Патриция Грассо
Фиалки на снегу
ПРОЛОГ
Англия, Уорвикшир, 1804 год
Десятилетняя Изабель Монтгомери выскочила из спальни и стремглав понеслась вниз, не обращая внимания на крики сводных сестер. Лобелия и Рут хотели отнять у нее флейту и плащ и теперь, когда им это не удалось, грозились пожаловаться маме.
— Жадина, жадина! — кричала ей вдогонку Лобелия. — Все про тебя маме расскажем!
— А вы — крысы! — бросила в ответ Изабель, не останавливаясь.
Сбежав по лестнице на кухню, она распахнула дверь черного хода и выбежала в сад. На дорожке около домашней часовни она остановилась и закуталась в плащ: стоял апрель, и, несмотря на яркое солнце, погода была еще холодной.
Холодно было и на сердце у девочки. Ни безоблачное небо, ни яркие цветы, которые в изобилии росли в саду, не радовали ее: ведь сегодня утром похоронили ее отца. Бедный, милый папочка! Еще так недавно он был совершенно здоров и радовался жизни вместе со всеми — но неожиданно заболел и вот теперь лежит здесь, рядом с матерью Изабель.
Майлз, ее старший брат, уехал сразу после похорон — он должен был вернуться в университет. Теперь Изабель осталась совсем одна…
Она поднесла к красным от слез глазам золотой медальон, с которым не расставалась. В нем был миниатюрный портрет матери; Изабель видела ее лишь во сне: бедняжка умерла при родах. Все детство Изабель прошло рядом с Дельфинией и ее отвратительными дочками, Лобелией и Рут.
Изабель бережно опустила медальон за вырез платья. Как ей хотелось уйти от мачехи и сестер, чтобы где-нибудь в одиночестве оплакать смерть отца! Солнце уже склонялось к закату, но Изабель не собиралась возвращаться домой. Сразу за парком Арден-Холла начинался густой лес. Девочка подумала, что лучше уж заблудиться в ночном лесу, чем идти сейчас ужинать с мачехой и сестрами! Выйдя за ограду, Изабель направилась по лесной тропинке к реке.
По обеим сторонам тропинки пышно цвела сирень, и воздух был наполнен ее тонким ароматом; из травы выглядывали ландыши, маргаритки и гвоздики, и Изабель вспомнила, как дома кухарка говорила ей: «Весной, когда цветут все цветы, в лесу можно встретить добрых фей!» Девочка покачала головой: она давно не верила в сказки.
Внезапно до нее донесся чарующий, едва слышный звук — как будто где-то далеко кто-то играл на флейте. Мелодия долетала от реки, и Изабель пошла быстрее. С каждым ее шагом звуки флейты становились все яснее и громче; девочке казалось, что музыка, которую играл невидимый музыкант, звучит в ее сердце: так точно отражала она чувства Изабель.
Она добежала до берега, и ее глазам предстала странная картина: на пеньке около самой воды сидела немолодая, бедно одетая женщина и играла на флейте. Увидев Изабель, женщина перестала играть и пристально посмотрела на нее.
Девочке стало не по себе, и она невольно отступила на шаг назад.
— Как тебя зовут? — улыбнувшись, спросила у Изабель эта странная женщина.
— Изабель Монтгомери.
Над рекой сгущался туман. Девочка подумала, что ей пора возвращаться домой, ведь если она придет слишком поздно, Дельфиния рассердится…
— Ну, что же ты, Изабель? Садись, — пригласила незнакомка. В ее мягком голосе было столько доброты, что у Изабель пропали все сомнения и страхи. Она подошла ближе и села прямо на землю, у ног своей собеседницы.
— Я живу в Арден-Холле, — сказала она, не дожидаясь вопросов.
— Разве Монтгомери живут в Арден-Холле? — удивилась женщина.
— Это имение моей покойной матушки, — ответила Изабель и добавила: — Она вышла замуж за Адама Монтгомери, моего отца… Сегодня его похоронили.
— Так ты осталась совсем одна, бедное дитя? — Незнакомка взяла Изабель за руку, и на несколько мгновений воцарилось молчание. Потом женщина представилась: — Меня зовут Гизела.
— А мою бедную мать звали Элизабет, — сказала Изабель.
— Ты, верно, ее очень любила…
— Я никогда ее не видела, — прошептала Изабель и, сняв с шеи медальон, передала его Гизеле.
Та раскрыла его и склонилась над миниатюрным изображением. Через несколько секунд она вернула девочке медальон со словами:
— Ты очень на нее похожа. У тебя такие же светлые волосы и такие же синие глаза…
— Спасибо. Мне очень приятно слышать, что я похожа на мать, — поблагодарила Изабель.
— Так что же привело тебя в мой лес, кроме тоски по отцу, Белли?
— Как вы узнали? Меня так сокращенно зовет брат! — спросила изумленная девочка.
— Разделенное горе становится вполовину легче… — Гизела, казалось, не услышала вопроса. — Я много раз помогала людям.
Тут женщина внезапно остановилась и продолжала уже другим, обыденным голосом:
— Я очень долго сидела здесь и замерзла. Ты не одолжишь мне свой плащ?
Без тени сомнения Изабель сняла плащ и накинула его на плечи Гизелы.
— Возьмите его себе, — предложила девочка. — Помогать нуждающимся — наш христианский долг, а я хочу заслужить место в раю… Тогда я наконец увижу свою маму и снова встречусь с отцом…
— Дитя мое, — сказала Гизела, закутываясь в плащ, — расскажи мне обо всех своих горестях.
— Лобелия и Рут, это мои сводные сестры, пытались отобрать у меня флейту. Но флейта и медальон — единственное, что осталось у меня от матери: кухарка рассказывала, что мама играла на ней, и ее музыка напоминала соловьиную песнь… А Дельфиния, моя мачеха, сразу после похорон отца выгнала миссис Джунипер — будто бы за то, что она выпила холодный чай, только я не верю: разве пить холодный чай — это преступление?! Нет, на самом деле причина в том, что Джунипер любила меня больше всех и ненавидела этих противных девчонок!
— Но кто такая Джунипер?
— Моя няня. А мой брат Майлз сразу после похорон вернулся в университет. Надеюсь, хоть с ним сейчас все хорошо…
— Я уверена в этом. Ты можешь быть спокойна за брата.
— Так мы друзья? — спросила Изабель. В ее голосе впервые за долгое время звучала радость. — У меня еще никогда не было друзей… Честно говоря, мне совсем не хочется возвращаться! А можно мне жить у вас до приезда Майлза?
— Майлз приедет не скоро — кто же будет следить за всем, если тебя не будет в доме? — Изабель пожала плечами, и Гизела продолжила: — Скажи мне, Изабель, какое твое самое заветное желание? Что бы ты хотела больше всего на свете?
