— Ты это хотел показать мне?
    — Нет, нам надо обойти церковь.
    В ту самую минуту, как они собрались продолжить путь, на экране телевизора появился батальон миротворческих сил ООН.
    — Смотри! — воскликнула София.
    Камеру навели на одного из офицеров, почти с такой же черной бородой, как у Альберто. Внезапно офицер поднял картонку с надписью: «Скоро приеду, Хильда!» — и, помахав рукой, исчез с экрана.
    — Ну и тип! — не сдержался Альберто.
    — Это был майор?
    — Даже не хочется отвечать.
    Пройдя через парк перед церковью, они вышли на новую главную улицу. Насупившийся было Альберто оживился и указал на книжный магазин под названием «ЛИБРИС», который считался самым крупным в городе.
    — Ты сюда меня вел?
    — Давай войдем.
    Альберто подвел Софию к самым длинным полкам. Там было три раздела: НОВЫЙ ВЕК, АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ и МИСТИКА.
    На полках стояли ряды книг с завлекательными названиями: «Жизнь после смерти?», «Тайны спиритизма», «Таро», «Феномен НЛО», «Врачевание», «Боги возвращаются», «Вы тут уже не впервые», «Что такое астрология?» и так далее. Здесь были сотни разных названий. В самом низу книги были сложены просто штабелями.
    — Это тоже XX век, София. Перед тобой храм нашей эпохи.
    — Ты в такое не веришь?
    — Во всяком случае, шарлатанства тут хватает. Но раскупаются эти книги не хуже порнографии. Впрочем, часть из них тоже можно назвать порнографией. Под этими обложками подрастающее поколение находит идеи, которых ищет, однако подобная литература имеет такое же отношение к настоящей философии, как порнография к любви.
    — Ты, кажется, здорово сердит, а?
    — Пойдем посидим в парке.
    И они снова поплелись на улицу. Напротив церкви нашлась свободная скамейка. Под деревьями гуляли голуби, между которыми затесалось несколько юрких воробьев.
    — Такие явления и области исследования называют парапсихологией, — начал Альберто, — или внечувственным восприятием, телепатией, ясновидением и психокинезом, или спиритизмом, астрологией и уфологией. Как говорится, у милого дитяти много имен.
    — Но скажи: ты действительно считаешь все это обманом?
    — Разумеется, истинному философу не пристало стричь всех под одну гребенку. Но я не исключаю возможности, что все перечисленные названия можно найти лишь на карте несуществующей местности. Во всяком случае, часть из них точно относится к «порождениям фантазии», которые Юм призывал предавать огню. Многие такие книги не опираются ни на один достоверный факт.
    — Почему же тогда их столько сочиняют?
    — Это одно из самых прибыльных занятий на свете: на такие книги находится масса охотников.
    — Как ты думаешь, почему?
    — Да потому, что людей тянет к чему-то «мистическому», «необычному», что нарушало бы тягомотину повседневной жизни. Но это все равно что ходить по воду за речку.
    — Что ты хочешь этим сказать?
    — Мы с тобой, София, участвуем в потрясающем приключении. На наших глазах при всем честном народе возводится творение человеческих рук! Разве это неудивительно?
    — Удивительно.
    — Так зачем мы пойдем искать шатер цыган или академические задворки, чтобы пережить нечто «увлекательное» или «необыкновенное»?
    — Ты считаешь, что авторы этих книг занимаются враньем и надувательством?
    — Нет, этого я не говорил. Но и тут речь идет о своеобразном «дарвинизме».
    — Объясни!
    — Подумай обо всем, что происходит за один-единственный день. Ты можешь даже ограничиться днем собственной жизни. Представь себе, сколько ты видишь и испытываешь за день.
    — И что?
    — Иногда случаются замечательные совпадения. К примеру, ты идешь в магазин и покупаешь что-нибудь за двадцать восемь крон. А потом к тебе приходит Йорунн и отдает двадцать восемь крон, которые брала в долг. Потом вы идете в кино — и у тебя оказывается двадцать восьмое место.
    — Это действительно было бы мистическим совпадением.
    — И все же не более чем совпадением. А люди собираюттакие совпадения, собирают загадочные — или необъяснимые — случаи. Когда такие случаи (из жизни миллиардов людей) перечисляются в книге, они производят впечатление множества убедительных доказательств. Но мы и тут имеем дело с лотереей, где на виду только выигравшие билеты.
