Страница:
В дверях она посмотрела на человека, принявшего командование. Его лицо было очень морщинистым, волосы — совершенно седыми. Тощая борода спускалась на грудь, и там вдруг что-то задвигалось. Табита увидела, что он носит живого синего скорпиона, прикованного цепью к булавке на пальто. Скорпион пошевелился, изгибая хвост, словно почуял свежую добычу.
— Капитан Келсо Пеппер, я полагаю, — сказала Табита.
Китайца это позабавило, он поднял голову и посмотрел на Табиту, его воспаленные глаза увеличивали стекла очков.
— О, нет, капитан Джут. Меня зовут Шин. Капитан Пеппер ожидает вас на мостике.
— Капитан Келсо Пеппер, я полагаю, — сказала Табита.
Китайца это позабавило, он поднял голову и посмотрел на Табиту, его воспаленные глаза увеличивали стекла очков.
— О, нет, капитан Джут. Меня зовут Шин. Капитан Пеппер ожидает вас на мостике.
53
— Здрасьте, — сказал капитан Пеппер.
Это был белый человек средних лет, с мясистым лицом и белыми волосками, растущими из носа. Он сидел в кресле капитана, удобно сложив руки на своем брюшке. Трант Тарко стояла между Табитой и Саскией, положив огромные руки на их плечи. Саския пришла в себя и держалась прямо. Они забрали шлем Табиты.
Шин сидел у стены на сложенной груде выцветших подушек, с клавиатурой на коленях. Перед ним стоял черный робот, держа на весу фраска, свернувшегося в искусственной бутыли наподобие завязанной узлом рождественской елки. На невидимой поверхности бутыли сами по себе чертились светящиеся диагностические графики, голубые узоры данных, розовые нейрокарты расцветали и сплетались, словно разрастающиеся колонии планктона. Старик что-то радостно бормотал про себя на автономном китайском.
Мостик «Уродливой Истины» был даже еще более убогим, чем на «Элис Лиддел». Здесь стоял запах, как в клетке в зоопарке. Мусор был свален в углах и разнесен по всему полу. На стенах были распечатаны и нарисованы грязные картинки и жестокие призывы; потолок был закопченным от дыма. Большая часть оборудования, казалось, была наполовину демонтирована, из нее торчала неуклюжая новая обмотка. Но все экраны работали, и на пультах горели зеленые огни.
Чего нельзя было сказать об «Элис Лиддел».
На капитане Келсо был выцветший комбинезон и кепка, на которой было написано «КЕЛСО». Он ухмыльнулся при виде пленниц, но не сделал попытки подняться.
— Как дела? — любезно осведомился он.
— Отзовите своего снежного человека, и я покажу вам, как у меня дела, — сердито сказала Табита.
Капитан улыбнулся, приподняв верхнюю губу над пятнистыми, длинными, как у зайца, зубами. Его ярко-голубые глазки были все в морщинах и смотрели прямо:
— Не могу, — небрежно сказал он. — Вы можете пораниться.
— Сначала мы вас разорвали бы на части.
Капитан Пеппер изучал большой палец своей левой руки.
— Вот, это то, что называется желать невозможного. — Он снова поднял глаза, расправил комбинезон на коленях и задумчиво оглядел снизу вверх стройную фигурку Саскии. — А вы как? — спросил он. — Скажите же что-нибудь.
Саския вздернула подбородок:
— Мне нечего сказать пиратам.
Он скосил на нее глаза:
— Пиратам? — И хитро ухмыльнулся Тарко, оглядываясь, чтобы посмотреть, как понравилась эта шутка Шину. — Я здесь не вижу пиратов.
Табита сложила руки:
— Теперь вы еще скажете, что вы обычная дорожная полиция.
Капитан Пеппер откинул голову и захохотал:
— Полиция! Шин, ты слышишь? Тарко, слышишь? Дама считает, что мы полицейские!
Шин ухмыльнулся, прищурив глаза и подняв брови, а Тарко пробурчал:
— Слышу.
Капитан Пеппер вдруг помрачнел:
— Тогда почему не смеешься? — спросил он, понизив голос.
Трантша обнажила огромные клыки и послушно разразилась лающим смехом. Старик продолжал невозмутимо разглядывать свою находку.
Капитан Пеппер подвинул свой зад, поудобнее устраиваясь в кресле:
— Ну, вот что я вам скажу, леди, — заявил он и наклонился к ним, словно собираясь сообщить что-то конфиденциальное: — Мы и есть полицейские. Ну, что вы теперь об этом думаете? Капитан Пеппер работает на большую синюю собаку.
Он откинулся и стал играть с ободранной обшивкой своего кресла, скатывая ее обрывок между большим и указательным пальцем. Он взглянул вверх на женщин из-под своих белых бровей, снова бросив хитрый взгляд на Тарко, и продолжал говорить:
— Иногда мы — полицейские, иногда — нет! — объявил он так, словно это была замечательная шутка.
Саския презрительно выдохнула.
Табите хотелось соскользнуть на пол и заснуть, желательно навечно. До сих пор она была вся — воплощение ненависти и отчаяния, какого никогда раньше не испытывала. Эти подонки погубили Элис, а теперь им еще хочется поиграться перед тем, как погубить ее и Саскию. То, что они сейчас говорили и делали, если они еще могли что-то сделать, уже не имело значения. Может быть, если ей удастся разозлить этого расчетливого негодяя, он потеряет контроль и побыстрее покончит с ними. Но это значило, что надо мобилизовать еще какие-то силы, а она просто устала, так устала.
— Я знаю, кто вы, — сказала Табита.
Капитан Пеппер пропустил мимо ушей ее язвительный тон:
— Профессионалы, — сообщил он ей.
— Подонок, — очень отчетливо произнесла Саския.
При этом капитан Пеппер широко раскрыл глаза:
— О-о, — воскликнул он, — слышите что она говорит? Мы заполучили себе настоящую шаровую молнию! — Он хлопнул себя по бедрам и разразился хриплым, бронхиальным смехом вместе с трантшей Тарко, похлопавшей их по плечам в знак признания.
Это уже становилось утомительным.
— В любом случае, что вы тут делаете? — решительно спросила Табита. — Я думала, мы вас вырубили.
Капитан Пеппер продолжал ухмыляться:
— Вырубили нас! — эхом отозвался он. — Действительно вырубили. Вырубили Келсо Пеппера. Вырубили «Уродливую Истину». Немногие могут это сказать. — Он покачал головой. Неожиданно он снова стал серьезен. — У вас не было никакого права так поступать. И, сделав это, вы нам обоим наделали массу неприятностей. Слышите? — заорал он, почти поднявшись с кресла. — Целую кучу дерьмовых неприятностей!