— Я хотела бы, чтобы меня кто-нибудь любил, — ответила Изабель. В ее фиалково-синих глазах сквозили тоска и одиночество, столь странные для такой маленькой девочки…
— Послушай меня, дитя мое. — Гизела взяла ее за руку. — Не спрашивай сейчас, откуда я это знаю; но все, что я скажу, — правда. Однажды явится темноволосый принц. Он спасет тебя, но для этого ты должна сейчас вернуться домой.
— Спасет? От чего? — недоуменно спросила Изабель.
— Невежливо задавать взрослым столько вопросов, — наставительно произнесла Гизела. — Помни: ты станешь для него самой красивой девушкой на земле, и он скажет тебе: «Твои глаза прекраснее фиалок на снегу!»
Изабель недоверчиво взглянула на Гизелу: даже в свои десять лет она знала, что будущее предсказать невозможно.
— Ты не веришь мне? Хочешь увидеть его прямо сейчас?
Изабель кивнула и широко улыбнулась.
— Идем, — коротко сказала Гизела, вставая.
Изабель тоже поднялась, и они подошли к реке. У самой воды Гизела опустилась на колени.
— Смотри в воду, малышка, и она явит тебе будущее…
Сначала Изабель не увидела в воде ничего, кроме своего отражения и отражения деревьев, но постепенно на речной глади проступил ясный образ. Красивый юноша — лет, наверное, двадцати — словно внимательно вглядывался в лицо Изабель. И волосы его, и глаза были черны, как безлунное ночное небо.
— Кто это? — Изабель не отрывала взгляда от воды. — Он принц далекой страны?
— Дитя мое, в стране сердца нет иностранцев. — Гизела опустила ладонь в воду, и изображение исчезло в маленьком водовороте. — Но тебе уже давно пора домой…
— Но мы еще увидимся? Как мне вас найти?
— Я сама найду тебя, — пообещала Гизела.
Изабель огляделась вокруг: сгустились сумерки, и ей стало страшно идти одной по лесу.
— Просто иди вдоль белых берез, — сказала Гизела, словно прочтя ее мысли. Она показала девочке тропинку; там, где росли светлые деревья, еще секунду назад была лишь темнота…
— Я так хочу снова встретиться с вами! — воскликнула Изабель и, подчинившись внезапному порыву, вдруг крепко поцеловала Гизелу в морщинистую щеку.
— Я обещаю, что теперь буду часто навещать тебя, — улыбнулась та.
Идя по тропинке меж берез, Изабель чувствовала себя совершенно счастливой. Наконец у нее появился друг, которому можно доверить все свои переживания…
Изабель шла все быстрее и быстрее и, запыхавшись, вбежала в дом через черный ход. Она проскользнула в кухню, по лестнице для слуг поднялась на второй этаж и, никем не замеченная, вошла в свою комнату. Девочка в изумлении остановилась: на кровати лежал ее плащ, подбитый мехом, — тот самый, что она отдала Гизеле!
Про себя Изабель горячо поблагодарила господа; на губах ее сияла счастливая улыбка.
— Гизела — мой ангел-хранитель… — прошептала она.
Десятилетняя Изабель Монтгомери выскочила из спальни и стремглав понеслась вниз, не обращая внимания на крики сводных сестер. Лобелия и Рут хотели отнять у нее флейту и плащ и теперь, когда им это не удалось, грозились пожаловаться маме.
— Жадина, жадина! — кричала ей вдогонку Лобелия. — Все про тебя маме расскажем!
— А вы — крысы! — бросила в ответ Изабель, не останавливаясь.
Сбежав по лестнице на кухню, она распахнула дверь черного хода и выбежала в сад. На дорожке около домашней часовни она остановилась и закуталась в плащ: стоял апрель, и, несмотря на яркое солнце, погода была еще холодной.
Холодно было и на сердце у девочки. Ни безоблачное небо, ни яркие цветы, которые в изобилии росли в саду, не радовали ее: ведь сегодня утром похоронили ее отца. Бедный, милый папочка! Еще так недавно он был совершенно здоров и радовался жизни вместе со всеми — но неожиданно заболел и вот теперь лежит здесь, рядом с матерью Изабель.
Майлз, ее старший брат, уехал сразу после похорон — он должен был вернуться в университет. Теперь Изабель осталась совсем одна…
Она поднесла к красным от слез глазам золотой медальон, с которым не расставалась. В нем был миниатюрный портрет матери; Изабель видела ее лишь во сне: бедняжка умерла при родах. Все детство Изабель прошло рядом с Дельфинией и ее отвратительными дочками, Лобелией и Рут.
Изабель бережно опустила медальон за вырез платья. Как ей хотелось уйти от мачехи и сестер, чтобы где-нибудь в одиночестве оплакать смерть отца! Солнце уже склонялось к закату, но Изабель не собиралась возвращаться домой. Сразу за парком Арден-Холла начинался густой лес. Девочка подумала, что лучше уж заблудиться в ночном лесу, чем идти сейчас ужинать с мачехой и сестрами! Выйдя за ограду, Изабель направилась по лесной тропинке к реке.
По обеим сторонам тропинки пышно цвела сирень, и воздух был наполнен ее тонким ароматом; из травы выглядывали ландыши, маргаритки и гвоздики, и Изабель вспомнила, как дома кухарка говорила ей: «Весной, когда цветут все цветы, в лесу можно встретить добрых фей!» Девочка покачала головой: она давно не верила в сказки.
Внезапно до нее донесся чарующий, едва слышный звук — как будто где-то далеко кто-то играл на флейте. Мелодия долетала от реки, и Изабель пошла быстрее. С каждым ее шагом звуки флейты становились все яснее и громче; девочке казалось, что музыка, которую играл невидимый музыкант, звучит в ее сердце: так точно отражала она чувства Изабель.
Она добежала до берега, и ее глазам предстала странная картина: на пеньке около самой воды сидела немолодая, бедно одетая женщина и играла на флейте. Увидев Изабель, женщина перестала играть и пристально посмотрела на нее.
Девочке стало не по себе, и она невольно отступила на шаг назад.
— Как тебя зовут? — улыбнувшись, спросила у Изабель эта странная женщина.
— Изабель Монтгомери.
Над рекой сгущался туман. Девочка подумала, что ей пора возвращаться домой, ведь если она придет слишком поздно, Дельфиния рассердится…
— Ну, что же ты, Изабель? Садись, — пригласила незнакомка. В ее мягком голосе было столько доброты, что у Изабель пропали все сомнения и страхи. Она подошла ближе и села прямо на землю, у ног своей собеседницы.
— Я живу в Арден-Холле, — сказала она, не дожидаясь вопросов.
— Разве Монтгомери живут в Арден-Холле? — удивилась женщина.
— Это имение моей покойной матушки, — ответила Изабель и добавила: — Она вышла замуж за Адама Монтгомери, моего отца… Сегодня его похоронили.
