Николай Вавилов погиб в тюрьме от голода, а вся страна в годы вой- ны сажала картошку сорта "лорх", по имени одного из немногих неарес- тованных вавиловских сотрудников - профессора А.Г.Лорха.
   Не кто иной, как Владимир Иванович Вернадский, до революции - один из видных деятелей кадетской партии, сам потерявший в годы террора многих друзей и учеников, резко критически относившийся, как показы- вают дневники, писавшиеся им для себя, и к событиям, и к правите- лям, - не кто иной, как он, первым из наших ученых, в июле 1940 г. направил Молотову письмо с призывом срочно начать работы по использо- ванию атомной энергии урана. Вернадский тревожился, что наша страна может отстать в ядерной гонке. Он предвидел, чем это грозит.
   Великий ученый и авиаконструктор, он же бесправный зэк, Андрей Ни- колаевич Туполев в 1940 году так обращался к своим сотрудникам, со- бранным из лагерей в "шарашку" (по воспоминаниям его помощника Леони- да Кербера):
   "Нас не информируют, нам приказывают, однако только осел
   может не видеть, что дело идет к войне. Не менее ясно, что
   никто, кроме нас, спроектировать нужный стране бомбардиров-
   щик не может. Мы любим свою родину не менее других и, на-
   верное, больше, чем те, кто нас собрал сюда. Условия труд-
   ные, а если отрешиться от личных огорчений и взглянуть ши-
   ре - трагические. И, понимая все это, я ставлю перед вами
   задачу, которую никто, кроме вас, не выполнит… Давайте
   сожмем зубы и решим эту задачу. Времени у нас в обрез, но
   надо успеть. В этом залог освобождения, нельзя нам в войну
   оставаться арестантами, нельзя воевать в цепях".
   И тюремное КБ Туполева создало самолет Ту-2, лучший фронтовой бом- бардировщик Второй Мировой войны. Равных ему не было ни у немцев, ни у наших союзников. Только из-за самодурства Сталина, который в 1942 году, вопреки доводам и просьбам специалистов, остановил по своему капризу начавшееся уже развертывание массового производства Ту-2, фронт до конца войны почти не получал этих превосходных самолетов.
   Выдающийся микробиолог Лев Александрович Зильбер (старший брат пи- сателя Вениамина Каверина) в лагере на Печоре сумел разработать спо- соб получения особых дрожжей из ягеля - оленьего мха. Эти дрожжи были концентратом витаминов и в несколько дней спасали от смерти больных пеллагрой зэков. Зильбер, человек неуемной энергии и редкого мужест- ва, добился у начальства, чтобы его опыт борьбы с пеллагрой был широ- ко распространен в лагерях Крайнего Севера.
   Несмотря на пытки, Зильбер не подписал на следствии никаких приз- наний своей "вины". А мысль его работала непрерывно в самых страшных условиях заключения. Именно в тюрьме и в лагере в 1940-1944 годах он сформулировал основополагающие идеи вирусно-генетической теории рака. Записал микроскопическими буквами на добытой с трудом папиросной бу- маге, прятал от соглядатаев. И драгоценную многостраничную рукопись, уместившуюся на нескольких десятках квадратных сантиметров и сверну- тую до размеров пуговицы, сумел передать при свидании - под неусыпным наблюдением охраны - близкому другу и сотруднице З.В.Ермольевой (со- здательнице отечественного пенициллина). Просил, если его не освобо- дят, напечатать рукопись под псевдонимом. Такой сюжет не придумал бы и Дюма.
   И никакому воображению не представить, сколько могли бы сделать все эти люди, и погибшие, как Вавилов, и выжившие, как Туполев и Зильбер, и даже не бывшие в заключении, как Вернадский, - сколько могли бы они сделать, если бы жили и работали в нормальных условиях. Россия была бы сейчас богатейшей и могущественнейшей страной мира, а ускорение, которое наша наука придала бы гуманной пуле, наверное, позволило бы ей пройти сквозь многие преграды на пути к Цели.
 
   Избиение Сталиным научно-технической интеллигенции подорвало обо- ронную мощь страны. Если в середине тридцатых годов наша военная тех- ника была передовой и темпы ее обновления не уступали западным, то в конце тридцатых, когда все крупные страны в предвидении новой мировой войны стремительно перевооружались, в СССР исследовательские и конст- рукторские работы были почти парализованы. Достаточно сказать, что в 1937-1940 годах в производство не поступил ни один новый тип самоле- тов. До самого конца 1940 года авиапромышленность выпускала отставшие от времени истребители И-16 и И-153. (Как сдержанно отмечает в своей книге, написанной в застойные времена, известный авиаконструктор и историк авиации В.Б.Шавров, "из-за отсутствия других, лучших объектов для загрузки серийных заводов".)
   И все-таки, подвижничеством советской научно-технической интелли- генции новые, вполне современные образцы самолетов, танков, орудий, боеприпасов к началу войны были созданы.
   Мы восхищаемся мужеством солдат, идущих в атаку под вражеским ог- нем, несмотря на то, что в их цепи то слева, то справа падают убитые и раненые. Так что сказать о мужестве наших ученых и инженеров в предвоенные годы? Сталинщина косила их пострашнее пулеметов. А им на- до было не просто идти под огнем, но творить! Высвобождать все ресур- сы мозга, включая интуицию и фантазию, чтобы в битве умов победить своих противников, вроде Вилли Мессершмитта. В тех-то условиях…
   Они даже не имели естественного права на ошибку в своих поисках. Вот только один пример. В НПО, где работал автор этой книги, и в 70-е, и в 80-е годы еще вспоминали, как в 1940 году с предприятия (тогда завода Наркомата боеприпасов) органы НКВД "увели" 11 человек, которых больше никто и никогда не видел. При модернизации капсюлей к патронам авиационных пулеметов была допущена ошибка, приводившая к осечкам при стрельбе, а в некоторых случаях - даже к выходу пулеметов из строя. Ошибка исправимая (она и была быстро исправлена). В застой- ные времена за более серьезные просчеты расплачивались даже не выго- вором, а замечанием в директивном письме или сеансом мата в кабинете замминистра. Но тогда - погибли безвестно и страшно одиннадцать чело- век, одиннадцать чьих-то сыновей, мужей, отцов, одиннадцать необходи- мых стране специалистов. Те, кто принимал какое-то участие в неудач- ной работе, и те, кто не имел к ней никакого отношения.
   Вот в таких условиях трудились накануне войны и честно выполнили свой долг все эти люди, и заключенные, и "вольные". Начиная от все- мирно известных авиаконструкторов, таких, как Туполев и Ильюшин, и кончая теми, чьи имена вспомнят сейчас только считанные специалисты, например, конструктором зенитных орудий Логиновым или химиком Леди- ным, отработавшим в 1940 году на основе гексогена мощные взрывчатые составы для снаряжения боеприпасов.
   (Задумаемся над печальной особенностью нашей общей памяти и психо- логии: имена всевозможных подонков советского и дореволюционного вре- мени кочуют из публикации в публикацию. Обычно предаются проклятию, иногда поднимаются на щит - национал-патриотической прессой. Но так или иначе, держатся на слуху. А имена людей, которым страна обязана самим своим существованием, даже не то что забыты, просто никого не интересуют. Чего ждать от молодежи, взрастающей в таком информацион- ном поле?)
   Да, эти люди выполнили свой долг. И не их вина, что созданные ими прекрасные образцы вооружений летом 1941 года промышленность толь- ко-только начала осваивать. Не их вина, что Красная Армия, сама обезглавленная и подставленная Сталиным под внезапный удар, вступила в механизированную войну, оснащенная безнадежно устаревшей техникой.
 
   Пропаганда застойных лет вовсю эксплуатировала тему подвига со- ветских солдат и офицеров, остановивших в начальный период войны вра- жеское нашествие. Конечно, они были героями. Но в чем конкретно за- ключался их героизм? Героизм летчиков, которые на истребителях И-16 с их скоростью 450 километров, фанерными фюзеляжами, незащищенными бен- зобаками, без радиостанций, вступали в бой с "мессершмиттами" (ско- рость на сотню километров больше, живучая цельнометаллическая конст- рукция, надежная радиосвязь между собою и с землей)? Героизм танкис- тов, которые на легких танках БТ с 13-миллиметровой броней сходились с немецкими средними Т-III и Т-IV, закованными в 30-миллиметровые бронепанцири? Наконец, героизм красноармейцев, которые пытались оста- новить те же немецкие танки единственным оружием - бутылками с горю- чей смесью, потому что никаких других противотанковых средств просто не было?
   Что - конкретно - могли они сделать при всем своем героизме? Толь- ко одно: постараться подороже продать свою жизнь. То есть, все равно погибая, попытаться (если повезет) причинить противнику хоть какой-то ущерб. В советской литературе бытовало ироническое отношение к япон- ским камикадзе. Конечно, одурманенные пропагандой, они погибали за неправое дело. Тысячами. Наши камикадзе, за правое дело, погибали миллионами.
   Полтора года длился так называемый "начальный период" войны. Пол- тора года, пока военные заводы, эвакуированные в Сибирь и на Урал (если бы к войне подготовились и нашествие не проникло в глубь стра- ны, их бы не пришлось перевозить!) укоренялись на новых местах, ино- гда просто в чистом поле, пока осваивали выпуск новых образцов техни- ки, Красная Армия терпела страшные поражения и отступала. В конце 1942 - начале 1943 года перестройка промышленности завершилась, на фронт пошел мощный поток современных вооружений и боеприпасов, и в ходе войны, по официальной советской терминологии, произошел "корен- ной перелом".
   Совершенно прав петербургский ученый и публицист Ю.П.Петров, когда утверждает, что главный вклад в этот "перелом" внесла научно-техни- ческая интеллигенция (факт, который в советское время не то чтобы за- малчивали, но и не слишком акцентировали, предпочитая воспевать тру- довой героизм рабочего класса).
   Война заставила считаться с интеллигенцией. Война показала, что научная и инженерная мысль является решающим фактором победы. Так, например, когда понадобилось резко увеличить выпуск винтовок, на ору- жейных заводах подняли из архивов и пересмотрели все отклоненные прежде изобретения и рационализаторские предложения. Большинство внедрили, и за короткий срок выпуск винтовок возрос вдвое.
   Несмотря на усиливавшийся износ оборудования, которое в военное время невозможно было заменить, несмотря на низкую квалификацию ос- новной массы рабочих (женщин, подростков), поток технических решений обеспечивал непрерывное снижение трудоемкости, а значит, рост произ- водства. Так, на изготовление одной 76-мм дивизионной пушки ЗИС-3 конструкции В.Грабина в 1942 году затрачивалось 1029 станкочасов, в 1943 году - 909, в 1944 году - всего 475. Для соединения броневых де- талей взамен трудоемкой клепки под руководством академика Е.О.Патона были отработаны самые прогрессивные в мире методы электросварки. По- добных примеров можно привести множество.
   Причем, во второй половине войны Красная Армия не только получала оружия намного больше, чем немецкая. Оружие это, как правило, было совершеннее вражеского. Наша научно-техническая интеллигенция (после всех сталинских кровопусканий!) и здесь одержала победу над нацист- скими специалистами. Бронированные штурмовики Ил-2 и Ил-10 Ильюшина с мощными моторами Микулина, истребители Ла-5ФН и Ла-7 Лавочкина с не- превзойденными по надежности моторами Швецова, средние танки Т-34 Ко- шкина, Морозова, Кучеренко, тяжелые танки ИС-2 Котина и Духова были лучшими боевыми машинами своего класса не только на советско-герман- ском фронте, но и во всей Второй Мировой войне.
   "Производительность труда" наших инженеров и ученых в годы войны кажется невероятной. Так, например, основу огневой мощи сухопутных войск Красной Армии составляли гаубицы и пушки калибров 122 и 152 мм, созданные в КБ великого артиллерийского конструктора Федора Федорови- ча Петрова. Аналогичные немецкие (а также американские и английские) артсистемы уступали его орудиям настолько, что и сравнивать их не- серьезно. В разгар войны КБ Петрова непрерывно разрабатывало и испы- тывало новые образцы, модернизировало прежние, осуществляло авторский контроль за серийным производством на заводах. И при этом громадном объеме работ численность КБ вместе с чертежниками и копировщицами ("ксероксов" не было, каждый из бесчисленных чертежей надо было для светового размножения вручную скопировать тушью на кальку), вместе со всем обслуживающим персоналом - не превышала 60-70 человек. Таких ре- зультатов, конечно, не добиться только принуждением и угрозой репрес- сий. Такую энергию дают сознание правого дела и подлинный патриотизм.
   Советские инженеры и ученые выковали Победу. А то, что даже в кон- це войны, когда наша армия получала больше техники, чем вражеская, да притом лучшего качества, ее потери все равно были выше немецких, мож- но объяснить только тем, что советские полководцы, за редкими исклю- чениями, просто не умели и не хотели беречь солдатские жизни. То есть, по-настоящему так и не научились воевать.
 
   7 августа 1945 года, на следующее утро после взрыва атомной бомбы над Хиросимой, одна из американских газет поместила под своим заго- ловком вместо даты выхода: "Второй день Первого года Первого века Атомной эры".
   Действительно, началась новая эра. Достижение политических целей сталинского режима, - а целью становилось, ни больше, ни меньше, ми- ровое господство, - теперь целиком зависело от науки. Требовалось создать атомное оружие, реактивную авиацию, ракетную технику.
   И Сталин принимает решение, во-первых, поощрить ученых, значитель- но повысив им оклады. Обстоятельство, которому, казалось, можно толь- ко радоваться. Все и радовались, благодарили и славили вождя. Встре- вожился один-единственный человек - мудрый и бесстрашный Петр Капица. В марте 1946 года, сразу после того, как вышло постановление о новой системе оплаты, он направил Сталину письмо с возражениями против ус- тановленных методов оценки научного труда - в зависимости от должнос- ти и ученой степени, а не от эффективности работы. Капица предвидел опасные последствия и был совершенно прав, но на его предупреждения не обратили внимания (хорошо еще, сам за них не пострадал).
   А во-вторых, - и это главное, - остро, как никогда, нуждаясь в на- уке, сталинщина не могла допустить, чтобы научный мир ощутил себя са- мостоятельной силой. Нужно было раздавить интеллект еще сильней, чем прежде, и в то же время добиться от него невиданной продуктивности в создании новых видов оружия.
   То есть, Сталин попытался решить задачу, которая оказалась не под силу Гитлеру: окончательно разрушить двуединую природу научно-техни- ческого прогресса, уничтожить вместе с гуманной компонентой свободу творчества, сохранив и усилив эффективность одной только смертоносной составляющей.
   Методы решения были чудовищно примитивны, они порождались больным сознанием. Но, в отличие от пароксизма 1937 года, в послевоенном бе- зумии сталинской научной политики была "своя система", была последо- вательность, и это обеспечило временный успех.
   После короткого (конец 1945 - начало 1946 года) оживления междуна- родных контактов советской науки, связи с зарубежными научными круга- ми были решительно оборваны. Одна за другой пошли по нарастающей гро- мовые кампании "борьбы с раболепием и низкопоклонством перед западной наукой", "утверждения приоритета отечественной науки и техники", "борьбы с безродным космополитизмом".
   Самой, так сказать, технологически простой была кампания борьбы с "космополитами", то есть, с учеными еврейского происхождения, которых шельмовали, повсеместно выгоняли с работы (даже академика Абрама Фе- доровича Иоффе выгнали из Физико-технического института, который он создал и которым руководил свыше 30 лет), часто репрессировали. Объ- ект преследований был очевиден и замаскироваться никак не мог: "пятый пункт" в анкете - собственный или одного из родителей - сразу выдавал преступника.
   При всей простоте, кампания по борьбе с космополитами была, пожа- луй, и самой эффективной с точки зрения целей, поставленных режимом: научный мир, сплоченный недавними военными испытаниями, ожидавший после Победы каких-то перемен к лучшему, был расколот вдребезги и на него нагнали хорошего страха.
   Другие кампании требовали организации и режиссуры. Впрочем, по- скольку безумие, в отличие от нормального мышления, тяготеет к шабло- нам, к единому шаблону все быстро и свелось.
   В каждой отрасли науки выбиралась подлежащая разгрому "лженаучная" и "упадническая" (полное уже совпадение с нацистской терминологией) концепция, созданная, конечно, американскими реакционерами. Обнаружи- вались ее злонамеренные последователи в рядах советских ученых. Им противопоставлялась абсолютно правильная, философски выдержанная кон- цепция отечественного классика, давно покойного и потому бессловес- ного и беззащитного. Правильную теорию отстаивал и развивал современ- ный деятель, носитель "прогрессивных" идей, имеющий сплоченный штаб погромщиков и пользующийся поддержкой власти.
   Освещение кампаний обеспечивалось всей мощью пропагандистского ап- парата - газет, радиовещания, огромной сети политпросвещения. Извест- ные узкому кругу специалистов научные тонкости, - будь то вопросы химических связей, локализации нервных функций, отношения между лек- сикой и грамматикой, - требовалось знать всему народу. Такого размаха "научной популяризации" не было еще в истории человечества. Делалось это сознательно, для отвлечения людей от тягот послевоенной жизни, или просто в порядке общего сумасшествия, - наверное, и тогда невоз- можно было понять, а уж теперь тем более.
   Так или иначе, пропаганда вдалбливала миллионам людей, кто "прав", кто "неправ" в научных спорах. И положение заклейменных "неправых" становилось трагическим. Им приходилось либо униженно каяться, либо становиться жертвами репрессий. Зачастую от изгнания с работы и арес- та не спасало и покаяние.
   Наиболее известен разгром генетики, на примере которого четко про- слеживаются все компоненты схемы. Реакционная теория - "менделизм - вейсманизм - морганизм", по фамилиям основоположников этой науки. По- койный отечественный классик - известный садовод И.В.Мичурин, скон- чавшийся в 1935 году. (Практиком он был, действительно, выдающимся, но никаких теоретических трудов не оставил, если не считать знамени- того изречения, украшавшего еще и в семидесятые годы все школьные ка- бинеты биологии: "Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее - наша задача".) Современный лидер "прогрессивной мичуринской би- ологии", конечно, Трофим Лысенко.
   Кульминацией кампании стали в 1948 году погромная августовская сессия Академии сельскохозяйственных наук и приказ министра высшего образования Кафтанова, согласно которому все генетики и все сочувст- вующие одним махом были уволены из всех вузов.
   Итогом кампании, помимо бесчисленных человеческих трагедий, стала полная катастрофа отечественной биологии. В школах и вузах вместо би- ологических наук в головы молодого поколения вбивалась чудовищная смесь измышлений под названием "мичуринская биология". Как строжайшая тайна, скрывались огромные успехи западной науки, которая стремитель- но приближалась к раскрытию молекулярных механизмов двух самых карди- нальных биологических процессов: наследственной передачи признаков и синтеза белка.
   В 1953 году Уотсон и Крик расшифровали молекулярную структуру ДНК, тем самым раскрыв путь к выяснению структуры генов, к вскрытию меха- низмов их самовоспроизведения и их предопределяющего влияния на син- тез белков. Гуманная пуля пронизала преграду, за которой впервые, - пусть еще в невероятной дали, но уже реально, - стала различима ее Цель. А Лысенко и его команда продолжали остервенело отрицать само существование генов и вообще каких бы то ни было специальных матери- альных основ наследственности.
   Вслед за генетикой настал черед физиологии. В конце июня - начале июля 1950 года грянула объединенная сессия Академии Наук и Академии Медицинских Наук СССР, получившая название "павловской", потому что в этой отрасли на роль непогрешимого отечественного классика был назна- чен И.П.Павлов. Сталинский режим рассчитался с Иваном Павловым после его смерти. Рассчитался подлейшим образом. Имя великого ученого-гума- ниста сделали жупелом, знаменем мракобесия и погрома науки.
   К "реакционным лжеавторитетам" отнесли крупнейших зарубежных уче- ных в области физиологии и неврологии. Главным обвиняемым оказался академик Леон Абгарович Орбели, любимый ученик Павлова. Лидером "про- грессивного", истинно "павловского" направления в советской науке стал некто К.Быков, которого еще в двадцатые годы Павлов изгнал из своего института за фальсификацию результатов экспериментов.
   В итоге "павловской" сессии были выброшены с работы многие выдаю- щиеся ученые, пресечены исследования на ряде важнейших направлений. Началась вакханалия в смежных науках. Примитивно понятое учение об условных рефлексах стало насаждаться в психологии и психиатрии, став преградой их нормальному развитию. Огромен был ущерб, нанесенный практике медицины и воспитания. Повсюду требовалось лечить и учить "по Павлову". Обвинения в "антипавловских методах", равносильные об- винениям во вредительстве, стали для интриганов и доносчиков надеж- нейшим способом сведения счетов с неугодными им специалистами.
 
   Ни о каком сопротивлении со стороны науки, ни о каких попытках го- нимых ученых защитить хотя бы свое достоинство, разумеется, и речи быть не могло. Но сталинский режим, втянувшийся после войны в упои- тельный процесс "истребления наук" (прямо по Салтыкову-Щедрину), сам очень быстро стал ощущать некие пределы, заходить за которые было опасно, ибо означало военный и хозяйственный крах государства.
   В июне 1951 года прошло всесоюзное совещание по теории химического строения. На роль непогрешимого отечественного классика был назначен скончавшийся аж в 1886 году А.М.Бутлеров (действительно, великий хи- мик и оригинальный человек, увлекавшийся, между прочим, модным в его время спиритизмом, что в советских его биографиях, разумеется, стро- жайше замалчивалось). Вредоносной теорией, "порождением растленной англо-американской империалистической буржуазии", была объявлена тео- рия резонанса химических связей Лайнуса Полинга (известного амери- канского ученого и борца за мир, дважды лауреата Нобелевской премии, впоследствии иностранного члена Академии Наук СССР и большого друга Советского Союза).
   Но за словесными громовыми раскатами, клеймившими отечественных "паулингистов-ингольдистов" (по аналогии с "вейсманистами-морганиста- ми"), конкретных оргвыводов последовало на удивление немного. Претен- дентов на роль химического Лысенко, таких как Челинцев, откровенно жаждавших крови, окоротили. От "паулингистов-ингольдистов" приняли покаяние, и широкие репрессии против химиков не начались. Власть во- время спохватилась: разгромить химическую науку означало подорвать все народное хозяйство и всю оборону.
   Еще любопытней обернулось дело в физике. Там с начала тридцатых годов шла ожесточенная борьба против "физического идеализма", то есть квантовой механики и теории относительности. Действительно, новая фи- зика своими огромными успехами противоречила примитивно сформулиро- ванным положениям диалектического материализма. И в 1947 году на грандиозном "философском совещании" сам главный сталинский идеолог Жданов дал указание громить "физический идеализм", то есть современ- ную физику и всех, кто в ней работает и ее пропагандирует.
   Была создана специальная полузакрытая комиссия, готовившая на 1949 год всесоюзное совещание физиков по образцу лысенковской сессии Ака- демии сельхознаук 1948 года. Энергично тасовали покойников, подбирая отечественного классика физики. Кажется, собирались остановиться на кандидатуре скончавшегося в 1912 году П.Н.Лебедева, первооткрывателя давления света, явления достаточно материалистического, чтобы быть понятным даже сталинским идеологам. В спешном порядке выпустили том его сочинений (для надергиванья цитат).
   Лжеучеными, агентами американского империализма собирались объ- явить, конечно, Эйнштейна, Бора и далее по списку всех видных зару- бежных физиков. Тут затруднений не возникало, так же, как и с канди- датурами жертв из числа физиков отечественных. Выбор был большой.
   Однако, разгромное совещание не состоялось. Академик А.П.Александ- ров уже в конце 80-х, в перестроечные годы, слегка по-видимому пре- увеличивая свою былую храбрость, вспоминал:
   "Меня вызвали в ЦК партии и завели разговор, что кванто-
   вая теория, теория относительности - все это ерунда. Но я
   им сказал очень просто: "Сама атомная бомба демонстрирует
   такое превращение вещества и энергии, которое следует из
   этих новых теорий и ни из чего другого. Поэтому, если от
   них отказаться, то надо отказаться и от бомбы. Пожалуйста:
   отказывайтесь от квантовой механики и делайте бомбу сами,
   как хотите". Вернулся. Рассказал Курчатову. Он сказал: "Не
   беспокойтесь". И нас действительно по этому поводу больше
   не беспокоили. Но притча такая ходила, что физики отбились
   от своей лысенковщины атомной бомбой".
   Судя по воспоминаниям других участников событий, отвести занесен- ный топор удалось далеко не так легко, как об этом повествует Алек- сандров, и кроме Игоря Васильевича Курчатова, возглавлявшего совет- ский атомный проект, огромную роль в спасении физики сыграл и тогдаш- ний президент Академии Наук СССР, родной брат Николая Вавилова, замо- ренного голодом в тюрьме, Сергей Иванович Вавилов - одна из трагич- нейших фигур даже на фоне всей нашей трагической истории.