Страница:
– У тебя есть мысль получше?
– Разумеется. Все очень просто. Мы получаем страховку за трейлер. Находим другой и переезжаем. Я держу язык за зубами, и все мы счастливы и довольны. Мне вообще-то наплевать, Реджи, найдут они это тело или нет. Правда, наплевать.
– Извини, Марк, но ничего не получится.
– Почему?
– Да невезучий ты. У тебя есть важная информация, и, пока ты с ней не расстанешься, ты в беде.
– А когда расстанусь – умру.
– Я так не думаю, Марк.
Он сложил руки на груди и закрыл глаза. На левой щеке виднелся небольшой синяк, который уже приобретал коричневый отлив. Сегодня пятница. Клиффорд ударил его в понедельник, и, хотя ей казалось, что прошло уже очень много времени, синяк напомнил ей, что, оказывается, эти события развиваются слишком быстро. Следы нападения еще не успели исчезнуть.
– Куда мы уедем? – спросил он тихо, не открывая глаз.
– Далеко. Мистер Льюис из ФБР упоминал о детской психиатрической больнице в Портленде, одной из лучших, так он говорил. Они туда Рикки положат, там у него будет все самое лучшее.
– А они нас не выследят?
– ФБР об этом позаботится.
Он с недоумением уставился на нее.
– С чего это вдруг такая вера в ФБР?
– Больше некому доверять.
– Много это времени займет?
– Тут две проблемы. Первое – бумажная волокита и всяческие детали. Мистер Льюис уверяет, что это можно сделать за неделю. Второе – это Рикки. Скорее всего доктор Гринуэй еще несколько дней не разрешит его трогать.
– Значит, я еще неделю просижу в тюрьме?
– Так получается. Мне очень жаль.
– Да не извиняйтесь, Реджи. Я тут вполне освоился. Честно говоря, я и дольше бы здесь просидел, только бы они оставили меня в покое.
– Они не оставят тебя в покое.
– Мне надо поговорить с мамой.
– Возможно, она сегодня будет на слушании. Судья Рузвельт хочет, чтобы она пришла. Полагаю, он устроит совещание, не для протокола, с агентами ФБР, чтобы обсудить программу защиты свидетелей.
– Если я все равно в тюрьме, зачем какие-то слушания?
– Когда кого-то обвиняют в оскорблении суда, судья обязан периодически вызывать этого человека, чтобы он мог исправиться, иными словами, сделать то, что требует от него суд.
– Дрянной закон, Реджи. Глупо ведь, правда?
– Зачастую – да.
– Мне вчера, когда я пытался заснуть, пришла в голову дикая мысль. А что, если тело вовсе не там, где сказал Клиффорд? Что, если он сошел с ума и все придумал? Вы об этом думали, Реджи?
– Да, много раз.
– Что, если это просто шутка?
– Мы не можем рисковать, Марк.
Он потер глаза и отодвинулся вместе со стулом. Принялся нервно ходить по комнате.
– Значит, мы просто собираем вещи и оставляем здесь наши прошлые жизни, так? Легко говорить, Реджи. Вам-то не будут сниться кошмары. У вас все будет продолжаться как ни в чем не бывало. У вас и Клинта. У мамаши Лав. Миленький офис. Много клиентов. Кроме нас. А мы будем жить в страхе всю оставшуюся жизнь.
– Не думаю.
– Вы ведь не знаете, Реджи. Легко сидеть здесь и говорить, что все будет хорошо. Не вы на мушке.
– У тебя нет выбора, Марк.
– Нет, есть. Я могу соврать.
* * *
Речь шла о запросе по поводу отсрочки, обычная скучная юридическая тягомотина, но глупо было бы говорить о скуке, когда дело касалось Барри Ножа, а в защиту его выступал Уиллис Апчерч. Если добавить к этому огромное тщеславие Роя Фолтригга и опыт общения с прессой Уолли Бокса, то небольшое слушание превращалось в обсуждение вопроса о жизни и смерти. Судебный зал судьи Джеймса Лемонда был битком набит любопытными, представителями прессы, любознательными юристами, у которых не было более важных дел и которые случились поблизости. Они многозначительно переговаривались, не упуская из виду репортеров. Камеры и журналисты привлекают юристов не меньше, чем кровь привлекает акулу.
За загородкой, отделявшей главных действующих лиц от зрителей, в тесном кружке своих помощников стоял Рой Фолтригг. Они шептались, хмурились и вообще вели себя так, будто готовились к вторжению. Рой был в своем выходном темном костюме-тройке, белой рубашке, сине-красном галстуке, при идеальной прическе и в прекрасно начищенных ботинках. Он стоял лицом к аудитории, “но, разумеется, был слишком занят, чтобы кого-нибудь замечать. Через проход от компании Фолтригга спиной к зрителям сидел Барри Мальданно и делал вид, что никого не замечает. Одет был исключительно в черное. Идеальный хвостик слегка касался воротничка. Уиллис Апчерч сидел на уголке стола для защитников, тоже лицом к прессе, и увлеченно разговаривал со своими помощниками. Он обожал внимание прессы еще больше, чем Фолтригг, если такое вообще можно было бы себе представить.
Мальданно ничего еще не знал об аресте Джека Нэнса шесть часов назад в Мемфисе. Он не знал, что Кэл Сиссон вывернулся наизнанку. Он так ничего и не слышал о Боно и Пирини и отправил Гронка утром в Мемфис, понятия не имея о ночных событиях.
Зато Фолтригг был на высоте. Он собирался использовать разговор, записанный в баре, чтобы добиться в понедельник обвинения Мальданно и Гронка в препятствии правосудию. Добиться приговора будет проще пареной репы. Они у него в кармане. Для Мальданно он будет просить пять лет.
И все же трупа у Роя не было. И судебный процесс против Барри Мальданно по обвинению в препятствии правосудию не принесет ему той популярности, какую он мог бы извлечь из грязного дела об убийстве с представлением глянцевых фотографий полуразложившегося тела, отчетов патологоанатомов и экспертов по баллистике насчет входных и выходных пулевых отверстий и траекторий полета. Такой судебный процесс длился бы несколько недель, и каждый вечер Рой появлялся бы в вечерних новостях. Он очень ясно представлял себе это.
Утром он отправил Финка назад в Мемфис с повестками от Большого жюри для Марка и его адвоката. Это несколько оживит события. Где-нибудь днем мальчишка у него заговорит, и, если повезет, к вечеру в понедельник у него уже будут останки Бойда Бойетта. Увлеченный этой мыслью, он просидел в офисе до трех утра. Он важно подошел к столу секретаря, хотя ему там ничего не было нужно, потом прошествовал назад, бросая взоры на Мальданно, который не обращал на него внимания.
