– Не знаю, не знаю… – сказала Аня. – Не исключаю, что все проще… Представь, что онны просто испугались, когда поняли, что подставили человечество. Банально струсили, Антон! А после не нашли в себе мужества в этом признаться. Думаю, что великим цивилизациям тоже не чуждо чувство вины и стыда.
– Ань… да что мы знаем об их морали?
– Очень мало, – вздохнула она. – Поэтому комиссия и хотела…
– Держись!
Раздался традиционный хлопок, и он был последний. Они наконец стали медленно подниматься в воздух. Сначала они покачивались, вцепившись в канаты, потом их веревочная конструкция постепенно пришла в устойчивое состояние. Антон сперва пытался удерживать Аню возле себя, но ее все равно оттащило на полметра выше. Но она бодро улыбалась ему сверху.
– Мы летим! – воскликнул он радостно. – Летим же, черт побери!
Долина под ногами таяла, уменьшались в размерах травяные пространства, цепи кустарников и оседающие облака пыльцы. Зреющие повсюду желтые гиганты вновь становились игрушечными.
Подхвативший их ветер был теплый и такой же пахучий, как воздух в долине. Шары выходили на курс плавно, по параболе. Минуло несколько минут, и набор высоты" прекратился. Антону показалось, что они поднялись значительно выше, нежели их экспериментальный камень. Точно определить высоту, на которой они парили, было сложно. Высоко вверху множество шаров, не обремененных сторонним грузом, преспокойно плыло на север. Сотни желтых шариков на фоне голубого, бесконечного неба.
– Красиво, правда? – сказала Аня. – А я по тебе уже соскучилась, вот! Сильно-сильно!
– Это ненадолго, – заверил Антон. – Потерпи немножко.
– Еще мне безумно понравилась твоя идея про кучу детей! – Она улыбалась во весь рот. – Ой, смотри, кто к нам прилетел!
Сбоку, метрах в десяти, парил ангел, делая редкие взмахи крыльями.
– А мы уж тебя потеряли! – крикнул ему Антон. – Ты где пропадал, братец?!
Ангел ответил протяжным свистом.
– Ну если наш хранитель тут, значит, все будет в порядке!
– Давай возьмем его к себе, Антон! Будет нянчить нашу кучу детей! Эй, сиреневый, пойдешь к нам?
– Полагаю, что мы неплохо уживемся! – сказал Антон. – И с ним, и с Аей… Потому что она тоже нуждается в нас. Я это чувствую!.. Зависимость-то взаимная, малыш! Я уверен в этом, уверен, понимаешь?!..
Ангел засвистел тоном ниже, потом перешел на журчание и сделал вокруг них несколько кругов. Глаза его горели знакомым бирюзовым огнем, видимым даже при дневном свете. Может, он хотел что-то сообщить им или предупредить о чем-то… Или у него просто-напросто было хорошее настроение.
Мелькнувшая было в голове Антона какая-то мысль тут же пропала, растворилась без всякого следа, ибо они подлетали к разлому Оннако. И он, и Аня, как по команде, замолкли, проглотив языки. Лишь зачарованно глядели на удивительное по масштабности зрелище, разворачивающееся под ногами.
Разлом Оннако ошеломлял и лишал возможности думать о чем-либо ином. Здесь он один был центром мироздания, он полностью завладевал вниманием. Черная бездонная пропасть простерлась внизу подобно исполинской автостраде на многие-многие километры: на восток и запад. Лучи Этты освещали стены разлома лишь на небольшую глубину, а далее свет исчезал в пучине мрака. Вместе со светом в них тонул и взгляд, стоило ему чуть задержаться на этой застывшей черноте в попытках узреть что-либо в безмолвном чреве планеты… Взгляд непроизвольно останавливался, и сразу создавалось ощущение, что ты смотришь на нечто большее, нежели геологическое образование. Ощущение, что тебе позволили одним глазком – только одним! – подсмотреть самое сокровенное, заглянуть в планетное нутро и осознать нечто. Нечто такое, чего ты понять в принципе не способен. И еще появлялось чувство, что молчаливая, столетиями скучающая бездна очень интересуется тобой. Что она с ленивым любопытством изучает свежую душу, вдруг заглянувшую к ней в гости, пробует на вкус незнакомые мысли и новые эмоции… А вслед за ощущением полной зависимости от власти планеты, за осознанием своей ничтожности перед ней сразу возникало чувство страха. Как вчера ночью на «поляне», когда Антону в одно мгновение стало пронзительно ясно, что и люди, и онны – суть гости на Ае, и она доброжелательна к их присутствию лишь настолько, насколько ей это пока любопытно и ново.
Не в силах оторваться Антон все смотрел и смотрел в величественную пустоту разлома и думал.