Саския стиснула кулаки и бросилась вперед:
— Вы убили моего брата! — закричала она, вырываясь от Тарко. Тарко удержала ее одной рукой. Саския боролась, бешено сверкая глазами на них обоих: — Вы убили Тэла! А Марко остался там, внизу… — Она выбросила руку назад, показывая в ту сторону, откуда они прилетели, словно думала, что Венера находится где-то под палубами. — …медленно умирает на Венере из-за вас!
— Что вам от нас надо? — свирепо спросила Табита.
Капитан Пеппер снова медленно опустился в кресло. Он исследовал большой палец своей правой руки. Потом вытянул жесткий указательный палец правой руки, указывая прямо на голову Табиты.
— Ты, — сказал он. — Нам нужна ты. И он, — заявил он, ткнув большим пальцем в направлении фраска, безжизненно повисшего в воздухе перед своим престарелым исследователем. — Нам нужна ты и он, и нам нужен твой маленький кораблик. — Пеппер снова тупо ухмыльнулся. — И нам нужен ваш маленький черный приятель, который вырубил нам свет. Мы ведь уже его заполучили, да, Тарк?
Трантша посмотрела на своего капитана, покорно, тупо, непонимающе.
Внезапно, капитан, казалось, потерял к ним всякий интерес:
— Кое-кто хочет с вами увидеться, — сказал он. — А пока вы устраивайтесь здесь, как дома, слышите? Убери их, Тарко.
Трантша замурлыкала. Крепко ухватив их, она потащила Саскию и Табиту прочь от своего пребывающего в задумчивости капитана и любопытного механика — назад в шахту, мимо отсека, где лежала потерпевшая катастрофу Элис в луже своих собственных жизненно важных жидкостей; назад в недра корабля. Она бросила их в камеру.
Камера, хоть и маленькая, судя по всему, часто принимала посетителей. Предыдущие узники нацарапали свои имена и длинные вереницы условных дней на слизисто-зеленых стенах. Пища и что похуже были разбрызганы во всех направлениях, там и здесь виднелись следы ожогов от выстрелов. Внутри на двери не было ручки. Не было здесь и иллюминаторы, а лампочка едва светилась, но это не имело значения, потому что смотреть здесь все равно было не на что.
— Под'ждите, — сказала трантша.
Она взялась за сумку Табиты, стащила ее через голову девушки, а потом оттолкнула ее. Она стояла и мяла сумку в руках. Потом рывком открыла ее, сломав молнию и подозрительно заглянула внутрь:
— Что эт'за дрянь?
— Это моя дрянь, — заявила Табита, встав совсем рядом, готовая выхватить сумку, если представится возможность.
Тарко захохотала. Она с силой толкнула Табиту на Саскию, и они обе свалились на пол.
Трантша стояла в дверях и рылась в сумке Табиты, медленно выбрасывая вещи на пол: носок, скомканные квитанции, пластиковый мешок с тремя фруктовыми леденцами, слипшимися на дне. Потом она отвела руку и швырнула сумку в камеру вслед за ними.
— Радуйтесь н'нее, — сказала она и захлопнула дверь.
Табита слезла с Саскии, встала на четвереньки и вяло поползла к своим разбросанным пожиткам.
Она встала на колени, подтягивая сумку к себе по полу.
Глубоко в стенах содрогнулись и ожили мощные двигатели.
Саския была на ногах. Она стояла и била ногой по двери, решительно и с ненавистью.
За ее спиной Табита подняла рассыпающуюся книжку в бумажной обложке и небрежно прижала к себе, смяв книжку о свой живот.
Саския обернулась, оперлась на дверь, глядя вниз на Табиту.
— О-о-ох, — с горечью сказала она. — Вот. Вот, Табита. Держи. — Она присела на корточки, чтобы помочь Табите, не глядя подбирая вещи с пола. Посмотрела на то, что было у нее в руке: это был пакетик со старыми конфетами: — Вот, — сказала она Табите, подсаживаясь к ней и обнимая ее рукой за плечи. Потом сунула смятые конфеты ей под нос: — Съешь одну, — посоветовала она.
Глаза Табиты были закрыты. Она покачала головой.
Сев на пятки, Саския открыла пакетик из рваного пластика, разорвав его еще больше. Изучила его содержимое.
— Не хочешь конфетку? — спросила она.
Табита, замкнувшись в себе, не отвечала. Она сидела на полу на коленях, прижимая к себе книжку и свою сумку, — черная дыра, воплощение несчастья и поражения.
— Можно, я съем одну? — спросила Саския.
Табита тяжело кивнула головой. Ее подбородок опустился на грудь и там и остался, словно кто-то неожиданно усилил гравитацию, и ее голова стала слишком тяжелой, чтобы подняться.
С трудом Саския отделила липкий леденец от комка. Нахмурившись, она пыталась очистить его от целлофана.
— Ублюдки, — сказала она озабоченным тоном. Потом оставила свои усилия и сунула леденец в рот прямо в обертке. Она оглядела пол, заметила какой-то предмет, завалившийся под койку, протянула руку и достала его.
Это была гармоника Табиты.
Саския протянула ее на вытянутой руке.
— Табита! — безнадежно позвала она.
Табита не шевельнулась.
— Ох, пожалуйста, Табита.
Стоя на коленях, Саския обняла Табиту сзади, прижалась щекой к ее костюму.
— Все в порядке, — невнятно сказала она — ее рот был набит леденцом.
Тут Табита подняла глаза и, обернувшись, тупо посмотрела на Саскию.
— Что?
Саския тихонько и неодобрительно фыркнула. Скользнула руками с талии Табиты к ее затылку, где кончался воротник. Сжала напряженные мышцы и стала гладить ее волосы.
Табита немного посопротивлялась, потом позволила своей голове откинуться назад, на руки Саскии. Глаза ее снова закрылись.
Забытая, рассыпающаяся книжка выскользнула из крепко сжатых рук Табиты на скользкий пол. Табита не стала поднимать ее.
Лаская голову Табиты, Саския прижалась к ее спине. Дотронулась губами до ее щеки.
Табита так и стояла на коленях, пассивная, инертная.
Саския поцеловала ее в губы.
Из горла Табиты раздалось едва слышное бормотание.
Саския подняла голову:
— Что?
Губы Табиты сомкнулись и снова раскрылись, между ними мелькнул ее язык.
— Черная смородина…
Саския ласково хмыкнула:
— Давай, Табита.
Она встала, подняла Табиту, потом опустила ее на койку. Пальчики Саскии в два счета разобрались с застежками на костюме Табиты. Она мягко сняла с подруги костюм, уложила ее на спину и снова поцеловала, расстегивая жакет и водя своим руками фокусника по ее груди.
— Черная смородина, — пренебрежительно прошептала она.
Табита спала.
Саския с усилием стащила с нее жакет и брюки. Потом подняла сырое, сальное покрывало, подвинула Табиту на узкой койке и, освободившись от собственной одежды, сама скользнула следом.