Судебный пристав остановился перед судейским местом и, повернувшись лицом к залу, велел всем сесть. Суд начинает свою работу. Председательствует уважаемый Джеймс Лемонд. Из боковой двери появился Лемонд в сопровождении помощника, который нес тяжелую стопку дел. Хотя ему было уже за пятьдесят, среди федеральных судей Лемонд считался ребенком. Один из многих, назначенных Рейганом, он был совершенно типичным судьей – деловым, неулыбчивым, никаких выкрутасов, только дело. Он работал прокурором Южного округа штата Луизиана до Роя Фолтригга и своего преемника ненавидел так же, как и все остальные. Через шесть месяцев после вступления в должность Рой устроил себе поездку по округу, во время которой он выступал с речами и демонстрировал графики и схемы, а также приводил статистические данные, доказывающие, что его контора работает теперь значительно эффективнее, чем в былые годы. Больше обвинительных заключений. Торговцы наркотиками за решеткой. Общественные деятели трясутся от страха. Уголовники испуганы, потому что он, Рой Фолтригг, является теперь федеральным прокурором округа.
Это турне было большой глупостью с его стороны: оно оскорбило Лемонда и разозлило остальных судей. Они сразу невзлюбили Роя.
Лемонд оглядел переполненный зал заседаний. Все уже расселись.
– Бог ты мой, – начал он, – я безмерно тронут тем интересом, который вы все проявили, но, честно говоря, у нас сегодня простое рассмотрение запроса по поводу отсрочки.
Он взглянул на Фолтригга, который восседал в окружении своих шестерых помощников. С двух сторон Апчерча сидело по местному адвокату, а за спиной – два помощника рангом пониже.
– Суд готов приступить к рассмотрению запроса от обвиняемого Барри Мальданно об отсрочке. Суд напоминает, что дело назначено к рассмотрению через три недели, считая с ближайшего понедельника. Мистер Апчерч, вы подали запрос, вам слово. Пожалуйста, покороче.
Апчерч поразил всех и был действительно краток. Он просто напомнил о покойном Джероме Клиффорде, о котором все уже знали, и пояснил суду, что у него назначено на тот же день дело в федеральном суде Сент-Луиса. Говорил бойко, спокойно и вообще чувствовал себя как дома в незнакомом зале заседаний. Он довольно толково объяснил, что отсрочка необходима, поскольку ему требуется время для подготовки к защите на суде, который скорее всего будет очень затяжным. Он уложился в десять минут.
– На какой срок вы просите отсрочку? – спросил Лемонд.
– Ваша Честь, у меня все очень далеко расписано. Я буду счастлив познакомить вас со своим расписанием. Было бы справедливо, учитывая все обстоятельства, получить отсрочку на полгода.
– Благодарю вас. Что-нибудь еще?
– Нет, сэр. Благодарю вас, Ваша Честь.
Апчерч уселся на место. Одновременно Фолтригг поднялся со своего и направился к подиуму прямо перед судьей. Он взглянул на свои записки и открыл уже было рот, как Лемонд опередил его.
– Мистер Фолтригг, вы, конечно, не будете отрицать, что защита в данных обстоятельствах имеет право на более продолжительный срок?
– Нет, Ваша Честь, я этого не отрицаю. Но полагаю, что полгода – это слишком много.
– А сколько предлагаете вы?
– Месяц или два. Видите ли. Ваша Честь, я...
– Я не собираюсь, мистер Фолтригг, сидеть тут и слушать препирательства насчет двух месяцев, или трех, или шести. Если вы согласны, что обвиняемый имеет право на отсрочку, тогда я рассмотрю этот запрос и назначу дело к рассмотрению тогда, когда мне это будет удобно.
Лемонд знал, что Фолтриггу отсрочка нужна еще больше, чем Мальданно. Он просто не мог себе позволить и заикнуться о ней. Обвинение обязано всегда нападать. Обвинители не должны просить для себя отсрочки.
– Да, разумеется, Ваша Честь, – громко заявил Фолтригг. – Но мы считаем, что без нужды дело затягивать не следует. И так оно слишком долго тянется.
– Вы что, хотите сказать, что это суд затягивает дело, мистер Фолтригг?
– Нет, Ваша Честь, это делает обвиняемый. Он подает все возможные в американской юриспруденции запросы, чтобы задержать предъявление обвинения. Он использует все приемы, все...
– Мистер Фолтригг, не забывайте, мистер Клиффорд умер. Никаких запросов он больше не подаст. Теперь у обвиняемого новый адвокат, который, как я понимаю, пока подал только один запрос.
Фолтригг взглянул в свои записи и начал медленно краснеть. Он не ожидал взять верх в этом незначительном деле, но и не ожидал, что ему надают пинков.
– Вы можете сказать что-нибудь путное? – поинтересовался судья, как будто до сих пор Фолтригг говорил одну только ерунду.
Рой схватил свой блокнот и ринулся на место. Довольно жалкое зрелище. Надо было послать кого-нибудь вместо себя.
– Что-нибудь еще, мистер Апчерч? – спросил Лемонд.
– Нет, сэр.
– Прекрасно. Спасибо всем за внимание, проявленное к этому делу. Простите, что мы так быстро закруглились. В следующий раз постараемся потянуть подольше. Новая дата суда будет сообщена позднее.
Лемонд встал буквально через несколько минут после того, как уселся, и удалился. Репортеры вышли из зала, за ними, разумеется, Фолтригг и Апчерч, которые направились в разные концы холла, где устроили импровизированные пресс-конференции.
Глава 29
– Разумеется. Все очень просто. Мы получаем страховку за трейлер. Находим другой и переезжаем. Я держу язык за зубами, и все мы счастливы и довольны. Мне вообще-то наплевать, Реджи, найдут они это тело или нет. Правда, наплевать.
– Извини, Марк, но ничего не получится.
– Почему?
– Да невезучий ты. У тебя есть важная информация, и, пока ты с ней не расстанешься, ты в беде.
– А когда расстанусь – умру.
– Я так не думаю, Марк.
Он сложил руки на груди и закрыл глаза. На левой щеке виднелся небольшой синяк, который уже приобретал коричневый отлив. Сегодня пятница. Клиффорд ударил его в понедельник, и, хотя ей казалось, что прошло уже очень много времени, синяк напомнил ей, что, оказывается, эти события развиваются слишком быстро. Следы нападения еще не успели исчезнуть.
– Куда мы уедем? – спросил он тихо, не открывая глаз.
