Гринлэнд Колин. Вернуть изобилие

   — Табита. Иди сюда и садись, — бодро сказал Брат Феликс, подплывая к скатерти для пикников в красно-белую клетку. — Попробуй вот этого замечательного бургундского, и тебе сразу станет легче, я знаю.
   — Мне станет легче, когда я сяду на корабль, чтобы убраться отсюда подальше, — ответила Табита. — Не раньше.
   Она стояла, глядя на скатерть. На ней было вино, красное, как рубин, во флаконе из дутого стекла. На ней был деревенский хлеб с хрустящей корочкой, завитки желтого масла, уложенные на влажном зеленом листе, головки сыра, пряные деликатесы и фаянсовое блюдо с прекрасными, сочными сливами. В животе у Табиты заурчало.
   Еще минуту назад ей было тошно, но сейчас она поняла, что умирает от голода.
   Саския уже стояла на коленях, обследуя копченую лососину.
   — Кстаска, — важно обратился к Херувиму Брат Феликс, — что я могу предложить тебе, чтобы освежиться после всех перипетий вашего путешествия?
   — Мы не едим и не пьем, — рассеянно ответил Херувим. — Вашего усиленного солнечного света вполне достаточно. — Он пристроил свою тарелку на траве и с легким вздохом откинулся назад, опираясь на локти.
   — Капитан Джут, — сказал Брат Феликс. — Табита. Садись же, прошу тебя.
   — Садись, Табита, — просительным тоном повторила за ним Саския, с набитым ртом.
   — Вы проделали такой долгий путь, — продолжал Уборщик, — и мы так рады видеть вас здесь целыми и невредимыми. Неужели ты не выпьешь с нами стаканчик вина?
   Табита посмотрела на сиявшего гиганта.
   Он сделал знак пальцем. Полный до краев кубок легко поднялся с земли и завис перед девушкой.
   Табита взглянула на него.
   Потом протянула руку и взяла кубок.

65

   — Я должен извиниться перед вами за кибернатора Перлмуттера, — заявил Брат Феликс, когда они устроились на пикник. — Я знаю, он иногда бывает слишком прямолинейным. Он страшно серьезно воспринимает нашу работу.
   Табита оглянулась на серьезные и элегантные фигуры, собравшиеся подышать свежим воздухом в вечный полдень на Хароне. С белой оркестровой площадки доносились мечтательные звуки музыки. Неподалеку, у солнечных часов, стояла группа философов, рассуждавших о природе времени.
   — По мне это не очень похоже на работу, — грубо отрезала Табита.
   — Наши задачи многочисленны и очень различны, — пояснил их хозяин; он и не подумал обидеться. — Одной из многочисленных услуг, которую мы имеем честь оказывать капеллийцам, является сбор этих замечательных старых кораблей Сансау.
   — А сколько их? — поинтересовалась Саския, вонзая зубки в ярко-красный помидор.
   — Определенное число, — уклончиво ответил Брат Феликс. — Не очень большое. — И он расправил килт на коленях.
   — Вам приходится тратить изрядное количество времени, чтобы их отыскивать, — заметила Табита.
   Брат Феликс поднял свои замечательные брови:
   — О, мы знаем, где они все находятся. Мы всегда знали, где они. Каждую минуту. Нет, вы меня не поняли, — сказал он, наклоняясь, чтобы взять копченую устрицу. — Это не уборка. Здесь все — не уборка. Как видите. — Он улыбнулся и обвел взглядом собрание. — На самом деле это что-то вроде игры, — признался Брат Феликс. — Ставки против оставшихся кораблей, у которых есть какое-то подобие привода, — астрономические! — Он засмеялся собственной шутке. — Дело в том, что ни одного из них уже не осталось. Мы все забрали.
   Небрежным жестом он указал на сто триллионов километров изолированного пространства: девять миров, сорок пять спутников, триста семьдесят один разработанный астероид, несколько сотен разных установок, включая трубы, платформы, колеса, зиккураты и обиталища-ошибки, различные обломки, автономные лаборатории, ангары и полужилые места обитания. Он знал их все, каждый из них в отдельности. И благословлял их.