Это был белый человек средних лет, с мясистым лицом и белыми волосками, растущими из носа. Он сидел в кресле капитана, удобно сложив руки на своем брюшке. Трант Тарко стояла между Табитой и Саскией, положив огромные руки на их плечи. Саския пришла в себя и держалась прямо. Они забрали шлем Табиты.
Шин сидел у стены на сложенной груде выцветших подушек, с клавиатурой на коленях. Перед ним стоял черный робот, держа на весу фраска, свернувшегося в искусственной бутыли наподобие завязанной узлом рождественской елки. На невидимой поверхности бутыли сами по себе чертились светящиеся диагностические графики, голубые узоры данных, розовые нейрокарты расцветали и сплетались, словно разрастающиеся колонии планктона. Старик что-то радостно бормотал про себя на автономном китайском.
Мостик «Уродливой Истины» был даже еще более убогим, чем на «Элис Лиддел». Здесь стоял запах, как в клетке в зоопарке. Мусор был свален в углах и разнесен по всему полу. На стенах были распечатаны и нарисованы грязные картинки и жестокие призывы; потолок был закопченным от дыма. Большая часть оборудования, казалось, была наполовину демонтирована, из нее торчала неуклюжая новая обмотка. Но все экраны работали, и на пультах горели зеленые огни.
Чего нельзя было сказать об «Элис Лиддел».
На капитане Келсо был выцветший комбинезон и кепка, на которой было написано «КЕЛСО». Он ухмыльнулся при виде пленниц, но не сделал попытки подняться.
— Как дела? — любезно осведомился он.
— Отзовите своего снежного человека, и я покажу вам, как у меня дела, — сердито сказала Табита.
Капитан улыбнулся, приподняв верхнюю губу над пятнистыми, длинными, как у зайца, зубами. Его ярко-голубые глазки были все в морщинах и смотрели прямо:
— Не могу, — небрежно сказал он. — Вы можете пораниться.
— Сначала мы вас разорвали бы на части.
Капитан Пеппер изучал большой палец своей левой руки.
— Вот, это то, что называется желать невозможного. — Он снова поднял глаза, расправил комбинезон на коленях и задумчиво оглядел снизу вверх стройную фигурку Саскии. — А вы как? — спросил он. — Скажите же что-нибудь.
Саския вздернула подбородок:
— Мне нечего сказать пиратам.
Он скосил на нее глаза:
— Пиратам? — И хитро ухмыльнулся Тарко, оглядываясь, чтобы посмотреть, как понравилась эта шутка Шину. — Я здесь не вижу пиратов.
Табита сложила руки:
— Теперь вы еще скажете, что вы обычная дорожная полиция.
Капитан Пеппер откинул голову и захохотал:
— Полиция! Шин, ты слышишь? Тарко, слышишь? Дама считает, что мы полицейские!
Шин ухмыльнулся, прищурив глаза и подняв брови, а Тарко пробурчал:
— Слышу.
Капитан Пеппер вдруг помрачнел:
— Тогда почему не смеешься? — спросил он, понизив голос.
Трантша обнажила огромные клыки и послушно разразилась лающим смехом. Старик продолжал невозмутимо разглядывать свою находку.
Капитан Пеппер подвинул свой зад, поудобнее устраиваясь в кресле:
— Ну, вот что я вам скажу, леди, — заявил он и наклонился к ним, словно собираясь сообщить что-то конфиденциальное: — Мы и есть полицейские. Ну, что вы теперь об этом думаете? Капитан Пеппер работает на большую синюю собаку.
Он откинулся и стал играть с ободранной обшивкой своего кресла, скатывая ее обрывок между большим и указательным пальцем. Он взглянул вверх на женщин из-под своих белых бровей, снова бросив хитрый взгляд на Тарко, и продолжал говорить:
— Иногда мы — полицейские, иногда — нет! — объявил он так, словно это была замечательная шутка.
Саския презрительно выдохнула.
Табите хотелось соскользнуть на пол и заснуть, желательно навечно. До сих пор она была вся — воплощение ненависти и отчаяния, какого никогда раньше не испытывала. Эти подонки погубили Элис, а теперь им еще хочется поиграться перед тем, как погубить ее и Саскию. То, что они сейчас говорили и делали, если они еще могли что-то сделать, уже не имело значения. Может быть, если ей удастся разозлить этого расчетливого негодяя, он потеряет контроль и побыстрее покончит с ними. Но это значило, что надо мобилизовать еще какие-то силы, а она просто устала, так устала.
— Я знаю, кто вы, — сказала Табита.
Капитан Пеппер пропустил мимо ушей ее язвительный тон:
— Профессионалы, — сообщил он ей.
— Подонок, — очень отчетливо произнесла Саския.
При этом капитан Пеппер широко раскрыл глаза:
— О-о, — воскликнул он, — слышите что она говорит? Мы заполучили себе настоящую шаровую молнию! — Он хлопнул себя по бедрам и разразился хриплым, бронхиальным смехом вместе с трантшей Тарко, похлопавшей их по плечам в знак признания.
Это уже становилось утомительным.
— В любом случае, что вы тут делаете? — решительно спросила Табита. — Я думала, мы вас вырубили.
Капитан Пеппер продолжал ухмыляться:
— Вырубили нас! — эхом отозвался он. — Действительно вырубили. Вырубили Келсо Пеппера. Вырубили «Уродливую Истину». Немногие могут это сказать. — Он покачал головой. Неожиданно он снова стал серьезен. — У вас не было никакого права так поступать. И, сделав это, вы нам обоим наделали массу неприятностей. Слышите? — заорал он, почти поднявшись с кресла. — Целую кучу дерьмовых неприятностей!
Саския стиснула кулаки и бросилась вперед:
— Вы убили моего брата! — закричала она, вырываясь от Тарко. Тарко удержала ее одной рукой. Саския боролась, бешено сверкая глазами на них обоих: — Вы убили Тэла! А Марко остался там, внизу… — Она выбросила руку назад, показывая в ту сторону, откуда они прилетели, словно думала, что Венера находится где-то под палубами. — …медленно умирает на Венере из-за вас!
— Что вам от нас надо? — свирепо спросила Табита.
Капитан Пеппер снова медленно опустился в кресло. Он исследовал большой палец своей правой руки. Потом вытянул жесткий указательный палец правой руки, указывая прямо на голову Табиты.
— Ты, — сказал он. — Нам нужна ты. И он, — заявил он, ткнув большим пальцем в направлении фраска, безжизненно повисшего в воздухе перед своим престарелым исследователем. — Нам нужна ты и он, и нам нужен твой маленький кораблик. — Пеппер снова тупо ухмыльнулся. — И нам нужен ваш маленький черный приятель, который вырубил нам свет. Мы ведь уже его заполучили, да, Тарк?
Трантша посмотрела на своего капитана, покорно, тупо, непонимающе.
Внезапно, капитан, казалось, потерял к ним всякий интерес:
— Кое-кто хочет с вами увидеться, — сказал он. — А пока вы устраивайтесь здесь, как дома, слышите? Убери их, Тарко.
