Страница:
В 95-м - 96-м годах в этих очередях стояли и мои друзья. А потом не стало больше очередей. То ли книги кончились, то ли перестали их принимать. Из-за отсутствия спроса.
Сейчас вообще разрушается вся традиционная, российская, самая на- дежная в мире инфраструктура знания, основанная на печатном слове. С началом реформ немедленно упал в десятки раз, как по количеству наи- менований, так и по объему тиражей, выпуск научно-технической литера- туры. Например, издательство "Наука" выпустило в 1990 г. свыше 2 млн. книг, а уже в 1992 г. - всего 40 тыс. В последние годы крупные госу- дарственные издательства почти не издают научную литературу, частные - не издают ее совершенно. Такие издания считаются "некоммерческими". (На Западе научное и специальное книгоиздание - одна из самых при- быльных сфер издательского бизнеса, что вполне естественно при эконо- мике наукоемких производств.)
Правда, государственные и особенно частные издательства в больших количествах выпускают книги по всем отраслям экономики, финансов, управления - маркетинг, менеджмент, банковское дело, налоги и т.д. Но какая может быть экономика без материального производства? И еще: широким потоком выходят книги по компьютерам, их устройству и работе с ними. Но ведь при отсутствии книг по математике, физике, химии, электронике, новейшим технологическим процессам, на той компьютерной литературе, что есть, можно вырастить только п о л ь з о в а т е- л е й иностранных компьютеров, а никак не с о з д а т е л е й сво- их, отечественных. Даже по ситуации на книжном рынке видно, как да- леко зашел процесс превращения России из "третьего Рима" в "третий мир".
А тиражи научно-популярных журналов к 1999 году упали по сравнению с 1989-м почти в сто раз: "Наука и жизнь" - с 3 000 000 до 32 000, "Знание - Сила" - с 400 000 до 6000, "Изобретатель и рационализатор" - с 480 000 до 6000. Так и быть, двукратное сокращение тиражей будем считать следствием распада Союза (хотя и это потери России, именно она была заинтересована в том, чтобы сохранить на территории СНГ еди- ное и объединяющее информационное пространство, в котором доминирова- ла бы). А уж все остальное падение - потери самой России в чистом ви- де. Наша интеллигенция лишается не только источников информации, но и возможностей для обмена мнениями, дискуссий, а значит, для единения и влияния на жизнь своей страны.
Мне могут возразить: журналы - это п о д п и с н ы е издания. Раз катятся вниз тиражи, значит, нет спроса. Верно, только с одним уточнением: нет п л а т е ж е с п о с о б н о г о спроса. Может ли инженер омертвевшего НПО, получающий в месяц рублей 400 - 500 (весна 1999 г.) и то с задержками, для которого обыкновенная зубная пломба, не говоря уж о коронке, становится неразрешимой финансовой проблемой, истратить 150 - 160 рублей на полугодовую подписку научно-популярного журнала? Конечно, не может.
Приходится слышать и иные возражения: научные книги, журналы - это вчерашний день в эпоху компьютеров, компакт-дисков, Интернета. Но, во-первых, многие ли из нищих российских интеллигентов могут купить себе компьютер, да еще приобретать компакт-диски и платить за вход в Интернет? А во-вторых (при других обстоятельствах это было бы "во-пе- рвых"), тот же Интернет - великолепный справочник, информатор, поч- тальон, необъятное рабочее поле для профессионала. Но ни он, ни ком- пакт-диски не смогут, - по крайней мере, в настоящее время и в обоз- римом будущем, - стать, например, для студента таким же источником знаний и воспитателем, как научная книга, а для сложившегося специа- листа - таким же собеседником, как научный журнал.
Мы ничуть не отклонимся от темы, если отметим: буквально все жут- кое зрелище нынешнего книжно-газетно-журнального рынка обусловлено нищетой нашей интеллигенции. Она не может "проголосовать рублем" за те издания, которые отвечают ее уровню и вкусам. Поэтому и тиражи ли- тературных журналов - "Невы", "Звезды", "Знамени", "Октября", "Дружбы народов", "Нового мира" - колеблются на грани полного исчезновения: 5 - 10, самое большее, 15 - 20 тысяч на всю 140-миллионную страну. Поэтому исторические монографии, книги по искусству выходят мизерными тиражами и недоступны по цене большинству потенциальных читателей. Поэтому и серьезная современная беллетристика издается, в лучшем слу- чае, трехтысячными тиражами, а большей частью - не издается совсем.
Так что, вопли критики об упадке и чуть ли не гибели русской лите- ратуры направлены не по тому адресу. Дело не в авторах, а в издате- лях, действующих по законам дикого рынка. Если в застойные годы мы не знали, какая же у нас пишется литература, то теперь не знаем тем бо- лее.
Сам по себе спрос - не платежеспособный, а духовный, - пока еще (пока) сохраняется. Как велика, например, тяга к настоящей поэзии! Вспомните, какие аудитории собирают редкие на нашем телеэкране вечера авторской песни, и какие лица у сидящих в зале. Если бы сейчас оживи- лась экономическая конъюнктура, стал более востребованным интеллекту- альный труд, и доходы в семьях российских интеллигентов выросли хотя бы до реального прожиточного минимума (в июне 1999 г. в Петербурге он составлял 1600 рублей в месяц на человека, а уровень нормальной жизни был втрое больше), можно не сомневаться: тиражи даже существующих на- учно-популярных и литературных журналов немедленно выросли бы, по меньшей мере, раз в десять. А главное, появились бы новые журналы и издательства, стали бы выходить - и раскупаться - книги, которые сей- час не могут пробиться к читателю, как "некоммерческие". И русская литература наконец-то вместо гримасы обрела бы свое настоящее лицо.
Но экономического чуда, даже такого скромного, у нас не предвидит- ся. И пока что, кто платит, тот заказывает музыку. Деньги есть только у хозяев жизни номенклатурно-мафиозного пошиба, да их разросшейся обслуги, от охранников до нотариусов. А этим нужно чтиво, нужна раз- влекуха. Именно на удовлетворении их потребностей и возрос нынешний издательский бизнес, с его бесстыжими, а большей частью и откровенно безграмотными издателями-дельцами.
