которые войдут внутрь, съедят твоих детишек на завтрак, потом засунут их кости в душ и насвистывая удалятся. А сейсмики скажут, что ничего не случилось. - Он отпил из стакана. - Хотя, конечно, в целом твои действия можно оценить на "отлично". Ты свое дело знаешь.
   Выражения "засунут кости в душ" было вполне достаточно - Тернер решил убрать бледного.