   Брат Феликс сунул устрицу в свой румяный рот:
   — Даже у этих ребят на Титане нет оборудования, — продолжал он. — Вот почему они вкладывали все, что можно, чтобы найти какого-нибудь фраска. Вообще-то, это было дело безнадежное. Но ты, Табита… — он нагнулся и жестом доброго дядюшки положил руку на ее запястье. — Ты была настоящим противником.
   По дорожке, рука об руку, к ним приближались две одинаковые статные молодые женщины. На них были белые тоги, широкие кожаные пояса с кармашками и венки из виноградных листьев. Брат Феликс окликнул их:
   — Сестра Вероника! Сестра Марджори! Присоединяйтесь к нам.
   — Приветствуем тебя, Брат Феликс, — сказала одна из женщин музыкальным голосом, пока они шли по дорожке.
   — Это и есть твои новые протеже? — спросила вторая.
   Они улыбнулись милостивой улыбкой Уборщиков, предназначенной для всех и каждого, и, после того, как всех представили Другу, сели, скрестив ноги и мягко паря рядом с Братом Феликсом, почти касаясь земли.
   — Так, значит, это вы фактически выгнали последнего фраска, — сказала Сестра Марджори, угощаясь лососиной с серебряной тарелки.
   — Я как раз рассказывал нашим новым друзьям о нашей маленькой игре, — сказал Брат Феликс, становясь еще более веселым, если такое вообще было возможно. Он положил руки в кольцах себе на колени и откинулся назад в воздухе.
   Сестра Вероника отсалютовала Табите жестом вежливого восхищения: — «Элис Лиддел» была грозным соперником, — сказала она.
   — Ну, вот, что я вам говорил, — заметил Брат Феликс. Все еще откинувшись назад, он расстегнул спорран и вынул плату: — Вот она, — сказал он, приподняв ее за кончик. — Элис собственной персоной, цела и невредима.
   — О, дай мне посмотреть, пожалуйста, — попросила Сестра Марджори.
   — Отдай ее мне, — понизив голос, сказала Табита, приподнимаясь и протягивая руку через скатерть. Туда она дотянулась, но поняла, что дальше дотянуться не сможет.
   — Теперь она тебе бесполезна, моя дорогая, — заметил Брат Феликс и передал плату Сестре Марджори. — Когда тебя переведут выше, ты будешь слишком занята, чтобы летать на космических кораблях!
   — Это правда, Табита, — сказала Сестра Вероника, поздравляя Табиту, когда та медленно опустилась на свое место. — Тебе больше не надо будет водить баржу.
   — Ты станешь такой же, как мы! — улыбнулась Сестра Марджори.
   — Тогда уж я лучше стала бы перком, — зло ответила Табита.
   Трое Уборщиков решили, что это великолепная шутка. Они от всего сердца рассмеялись.
   — А как в нее играют? — спросил Кстаска. — В вашу игру?
   — Ну, — ответила Сестра Вероника, — в общем, это даже и не игра.
   — Развлечение. Забава, — добавила Сестра Марджори.
   — Мы заключаем пари, — сказал Брат Феликс, словно признаваться в этом было чем-то из ряда вон выходящим.
   — Один из нас заключает пари против другого на то, что тот предоставит чему-то идти своим чередом, что бы это ни было, — сообщила Сестра Вероника.
   — Чтобы посмотреть, кто первым не выдержит, — сказала Сестра Марджори, — и вмешается.
   Сестры посмотрели на Брата Феликса.
   Вид у Брата Феликса был смущенный, казалось, он забавляется сам собой.
   — Я проиграл, — признал он.
   Сестры мило рассмеялись.
   — У них все шло очень хорошо, — сказал им Брат Феликс, защищаясь. Он перечислял их заслуги по пальцам. — Через столько лет старая Королева Фрасков выходит из небытия.