Трантша замурлыкала. Крепко ухватив их, она потащила Саскию и Табиту прочь от своего пребывающего в задумчивости капитана и любопытного механика — назад в шахту, мимо отсека, где лежала потерпевшая катастрофу Элис в луже своих собственных жизненно важных жидкостей; назад в недра корабля. Она бросила их в камеру.
Камера, хоть и маленькая, судя по всему, часто принимала посетителей. Предыдущие узники нацарапали свои имена и длинные вереницы условных дней на слизисто-зеленых стенах. Пища и что похуже были разбрызганы во всех направлениях, там и здесь виднелись следы ожогов от выстрелов. Внутри на двери не было ручки. Не было здесь и иллюминаторы, а лампочка едва светилась, но это не имело значения, потому что смотреть здесь все равно было не на что.
— Под'ждите, — сказала трантша.
Она взялась за сумку Табиты, стащила ее через голову девушки, а потом оттолкнула ее. Она стояла и мяла сумку в руках. Потом рывком открыла ее, сломав молнию и подозрительно заглянула внутрь:
— Что эт'за дрянь?
— Это моя дрянь, — заявила Табита, встав совсем рядом, готовая выхватить сумку, если представится возможность.
Тарко захохотала. Она с силой толкнула Табиту на Саскию, и они обе свалились на пол.
Трантша стояла в дверях и рылась в сумке Табиты, медленно выбрасывая вещи на пол: носок, скомканные квитанции, пластиковый мешок с тремя фруктовыми леденцами, слипшимися на дне. Потом она отвела руку и швырнула сумку в камеру вслед за ними.
— Радуйтесь н'нее, — сказала она и захлопнула дверь.
Табита слезла с Саскии, встала на четвереньки и вяло поползла к своим разбросанным пожиткам.
Она встала на колени, подтягивая сумку к себе по полу.
Глубоко в стенах содрогнулись и ожили мощные двигатели.
Саския была на ногах. Она стояла и била ногой по двери, решительно и с ненавистью.
За ее спиной Табита подняла рассыпающуюся книжку в бумажной обложке и небрежно прижала к себе, смяв книжку о свой живот.
Саския обернулась, оперлась на дверь, глядя вниз на Табиту.
— О-о-ох, — с горечью сказала она. — Вот. Вот, Табита. Держи. — Она присела на корточки, чтобы помочь Табите, не глядя подбирая вещи с пола. Посмотрела на то, что было у нее в руке: это был пакетик со старыми конфетами: — Вот, — сказала она Табите, подсаживаясь к ней и обнимая ее рукой за плечи. Потом сунула смятые конфеты ей под нос: — Съешь одну, — посоветовала она.
Глаза Табиты были закрыты. Она покачала головой.
Сев на пятки, Саския открыла пакетик из рваного пластика, разорвав его еще больше. Изучила его содержимое.
— Не хочешь конфетку? — спросила она.
Табита, замкнувшись в себе, не отвечала. Она сидела на полу на коленях, прижимая к себе книжку и свою сумку, — черная дыра, воплощение несчастья и поражения.
— Можно, я съем одну? — спросила Саския.
Табита тяжело кивнула головой. Ее подбородок опустился на грудь и там и остался, словно кто-то неожиданно усилил гравитацию, и ее голова стала слишком тяжелой, чтобы подняться.
С трудом Саския отделила липкий леденец от комка. Нахмурившись, она пыталась очистить его от целлофана.
— Ублюдки, — сказала она озабоченным тоном. Потом оставила свои усилия и сунула леденец в рот прямо в обертке. Она оглядела пол, заметила какой-то предмет, завалившийся под койку, протянула руку и достала его.
Это была гармоника Табиты.
Саския протянула ее на вытянутой руке.
— Табита! — безнадежно позвала она.
Табита не шевельнулась.
— Ох, пожалуйста, Табита.
Стоя на коленях, Саския обняла Табиту сзади, прижалась щекой к ее костюму.
— Все в порядке, — невнятно сказала она — ее рот был набит леденцом.
Тут Табита подняла глаза и, обернувшись, тупо посмотрела на Саскию.
— Что?
Саския тихонько и неодобрительно фыркнула. Скользнула руками с талии Табиты к ее затылку, где кончался воротник. Сжала напряженные мышцы и стала гладить ее волосы.
Табита немного посопротивлялась, потом позволила своей голове откинуться назад, на руки Саскии. Глаза ее снова закрылись.
Забытая, рассыпающаяся книжка выскользнула из крепко сжатых рук Табиты на скользкий пол. Табита не стала поднимать ее.
Лаская голову Табиты, Саския прижалась к ее спине. Дотронулась губами до ее щеки.
Табита так и стояла на коленях, пассивная, инертная.
Саския поцеловала ее в губы.
Из горла Табиты раздалось едва слышное бормотание.
Саския подняла голову:
— Что?
Губы Табиты сомкнулись и снова раскрылись, между ними мелькнул ее язык.
— Черная смородина…
Саския ласково хмыкнула:
— Давай, Табита.
Она встала, подняла Табиту, потом опустила ее на койку. Пальчики Саскии в два счета разобрались с застежками на костюме Табиты. Она мягко сняла с подруги костюм, уложила ее на спину и снова поцеловала, расстегивая жакет и водя своим руками фокусника по ее груди.
— Черная смородина, — пренебрежительно прошептала она.
Табита спала.
Саския с усилием стащила с нее жакет и брюки. Потом подняла сырое, сальное покрывало, подвинула Табиту на узкой койке и, освободившись от собственной одежды, сама скользнула следом.
54
Теперь, когда корабль был в пути, стало холодно. Пленницы проснулись, натянули одежду и свернулись вместе под тонким одеялом из фольги. Табита дремала и провалилась в сон. Она была снова в комплексе лифтов Изобилия, и ее вел в Сад Меркурия отряд полицейских эладельди. У станций, где останавливался лифт, были названия мест, которые она помнила с тех времен, когда была еще девочкой: Евдокс, Мэннерс, Масклайн. Ее тетушка Мюриэл все время заходила внутрь, пытаясь скормить ей кусочки горелого цыпленка, и кто-то, кого она не видела, пел ей в ухо.
Табита проснулась в смятении. Камеру наполняли глухие отзвуки пульсировавших двигателей «Уродливой Истины». Гравитация сместилась, так что казалось, что уклон пола идет вверх, в сторону двери. Табита прижималась к теплому телу Саскии.
— Я думала о Тэле, — сказала Саския чуть погодя.
— По-моему, я тоже, — ответила Табита. У нее во рту был неприятный застойный, липкий привкус. — Мгм. Мне снился сон.
Через минуту Саския сказала:
— Я бы хотела, чтобы он был здесь.
— Тэл?
— Могул…
— Не надо, — сказала Табита, обнимая ее. — Подумай о чем-нибудь другом.