Именно поэтому издательства потоками извергают на прилавки неотли- чимые друг от друга "бестселлеры" о приключениях современных банди- тов. Поэтому полупорнографические и просто порнографические журналы и газеты, в цвете и глянце, вываливаются с типографских машин тиражами в миллионы экземпляров. Поучительное чтение, особенно для молодежи. Так, о великих деятелях русской культуры "юноша, обдумывающий житье", сможет узнать, что один из них был импотентом, другой - гомосексуа- листом, а третья - лесбиянкой. Вот и вся культура. Нынешний издатель- ский бизнес не просто рассчитан на читателей-невежд, он активно их формирует, под себя.
Невежество порождает безумие, и вот по стране уже разливается по- топ какого-то раннесредневекового мракобесия. Вспоминается, как в конце 80-х мы смеялись над "возрождением" астрологии. Увы, то были цветочки, невинные игры. В конце 90-х широким фронтом идут в наступ- ление на умы и души соотечественников экстрасенсы, чародеи, волхвы, ясновидцы, маги, колдуны, "академики" всевозможных "академий" - эзо- терических наук, иррациональной психологии, белой и черной магии, и прочая, и прочая. Судя по тому, что объявления "академиков" печатают- ся непрерывно, дела у них идут прекрасно, денег хватает, а это зна- чит, находится все больше клиентов (жертв), которые деньги приносят.
Безумие всегда агрессивно, оно спешит нанести разуму опережающий удар. И вот уже в средствах массовой информации визгливо клеймятся, как мракобесие и отсталость, не шарлатанские промыслы колдунов, а, напротив, любые сомнения в истинности всех этих разноцветных магий, "тонких миров" и прочей "эзотерики". Высмеиваются настоящая наука и реальные знания.
Вспоминается отчаянный крик Юрия Карякина в декабре 1993-го: "Рос- сия, ты одурела?!" Дуреет, дуреет. В 1996 - 1997 г.г. Институт психо- логии РАН в одной из областей страны провел исследование по определе- нию IQ (интеллектуального коэффициента) среди различных групп населе- ния. Результат был ошеломляющим. О нем поведал заместитель директора института В.Дружинин в интервью "Общей газете" (17.04.97): "IQ лиц, принадлежащих к управленческой и деловой элите, оказался ниже, чем в среднем по популяции". В переводе с научного на общежитейский: в ны- нешних условиях в России пробиваются к преуспеванию, - во власти ли, в бизнесе, - с а м ы е т у п ы е.
Результат этого исследования точно указывает, куда идет страна. В нем и ответ на вопрос, который так любят с ехидцей задавать интелли- гентам иные дураковатые журналисты и телекомментаторы: "Если ты такой умный, почему ты такой бедный?"
Наука и будущее России
Сейчас вообще разрушается вся традиционная, российская, самая на- дежная в мире инфраструктура знания, основанная на печатном слове. С началом реформ немедленно упал в десятки раз, как по количеству наи- менований, так и по объему тиражей, выпуск научно-технической литера- туры. Например, издательство "Наука" выпустило в 1990 г. свыше 2 млн. книг, а уже в 1992 г. - всего 40 тыс. В последние годы крупные госу- дарственные издательства почти не издают научную литературу, частные - не издают ее совершенно. Такие издания считаются "некоммерческими". (На Западе научное и специальное книгоиздание - одна из самых при- быльных сфер издательского бизнеса, что вполне естественно при эконо- мике наукоемких производств.)
Правда, государственные и особенно частные издательства в больших количествах выпускают книги по всем отраслям экономики, финансов, управления - маркетинг, менеджмент, банковское дело, налоги и т.д. Но какая может быть экономика без материального производства? И еще: широким потоком выходят книги по компьютерам, их устройству и работе с ними. Но ведь при отсутствии книг по математике, физике, химии, электронике, новейшим технологическим процессам, на той компьютерной литературе, что есть, можно вырастить только п о л ь з о в а т е- л е й иностранных компьютеров, а никак не с о з д а т е л е й сво- их, отечественных. Даже по ситуации на книжном рынке видно, как да- леко зашел процесс превращения России из "третьего Рима" в "третий мир".
А тиражи научно-популярных журналов к 1999 году упали по сравнению с 1989-м почти в сто раз: "Наука и жизнь" - с 3 000 000 до 32 000, "Знание - Сила" - с 400 000 до 6000, "Изобретатель и рационализатор" - с 480 000 до 6000. Так и быть, двукратное сокращение тиражей будем считать следствием распада Союза (хотя и это потери России, именно она была заинтересована в том, чтобы сохранить на территории СНГ еди- ное и объединяющее информационное пространство, в котором доминирова- ла бы). А уж все остальное падение - потери самой России в чистом ви- де. Наша интеллигенция лишается не только источников информации, но и возможностей для обмена мнениями, дискуссий, а значит, для единения и влияния на жизнь своей страны.
Мне могут возразить: журналы - это п о д п и с н ы е издания. Раз катятся вниз тиражи, значит, нет спроса. Верно, только с одним уточнением: нет п л а т е ж е с п о с о б н о г о спроса. Может ли инженер омертвевшего НПО, получающий в месяц рублей 400 - 500 (весна 1999 г.) и то с задержками, для которого обыкновенная зубная пломба, не говоря уж о коронке, становится неразрешимой финансовой проблемой, истратить 150 - 160 рублей на полугодовую подписку научно-популярного журнала? Конечно, не может.
Приходится слышать и иные возражения: научные книги, журналы - это вчерашний день в эпоху компьютеров, компакт-дисков, Интернета. Но, во-первых, многие ли из нищих российских интеллигентов могут купить себе компьютер, да еще приобретать компакт-диски и платить за вход в Интернет? А во-вторых (при других обстоятельствах это было бы "во-пе- рвых"), тот же Интернет - великолепный справочник, информатор, поч- тальон, необъятное рабочее поле для профессионала. Но ни он, ни ком- пакт-диски не смогут, - по крайней мере, в настоящее время и в обоз- римом будущем, - стать, например, для студента таким же источником знаний и воспитателем, как научная книга, а для сложившегося специа- листа - таким же собеседником, как научный журнал.
Мы ничуть не отклонимся от темы, если отметим: буквально все жут- кое зрелище нынешнего книжно-газетно-журнального рынка обусловлено нищетой нашей интеллигенции. Она не может "проголосовать рублем" за те издания, которые отвечают ее уровню и вкусам. Поэтому и тиражи ли- тературных журналов - "Невы", "Звезды", "Знамени", "Октября", "Дружбы народов", "Нового мира" - колеблются на грани полного исчезновения: 5 - 10, самое большее, 15 - 20 тысяч на всю 140-миллионную страну. Поэтому исторические монографии, книги по искусству выходят мизерными тиражами и недоступны по цене большинству потенциальных читателей. Поэтому и серьезная современная беллетристика издается, в лучшем слу- чае, трехтысячными тиражами, а большей частью - не издается совсем.
Так что, вопли критики об упадке и чуть ли не гибели русской лите- ратуры направлены не по тому адресу. Дело не в авторах, а в издате- лях, действующих по законам дикого рынка. Если в застойные годы мы не знали, какая же у нас пишется литература, то теперь не знаем тем бо- лее.
Сам по себе спрос - не платежеспособный, а духовный, - пока еще (пока) сохраняется. Как велика, например, тяга к настоящей поэзии! Вспомните, какие аудитории собирают редкие на нашем телеэкране вечера авторской песни, и какие лица у сидящих в зале. Если бы сейчас оживи- лась экономическая конъюнктура, стал более востребованным интеллекту- альный труд, и доходы в семьях российских интеллигентов выросли хотя бы до реального прожиточного минимума (в июне 1999 г. в Петербурге он составлял 1600 рублей в месяц на человека, а уровень нормальной жизни был втрое больше), можно не сомневаться: тиражи даже существующих на- учно-популярных и литературных журналов немедленно выросли бы, по меньшей мере, раз в десять. А главное, появились бы новые журналы и издательства, стали бы выходить - и раскупаться - книги, которые сей- час не могут пробиться к читателю, как "некоммерческие". И русская литература наконец-то вместо гримасы обрела бы свое настоящее лицо.
Но экономического чуда, даже такого скромного, у нас не предвидит- ся. И пока что, кто платит, тот заказывает музыку. Деньги есть только у хозяев жизни номенклатурно-мафиозного пошиба, да их разросшейся обслуги, от охранников до нотариусов. А этим нужно чтиво, нужна раз- влекуха. Именно на удовлетворении их потребностей и возрос нынешний издательский бизнес, с его бесстыжими, а большей частью и откровенно безграмотными издателями-дельцами.
Именно поэтому издательства потоками извергают на прилавки неотли- чимые друг от друга "бестселлеры" о приключениях современных банди- тов. Поэтому полупорнографические и просто порнографические журналы и газеты, в цвете и глянце, вываливаются с типографских машин тиражами в миллионы экземпляров. Поучительное чтение, особенно для молодежи. Так, о великих деятелях русской культуры "юноша, обдумывающий житье", сможет узнать, что один из них был импотентом, другой - гомосексуа- листом, а третья - лесбиянкой. Вот и вся культура. Нынешний издатель- ский бизнес не просто рассчитан на читателей-невежд, он активно их формирует, под себя.
Невежество порождает безумие, и вот по стране уже разливается по- топ какого-то раннесредневекового мракобесия. Вспоминается, как в конце 80-х мы смеялись над "возрождением" астрологии. Увы, то были цветочки, невинные игры. В конце 90-х широким фронтом идут в наступ- ление на умы и души соотечественников экстрасенсы, чародеи, волхвы, ясновидцы, маги, колдуны, "академики" всевозможных "академий" - эзо- терических наук, иррациональной психологии, белой и черной магии, и прочая, и прочая. Судя по тому, что объявления "академиков" печатают- ся непрерывно, дела у них идут прекрасно, денег хватает, а это зна- чит, находится все больше клиентов (жертв), которые деньги приносят.
Безумие всегда агрессивно, оно спешит нанести разуму опережающий удар. И вот уже в средствах массовой информации визгливо клеймятся, как мракобесие и отсталость, не шарлатанские промыслы колдунов, а, напротив, любые сомнения в истинности всех этих разноцветных магий, "тонких миров" и прочей "эзотерики". Высмеиваются настоящая наука и реальные знания.
Вспоминается отчаянный крик Юрия Карякина в декабре 1993-го: "Рос- сия, ты одурела?!" Дуреет, дуреет. В 1996 - 1997 г.г. Институт психо- логии РАН в одной из областей страны провел исследование по определе- нию IQ (интеллектуального коэффициента) среди различных групп населе- ния. Результат был ошеломляющим. О нем поведал заместитель директора института В.Дружинин в интервью "Общей газете" (17.04.97): "IQ лиц, принадлежащих к управленческой и деловой элите, оказался ниже, чем в среднем по популяции". В переводе с научного на общежитейский: в ны- нешних условиях в России пробиваются к преуспеванию, - во власти ли, в бизнесе, - с а м ы е т у п ы е.
Результат этого исследования точно указывает, куда идет страна. В нем и ответ на вопрос, который так любят с ехидцей задавать интелли- гентам иные дураковатые журналисты и телекомментаторы: "Если ты такой умный, почему ты такой бедный?"
Наука и будущее России
Но есть ли вообще у России будущее? Этот вопрос все чаще возникает на страницах серьезной периодики, ныне, увы, малотиражной и малочита- емой, так что ее тревожные сигналы достигают слуха немногих. Но сами эти сигналы - повторяющиеся, нарастающие, - несомненно, являются от- звуком широко распространенных в обществе настроений.
Вот и академик Моисеев одну из своих статей озаглавил "Можно ли говорить о России в будущем времени?" ("Наука и жизнь", N6, 1998). Красноречивое название, точно отражающее суть статьи, в которой он пытается полемизировать с итальянским журналистом Дж. Кьеза, хорошо знающим и любящим нашу страну, выпустившим книгу с заголовком, звуча- щим как приговор: "Прощай, Россия". Кьеза констатирует окончание ис- тории России, как самостоятельного фактора планетарной истории и ак- тивного субъекта мировой политики.
Но ведь предчувствие того, что наша страна не имеет будущего, му- чает и простого российского обывателя, который на высокую мировую по- литику был бы рад наплевать. Прежде, чем мы попытаемся разобраться с истоками этих предчувствий, с их обоснованностью, попробуем вспом- нить: а не было ли в нашей истории другого времени, когда бы россий- ское общество погружалось в сходную депрессию и ожидало только худше- го? Да, было такое время. И хочу рассказать, как однажды, случайно, донесся до меня тревожный голос давно минувшего.
В 1989 году, когда уже ощутимо сотрясалась и начинала разрушаться недавно еще казавшаяся незыблемой советская система, я помогал своему другу разбирать книги, оставшиеся от его умершей матери. Покойница всю жизнь преподавала историю партии в Ленинградском Горном институ- те. Попадались любопытные книжицы, вроде доклада Маленкова на ХIХ съезде. Но больше - ерунда: материалы совещаний коммунистических пар- тий 57-го и 60-го года, критика югославского ревизионизма.
И вдруг, из одной брошюрки выскользнула желтая, сухая газетная вы- резка. Старый шрифт, яти, твердые знаки. Статья из газеты 1915 года, оставшаяся, как видно, еще от деда, и матерью почему-то сохраненная. Не просто 15-й год, а именно лето, время "Великого отступления" рус- ской армии. Как можно судить по обрывку соседней заметки, конец ию- ля: Галиция уже оставлена, а Варшава еще не сдана, и еще есть на- дежда, что удастся ее удержать. Текст воспроизвожу, к сожалению, по памяти, своими словами, но по смыслу и, насколько возможно, по лекси- ке - максимально близко к оригиналу. Статья называлась "Почему мы нервничаем?"
"Почему?! - вопрошает безымянный автор. - Откуда это
смятение и мрачные предчувствия в нашем обществе? Посмотри-
те на других! Взгляните на Францию! Германские войска нахо-
дятся в ста верстах от Парижа, однако французы не нервнича-
ют. Англия на своем острове терпит неслыханный ущерб от
неприятельских подводных лодок, которые топят ее суда с
припасами. Однако англичане не нервничают! Наконец, в самой
Германии, отдавшей всех здоровых мужчин-бауэров на войну и
отрезанной британским флотом от мировой торговли, не хвата-
ет провизии, население близко к голоду. Однако же и немцы не нервничают!
Так что случилось с нами? У нас затронут язвой поражения
лишь самый краешек нашего громадного тела. Мы еще и не ра-
нены по-настоящему, наш организм силен. Но мы не ощущаем
своей исполинской силы оттого, что после первых ударов
судьбы готовы сломиться душою…
До сих пор у единственного народа в мире возникал в
фольклоре и поэзии пророческий сюжет о грядущей полной его
погибели, о превращении всей страны в огромную могилу, над
которою с ужасом склонятся соседние народы. У мадьяр. Но
сейчас и мадьяры не нервничают, а храбро сражаются против
нас за империю, на которую в мирные времена столько излива-
ли недовольства…
Итак, главный российский вопрос сейчас, как, впрочем, и
всегда в нашем обществе: "Почему мы нервничаем?" - (А как
же "Что делать?" - слегка удивился я. - А где же "Кто вино-
ват?") - Но если раньше этот вопрос был уделом одного толь-
ко образованного круга, то теперь мрачные предчувствия, по-
добные видениям старых мадьярских поэтов и, казалось бы,
глубоко чуждые нашему народному духу, проникли в самую ши-
рокую массу.
Предчувствуем ли мы приближение неподвластных нашей воле
событий, куда более грозных, чем нынешние военные неудачи?
Или же ответ на вопрос заключен в самом его рождении и по-
вторении, и подобно тому, как спокойный или нервический ха-
рактер одного человека хорошо или дурно определяет его
частную судьбу, так и характер народа предопределяет судьбу
всеобщую?
Но если так, скажут нам, то потеряно все. Нет, возразим
мы, как раз в этом случае еще ничего не потеряно! Но для
спасения необходимо, чтобы образованная часть общества нес-
ла в толщу народную спокойствие, а не тревогу. Несла пони-
мание того, что не искать надо ответа на проклятый вопрос,
а отвергнуть его и перестать нервничать. И чем более удаст-
ся смягчить остроту нашего главного вопроса, тем скорее…"
Нижняя часть статьи не просто оторвалась, а словно отломилась по сгибу пересохшего темного листка. Я безнадежно пролистал брошюру, из которой он выпал, потом другую, третью. Мелькали перед глазами отлич- но пролежавшие двадцать и тридцать лет белые глянцевитые страницы с четким шрифтом, какие-то цифры, диаграммы по годам и пятилеткам. Словно мелькнувшее видение времен, когда проклятый вопрос был наконец успешно изгнан. И, казалось, навсегда.
С тех пор прошло десять лет. В 1994-м умер и сам мой друг. Умер после гибели основанного им научно-производственного кооператива, от которого остались только безнадежные долги, после двух лет безработи- цы, нищеты, угроз бандитской группировки, перехватившей долговые обя- зательства. Умер в 48 лет от второго инфаркта, обратившись перед этим от безысходности и отчаяния к Богу, как это происходит теперь со мно- гими. Некрещеный в детстве своими партийными родителями, он крестился незадолго до смерти, приняв протестантство. По моему атеистическому разумению, собрания этой общины оказывали на него умиротворяющее пси- хотерапевтическое воздействие. Он умер легко и спокойно. Мы дружили почти сорок лет.
Пропал тот газетный лоскут, теперь я жалею, что не выпросил его себе, однако горестное недоумение и оборванные на полуслове надежды безымянного автора из 1915 года не выходят у меня из памяти. Так от- чего же сегодня "главный российский вопрос" мучает нас с остротой не- бывалой? П о ч е м у м ы н е р в н и ч а е м?
Может быть, действительно, российское общество, во всяком случае образованная часть, просто страдает некоей врожденной мнительностью и нервозностью? Да нет, если говорить о 1915-м годе, какая уж тут мни- тельность? Точное предчувствие. Ждали катастрофу, и она разразилась.
Но, в таком случае, нельзя ли надеяться, что сегодняшние страхи российской интеллигенции (и радость наших недоброжелателей, и печаль сочувствующих, вроде Кьезы) преувеличены? Вот, в 1915-м году, хоть и боялись, хоть в самом деле тогдашнее общество вскоре было сметено, однако потом Россия, пусть в ином обличье, пусть ценой невероятных и неоправданных жертв, снова поднялась, выиграла величайшую войну, пер- вой вышла в Космос. И вообще, сколько раз в своей истории переживала Россия периоды упадка, разрухи, была близка к гибели, но постепенно опять собиралась и вставала перед миром обновленная, в еще большем могуществе.
Так, может быть, и сейчас мы просто пересекаем очередную черную полосу, и все происходящее - трагедия одного, самое большее, двух по- колений, но никак не конец света в отдельно взятой стране? Тем более, что, как бы ни бесились самые очумелые из национал-патриотов, боль- шинство наших сограждан вовсе не жаждет обязательного восстановления имперского величия и охотно согласилось бы на то, чтобы Россия возро- дилась не сверхдержавой, а пусть скромной, но спокойной и процветаю- щей страной. Хотя бы такой, как Испания, в прошлом мировая сверхдер- жава номер один, а ныне - вполне заурядное и вполне благополучное го- сударство. Неужели нам и такого не суждено?