– Далеко. Мистер Льюис из ФБР упоминал о детской психиатрической больнице в Портленде, одной из лучших, так он говорил. Они туда Рикки положат, там у него будет все самое лучшее.
– А они нас не выследят?
– ФБР об этом позаботится.
Он с недоумением уставился на нее.
– С чего это вдруг такая вера в ФБР?
– Больше некому доверять.
– Много это времени займет?
– Тут две проблемы. Первое – бумажная волокита и всяческие детали. Мистер Льюис уверяет, что это можно сделать за неделю. Второе – это Рикки. Скорее всего доктор Гринуэй еще несколько дней не разрешит его трогать.
– Значит, я еще неделю просижу в тюрьме?
– Так получается. Мне очень жаль.
– Да не извиняйтесь, Реджи. Я тут вполне освоился. Честно говоря, я и дольше бы здесь просидел, только бы они оставили меня в покое.
– Они не оставят тебя в покое.
– Мне надо поговорить с мамой.
– Возможно, она сегодня будет на слушании. Судья Рузвельт хочет, чтобы она пришла. Полагаю, он устроит совещание, не для протокола, с агентами ФБР, чтобы обсудить программу защиты свидетелей.
– Если я все равно в тюрьме, зачем какие-то слушания?
– Когда кого-то обвиняют в оскорблении суда, судья обязан периодически вызывать этого человека, чтобы он мог исправиться, иными словами, сделать то, что требует от него суд.
– Дрянной закон, Реджи. Глупо ведь, правда?
– Зачастую – да.
– Мне вчера, когда я пытался заснуть, пришла в голову дикая мысль. А что, если тело вовсе не там, где сказал Клиффорд? Что, если он сошел с ума и все придумал? Вы об этом думали, Реджи?
– Да, много раз.
– Что, если это просто шутка?
– Мы не можем рисковать, Марк.
Он потер глаза и отодвинулся вместе со стулом. Принялся нервно ходить по комнате.
– Значит, мы просто собираем вещи и оставляем здесь наши прошлые жизни, так? Легко говорить, Реджи. Вам-то не будут сниться кошмары. У вас все будет продолжаться как ни в чем не бывало. У вас и Клинта. У мамаши Лав. Миленький офис. Много клиентов. Кроме нас. А мы будем жить в страхе всю оставшуюся жизнь.
– Не думаю.
– Вы ведь не знаете, Реджи. Легко сидеть здесь и говорить, что все будет хорошо. Не вы на мушке.
– У тебя нет выбора, Марк.
– Нет, есть. Я могу соврать.
* * *
Речь шла о запросе по поводу отсрочки, обычная скучная юридическая тягомотина, но глупо было бы говорить о скуке, когда дело касалось Барри Ножа, а в защиту его выступал Уиллис Апчерч. Если добавить к этому огромное тщеславие Роя Фолтригга и опыт общения с прессой Уолли Бокса, то небольшое слушание превращалось в обсуждение вопроса о жизни и смерти. Судебный зал судьи Джеймса Лемонда был битком набит любопытными, представителями прессы, любознательными юристами, у которых не было более важных дел и которые случились поблизости. Они многозначительно переговаривались, не упуская из виду репортеров. Камеры и журналисты привлекают юристов не меньше, чем кровь привлекает акулу.
За загородкой, отделявшей главных действующих лиц от зрителей, в тесном кружке своих помощников стоял Рой Фолтригг. Они шептались, хмурились и вообще вели себя так, будто готовились к вторжению. Рой был в своем выходном темном костюме-тройке, белой рубашке, сине-красном галстуке, при идеальной прическе и в прекрасно начищенных ботинках. Он стоял лицом к аудитории, “но, разумеется, был слишком занят, чтобы кого-нибудь замечать. Через проход от компании Фолтригга спиной к зрителям сидел Барри Мальданно и делал вид, что никого не замечает. Одет был исключительно в черное. Идеальный хвостик слегка касался воротничка. Уиллис Апчерч сидел на уголке стола для защитников, тоже лицом к прессе, и увлеченно разговаривал со своими помощниками. Он обожал внимание прессы еще больше, чем Фолтригг, если такое вообще можно было бы себе представить.
Мальданно ничего еще не знал об аресте Джека Нэнса шесть часов назад в Мемфисе. Он не знал, что Кэл Сиссон вывернулся наизнанку. Он так ничего и не слышал о Боно и Пирини и отправил Гронка утром в Мемфис, понятия не имея о ночных событиях.
Зато Фолтригг был на высоте. Он собирался использовать разговор, записанный в баре, чтобы добиться в понедельник обвинения Мальданно и Гронка в препятствии правосудию. Добиться приговора будет проще пареной репы. Они у него в кармане. Для Мальданно он будет просить пять лет.
И все же трупа у Роя не было. И судебный процесс против Барри Мальданно по обвинению в препятствии правосудию не принесет ему той популярности, какую он мог бы извлечь из грязного дела об убийстве с представлением глянцевых фотографий полуразложившегося тела, отчетов патологоанатомов и экспертов по баллистике насчет входных и выходных пулевых отверстий и траекторий полета. Такой судебный процесс длился бы несколько недель, и каждый вечер Рой появлялся бы в вечерних новостях. Он очень ясно представлял себе это.
Утром он отправил Финка назад в Мемфис с повестками от Большого жюри для Марка и его адвоката. Это несколько оживит события. Где-нибудь днем мальчишка у него заговорит, и, если повезет, к вечеру в понедельник у него уже будут останки Бойда Бойетта. Увлеченный этой мыслью, он просидел в офисе до трех утра. Он важно подошел к столу секретаря, хотя ему там ничего не было нужно, потом прошествовал назад, бросая взоры на Мальданно, который не обращал на него внимания.
Судебный пристав остановился перед судейским местом и, повернувшись лицом к залу, велел всем сесть. Суд начинает свою работу. Председательствует уважаемый Джеймс Лемонд. Из боковой двери появился Лемонд в сопровождении помощника, который нес тяжелую стопку дел. Хотя ему было уже за пятьдесят, среди федеральных судей Лемонд считался ребенком. Один из многих, назначенных Рейганом, он был совершенно типичным судьей – деловым, неулыбчивым, никаких выкрутасов, только дело. Он работал прокурором Южного округа штата Луизиана до Роя Фолтригга и своего преемника ненавидел так же, как и все остальные. Через шесть месяцев после вступления в должность Рой устроил себе поездку по округу, во время которой он выступал с речами и демонстрировал графики и схемы, а также приводил статистические данные, доказывающие, что его контора работает теперь значительно эффективнее, чем в былые годы. Больше обвинительных заключений. Торговцы наркотиками за решеткой. Общественные деятели трясутся от страха. Уголовники испуганы, потому что он, Рой Фолтригг, является теперь федеральным прокурором округа.