Но Саскию не так легко было сдвинуть с места:
— Они убили его, — упавшим голосом сказала она. Какое-то время она лежала и плакала, а Табита обнимала ее. — Бедный Могул, — сказала Саския.
— И Марко. Табита? С Марко все будет в порядке?
Табите хотелось бы быть уверенной в том, что хоть с кем-нибудь все будет в порядке, хоть с кем-нибудь, в любом месте этой системы, неожиданно обернувшейся враждебной, где всем, будь то перки, полицейские, грабители и даже капеллийцы, наверное, — всем им стоило только взглянуть на тебя, чтобы погнаться за тобой, охотясь за твоей кровью. Она старалась не думать о Марко Метце в его ослепительном скафандре, у которого мозги выкипали в убийственных болотах Венеры.
— Конечно, с ним все будет хорошо, — сказала она.
— С Марко все будет в порядке, — сказала Саския. — Если кто и знает, как наверняка сделать так, чтобы с ним все было хорошо, — так это Марко.
— Саския?
— Что?
— Чем вы все-таки занимались?
Вся эта глупая авантюра закончилась, и с Табитой тоже все было кончено. Ее жизнь грубо и болезненно вырвали из ее рук, она это понимала, оглядываясь назад, на тот день на Грэнд-канале в Скиапарелли. Теперь Элис превратилась в груду металлолома, а она сама была заперта в недрах «Уродливой Истины»; все, кроме Саскии, погибли, или все равно что были мертвы; и она ничего не могла с этим поделать, если вообще когда-либо что-либо могла.
И все же ее не оставляло постоянное любопытство, ей хотелось знать, что это было, черт побери, что опрокинуло ее и оставило на расправу эладельди, чтобы они могли разорвать ее на куски.
— Нам нужны были деньги, — сказала Саския так, словно это все объясняло. — Мы никогда не могли заработать деньги. Никогда. А если и зарабатывали, то Марко всегда выбрасывал их на какой-нибудь дурацкий план, разработанный, чтобы обмануть всех вокруг и получить на этом в десять раз больше. Но у него никогда ничего не выходило. Тогда нам приходилось идти назад к Ханне и извиняться и снова все начинать с нуля.
Табита вздохнула. Поцеловала кончик уха Саскии и потерлась щекой о массу ее длинных волос.
— За всем этим стоит Ханна, да?
— Она все это задумала, — ответила Саския. — Сначала.
— Она работает на фрасков.
— Мы все на них работаем. Работали. Работали на фрасков.
Табита потянулась, выгнув спину:
— Значит, я правильно вычислила, — сказала она.
— Фраски построили Изобилие, — продолжала Саския. — После войны один из них остался там, в морозильнике. Когда туда поступила Ханна, она стала раскапывать, кто есть кто, и обнаружила его там. Но она никому об этом не рассказывала, а связалась кое с кем на Титане, с какими-то людьми, кто до сих пор поддерживает отношения с фрасками, а, может, и с самими фрасками, не знаю, — как бы там ни было, а Ханна предложила вывезти его оттуда, так, чтобы Капелла ничего не знала.
Табита заложила руки за голову:
— Значит, вы спасали фраска.
— Это была основная идея.
— Вы знали, что он находится в спячке.
— Ханна так сказала.
— Вы контрабандой везли его на Титан.
— Ну, да.
— На моем корабле, черт побери.
— Ох, Табита, извини, я тут ни при чем. Марко…
— Да, — мрачно сказала Табита. — Что же насчет Марко?
Саския неловко заерзала.
— Ну, сказала она. — Он пытался урвать кусочек, я думаю.
— Пытался урвать кусочек, — повторила Табита.
— По-моему.
— На моем корабле, черт побери.
— С тобой было дешевле, — пояснила Саския.
— Да что ты?
— Ну, да. И он разругался с экипажем, который наняла Ханна. Они сказали, он им не заплатил, а он сказал, они работу не сделали, ой, я не знаю. Он все время с кем-нибудь ругается. Ругался. Все равно, Марко позвонил из Скиапарелли и сказал, что он, хм, познакомился с тобой, и ты более надежная…
— Ах, так?
— …Он сказал… на самом деле, по-моему, он сказал, ты очень обязательная.
Табита фыркнула:
— Неужели? — пробормотала она.
— Он сказал, что ты ему обязана.
Табита резко села:
— Он сказал — что?!
— Что ты ему…
— Я слышала, — сказала Табита.
Ее трясло. Саския заботливо приподнялась на локте, уговаривая ее лечь под одеяло. Табита в ярости сопротивлялась, а Саския тянула ее за локоть.
— Ты холода напускаешь, — пожаловалась Саския.
— Хмм.
Табита сдалась. Она нашла скрученную салфетку и высморкалась.
— Вся эта история с пленкой, — вспомнила она.
— Она была от фрасков, — объяснила Саския, — от их людей на Титане.
— На ней же ничего не было. Я проиграла ее, там был только этот шуршащий, скребущийся звук.
Саския мягко провела кончиком пальца по щеке Табиты.
— Ах, — сказала она тоном, наводящим на размышления. — Ты нашла бы его очень возбуждающим, если бы была фраском.
Табита взяла руку Саскии и мягко, но решительно отвела ее палец:
— Что?
— Это брачный призыв фрасков, — сказала Саския. — Он должен был разбудить его.
— Так почему же этого не произошло?
— Ну, они проиграли только половину, когда включился какой-то сигнал тревоги или что-то в этом роде, и им пришлось забирать его как есть! Морозильный ящик и все такое.
Табита все еще была в недоумении.
— Но вы же проигрывали пленку Ханне, а не фраску.
— Да, чтобы они не заметили — люди в Правда-Сне. Ханна передавала ее фраску изнутри. Она очень хороша, ты знаешь. Знает, что делает.
— Она разговаривала так, что не создавалось впечатление, будто она знает, что делает.
— Ну, она же мертва, — заметила Саския. — Надо делать скидку.
— Пока я жива, больше никогда никому не буду делать скидок, — с горечью возразила Табита.
Саския проигнорировала это высказывание.
— Ты не должна недооценивать Ханну, — сказала она. И перекатилась на спину. — Жаль, что мы не можем ей сейчас позвонить.
— Так, значит, вы помогали фраску-беженцу попасть домой, — сказала Табита. — В этом было все дело.
— Да, — просто ответила Саския.
— За деньги.
— Так всегда было.
Пока они лежали, дремали и разговаривали, шум двигателей постепенно усилился. «Уродливая Истина» набирала скорость. Табита предположила, что они будут совершать прыжок. Они путешествовали в неизвестном направлении, и в конце рейса ее и Саскию передадут в лапы эладельди. Табита почувствовала, как страх сжал ей желудок.
Она взглянула на грязный желто-коричневый потолок:
— Он правда думал, что они заплатят?
— Ну…
— А ты?
— Не знаю! — раздраженно ответила Саския.
— Вы просто делали, что вам было сказано.
