Гришем Джон. Клиент

   – Твоя мать дала мне пощечину, – заметил Нассар.
   – И правильно сделала. Вам, придуркам, и в дурном сне не приснится, через что она прошла. И вот вы появляетесь и ведете себя так, будто ничего особенного не происходит, просто вы полицейские и у вас есть бумага, а моя мать, значит, должна прийти в восторг и расцеловать меня на прощание. Пара придурков. Больших, тупых, вонючих козлов.
   Лифт остановился, и вошли два врача. Они прекратили разговаривать между собой и уставились на Марка. Дверь за ними закрылась, и лифт пошел вниз.
   – Вы не поверите, но эти придурки меня арестовали, – сказал Марк.
   Они с удивлением посмотрели на Нассара и Кликмена.
   – По указанию суда по делам несовершеннолетних, – пояснил Нассар. Почему этот маленький поганец не заткнется?
   Марк кивком показал на Кликмена.
   – Вон тот, в новых кроссовках, сбил мою мать с ног минут пять назад. Что вы на это скажете?
   Оба врача посмотрели на кроссовки.
   – Заткнись-ка, Марк, – посоветовал Кликмен.
   – Твоя мама в порядке? – спросил один из врачей.
   – О, лучше некуда. А мой маленький братишка – в психиатрической палате. Наш трейлер сгорел дотла несколько часов назад. И эти два негодяя появляются и арестовывают меня на глазах у матери. Вон тот сбивает ее с ног. Так что она в полном порядке.
   Врачи не сводили глаз с полицейских. Нассар смотрел в пол, а Кликмен вообще закрыл глаза. Лифт снова остановился, и вошла небольшая толпа народу. Кликмен старался держаться поближе к Марку.
   – Мой адвокат подаст в суд на вас, уродов, понятно? – громко заявил Марк. – Завтра вы к этому времени без работы останетесь. – Восемь пар глаз посмотрели вниз, в угол, на Марка, а затем на налившееся кровью лицо детектива Кликмена. Все молчали.
   – Заткнись, Марк.
   – А если я не хочу? Вы со мной обойдетесь так же грубо, как и с моей мамой? Бросите меня на пол, будете бить ногами? Ты просто еще один дурак-полицейский, Кликмен. Еще один жирный полицейский с пушкой. Почему бы тебе не сбросить несколько фунтов?
   Лоб Кликмена покрылся крупными каплями пота. Он видел, как смотрят на него люди. Лифт еле двигался. Он готов был придушить Марка.
   Нассара зажали в другом углу, и в ушах его до сих пор звенело от пощечины. Он не мог видеть Марка, но, безусловно, хорошо его слышал.
   – Твоя мама в порядке? – спросила медсестра. Она стояла рядом с Марком и озабоченно на него поглядывала.
   – Ага, у нее сегодня прекрасный день. Но было бы куда лучше, если бы эти полицейские оставили меня в покое. Они ведь ведут меня в тюрьму, вы знаете?
   – За что?
   – Не знаю. Они не говорят. Я никому не мешал, старался успокоить маму, потому что наш трейлер сгорел дотла сегодня утром, и мы потеряли все, что у нас было, и тут они появляются без всякого предупреждения и теперь ведут меня в тюрьму.
   – Сколько же тебе лет?
   – Всего одиннадцать. Но им на это наплевать. Они и четырехлетку готовы арестовать.
   Нассар тихо застонал. Кликмен не открывал глаз.
   – Это ужасно, – сказала медсестра.
   – Вы бы посмотрели, как они бросили на пол меня и мою маму. Несколько минут назад у палаты в психиатрическом отделении. Сегодня про это передадут в новостях. Читайте газеты. Этих уродов завтра уволят. А потом потащат в суд.
   Лифт остановился на первом этаже, и все вышли.
   Он настоял, чтобы его посадили на заднее сиденье, как настоящего преступника. Машина была обыкновенным “крайслером”, но он распознал ее за сотню метров среди других машин на стоянке. Нассар и Кликмен боялись с ним заговорить. Они сидели на переднем сиденье и молчали, надеясь, что он последует их примеру. Но не тут-то было.