— Так ты осталась совсем одна, бедное дитя? — Незнакомка взяла Изабель за руку, и на несколько мгновений воцарилось молчание. Потом женщина представилась: — Меня зовут Гизела.
— А мою бедную мать звали Элизабет, — сказала Изабель.
— Ты, верно, ее очень любила…
— Я никогда ее не видела, — прошептала Изабель и, сняв с шеи медальон, передала его Гизеле.
Та раскрыла его и склонилась над миниатюрным изображением. Через несколько секунд она вернула девочке медальон со словами:
— Ты очень на нее похожа. У тебя такие же светлые волосы и такие же синие глаза…
— Спасибо. Мне очень приятно слышать, что я похожа на мать, — поблагодарила Изабель.
— Так что же привело тебя в мой лес, кроме тоски по отцу, Белли?
— Как вы узнали? Меня так сокращенно зовет брат! — спросила изумленная девочка.
— Разделенное горе становится вполовину легче… — Гизела, казалось, не услышала вопроса. — Я много раз помогала людям.
Тут женщина внезапно остановилась и продолжала уже другим, обыденным голосом:
— Я очень долго сидела здесь и замерзла. Ты не одолжишь мне свой плащ?
Без тени сомнения Изабель сняла плащ и накинула его на плечи Гизелы.
— Возьмите его себе, — предложила девочка. — Помогать нуждающимся — наш христианский долг, а я хочу заслужить место в раю… Тогда я наконец увижу свою маму и снова встречусь с отцом…
— Дитя мое, — сказала Гизела, закутываясь в плащ, — расскажи мне обо всех своих горестях.
— Лобелия и Рут, это мои сводные сестры, пытались отобрать у меня флейту. Но флейта и медальон — единственное, что осталось у меня от матери: кухарка рассказывала, что мама играла на ней, и ее музыка напоминала соловьиную песнь… А Дельфиния, моя мачеха, сразу после похорон отца выгнала миссис Джунипер — будто бы за то, что она выпила холодный чай, только я не верю: разве пить холодный чай — это преступление?! Нет, на самом деле причина в том, что Джунипер любила меня больше всех и ненавидела этих противных девчонок!
— Но кто такая Джунипер?
— Моя няня. А мой брат Майлз сразу после похорон вернулся в университет. Надеюсь, хоть с ним сейчас все хорошо…
— Я уверена в этом. Ты можешь быть спокойна за брата.
— Так мы друзья? — спросила Изабель. В ее голосе впервые за долгое время звучала радость. — У меня еще никогда не было друзей… Честно говоря, мне совсем не хочется возвращаться! А можно мне жить у вас до приезда Майлза?
— Майлз приедет не скоро — кто же будет следить за всем, если тебя не будет в доме? — Изабель пожала плечами, и Гизела продолжила: — Скажи мне, Изабель, какое твое самое заветное желание? Что бы ты хотела больше всего на свете?
— Я хотела бы, чтобы меня кто-нибудь любил, — ответила Изабель. В ее фиалково-синих глазах сквозили тоска и одиночество, столь странные для такой маленькой девочки…
— Послушай меня, дитя мое. — Гизела взяла ее за руку. — Не спрашивай сейчас, откуда я это знаю; но все, что я скажу, — правда. Однажды явится темноволосый принц. Он спасет тебя, но для этого ты должна сейчас вернуться домой.
— Спасет? От чего? — недоуменно спросила Изабель.
— Невежливо задавать взрослым столько вопросов, — наставительно произнесла Гизела. — Помни: ты станешь для него самой красивой девушкой на земле, и он скажет тебе: «Твои глаза прекраснее фиалок на снегу!»
Изабель недоверчиво взглянула на Гизелу: даже в свои десять лет она знала, что будущее предсказать невозможно.
— Ты не веришь мне? Хочешь увидеть его прямо сейчас?
Изабель кивнула и широко улыбнулась.
— Идем, — коротко сказала Гизела, вставая.
Изабель тоже поднялась, и они подошли к реке. У самой воды Гизела опустилась на колени.
— Смотри в воду, малышка, и она явит тебе будущее…
Сначала Изабель не увидела в воде ничего, кроме своего отражения и отражения деревьев, но постепенно на речной глади проступил ясный образ. Красивый юноша — лет, наверное, двадцати — словно внимательно вглядывался в лицо Изабель. И волосы его, и глаза были черны, как безлунное ночное небо.
— Кто это? — Изабель не отрывала взгляда от воды. — Он принц далекой страны?
— Дитя мое, в стране сердца нет иностранцев. — Гизела опустила ладонь в воду, и изображение исчезло в маленьком водовороте. — Но тебе уже давно пора домой…
— Но мы еще увидимся? Как мне вас найти?
— Я сама найду тебя, — пообещала Гизела.
Изабель огляделась вокруг: сгустились сумерки, и ей стало страшно идти одной по лесу.
— Просто иди вдоль белых берез, — сказала Гизела, словно прочтя ее мысли. Она показала девочке тропинку; там, где росли светлые деревья, еще секунду назад была лишь темнота…
— Я так хочу снова встретиться с вами! — воскликнула Изабель и, подчинившись внезапному порыву, вдруг крепко поцеловала Гизелу в морщинистую щеку.
— Я обещаю, что теперь буду часто навещать тебя, — улыбнулась та.
Идя по тропинке меж берез, Изабель чувствовала себя совершенно счастливой. Наконец у нее появился друг, которому можно доверить все свои переживания…
Изабель шла все быстрее и быстрее и, запыхавшись, вбежала в дом через черный ход. Она проскользнула в кухню, по лестнице для слуг поднялась на второй этаж и, никем не замеченная, вошла в свою комнату. Девочка в изумлении остановилась: на кровати лежал ее плащ, подбитый мехом, — тот самый, что она отдала Гизеле!
Про себя Изабель горячо поблагодарила господа; на губах ее сияла счастливая улыбка.
— Гизела — мой ангел-хранитель… — прошептала она.
1
Лондон, ноябрь, 1811 год
Тридцатилетний Джон Сен-Жермен, пятый герцог Эйвон, десятый маркиз Грефтон, двенадцатый граф Килчерн, вольготно откинулся на спинку кресла. Он сидел с братьями Россом и Джейми в Уайте-клубе на Сент-Джеймс-стрит. Рядом с Джейми сидел его друг, Майлз Монтгомери; Майлз все время внимательно смотрел в лицо Джейми.
— Какая чушь, — проговорил Джон, обводя глазами лица собеседников и останавливая взгляд на Джейми. — Не могу поверить, что это и есть то «важное дело», ради которого я так рано покинул Шотландию!
— Такая возможность предоставляется раз в жизни. Разве можно упустить ее? — горячо возразил Джейми. — Если мы вложим деньги в это предприятие, то заработаем целое состояние.