Это турне было большой глупостью с его стороны: оно оскорбило Лемонда и разозлило остальных судей. Они сразу невзлюбили Роя.
Лемонд оглядел переполненный зал заседаний. Все уже расселись.
– Бог ты мой, – начал он, – я безмерно тронут тем интересом, который вы все проявили, но, честно говоря, у нас сегодня простое рассмотрение запроса по поводу отсрочки.
Он взглянул на Фолтригга, который восседал в окружении своих шестерых помощников. С двух сторон Апчерча сидело по местному адвокату, а за спиной – два помощника рангом пониже.
– Суд готов приступить к рассмотрению запроса от обвиняемого Барри Мальданно об отсрочке. Суд напоминает, что дело назначено к рассмотрению через три недели, считая с ближайшего понедельника. Мистер Апчерч, вы подали запрос, вам слово. Пожалуйста, покороче.
Апчерч поразил всех и был действительно краток. Он просто напомнил о покойном Джероме Клиффорде, о котором все уже знали, и пояснил суду, что у него назначено на тот же день дело в федеральном суде Сент-Луиса. Говорил бойко, спокойно и вообще чувствовал себя как дома в незнакомом зале заседаний. Он довольно толково объяснил, что отсрочка необходима, поскольку ему требуется время для подготовки к защите на суде, который скорее всего будет очень затяжным. Он уложился в десять минут.
– На какой срок вы просите отсрочку? – спросил Лемонд.
– Ваша Честь, у меня все очень далеко расписано. Я буду счастлив познакомить вас со своим расписанием. Было бы справедливо, учитывая все обстоятельства, получить отсрочку на полгода.
– Благодарю вас. Что-нибудь еще?
– Нет, сэр. Благодарю вас, Ваша Честь.
Апчерч уселся на место. Одновременно Фолтригг поднялся со своего и направился к подиуму прямо перед судьей. Он взглянул на свои записки и открыл уже было рот, как Лемонд опередил его.
– Мистер Фолтригг, вы, конечно, не будете отрицать, что защита в данных обстоятельствах имеет право на более продолжительный срок?
– Нет, Ваша Честь, я этого не отрицаю. Но полагаю, что полгода – это слишком много.
– А сколько предлагаете вы?
– Месяц или два. Видите ли. Ваша Честь, я...
– Я не собираюсь, мистер Фолтригг, сидеть тут и слушать препирательства насчет двух месяцев, или трех, или шести. Если вы согласны, что обвиняемый имеет право на отсрочку, тогда я рассмотрю этот запрос и назначу дело к рассмотрению тогда, когда мне это будет удобно.
Лемонд знал, что Фолтриггу отсрочка нужна еще больше, чем Мальданно. Он просто не мог себе позволить и заикнуться о ней. Обвинение обязано всегда нападать. Обвинители не должны просить для себя отсрочки.
– Да, разумеется, Ваша Честь, – громко заявил Фолтригг. – Но мы считаем, что без нужды дело затягивать не следует. И так оно слишком долго тянется.
– Вы что, хотите сказать, что это суд затягивает дело, мистер Фолтригг?
– Нет, Ваша Честь, это делает обвиняемый. Он подает все возможные в американской юриспруденции запросы, чтобы задержать предъявление обвинения. Он использует все приемы, все...
– Мистер Фолтригг, не забывайте, мистер Клиффорд умер. Никаких запросов он больше не подаст. Теперь у обвиняемого новый адвокат, который, как я понимаю, пока подал только один запрос.
Фолтригг взглянул в свои записи и начал медленно краснеть. Он не ожидал взять верх в этом незначительном деле, но и не ожидал, что ему надают пинков.
– Вы можете сказать что-нибудь путное? – поинтересовался судья, как будто до сих пор Фолтригг говорил одну только ерунду.
Рой схватил свой блокнот и ринулся на место. Довольно жалкое зрелище. Надо было послать кого-нибудь вместо себя.
– Что-нибудь еще, мистер Апчерч? – спросил Лемонд.
– Нет, сэр.
– Прекрасно. Спасибо всем за внимание, проявленное к этому делу. Простите, что мы так быстро закруглились. В следующий раз постараемся потянуть подольше. Новая дата суда будет сообщена позднее.
Лемонд встал буквально через несколько минут после того, как уселся, и удалился. Репортеры вышли из зала, за ними, разумеется, Фолтригг и Апчерч, которые направились в разные концы холла, где устроили импровизированные пресс-конференции.
Глава 29
Несмотря на то что Слик Мюллер часто писал о бунтах, изнасилованиях и избиениях в тюрьме, он всегда находился по эту сторону решетки и никогда, по сути дела, не был в тюремной камере. Хотя ему страшно было даже о ней подумать, он держался уверенно, изображая из себя опытного репортера, безгранично верящего в Первую поправку<Первая поправка к Конституции США запрещает ограничение свободы слова и печати.>. Он явился с двумя адвокатами, высокооплачиваемыми жеребцами из большой юридической конторы, услугами которой “Мемфис пресс” пользовалась десятилетиями. Адвокаты в течение двух последних часов неоднократно уверяли его, что Конституция Соединенных Штатов Америки стоит на страже его интересов и защитит в этот тяжелый день. Слик надел джинсы, пиджак-сафари и тяжелые туристские ботинки – эдакий битый дождями и ветрами репортер.
На Гарри все ухищрения этого хамелеона впечатления не произвели. Не впечатлили его и прекрасно одетые ораторы-республиканцы голубой крови, которые раньше не удостаивали посещением его зал заседаний. Гарри был расстроен. Он сидел и в десятый раз перечитывал статью Слика в утренней газете. Он также изучал случаи, подходящие под Первую поправку и касающиеся репортеров и их конфиденциальных источников информации. При этом судья не торопился, ему хотелось, чтобы Слик как следует попотел.
Двери были заперты. Приятель Слика, судебный пристав Грайндер, нервничая, стоял в нескольких шагах от Гарри. По приказу судьи непосредственно за Сликом и его адвокатами сидели два помощника шерифа в форме, которые, казалось, были готовы к действию. На Слика со свитой это произвело желаемое впечатление, хотя они и старались этого не показывать.
Та же самая стенографистка, только в еще более короткой юбке, подпиливала ногти, ожидая, когда нужно будет приступить к работе. Та же самая пожилая женщина – снова в плохом настроении – сидела за своим столом, проглядывая “Нашил инкуайрер”. Все ждали. Часы показывали почти половину первого. Как обычно, список дел, назначенных к слушанию, был длинным, и график оказался нарушенным. Марсия приготовила бутерброд для Гарри на случай перерыва. После Мюллера должно было слушаться дело Свея.