   — Никто не знал, что она там, — заметила Сестра Вероника.
   — А в следующую минуту вот она, на адаптированном «Кобольде» Сансау, — с пафосом продолжал Брат Феликс.
   — …С Херувимом на борту! — заключила Сестра Марджори, восхищаясь неистощимой изобретательностью вселенной.
   Уборщики вежливо посмотрели на Кстаску, словно поздравляя его с замечательной ловкостью и находчивостью.
   — Совершенно невероятное совпадение, — провозгласил Брат Феликс, и за белой скатертью закивали огромные белые головы. — Что мы можем сказать? Только пожалеть об оборудовании!
   И снова все Уборщики весело засмеялись.
   По-прежнему сидя, Брат Феликс обернулся и поднял свое широкое бледное лицо к непостижимому солнцу, оглядывая сады, детей, беседовавших философов, музыкантов, рыболовов и тех, кто запускал змеев. День был вечно теплым, не было ни малейшего намека на холодок, который мог бы напомнить, что они обитали в пузыре благожелательной невероятности, балансировали на вершине замерзшей атмосферы спутника Плутона. Только за пределами микроклимата, на краю зелени, можно было краешком глаза увидеть черное царство вечного адского холода.
   Сестра Вероника наклонилась к Табите, кольца на ее белых руках блеснули в солнечном свете:
   — НЕКОТОРЫЕ были убеждены, что ты знаешь что-то такое, чего мы не знаем, — доверительно намекнула она.
   Прежде, чем Табита успела ответить, Сестра Марджори протянула руку и успокаивающе похлопала ее по плечу. То, как они здесь ее все время лапали, просто бесило Табиту.
   — О, не волнуйся, — сказала Сестра Марджори, — мы знали, что ты не знала НИЧЕГО.
   — Ты ведь сначала вообще не понимала, что происходит, правда? — сказал Брат Феликс. — Ты просто выполняла свою работу.
   Табита стиснула зубы и ничего не ответила.
   — Нет, Табита, никаких неприятностей у тебя нет, — продолжал он.
   — Мы тебе обещаем, — хором пропели Сестры.
   — Я говорил ей, — сказал Брат Феликс, — она справилась очень хорошо. Капелла разрешила твое повышение, — добавил он, обращаясь ко всем присутствующим.
   У Саскии вид был подавленный. Она вертела между большим и указательным пальцем стебелек водяного кресса. Потом спросила их:
   — А вы можете возвращать мертвых?
   Последовала секундная пауза.
   — О, моя дорогая, — печально промолвила Сестра Вероника.
   — Твой бедный дорогой брат, — сказала Сестра Марджори, покачивая увенчанной листьями головой. Сестры любовно и скорбно посмотрели друг на друга — каждая на свое отражение.
   — Бедное дитя, — прошептал Брат Феликс. — Выпей, выпей еще вина, — глухим голосом произнес он, затем отвернулся и высморкался.
   Саския переводила взгляд с одного огромного лица на другое.
   Табита потянулась через скатерть и взяла Саскию за руку. Кстаска молча подплыл ближе.
   — Ну, хорошо, а как насчет Марко? — спросила Саския. — Марко Метца. Нам пришлось оставить его на Венере. Его вы тоже будете повышать?
   Вид у Брата Феликса стал озабоченный, на его висках снова запульсировали вены:
   — Ну, Марко Метц — довольно несносный мальчишка, — задумчиво произнес он. — Я полагаю, что, пожалуй, Венера — самое лучшее место для него, — и он подал знак, что желает еще хлеба.
   Саския выпрямилась, вонзив костяшки пальцев в податливую землю:
   — Но она же убьет его! — запротестовала она. Хлеб в это время послушно отрезал от себя кусок и скользнул на тарелку Брата Феликса.
   — Нет, если он будет осторожен, — возразил он. — Это может быть даже весело — оказаться в роли потерпевшего катастрофу.
