Рой потер глаза и пригладил волосы. Огорчительно, на редкость огорчительно.
   – Так что, по-твоему, мальчишка собирается делать, Томас? Ты там был, видел мать ребенка, слышал ее голос. Что произойдет?
   – Не знаю. Ясно, что в ближайшее время мальчишка разговаривать не собирается. И он, и его мать напуганы до смерти. Смотрели слишком много фильмов по телевизору, где мафия разносила осведомителей в клочья. Мать убеждена, что программа защиты свидетелей ненадежна. Она просто в ужасе. К тому же у нее была чудовищно трудная неделя.
   – Ах, как трогательно, – пробормотал Бокс.
   – Мне ничего не оставалось, как послать повестки, – печально произнес Фолтригг, делая вид, что его это ужасно огорчает. – У меня не было другого выхода. Мы старались быть справедливыми и понимающими. Попросили суд по делам несовершеннолетних в Мемфисе помочь нам с мальчиком, но ничего не вышло. Пора привезти этих людей сюда, на нашу территорию, в наш зал суда, и заставить их говорить. Разве ты не согласен, Томас?
   Финн был не совсем согласен.
   – Меня беспокоит юридическая сторона. Мальчик находится под юрисдикцией суда по делам несовершеннолетних в Мемфисе, так что я не могу точно сказать, что произойдет, когда он получит повестку.
   – Все это так, – улыбнулся Рой, – но ведь суд закрыт на выходные. Мы тут кое-где посмотрели и выяснили, что в этом вопросе федеральный закон выше закона штата, верно, Уолли?
   – Думаю, что так. Да, – кивнул Уолли.
   – Еще я говорил со старшим судебным исполнителем здесь. Я сказал, что хотел бы, чтобы он послал ребят в Мемфис за мальчишкой завтра, и тот мог бы предстать перед Большим жюри в понедельник. Не думаю, чтобы в Мемфисе стали мешать. Мы также договорились разместить его в отделении для несовершеннолетних в городской тюрьме. Проще пареной репы.
   – А адвокат? – снова влез Финк. – Вы не можете заставить ее давать показания. Если она что и знает, то узнала это, представляя мальчика. Так что информация конфиденциальна.
   – Мы ее просто напугаем, – отмахнулся Фолтригг. – Они с мальчишкой до смерти перепугаются в понедельник. Тут мы будем руководить парадом, Томас.
   – Кстати, о понедельнике. Судья Рузвельт обязал нас явиться к нему в суд в понедельник в полдень.
   Рой и Уолли покатились со смеху.
   – Ему в понедельник будет очень одиноко, – хихикнул Рой. – Ты, я, мальчишка, его адвокат – все мы будем здесь. Надо же, какой болван.
   Финку, однако, было совсем не смешно.
 
   * * *
 
   В пять Дорин постучала в дверь и гремела ключом, пока не открыла ее. Марк, игравший на полу сам с собой в шашки, немедленно превратился в зомби. Он сел на пятки и уставился на доску, как в трансе.
   – Ну как ты, Марк?
   Марк не ответил.
   – Марк, миленький, ты меня беспокоишь. Я все-таки позову врача. Вдруг с тобой случится шок, как с твоим младшим братом.
   Он медленно покачал головой и посмотрел на нее скорбным взглядом.
   – Нет, со мной все в порядке. Мне надо отдохнуть.
   – Съешь что-нибудь?
   – Может, пиццы немножко.
   – Конечно, малыш. Я закажу. Послушай, милый, у меня дежурство кончается через пять минут, но я накажу Тильде, чтобы она повнимательнее за тобой присматривала, ладно? Ты продержишься до утра, пока я не вернусь?
   – Может быть, – простонал он.
   – Бедняжка. Нечего тебе здесь делать.
   – Я справлюсь.
 
   * * *
 
   Тильда беспокоилась о нем куда меньше, чем Дорин. Но и она заходила к Марку дважды, а во время своего третьего посещения привела гостей. Она постучала и медленно открыла дверь. Марк только-только собрался изобразить транс, как заметил двух крупных мужчин в штатском.
   – Марк, эти люди – судебные исполнители из Нового Орлеана, – объявила Тильда.
   Марк стоял около унитаза. Комната неожиданно показалась ему крошечной.
   – Привет, Марк, – сказал первый. – Меня зовут Берн Дубовски, я заместитель судебного исполнителя. – Говорил он четко и ясно. Типичный янки. Но это было все, что заметил Марк. В руке Дубовски держал какие-то бумаги. – Ты – Марк Свей?
   Марк кивнул, говорить он не мог.
   – Не бойся, Марк. Мы просто хотим вручить тебе эти бумаги.
   Мальчик взглянул на Тильду, ожидая помощи, но она только пожала плечами.
   – Какие? – спросил он нервно.
   – Это повестка Большого жюри, она означает, что ты должен предстать в понедельник в Новом Орлеане перед федеральным Большим жюри. Тебе нечего беспокоиться, мы придем завтра и отвезем тебя туда.
   В животе у Марка заболело, и ноги стали как ватные. Во рту пересохло.
   – Зачем?
   – Мы не можем ответить тебе на этот вопрос, Марк. Это не наше дело, понимаешь. Мы просто выполняем инструкции.
   Марк взглянул на бумаги, которыми размахивал Верн. Новый Орлеан!
   – А вы моей маме сообщили?
   – Понимаешь, Марк, мы обязаны вручить ей копии этих бумаг. Мы ей все объясним и скажем, что с тобой все будет в полном порядке. Вообще, если она захочет, она может поехать с тобой.
   – Она не может поехать со мной. Ей нельзя оставить Рикки.
   Судебные исполнители переглянулись.
   – Ну, во всяком случае, мы ей все объясним.
   – Знаете, у меня есть адвокат. Вы ей сказали?
   – Нет. Мы не обязаны ставить в известность адвокатов, но, если хочешь, можешь ей позвонить. У него есть доступ к телефону?
   – Только если я ему его принесу, – ответила Тильда.
   – Вы можете подождать полчаса?
   – Как скажете, – пожала плечами Тильда.
   – Так вот, Марк, через полчаса ты сможешь позвонить своему адвокату. – Дубовски помолчал и посмотрел на своего напарника.
   – Что ж, всего хорошего, Марк. Извини, если мы тебя напугали.
   Они так и оставили его стоять, прислонившегося к стене, чтобы не упасть около унитаза. Он был перепуган до смерти и обозлен. Мерзкая система. Его тошнило от законов, адвокатов и судов, и еще от полицейских, агентов ФБР, судебных исполнителей, газетчиков, судей и тюремщиков. Черт бы их всех побрал!
   Он дернул за рулон бумажных полотенец, висящий на стене, оторвал клочок и вытер глаза. Затем уселся на унитаз.
   Обращаясь к стенам, он поклялся, что в Новый Орлеан они его не затащат.
 
   * * *
 
   Два других заместителя судебного исполнителя должны были доставить повестки Дайанне, а еще двое – миссис Реджи Лав. Все действия были тщательно скоординированы и должны были произойти приблизительно в одно и то же время. По сути дела, один заместитель судебного исполнителя или даже какой-нибудь безработный бетонщик мог вручить все три повестки в течение часа, никуда не торопясь. Но было намного интереснее задействовать шестерых вооруженных людей на трех машинах с радио и телефонами и провести всю операцию быстро, под покровом ночи, – ну прямо отряд специального назначения.
   Они постучали в дверь, ведущую на кухню мамаши Лав, и подождали, пока не зажегся свет и она не появилась в дверях. Она сразу поняла, что пришла беда. Во время кошмара, связанного с разводом Реджи и войной с Джо Кардони, ей приходилось не раз видеть на своем пороге в самое разное время суток людей в темных костюмах. Эти люди всегда приносили неприятности.
   – Чем могу вам помочь? – спросила она с натянутой улыбкой.
   – Мы ищем Реджи Лав, мэм.
   Они и говорили, как полицейские.
   – А кто вы?
   – Я – Майкл Хедли, а он – Терри Флэгг. Мы судебные исполнители.
   – Судебные исполнители или заместители судебных исполнителей? Покажите ваши опознавательные знаки.
   Они удивились и одновременно полезли в карманы и вытащили свои бляхи.
   – Мы – заместители судебного исполнителя, мэм.
   – Вы сказали иначе, – заметила она, рассматривая бляхи через дверную сетку.
   Реджи услышала звук закрывающейся дверцы машины, когда пила кофе у себя на балкончике. Теперь она выглядывала из-за угла, разглядывая двух людей, стоящих под лампочкой у дверей. Она могла слышать голоса, но разобрать слова было невозможно.
   – Простите, мэм... – начал Хедли.
   – Зачем вам Реджи Лав? – Мамаша Лав подозрительно нахмурилась.
   – Она здесь живет?
   – Может, да, а может, и нет. Что вам надо?
   Хедли и Флэгг переглянулись.
   – Мы должны вручить ей повестку.
   – Какую повестку?
   – Могу я спросить, кто вы? – вмешался Флэгг.
   – Ее мать. Так куда повестка?
   – Это повестка Большого жюри. Она должна предстать перед Большим жюри в Новом Орлеане в понедельник. Мы можем просто оставить ее у вас, если хотите.
   – Я на себя такое не возьму, – заявила мамаша Лав, как будто ей приходилось сражаться с судебными исполнителями каждую неделю. – Это ваша обязанность, если не ошибаюсь.
   – А где она?
   – Она здесь не живет.
   Это привело их в раздражение.
   – Вон ее машина, – Хедли, кивком показал на “мазду” Реджи.
   – Она здесь не живет, – повторила мамаша Лав.
   – Ладно, но она сейчас здесь?
   – Нет.
   – А вы знаете, где она?
   – Вы в офисе не искали? Она все время работает.
   – Но почему здесь ее машина?
   – Иногда ее подвозит Клинт, ее секретарь. Может, они ужинают или еще что.
   Они обменялись сердитыми взглядами.
   – Я думаю, что она здесь, – неожиданно агрессивно произнес Хедли.
   – Тебе платят не за то, чтобы ты думал, сынок. Тебе платят, чтобы ты вручал эти проклятые бумаги, а я говорю тебе, что ее здесь нет. – Мамаша Лав повысила голос, и Реджи услышала ее.
   – А мы можем обыскать дом? – спросил Флэгг.
   – Если у вас есть ордер на обыск, прошу вас, обыскивайте дом. Если ордера у вас нет, то самое время вам убраться с моего участка. Вы что, забыли о праве собственности?
   Оба отступили на шаг назад и остановились.
   – Надеюсь, вы не препятствуете вручению федеральной повестки, – угрюмо заметил Хедли. Он старался, чтобы его слова носили зловещий оттенок, звучали угрожающе, но у него ничего не вышло.
   – А я надеюсь, что вы не пытаетесь угрожать старухе. – Она уперлась руками в бока, готовясь к обороне.
   Они сдались и попятились.
   – Мы еще вернемся, – пообещал Хедли, открывая дверцу машины.
   – И застанете меня здесь, – крикнула она сердито, открывая парадную дверь. Стоя на маленькой террасе, мамаша Лав наблюдала, как они разворачиваются на узкой улице. Она подождала пять минут и, убедившись, что они действительно уехали, направилась в квартиру Реджи над гаражом.
 
   * * *
 
   Дайанна без звука взяла повестку у вежливого и извиняющегося господина. Она прочла ее при тусклом свете лампы у кровати Рикки. Там не было никаких указаний, только приказ Марку явиться на суд Большого жюри в десять утра по адресу, указанному ниже. Ни намека на то, как он должен туда добраться, ни слова о том, когда он оттуда сможет вернуться, никакого предупреждения насчет того, что будет, если он ослушается или откажется отвечать на вопросы.
   Она позвонила Реджи, но никто не подошел к телефону.
 
   * * *
 
   Хотя езды до квартиры Клинта было всего пятнадцать минут, она добиралась до него целый час. Крутилась по городу, потом ехала по окружной дороге в непонятном направлении и, убедившись, что хвоста за ней нет, остановилась на улице, забитой пустыми машинами. Четыре квартала до квартиры Клинта она прошла пешком.
   Ему пришлось отменить свидание, назначенное на девять часов, хотя он ждал от этой встречи очень многого.
   – Ты уж прости меня, – сказала Реджи, когда он открыл дверь, и вошла в квартиру.
   – Да ладно. У вас все в порядке? – Он взял у нее сумку и жестом показал на диван. – Устраивайтесь.
   Реджи чувствовала себя у него как дома. Она нашла в холодильнике диетическую кока-колу и присела на стул у бара.
   – Ко мне явились судебные исполнители с повесткой Большого жюри. На десять утра в понедельник в Новом Орлеане.
   – Но они не вручили повестку?
   – Нет. Мамаша Лав их выгнала.
   – Значит, вы можете не являться.
   – Ага, если они меня не разыщут. Закона, наказывающего за увиливание от вручения повестки, не существует. Мне нужно позвонить Дайанне.
   Клинт пододвинул ей телефон, и она по памяти набрала номер.
   – Расслабьтесь, Реджи, – посоветовал он и ласково поцеловал ее в щеку.
   Он взял какой-то журнал и включил стереопроигрыватель. Реджи говорила с Дайанной, но ей удалось сказать всего три слова, после чего она замолчала и стала слушать. Повестки были разосланы всем. Одна – Марку, одна – Дайанне, еще одна – Реджи. Дайанна позвонила в центр для несовершеннолетних, но поговорить с Марком ей не удалось. Ей сказали, что в данный момент они не могут дать ему телефон. Хоть Реджи и сама была ужасно расстроена, она пыталась уговорить Дайанну, что все в порядке. Она, Реджи, за всем проследит. Пообещав позвонить утром, она положила трубку.
   – Они не имеют права забирать Марка, – возмутился Клинт. – Он находится под юрисдикцией суда по делам несовершеннолетних.
   – Мне необходимо поговорить с Гарри. Но его нет в городе.
   – А где он?
   – Где-то на рыбалке с сыновьями.
   – Тут дело поважнее рыбалки, Реджи. Давайте разыщем его. Он ведь может остановить это, так?
   Она думала одновременно о тысяче вещей.
   – Все очень хитро задумано, Клинт. Подумай сам. Фолтригг дождался вечера пятницы, чтобы вручить повестки на утро понедельника.
   – Как он мог такое сделать?
   – Да очень просто. Сделал и все. В такого рода уголовных делах Большое жюри имеет право вызывать повесткой любого свидетеля из любого места в любое время. И свидетель обязан явиться, если ему не удастся аннулировать повестку.
   – А как это можно сделать?
   – Подать заявление в федеральный суд.
   – А, надо думать, федеральный суд находится в Новом Орлеане.
   – Верно. Нам придется с утра пораньше разыскивать судью в Новом Орлеане и умолять его устроить экстренное слушание и отменить вызов.
   – Ничего не выйдет, Реджи.
   – Конечно, ничего не выйдет. Именно на это Фолтригг и рассчитывал. – Она отпила глоток кока-колы.
   – У тебя кофе есть?
   – Конечно. – Он начал шарить по ящикам. Реджи принялась думать вслух.
   – Если мне удастся избежать вручения повестки до понедельника, Фолтригг будет вынужден направить еще одну. Тогда, возможно, у меня будет время, чтобы ее аннулировать. Вся проблема в Марке. Им ведь не я нужна, они знают, что меня говорить им не заставить.
   – А вы знаете, где этот чертов труп, Реджи?
   – Нет.
   – А Марк?
   – Да.
   Он на минуту замер, затем налил воду в кофейник.
   – Нам надо придумать, как задержать Марка здесь, Клинт. Мы не можем позволить ему ехать в Новый Орлеан.
   – Позвоните Гарри.
   – Гарри ловит рыбу в горах.
   – Позвоните жене Гарри. Выясните, где именно он ловит эту рыбу. Если нужно, я найду его.
   – Ты прав, – согласилась она, схватила телефон и набрала номер.

Глава 32

   В центре для несовершеннолетних последний обход комнат производился в десять вечера – проверялось, везде ли погашен свет и выключены телевизоры. Марк слышал, как Тильда гремела ключами и отдавала распоряжения в холле. Вот она уже в соседней комнате.
   Тильда постучала и открыла дверь. Свет горел, что немедленно привело ее в раздражение. Она сделала шаг в комнату, взглянула на койку, но Марка там не обнаружила.
   Потом она увидела его ноги рядом с унитазом. Он свернулся калачиком, прижав коленки к груди, и лежал неподвижно, только тяжело дышал.
   Рубашка на мальчике была расстегнутой и насквозь мокрой, пот струился по телу и скапливался в паху, вокруг молнии на джинсах. Густые волосы были влажными, пот струйкой бежал по бровям и капал с кончика носа. Лицо красное и распаренное. Глаза закрыты, большой палец левой руки – во рту.
   – Марк! – воскликнула Тильда, испугавшись. – Марк! О Господи!
   Она выскочила из комнаты, чтобы позвать на помощь, и вернулась через несколько секунд с Дэнни, ее напарником, который бросил быстрый взгляд на Марка.
   – Дорин как раз об этом беспокоилась, – сказал Дэнни, касаясь потного живота Марка. – Черт, да он весь мокрый.
   Тильда пыталась нащупать пульс.
   – У него просто сумасшедший пульс. Посмотри, как он дышит. Вызови “скорую помощь”.
   – Бедный малыш в шоке, да?
   – Иди и вызови “скорую помощь”!
   Дэнни протопал из комнаты так, что пол затрясся. Тильда осторожно взяла Марка на руки и положила на нижнюю койку. Там он снова свернулся и прижал коленки к груди. Пальца изо рта он не выпускал. Вернулся Дэнни с блокнотом.
   – Тут вот Дорин написала, что к нему надо заходить каждые полчаса, а если есть какие сомнения, везти в больницу Святого Петра и спрашивать доктора Гринуэя.
   – Это я виновата, – чуть не плакала Тильда. – Мне не надо было пускать сюда этих проклятых судебных исполнителей. Напугали ребенка до смерти.
   Дэнни присел на корточки рядом с ней и толстым пальцем приподнял веко Марка.
   – Черт! У него глаза закатились. Мальчишке совсем плохо, – заявил он с серьезностью нейрохирурга.
   – Принеси мокрую салфетку, – приказала Тильда, и Дэнни повиновался. – Дорин мне рассказывала, что точно такое же произошло с его маленьким братишкой. Они в понедельник видели всю эту стрельбу, оба там были, так младший с той поры в шоке.
   Дэнни протянул ей салфетку, которой она вытерла лоб Марку.
   – Черт, у него просто сердце сейчас разорвется, – заметил он, снова присев на корточки рядом с Тильдой. – И дыхание такое учащенное.
   – Бедняжка. Надо было мне выгнать этих судебных исполнителей, – сокрушалась Тильда.
   – Надо было. Они не имеют права подниматься на этот этаж. – В это время Марк застонал и дернулся. Потом принялся подвывать, точно как Рикки, что их еще больше напугало. Это был низкий, однообразный, равномерный вой, исходящий, казалось, прямо из желудка. Он также продолжал сосать палец.
   Примчался санитар из главной тюрьмы тремя этажами ниже, за ним еще один из тюремщиков.
   – Что происходит? – спросил он Тильду и Дэнни.
   – Мне кажется, это называется травматическим шоком или стрессом, – объяснила Тильда. – Он весь день был не в себе, а час назад два судебных исполнителя вручили ему повестку. – Но санитар не слушал.
   Он схватил руку Марка, пытаясь нащупать пульс. Тильда продолжала тарахтеть: – Они его до смерти напугали, и, наверное, он теперь в шоке. Мне надо было получше за ним смотреть после этого, но у меня так много дел.
   – Я бы выгнал этих чертовых судебных исполнителей, – пробурчал Дэнни. Они стояли рядом с санитаром.
   – Такое же случилось с его маленьким братом, ну, знаешь, об этом всю неделю газеты писали. Самоубийство и все такое.
   – Его надо увезти, – решил санитар, выпрямляясь и доставая радиопередатчик. – Несите быстрей носилки на четвертый этаж, – рявкнул он. – Тут с ребенком плохо.
   Дэнни сунул блокнот в нос санитару.
   – Тут сказано, его надо везти в больницу Святого Петра, к доктору Гринуэю.
   – Там его брат, – добавила Тильда. – Дорин боялась, что такое может случиться. Говорила, что чуть не послала за “скорой помощью” днем, ему становилось все хуже и хуже. Мне следовало быть более внимательной.
   Вбежали еще два санитара с каталкой. Марка быстренько положили на нее и прикрыли одеялом. Притянули ремнями к носилкам ноги и грудь. Глаз при этом он не открывал, пальца изо рта не выпускал и продолжал издавать болезненный, монотонный вой, перепугавший санитаров и заставивший их ускорить шаг. Они поспешно проскочили по коридору и втолкнули каталку в лифт.
   – Ты раньше такое видел? – тихо спросил один другого.
   – Не припоминаю.
   – Он весь горит.
   – При шоке кожа обычно прохладная и потная. Я такого никогда не наблюдал.
   – Ага. Может, при травматическом шоке иначе. Только взгляни на этот палец.
   – Это тот самый парнишка, за которым гоняются гангстеры?
   – Угу. На первой полосе и вчера и сегодня.
   – Думаю, он сорвался.
   Лифт остановился, и они быстро провезли каталку через несколько коротких коридоров городской тюрьмы, где, как обычно в пятницу, было полно народу. Распахнулись двойные двери, и каталку ввезли в санитарную машину.
   Поездка до больницы Святого Петра заняла минут пятнадцать, зато по приезде ждать им пришлось в два раза дольше. Перед ними еще три машины выгружали своих пациентов. В больницу Святого Петра направляли людей с ножевыми и пулевыми ранениями, избитых жен и пострадавших в автомобильных катастрофах. Работы было навалом круглосуточно, но с пятничного до воскресного вечера больница превращалась в сумасшедший дом.
   Его вкатили в приемную, где санитары заполнили необходимые бумаги. Целая армия медсестер и врачей сгрудилась вокруг одной из каталок, и все орали одновременно. Люди метались в разных направлениях. Среди них было человек шесть полицейских. Здесь же стояли еще три каталки.
   Мимо них прошла сестра, на секунду остановилась и спросила:
   – В чем дело?
   Один из санитаров подал ей бумагу.
   – Значит, кровью он не истекает, – констатировала она с таким видом, как будто кроме кровотечения никаких других серьезных болезней не существовало.
   – Нет. Тут вроде шок или стресс. У них это семейное.
   – Подождет. Отвезите его в приемное отделение. Я через минуту вернусь. – И она ушла.
   Санитары с трудом провезли каталку через толпу и остановились в маленькой комнате в стороне от основного холла. Отдали бумаги другой сестре, которая что-то написала, даже не взглянув на Марка.
   – Где доктор Гринуэй? – спросила она санитаров. Они переглянулись и пожали плечами.
   – Вы ему не позвонили?
   – Да нет.
   – Да нет, – передразнила она, закатив глаза кверху. Два придурка. – Послушайте, тут как на войне, понятно? Тут кругом кровь и внутренности наружу. У нас в холле за последние полчаса двое умерли. Психиатрические случаи здесь не считаются первоочередными.
   – Хотите, чтобы мы его подстрелили? – разозлился один из санитаров, кивком головы показывая на Марка, чем окончательно достал ее.
   – Нет, я хочу, чтобы вы отсюда убрались. Я о нем позабочусь, а вы, ребята, выметайтесь отсюда ко всем чертям.
   – Вы расписались, сестра. Так что оставляем его вам. – Они одарили ее улыбками и направились к двери.
   – А с ним есть полицейский? – крикнула она им вслед.
   – Нет. Он малолетка. – И удалились.
   Марк умудрился перевернуться на бок и поджать коленки к груди. Ремни были затянуты не слишком туго. Он приоткрыл глаза. Чернокожий мужчина лежал на трех стульях в одном из углов. У зеленой двери, рядом с питьевым фонтанчиком, стояли пустые носилки с окровавленными простынями. Сестра сказала что-то в трубку, повесила ее и вышла. Марк быстро расстегнул ремни и соскочил на пол. Не будет никакого преступления, если он слегка прогуляется. Он теперь псих, так что ничего страшного, если сестра его и поймает.
   Бумаги, которые она держала, лежали на столе. Он схватил их и пропихнул каталку через зеленую дверь в коридор с маленькими комнатами по сторонам. Здесь он оставил каталку и выбросил бумаги в мусорное ведро. Над дверью с окошком было написано “Выход”. Она вела в тот холл, где принимали пациентов, доставляемых “скорой помощью”, и где стоял шум и гам.
   Марк засмеялся про себя. Он здесь уже бывал. Он посмотрел сквозь стекло и нашел то место, где они стояли с Харди, после того как Дайанна и Гринуэй ушли вместе с Рикки. Мальчик проскользнул в дверь и стал осторожно пробираться через толпу больных и раненых, которые жаждали попасть в больницу. Бежать он боялся, не хотел привлекать внимание, так что старался идти спокойно. На своем любимом лифте он спустился в подвал и наткнулся на инвалидную коляску около лестницы. Она была для взрослого человека, но он умудрился проехать на ней мимо кафетерия к моргу.
   Клинт задремал на диване. Поэтому, когда неожиданно раздался телефонный звонок, трубку схватила Реджи.
   – Слушаю.
   – Привет, Реджи. Это я, Марк.
   – Марк! Как ты, милый?
   – Прекрасно, Реджи. Просто превосходно.
   – Как ты меня нашел? – спросила она, выключая телевизор.
   – Я позвонил мамаше Лав. Разбудил ее. Она дала мне этот номер. Это ведь квартира Клинта, верно?
   – Верно. Как ты достал аппарат? Сейчас ведь ужасно поздно.
   – Ну, я уже не в тюрьме.
   Она встала и подошла к бару.
   – А где же ты, дорогой?
   – В больнице Святого Петра.
   – Понятно. И как ты туда попал?
   – Они привезли меня на машине “скорой помощи”.
   – Ты здоров?
   – В лучшем виде.
   – Тогда зачем они отвезли тебя в больницу?
   – У меня случился приступ: синдром посттравматического стресса, так что они меня быстренько сюда доставили.
   – Мне приехать к тебе?
   – Может быть. Что там с этим Большим жюри?
   – Исключительно попытка напугать тебя и заставить говорить.
   – Что ж, у них сработало. Я еще больше перепугался.
   – По голосу этого не скажешь.
   – Это у меня нервное, Реджи. А так я напуган до смерти.
   – Я хочу сказать, не похоже, что у тебя шок или что там еще.
   – Знаете, я быстро оправился. Я притворился, понятно? С полчаса побегал по камере, так что, когда они меня нашли, я был весь мокрый и вообще плохой, так они сказали.
   Клинт сел и принялся внимательно слушать.
   – А доктор тебя видел? – нахмурилась она.
   – Не совсем.
   – Это как понять?
   – Ну, я сбежал из приемного отделения. Реджи, я убежал. Очень просто оказалось.
   – О Господи!
   – Да не волнуйтесь. Я в порядке. Я в тюрьму не вернусь, Реджи. И ни перед каким Большим жюри в Новом Орлеане я не предстану. Они ведь меня там снова засадят, правильно?
   – Слушай, Марк, ты не можешь этого сделать. Ты не можешь убежать. Ты должен...