Гарри облокотился на стол и с негодованием посмотрел вниз на Слика, который со своими ста тридцатью фунтами выглядел, наверное, в три раза мельче, чем Гарри.
– Для протокола, – рявкнул он, и стенографистка принялась стучать.
Несмотря на свое кажущееся спокойствие, Слик вздрогнул при этих словах и выпрямился.
– Мистер Мюллер, я вызвал вас сюда, потому что вы нарушили статью законодательства штата Теннесси в части, касающейся конфиденциальности моих слушаний. Это очень серьезное дело, так как речь идет о безопасности и благополучии маленького ребенка. К сожалению, по закону мы не можем привлечь вас к уголовной ответственности. Мы можем только обвинить вас в оскорблении суда. – Он снял очки и принялся протирать их носовым платком. – Вот что, мистер Мюллер, – продолжал Гарри тоном расстроенного дедушки, – как ни огорчили меня вы с вашей статьей, меня куда больше беспокоит тот факт, что кто-то передал вам эту информацию. Кто-то, присутствовавший вчера в зале заседаний. Вот что больше всего меня беспокоит.
Грайндер прислонился к стене, прижав к ней даже лодыжки, чтобы не так заметно дрожали колени. На Слика он старался не смотреть. Шесть лет назад у него был инфаркт, и, если он не возьмет себя в руки, вполне может случиться второй, притом обширный.
– Пожалуйста, сядьте в свидетельское кресло, мистер Мюллер, – предложил Гарри, взмахнув рукой. – Чувствуйте себя как дома.
Пожилая сердитая женщина привела Слика к присяге. Он положил одну ногу в туристском ботинке на другую и посмотрел на своих адвокатов, ища поддержки. Они старались не встречаться с ним взглядом. Грайндер изучал потолок.
– Вы находитесь под присягой, мистер Мюллер, – напомнил ему Гарри через несколько секунд после того, как его к этой присяге привели.
– Да, сэр, – пробормотал Слик и попытался улыбнуться огромному человеку, возвышавшемуся над ним и разглядывавшему его поверх перегородки, которая отделяла от зала место судьи.
– Вы в самом деле написали эту статьи в сегодняшней газете?
– Да, сэр.
– Вы писали самостоятельно, или вам кто-то помогал?
– Ну, Ваша Честь, я написал каждое слово, если вы об этом.
– Я об этом. В четвертом абзаце вашей статьи вы пишете – я цитирую: “Марк Свей отказался отвечать на вопросы о Барри Мальданно и Бойде Бойетте”. Конец цитаты. Вы это написали, мистер Мюллер?
– Да, сэр.
– Вы присутствовали на вчерашнем слушании, когда мальчик давал показания?
– Нет, сэр.
– Вы были в этом здании?
– Ну... Да, сэр, был. Это ведь не запрещено?
– Спокойней, мистер Мюллер. Я задаю вопросы, вы на них отвечаете. Вам понятен этот порядок?
– Да, сэр. – Слик умоляюще взглянул на своих адвокатов, но оба были увлечены чтением бумаг. Он почувствовал себя одиноко.
– Значит, в зале вас не было. Тогда, мистер Мюллер, откуда вы узнали, что мальчик отказался отвечать на вопросы про Барри Мальданно или Бойда Бойетта?
– У меня есть источник информации.
Грайндер никогда не считал себя источником. Он был просто-напросто низкооплачиваемым судебным приставом в форме с пистолетом и с большим количеством неоплаченных счетов. Он даже ждал вызова в суд по поводу кредитной карточки своей жены. Ему хотелось утереть пот со лба, но он боялся пошевелиться.
– Источник, – повторил Гарри, передразнивая Слика. – Разумеется, у вас был источник, мистер Мюллер. Я почему-то так и думал. Вас здесь не было. Кто-то вам рассказал. Это значит – у вас есть источник. Так кто ваш источник?
Быстро поднялся адвокат с седеющими волосами, одетый типично для служащего крупной фирмы – темный костюм, белая сорочка, красный галстук со смелой желтой полоской, черные туфли. Звали его Эллифант. Он был партнером в фирме и в залах заседаний, как правило, не появлялся.
– Ваша Честь, разрешите мне. – Гарри поморщился и медленно повернулся в его сторону. У него отвисла челюсть, настолько он был поражен таким наглым вмешательством. Он хмуро посмотрел на Эллифанта, который повторил: – Ваша Честь, разрешите мне.
Гарри молчал целую вечность, потом поинтересовался:
– Вы раньше не бывали в залах суда, мистер Эллифант?
– Нет, сэр, – ответил тот, все еще стоя.
– Я так и думал. Вы до этого не опускались. Сколько юристов трудится в вашей фирме, мистер Эллифант?
– Сто семь, по последним данным.
Гарри присвистнул и покачал головой.
– Порядочно. Хоть кто-нибудь из них работал в суде по делам несовершеннолетних?
– Да, Ваша Честь, я уверен, что кто-нибудь работал.
– Кто именно?
Эллифант сунул одну руку в карман, а пальцем другой выводил узоры на своем блокноте. Что он здесь делает? Его место в богатых кабинетах, там, где горы документов и высокие гонорары. Еще на респектабельных обедах. Он был богат, поскольку брал триста долларов в час. Его партнеры поступали так же. Фирма процветала, потому что платила семидесяти сотрудникам по пятьдесят тысяч в год и считала, что они должны брать с клиентов в пять раз больше. Здесь он оказался потому, что был главным консультантом по прессе, а также потому, что никто другой из отдела, занимающегося подобными тяжбами, не смог освободиться, будучи предупрежден о слушании всего лишь за два часа.
Гарри презирал его фирму, его самого и ему подобных. Он не доверял этим типам из корпораций, которые покидали свои фешенебельные здания и снисходили до низших классов только в случае суровой необходимости. Они были высокомерны и боялись испачкать руки.
– Сядьте, мистер Эллифант, – сказал он, показывая на стул. – В моем суде вы стоять не будете. Сядьте. – Эллифант неуклюже попятился и сел. – Так что вы хотите сказать, мистер Эллифант?
– Ну, Ваша Честь, мы возражаем против этих вопросов и против допроса судом мистера Мюллера на том основании, что его статья подпадает под действие Первой поправки к Конституции о свободе слова. Теперь...
– Мистер Эллифант, приходилось ли вам читать ту часть законодательства, которая относится к закрытым слушаниям по делам несовершеннолетних? Ну, разумеется, приходилось.