   — Особенно со сломанной ногой, — ядовито заметила Табита.
   Брат Феликс неопределенно взмахнул ножом для масла.
   — Можно преодолеть соображения плоти, — отозвался он, откусывая большой кусок хлеба и принимаясь жевать. — Прийти… к согласию… с самим собой.
   — Общаясь с природой, — прибавила Сестра Вероника.
   — Вдали от сумятицы всей системы, — согласилась ее сестра.
   Брат Феликс сделал мощный глоток.
   — Может быть, мы еще увидим преображенного Марко Метца! — жизнерадостно объявил он. Он проглотил остатки хлеба с изрядным куском сыра, прижав его к маслу огромным указательным пальцем. — Как вы думаете? — Он произнес это таким тоном, словно ему действительно интересно было услышать их мнение.
   Табита свирепо выдохнула воздух и снова откинулась на локти. Она сжала пальцами траву и сердито выдрала клок. Но на месте каждого вырванного ей клочка из земли тут же появлялись новые побеги.
   Увидев это, Кстаска незаметно погрузил кончик хвоста в землю и стал считывать какие-то данные.
   — Я думаю, он умрет, если кто-нибудь быстро что-нибудь не предпримет, — сердито сказала Саския.
   — Тогда мы что-нибудь предпримем, моя дорогая, — отозвалась Сестра Вероника. — Сразу после завтрака.
   — Мы должны освободить твой разум от тревог, — добавила Сестра Марджори.
   Сестры кивнули и блаженно улыбнулись Друг другу.
   Табите захотелось стукнуть их головами. Ей хотелось сойти с ума и бегать с большим ружьем, Ей хотелось пойти назад к Элис, сесть в ее разбитую кабину и завыть. Хотелось лечь на солнышке, подложив под голову сумку, заснуть и никогда не просыпаться. Она возмущенно оторвала хрустящую корочку от куска хлеба:
   — А что вы знаете о свободе? — спросила она.
   Сестры, как один человек, повернулись и одарили ее любящей улыбкой.
   Сестра Марджори распростерла руки, указывая на всю компанию «повышенных» людей, отдыхавших на досуге, на деревья, цветы, голубых птичек.
   — Оглядись, Табита, — сказала Сестра Вероника.
   Табита сделала большой глоток из своего кубка и положила подбородок на сжатый кулак, равнодушно созерцая открывавшуюся перед ней сцену.
   — Неплохо для верхушки кучи дерьма, — заметила она.
   Но расстроить этих, людей было невозможно.
   — Свобода — это власть, — тупо сказал Кстаска.
   — Я думаю, — заявила Саския, закатывая рукава и, штанины своей пижамы, — человек не может быть свободным СНАРУЖИ, если он не свободен ВНУТРИ. Если вы понимаете, о чем я говорю. — Она вытянула правую руку перед собой, критически оглядывая ее и поворачивая ее в усиленном свет солнца.
   — Ты должна слушать своих друзей, Табита, — одобрительно заметил Брат Феликс.
   — Скоро, когда ты станешь одной из нас, ты поймешь, Табита, — серьезно подтвердила Сестра Марджори. — Здесь все красиво, и каждый совершенно свободен. Кто командует нами или что-то нам запрещает? Где наши угнетатели?
   — На Капелле, — отозвалась Табита. — Если верить Брату Феликсу.
   Вид у всех троих был искренне озадаченный.
   — На Капелле? — переспросила Сестра Вероника. — Но, Табита, ведь это Капелла дала нам свободу!
   — Ты только подумай, — настойчиво сказал Брат Феликс. — Вот мы сейчас на Хароне, на самом краю нашей солнечной системы. А солнце великолепно!
   — Где бы мы были сейчас без освободительной власти Капеллы? — сказала Сестра Марджори.
   — Все еще на бедной старой Луне, — заявила Сестра Вероника, — и спорили бы, можем мы ли мы себе позволить лететь на Марс!
   Но с Табиты уже было довольно.