Думал о том, что нам не дано предугадать, что произойдет завтра, когда Ая насытится чувствами людей или, наоборот, только войдет во вкус… Или же вдруг начнет капризничать и играть с людьми в свои, планетарные игры… Мы находимся в самом начале познания. Может быть, еще только в нулевой точке этого бесконечного пути. Пути, на котором очень многое предстоит обрести, а понять – еще больше. А если не понять, то хотя бы, привыкнуть, смириться… и все равно жить. Жить дальше на этой странной планете, где многое не так. Где меняются привычные понятия о том, что есть жизнь и что есть смерть… где все может умереть и все может возродиться, как сказал Саймон. На планете, которую нельзя понять, а можно лишь чувствовать, как говорил Мацуми. На планете, где даже мертвые как могут помогают живым… И мы не понимаем, мы растерянно свыкаемся с новыми, не нами сочиненными законами, но мы не задумываемся о ней. О ней самой. Мы забываем, что и она не совсем готова, что и ей тоже требуется время, чтобы привыкнуть к нам… Ведь у нее никогда не было этого раньше: того, что принесли с собой мы. Она никогда не испытывала ничего подобного, даже с оннами. Никогда за миллионы лет своего существования… И ей интересно, и она, возможно, не хочет, чтобы это исчезло. Она как умеет оберегает своих нежданно обретенных детей. Но даже Ая не знает, что ждет нас всех впереди и какую новую грань мы переступили. Перешагнули вместе с ней. Может быть, за этой гранью – гибель, а может – новая жизнь… Нам не дано этого знать. Нам даны только стремление и надежда. Ведь когда-то дети вырастут и станут заботиться о матери. И тогда все может снова измениться…
Его окликнула Аня, и Антон с трудом оторвался от созерцания бездны и размышлений.
Она радостно махала ему рукой и, как всегда, улыбалась. Рядом умиротворенно журчал ангел. И тогда Антон понял, что они все-таки совершили это.
Разлом Оннако почти весь остался за спиной, впереди уже виднелся его северный склон, расплывающийся в мареве и напоминающий мираж в пустыне. Это значило, что один из этапов их пути завершается. И совсем скоро он сменится новым этапом. Впереди у них еще будут сотни километров бескрайних лугов и просторных степей, многочисленные перевалы и долины, холмы и болотистые перелески… Будут дни и будут ночи, усталость и отдых, остановки и движение.
Никогда не прекращающееся движение.
Мы не обладаем вечным знанием, но у нас есть стремление к нему. Только одна категория из разряда вечных нам дана: необъяснимая и необоримая тяга к изменению, к непрерывному и мучительному преодолению бесконечной цепи препятствий. Когда нам, обессиленным, но выжившим, изменившимся, но не утратившим себя, едва-едва с лишениями и обретениями прошедшим очередное испытание, остается одно – приступать к новому.
– Ань… да что мы знаем об их морали?
– Очень мало, – вздохнула она. – Поэтому комиссия и хотела…
– Держись!
Раздался традиционный хлопок, и он был последний. Они наконец стали медленно подниматься в воздух. Сначала они покачивались, вцепившись в канаты, потом их веревочная конструкция постепенно пришла в устойчивое состояние. Антон сперва пытался удерживать Аню возле себя, но ее все равно оттащило на полметра выше. Но она бодро улыбалась ему сверху.
– Мы летим! – воскликнул он радостно. – Летим же, черт побери!
Долина под ногами таяла, уменьшались в размерах травяные пространства, цепи кустарников и оседающие облака пыльцы. Зреющие повсюду желтые гиганты вновь становились игрушечными.
Подхвативший их ветер был теплый и такой же пахучий, как воздух в долине. Шары выходили на курс плавно, по параболе. Минуло несколько минут, и набор высоты" прекратился. Антону показалось, что они поднялись значительно выше, нежели их экспериментальный камень. Точно определить высоту, на которой они парили, было сложно. Высоко вверху множество шаров, не обремененных сторонним грузом, преспокойно плыло на север. Сотни желтых шариков на фоне голубого, бесконечного неба.
– Красиво, правда? – сказала Аня. – А я по тебе уже соскучилась, вот! Сильно-сильно!
– Это ненадолго, – заверил Антон. – Потерпи немножко.
– Еще мне безумно понравилась твоя идея про кучу детей! – Она улыбалась во весь рот. – Ой, смотри, кто к нам прилетел!
Сбоку, метрах в десяти, парил ангел, делая редкие взмахи крыльями.
– А мы уж тебя потеряли! – крикнул ему Антон. – Ты где пропадал, братец?!
Ангел ответил протяжным свистом.
– Ну если наш хранитель тут, значит, все будет в порядке!
– Давай возьмем его к себе, Антон! Будет нянчить нашу кучу детей! Эй, сиреневый, пойдешь к нам?
– Полагаю, что мы неплохо уживемся! – сказал Антон. – И с ним, и с Аей… Потому что она тоже нуждается в нас. Я это чувствую!.. Зависимость-то взаимная, малыш! Я уверен в этом, уверен, понимаешь?!..