– Да, сэр, приходилось. И, честно говоря. Ваша Честь, у меня с этим разделом возникли трудности.
– В самом деле? Продолжайте.
– Да, сэр. С моей точки зрения этот раздел кодекса, так, как он написан, неконституционен. У меня тут есть примеры...
– Неконституционен? – поднял брови Гарри Рузвельт.
– Да, сэр, – твердо ответил адвокат.
– А вы знаете, кто написал этот раздел кодекса, мистер Эллифант?
Эллифант повернулся к своему помощнику, который, по-видимому, должен был знать все. Но тот только покачал головой.
– Я написал ее, мистер Эллифант, – громко возвестил Гарри. – Я, ваш покорный слуга. И если бы вы знали хоть что-нибудь по поводу законов о несовершеннолетних в этом штате, то вы обязательно были бы в курсе того, что я в этих вопросах эксперт, уж если я эти законы писал. Что вы на это скажете?
Слик вжался в стул, стараясь стать незаметнее. Он сочинял отчеты о тысячах судебных процессов. Он видел, как рассерженные судьи измывались над бедными адвокатами, и знал, что обычно страдали от этого клиенты.
– Я утверждаю, что этот раздел неконституционен, Ваша Честь, – вежливо повторил Эллифант.
– Меньше всего, мистер Эллифант, я собираюсь вступать с вами в длинные жаркие обсуждения Первой поправки. Если вам не нравится закон, подайте апелляцию и потребуйте его изменить. Мне это, откровенно, говоря, безразлично. Но в данный момент, когда я сижу здесь вместо того, чтобы пойти обедать, вашему клиенту придется ответить на мои вопрос. – Он снова повернулся к охваченному паникой Слику.
– Мистер Мюллер, кто ваш источник?
Грайндеру казалось, что его сейчас стошнит. Он засунул большие пальцы под ремень и прижал их к животу. Единственная надежда: у Слика репутация человека, умеющего держать слово, он всегда защищал своих информаторов.
– Я не могу сказать, кто был моим источником, – промолвил Слик с трагическим видом – мученик перед лицом смерти.
Грайндер вздохнул с облегчением. Какие приятные слова!
Гарри повернулся к помощникам шерифа.
– Я обвиняю вас в оскорблении суда, мистер Мюллер, и приказываю отправить вас в тюрьму. – Помощники шерифа остановились около Слика, который в ужасе оглядывался по сторонам в поисках поддержки.
– Ваша Честь, – Эллифант встал, еще не зная, о чем будет говорить. – Мы протестуем. Вы не имеете права...
На Эллифанта Гарри не обратил ни малейшего внимания и приказал:
– Ведите его в городскую тюрьму. Никакого особого обращения. Никаких поблажек. Я снова вызову его в понедельник. Попытаюсь еще раз.
Помощники шерифа подняли Слика и надели на него наручники.
– Сделайте что-нибудь! – закричал репортер Эллифанту, который в это время взывал:
– У нас свобода слова. Ваша Честь. Вы не можете так поступить с ним!
– Я это делаю, мистер Эллифант, – заорал Гарри. – И если вы немедленно не сядете, то окажетесь в одной камере со своим клиентом. – Эллифант упал на стул. Слика потащили к двери, и, когда ее уже открывали, Гарри добавил: – Мистер Мюллер, если я прочту хоть одно ваше слово в газете за то время, что вы будете в тюрьме, я дам вам возможность посидеть там месяц, прежде чем вызову вас сюда. Надеюсь, вы меня понимаете.
Говорить Слик не мог.
– Мы подадим апелляцию, – пообещал Эллифант, когда помощники шерифа выпихивали репортера за дверь и закрывали ее за собой. – Мы подадим апелляцию.
* * *
Дайанна Свей сидела на тяжелом деревянном стуле, обняв своего старшего сына, и смотрела, как лучи солнца пробиваются сквозь пыльные сломанные жалюзи комнаты для свидетелей. Не было уже ни слез, ни желания говорить.
После пяти дней и ночей вынужденного заключения в палате психиатрического отделения она сначала была рада вырваться оттуда. Но в эти дни радость проходила быстро, и теперь она хотела поскорее вернуться к Рикки. Она увидела Марка, обняла его, поплакала вместе с ним и узнала, что он в безопасности. Чего еще было желать матери?
Она уже не доверяла ни своим суждениям, ни своим инстинктам. Последние пять дней лишили ее чувства реальности. Она обессилела и отупела от постоянных стрессов и потрясений. Лекарства – таблетки, чтобы заснуть, таблетки, чтобы проснуться, таблетки, чтобы протянуть день, – иссушили ей мозг, и жизнь стала казаться серией моментальных снимков, в беспорядке разбросанных по столу. Мозг работал, но очень медленно.
– Они хотят, чтобы мы уехали в Портленд, – вымолвила она, поглаживая его руку.
– Это Реджи тебе сказала.
– Да, мы вчера долго об этом разговаривали. Там хорошая больница для Рикки, и мы можем начать все сначала.
– Звучит хорошо, но я боюсь.
– И я боюсь, Марк. Я не хочу прожить оставшиеся сорок лет, постоянно оглядываясь через плечо. Я читала в журнале про одного осведомителя, который донес ФБР на мафию, и они согласились его спрятать. Ну вот как нас. Кажется, мафии понадобилось два года, чтобы найти его и взорвать вместе с машиной.
– Мне кажется, я кино такое видел.
– Я не смогу так жить, Марк.
– А мы можем получить другой трейлер?
– Наверное. Я сегодня утром разговаривала с мистером Такером, так он объяснил, что получит за трейлер хорошую страховку. Сказал, что у него есть для нас другой. И у меня ведь есть работа. Более того, они сегодня утром прислали мне мою зарплату.
Марк улыбнулся при мысли о возможности вернуться на трейлерную стоянку и снова играть с ребятами. Он даже по школе скучал.
– Эти люди – убийцы, Марк.
– Я знаю. Я с ними встречался.
Она немного подумала, потом встрепенулась:
На Гарри все ухищрения этого хамелеона впечатления не произвели. Не впечатлили его и прекрасно одетые ораторы-республиканцы голубой крови, которые раньше не удостаивали посещением его зал заседаний. Гарри был расстроен. Он сидел и в десятый раз перечитывал статью Слика в утренней газете. Он также изучал случаи, подходящие под Первую поправку и касающиеся репортеров и их конфиденциальных источников информации. При этом судья не торопился, ему хотелось, чтобы Слик как следует попотел.