   — Значит, так вы считаете? — сказала она. — Что ж, сказать вам, что думаю я, да? Я скажу вам, что я думаю об освободительной власти Капеллы. О том, как вы с вашей проклятой игрой силой затащили меня сюда. — Табита сделала паузу, чтобы сделать глоток вина, наслаждаясь мелким удовольствием заставлять их ждать себя, особенно, учитывая то, что она понятия не имела, что говорить дальше. — Я скажу вам, что я думаю, повторила она и, услышав свой голос, поняла, что вино оказалось хорошим, и она уже изрядно выпила. — Нет здесь никакой свободы, — чуть насмешливо продолжала она. — Вы всегда в чужом саду. — Для начала это прозвучало неплохо. Табита неуклюже взмахнула рукой. — Нельзя быть свободным, когда кто-то говорит тебе, куда можно идти, а куда — нет. — Табита сделала еще глоток вина. — Когда я была маленькой, — сообщила она им, — Марс был границей. Я родилась, — сказала она, пристально глядя на Сестру Веронику, — на бедной старой Луне.
   Сестра Вероника никак не отреагировала.
   — Кому-то же надо и там родиться, — сказала Табита.
   Сестра Вероника вежливо улыбнулась.
   — Это было не так уж забавно, — сказала Табита. — Раз уж вы спрашиваете. Как бы там ни было, Марс был весь забит, и все рвались перебраться на Пояс. Потом был Сатурн, освоение колец. А где она теперь? Здесь? Это граница? Или это стена сада?
   Попечители солнечной системы спокойно наблюдали за Табитой, словно она читала им стихотворение, которое выучила наизусть, что-то отрепетированное и далекое. Саския и Кстаска слушали ее очень внимательно. Саския подвинулась, села рядом с Табитой и взяла ее за руку.
   Но Табита не желала, чтобы ее держали за руку.
   — Нет никакой свободы, — повторила она. — Нет, пока кто-то держится за власть. Так что ты прав, Феликс. Мы все слуги. — Она печально кивнула, осознав меланхолическую мудрость этого замечания. — Могу вам сказать — я признаю, что была свободна так же, как всегда, до того, как все это началось. — Табита коротко рассмеялась. — Я перевозила торговые грузы на ловком маленьком «Кобольде», перетаскивала детали машин из Сантьяго Селестина в Каллисто, надрывалась, чтобы оплатить счета, и думала, где я причалю в следующий раз, где подвернется новая работа. Вот и вся свобода, какой можно добиться, — свирепо заключила она, — в этой системе.
   Брат Феликс слегка приподнялся в воздух. Саския тут же обняла Табиту, словно решила, что он сейчас ее ударит. Но Брат Феликс сказал понимающим тоном:
   — Ты все еще огорчена из-за своего корабля, правда? С моей стороны это было неразумно, я прошу у тебя прощения. Давай-ка посмотрим, может, мы сможем тебя успокоить.
   Он отправился назад через луг, Табита, Саския и Кстаска следовали за ним, а сестры остались на месте, улыбаясь, все время улыбаясь. В монастыре какая-то пара Уборщиков прервала свой спор о возможности появления чего-то нового, чтобы приветствовать женщин и Херувима, когда те проходили мимо. Брат Феликс немного опередил их. Они нагнали его только когда он был уже за деревьями, в уединенном уголке, где рядом с пустым шаттлом находились останки «Кобольда».
   Брат Феликс подозвал их.
   — Посмотри, — обратился он к Кстаске. — Тебе это понравится. — И он повернул кольцо.
   Останки «Элис Лиддел» засветились. Она заблестела, наполнилась радиацией, словно свет был где-то внутри нее — это было не просто бортовое освещение, проходившее сквозь ее разбитые иллюминаторы; казалось, будто сама энергия, все еще сообщавшая о мольбах израненных молекул ее субстанции, призвала ее подняться световым излучением и танцевать в солнечном свете.
   Какое-то мгновение Элис стояла, словно готовилась к взлету в пламени, вырывавшемся из окон шаттла. Табита вскрикнула, прикрыв глаза, потому что в тот момент ей показалось, что она смотрит не на искореженные и измятые обломки, а на тот «Кобольд», каким она была когда-то, в самом начале своего пути. Такой она должна была явиться с площадки «Бергена» в том полукомическом, полумистическом ритуале, когда привод судна только-только «осваивался» с новеньким электронным мозгом, и робот-каллиграф поднялся наверх, чтобы ярко-синими металлическими буквами написать ее имя на корпусе. Такой они увидели ее теперь — «Элис Лиддел», свежую, целую и перестроенную. Ее выбоины выровнялись, а трещины закрылись. Восстановленное ветровое стекло сверкало, сканеры шевелились, почуяв ветер со стороны солнца. Ее линии были чисты и правдивы, маленькие крылья решительно отведены назад — она размышляла о работе, для которой была создана и к которой готовилась приступить. Рядом с ее двигателями воздух разорвала тепловая волна; она повернулась, словно ища хозяйку; казалось, она приподнялась, совсем чуть-чуть.
   А потом она исчезла. Растаяла в воздухе.
   Воздух наполнился внезапными возмущениями, рванувшимися со всех сторон в пустое пространство, туда, где только что стоял корабль. Волосы Саскии развевались вокруг ее лица. Табита, отчаянно крича, бросилась вперед.
   Последняя дымка исчезла в воздухе, и «Элис Лиддел» перестала существовать. На траве, где она стояла, не было ни ожогов, ни пятен. Трава слегка поколебалась и застыла.
   — Ну, вот, — произнес Брат Феликс, — так лучше, не правда ли?
   И тут солнце скрылось.
   Над садами волной нависла огромная тень в форме эллипса.
   Повсюду все прекратили свои занятия. Они перестали разговаривать и уставились в темнеющее небо. Оркестр запнулся и замолчал. Атмосфера грохотала и трещала, словно от избытка энергий, уничтоживших корабль Табиты. Неожиданно стало очень холодно.
   — О, нет, — простонала Саския, сжимая у ворота свою тонкую пижаму. — Теперь еще дождь пойдет.
   — Нет, Саския, — сказал Херувим.
   Табита просто стояла, закинув голову, положив руки на бедра и широко раскрыв рот.
   — Это не туча, — произнес Кстаска.

66

   С высоты до них гулко донесся мощный искаженный голос:
   — СССАССКИЯ! КССТАССКА! ВЫ ТАМ, ВНИЗУ-ЗУ-ЗУ? А ГДЕ МАЛЬЧЧЧИКИ?
   — Ханна! — закричала Саския. И схватила Кстаску за руку. — Это Ханна?
   Брат Феликс воздел к небу руки:
   — Во имя всего святого, что…
   — Это Изобилие! — голос Саскии перекрывал громовой гул, усилившийся вдвое, потом втрое, по мере того, как стремительно приближался темный силуэт. Саския смеялась и свистела, ее волосы хлопали на поднимавшемся ветру. — Она привела его целиком!
   Над их головами, закрывая чудо-небо, летающей горой завис панцирь небесной черепахи. Деревья бились на ветру, а птицы и животные бросились в укрытие с криками ужаса.
   Со всех сторон собирались Уборщики, они мчались по верхушкам трав.
   В холмистой нижней части огромной установки открылся огромный серебряный глаз, в мрачное поле ударил луч света и беспорядочно заметался взад-вперед.
   Саския, все еще держа Кстаску за руку, бросилась навстречу свету. На бегу, таща за собой по воздуху Херувима, она обернулась через плечо.
   — Табита! — закричала она. — Табита!
   Но Табита убегала в противоположном направлении. А Брат Феликс колебался и окликал ее по имени.
   Саския на секунду остановилась и выпустила руку Кстаски. Херувим с жужжанием промчался мимо, описал круг в воздухе и вернулся назад. Он спикировал вниз и схватил Саскию за локоть.