    — Разве не бывает ясновидящих или «медиумов», с которыми такое происходит постоянно?
    — Конечно, бывает, и если мы отвлечемся от явных мошенников, то обнаружим еще одно важное объяснение «мистических переживаний».
    — Расскажи!
    — Ты помнишь наш разговор про Фрейдово учение о бессознательном?
    — Сколько раз нужно повторять, что я не отличаюсь забывчивостью?
    — Еще Фрейд подчеркивал, что мы зачастую выступаем в роли медиумов собственного подсознания. Мы вдруг ловим себя на мысли или действии, происхождения которых не можем объяснить. А причина их проста: внутри нас живет гораздо больше ощущений, мыслей и прочего опыта, чем мы осознаем.
    — Да?
    — Случается также, что люди ходят или говорят во сне. Такое явление называют одним из видов «душевного автоматизма». Совершать какие-то действия «независимо от себя» можно и под гипнозом. И ты, конечно, помнишь, как сюрреалисты прибегали к «автоматическому письму», выступая «медиумами» по отношению к собственному подсознанию…
    — Я помню и это.
    — Через равные промежутки времени в нашем веке вновь и вновь наблюдалось «возрождение спиритизма». Идея спиритического сеанса заключается в том, что «медиум» может установить контакт с умершим: он либо общается с голосом умершего, либо — например, с помощью автоматического письма — принимает послание от человека, жившего, скажем, несколько сот лет тому назад. Подразумевалось одно из двух: или существует загробная жизнь, или человек проживает много жизней.
    — Понятно.
    — Я не хочу сказать, что все такие медиумы прибегали к мошенничеству. Часть из них, несомненно, сама верила в происходящее. Они действительно были «посредниками», но посредниками собственного подсознания. Я могу привести много примеров изящных экспериментов, в ходе которых погруженные в транс медиумы обнаруживали способности и знания, про которые никто (в том числе они сами) не мог сказать, откуда они взялись. Скажем, женщина, не знающая древнееврейского, принимает послание на этом языке. Получается, что это не первая ее жизнь, София, — или же у нее был контакт с духом умершего.
    — А ты как думаешь?
    — Выяснилось, что в детстве у нее была еврейская няня.
    — А-а-а…
    — Ты разочарована? Но ведь поразительно уже то, что человек обладает способностью хранить в своем подсознании информацию с самого раннего возраста.
    — Понимаю.
    — Учение Фрейда о бессознательном помогает объяснить и многие курьезы повседневной жизни. Если мне вдруг звонит друг, с которым мы много лет не виделись, а я в эту самую минуту начал искать его номер телефона…
    — У меня даже мурашки побежали по спине.
    — Объяснение же может быть очень простое: например, мы оба услышали по радио старинную мелодию, которую слушали вместе в нашу последнюю встречу. Дело в том, что эта скрытая связь не осознается.
    — Значит, либо обман… либо эффект выигравших билетов… либо «бессознательное»?
    — Во всяком случае, к этим полкам следует приближаться с известной долей скепсиса, тем более философу. В Англии есть даже общество скептиков. Много лет назад они назначили крупную денежную премию тому, кто представит им убедительные доказательства чего-либо сверхъестественного. Они не требовали большого чуда, им хватило бы одного скромного случая телепатии. Но пока что претендентов на премию не объявлялось.
    — Ясно.
    — Помимо всего прочего, мы еще многого не понимаем. Возможно, нам неизвестны какие-то законы природы. В прошлом веке магнетизм и электричество зачастую воспринимались как волшебство. Подозреваю, что моя собственная прабабушка раскрыла бы глаза от изумления, если б я рассказал ей о телевизорах и компьютерах.
    — Значит, ни во что сверхъестественное ты не веришь?
    — Мы уже говорили об этом. Само слово «сверхъестественное» звучит смешно. Нет, я верю в существование только одного «естества», одной природы. Зато природа эта крайне удивительна.
    — А всякие мистические явления, про которые написана куча книг?
    — Ни один истинный философ не должен жить с закрытыми глазами. Хотя нам никогда не попадалась белая ворона, мы не перестанем искать ее. И когда-нибудь даже такой скептик, как я, вынужден будет признать явление, в существование которого раньше не верил. Если бы я не допускал подобной возможности, я был бы не настоящим философом, а догматиком.
    Альберто умолк, и теперь они с Софией сидели на скамейке, наблюдая за голубями. Голуби вытягивали шеи и ворковали, время от времени вся стая вспархивала, испуганная велосипедом или чьим-то быстрым движением.
    — Мне пора домой, готовиться к приему, — после долгой паузы сказала София.
    — Но перед расставанием я хочу показать тебе белую ворону. Она гораздо ближе, чем мы думаем.
    Альберто встал со скамейки и жестом дал понять, что хочет снова повести Софию в книжный магазин.
    На этот раз они миновали полки с литературой о сверхъестественном и остановились у небольшой полочки в самой глубине магазина. Над полкой висела табличка с надписью: «ФИЛОСОФИЯ».
    Альберто указал на одну книгу, и София вздрогнула, прочитав ее заглавие: «МИР СОФИИ».
    — Хочешь, я куплю ее тебе?
    — Страшновато…
    Тем не менее через несколько минут София направлялась домой с книжкой в одной руке и пакетом с припасами для праздника в другой.

ФИЛОСОФИЧЕСКИЙ ПРИЕМ

    …белая ворона…

 
   Хильда сидела в постели словно зачарованная. Руки у нее затекли, пальцы, сжимавшие папку, дрожали.
   Было уже около одиннадцати. Значит, она читала больше двух часов. Время от времени она отрывала глаза от папки и громко смеялась, а иногда со стоном переворачивалась на бок. Хорошо, что дома никого не было.
   Чего только Хильда не успела прочитать за два часа! Началось с того, как София по дороге из Майорстуа пыталась отвлечь на себя внимание майора. В конце концов она залезла на дерево, но тут появился ангел-спаситель из Ливана в виде гуся Мортена.
   Как ни давно это было, Хильда не забыла, что папа читал ей про путешествие Нильса с дикими гусями. Потом они несколько лет говорили друг с другом на тайном языке из этой книги. И теперь он опять извлек на свет божий старого знакомца гуся.
   Затем София впервые в жизни попала одна в кафе. Хильде особенно понравился рассказ Альберто о Сартре и экзистенциализме. Учитель философии едва не обратил ее в новую веру. Впрочем, за время чтения папки такое с Хильдой случалось постоянно.
   С год тому назад Хильда однажды купила книжку по астрологии. В другой раз она принесла домой колоду карт Таро, в третий — брошюру о спиритизме. Каждый раз отец предостерегал ее, напоминая о «критическом подходе» и «опасности предрассудков», и вот наступил час расплаты: Хильда получила крепкий удар. Отец не хотел допустить, чтобы она выросла без должного предупреждения против подобных увлечений. На всякий случай он еще помахал ей с экрана телевизора в витрине. Мог бы избавить хотя бы от этого…
   Больше всего Хильду заинтересовала темноволосая девочка.
   София, София, кто ты такая? Откуда взялась? Почему вмешалась в мою жизнь?
   В конце главы София получила в подарок книгу о самой себе. Та ли это книга, которую держит сейчас Хильда? Правда, у нее в руках не книга, а папка с колечками. И тем не менее: что должен испытывать человек, обнаружив в книге о себе книгу о себе? Что произойдет, если София начнет читать эту книгу?
   А что произойдет в ее, Хильдиной, жизни? Что можетпроизойти?
   В папке оставалось всего несколько десятков страниц.
 
    Возвращаясь домой, София встретила в автобусе маму. Черт! Что скажет мама, увидев книгу у нее в руке?
    София попыталась спрятать книгу в пакет с серпантином и шариками, купленными к празднику, но не успела.
    — Здравствуй, София! Оказывается, мы с тобой попали в один автобус. Приятный сюрприз.
    — Здравствуй…
    — Ты купила книгу?
    — Не то чтобы купила…
    — «Мир Софии». Забавно!
    София поняла, что соврать не удастся.
    — Мне ее подарил Альберто.
    — Ах, вот как… Я уже говорила: жду не дождусь встречи с этим человеком. Можно посмотреть?
    — Давай я покажу ее дома. Это все-таки моякнига, мама.
    — Никто не спорит, что она твоя. Я только хочу посмотреть первую страницу. Ага… «София Амуннсен возвращалась домой из школы. Первый отрезок пути они шли вместе с Йорунн и говорили о роботах…»
    — Там действительно так и написано?
    — Да, София, именно так. А сочинил ее некий Альберт Наг. Видимо, какой-то новый писатель. Кстати, как фамилия твоего Альберто?
    — Нокс.
    — Значит, этот чудак написал о тебе целую книгу, София. Под псевдонимом.
    — Это не он, мама. И вообще, тебе лучше не вдаваться в подробности. Ты все равно не понимаешь.
    — Что правда, то правда. Ничего, завтра примешь своих гостей и все уладится. Поверь мне.
    — Альберт Наг живет совсем в другом мире, так что эта книга — белая ворона.
    — Давай лучше ты не будешь вдаваться в подробности. Впрочем, разве это была ворона, а не кролик?
    — Хватит!
    На этом разговор матери с дочерью вынужденно прекратился, поскольку автобус доехал до Клёвервейен и пора было выходить. У остановки им повстречалась демонстрация.
    — Господи! — воскликнула Хелена Амуннсен. — Я думала, в нашем захолустье можно обойтись без уличного парламента [56] .
    В шествии участвовало всего 10-12 человек. На плакатах было написано: «МАЙОР СКОРО ВОЗВРАЩАЕТСЯ», «ДАЕШЬ ХОРОШЕЕ УГОЩЕНИЕ НА ИВАНОВ ДЕНЬ» и «БОЛЬШЕ ПОЛНОМОЧИЙ ООН».
    Софии стало чуть ли не жалко маму.
    — Не обращай внимания, — сказала она.
    — Но это какая-то странная демонстрация, София. В ней есть нечто абсурдное.
    — А, чепуха на постном масле.
    — У нас каждый день все меняется. Меня уже ничем не удивишь.
    — Тебе бы следовало удивляться, что ты не удивляешься.
    — Чему ж тут удивляться? Они вели себя тихо. Хорошо бы еще не потоптали наши розы… Хотя едва ли им нужно было устраивать демонстрацию в саду. Пойдем-ка проверим.
    — Это была философская демонстрация, мама. Настоящие философы не вытаптывают роз.
    — Знаешь, что я тебе скажу, София? Я не уверена, что на свете остались настоящие философы. В наше время почти все не настоящее, а искусственное.
 
    Всю вторую половину дня, до позднего вечера, они провели за приготовлениями, а назавтра с самого утра принялись накрывать на стол и развешивать в саду украшения. Тут подоспела и Йорунн.
    — Пропади все пропадом! — с ходу бросила она. — Мама и папа собираются почтить нас своим присутствием. Это ты виновата, София.
    За полчаса до прихода гостей все было готово. Деревья в саду украсили серпантином и китайскими фонариками, к которым подвели ток с помощью длинного шнура, протянутого через подвальное окошко. На воротах, на деревьях по бокам центральной дорожки и на фасаде дома развесили шары. София с Йорунн чуть ли не полдня надували их.
    На стол подали курицу и салаты, круглые булочки и халы. В кухне остались пирожные и торт с кремом, крендели и шоколадный рулет, однако самый главный торт, из двадцати четырех миндальных колец, был уже поставлен посреди стола. Торт увенчивала фигурка девочки в конфирмационном платье. Мама не раз уверяла Софию, что конфирмоваться к пятнадцати годам совершенно не обязательно, но девочка была убеждена, что мама поставила туда фигурку именно из-за Софииных сомнений: она еще не решила для себя, хочет ли вообще проходить конфирмацию [57] . Для мамы этот обряд как бы воплотился в торте.
    — Да, уж мы расстарались так расстарались, — то и дело повторяла мама в последние полчаса перед приходом гостей.
    И вот гости стали прибывать. Сначала пришли три одноклассницы — в блузках с длинными юбками, в накинутых сверху вязаных кофточках и с ярко подведенными глазами. Чуть позже в воротах показались Йорген и Лассе, которые шли ленивой походкой, с видом застенчивым и в то же время по-мальчишечьи вызывающим.
    — Поздравляем!
    — Вот и ты у нас стала взрослой.
    София заметила, что Йорген и Йорунн украдкой переглядываются друг с другом. В воздухе повеяло флиртом, как-никак Иванов день.
    Все принесли подарки, и, поскольку прием обещали философический, многие из гостей перед приходом сюда уточнили, что же такое философия. Философские подарки заготовили не все, но большинство, поднапрягшись, написало что-нибудь философское на поздравительных открытках. Среди прочего София получила философский словарь и блокнот с замочком, озаглавленный: «МОИ СОБСТВЕННЫЕ ФИЛОСОФСКИЕ ЗАМЕТКИ».
    Через некоторое время подали яблочный сидр в высоких бокалах для белого вина. Разносила его Софиина мама.
    — Добро пожаловать… А вас как зовут, молодые люди?. . С тобой мы еще не знакомы… Очень приятно, что ты смогла прийти, Сесилия.
    Лишь когда собралась вся молодежь (гости с бокалами сидра в руках фланировали под яблонями), перед воротами остановился белый «мерседес» с родителями Йорунн. Финансовый советник был в безупречно сидящей серой паре, а его супруга — в красном брючном костюме с бордовыми блестками. София могла голову дать на отсечение, что мама Йорунн пошла в игрушечный магазин, купила там Барби в точно таком наряде и заказала портному брючный костюм по этому образцу. Впрочем, София не исключала и другой возможности. Барби мог купить господин финансовый советник, который затем попросил волшебника оживить куклу. Второй вариант, однако, был малоправдоподобен, и София не принимала его в расчет.
    Супруги вышли из «мерседеса» и под изумленными взорами юных гостей направились в сад. Финансовый советник лично вручил Софии продолговатый сверток — подарок от семейства Ингебригтсенов. Софии удалось сохранить присутствие духа, когда она обнаружила в свертке… да-да, угадали: куклу Барби.
    — Вы что, спятили? — накинулась на родителей Йорунн. — София давно не играет в куклы!
    На помощь супругу подскочила, звеня блестками, фру Ингебригтсен:
    — Пускай она будет у Софии для красоты.
    — В любом случае большое спасибо, — попыталась сгладить неловкость София. — Наверное, мне пора собирать кукол для коллекции.
    Народ уже кругами ходил около стола.
    — Итак, мы ждем Альберто, — сказала Софиина мама возбужденным тоном, призванным скрыть беспокойство. Среди гостей уже распространились слухи о почетном госте.
    — Раз обещал — значит, придет.
    — А нельзя сесть, пока он не пришел?
    — Конечно, давайте садиться.
    Хелена Амуннсен принялась рассаживать гостей вокруг огромного стола. Она позаботилась оставить свободный стул между собой и Софией и время от времени роняла несколько слов то про угощение, то про чудесную погоду, то про Софию, которая стала совсем взрослой.
 
    Они уже с полчаса сидели за столом, когда на Клёвервейен появился человек средних лет, с остроконечной черной бородкой, который завернул к ним в сад. В руках он держал букет из пятнадцати красных роз.
    — Альберто!
    София поднялась из-за стола и вышла ему навстречу. Принимая букет, она обняла учителя. Альберто ответил на приветствие тем, что полез в карман, вынул оттуда две петарды, поджег их и бросил в разные стороны. Подходя к столу, он зажег бенгальский огонь и воткнул его в торт рядом с фигуркой девочки, после чего прошел к свободному стулу между Софией и ее мамой.
    — Чувствуйте себя как дома, — произнес Альберто. Гости были ошарашены. Фру Ингебригтсен обменялась многозначительным взглядом с супругом. Зато Софиина мама, обрадованная, что этот человек наконец прибыл, готова была простить ему все на свете. Сама виновница торжества с трудом сдерживала смех, который все нарастал у нее внутри и грозил вырваться наружу.
    Хелена Амуннсен постучала по бокалу, прося слова.
    — Итак, пришел последний гость, которого мы ждали на философическом приеме. Добро пожаловать, Альберто Нокс! Не подумайте, что он мой новый возлюбленный. Хотя муж мой подолгу бывает в путешествиях, замены ему у меня нет. Этот необыкновенный человек — Софиин учитель философии, а потому он умеет не только запускать фейерверки. Он, например, может извлечь из черного цилиндра живого кролика. Или ворону, София?
    — Большое спасибо, — сказал Альберто, занимая свободное место.
    — Ваше здоровье! — сказала София, и все присутствующие подняли теперь уже бокалы для красного вина — с кока-колой.
    Некоторое время все были поглощены салатами и курицей, как вдруг Йорунн встала из-за стола и, решительным шагом подойдя к Йоргену, поцеловала его в самые губы. Йорген попытался опрокинуть Йорунн на стол — чтобы ему было удобнее ответить на такой вызов.
    — Ой, я сейчас упаду! — воскликнула фру Ингебригтсен.
    Фру Амуннсен прореагировала одной-единственной фразой:
    — Дети, только не на столе.
    — Почему не на столе? — обернулся к ней Альберто.
    — Странный вопрос.
    — Настоящему философу ни о чем не зазорно спрашивать.
    Тут двое мальчиков, которым не досталось поцелуя, начали швырять куриные кости на крышу дома. Софиина мама и на это заметила только:
    — Пожалуйста, не надо. Кости плохо проходят в водосточные трубы.
    — Извините, — сказал один из ребят, после чего они принялись кидаться костями через забор.
    — По-моему, пора собрать тарелки и принести сладкое, — сказала наконец фру Амуннсен. — Кто хочет кофе?
    Супруги Ингебригтсен, Альберто и двое-трое ребят подняли руки.
    — Может быть, София с Йорунн помогут мне?…
    По дороге на кухню подруги улучили минутку для разговора.
    — Почему ты его поцеловала?
    — Я все смотрела и смотрела на его губы, и мне ужасно захотелось их поцеловать. Йорген совершенно неотразим.
    — И как тебе понравилось?
    — Я представляла себе это ощущение несколько иначе, хотя…
    — Значит, это был первый поцелуй?
    — Но явно не последний…
    Вскоре кофе с пирожными и прочим угощением были уже на столе. Альберто начал раздавать мальчикам фейерверки, когда мама Софии постучала по чашке.
    — Я не стану произносить длинную речь, — объявила она. — Но у меня всего одна дочь, и сегодня ей исполняется ровно пятнадцать лет, одна неделя и один день. Как видите, мы тут расстарались. В торте двадцать четыре миндальных кольца, значит, каждому достанется по крайней мере одно. Тот, кто успеет быстро расправиться со своим кольцом, получит второе. Мы ведь начнем сверху, где колечки поменьше, а дальше они делаются все больше и больше. Так бывает и в жизни. Когда София была маленькой, она осваивала пространство небольшими кругами. Шли годы, и круги эти стали расширяться. Теперь они простираются по меньшей мере до старого города. А имея отца, который плавает по всему свету, она еще звонит в разные страны. С днем рождения тебя, София!
    — Восхитительно! — вскричала фру Ингебригтсен. София не поняла, кого или что она имела в виду: маму, ее речь, торт из двадцати четырех колец или саму Софию.
    Гости захлопали, а один мальчик запустил шутиху на грушу. Йорунн тоже поднялась из-за стола и попробовала стащить Йоргена со стула. Он позволил ей увлечь себя, после чего они улеглись в траву и продолжили поцелуи там. Через некоторое время они закатились под кусты красной смородины.
    — Теперь, значит, инициативу берут в свои руки девочки, — заметил финансовый советник.
    С этими словами он встал и, подойдя к кустам смородины, принялся изучать новое для себя явление вблизи. Его примеру последовало большинство собравшихся. Только София и Альберто остались сидеть на своих местах. Вскоре вся компания образовала полукруг около Йорунн и Йоргена, которые тем временем перешли от невинных поцелуев к более серьезным формам обжимания.
    — Они так увлеклись, что их не остановишь, — не без гордости сказала фру Ингебригтсен.
    — Да, яблоко от яблони недалеко падает, — поддержал ее муж.
    Он огляделся по сторонам, видимо, в надежде получить одобрение своих метких слов. Встретив лишь несколько молчаливых кивков, он прибавил:
    — Тут уж ничего не поделаешь.
    София издалека отметила, что Йорген пытается расстегнуть на Йорунн белую блузку, основательно запачканную зеленью. Сама Йорунн возилась с его ремнем.
    — Хорошо бы вы не простудились, — сказала фру Ингебригтсен.