Двери были заперты. Приятель Слика, судебный пристав Грайндер, нервничая, стоял в нескольких шагах от Гарри. По приказу судьи непосредственно за Сликом и его адвокатами сидели два помощника шерифа в форме, которые, казалось, были готовы к действию. На Слика со свитой это произвело желаемое впечатление, хотя они и старались этого не показывать.
Та же самая стенографистка, только в еще более короткой юбке, подпиливала ногти, ожидая, когда нужно будет приступить к работе. Та же самая пожилая женщина – снова в плохом настроении – сидела за своим столом, проглядывая “Нашил инкуайрер”. Все ждали. Часы показывали почти половину первого. Как обычно, список дел, назначенных к слушанию, был длинным, и график оказался нарушенным. Марсия приготовила бутерброд для Гарри на случай перерыва. После Мюллера должно было слушаться дело Свея.
Гарри облокотился на стол и с негодованием посмотрел вниз на Слика, который со своими ста тридцатью фунтами выглядел, наверное, в три раза мельче, чем Гарри.
– Для протокола, – рявкнул он, и стенографистка принялась стучать.
Несмотря на свое кажущееся спокойствие, Слик вздрогнул при этих словах и выпрямился.
– Мистер Мюллер, я вызвал вас сюда, потому что вы нарушили статью законодательства штата Теннесси в части, касающейся конфиденциальности моих слушаний. Это очень серьезное дело, так как речь идет о безопасности и благополучии маленького ребенка. К сожалению, по закону мы не можем привлечь вас к уголовной ответственности. Мы можем только обвинить вас в оскорблении суда. – Он снял очки и принялся протирать их носовым платком. – Вот что, мистер Мюллер, – продолжал Гарри тоном расстроенного дедушки, – как ни огорчили меня вы с вашей статьей, меня куда больше беспокоит тот факт, что кто-то передал вам эту информацию. Кто-то, присутствовавший вчера в зале заседаний. Вот что больше всего меня беспокоит.
Грайндер прислонился к стене, прижав к ней даже лодыжки, чтобы не так заметно дрожали колени. На Слика он старался не смотреть. Шесть лет назад у него был инфаркт, и, если он не возьмет себя в руки, вполне может случиться второй, притом обширный.
– Пожалуйста, сядьте в свидетельское кресло, мистер Мюллер, – предложил Гарри, взмахнув рукой. – Чувствуйте себя как дома.
Пожилая сердитая женщина привела Слика к присяге. Он положил одну ногу в туристском ботинке на другую и посмотрел на своих адвокатов, ища поддержки. Они старались не встречаться с ним взглядом. Грайндер изучал потолок.
– Вы находитесь под присягой, мистер Мюллер, – напомнил ему Гарри через несколько секунд после того, как его к этой присяге привели.
– Да, сэр, – пробормотал Слик и попытался улыбнуться огромному человеку, возвышавшемуся над ним и разглядывавшему его поверх перегородки, которая отделяла от зала место судьи.
– Вы в самом деле написали эту статьи в сегодняшней газете?
– Да, сэр.
– Вы писали самостоятельно, или вам кто-то помогал?
– Ну, Ваша Честь, я написал каждое слово, если вы об этом.
– Я об этом. В четвертом абзаце вашей статьи вы пишете – я цитирую: “Марк Свей отказался отвечать на вопросы о Барри Мальданно и Бойде Бойетте”. Конец цитаты. Вы это написали, мистер Мюллер?
– Да, сэр.
– Вы присутствовали на вчерашнем слушании, когда мальчик давал показания?
– Нет, сэр.
– Вы были в этом здании?
– Ну... Да, сэр, был. Это ведь не запрещено?
– Спокойней, мистер Мюллер. Я задаю вопросы, вы на них отвечаете. Вам понятен этот порядок?
– Да, сэр. – Слик умоляюще взглянул на своих адвокатов, но оба были увлечены чтением бумаг. Он почувствовал себя одиноко.
– Значит, в зале вас не было. Тогда, мистер Мюллер, откуда вы узнали, что мальчик отказался отвечать на вопросы про Барри Мальданно или Бойда Бойетта?
– У меня есть источник информации.
Грайндер никогда не считал себя источником. Он был просто-напросто низкооплачиваемым судебным приставом в форме с пистолетом и с большим количеством неоплаченных счетов. Он даже ждал вызова в суд по поводу кредитной карточки своей жены. Ему хотелось утереть пот со лба, но он боялся пошевелиться.
– Источник, – повторил Гарри, передразнивая Слика. – Разумеется, у вас был источник, мистер Мюллер. Я почему-то так и думал. Вас здесь не было. Кто-то вам рассказал. Это значит – у вас есть источник. Так кто ваш источник?
Быстро поднялся адвокат с седеющими волосами, одетый типично для служащего крупной фирмы – темный костюм, белая сорочка, красный галстук со смелой желтой полоской, черные туфли. Звали его Эллифант. Он был партнером в фирме и в залах заседаний, как правило, не появлялся.
– Ваша Честь, разрешите мне. – Гарри поморщился и медленно повернулся в его сторону. У него отвисла челюсть, настолько он был поражен таким наглым вмешательством. Он хмуро посмотрел на Эллифанта, который повторил: – Ваша Честь, разрешите мне.
Гарри молчал целую вечность, потом поинтересовался:
– Вы раньше не бывали в залах суда, мистер Эллифант?
– Нет, сэр, – ответил тот, все еще стоя.
– Я так и думал. Вы до этого не опускались. Сколько юристов трудится в вашей фирме, мистер Эллифант?
– Сто семь, по последним данным.
Гарри присвистнул и покачал головой.
– Порядочно. Хоть кто-нибудь из них работал в суде по делам несовершеннолетних?
– Да, Ваша Честь, я уверен, что кто-нибудь работал.
– Кто именно?
Эллифант сунул одну руку в карман, а пальцем другой выводил узоры на своем блокноте. Что он здесь делает? Его место в богатых кабинетах, там, где горы документов и высокие гонорары. Еще на респектабельных обедах. Он был богат, поскольку брал триста долларов в час. Его партнеры поступали так же. Фирма процветала, потому что платила семидесяти сотрудникам по пятьдесят тысяч в год и считала, что они должны брать с клиентов в пять раз больше. Здесь он оказался потому, что был главным консультантом по прессе, а также потому, что никто другой из отдела, занимающегося подобными тяжбами, не смог освободиться, будучи предупрежден о слушании всего лишь за два часа.
Гарри презирал его фирму, его самого и ему подобных. Он не доверял этим типам из корпораций, которые покидали свои фешенебельные здания и снисходили до низших классов только в случае суровой необходимости. Они были высокомерны и боялись испачкать руки.