   Слева и справа их окружали Уборщики.
   Брат Феликс бежал за Табитой.
   Саския закричала, забилась, вырываясь из цепких ручек Кстаски.
   Так, словно Ханна только что справилась с управлением, луч серебряного света скользнул прямо через лужайку и, упав на Саскию и Кстаску, засек их.
   — ДЕРРРЖИТЕСССЬ! — пророкотал оглушительный голос.
   И пока Уборщики карабкались друг через друга, пытаясь подняться в воздух. Херувим и акробатка были стремительно подхвачены вверх и унесены.
   Табита не видела, как они скрылись. Она бежала назад, в гущу деревьев, уворачиваясь от Уборщиков, стаей мчавшихся в противоположном направлении.
   — ТАБИТА! — услышала она отчаянный крик Саскии. — ТЫ ПРОПУСТИЛА ТАБИТУ!
   Табита промчалась через монастырь, Брат Феликс следовал за ней по пятам. Он выкрикивал ее имя, как разъяренный сержант, зовущий нерадивого кадета. Он ввалился в замкнутое пространство, двигаясь рывками и натыкаясь на стены, словно конечности отказывались ему служить.
   Там были и другие, они бежали с другой стороны.
   Табита стояла, собираясь с силами, в центре монастыря, и оглядывалась по сторонам.
   Потом, когда они были уже готовы наброситься на нее, она прижала к себе сумку, ухватилась за опору одной из арок и выпрыгнула через порог, прямо наружу.
   Позади раздался мощный стук столкнувшихся тел.
   Табита помчалась вперед в качавшуюся под ветром чащу, ныряя под ветви, продираясь сквозь кустарник там, где Уборщикам было не пройти. Она обежала развалины, обогнула заросли папоротника и выскочила на открытое пространство. Там была красно-белая скатерть; там находилась одна из сестер. Другая была дальше на лугу, почти обогнув буковую аллею. Плата была у Сестры Марджори.
   Которая же из них Сестра Марджори?
   С расстояния Табита не могла разобрать. И времени на ошибку у нее не было. Гороподобный захватчик продолжал спускаться, словно Ханна решила раздавить весь пузырь всмятку.
   Табита набрала в легкие побольше воздуха и закричала:
   — Элис! Элис Лиддел!
   Уборщица у деревьев остановилась и оглянулась.
   Она увидела Табиту и посмотрела прямо сквозь нее на сестру. А та схватилась за свой кармашек.
   Ругая их гравитацию на чем свет стоит, Табита ринулась к покинутому месту пикника и увидела, как Сестра Вероника повернула назад, по направлению к ней.
   Над их головами раздавался тонкий, пронзительный звук, словно множество птиц кричало высоко в воздухе.
   Табита бросила взгляд вверх. Из брюха спускающейся станции выплеснулась черная туча — масса маленьких черных частиц: газ, шрапнель, листочки, насекомые? — подумала на бегу Табита. А потом увидела их — они быстро неслись вниз впереди, над клумбами.
   Перки!
   Ханна отрядила перков, больше перков, чем Табита когда-либо видела собравшимися в одном месте, больше, чем ей хотелось бы увидеть где угодно. Целые семьи гибких, сварливых перков в комбинезонах, вооруженных до зубов, со стоящими торчком перьями, стремительно сыпались с неба.
   — Чи-чи-чи-чи-и-и!
   Перки падали на верхушки деревьев, скатывались по крыше оркестровой площадки, с плеском падали в воду. Они поднимались на ноги и неслись, топча цветы, готовые в любой момент напасть на любого, кого увидят.
   Перки ничего так не любят, как хорошую драку.
   В мгновение ока перки заполонили все, они бежали по садам, сбивая Уборщиков и эладельди, опрокидывая их. Гипертрофированные гуманоиды тщетно сжимали и крутили свои кольца: их затмила мощная тень угнанной станции.