— Состояние… Я и так богат, — напомнил младшему брату Джон, проводя рукой по густым черным волосам. На лице Джейми явственно читалось разочарование, и Джон смягчился. — Как ты вообще можешь быть уверен, что эта сделка окажется прибыльной? — спросил он.
— Ваша светлость, — вступил в разговор Майлз Монтгомери, — Николас де Джуэл, племянник моей мачехи, много говорил мне об этом. Его сведения исходят от хорошо информированного человека — представителя американской компании «Бэринг бразерз» в Англии.
— И сколько же вложил сам де Джуэл? — поинтересовался Джон.
Майлз Монтгомери замялся:
— Николас в настоящее время находится в стесненных финансовых обстоятельствах… Я пообещал ему долю за информацию — из своей прибыли.
— Мы с Майлзом собираемся лично отправиться в Нью-Йорк, — прибавил Джейми, к которому явно возвращалась надежда. — Я обещаю, мы не допустим никаких неприятных неожиданностей!
— Англия и Соединенные Штаты сейчас находятся в напряженных отношениях, и надеяться на улучшение не приходится. Что вы будете делать, если начнется война?
Джейми пожал плечами:
— Задержимся в Нью-Йорке несколько дольше, наверное…
— А что ты думаешь обо всем этом? — спросил Джон, переведя взгляд на своего среднего брата, двадцатипятилетнего Росса.
— Я не знаю, насколько успешной окажется сделка, — заговорил Росс, — но в любом случае речь идет не о той сумме, которая может нас разорить. Так что я за то, чтобы дать Джейми деньги.
Джон пристально вгляделся во взволнованное, полное надежды лицо своего младшего брата. В свои двадцать три года Джейми Сен-Жермен все еще оставался младшим, любимцем семьи. Он до сих пор не проявлял особенной склонности ни к чему, кроме разве что светской жизни. Но пора и ему наконец повзрослеть. Это деловое предприятие вполне может стать для него началом новой, самостоятельной жизни.
— Добрый вечер, ваша светлость, — произнес чей-то резкий голос.
Все четверо одновременно оглянулись. Около них стоял высокий блондин; он смотрел на братьев с откровенным недружелюбием.
— А, это вы, Гримсби, — Джон слегка склонил голову.
— Какая трогательная семейная картина, просто сердце радуется, — заметил Гримсби, разглядывая братьев Сен-Жермен. — А с вами, кажется, мы незнакомы? — прибавил он, обращаясь к Майлзу.
— Это Майлз Монтгомери, граф Стратфорд, — представил Джон молодого человека. — Майлз, познакомьтесь: это Уильям Гримсби, граф Рэйпен.
Майлз Монтгомери поднялся, пожал Гримсби руку и вновь опустился в кресло. Гримсби усмехнулся:
— Рад с вами познакомиться, милорд… Позвольте дать вам дружеский совет: если у вас есть сестра, держитесь вместе с ней подальше от Сен-Жерменов!
С этими словами Уильям Гримсби развернулся и ушел.
Майлз Монтгомери в явном смущении повернулся к остальным.
— Что… О чем это он?
— Я был женат на его покойной сестре, — коротко ответил Джон.
Росс пробормотал что-то вроде: «Жаль, что это не он сам отошел в лучший мир».
— Ты просто злишься на него за то, что наша компания понесла из-за него убытки, — улыбнулся брату Джон.
— Да как ты можешь оставаться спокойным?! — взорвался Росс. — Этот человек только и жаждет нас разорить!
Джон пожал плечами.
— Уильям тяжело переживает смерть сестры…
— Ленора умерла пять лет тому назад! — напомнил брату Росс.
— Давай оставим это. — Джон бросил быстрый взгляд на Монтгомери, прислушивающегося к их разговору, а потом снова обернулся к Джей-ми. — Я дам тебе необходимую сумму, — сказал он, — но с условием: ты отправишься на Бермуды на одном из моих кораблей, а оттуда поплывешь в Нью-Йорк на судне какой-нибудь нейтральной страны. Договорились?
Монтгомери едва заметно кивнул Джейми, и тот обратился к Джону:
— Брат, есть еще одно дело…
«Неужели будут какие-то трудности?» — с неудовольствием подумал Джон. Изогнув черную бровь, он взглянул на своего брата, потом перевел взгляд на Майлза.
— Объясни ему сам, — сказал другу Джейми.
— Милорд, у меня есть к вам одна просьба, — начал Майлз Монтгомери. — Я боюсь, что моя мачеха не станет должным образом заботиться о моей сестре, пока меня не будет…
Он неуверенно замолчал. Потом, словно собравшись с силами, откашлялся и закончил:
— Я прошу, чтобы вы стали опекуном Иза-бель — только на время моего…
— Нет, — прервал его Джон.
— Ваша светлость, я очень прошу вас. Иза-бель — разумная, добрая девушка. — Майлз, казалось, не смутился отказом. — Она не доставит вам никаких неприятностей. Она необыкновенно привлекательна — у нее прекрасные светлые волосы и…
— Терпеть не могу блондинок, — опять прервал его Джон. — Лет в сорок я собираюсь жениться на какой-нибудь жгучей брюнетке.
Росс расхохотался, чем заслужил неодобрительный взгляд от своего старшего брата.
— Изабель — высокообразованная молодая леди, — вставил Джейми.
— Неужели? Блондинка с голубыми глазами? — протянул Джон; каждое его слово буквально сочилось сарказмом.
— Скорее фиалковыми, милорд, — поправил его Майлз.
— Прошу прощения?..
— Глаза у Изабель скорее фиалкового оттенка…
Росс Сен-Жермен хихикнул. Его от души развлекал этот разговор.
Снова бросив на брата уничижительный взгляд, Джон поинтересовался:
— И в какой же области леди так хорошо образована? В рукоделии? В игре на фортепьяно?
— Изабель играет на флейте, — сказал Майлз.
— И великолепно играет! — горячо прибавил Джейми.
— Ну, игра на флейте — это еще не все, что нужно в наше время, — заметил Росс.
На этот раз младший брат осуждающе взглянул на него.
— Она, должно быть, особенно сведуща в вопросах нарядов и сплетен, — предположил Джон. — Все юные леди обладают талантами в этой области.
— Изабель одевается очень просто, — отрицательно покачал головой Майлз. — И она никогда не сплетничает.
— Покажите мне женщину, которая не любит сплетничать, — и, я вас уверяю, она окажется глухонемой! — захохотал Джон. — Скажите же мне, друг мой, какими еще талантами обладает ваша сестра?
— Помимо игры на флейте, — сказал Майлз, — Изабель превосходно разбирается в денежных делах.
— Денежных? — Брови Джона поползли вверх. — Что вы имеете в виду?
— Изабель ведет все дела дома. Разумеется, я ежеквартально проверяю ее бухгалтерские книги и нахожу ее работу превосходной.
— Вы позволяете женщине вести финансовые дела имения?!
Майлз кивнул.
— Ваша сестра, бесспорно, интереснейшая леди, — медленно сказал Джон. — Но я не могу исполнить вашу просьбу.
Майлз повернулся к Джейми:
— Я просто не могу оставить Изабель с Дельфинией…
Джейми умоляюще взглянул на Росса, словно призывая его на помощь.
Росс пожал плечами.
— Хорошо, — неожиданно сдался Джон, которому, несмотря ни на что, было неприятно огорчать брата. — Я стану опекуном вашей сестры и возьму на себя ведение дел в вашей семье.
— Благодарю вас, милорд! — Майлз взглянул на Джейми и продолжил: — Я осмелюсь просить вас еще об одном одолжении…
— Монтгомери, не испытывайте судьбу! — предостерег Джон.
— Первого мая Изабель исполнится восемнадцать лет. — Майлз обезоруживающе улыбнулся. — Если я не вернусь к этому дню, прошу вас, ваша светлость, не соглашайтесь на ее брак с Николасом де Джуэлом! Изабель презирает его. Женитесь на ней сами, милорд, если пожелаете, а если нет — обеспечьте ей дебют в свете.
— Хорошо, я откажу де Джуэлу, если он будет просить ее руки. Но должен сказать, что я нажил не лучшую репутацию… Как бы из-за моего вмешательства в дела вашей семьи не пострадала и репутация Изабель Монтгомери!
— А по-моему, позаботиться о юной девушке — это самое благородное дело! — сказал Росс.
Джон с осуждением взглянул на брата. Ну почему Росс никогда не может воздержаться от насмешки?..
— Матушка всегда говорила, что хотела бы иметь дочь, — не унимался Росс. — Они с тетей Эстер будут простр счастливы взять на себя заботу о первом выходе в свет твоей подопечной!
— Остается только составить необходимые документы, — сказал Джон, обращаясь к Майлзу. — Жду вас в своем доме завтра вечером. А теперь прошу меня извинить: у меня назначена встреча.
Джон встал с кресла и направился к выходу.
— Пошел к любовнице, — донесся до него громкий шепот Майлза.
— К какой именно? — уточнил Росс.
— Я однажды видел его с какой-то брюнеткой, — сказал Майлз. — Актриса, кажется.
— Джон оставил Лизетту Дюпре несколько месяцев назад…
Продолжения беседы Джон не услышал: дверь за ним захлопнулась. В холле в кресле у окна сидел завсегдатай клуба, Бо Бруммел, известный в Лондоне светский щеголь и повеса. Бруммел пожелал Джону приятного вечера; они раскланялись, и Джон вышел на улицу.
Стояла уже глубокая ночь. Луны не было; город, казалось, потонул в густом промозглом тумане. Уличные фонари светили тускло, и вокруг почти ничего не было видно…
Экипаж Джона ждал его на другой стороне улицы. Проклиная себя за то, что согласился стать опекуном какой-то юной девицы, Джон направился через дорогу.
Вдруг какая-то карета выскочила из-за угла и на огромной скорости понеслась прямо на него. «Берегитесь!» — услышал Джон крик своего кучера.
Не раздумывая, Джон рванулся в сторону и упал наземь. Карета прогрохотала почти над ним и умчалась — так же быстро, как и появилась. Джону даже не удалось ее рассмотреть.
Он поднялся. К нему подбежал кучер.
— С вами все в порядке, ваша светлость? — обеспокоенно спросил вн.
— Да, Галлахер, спасибо. Но мне придется вернуться домой и переодеться, — ответил Джон. Он положил руку на плечо кучеру. — Спасибо, что предупредил меня.
— Не за что, ваша светлость, — ответил тот и добавил, усмехнувшись: — К тому же, если с вашей светлостью что-то случится, я потеряю работу!
— Я восхищен твоей практичностью, — сказал Джон и улыбнулся. Галлахер распахнул перед ним двери, и он сел в карету. — Не могу понять, как тому вознице удалось не заметить меня?
— Но он вас прекрасно видел, ваша светлость! — ответил Галлахер, трогаясь с места. — Мне показалось, что он ехал прямо на вас…
Джон откинулся на спинку сиденья и погрузился в размышления. Да нет, чепуха: кому он мог настолько помешать, чтобы от него хотели избавиться? Лишь один человек мог желать его смерти: Уильям Гримсби. Но он никогда не пойдет на убийство! «Просто досадная случайность», — пробормотал Джон, когда они подъехали к его роскошному особняку на Парк-лейн.
Арден-Холл, декабрь, 1811 год
— О господи… — пробормотала Изабель Монтгомери. Она откинула назад длинные белокурые волосы, отложила перо и, сжав в пальцах золотой медальон, уставилась на длинную колонку цифр в домашнем гроссбухе. — Не хотят они сходиться, — пожаловалась она. — Может, ты разбираешься в математике?
Изабель бросила взгляд на пожилую женщину, сидевшую в кресле у очага в противоположном углу кабинета. На Гизеле был тот же самый поношенный плащ, что и семь лет назад. В отличие от Изабель, которая из маленькой девочки превратилась в красивую семнадцатилетнюю девушку, Гизела нисколько не изменилась.
— Нет, со счетом у меня плоховато, — ответила она.
Изабель чувствовала, как в ней нарастает раздражение. Присутствие Гизелы иногда казалось ей наказанием, а не благословением; впрочем, она крепко любила женщину — ведь других друзей у нее не было…
— Я-то думала, что посланцы небес знают абсолютно все, — заметила Изабель.
— Выходит, ты ошибалась, — ответила Гизела.
Судя по взгляду, брошенному ею на подопечную, она знала все мысли девушки.
— Тебе будет намного приятнее, если ты сама разберешься с этим.
— У меня слишком мало времени, — возразила девушка.
— И какие же у тебя срочные дела?
Изабель с тоской посмотрела в окно; лучи послеполуденного солнца проникали в комнату, словно звали ее на волю, подальше от навевающих тоску пыльных бухгалтерских книг.
— Я хотела посидеть в саду и поиграть на флейте, — ответила она. — Неужели ты не можешь мне помочь с этими цифрами? Ну хотя бы сегодня, один разок?
— Ты уже говорила это раньше, — покачала головой Гизела. — И мой ответ не изменился. Сделай это сама. Ты же знаешь, страдания — благо для души.
— Но я заслужила хотя бы немного удовольствия, — раздраженно возразила Изабель.
— Дитя мое, терпение — великая добродетель, — отвечала ей Гизела, не обратив внимания на гневную вспышку подопечной.
— Вера, надежда, милосердие, умеренность, справедливость, благоразумие и стойкость — вот семь добродетелей, — перечислила Изабель и, приподняв бровь, взглянула на свою покровительницу. — Терпение среди них не числится. Как так может быть, что ангелу-хранителю неизвестны семь добродетелей?
— Ну, купи мне индульгенцию, — пожав плечами, ответствовала Гизела. — Я могу перечислить семь смертных грехов. Хочешь?
— Нет уж, благодарю…
— Вот ты где!
При звуке этого голоса Изабель резко обернулась. К столу прошествовала ее мачеха с какой-то бумагой в руке. Изабель годами училась сдерживать свои чувства, и только это удержало ее от гримасы недовольства при виде непрошеной гостьи. Девушка бессознательно коснулась золотого медальона, хранившего миниатюрный портрет матери: это всегда успокаивало ее.
— Я получила прекрасные известия! — воскликнула Дельфиния Монтгомери, размахивая письмом.
— Должно быть, кто-то умер в мучениях…
Изабель хихикнула и бросила короткий взгляд на Гизелу, подумав о том, что та, должно быть, права.
— Над чем ты смеешься? — несколько смутившись, спросила Дельфиния. — И почему, когда я говорю с тобой, ты смотришь в сторону? Надеюсь, ты не собираешься снова начать разговаривать сама с собой?
Изабель мысленно выругала себя: она едва не попалась снова. Гизела была настолько реальна, что девушка часто забывала, что другие ее не видят и не слышат, — а это создавало ей массу проблем.
— Нет, я… я просто задумалась о своем. — Изабель заставила себя улыбнуться, и лицо ее мачехи прояснилось. — И что же за прекрасная новость?
— Наш дорогой Николас навестит нас по дороге в Лондон, — ответила Дельфиния.
— Проклятие! — выругалась Гизела.
— Мягко сказано, — пробормотала Изабель.
— Что — мягко сказано? — поинтересовалась Дельфиния. — Изабель, ты что, больна?
— Нет, просто немного устала…
— Послушай моего совета, — снова заговорила Дельфиния. — Думай о Николасе как о человеке, который, возможно, станет твоим мужем. Ты же знаешь, лучшей партии, чем мой племянник, нельзя и пожелать.
— Я пока что не испытываю желания выходить замуж за кого бы то ни было, — ответила Изабель, стараясь удержаться от гримасы отвращения: Николас де Джуэл всегда напоминал ей злобного хорька. — Прости, но я еще не закончила с этими счетами.
Дельфиния поняла намек и направилась было к дверям, но задержалась на пороге.
— Кстати, о счетах: как-то так вышло, что я уже потратила свое месячное содержание, — с просительной улыбкой проговорила она. — Не могла бы я…
— Нет, — отрезала Изабель, жестко взглянула на мачеху и прибавила: — Если сегодня я дам тебе денег — завтра ты потребуешь еще больше. Пора бы уж научиться экономить и разумно расходовать деньги!
— Послушайте, юная леди!..
— Я не собираюсь тебя слушать, — прервала ее Изабель. — Если твое месячное содержание кажется тебе недостаточным, попроси Майлза его увеличить.
Тридцатилетний Джон Сен-Жермен, пятый герцог Эйвон, десятый маркиз Грефтон, двенадцатый граф Килчерн, вольготно откинулся на спинку кресла. Он сидел с братьями Россом и Джейми в Уайте-клубе на Сент-Джеймс-стрит. Рядом с Джейми сидел его друг, Майлз Монтгомери; Майлз все время внимательно смотрел в лицо Джейми.
— Какая чушь, — проговорил Джон, обводя глазами лица собеседников и останавливая взгляд на Джейми. — Не могу поверить, что это и есть то «важное дело», ради которого я так рано покинул Шотландию!
— Такая возможность предоставляется раз в жизни. Разве можно упустить ее? — горячо возразил Джейми. — Если мы вложим деньги в это предприятие, то заработаем целое состояние.
— Состояние… Я и так богат, — напомнил младшему брату Джон, проводя рукой по густым черным волосам. На лице Джейми явственно читалось разочарование, и Джон смягчился. — Как ты вообще можешь быть уверен, что эта сделка окажется прибыльной? — спросил он.
— Ваша светлость, — вступил в разговор Майлз Монтгомери, — Николас де Джуэл, племянник моей мачехи, много говорил мне об этом. Его сведения исходят от хорошо информированного человека — представителя американской компании «Бэринг бразерз» в Англии.
— И сколько же вложил сам де Джуэл? — поинтересовался Джон.
Майлз Монтгомери замялся:
— Николас в настоящее время находится в стесненных финансовых обстоятельствах… Я пообещал ему долю за информацию — из своей прибыли.
— Мы с Майлзом собираемся лично отправиться в Нью-Йорк, — прибавил Джейми, к которому явно возвращалась надежда. — Я обещаю, мы не допустим никаких неприятных неожиданностей!
— Англия и Соединенные Штаты сейчас находятся в напряженных отношениях, и надеяться на улучшение не приходится. Что вы будете делать, если начнется война?
Джейми пожал плечами:
— Задержимся в Нью-Йорке несколько дольше, наверное…
— А что ты думаешь обо всем этом? — спросил Джон, переведя взгляд на своего среднего брата, двадцатипятилетнего Росса.
— Я не знаю, насколько успешной окажется сделка, — заговорил Росс, — но в любом случае речь идет не о той сумме, которая может нас разорить. Так что я за то, чтобы дать Джейми деньги.
Джон пристально вгляделся во взволнованное, полное надежды лицо своего младшего брата. В свои двадцать три года Джейми Сен-Жермен все еще оставался младшим, любимцем семьи. Он до сих пор не проявлял особенной склонности ни к чему, кроме разве что светской жизни. Но пора и ему наконец повзрослеть. Это деловое предприятие вполне может стать для него началом новой, самостоятельной жизни.
— Добрый вечер, ваша светлость, — произнес чей-то резкий голос.
Все четверо одновременно оглянулись. Около них стоял высокий блондин; он смотрел на братьев с откровенным недружелюбием.
— А, это вы, Гримсби, — Джон слегка склонил голову.
— Какая трогательная семейная картина, просто сердце радуется, — заметил Гримсби, разглядывая братьев Сен-Жермен. — А с вами, кажется, мы незнакомы? — прибавил он, обращаясь к Майлзу.
— Это Майлз Монтгомери, граф Стратфорд, — представил Джон молодого человека. — Майлз, познакомьтесь: это Уильям Гримсби, граф Рэйпен.
Майлз Монтгомери поднялся, пожал Гримсби руку и вновь опустился в кресло. Гримсби усмехнулся:
— Рад с вами познакомиться, милорд… Позвольте дать вам дружеский совет: если у вас есть сестра, держитесь вместе с ней подальше от Сен-Жерменов!
С этими словами Уильям Гримсби развернулся и ушел.
Майлз Монтгомери в явном смущении повернулся к остальным.
— Что… О чем это он?
— Я был женат на его покойной сестре, — коротко ответил Джон.
Росс пробормотал что-то вроде: «Жаль, что это не он сам отошел в лучший мир».
— Ты просто злишься на него за то, что наша компания понесла из-за него убытки, — улыбнулся брату Джон.
— Да как ты можешь оставаться спокойным?! — взорвался Росс. — Этот человек только и жаждет нас разорить!
Джон пожал плечами.
— Уильям тяжело переживает смерть сестры…
— Ленора умерла пять лет тому назад! — напомнил брату Росс.
— Давай оставим это. — Джон бросил быстрый взгляд на Монтгомери, прислушивающегося к их разговору, а потом снова обернулся к Джей-ми. — Я дам тебе необходимую сумму, — сказал он, — но с условием: ты отправишься на Бермуды на одном из моих кораблей, а оттуда поплывешь в Нью-Йорк на судне какой-нибудь нейтральной страны. Договорились?
Монтгомери едва заметно кивнул Джейми, и тот обратился к Джону:
— Брат, есть еще одно дело…
«Неужели будут какие-то трудности?» — с неудовольствием подумал Джон. Изогнув черную бровь, он взглянул на своего брата, потом перевел взгляд на Майлза.
— Объясни ему сам, — сказал другу Джейми.
— Милорд, у меня есть к вам одна просьба, — начал Майлз Монтгомери. — Я боюсь, что моя мачеха не станет должным образом заботиться о моей сестре, пока меня не будет…
Он неуверенно замолчал. Потом, словно собравшись с силами, откашлялся и закончил:
— Я прошу, чтобы вы стали опекуном Иза-бель — только на время моего…
— Нет, — прервал его Джон.
— Ваша светлость, я очень прошу вас. Иза-бель — разумная, добрая девушка. — Майлз, казалось, не смутился отказом. — Она не доставит вам никаких неприятностей. Она необыкновенно привлекательна — у нее прекрасные светлые волосы и…
— Терпеть не могу блондинок, — опять прервал его Джон. — Лет в сорок я собираюсь жениться на какой-нибудь жгучей брюнетке.
Росс расхохотался, чем заслужил неодобрительный взгляд от своего старшего брата.
— Изабель — высокообразованная молодая леди, — вставил Джейми.
— Неужели? Блондинка с голубыми глазами? — протянул Джон; каждое его слово буквально сочилось сарказмом.
— Скорее фиалковыми, милорд, — поправил его Майлз.
— Прошу прощения?..
— Глаза у Изабель скорее фиалкового оттенка…
Росс Сен-Жермен хихикнул. Его от души развлекал этот разговор.
Снова бросив на брата уничижительный взгляд, Джон поинтересовался:
— И в какой же области леди так хорошо образована? В рукоделии? В игре на фортепьяно?
— Изабель играет на флейте, — сказал Майлз.
— И великолепно играет! — горячо прибавил Джейми.
— Ну, игра на флейте — это еще не все, что нужно в наше время, — заметил Росс.
На этот раз младший брат осуждающе взглянул на него.
— Она, должно быть, особенно сведуща в вопросах нарядов и сплетен, — предположил Джон. — Все юные леди обладают талантами в этой области.
— Изабель одевается очень просто, — отрицательно покачал головой Майлз. — И она никогда не сплетничает.
— Покажите мне женщину, которая не любит сплетничать, — и, я вас уверяю, она окажется глухонемой! — захохотал Джон. — Скажите же мне, друг мой, какими еще талантами обладает ваша сестра?
— Помимо игры на флейте, — сказал Майлз, — Изабель превосходно разбирается в денежных делах.
— Денежных? — Брови Джона поползли вверх. — Что вы имеете в виду?
— Изабель ведет все дела дома. Разумеется, я ежеквартально проверяю ее бухгалтерские книги и нахожу ее работу превосходной.
— Вы позволяете женщине вести финансовые дела имения?!
Майлз кивнул.
— Ваша сестра, бесспорно, интереснейшая леди, — медленно сказал Джон. — Но я не могу исполнить вашу просьбу.
Майлз повернулся к Джейми:
— Я просто не могу оставить Изабель с Дельфинией…
Джейми умоляюще взглянул на Росса, словно призывая его на помощь.
Росс пожал плечами.
— Хорошо, — неожиданно сдался Джон, которому, несмотря ни на что, было неприятно огорчать брата. — Я стану опекуном вашей сестры и возьму на себя ведение дел в вашей семье.
— Благодарю вас, милорд! — Майлз взглянул на Джейми и продолжил: — Я осмелюсь просить вас еще об одном одолжении…
— Монтгомери, не испытывайте судьбу! — предостерег Джон.
— Первого мая Изабель исполнится восемнадцать лет. — Майлз обезоруживающе улыбнулся. — Если я не вернусь к этому дню, прошу вас, ваша светлость, не соглашайтесь на ее брак с Николасом де Джуэлом! Изабель презирает его. Женитесь на ней сами, милорд, если пожелаете, а если нет — обеспечьте ей дебют в свете.
— Хорошо, я откажу де Джуэлу, если он будет просить ее руки. Но должен сказать, что я нажил не лучшую репутацию… Как бы из-за моего вмешательства в дела вашей семьи не пострадала и репутация Изабель Монтгомери!
— А по-моему, позаботиться о юной девушке — это самое благородное дело! — сказал Росс.
Джон с осуждением взглянул на брата. Ну почему Росс никогда не может воздержаться от насмешки?..
— Матушка всегда говорила, что хотела бы иметь дочь, — не унимался Росс. — Они с тетей Эстер будут простр счастливы взять на себя заботу о первом выходе в свет твоей подопечной!
— Остается только составить необходимые документы, — сказал Джон, обращаясь к Майлзу. — Жду вас в своем доме завтра вечером. А теперь прошу меня извинить: у меня назначена встреча.
Джон встал с кресла и направился к выходу.
— Пошел к любовнице, — донесся до него громкий шепот Майлза.
— К какой именно? — уточнил Росс.
— Я однажды видел его с какой-то брюнеткой, — сказал Майлз. — Актриса, кажется.
— Джон оставил Лизетту Дюпре несколько месяцев назад…
Продолжения беседы Джон не услышал: дверь за ним захлопнулась. В холле в кресле у окна сидел завсегдатай клуба, Бо Бруммел, известный в Лондоне светский щеголь и повеса. Бруммел пожелал Джону приятного вечера; они раскланялись, и Джон вышел на улицу.
Стояла уже глубокая ночь. Луны не было; город, казалось, потонул в густом промозглом тумане. Уличные фонари светили тускло, и вокруг почти ничего не было видно…
Экипаж Джона ждал его на другой стороне улицы. Проклиная себя за то, что согласился стать опекуном какой-то юной девицы, Джон направился через дорогу.