Ангел засвистел тоном ниже, потом перешел на журчание и сделал вокруг них несколько кругов. Глаза его горели знакомым бирюзовым огнем, видимым даже при дневном свете. Может, он хотел что-то сообщить им или предупредить о чем-то… Или у него просто-напросто было хорошее настроение.
Мелькнувшая было в голове Антона какая-то мысль тут же пропала, растворилась без всякого следа, ибо они подлетали к разлому Оннако. И он, и Аня, как по команде, замолкли, проглотив языки. Лишь зачарованно глядели на удивительное по масштабности зрелище, разворачивающееся под ногами.
Разлом Оннако ошеломлял и лишал возможности думать о чем-либо ином. Здесь он один был центром мироздания, он полностью завладевал вниманием. Черная бездонная пропасть простерлась внизу подобно исполинской автостраде на многие-многие километры: на восток и запад. Лучи Этты освещали стены разлома лишь на небольшую глубину, а далее свет исчезал в пучине мрака. Вместе со светом в них тонул и взгляд, стоило ему чуть задержаться на этой застывшей черноте в попытках узреть что-либо в безмолвном чреве планеты… Взгляд непроизвольно останавливался, и сразу создавалось ощущение, что ты смотришь на нечто большее, нежели геологическое образование. Ощущение, что тебе позволили одним глазком – только одним! – подсмотреть самое сокровенное, заглянуть в планетное нутро и осознать нечто. Нечто такое, чего ты понять в принципе не способен. И еще появлялось чувство, что молчаливая, столетиями скучающая бездна очень интересуется тобой. Что она с ленивым любопытством изучает свежую душу, вдруг заглянувшую к ней в гости, пробует на вкус незнакомые мысли и новые эмоции… А вслед за ощущением полной зависимости от власти планеты, за осознанием своей ничтожности перед ней сразу возникало чувство страха. Как вчера ночью на «поляне», когда Антону в одно мгновение стало пронзительно ясно, что и люди, и онны – суть гости на Ае, и она доброжелательна к их присутствию лишь настолько, насколько ей это пока любопытно и ново.
Не в силах оторваться Антон все смотрел и смотрел в величественную пустоту разлома и думал.
Думал о том, что нам не дано предугадать, что произойдет завтра, когда Ая насытится чувствами людей или, наоборот, только войдет во вкус… Или же вдруг начнет капризничать и играть с людьми в свои, планетарные игры… Мы находимся в самом начале познания. Может быть, еще только в нулевой точке этого бесконечного пути. Пути, на котором очень многое предстоит обрести, а понять – еще больше. А если не понять, то хотя бы, привыкнуть, смириться… и все равно жить. Жить дальше на этой странной планете, где многое не так. Где меняются привычные понятия о том, что есть жизнь и что есть смерть… где все может умереть и все может возродиться, как сказал Саймон. На планете, которую нельзя понять, а можно лишь чувствовать, как говорил Мацуми. На планете, где даже мертвые как могут помогают живым… И мы не понимаем, мы растерянно свыкаемся с новыми, не нами сочиненными законами, но мы не задумываемся о ней. О ней самой. Мы забываем, что и она не совсем готова, что и ей тоже требуется время, чтобы привыкнуть к нам… Ведь у нее никогда не было этого раньше: того, что принесли с собой мы. Она никогда не испытывала ничего подобного, даже с оннами. Никогда за миллионы лет своего существования… И ей интересно, и она, возможно, не хочет, чтобы это исчезло. Она как умеет оберегает своих нежданно обретенных детей. Но даже Ая не знает, что ждет нас всех впереди и какую новую грань мы переступили. Перешагнули вместе с ней. Может быть, за этой гранью – гибель, а может – новая жизнь… Нам не дано этого знать. Нам даны только стремление и надежда. Ведь когда-то дети вырастут и станут заботиться о матери. И тогда все может снова измениться…
Его окликнула Аня, и Антон с трудом оторвался от созерцания бездны и размышлений.
Она радостно махала ему рукой и, как всегда, улыбалась. Рядом умиротворенно журчал ангел. И тогда Антон понял, что они все-таки совершили это.
Разлом Оннако почти весь остался за спиной, впереди уже виднелся его северный склон, расплывающийся в мареве и напоминающий мираж в пустыне. Это значило, что один из этапов их пути завершается. И совсем скоро он сменится новым этапом. Впереди у них еще будут сотни километров бескрайних лугов и просторных степей, многочисленные перевалы и долины, холмы и болотистые перелески… Будут дни и будут ночи, усталость и отдых, остановки и движение.
Никогда не прекращающееся движение.
Мы не обладаем вечным знанием, но у нас есть стремление к нему. Только одна категория из разряда вечных нам дана: необъяснимая и необоримая тяга к изменению, к непрерывному и мучительному преодолению бесконечной цепи препятствий. Когда нам, обессиленным, но выжившим, изменившимся, но не утратившим себя, едва-едва с лишениями и обретениями прошедшим очередное испытание, остается одно – приступать к новому.