— Да! — Саския сверкнула на нее глазами. — И ты тоже!
Табита оставила эту тему.
Через минуту она спросила:
— Тогда почему она хотела, что бы я вернула ее на Изобилие?
Саския повернула голову:
— Кто?
— Фраск.
Саския нахмурилась:
— Она?
— Это особь женского пола, — сказала Табита.
— Откуда ты знаешь?
— Я уже встречала одну такую раньше. И в любом случае фраски не стали бы так хлопотать из-за мужчины.
Саския обдумала слова Табиты:
— А какая разница?
Табита, в свою очередь, обдумала слова Саскии:
— Не знаю, — в конце концов призналась она. — Я не понимаю фрасков. А кто понимает?
Некоторое время они лежали молча. Саския рассказала все, что знала. Она снова раздумывала, когда капитан Пеппер будет кормить своих пленников, если он вообще собирался это делать.
Внезапно Табита спросила:
— Что Ханна Су имела в виду, когда сказала, что они все собрались вокруг?
— Она всегда говорит такие вещи, — отозвалась Саския, — думает, что люди в других морозильниках подслушивают ее сделки.
— О, — сказала Табита.
Саския вдруг снова обняла Табиту:
— Давай сейчас больше не будем разговаривать, — предложила она. — А то у нас скоро кончатся темы для беседы. И никогда ведь не знаешь, мы можем пробыть здесь очень долго!
— Да, — сказала Табита. — Верно.
Они лежали рядом на койке и прислушивались к ворчливому рокоту двигателей «Уродливой Истины», ползущей все дальше, унося их в нескончаемую пустоту.
Табита проснулась в смятении. Камеру наполняли глухие отзвуки пульсировавших двигателей «Уродливой Истины». Гравитация сместилась, так что казалось, что уклон пола идет вверх, в сторону двери. Табита прижималась к теплому телу Саскии.
— Я думала о Тэле, — сказала Саския чуть погодя.
— По-моему, я тоже, — ответила Табита. У нее во рту был неприятный застойный, липкий привкус. — Мгм. Мне снился сон.
Через минуту Саския сказала:
— Я бы хотела, чтобы он был здесь.
— Тэл?
— Могул…
— Не надо, — сказала Табита, обнимая ее. — Подумай о чем-нибудь другом.
Но Саскию не так легко было сдвинуть с места:
— Они убили его, — упавшим голосом сказала она. Какое-то время она лежала и плакала, а Табита обнимала ее. — Бедный Могул, — сказала Саския.
— И Марко. Табита? С Марко все будет в порядке?
Табите хотелось бы быть уверенной в том, что хоть с кем-нибудь все будет в порядке, хоть с кем-нибудь, в любом месте этой системы, неожиданно обернувшейся враждебной, где всем, будь то перки, полицейские, грабители и даже капеллийцы, наверное, — всем им стоило только взглянуть на тебя, чтобы погнаться за тобой, охотясь за твоей кровью. Она старалась не думать о Марко Метце в его ослепительном скафандре, у которого мозги выкипали в убийственных болотах Венеры.
— Конечно, с ним все будет хорошо, — сказала она.
— С Марко все будет в порядке, — сказала Саския. — Если кто и знает, как наверняка сделать так, чтобы с ним все было хорошо, — так это Марко.
— Саския?
— Что?
— Чем вы все-таки занимались?
Вся эта глупая авантюра закончилась, и с Табитой тоже все было кончено. Ее жизнь грубо и болезненно вырвали из ее рук, она это понимала, оглядываясь назад, на тот день на Грэнд-канале в Скиапарелли. Теперь Элис превратилась в груду металлолома, а она сама была заперта в недрах «Уродливой Истины»; все, кроме Саскии, погибли, или все равно что были мертвы; и она ничего не могла с этим поделать, если вообще когда-либо что-либо могла.
И все же ее не оставляло постоянное любопытство, ей хотелось знать, что это было, черт побери, что опрокинуло ее и оставило на расправу эладельди, чтобы они могли разорвать ее на куски.
— Нам нужны были деньги, — сказала Саския так, словно это все объясняло. — Мы никогда не могли заработать деньги. Никогда. А если и зарабатывали, то Марко всегда выбрасывал их на какой-нибудь дурацкий план, разработанный, чтобы обмануть всех вокруг и получить на этом в десять раз больше. Но у него никогда ничего не выходило. Тогда нам приходилось идти назад к Ханне и извиняться и снова все начинать с нуля.
Табита вздохнула. Поцеловала кончик уха Саскии и потерлась щекой о массу ее длинных волос.
— За всем этим стоит Ханна, да?
— Она все это задумала, — ответила Саския. — Сначала.
— Она работает на фрасков.
— Мы все на них работаем. Работали. Работали на фрасков.
Табита потянулась, выгнув спину:
— Значит, я правильно вычислила, — сказала она.
— Фраски построили Изобилие, — продолжала Саския. — После войны один из них остался там, в морозильнике. Когда туда поступила Ханна, она стала раскапывать, кто есть кто, и обнаружила его там. Но она никому об этом не рассказывала, а связалась кое с кем на Титане, с какими-то людьми, кто до сих пор поддерживает отношения с фрасками, а, может, и с самими фрасками, не знаю, — как бы там ни было, а Ханна предложила вывезти его оттуда, так, чтобы Капелла ничего не знала.
Табита заложила руки за голову:
— Значит, вы спасали фраска.
— Это была основная идея.
— Вы знали, что он находится в спячке.
— Ханна так сказала.
— Вы контрабандой везли его на Титан.
— Ну, да.
— На моем корабле, черт побери.
— Ох, Табита, извини, я тут ни при чем. Марко…
— Да, — мрачно сказала Табита. — Что же насчет Марко?
Саския неловко заерзала.
— Ну, сказала она. — Он пытался урвать кусочек, я думаю.
— Пытался урвать кусочек, — повторила Табита.
— По-моему.
— На моем корабле, черт побери.
— С тобой было дешевле, — пояснила Саския.
— Да что ты?
— Ну, да. И он разругался с экипажем, который наняла Ханна. Они сказали, он им не заплатил, а он сказал, они работу не сделали, ой, я не знаю. Он все время с кем-нибудь ругается. Ругался. Все равно, Марко позвонил из Скиапарелли и сказал, что он, хм, познакомился с тобой, и ты более надежная…
— Ах, так?
— …Он сказал… на самом деле, по-моему, он сказал, ты очень обязательная.
Табита фыркнула:
— Неужели? — пробормотала она.
— Он сказал, что ты ему обязана.
Табита резко села:
— Он сказал — что?!
— Что ты ему…
— Я слышала, — сказала Табита.
Ее трясло. Саския заботливо приподнялась на локте, уговаривая ее лечь под одеяло. Табита в ярости сопротивлялась, а Саския тянула ее за локоть.
— Ты холода напускаешь, — пожаловалась Саския.