– Сядьте, мистер Эллифант, – сказал он, показывая на стул. – В моем суде вы стоять не будете. Сядьте. – Эллифант неуклюже попятился и сел. – Так что вы хотите сказать, мистер Эллифант?
– Ну, Ваша Честь, мы возражаем против этих вопросов и против допроса судом мистера Мюллера на том основании, что его статья подпадает под действие Первой поправки к Конституции о свободе слова. Теперь...
– Мистер Эллифант, приходилось ли вам читать ту часть законодательства, которая относится к закрытым слушаниям по делам несовершеннолетних? Ну, разумеется, приходилось.
– Да, сэр, приходилось. И, честно говоря. Ваша Честь, у меня с этим разделом возникли трудности.
– В самом деле? Продолжайте.
– Да, сэр. С моей точки зрения этот раздел кодекса, так, как он написан, неконституционен. У меня тут есть примеры...
– Неконституционен? – поднял брови Гарри Рузвельт.
– Да, сэр, – твердо ответил адвокат.
– А вы знаете, кто написал этот раздел кодекса, мистер Эллифант?
Эллифант повернулся к своему помощнику, который, по-видимому, должен был знать все. Но тот только покачал головой.
– Я написал ее, мистер Эллифант, – громко возвестил Гарри. – Я, ваш покорный слуга. И если бы вы знали хоть что-нибудь по поводу законов о несовершеннолетних в этом штате, то вы обязательно были бы в курсе того, что я в этих вопросах эксперт, уж если я эти законы писал. Что вы на это скажете?
Слик вжался в стул, стараясь стать незаметнее. Он сочинял отчеты о тысячах судебных процессов. Он видел, как рассерженные судьи измывались над бедными адвокатами, и знал, что обычно страдали от этого клиенты.
– Я утверждаю, что этот раздел неконституционен, Ваша Честь, – вежливо повторил Эллифант.
– Меньше всего, мистер Эллифант, я собираюсь вступать с вами в длинные жаркие обсуждения Первой поправки. Если вам не нравится закон, подайте апелляцию и потребуйте его изменить. Мне это, откровенно, говоря, безразлично. Но в данный момент, когда я сижу здесь вместо того, чтобы пойти обедать, вашему клиенту придется ответить на мои вопрос. – Он снова повернулся к охваченному паникой Слику.
– Мистер Мюллер, кто ваш источник?
Грайндеру казалось, что его сейчас стошнит. Он засунул большие пальцы под ремень и прижал их к животу. Единственная надежда: у Слика репутация человека, умеющего держать слово, он всегда защищал своих информаторов.
– Я не могу сказать, кто был моим источником, – промолвил Слик с трагическим видом – мученик перед лицом смерти.
Грайндер вздохнул с облегчением. Какие приятные слова!
Гарри повернулся к помощникам шерифа.
– Я обвиняю вас в оскорблении суда, мистер Мюллер, и приказываю отправить вас в тюрьму. – Помощники шерифа остановились около Слика, который в ужасе оглядывался по сторонам в поисках поддержки.
– Ваша Честь, – Эллифант встал, еще не зная, о чем будет говорить. – Мы протестуем. Вы не имеете права...
На Эллифанта Гарри не обратил ни малейшего внимания и приказал:
– Ведите его в городскую тюрьму. Никакого особого обращения. Никаких поблажек. Я снова вызову его в понедельник. Попытаюсь еще раз.
Помощники шерифа подняли Слика и надели на него наручники.
– Сделайте что-нибудь! – закричал репортер Эллифанту, который в это время взывал:
– У нас свобода слова. Ваша Честь. Вы не можете так поступить с ним!
– Я это делаю, мистер Эллифант, – заорал Гарри. – И если вы немедленно не сядете, то окажетесь в одной камере со своим клиентом. – Эллифант упал на стул. Слика потащили к двери, и, когда ее уже открывали, Гарри добавил: – Мистер Мюллер, если я прочту хоть одно ваше слово в газете за то время, что вы будете в тюрьме, я дам вам возможность посидеть там месяц, прежде чем вызову вас сюда. Надеюсь, вы меня понимаете.
Говорить Слик не мог.
– Мы подадим апелляцию, – пообещал Эллифант, когда помощники шерифа выпихивали репортера за дверь и закрывали ее за собой. – Мы подадим апелляцию.
* * *
Дайанна Свей сидела на тяжелом деревянном стуле, обняв своего старшего сына, и смотрела, как лучи солнца пробиваются сквозь пыльные сломанные жалюзи комнаты для свидетелей. Не было уже ни слез, ни желания говорить.
После пяти дней и ночей вынужденного заключения в палате психиатрического отделения она сначала была рада вырваться оттуда. Но в эти дни радость проходила быстро, и теперь она хотела поскорее вернуться к Рикки. Она увидела Марка, обняла его, поплакала вместе с ним и узнала, что он в безопасности. Чего еще было желать матери?
Она уже не доверяла ни своим суждениям, ни своим инстинктам. Последние пять дней лишили ее чувства реальности. Она обессилела и отупела от постоянных стрессов и потрясений. Лекарства – таблетки, чтобы заснуть, таблетки, чтобы проснуться, таблетки, чтобы протянуть день, – иссушили ей мозг, и жизнь стала казаться серией моментальных снимков, в беспорядке разбросанных по столу. Мозг работал, но очень медленно.
– Они хотят, чтобы мы уехали в Портленд, – вымолвила она, поглаживая его руку.
– Это Реджи тебе сказала.
– Да, мы вчера долго об этом разговаривали. Там хорошая больница для Рикки, и мы можем начать все сначала.
– Звучит хорошо, но я боюсь.
– И я боюсь, Марк. Я не хочу прожить оставшиеся сорок лет, постоянно оглядываясь через плечо. Я читала в журнале про одного осведомителя, который донес ФБР на мафию, и они согласились его спрятать. Ну вот как нас. Кажется, мафии понадобилось два года, чтобы найти его и взорвать вместе с машиной.
– Мне кажется, я кино такое видел.
– Я не смогу так жить, Марк.
– А мы можем получить другой трейлер?
– Наверное. Я сегодня утром разговаривала с мистером Такером, так он объяснил, что получит за трейлер хорошую страховку. Сказал, что у него есть для нас другой. И у меня ведь есть работа. Более того, они сегодня утром прислали мне мою зарплату.
Марк улыбнулся при мысли о возможности вернуться на трейлерную стоянку и снова играть с ребятами. Он даже по школе скучал.
– Эти люди – убийцы, Марк.
– Я знаю. Я с ними встречался.
Она немного подумала, потом встрепенулась: