Грассо Патриция. Фиалки на снегу

   — Именно это я и сделаю, — заявила Дельфиния и, выйдя из комнаты, захлопнула за собой дверь.
   — Почему ты всегда ее оскорбляешь? — спросила Гизела.
   — Это она меня оскорбляет!
   — От того, что ты будешь давать ей иногда немного денег, твой брат не разорится, верно ведь?
   — Дельфинии должно с лихвой хватать ее содержания, — решительно заявила девушка. — Только, похоже, у моей мачехи карманы дырявые.
   — Помни, дитя мое, — проговорила Гизела, — блаженны щедрые, ибо и к ним щедры
   будут…
   Глаза Изабель округлились в удивлении.
   — Ты что, решила переписать по-своему Новый завет?
   — Что ты этим хочешь сказать?
   — В Писании сказано: «Блаженны милостивые, ибо помилованы будут».
   — Прошу прощения, я ошиблась.
   — Что это за ангел, который не помнит слов Писания? — поинтересовалась Изабель.
   Гизела не успела ответить: дверь распахнулась, и снова Изабель с трудом удержалась от недовольной гримасы. Вошли ее сводные сестры.
   Ей оставалось только надеяться, что они вслед за мачехой не станут клянчить денег. Гизела хихикнула, и Изабель сурово взглянула на нее.
   — Не надо так на меня смотреть, дитя мое, — упрекнула ее старуха. — Если бы ты дала Дельфинии то, что она просила, то смогла бы избежать этого визита.
   «Как я не люблю, когда все время твердят: „Я же тебе говорила“!» — подумала Изабель.
   — Но ты сама именно так всегда и говоришь, — парировала Гизела.
   — Неправда! — вслух ответила Изабель.
   — Изабель опять говорит сама с собой, — шепнула девятнадцатилетняя Рут своей сестре.
   — Она просто сумасшедшая, — так же шепотом ответила двадцатилетняя Лобелия. — Боже, кто захочет взять в жены сестру ненормальной?
   — По крайней мере мы с ней не кровная родня, — заметила Рут.
   Изабель гневно выпрямилась и замерла. Она все прекрасно слышала, и эти слова вывели ее из себя. За прошедшие десять лет она могла бы и привыкнуть к оскорблениям — и все же сводные сестры Изабель по-прежнему находили способы уязвить ее. Впрочем, упрекать их в том, что они считали ее сумасшедшей, Изабель не могла: оказалось, что иметь ангела-хранителя вовсе не так прекрасно, как она когда-то думала.
   — Что вам нужно? — обратилась она к сестрам.
   — Денег, — без предисловий заявила Рут и тут же вскрикнула: сестра больно ущипнула ее.
   — У меня нет для вас денег, — заявила Изабель. — Можете идти и развлекаться дальше.
   — Милая сестрица, — заискивающе заговорила Лобелия, — нам нужны новые платья для весеннего сезона в Лондоне.
   — Да и тебе тоже нужно прилично одеться, — прибавила Рут. — Ты чудовищно отстала от моды!
   Изабель оглядела сестер: Лобелия и Рут были одеты в муслиновые платья до щиколоток с квадратными вырезами и длинными широкими рукавами. Лифы платьев были отделаны кружевами и вышивкой. Она перевела взгляд на свою собственную одежду — полотняную, собранную у шеи блузу и фиолетовую шерстяную юбку. По сравнению со своими сестрами, разодетыми как великосветские модницы, Изабель казалась простой крестьянкой.
   — Вы правы, — снова взглянув на сестер, проговорила девушка. — Я одеваюсь старомодно. А теперь прошу меня простить, у меня много дел…
   — Тебе скоро восемнадцать, ты должна будешь выйти в свет, — напомнила ей Лобелия и прибавила с наигранной веселостью: — Нам троим нужен новый гардероб — тогда у нас отбоя от женихов не будет!
   Изабель пристально посмотрела на Лобелию, потом на Рут; казалось, обе девицы как-то сжались, съежились под ее взглядом. Ей не нравилось плохо думать о людях, однако же ее сводные сестры обладали самой заурядной внешностью. Да, какие бы у них ни были модные наряды, найти себе мужей Лобелии и Рут будет совсем не легко…
   — Нехорошие мысли. Однако ж я их вполне разделяю, — заметила Гизела со своего места у камина.
   — Отправляйтесь в Лондон, если вам так хочется, — проговорила Изабель. Ей очень хотелось ответить Гизеле, но она сдержалась. — Только придется вам ограничиться прошлогодними нарядами.
   — Это произвол! Просто невыносимо! — топнула ногой Лобелия. — Это нечестно! Состояние принадлежит не тебе, а твоему брату!
   Рут закивала, соглашаясь со словами сестры.
   — Тогда напишите Майлзу и попросите у него денег на новый гардероб, — ответила Изабель. — Мне он не давал распоряжений обеспечивать вас каждый год платьями и побрякушками.
   — Так мы и сделаем, — отрезала Лобелия. — Я не собираюсь умереть старой девой, как ты… Пойдем, сестра.
   — Какая жалость, что у тебя веснушки, — с притворным сочувствием бросила через плечо Руг. — Знаешь, мужчинам веснушки не нравятся…
   Дверь за ними захлопнулась.
   Изабель с озабоченным видом повернулась к Гизеле:
   — Меня очень портят эти веснушки?
   — Какие веснушки?
   Изабель усмехнулась.
   — Эти веснушки — как золотые пылинки, они делают тебя еще более неотразимой, — сказала Гизела.
   — Ты это говоришь, просто чтобы меня успокоить?
   — Разве ангелы лгут?
   Изабель покачала головой:
   — Ты всегда умеешь успокоить меня…
   Снова раздался стук в дверь.
   — Кто бы это мог быть? — проговорила Изабель. — Ни мачеха, ни драгоценные сестрицы никогда не стучат.
   Стук повторился.
   — Войдите, — крикнула Изабель — и улыбнулась: в комнату вошел Пебблс, дворецкий в доме Монтгомери.
   — Добрый вечер, миледи. — Пебблс оперся на край стола и, заговорщически подмигнув ей, заговорил шепотом: — Три ведьмы погибли в перевернувшейся коляске. Когда они прибыли к вратам небес, святой Петр сказал им, что небеса — не место для ведьм, и приказал им вернуться на землю. Святой Петр приказал им спрыгнуть с первого же облака и выкрикнуть имя, которым их будут называть в следующей жизни. И первая ведьма прыгнула с облака, прокричав: «Лобелия!..»
   Изабель почувствовала, что против воли улыбается.
   — Вторая ведьма прыгнула с облака, взвизгнув: «Рут!» — продолжал дворецкий. — А третья, самая старая ведьма, споткнулась и прорычала: «Вот дерьмо!»
   Изабель расхохоталась, ей вторил смех Гизелы.
   — Я знал, что смогу вызвать у вас улыбку, — проговорил Пебблс, передавая ей послание. — Это привез курьер из Лондона.
   — Спасибо, Пебблс.
   Изабель проследила взглядом за уходящим дворецким, потом вскрыла конверт.
   — Это от Майлза — но я представить себе не могу, зачем ему было посылать письмо с курьером!
   Пробежав глазами письмо, девушка нахмурилась:
   — Помоги ему бог!..
   — Плохие вести, дитя мое?
   — Майлз покинул Англию; он отправился по делам в Америку, и…
   — Он уехал в колонии? — воскликнула Гизела.
   — Америка — больше не колония, — сообщила Изабель.
   Двери распахнулись и, словно шайка солдат-мародеров, в комнату ворвались Дельфиния, Лобелия и Рут.
   — Какие новости из Лондона? — спросила Дельфиния, не в силах сдерживать возбуждение.
   Изабель заколебалась. Ей вовсе не хотелось говорить правду, потому что тогда все трое начали бы требовать у нее денег. Но что ей оставалось делать? Все равно они скоро узнают все…
   — Майлз уехал в Америку, — сказала Изабель мачехе.
   — Но как мы без него поедем в Лондон? — проскулила Рут.
   — Он оставил деньги в твое распоряжение? — спросила Дельфиния.
   Изабель тяжелым взглядом посмотрела на мачеху: и зачем она задает вопрос, когда ответ и так известен?
   — Заниматься денежными делами — не женское дело, даже при исключительных обстоятельствах, — заявила Дельфиния и продолжила, не ожидая ответа: — У тебя нет достаточного опыта. Мы будем разорены. — Отвернувшись, она прибавила: — Придется попросить Николаса заняться финансами нашей семьи!
   Вот оно что, подумала девушка, мачеха хочет наложить руку на наследство своего приемного сына! Но она, Изабель, никогда не позволит этому моту, племяннику Дельфинии, запустить свою загребущую руку в состояние Монтгомери.
   — В этом нет необходимости, — заявила Изабель. Ее мачеха остановилась, не дойдя до двери, и обернулась с изумленным выражением:
   — Не хочешь ли ты сказать, что…
   — Майлз заручился поддержкой герцога Эйвона, — сообщила ей Изабель. — В случае непредвиденных обстоятельств — которые, уверяю вас, вряд ли возникнут, — я должна обратиться за помощью к его светлости.
   Лобелия и Рут схватились за руки, воодушевленные одним только упоминанием имени герцога.
   — Герцог Эйвон так красив, он такой изысканный джентльмен! — защебетала Рут.
   — Ты с ним встречалась? — спросила у нее Изабель, вопросительно приподняв бровь.
   — Нет, но молва говорит…
   — Ты хочешь сказать, сплетни.
   — Все равно…
   — О, у нас непременно должны возникнуть непредвиденные обстоятельства! — с энтузиазмом воскликнула Лобелия. — Тогда его светлость посетит Арден-Холл и влюбится в меня.
   — В тебя? А я как же? — спросила Рут.
   — Я старшая, поэтому герцог достанется мне, — заявила сестре Лобелия. — У него еще есть два брата, так что хватит на всех.
   — Только представь себе, — Рут повернулась к Изабель, — по одному Сен-Жермену для каждой из нас! Мы навсегда останемся сестрами.
   — Какая прекрасная мысль, — кисло проговорила Изабель.
   Гизела хихикнула. Девушка повернулась к ней.
   — Не смейся над…
   Спохватившись, Изабель поспешно закрыла рот и попыталась сделать вид, что просто закашлялась.
   — Вот, опять, — фыркнула Лобелия. — Опять на нее нашло! Ни один Сен-Жермен не пожелает жениться на девушке, которая разговаривает сама с собой.
   — Я просто думала вслух, — заявила Изабель и, взглянув на мачеху, прибавила: — Я вполне могу вести дела дома Монтгомери сама; нет нужды обращаться к герцогу за помощью.
   — Тем не менее я напишу его светлости и поблагодарю за готовность принять участие в делах нашей семьи, — объявила Дельфиния.
   — Прекрасная идея, — сказала Изабель. — Попроси Лобелию и Рут помочь тебе составить письмо.
   После их ухода Изабель снова опустилась на стул и тяжело вздохнула. Положительно, ей не везет. Теперь все эти три леди прохода ей не дадут, требуя денег, новых платьев, выезда в Лондон и осложнений в ведении дел, которые привели бы герцога Эйвона в их дом. А Изабель меньше всего хотелось, чтобы кто-то посторонний вмешивался в дела ее семьи.
   — Дай им денег, платья и возможность выехать в Лондон, — посоветовала Гизела. — Тогда они забудут о герцоге.
   Изабель с отчаянием посмотрела на нее.
   — А может быть, и не забудут, — добавила Гизела. — Подумай вот о чем, дитя мое: несчастья и беды дают возможность показать, чего ты стоишь на самом деле.
   Изабель поднялась и, пройдя через комнату, села на пол у камина, положив голову на колени покровительнице.
   — Подозреваю, что Дельфиния попытается заставить меня выйти замуж за Николаса, — проговорила девушка. — Где же тот принц, который спасет меня?
   — Ближе, чем ты думаешь, — ответила Гизела, ласково гладя белокурые волосы девушки. — Дай ему время…
   — Время — это роскошь. Я им не располагаю: Майлз ведь уезжает за океан, — ответила Изабель.
   — Дитя мое, тебе нужно стараться воспитывать в себе терпение, — сказала Гизела. — Судьба в мгновение ока может переменить все. Быть может, герцог как раз и станет твоим спасителем.
   — Герцог Эйвон — не принц.
   — Не все ангелы крылаты, — многозначительно улыбнулась Гизела. — И не всегда принцы носят короны…

2

   «Принцы не всегда носят короны, а у ведьм не всегда вырастают бородавки на носу… Некоторые ведьмы как две капли воды похожи на мою мачеху…»
   Эта нелепая мысль пришла в голову Изабель, пока она шла по длинному коридору второго этажа. Ее позвала к себе Дельфиния, и сомнений относительно содержания их беседы у Изабель не было. Дельфиния начнет говорить с ней либо о деньгах, либо — что еще хуже — о Николасе, к которому девушка испытывала глубочайшее отвращение. Уже многие годы Дельфиния строила планы союза двух семей, не обращая внимания на сопротивление Изабель.
   Дойдя до дверей гостиной, Изабель привычно дотронулась до медальона с портретом матери, тихонько постучала и вошла. Остановив взгляд на Дельфинии, сидевшей в кресле у камина, Изабель пожалела, что не разрешила Гизеле сопровождать ее.
   — Присядь рядом со мной, — предложила девушке Дельфиния. — Хочешь выпить чаю с печеньем?
   «Да, некоторые ведьмы выглядят точь-в-точь, как моя мачеха», — снова подумала Изабель, подходя к камину. Она опустилась в кресло около мачехи и спросила:
   — О чем ты хотела поговорить со мной, Дельфиния?
   — Никогда не могла понять, почему ты не хочешь считать меня матерью, — проговорила Дельфиния, придав своему лицу обиженное выражение. Однако Изабель было не так легко обмануть.
   — Это одна из великих тайн бытия, — ответила она, глядя прямо в глаза мачехе.
   — Должно быть, так, — слабо улыбнувшись, ответила Дельфиния. — Налить тебе чаю?
   — Нет, благодарю. Если ты собиралась говорить о…
   — Я пригласила тебя к себе вовсе не за тем, чтобы просить денег, — прервала ее Дельфиния и уставилась на огонь в камине. — Я хочу поговорить о твоей помолвке с Николасом.
   — Я не люблю вашего племянника и никогда не выйду за него замуж, — резко заявила Изабель. Она столько раз отвергала замужество с Николасом де Джуэлом, что уже начала сомневаться — знает ли ее мачеха значение слова «нет».
   Дельфиния только махнула рукой:
   — Брак — это одно, а любовь — совсем другое. Это всем известно. Со временем ты полюбишь моего дорогого Николаса так же крепко, как я.
   «Нет, никогда не будет этого», — подумала Изабель, но вслух ничего не сказала.
   Дельфиния поднялась и начала расхаживать взад и вперед по комнате, словно пыталась найти нужные слова. Наконец она заговорила весьма деловым тоном:
   — Я взяла на себя смелость составить свадебный контракт. Как только Николас приедет сюда, ты его подпишешь.
   — Нет, не подпишу, — твердо возразила Изабель.
   — Теперь, когда Майлз уехал, я твоя опекунша, — заявила Дельфиния, останавливаясь перед креслом Изабель. — Барон Николас де Джуэл — красивый и обаятельный джентльмен. Любая женщина будет счастлива назвать его своим му-жем.
   — Любая, но не я, — решительно сказала Изабель. — Николас де Джуэл очень уж похож на хорька. Мне тошно даже находиться в одной комнате с ним!
   Внезапно Дельфиния развернулась и ударила девушку по лицу.
   Прежде никто и никогда не поднимал на нее руку.
   Борясь с желанием дать сдачи, Изабель медленно поднялась, поднеся руку к горящей щеке. Ее глаза сузились.
   — Да простит тебя господь, — проговорила она.
   Дельфиния не успела ничего ответить. Изабель резко повернулась на каблуках и прошла к дверям, говоря словно бы про себя, но так, чтобы Дельфиния услышала ее:
   — Только глупец кусает руку, кормящую его. Больше она и полпенни не получит, даже если будет валяться у меня в ногах!
   Покинув гостиную, девушка направилась назад по коридору в свою комнату.
   Как смела мачеха ее ударить!.. Нет, что бы она ни делала, Изабель все равно никогда не выйдет замуж за этого хорька из Редесдейла.
   Изабель захлопнула за собой дверь комнаты. Теперь, если Дельфиния решит с ней поговорить, ей придется кричать через запертую дверь.
   — Посмотри, что сделали эти фурии! — воскликнула Гизела.
   Изабель обернулась и потрясенно уставилась на чудовищный беспорядок, царивший в комнате. Все шкафы были распахнуты, ящики комода выдвинуты, платья и белье разбросаны повсюду. Комната выглядела так, словно по ней пронесся ураган.
   — Кто это сделал? — с ужасом спросила Изабель.
   — Лобелия и Рут взяли, что им было нужно, а остальное испортили, — сообщила ей Гизела, с отвращением качая головой. — Если бы ты согласилась купить им несколько платьев, о которых они просили, ничего подобного бы не было.
   Изабель прошла по комнате и подняла с пола фиалково-голубое платье — подарок Майлза на Рождество. Оно было разодрано по швам и безнадежно испорчено…
   Глаза Изабель наполнились слезами; судорожно стиснув в руках платье, она присела на край кровати. Рождество наступит и пройдет: не будет ни нового платья, ни — что еще хуже — Майлза… Неужели ее судьба — вечное одиночество? Почему все, кого она любила — мама, отец, брат, — были или мертвы, или где-то далеко?
   — Мне очень жаль, дитя мое. — Гизела присела рядом с ней на постель, погладила белокурую головку девушки. — Понимаешь, я, к сожалению, не могу вмешиваться в то, что делают другие люди: могу только давать тебе советы…
   — Ладно, потерять несколько платьев не так уж страшно, — печально вздохнула Изабель. — Но почему Майлз снова меня покинул?
   — Скоро твой брат вернется к тебе, — сказала Гизела.
   Изабель взглянула на Гизелу — своего единственного друга. Мир расплывался перед ней в дымке слез.
   — Как моя опекунша, Дельфиния настаивает на моем браке с Николасом. Я так устала быть сильной… До возвращения Майлза может случиться непоправимое. Где же тот принц, что должен спасти меня?
   — Терпение, дитя мое. Принц непременно появится.
   — Кто он?
   Гизела пожала плечами и, отвернувшись, принялась смотреть на пляску пламени в камине.
   — Ты не знаешь? — спросила Изабель; все, что произошло в этот день, повергало ее в отчаяние. — Ну и какой же ты после этого ангел-хранитель?
   Гизела резко повернулась к ней:
   — Только господь бог знает все, дитя. Покайся, ибо только что ты совершила смертный грех.
   — Семь смертных грехов: гнев, гордыня, блуд, скупость, чревоугодие, зависть, уныние, — сообщила Изабель; уголки ее губ дрогнули в улыбке. — Дерзость среди них не числится.
   Гизела подмигнула ей:
   — Ну, тогда купи мне отпущение грехов…
   Изабель усмехнулась:
   — Ты просто невыносима.
   — Я спрятала вот это, когда сюда ворвались твои сводные сестры, — проговорила Гизела, доставая из-под кровати флейту. — Пойдем на реку, поиграем.
   — Может быть, позже. — Изабель поднялась и приняла из рук Гизелы флейту. — Мне еще нужно закончить вчерашние расчеты. Ты составишь мне компанию?
   Гизела кивнула и вышла из спальни следом за Изабель.
   Дойдя до холла первого этажа, Изабель повернула налево в коридор, ведущий к кабинету, но тут почувствовала, как кто-то настойчиво тянет ее за рукав.
   — В чем дело? — поинтересовалась она, взглянув на морщинистую руку своей подруги.
   — Займись счетами попозже, — посоветовала ей Гизела.
   — Делу время, потехе час, — покачала головой Изабель. — Мне нужно разобраться с этими счетами, чтобы герцог Эйвон не лез в мои дела.
   — Я подслушала разговор Рут и Лобелии. Они обсуждали герцога, — с улыбкой заметила Гизела. — Мне бы хотелось на него взглянуть.
   — А мне — нет, — резко сказала Изабель. — Отправляйся к реке одна, а я пока закончу работу.
   — Я тебя подожду.
   В кабинете Гизела заняла свое обычное место у камина. Изабель уселась за стол и открыла книгу счетов.
   — Хочешь знать, что говорили о герцоге твои сводные сестры? — спросила Гизела.
   Изабель подняла на нее глаза и покачала головой. Вернувшись к своим записям, она поняла, что окончательно запуталась и все придется пересчитывать заново.
   — Я слышала, что герцог невероятно красив, — снова заговорила с ней Гизела. — У него черные как ночь волосы и черные глаза…
   — Замечательно, — рассеянно ответила Изабель, углубившись в подсчеты.
   — Женщины готовы на все, чтобы привлечь его внимание, — продолжала Гизела.
   Изабель даже и не взглянула на нее, однако сосредоточиться на цифрах уже не могла.
   — Герцог — самая завидная партия во всей Англии. Он богаче самого короля.
   Изабель с силой захлопнула лежащую перед ней бухгалтерскую книгу и с раздражением взглянула на Гизелу:
   — Я не могу заниматься подсчетами, когда ты меня постоянно отвлекаешь!
   — Дитя мое, нужно учиться быть терпеливой, — посоветовала ей старая женщина. — Это одна из…
   — Терпение не числится среди семи добродетелей, — оборвала ее Изабель.
   — Не нужно мне грубить, — упрекнула ее Гизела. — Терпение — проявление милосердия духовного.
   Изабель хотела было ответить, но тут дверь распахнулась. В комнату вошел Пебблс и объявил:
   — Миледи, с вами желает говорить человек из Эйвон-Парка.
   Изабель обреченно вздохнула. Решительно, сегодня ей не суждено покончить со счетами.
   — Пусть войдет, — сказала она.
   — Входите, — крикнул Пебблс, сложив ладони рупором, — и поторопитесь: леди очень занята.
   Изабель с трудом подавила смешок. Как всегда, Пебблс старался помочь ей чем только мог.
   — Чем могу быть вам полезна? — спросила Изабель, когда посыльный подошел к ее столу.
   — Миледи, герцог Эйвон ждет вас в Эйвон-Парке со всеми счетами завтра, после полудня, — торжественно объявил посланник.
   С трудом сдерживая раздражение, Изабель выдала самую очаровательную улыбку и спросила:
   — Как вас зовут?
   Вопрос застал посланника врасплох. Он растерянно улыбнулся:
   — Прошу прощения?..
   — Как вас зовут? — повторила Изабель.
   — Галлахер…
   — Вы личный курьер его светлости?
   — Вообще-то я кучер его светлости, — ответил ей Галлахер, — но при этом — один из его доверенных людей.
   — Как говорится, мастер на все руки, — с улыбкой заметила Изабель. — Прошу вас передать его светлости, что ему нет необходимости вмешиваться в дела семьи Монтгомери. Пусть лучше занимается своими. Всего вам доброго, мистер Галлахер!
   — Но я не могу передать ему такое послание! — растерянно проговорил тот.
   — Придется, — сказала Изабель. — Таков мой ответ.
   — Что ж, как пожелаете…
   Галлахер повернулся и вышел. В то же мгновение в комнату влетела Дельфиния — очевидно, она подслушивала разговор, пристроившись в коридоре.
   — Как ты смеешь?! — прошипела она. — Ты что, с ума сошла?
   Изабель подняла глаза на мачеху. Она была совсем не удивлена.
   — О чем ты?
   — О чем?! О том, как ты была груба с посланцем герцога Эйвона! — визгливо закричала Дельфиния, трясясь от гнева.
   — Ах вот оно что…
   — Ты что же, хочешь лишить Рут и Лобелию возможности выйти замуж?
   — Разумеется, нет.
   — Герцог Эйвон вхож в лучшие дома Лондона, — заявила Дельфиния. — Знакомство с ним будет нам чрезвычайно полезно. Ты немедленно пошлешь ему письмо с извинениями!
   — Я не позволю герцогу Эйвону вмешиваться в дела семьи Монтгомери, — твердо сказала Изабель, вставая и глядя мачехе прямо в глаза.
   — А я требую, чтобы ты направила ему письмо с извинениями! — повторила Дельфиния. В ее голосе звучали ярость и отчаяние.
   Изабель решила, что сегодня и так проявила слишком много терпения. Неплохо было бы огорошить и шокировать мачеху. Потому, взяв свою флейту, она обернулась к Гизеле и проговорила:
   — На сегодня я закончила с делами. Пойдем на реку, поиграем на флейте?
   — Я уж думала, ты так и просидишь весь день дома, — ответила та.
   Изабель бросила насмешливый взгляд на мачеху, застывшую с выражением немого ужаса на лице, и прошествовала мимо нее к выходу. Последнее, что она услышала, был голос Дельфинии:
   — Лобелия и Рут правы. Ты действительно сумасшедшая!
 
   — Что ты сказал?
   В гневе Джон Сен-Жермен вскочил с кресла. Стоя лицом к лицу со своим слугой, Джон напоминал скорее демона, а не человека. Его черные глаза сузились и, казалось, потемнели еще больше, тонкие черты лица исказила ярость.
   — Я… я только посыльный, ваша светлость, — пролепетал Галлахер, отступая на шаг назад. — Мисс Монтгомери сказала…
   — Я уже слышал, что она сказала, — оборвал его Джон.
   Галлахер сделал еще шаг назад.
   — Твой человек просто выполнял свою работу. Не следует гневаться на него за это, — проговорил женский голос.
   — Можешь идти, — сказал слуге Джон, стараясь взять себя в руки.
   Галлахер вышел. Джон проследил за ним взглядом и повернулся к вошедшим. В гостиной появились его мать и тетушка Эстер в сопровождении Росса. Пожилые леди неодобрительно покачивали головами, а на лице Росса блуждала улыбка, способная кого угодно привести в ярость.
   — Я не позволю этой девчонке так говорить! Как она смеет приказывать мне «заниматься своими делами»!
   Росс ухмыльнулся:
   — Увы, она уже это сказала…
   Джон мрачно взглянул на брата, потом перевел взгляд на мать и тетку, которым с трудом удалось вернуть своим лицам серьезное выражение.
   Первой заговорила герцогиня Тесса:
   — Это напомнило мне о тех временах, когда мы с отцом Джона…
   — Я помню, Тесса, — прервала ее тетушка Эстер; сестры переглянулись и улыбнулись друг другу.
   Выражение лица Джона несколько смягчилось; он с интересом взглянул на мать.
   — И что же тогда произошло?
   — Мне кажется, именно в ту ночь ты и был зачат…
   — А что случилось в ту ночь, когда он был зачат? — поинтересовался Росс.
   Герцогиня снова улыбнулась своим мыслям, но ничего не ответила.
   Джон покачал головой, словно не веря собственным ушам — что за глупости обсуждают его родственники.
   — Я опекун этой девушки и отвечаю за финансовое положение семейства Монтгомери, — сказал он Россу.
   — Тогда попытайся послать ей приглашение, а не приказ, — предложил Росс.
   — Мне бы хотелось встретиться с этой юной леди, — заметила герцогиня.
   — И мне тоже, — присоединилась к ней леди Эстер.
   — Она блондинка, — сообщил им Джон; в его голосе явственно слышалось пренебрежение. — По-моему, этим все сказано.