Вдруг какая-то карета выскочила из-за угла и на огромной скорости понеслась прямо на него. «Берегитесь!» — услышал Джон крик своего кучера.
Не раздумывая, Джон рванулся в сторону и упал наземь. Карета прогрохотала почти над ним и умчалась — так же быстро, как и появилась. Джону даже не удалось ее рассмотреть.
Он поднялся. К нему подбежал кучер.
— С вами все в порядке, ваша светлость? — обеспокоенно спросил вн.
— Да, Галлахер, спасибо. Но мне придется вернуться домой и переодеться, — ответил Джон. Он положил руку на плечо кучеру. — Спасибо, что предупредил меня.
— Не за что, ваша светлость, — ответил тот и добавил, усмехнувшись: — К тому же, если с вашей светлостью что-то случится, я потеряю работу!
— Я восхищен твоей практичностью, — сказал Джон и улыбнулся. Галлахер распахнул перед ним двери, и он сел в карету. — Не могу понять, как тому вознице удалось не заметить меня?
— Но он вас прекрасно видел, ваша светлость! — ответил Галлахер, трогаясь с места. — Мне показалось, что он ехал прямо на вас…
Джон откинулся на спинку сиденья и погрузился в размышления. Да нет, чепуха: кому он мог настолько помешать, чтобы от него хотели избавиться? Лишь один человек мог желать его смерти: Уильям Гримсби. Но он никогда не пойдет на убийство! «Просто досадная случайность», — пробормотал Джон, когда они подъехали к его роскошному особняку на Парк-лейн.
Арден-Холл, декабрь, 1811 год
— О господи… — пробормотала Изабель Монтгомери. Она откинула назад длинные белокурые волосы, отложила перо и, сжав в пальцах золотой медальон, уставилась на длинную колонку цифр в домашнем гроссбухе. — Не хотят они сходиться, — пожаловалась она. — Может, ты разбираешься в математике?
Изабель бросила взгляд на пожилую женщину, сидевшую в кресле у очага в противоположном углу кабинета. На Гизеле был тот же самый поношенный плащ, что и семь лет назад. В отличие от Изабель, которая из маленькой девочки превратилась в красивую семнадцатилетнюю девушку, Гизела нисколько не изменилась.
— Нет, со счетом у меня плоховато, — ответила она.
Изабель чувствовала, как в ней нарастает раздражение. Присутствие Гизелы иногда казалось ей наказанием, а не благословением; впрочем, она крепко любила женщину — ведь других друзей у нее не было…
— Я-то думала, что посланцы небес знают абсолютно все, — заметила Изабель.
— Выходит, ты ошибалась, — ответила Гизела.
Судя по взгляду, брошенному ею на подопечную, она знала все мысли девушки.
— Тебе будет намного приятнее, если ты сама разберешься с этим.
— У меня слишком мало времени, — возразила девушка.
— И какие же у тебя срочные дела?
Изабель с тоской посмотрела в окно; лучи послеполуденного солнца проникали в комнату, словно звали ее на волю, подальше от навевающих тоску пыльных бухгалтерских книг.
— Я хотела посидеть в саду и поиграть на флейте, — ответила она. — Неужели ты не можешь мне помочь с этими цифрами? Ну хотя бы сегодня, один разок?
— Ты уже говорила это раньше, — покачала головой Гизела. — И мой ответ не изменился. Сделай это сама. Ты же знаешь, страдания — благо для души.
— Но я заслужила хотя бы немного удовольствия, — раздраженно возразила Изабель.
— Дитя мое, терпение — великая добродетель, — отвечала ей Гизела, не обратив внимания на гневную вспышку подопечной.
— Вера, надежда, милосердие, умеренность, справедливость, благоразумие и стойкость — вот семь добродетелей, — перечислила Изабель и, приподняв бровь, взглянула на свою покровительницу. — Терпение среди них не числится. Как так может быть, что ангелу-хранителю неизвестны семь добродетелей?
— Ну, купи мне индульгенцию, — пожав плечами, ответствовала Гизела. — Я могу перечислить семь смертных грехов. Хочешь?
— Нет уж, благодарю…
— Вот ты где!
При звуке этого голоса Изабель резко обернулась. К столу прошествовала ее мачеха с какой-то бумагой в руке. Изабель годами училась сдерживать свои чувства, и только это удержало ее от гримасы недовольства при виде непрошеной гостьи. Девушка бессознательно коснулась золотого медальона, хранившего миниатюрный портрет матери: это всегда успокаивало ее.
— Я получила прекрасные известия! — воскликнула Дельфиния Монтгомери, размахивая письмом.
— Должно быть, кто-то умер в мучениях…
Изабель хихикнула и бросила короткий взгляд на Гизелу, подумав о том, что та, должно быть, права.
— Над чем ты смеешься? — несколько смутившись, спросила Дельфиния. — И почему, когда я говорю с тобой, ты смотришь в сторону? Надеюсь, ты не собираешься снова начать разговаривать сама с собой?
Изабель мысленно выругала себя: она едва не попалась снова. Гизела была настолько реальна, что девушка часто забывала, что другие ее не видят и не слышат, — а это создавало ей массу проблем.
— Нет, я… я просто задумалась о своем. — Изабель заставила себя улыбнуться, и лицо ее мачехи прояснилось. — И что же за прекрасная новость?
— Наш дорогой Николас навестит нас по дороге в Лондон, — ответила Дельфиния.
— Проклятие! — выругалась Гизела.
— Мягко сказано, — пробормотала Изабель.
— Что — мягко сказано? — поинтересовалась Дельфиния. — Изабель, ты что, больна?
— Нет, просто немного устала…
— Послушай моего совета, — снова заговорила Дельфиния. — Думай о Николасе как о человеке, который, возможно, станет твоим мужем. Ты же знаешь, лучшей партии, чем мой племянник, нельзя и пожелать.
— Я пока что не испытываю желания выходить замуж за кого бы то ни было, — ответила Изабель, стараясь удержаться от гримасы отвращения: Николас де Джуэл всегда напоминал ей злобного хорька. — Прости, но я еще не закончила с этими счетами.
Дельфиния поняла намек и направилась было к дверям, но задержалась на пороге.
— Кстати, о счетах: как-то так вышло, что я уже потратила свое месячное содержание, — с просительной улыбкой проговорила она. — Не могла бы я…
— Нет, — отрезала Изабель, жестко взглянула на мачеху и прибавила: — Если сегодня я дам тебе денег — завтра ты потребуешь еще больше. Пора бы уж научиться экономить и разумно расходовать деньги!
— Послушайте, юная леди!..
— Я не собираюсь тебя слушать, — прервала ее Изабель. — Если твое месячное содержание кажется тебе недостаточным, попроси Майлза его увеличить.