— Хмм.
Табита сдалась. Она нашла скрученную салфетку и высморкалась.
— Вся эта история с пленкой, — вспомнила она.
— Она была от фрасков, — объяснила Саския, — от их людей на Титане.
— На ней же ничего не было. Я проиграла ее, там был только этот шуршащий, скребущийся звук.
Саския мягко провела кончиком пальца по щеке Табиты.
— Ах, — сказала она тоном, наводящим на размышления. — Ты нашла бы его очень возбуждающим, если бы была фраском.
Табита взяла руку Саскии и мягко, но решительно отвела ее палец:
— Что?
— Это брачный призыв фрасков, — сказала Саския. — Он должен был разбудить его.
— Так почему же этого не произошло?
— Ну, они проиграли только половину, когда включился какой-то сигнал тревоги или что-то в этом роде, и им пришлось забирать его как есть! Морозильный ящик и все такое.
Табита все еще была в недоумении.
— Но вы же проигрывали пленку Ханне, а не фраску.
— Да, чтобы они не заметили — люди в Правда-Сне. Ханна передавала ее фраску изнутри. Она очень хороша, ты знаешь. Знает, что делает.
— Она разговаривала так, что не создавалось впечатление, будто она знает, что делает.
— Ну, она же мертва, — заметила Саския. — Надо делать скидку.
— Пока я жива, больше никогда никому не буду делать скидок, — с горечью возразила Табита.
Саския проигнорировала это высказывание.
— Ты не должна недооценивать Ханну, — сказала она. И перекатилась на спину. — Жаль, что мы не можем ей сейчас позвонить.
— Так, значит, вы помогали фраску-беженцу попасть домой, — сказала Табита. — В этом было все дело.
— Да, — просто ответила Саския.
— За деньги.
— Так всегда было.
Пока они лежали, дремали и разговаривали, шум двигателей постепенно усилился. «Уродливая Истина» набирала скорость. Табита предположила, что они будут совершать прыжок. Они путешествовали в неизвестном направлении, и в конце рейса ее и Саскию передадут в лапы эладельди. Табита почувствовала, как страх сжал ей желудок.
Она взглянула на грязный желто-коричневый потолок:
— Он правда думал, что они заплатят?
— Ну…
— А ты?
— Не знаю! — раздраженно ответила Саския.
— Вы просто делали, что вам было сказано.
— Да! — Саския сверкнула на нее глазами. — И ты тоже!
Табита оставила эту тему.
Через минуту она спросила:
— Тогда почему она хотела, что бы я вернула ее на Изобилие?
Саския повернула голову:
— Кто?
— Фраск.
Саския нахмурилась:
— Она?
— Это особь женского пола, — сказала Табита.
— Откуда ты знаешь?
— Я уже встречала одну такую раньше. И в любом случае фраски не стали бы так хлопотать из-за мужчины.
Саския обдумала слова Табиты:
— А какая разница?
Табита, в свою очередь, обдумала слова Саскии:
— Не знаю, — в конце концов призналась она. — Я не понимаю фрасков. А кто понимает?
Некоторое время они лежали молча. Саския рассказала все, что знала. Она снова раздумывала, когда капитан Пеппер будет кормить своих пленников, если он вообще собирался это делать.
Внезапно Табита спросила:
— Что Ханна Су имела в виду, когда сказала, что они все собрались вокруг?
— Она всегда говорит такие вещи, — отозвалась Саския, — думает, что люди в других морозильниках подслушивают ее сделки.
— О, — сказала Табита.
Саския вдруг снова обняла Табиту:
— Давай сейчас больше не будем разговаривать, — предложила она. — А то у нас скоро кончатся темы для беседы. И никогда ведь не знаешь, мы можем пробыть здесь очень долго!
— Да, — сказала Табита. — Верно.
Они лежали рядом на койке и прислушивались к ворчливому рокоту двигателей «Уродливой Истины», ползущей все дальше, унося их в нескончаемую пустоту.
Часть пятая
ЗАВТРАК С БРАТОМ ФЕЛИКСОМ
55
BGK009059
TXJ. STD
ПЕЧАТЬ
//Jlk; mm@@>|| JKLQkklmY^sporg| SPORGA — fi9'
fSMqo^AEJ! c222
РЕЖИМ? VOX
КОСМИЧЕСКАЯ ДАТА? 19.9.29
— ЖДИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА.
— Элис!
— ЖДИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА.
— Ну, давай же, Элис. Ты не можешь прятаться там вечно.
— КАПИТАН?
— Привет, Элис.
— ПРИВЕТ, КАПИТАН. СБОЙ.
— Я знаю. Ты знаешь, где мы находимся?
— ПЛАНЕТА. ЖАРКО. ДОЖДЬ. ТОКСИЧНЫЙ. СБОЙ, КАПИТАН. ОПАСНОСТЬ. ОПАСНОСТЬ. ОПАСНОСТЬ.
— Да, Элис, я знаю, но если ты мне поможешь, я вытащу нас отсюда так скоро, как только смогу.
— СПАТЬ.
— У нас нет времени. Если ты снова заснешь, мы тут все умрем, Элис.
— КАПИТАН?
— Да, Элис?
— ПРИВЕТ, КАПИТАН.
— Привет, Элис!
— ВСЕ ТАК СМУТНО. ГДЕ МЫ?
— На Венере.
— ВЕНЕРА.
— Да.
— КАТАСТРОФА. НЕУДИВИТЕЛЬНО, ЧТО Я ТАК ОТВРАТИТЕЛЬНО СЕБЯ ЧУВСТВУЮ.
— Элис, мне нужно, чтобы ты осмотрелась и подумала, можем ли мы что-нибудь сделать. Ты можешь сделать это для меня, Элис, пожалуйста, я тебя очень прошу.
— ПОГОВОРИ СО МНОЙ, КАПИТАН. РАССКАЖИ МНЕ КАКУЮ-НИБУДЬ ИСТОРИЮ. РАССКАЖИ МА%VAfu'++ +8
— Элис, не надо!
Черт! Элис…
Хорошо, Элис. Я расскажу тебе, что я сейчас делаю. Я сижу здесь, на борту и собираюсь провести всю диагностику, какую смогу, отсюда — вот так… а теперь…
Где я остановилась?
А, вспомнила.
Караван. Он уже рассеивался к тому времени, когда пробился «Блистательный Трогон». Мы выскочили из сверхпространства в вихре изувеченных частиц. Прощальных вечеров было мало, слишком мы были разбросаны. «Октябрьский Ворон» вынырнул в пяти миллионах км от «Трогона», далеко от плоскости кольца. Он был виден как маленькая капля ртути, поблескивавшая над полюсом. Фраски ничего не праздновали. Они уже улетели и прошли полпути через кольца, в массовых экипажах, двигаясь стадом вслед за «Василиском» и направляясь на новые квартиры на Иафете.