   – Вы забыли познакомить меня с моими правами, – сказал он Нассару, который старался ехать как можно быстрее.
   Никакого ответа с переднего сиденья.
   – Эй, вы, придурки! Вы забыли зачитать мне мои права.
   Никакого ответа. Нассар вдавил педаль газа в пол.
   – Вы знаете, как зачитывать мне мои права? Молчание.
   – Эй, тупица! Ты, что в новых кроссовках. Ты знаешь, как зачитывать мне мои права?
   Кликмен с трудом сдерживался. Но он твердо решил не обращать на мальчишку внимания. Странно, но губы Нассара кривились в усмешке, еле заметной из-под усов. Он остановился на красный свет, посмотрел в обе стороны и снова нажал на газ.
   – Послушай меня, тупоголовый! Я сам себе их прочту. Я имею право молчать. Улавливаешь? А если я что-нибудь скажу, вы, придурки, можете использовать это против меня в суде. Поняли, тупицы? Так что, если я что-то и скажу, вы, козлы, это забудете. Там еще есть про право на адвоката. Как насчет этого? Эй, козлики! Как насчет адвоката? Я по телевизору про это видел миллион раз.
   “Козел” Кликмен приспустил стекло, так как начал задыхаться. Нассар взглянул на его кроссовки и едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Преступник удобно устроился на заднем сиденье и скрестил ноги.
   – Бедные идиоты. Даже права мне зачитать не можете. Здесь в машине воняет. Неужели нельзя вымыть машину? Тут табаком все провоняло.
   – Я слышал, ты не против табака, – заметил Кликмен и сразу почувствовал себя лучше. Чтобы поддержать приятеля, Нассар рассмеялся. Они достаточно долго терпели этого сопляка.
   Марк увидел заполненную автомобильную стоянку рядом с высоким зданием. Около здания выстроились ряды патрульных машин. Нассар свернул на стоянку.
   Они быстро провели его через двери и дальше, в конец длинного холла. Он наконец замолчал. Здесь он был на их территории. Полицейских здесь кишмя кишело. Кругом висели указатели, направляющие людей в “Комнату предварительного заключения”, “Тюрьму”, “Комнату для посетителей”, “Приемную”. Много указателей и помещений. Они остановились у стола с большим количеством мониторов, и Нассар подписал какие-то бумаги. Марк оглядывался вокруг. Кликмену почти что стало его жалко. Здесь он казался совсем маленьким.
   Они снова куда-то двинулись. На лифте поднялись на четвертый этаж и снова остановились у стола. Стрелка на стене указывала в сторону крыла для несовершеннолетних, и Марк понял, что они уже близко от цели.
   Их остановила дама в форме, с блокнотом и пластиковой биркой “Дорин” на груди. Она просмотрела какие-то бумаги, затем заглянула в блокнот.
   – Здесь сказано, что Марка Свея по распоряжению судьи Рузвельта следует поместить в отдельную комнату.
   – Мне безразлично, куда вы его денете, – пробурчал Нассар. – Только заберите его поскорее.
   Она хмурилась и просматривала блокнот.
   – Судья Рузвельт требует отдельных комнат для всех несовершеннолетних. Думает, что это “Хилтон”.
   – А разве нет?
   Она проигнорировала вопрос и протянула Нассару листок бумаги на подпись. Он быстренько изобразил свое имя и сказал:
   – Он в вашем распоряжении. И да поможет вам Бог.
   Кликмен с Нассаром поспешно удалились.
   – Вытащи все из карманов, Марк, – приказала дама и протянула ему большую металлическую коробку. Он вытащил доллар, немного мелочи и пачку жевательной резинки. Она все пересчитала, написала что-то на карточке, которую тоже положила в ящик. Две телекамеры над столом поймали в объектив Марка, и он увидел себя сразу на дюжине экранов на стене. Еще одна дама в форме ставила печати на документы.
   – Это тюрьма? – спросил Марк.
   – Мы называем это центром предварительного задержания, – объяснила она.
   – Какая разница?
   – Послушай, Марк. – Похоже, его слова ее рассердили. – Мы тут всяких умников повидали, понял? Тебе же будет лучше, если постараешься держать язык за зубами. – Произнося эти последние слова, она наклонилась к нему поближе, обдав “Марка запахом табака и черного кофе.
   – Извините, – прошептал он, и глаза его наполнились слезами. Он неожиданно осознал, что сейчас его запрут в комнате, вдалеке от матери, вдалеке от Реджи.
   – Иди за мной, – сказала Дорин, гордая, что ей удалось дать ему понять, кто тут старший. Она быстро пошла вперед. На поясе у нее болталась и звенела связка ключей. Через большую и тяжелую дверь они вошли в коридор и двинулись вдоль серых металлических дверей, расположенных на равном расстоянии друг от друга. На каждой был номер. Дорин остановилась перед номером 16 и открыла замок одним из ключей.
   – Сюда.
   Марк медленно вошел. Комната была приблизительно двенадцать футов в ширину и двадцать в длину. Освещение хорошее, ковер чистый. Справа две койки, одна над другой. Дорин похлопала по верхней.
   – Можешь выбирать себе любую, – разрешила она, изображая приветливую хозяйку. – Стены тут каменные, а окна – небьющиеся, так что выкинь все глупости из головы. – В комнате было два окна – одно в дверях, и другое – над унитазом. Оба настолько малы, что и голову не просунуть. – Туалет вон там, стальной. Керамических больше не держим. Один мальчик разбил унитаз и куском его вскрыл себе вены. Только это было еще в старом здании. Здесь совсем неплохо, ты не находишь?
   Просто великолепно, хотелось сказать Марку. Но он быстро терял присутствие духа. Сел на нижнюю койку и поставил локти на колени. Ковер был бледно-зеленым, того же привычного цвета, какой он уже несколько дней разглядывал в больнице.
   – Ты в порядке, Марк? – спросила Дорин без малейшего сочувствия. Она делала свою работу.
   – Я маме могу позвонить?
   – Не сейчас. Через час сможешь.
   – Ну тогда, может, вы ей позвоните и скажете, что у меня все в порядке? Она там ужасно расстраивается.
   Дорин улыбнулась, и в макияже вокруг глаз появились трещины.
   – Не могу, Марк. Не разрешено. Но она знает, что ты в норме. Господи, да тебе ведь уже через пару часов в суд.
   – Как долго здесь живут дети?
   – Недолго. Иногда несколько недель, но вообще-то это для временного проживания. Их или возвращают домой, или посылают в трудовую школу. – Она позвенела ключами. – Слушай, мне надо идти. Замки на двери закрываются автоматически, и, если их открыть без помощи вот такого маленького ключа, срабатывает сигнализация, и жди беды. Так что ничего такого не задумывай, Марк.
   – Да, мэм.
   – Тебе что-нибудь нужно?
   – Телефон.
   – Немного погодя, договорились?
   Дорин закрыла за собой дверь. Послышался щелчок, потом тишина.
   Он долго смотрел на ручку двери. На тюрьму мало похоже. Нет решеток на окнах. Пол и постели чистые. Стены выкрашены в приятный желтый цвет. В фильмах показывали куда хуже.
   Столько опять поводов для беспокойства. Рикки снова стонет, как раньше, пожар, Дайанна, у которой медленно сдают нервы, полицейские и репортеры, не оставляющие его в покое. Неизвестно, с чего начинать.
   Он вытянулся на верхней койке и принялся изучать потолок. Куда могла подеваться Реджи?

Глава 22

   В часовне было холодно и сыро. Круглое строение прилепилось к стене колумбария, подобно раковой опухоли. Шел дождь, и две бригады телевизионщиков из Нового Орлеана сгрудились у своих фургонов и прятались под зонтиками.
   Собралось приличное количество народу, особенно если учесть, что у покойного не было семьи. Останки его, упрятанные в изящную фарфоровую урну, стояли на столе красного дерева. Из скрытых динамиков доносилась скорбная музыка. Один за другим адвокаты, судьи и немногочисленные клиенты проходили в зал и усаживались в задних рядах. Раскачивающейся походкой прошел Барри Нож в сопровождении двух бандитов. Мальданно был одет, как приличествовало случаю, в черный двубортный костюм, черную рубашку и черный галстук. Черные туфли крокодиловой кожи. Идеальный хвостик сзади. Он прибыл поздно и получил удовольствие от того, что все на него пялились. Что ни говори, а он знал Джерома Клиффорда довольно долгое время.
   Через четыре ряда позади него сидели Рой Фолтригг и Уолли Бокс, не сводя глаз с хвостика. Адвокаты и судьи смотрели на Мальданно, на Фолтригга, опять на Мальданно. Странно видеть их в одном помещении.
   Музыка кончилась, и у маленького пюпитра появился священник непонятной веры. Он приступил к длинной и скучной панихиде по Уолтеру Джерому Клиффорду и задействовал в ней все, кроме, разве, имен его комнатных животных. Этого следовало ожидать, потому что после панихиды вряд ли у многих нашлось бы желание выступить.
   Служба быстро закончилась, именно об этом и просил Роми в своей записке. Адвокаты и судьи взглянули на часы. Снова раздалась душераздирающая музыка, священник закончил.
   Последние почести были отданы Роми за пятнадцать минут. Ни одной слезы. Даже его секретарша держала себя в руках. Дочь Роми на похороны не приехала. Печально. Он прожил сорок четыре года, и никто не оплакал его уход.
   Фолтригг остался сидеть и проводил грозным взглядом Мальданно, важно прошествовавшего к выходу. Рой дождался, когда часовня опустеет, и только тогда ушел вместе с Уолли. Телевидение было на месте, как он и рассчитывал. Немного раньше Уолли вроде бы проговорился, что великий Фолтригг собирается присутствовать на панихиде и что, возможно, Барри Нож тоже появится. Ни Уолли, ни Фолтригг не имели ни малейшего представления, придет Барри или нет, но сплетня есть сплетня, и за ее точность никто не отвечает. Кстати, тут они попали в яблочко.
   Репортер попросил, пару минут на интервью, и Фолтригг поступил так, как поступал всегда. Он взглянул на часы, принял смущенный вид и послал Уолли за машиной. Потом он сказал, как говорил всегда:
   – Ладно, валяйте, только побыстрее. Мне через четверть часа надо быть в суде.
   В суде он не был уже три недели. Он вообще-то бывал там самое частое раз в месяц, но, если его послушать, прокурор не вылезал из суда, сражаясь с нарушителями и защищая интересы американских налогоплательщиков. Эдакая гроза преступников.
   Он открыл зонтик и взглянул в объектив камеры. Репортер держал микрофон перед его носом.
   – Джером Клиффорд был вашим соперником. Почему вы пришли на его похороны?
   Фолтригг неожиданно опечалился.
   – Джером был хорошим адвокатом и моим другом. Мы много раз находились по разные стороны, но уважали друг друга. – Вот так. Мужик умер, а он все осторожничает. Он ненавидел Джерома Клиффорда, и Джером Клиффорд платил ему тем же. Но перед камерой предстал опечаленный друг.
   – Мистер Мальданно нанял нового адвоката и подал прошение об отсрочке. Что вы по этому поводу скажете?
   – Как вы знаете, судья Лемонд назначил слушание по этому прошению на завтра на десять утра. Решать ему. Соединенные Штаты готовы к судебному процессу, когда бы он его ни назначил.
   – Вы рассчитываете найти тело сенатора Бойетта до начала суда?
   – Да, я считаю, мы уже близко.
   – Правда, что вы приехали в Мемфис через несколько часов после самоубийства мистера Клиффорда?
   – Да. – Он пожал плечами – подумаешь, большое дело.
   – В газетах Мемфиса писали, что мальчик, который был с Клиффордом непосредственно перед самоубийством, знает что-то по поводу Бойетта. Это правда?
   Он смущенно улыбнулся – еще один заученный прием. Если ответ был утвердительным, но он не мог в этом признаться открыто, только хотел дать понять, он ухмылялся и говорил репортерам: “У меня нет комментариев”.
   – У меня нет комментариев, – произнес он, оглядываясь, как будто время поджимало и суд вот-вот должен был начаться.
   – Мальчик знает, где тело?
   – Комментариев не будет, – повторил он раздраженно. Дождь начал лить сильнее, и вода попадала ему на носки и ботинки. – Мне надо торопиться.
 
   * * *
 
   После часа пребывания в тюрьме Марк был готов бежать. Он осмотрел окна. Стекло в окне над унитазом было с какой-то проволокой, но большой роли это не играло. Беда была в том, что любой предмет, проникший через это окно, непременно упал бы с высоты в пятьдесят футов прямо на бетонный тротуар, обнесенный забором с колючей проволокой. Кроме того, оба окна были слишком малы, чтобы через них можно было пролезть.
   Ему придется предпринять попытку к бегству, когда они будут его перевозить. Можно будет захватить парочку заложников. Ему приходилось видеть мировые фильмы про побеги из тюрьмы. Больше всего ему нравился фильм “Побег из Алькатраса” с Клинтом Иствудом в главной роли. Он тоже что-нибудь придумает.
   Дорин постучала в дверь, позвенела ключами и вошла. Она несла справочник и черный телефонный аппарат, который она подключила к розетке в стене.
   – У тебя десять минут. Только местные разговоры. – Она ушла, громко захлопнув дверь и оставив за собой запах дешевых духов, от которого у него защипало в глазах.
   Он нашел в справочнике номер больницы Святого Петра, попросил палату 943. Ему ответили, что с этой палатой никого не соединяют. Наверное, Рикки спит, подумал он. Он нашел номер Реджи и послушал запись голоса Клинта на автоответчике. Он позвонил в приемную Гринуэя и получил ответ, что доктор в больнице. Марк подробно объяснил, кто он, и секретарша сказала, что, кажется, доктор пошел к Рикки. Он снова позвонил Реджи. Та же запись на автоответчике. Он оставил послание: “Вытащите меня из тюрьмы, Реджи!” Он позвонил ей домой, но услышал еще одну запись на автоответчике.
   Он сидел и смотрел на телефон. У него оставалось минут семь, необходимо было что-то предпринять. Он полистал справочник и нашел телефоны полицейского управления Мемфиса. Он выбрал из списка телефон Северного участка.
   – Позовите детектива Кликмена, – попросил он.
   – Минуточку, – ответил голос. Он ждал несколько секунд, пока другой голос не спросил:
   – Кого вы ждете?
   Он откашлялся и постарался говорить погрубее:
   – Детектива Кликмена.
   – Он на дежурстве.
   – А когда он будет?
   – После обеда.
   – Спасибо. – Марк быстро положил трубку. Интересно, а телефонные разговоры здесь прослушиваются? Может, и нет. Ведь эти телефоны использовались преступниками и людьми вроде него для разговора с адвокатами о своих делах. Их не должны были подслушивать.
   Он запомнил номер телефона участка и его адрес. Еще раз полистал справочник и нашел раздел, посвященный ресторанам. Он набрал один номер, и приятный голос ответил:
   – Пиццерия “Домино”. Могу я принять ваш заказ?
   Он прокашлялся и постарался говорить хриплым голосом:
   – Да, я хотел бы заказать четыре ваших самых больших и дорогих пиццы.
   – Это все?
   – Да. Доставить к полудню.
   – Ваше имя?
   – Я заказываю для детектива Кликмена, Северный участок.
   – Куда доставить?
   – Северный участок – Аллен-роуд, 3633. Спросить Кликмена.
   – Мы там бывали, можете мне поверить. Ваш номер телефона?
   – 555 – 8989.
   После небольшой паузы, потребовавшейся для подсчета, послышался тот же голос:
   – С вас сорок восемь долларов и десять центов.
   – Хорошо. Значит, в полдень.
   Марк с бьющимся сердцем повесил трубку. Один раз получилось, получится и еще. Он нашел номера телефонов других пиццерий и принялся делать заказы. Трое ответили, что они находятся слишком далеко. Одна молоденькая девушка что-то заподозрила и сказала, что у него детский голос, и он быстро положил трубку. Но, в основном, дело было простым – звонишь, заказываешь, оставляешь адрес и номер телефона, а дальше все идет своим чередом.
   Когда двадцать минут спустя Дорин постучала в дверь, он заказывал Кликмену китайскую еду у “Братьев Вонг”. Он быстро положил трубку и направился к койке. Она с явным удовольствием забрала у него телефон. Так некоторые любят отбирать игрушки у детей. Но она слегка опоздала. Марк успел от имени детектива Кликмена заказать около сорока роскошных больших пицц и десяток китайских обедов, на общую сумму где-то в районе пяти сотен долларов. Все должны были доставить к полудню.
 
   * * *
 
   Борясь с похмельем, Гронк пил четвертый стакан апельсинового сока за утро, запивая им таблетки от головной боли. Он стоял у окна в номере гостиницы, без ботинок, ремень расстегнут, рубашка тоже, и с трудом прислушивался к тому, что говорил Джек Нэнс. Новости были неприятные.
   – Случилось все около получаса назад. – Нэнс уставился в стену и старался не обращать внимания на этого проходимца, повернувшегося к нему спиной.
   – Почему? – проворчал Гронк.
   – Наверное, суд для сопляков. Они его повели прямиком в тюрягу. Я что хочу сказать: нельзя же просто взять ребенка, или вообще кого-нибудь, и потащить прямо в тюрьму. Они должны подать какой-нибудь запрос в суд для несовершеннолетних. Кэл сейчас там, пытается выяснить. Может, скоро будем знать, не могу точно сказать. Все бумаги по делам несовершеннолетних под запором, так я думаю.
   – Так достань эти чертовы бумаги, ладно? Нэнс чуть не вспылил, но вовремя прикусил язык. Он ненавидел Гронка и его компанию головорезов, и, хотя ему нужна была та сотня, что он получал за час, он устал болтаться в этой грязной прокуренной комнате и ждать, когда ему свистнут. У него есть другие клиенты. Да и Кэл уже разваливался на части.
   – Будем пытаться, – сказал он.
   – Получше пытайся, – приказал Гронк, обращаясь к окну. – А теперь мне надо позвонить Барри и сказать ему, что мальчишку забрали и до него не дотянуться. Где-то заперли, и, может, там у двери сидит полицейский. – Он прикончил апельсиновый сок и бросил банку в сторону мусорной корзины, но промахнулся, банка со звоном покатилась вдоль стены. Он взглянул на Нэнса. – Барри захочет знать, можно ли добраться до мальчишки. Что ты предлагаешь?
   – Предлагаю оставить его в покое. Это вам не Новый Орлеан, а он не просто маленький панк, с которым можно покончить, и все тут. За этим мальчишкой многие стоят. Люди за ним наблюдают. Если вы сделаете какую-нибудь глупость, на вас навалятся сотни агентов ФБР. Они вам дохнуть не дадут, и вы вместе с мистером Мальданно сгниете в тюрьме. Это не Новый Орлеан.
   – Да ладно, – Гронк махнул рукой и вернулся к окну. – Я хочу, чтобы вы, ребята, продолжали за ним следить. Если его куда-нибудь переведут, я хочу знать немедленно. Если они поволокут его в суд, я хочу об этом знать. Придумай что-нибудь, Нэнс. Это твой город. Ты тут все ходы и выходы знаешь. Во всяком случае, должен знать. Тебе хорошие деньги платят.
   – Да, сэр, – громко сказал Нэнс и вышел из комнаты.

Глава 23

   Каждый вторник с утра Реджи исчезала на два часа в кабинете своего психиатра доктора Эллиота Левина, которого знала долгие годы. Он был тем архитектором, который помог ей собрать куски и обломки и сложить из них здание. В эти часы им никто никогда не мешал.
   Клинт нервно ходил взад-вперед по приемной доктора Левина. Дайанна уже два раза звонила. Она прочла ему по телефону заявление и повестку. Он позвонил судье Рузвельту, в центр временного содержания и в офис доктора Левина, и теперь нетерпеливо ждал одиннадцати часов. Регистраторша старалась не обращать на него внимания.
 
   * * *
 
   Когда ее сеанс с доктором Левином подходил к концу, Реджи улыбалась. Она чмокнула Эллиота в, щеку, и они вышли, держась за руки, в его роскошную приемную, где ждал Клинт. Реджи сразу же перестала улыбаться.
   – Что случилось? – спросила она, уверенная, что произошло что-то ужасное.
   – Нам надо идти, – сказал Клинт, схватил се за руку и вытащил за дверь. Она только успела кивнуть Левину, который наблюдал за происходящим с интересом и беспокойством.
   Они остановились на тротуаре неподалеку от маленькой автомобильной стоянки.
   – Они забрали Марка Свея. Взяли под стражу.
   – Что? Кто?
   – Полиция. Сегодня утром было подано заявление, предполагающее, что Марк малолетний преступник, и Рузвельт приказал взять его под стражу. – Клинт показал на машину. – Давайте возьмем вашу. Я поведу.
   – Кто подал заявление?
   – Фолтригг. Дайанна звонила из больницы, там они его и забрали. Она там подралась с полицейским и снова перепугала Рикки. Я поговорил с ней и пообещал, что вы вызволите Марка.
   Они выехали со стоянки.
   – Рузвельт назначил слушание на полдень, – сообщил Клинт.
   – Полдень! Да ты шутишь! Это же через пятьдесят шесть минут.
   – Ускоренное слушание. Я примерно час назад с ним разговаривал, так он отказался обсуждать заявление. Вообще почти ничего не сказал. Куда мы теперь?
   Она немного подумала.
   – Он под замком, и мне его оттуда не вытащить. Поехали в суд по делам несовершеннолетних. Хочу посмотреть заявление и поговорить с Гарри Рузвельтом. Это же полный абсурд – устраивать слушание через несколько часов после подачи заявления. По закону должно пройти от трех до семи дней, а не от трех до семи часов.
   – Но ведь есть положение об ускоренном слушании.
   – Да, но только в чрезвычайных случаях. Они, видно, наврали Гарри с три короба. Малолетний преступник! Что мальчик сделал? Бред какой-то. Они просто пытаются заставить его говорить, Клинт, вот и все.
   – Значит, вы такого не ждали?
   – Конечно, нет. Во всяком случае, не здесь, не в суде для несовершеннолетних. Я подумывала, что Марку могут прислать повестку от Большого жюри в Новом Орлеане, но не от суда по делам несовершеннолетних. Он никакого преступления не совершал. Он не заслужил, чтобы его посадили.
   – Тем не менее они сделали это.
 
   * * *
 
   Мактьюн застегнул ширинку и трижды нажал на рычаг, прежде чем устаревшая система спуска воды сработала. Унитаз был весь в коричневых потеках, пол мокрый, и он поблагодарил Бога за то, что работает в федеральном здании, где полный блеск и чистота. Да он лучше асфальт пойдет укладывать, чем согласится работать в суде по делам несовершеннолетних.