Что ж, попробуем задать себе еще один вопрос: п о х о ж л и тот страх перед будущим, который мы испытываем сегодня, на пороге ХХI ве- ка, на давний страх времен Первой Мировой? И мы сразу почувствуем: нынешний страх - иной, природа его - иная. В 1915-м году боялись на- двигающейся катастрофы, это был как бы страх молодого, полного жиз- ненных сил человека перед угрозой убийства. Сейчас мы испытываем страх, подобный страху больного старика, осознавшего смертельный ха- рактер своей болезни. По сути, даже не страх, а чувство обреченности.
Что случилось, ведь каких-нибудь 20 лет назад, несмотря на все пе- режитые нами в ХХ веке трагедии и неисчислимые потери, несмотря на угрозу ядерной войны, несмотря на удушающую атмосферу застоя, интел- лигенция не мучалась предчувствиями "в духе старых мадьярских поэ- тов", не думала о погибели своей страны? Да, конечно, сейчас рухнула прежняя налаженная жизнь, распалась империя, кругом нищета и челове- ческие трагедии. Но неужели весь народ вот так, за два десятилетия, исторически мгновенно, с о с т а р и л с я? Эдакой быстроты, ка- жется, не допускает и Лев Гумилев с его пресловутыми "пассионарными циклами".
И здесь мы начнем возвращаться к главной теме нашей книги. Разру- шив почти всю свою науку, изгнав, уничтожив морально и выморив физи- чески значительную часть своей интеллигенции, Россия потеряла способ- ность к самостоятельному научно-техническому прогрессу. Она прекрати- ла движение курсом гуманной пули - к технологическому могуществу и, в конечном счете, к технологическому бессмертию. И случилось это в са- мый неудачный момент нашей исторической судьбы, какой только можно представить. В момент, когда в самом деле началось стремительное и необратимое биологическое старение народа.
В семидесятые - восьмидесятые годы в России (именно в России, не будем и говорить о бывших среднеазиатских и закавказских советских республиках) было еще молодым ее последнее многочисленное поколение, родившееся после войны, в конце 40-х - начале 50-х, когда и в город- ских семьях появлялись на свет по двое-трое детей, а на селе - и того больше. Маразматический сталинский режим с брежневским лицом не дал этому поколению реализовать свой огромный интеллектуальный потенциал в сфере научно-технического творчества, то есть совершить дело, кото- рое только и могло бы скомпенсировать - с точки зрения выживания всей страны - неизбежное старение и сокращение населения. Неизбежное, по- скольку в России, как во всех индустриальных странах, завершивших де- мографический переход, падала рождаемость, вплоть до уровня ниже простого воспроизводства - один-два ребенка в семье.
В короткий период перестроечных надежд - 1986 - 87 г.г. - рождае- мость чуть пошла было на подъем. Но с тех пор, как "перестройка" при- няла разрушительный характер, и особенно в ходе так называемых ре- форм, отбросивших Россию в первобытный капитализм, демографическая ситуация стала просто гибельной. Сошлемся на одного из самых автори- тетных исследователей этой проблемы - академика И.Гундарова. Он пи- шет, что в 90-х годах в России стали рожать в два раза меньше детей, чем десятилетием раньше. Сейчас у нас самая низкая рождаемость в ми- ре, а 15% российских семей вообще бесплодны. При этом резко сократи- лась средняя продолжительность жизни и в полтора раза выросла смерт- ность. Менее, чем за десятилетие, с 1991 до 2000 года, убыль населе- ния в России составит около 10 миллионов человек.
При сохранении этих тенденций, - прогнозирует Гундаров, - к 2060 году население России уменьшится вдвое (до 70 - 80 миллионов). Но го- раздо раньше, уже в первом десятилетии ХХI века, наступит необратимая деформация: количество пенсионеров превысит 50% населения (достигнет пенсионного возраста то самое, многочисленное и нереализовавшееся послевоенное поколение). К тому же, во второй, "допенсионной" полови- не, включая и детей, значительно возрастет количество инвалидов. Это приведет к дальнейшему, резкому снижению творческой энергии и произ- водительных возможностей нации.
Такое население будет уже не в силах справляться даже с задачами простого жизнеобеспечения собственного государства, с охраной границ, с поддержанием внутренней безопасности. Безработица, конечно, исчез- нет, каждая пара рабочих рук будет на счету, но все равно придется привлекать в страну возрастающие массы иммигрантов. Откуда - нетруд- но догадаться. Отвергая любую ксенофобию, но глядя правде в глаза, придется признать: это привлечение (и самовольное проникновение, ко- торое нарастает уже сейчас) породят хаос, преступность и терроризм такого масштаба, по сравнению с которым нынешние проблемы России с Чечней или Югославии с ее албанцами покажутся детской забавой.
Последние сведения Министерства образования показывают, что расче- ты Гундарова, опубликованные в 1997 году, были еще оптимистичны. Фак- тически в 1999 году пошли в первый класс в два с лишним раза меньше детишек, чем в 1989-м, а к 2005-му их число сократится еще в два ра- за. Это обвал.
Так что, не сбудется даже пророчество уважаемого Александра Воло- дина: "Через поколение у нас наладится жизнь стабильной малоразвитой страны. И слава Богу!" Вместо этого фактически начнется исчезновение нации, объединенной русским языком, русской культурой, российской ис- торией, с исторической арены. Такая угроза исчезновения "естественным путем" не возникала еще ни перед одним государством, кроме России.
Итак, перед нашей страной закрылись оба пути в будущее - науч- но-технический, ведущий в конечном счете к технологическому индивиду- альному бессмертию, и биологический, ведущий к бессмертию нации путем нормальной смены поколений. Отсюда и томящее нас чувство смертной об- реченности. Оно только усиливается от сознания, что состарившаяся и тяжело больная Россия - с ее громадным открытым пространством - окру- жена энергичными, жизнеспособными народами.
С одной стороны - Запад, с его низкой рождаемостью и стабильным по численности населением, завершивший демографический переход, осущест- вляющий свою экспансию прежде всего в интеллектуальной сфере. С дру- гой - страны Юга и Юго-Востока. Здесь научно-технический прогресс ли- бо движется медленней, чем на Западе (Китай), либо вообще воспринима- ется, как нечто враждебное (там, где господствует исламский фундамен- тализм). Но это - страны в стадии демографического взрыва, с высокой рождаемостью, с громадными массами молодежи, ищущей выход для своей энергии. Направлением их экспансии неизбежно станут (уже становятся) российские просторы.
А теперь попытаемся представить себе, как модно теперь выражаться, "сценарии" будущего развития событий в России. Исходить будем из трех очевидных условий. Во-первых: у нас очень мало молодежи. Во-вторых: у нас частично разрушен, частично парализован научно-технический ком- плекс, уничтожена значительная часть интеллигенции. И, наконец, в третьих: у нас все еще сохраняется, хоть и съежившаяся, хоть обни- щавшая до лохмотьев, система государственного высшего образования; сохраняется, хотя бы в виде скелета, на который при очень большом же- лании и еще большем умении можно нарастить мышцы, структура науки - НИИ, НПО, целые научные города; а главное, пока еще (пока!) сохраня- ются о с т а т к и научно-технической интеллигенции, которые спо- собны воспитать из склонной к тому, совсем уж малочисленной части ны- нешней молодежи своих преемников.
Сразу скажем, что развитие событий по самому катастрофическому ва- рианту - массовые мятежи, новая гражданская война - представляется маловероятным. Просто потому, что старящееся население почти невоз- можно поднять на восстание, тем более на кровавую междоусобицу. У нас слишком мало молодежи, а значит, мало энергии, хотя бы и безумной. Не можем поэтому согласиться и с В.В.Белоцерковским, который так объ- ясняет причины пассивности, как он выражается, инженерно-рабочего класса:
"Феодальный "социализм" Сталина и брежневский режим за
долгие годы их существования отучили людей от политической
активности, от способности к самоорганизации и защите своих
интересов, которой раньше, худо ли бедно, обладали даже ма-
лограмотные рабочие царского времени. Наши реформаторы дол-
жны были бы поставить памятник Сталину. Без него они уже
давно летели бы вверх тормашками!"
Славное, конечно, было бы зрелище: Ельцин, Гайдар, Чубайс, Черно- мырдин, Березовский торжественно открывают новый памятник Сталину. Но они с чистой душой могут этого не делать. В жизнь давно вошло молодое поколение, для которого не только Сталин, но и Брежнев - древняя ис- тория, а не организуется, не бунтует оно прежде всего потому, что ма- лочисленно и рассеяно среди усталых, пожилых людей.
Вот и академик Моисеев одну из своих статей озаглавил "Можно ли говорить о России в будущем времени?" ("Наука и жизнь", N6, 1998). Красноречивое название, точно отражающее суть статьи, в которой он пытается полемизировать с итальянским журналистом Дж. Кьеза, хорошо знающим и любящим нашу страну, выпустившим книгу с заголовком, звуча- щим как приговор: "Прощай, Россия". Кьеза констатирует окончание ис- тории России, как самостоятельного фактора планетарной истории и ак- тивного субъекта мировой политики.
Но ведь предчувствие того, что наша страна не имеет будущего, му- чает и простого российского обывателя, который на высокую мировую по- литику был бы рад наплевать. Прежде, чем мы попытаемся разобраться с истоками этих предчувствий, с их обоснованностью, попробуем вспом- нить: а не было ли в нашей истории другого времени, когда бы россий- ское общество погружалось в сходную депрессию и ожидало только худше- го? Да, было такое время. И хочу рассказать, как однажды, случайно, донесся до меня тревожный голос давно минувшего.
В 1989 году, когда уже ощутимо сотрясалась и начинала разрушаться недавно еще казавшаяся незыблемой советская система, я помогал своему другу разбирать книги, оставшиеся от его умершей матери. Покойница всю жизнь преподавала историю партии в Ленинградском Горном институ- те. Попадались любопытные книжицы, вроде доклада Маленкова на ХIХ съезде. Но больше - ерунда: материалы совещаний коммунистических пар- тий 57-го и 60-го года, критика югославского ревизионизма.
И вдруг, из одной брошюрки выскользнула желтая, сухая газетная вы- резка. Старый шрифт, яти, твердые знаки. Статья из газеты 1915 года, оставшаяся, как видно, еще от деда, и матерью почему-то сохраненная. Не просто 15-й год, а именно лето, время "Великого отступления" рус- ской армии. Как можно судить по обрывку соседней заметки, конец ию- ля: Галиция уже оставлена, а Варшава еще не сдана, и еще есть на- дежда, что удастся ее удержать. Текст воспроизвожу, к сожалению, по памяти, своими словами, но по смыслу и, насколько возможно, по лекси- ке - максимально близко к оригиналу. Статья называлась "Почему мы нервничаем?"
"Почему?! - вопрошает безымянный автор. - Откуда это
смятение и мрачные предчувствия в нашем обществе? Посмотри-
те на других! Взгляните на Францию! Германские войска нахо-
дятся в ста верстах от Парижа, однако французы не нервнича-
ют. Англия на своем острове терпит неслыханный ущерб от
неприятельских подводных лодок, которые топят ее суда с
припасами. Однако англичане не нервничают! Наконец, в самой
Германии, отдавшей всех здоровых мужчин-бауэров на войну и
отрезанной британским флотом от мировой торговли, не хвата-
ет провизии, население близко к голоду. Однако же и немцы не нервничают!
Так что случилось с нами? У нас затронут язвой поражения
лишь самый краешек нашего громадного тела. Мы еще и не ра-
нены по-настоящему, наш организм силен. Но мы не ощущаем
своей исполинской силы оттого, что после первых ударов
судьбы готовы сломиться душою…
До сих пор у единственного народа в мире возникал в
фольклоре и поэзии пророческий сюжет о грядущей полной его
погибели, о превращении всей страны в огромную могилу, над
которою с ужасом склонятся соседние народы. У мадьяр. Но
сейчас и мадьяры не нервничают, а храбро сражаются против
нас за империю, на которую в мирные времена столько излива-
ли недовольства…
Итак, главный российский вопрос сейчас, как, впрочем, и
всегда в нашем обществе: "Почему мы нервничаем?" - (А как
же "Что делать?" - слегка удивился я. - А где же "Кто вино-
ват?") - Но если раньше этот вопрос был уделом одного толь-
ко образованного круга, то теперь мрачные предчувствия, по-
добные видениям старых мадьярских поэтов и, казалось бы,
глубоко чуждые нашему народному духу, проникли в самую ши-
рокую массу.
Предчувствуем ли мы приближение неподвластных нашей воле
событий, куда более грозных, чем нынешние военные неудачи?
Или же ответ на вопрос заключен в самом его рождении и по-
вторении, и подобно тому, как спокойный или нервический ха-
рактер одного человека хорошо или дурно определяет его
частную судьбу, так и характер народа предопределяет судьбу
всеобщую?
Но если так, скажут нам, то потеряно все. Нет, возразим
мы, как раз в этом случае еще ничего не потеряно! Но для
спасения необходимо, чтобы образованная часть общества нес-
ла в толщу народную спокойствие, а не тревогу. Несла пони-
мание того, что не искать надо ответа на проклятый вопрос,
а отвергнуть его и перестать нервничать. И чем более удаст-
ся смягчить остроту нашего главного вопроса, тем скорее…"
Нижняя часть статьи не просто оторвалась, а словно отломилась по сгибу пересохшего темного листка. Я безнадежно пролистал брошюру, из которой он выпал, потом другую, третью. Мелькали перед глазами отлич- но пролежавшие двадцать и тридцать лет белые глянцевитые страницы с четким шрифтом, какие-то цифры, диаграммы по годам и пятилеткам. Словно мелькнувшее видение времен, когда проклятый вопрос был наконец успешно изгнан. И, казалось, навсегда.
С тех пор прошло десять лет. В 1994-м умер и сам мой друг. Умер после гибели основанного им научно-производственного кооператива, от которого остались только безнадежные долги, после двух лет безработи- цы, нищеты, угроз бандитской группировки, перехватившей долговые обя- зательства. Умер в 48 лет от второго инфаркта, обратившись перед этим от безысходности и отчаяния к Богу, как это происходит теперь со мно- гими. Некрещеный в детстве своими партийными родителями, он крестился незадолго до смерти, приняв протестантство. По моему атеистическому разумению, собрания этой общины оказывали на него умиротворяющее пси- хотерапевтическое воздействие. Он умер легко и спокойно. Мы дружили почти сорок лет.
Пропал тот газетный лоскут, теперь я жалею, что не выпросил его себе, однако горестное недоумение и оборванные на полуслове надежды безымянного автора из 1915 года не выходят у меня из памяти. Так от- чего же сегодня "главный российский вопрос" мучает нас с остротой не- бывалой? П о ч е м у м ы н е р в н и ч а е м?
Может быть, действительно, российское общество, во всяком случае образованная часть, просто страдает некоей врожденной мнительностью и нервозностью? Да нет, если говорить о 1915-м годе, какая уж тут мни- тельность? Точное предчувствие. Ждали катастрофу, и она разразилась.
Но, в таком случае, нельзя ли надеяться, что сегодняшние страхи российской интеллигенции (и радость наших недоброжелателей, и печаль сочувствующих, вроде Кьезы) преувеличены? Вот, в 1915-м году, хоть и боялись, хоть в самом деле тогдашнее общество вскоре было сметено, однако потом Россия, пусть в ином обличье, пусть ценой невероятных и неоправданных жертв, снова поднялась, выиграла величайшую войну, пер- вой вышла в Космос. И вообще, сколько раз в своей истории переживала Россия периоды упадка, разрухи, была близка к гибели, но постепенно опять собиралась и вставала перед миром обновленная, в еще большем могуществе.
Так, может быть, и сейчас мы просто пересекаем очередную черную полосу, и все происходящее - трагедия одного, самое большее, двух по- колений, но никак не конец света в отдельно взятой стране? Тем более, что, как бы ни бесились самые очумелые из национал-патриотов, боль- шинство наших сограждан вовсе не жаждет обязательного восстановления имперского величия и охотно согласилось бы на то, чтобы Россия возро- дилась не сверхдержавой, а пусть скромной, но спокойной и процветаю- щей страной. Хотя бы такой, как Испания, в прошлом мировая сверхдер- жава номер один, а ныне - вполне заурядное и вполне благополучное го- сударство. Неужели нам и такого не суждено?
Что ж, попробуем задать себе еще один вопрос: п о х о ж л и тот страх перед будущим, который мы испытываем сегодня, на пороге ХХI ве- ка, на давний страх времен Первой Мировой? И мы сразу почувствуем: нынешний страх - иной, природа его - иная. В 1915-м году боялись на- двигающейся катастрофы, это был как бы страх молодого, полного жиз- ненных сил человека перед угрозой убийства. Сейчас мы испытываем страх, подобный страху больного старика, осознавшего смертельный ха- рактер своей болезни. По сути, даже не страх, а чувство обреченности.
Что случилось, ведь каких-нибудь 20 лет назад, несмотря на все пе- режитые нами в ХХ веке трагедии и неисчислимые потери, несмотря на угрозу ядерной войны, несмотря на удушающую атмосферу застоя, интел- лигенция не мучалась предчувствиями "в духе старых мадьярских поэ- тов", не думала о погибели своей страны? Да, конечно, сейчас рухнула прежняя налаженная жизнь, распалась империя, кругом нищета и челове- ческие трагедии. Но неужели весь народ вот так, за два десятилетия, исторически мгновенно, с о с т а р и л с я? Эдакой быстроты, ка- жется, не допускает и Лев Гумилев с его пресловутыми "пассионарными циклами".
И здесь мы начнем возвращаться к главной теме нашей книги. Разру- шив почти всю свою науку, изгнав, уничтожив морально и выморив физи- чески значительную часть своей интеллигенции, Россия потеряла способ- ность к самостоятельному научно-техническому прогрессу. Она прекрати- ла движение курсом гуманной пули - к технологическому могуществу и, в конечном счете, к технологическому бессмертию. И случилось это в са- мый неудачный момент нашей исторической судьбы, какой только можно представить. В момент, когда в самом деле началось стремительное и необратимое биологическое старение народа.
В семидесятые - восьмидесятые годы в России (именно в России, не будем и говорить о бывших среднеазиатских и закавказских советских республиках) было еще молодым ее последнее многочисленное поколение, родившееся после войны, в конце 40-х - начале 50-х, когда и в город- ских семьях появлялись на свет по двое-трое детей, а на селе - и того больше. Маразматический сталинский режим с брежневским лицом не дал этому поколению реализовать свой огромный интеллектуальный потенциал в сфере научно-технического творчества, то есть совершить дело, кото- рое только и могло бы скомпенсировать - с точки зрения выживания всей страны - неизбежное старение и сокращение населения. Неизбежное, по- скольку в России, как во всех индустриальных странах, завершивших де- мографический переход, падала рождаемость, вплоть до уровня ниже простого воспроизводства - один-два ребенка в семье.
В короткий период перестроечных надежд - 1986 - 87 г.г. - рождае- мость чуть пошла было на подъем. Но с тех пор, как "перестройка" при- няла разрушительный характер, и особенно в ходе так называемых ре- форм, отбросивших Россию в первобытный капитализм, демографическая ситуация стала просто гибельной. Сошлемся на одного из самых автори- тетных исследователей этой проблемы - академика И.Гундарова. Он пи- шет, что в 90-х годах в России стали рожать в два раза меньше детей, чем десятилетием раньше. Сейчас у нас самая низкая рождаемость в ми- ре, а 15% российских семей вообще бесплодны. При этом резко сократи- лась средняя продолжительность жизни и в полтора раза выросла смерт- ность. Менее, чем за десятилетие, с 1991 до 2000 года, убыль населе- ния в России составит около 10 миллионов человек.
При сохранении этих тенденций, - прогнозирует Гундаров, - к 2060 году население России уменьшится вдвое (до 70 - 80 миллионов). Но го- раздо раньше, уже в первом десятилетии ХХI века, наступит необратимая деформация: количество пенсионеров превысит 50% населения (достигнет пенсионного возраста то самое, многочисленное и нереализовавшееся послевоенное поколение). К тому же, во второй, "допенсионной" полови- не, включая и детей, значительно возрастет количество инвалидов. Это приведет к дальнейшему, резкому снижению творческой энергии и произ- водительных возможностей нации.
Такое население будет уже не в силах справляться даже с задачами простого жизнеобеспечения собственного государства, с охраной границ, с поддержанием внутренней безопасности. Безработица, конечно, исчез- нет, каждая пара рабочих рук будет на счету, но все равно придется привлекать в страну возрастающие массы иммигрантов. Откуда - нетруд- но догадаться. Отвергая любую ксенофобию, но глядя правде в глаза, придется признать: это привлечение (и самовольное проникновение, ко- торое нарастает уже сейчас) породят хаос, преступность и терроризм такого масштаба, по сравнению с которым нынешние проблемы России с Чечней или Югославии с ее албанцами покажутся детской забавой.
Последние сведения Министерства образования показывают, что расче- ты Гундарова, опубликованные в 1997 году, были еще оптимистичны. Фак- тически в 1999 году пошли в первый класс в два с лишним раза меньше детишек, чем в 1989-м, а к 2005-му их число сократится еще в два ра- за. Это обвал.
Так что, не сбудется даже пророчество уважаемого Александра Воло- дина: "Через поколение у нас наладится жизнь стабильной малоразвитой страны. И слава Богу!" Вместо этого фактически начнется исчезновение нации, объединенной русским языком, русской культурой, российской ис- торией, с исторической арены. Такая угроза исчезновения "естественным путем" не возникала еще ни перед одним государством, кроме России.
Итак, перед нашей страной закрылись оба пути в будущее - науч- но-технический, ведущий в конечном счете к технологическому индивиду- альному бессмертию, и биологический, ведущий к бессмертию нации путем нормальной смены поколений. Отсюда и томящее нас чувство смертной об- реченности. Оно только усиливается от сознания, что состарившаяся и тяжело больная Россия - с ее громадным открытым пространством - окру- жена энергичными, жизнеспособными народами.
С одной стороны - Запад, с его низкой рождаемостью и стабильным по численности населением, завершивший демографический переход, осущест- вляющий свою экспансию прежде всего в интеллектуальной сфере. С дру- гой - страны Юга и Юго-Востока. Здесь научно-технический прогресс ли- бо движется медленней, чем на Западе (Китай), либо вообще воспринима- ется, как нечто враждебное (там, где господствует исламский фундамен- тализм). Но это - страны в стадии демографического взрыва, с высокой рождаемостью, с громадными массами молодежи, ищущей выход для своей энергии. Направлением их экспансии неизбежно станут (уже становятся) российские просторы.
А теперь попытаемся представить себе, как модно теперь выражаться, "сценарии" будущего развития событий в России. Исходить будем из трех очевидных условий. Во-первых: у нас очень мало молодежи. Во-вторых: у нас частично разрушен, частично парализован научно-технический ком- плекс, уничтожена значительная часть интеллигенции. И, наконец, в третьих: у нас все еще сохраняется, хоть и съежившаяся, хоть обни- щавшая до лохмотьев, система государственного высшего образования; сохраняется, хотя бы в виде скелета, на который при очень большом же- лании и еще большем умении можно нарастить мышцы, структура науки - НИИ, НПО, целые научные города; а главное, пока еще (пока!) сохраня- ются о с т а т к и научно-технической интеллигенции, которые спо- собны воспитать из склонной к тому, совсем уж малочисленной части ны- нешней молодежи своих преемников.
Сразу скажем, что развитие событий по самому катастрофическому ва- рианту - массовые мятежи, новая гражданская война - представляется маловероятным. Просто потому, что старящееся население почти невоз- можно поднять на восстание, тем более на кровавую междоусобицу. У нас слишком мало молодежи, а значит, мало энергии, хотя бы и безумной. Не можем поэтому согласиться и с В.В.Белоцерковским, который так объ- ясняет причины пассивности, как он выражается, инженерно-рабочего класса:
"Феодальный "социализм" Сталина и брежневский режим за
долгие годы их существования отучили людей от политической
активности, от способности к самоорганизации и защите своих
интересов, которой раньше, худо ли бедно, обладали даже ма-
лограмотные рабочие царского времени. Наши реформаторы дол-
жны были бы поставить памятник Сталину. Без него они уже
давно летели бы вверх тормашками!"
Славное, конечно, было бы зрелище: Ельцин, Гайдар, Чубайс, Черно- мырдин, Березовский торжественно открывают новый памятник Сталину. Но они с чистой душой могут этого не делать. В жизнь давно вошло молодое поколение, для которого не только Сталин, но и Брежнев - древняя ис- тория, а не организуется, не бунтует оно прежде всего потому, что ма- лочисленно и рассеяно среди усталых, пожилых людей.