Кое-кого мы потеряли, «Дулута», например, я помню, и один корабль с линии Шенандоа, они улетели искать счастья в неведомое, их подвел какой-то сбой в Приводе. Несколько кораблей были повреждены. Я видела один «Навахо Скорпион», аккуратно сложенный вдвое, и тот «Беллерофон» с грузом деталей и узлов, превратившийся в пять тысяч тонн ржавого металла.
Я покинула «Трогон» на Энцеладе. Они были не в восторге оттого, что я решила уйти так скоро, но они всего лишь возвращались назад на Марс, а я в этом не видела смысла. Я была на границе человечества, могла вести любой корабль — от такси до крейсера, у были кое-какие сбережения, и время принадлежало мне. Я была свободна.
Мы с трудом поднялись на Холм Аравак, над городом, и заглянули в дикий север, где ледяные вулканы пятнали бледный горизонт морозным дымом. Трикарико показал обсерватории, поблескивавшие на далеких утесах, как молодые кристаллы. Он показал мне сверкающие шпили ламасерая Священной Всенощной Всеобщего Слияния. Я долго держала его в объятиях и целовала. Он сдался. Я заплела ему волосы в последний раз.
Кольца разрезали небо надвое — веер из радуг и все краски осени; а в центре их был Сатурн, огромный, незрелый, как будущее.
— ХОРОШО. ЧТО ДАЛЬШЕ?
— О! Ну, надо было получить лицензию у эладельди. Три дня в сатурнианском зиккурате, ожидание, тесты, опять ожидание. Проводник-женщина нацепила мне значок и повела через неуютные помещения, полные конторок, а за их пультами сидели функционеры-эладельди и обрабатывали жизни людей, там продлевали их, тут — сокращали, переклассифицировали, взимали налоги, вызывали людей на суды и экзамены. Информация потоком текла к капеллийцам — на Харон. Моя сопровождающая тоже не знала, куда мне идти. Она все время останавливалась и спрашивала дорогу. Никто не знал и не желал знать. Она была служанкой, я — просто номером досье, и мы обе были из расы людей.
TXJ. STD
ПЕЧАТЬ
//Jlk; mm@@>|| JKLQkklmY^sporg| SPORGA — fi9'
fSMqo^AEJ! c222
РЕЖИМ? VOX
КОСМИЧЕСКАЯ ДАТА? 19.9.29
— ЖДИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА.
— Элис!
— ЖДИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА.
— Ну, давай же, Элис. Ты не можешь прятаться там вечно.
— КАПИТАН?
— Привет, Элис.
— ПРИВЕТ, КАПИТАН. СБОЙ.
— Я знаю. Ты знаешь, где мы находимся?
— ПЛАНЕТА. ЖАРКО. ДОЖДЬ. ТОКСИЧНЫЙ. СБОЙ, КАПИТАН. ОПАСНОСТЬ. ОПАСНОСТЬ. ОПАСНОСТЬ.
— Да, Элис, я знаю, но если ты мне поможешь, я вытащу нас отсюда так скоро, как только смогу.
— СПАТЬ.
— У нас нет времени. Если ты снова заснешь, мы тут все умрем, Элис.
— КАПИТАН?
— Да, Элис?
— ПРИВЕТ, КАПИТАН.
— Привет, Элис!
— ВСЕ ТАК СМУТНО. ГДЕ МЫ?
— На Венере.
— ВЕНЕРА.
— Да.
— КАТАСТРОФА. НЕУДИВИТЕЛЬНО, ЧТО Я ТАК ОТВРАТИТЕЛЬНО СЕБЯ ЧУВСТВУЮ.
— Элис, мне нужно, чтобы ты осмотрелась и подумала, можем ли мы что-нибудь сделать. Ты можешь сделать это для меня, Элис, пожалуйста, я тебя очень прошу.
— ПОГОВОРИ СО МНОЙ, КАПИТАН. РАССКАЖИ МНЕ КАКУЮ-НИБУДЬ ИСТОРИЮ. РАССКАЖИ МА%VAfu'++ +8
— Элис, не надо!
Черт! Элис…
Хорошо, Элис. Я расскажу тебе, что я сейчас делаю. Я сижу здесь, на борту и собираюсь провести всю диагностику, какую смогу, отсюда — вот так… а теперь…
Где я остановилась?
А, вспомнила.
Караван. Он уже рассеивался к тому времени, когда пробился «Блистательный Трогон». Мы выскочили из сверхпространства в вихре изувеченных частиц. Прощальных вечеров было мало, слишком мы были разбросаны. «Октябрьский Ворон» вынырнул в пяти миллионах км от «Трогона», далеко от плоскости кольца. Он был виден как маленькая капля ртути, поблескивавшая над полюсом. Фраски ничего не праздновали. Они уже улетели и прошли полпути через кольца, в массовых экипажах, двигаясь стадом вслед за «Василиском» и направляясь на новые квартиры на Иафете.
Кое-кого мы потеряли, «Дулута», например, я помню, и один корабль с линии Шенандоа, они улетели искать счастья в неведомое, их подвел какой-то сбой в Приводе. Несколько кораблей были повреждены. Я видела один «Навахо Скорпион», аккуратно сложенный вдвое, и тот «Беллерофон» с грузом деталей и узлов, превратившийся в пять тысяч тонн ржавого металла.
Я покинула «Трогон» на Энцеладе. Они были не в восторге оттого, что я решила уйти так скоро, но они всего лишь возвращались назад на Марс, а я в этом не видела смысла. Я была на границе человечества, могла вести любой корабль — от такси до крейсера, у были кое-какие сбережения, и время принадлежало мне. Я была свободна.
Мы с трудом поднялись на Холм Аравак, над городом, и заглянули в дикий север, где ледяные вулканы пятнали бледный горизонт морозным дымом. Трикарико показал обсерватории, поблескивавшие на далеких утесах, как молодые кристаллы. Он показал мне сверкающие шпили ламасерая Священной Всенощной Всеобщего Слияния. Я долго держала его в объятиях и целовала. Он сдался. Я заплела ему волосы в последний раз.
Кольца разрезали небо надвое — веер из радуг и все краски осени; а в центре их был Сатурн, огромный, незрелый, как будущее.
— ХОРОШО. ЧТО ДАЛЬШЕ?
— О! Ну, надо было получить лицензию у эладельди. Три дня в сатурнианском зиккурате, ожидание, тесты, опять ожидание. Проводник-женщина нацепила мне значок и повела через неуютные помещения, полные конторок, а за их пультами сидели функционеры-эладельди и обрабатывали жизни людей, там продлевали их, тут — сокращали, переклассифицировали, взимали налоги, вызывали людей на суды и экзамены. Информация потоком текла к капеллийцам — на Харон. Моя сопровождающая тоже не знала, куда мне идти. Она все время останавливалась и спрашивала дорогу. Никто не знал и не желал знать. Она была служанкой, я — просто номером досье, и мы обе были из расы людей.