– Я готов, – заявил Марк, тщетно стараясь не казаться испуганным.
   Гринуэй нахмурился.
   – Ты что имеешь в виду?
   – Я нанял адвоката, – объяснил Марк с гордостью.
   – Когда?
   – Сегодня утром. Она уже здесь, там, в конце коридора.
   Гринуэй посмотрел в ту сторону, но Реджи не было видно за поворотом.
   – Твой адвокат здесь? – переспросил он недоверчиво.
   – Ага.
   – И как ты нашел адвоката?
   – Это длинная история. Но я сам ей заплатил.
   Гринуэй задумался, потом двинулся назад по коридору.
   – Но твоя мама сейчас не может отойти от Рикки ни при каких обстоятельствах. Да и мне не мешает быть поближе к нему.
   – Никаких проблем. Мы с моим адвокатом все устроим.
   Они остановились у двери палаты Рикки. Гринуэй поколебался, прежде чем открыть дверь.
   – Я могу отложить все это до завтра. Я вообще могу выставить их из больницы. – Он старался казаться крутым парнем, но Марк понимал, как на самом деле обстоят дела.
   – Да нет, спасибо. Они не уйдут. Вы позаботьтесь о Рикки и маме, а мы с адвокатом займемся агентами ФБР.
 
   * * *
 
   Реджи разыскала пустую комнату на восьмом этаже, где они и уединились. Они уже опаздывали на десять минут. Она быстро закрыла дверь и скомандовала:
   – Задери рубашку.
   Он замер, в изумлении уставившись на нее.
   – Задери рубашку, – повторила она, принимаясь дергать его футболку с изображением “Тигров Мемфиса”. Открыв свой портфель, она вынула оттуда маленький черный магнитофон и катушку лейкопластыря. Она проверила микрокассету и нажала на кнопки. Марк не отводил от нее глаз. Было очевидно, что ей не впервой этим заниматься. Прижав магнитофон к его животу, она приказала:
   – Держи! – Затем продела ленту через хомутик на магнитофоне, обернула ее вокруг его талии и закрепила.
   – Вдохни поглубже, – сказала она, и он послушно выполнил ее приказание.
   Потом он заправил рубаху в джинсы. Реджи отступила на шаг и оглядела его.
   – Замечательно, – оценила она.
   – А если они меня обыщут?
   – Не обыщут. Пошли.
   – Откуда вы знаете, что меня не обыщут? – спросил он обеспокоенно. Ему приходилось торопиться, чтобы успеть за ней. Медсестра подозрительно посмотрела на них.
   – Потому что они пришли поговорить, а не арестовывать тебя. Поверь мне.
   – Я верю, просто боюсь.
   – Все будет в порядке, Марк. Только помни, чему я тебя учила.
   – А вы уверены, что они не заметят эту штуку?
   – Абсолютно. – Она с силой толкнула дверь, и они оказались на лестнице. Быстро спустились по зеленым бетонным ступенькам. Марк шел на шаг сзади. – А что, если сработает сигнал или что еще, а они от неожиданности вытащат пушки? Что тогда?
   – Никаких сигналов. – Она взяла его руку и крепко сжала. – И они не стреляют в детей.
   – В одном кино стреляли.
 
   * * *
 
   Второй этаж больницы Святого Петра построили задолго до девятого. Он был серый и грязный, коридоры забиты спешащими врачами, сестрами, техниками, санитарами с носилками, больными в инвалидных колясках и обалдевшими родственниками, не знающими, где встать, и старающимися не попасться никому под ноги. Коридоры разветвлялись во всех направлениях без всякой системы, образуя настоящий лабиринт. Реджи спросила трех медсестер, как ей найти комнату 28, и только третья смогла на ходу объяснить им, куда идти. Наконец они обнаружили полутемный коридор, застеленный потертым ковром. На простой деревянной двери шестой комнаты по правой стороне они увидели номер 28.
   – Я боюсь, Реджи, – сказал Марк, глядя на дверь. Она крепко сжала его руку. Если она и нервничала, заметить это было невозможно. Лицо оставалось спокойным, голос тихим и успокаивающим.
   – Делай то, что я сказала, Марк, и все. Я знаю, что делаю.
   Они вернулись немного назад к комнате номер 24, и Реджи открыла дверь. Раньше здесь был кафетерий, а теперь хранился всякий хлам.
   – Я подожду здесь. Теперь иди и постучи в дверь.
   – Я боюсь, Реджи.
   Она осторожно нащупала магнитофон и, найдя кнопку, нажала ее.
   – Иди, – приказала она.
   Марк глубоко вздохнул и постучал. Он слышал, как в комнате кто-то двигался.
   – Войдите, – послышался довольно недружелюбный голос.
   Он медленно открыл дверь, вошел и закрыл ее за собой. Комната была узкой и длинной, как и стол, стоящий посредине. Ни одного окна. Ни улыбки на лицах двух мужчин, стоящих с каждой стороны стола в дальнем конце. Их легко можно было принять за близнецов – белые, застегнутые до верху рубашки, красно-синие галстуки, темные брюки, короткая стрижка.
   – Ты, верно, Марк? – спросил один, в то время как другой продолжал смотреть на дверь. Марк кивнул. Говорить он не мог.
   – А где твоя мать?
   – А, это... кто вы такие? – наконец удалось выговорить Марку.
   Тот, который стоял справа, сказал:
   – Я Джейсон Мактьюн, мемфисское отделение ФБР. – Он протянул руку Марку, и тот вяло ее пожал. – Приятно познакомиться, Марк.
   – Ага, мне тоже.
   – А я – Ларри Труманн, – назвался другой. – ФБР. Новый Орлеан.
   Так же вяло Марк пожал руку Труманну. Агенты нервно переглянулись. С минуту все неловко молчали. Наконец Труманн указал на стул в конце стола.
   – Садись, Марк.
   Мактьюн согласно кивнул и почти что улыбнулся. Марк осторожно сел, опасаясь, что лента порвется и эта дурацкая штука вывалится. Они тогда быстренько нацепят на него наручники, зашвырнут в машину, и он никогда больше не увидит маму. Что тогда сделает Реджи? Они подвинулись к нему, разложив блокноты на краю стола.
   Они прямо дышали ему в лицо, и Марк сообразил, что это такая тактика. Он едва не улыбнулся. Если они хотят сидеть так близко – ради Бога. Но тогда черненький магнитофон все запишет. Чисто и ясно.
   – Мы, гм, ждали твою маму и доктора Гринуэя тоже, – сказал Труманн, бросая взгляды на Мактьюна.
   – Они с моим братом.
   – И как он? – с сочувствием спросил Мактьюн.
   – Не очень здорово. Мама сейчас не может отойти от него.
   – Мы полагали, она придет сюда, – снова произнес Труманн и посмотрел на Мактьюна, как бы спрашивая его совета.
   – Ну, можно подождать, пока она освободится, – предложил Марк.
   – Нет, Марк, нам надо поговорить сейчас.
   – Может, я позову ее?
   Труманн достал из кармана рубашки ручку и улыбнулся Марку.
   – Да нет, давай поговорим пару минут, Марк. Втроем. Ты нервничаешь?
   – Немного. Что вы хотите от меня? – Он все еще дрожал от страха, но дышать стало легче. Магнитофон не издавал никаких звуков, и он постепенно переставал за него опасаться.
   – Ну, нам хотелось бы задать тебе несколько вопросов насчет вчерашнего.
   – А адвокат мне не нужен?
   Они переглянулись, челюсти их абсолютно одинаково отвисли, и прошло несколько секунд, прежде чем Мактьюн склонился к Марку и произнес:
   – Конечно, нет.
   – А почему?
   – Ну, потому, что мы, понимаешь, просто хотим задать тебе несколько вопросов. И все. Если ты решишь, что тебе нужна твоя мама, мы позовем ее. Или еще кого. Но адвокат тебе не нужен. Только несколько вопросов, и все.
   – Я уже говорил с полицейским. Даже очень долго вчера говорил.
   – Так мы не полицейские. Мы – агенты ФБР.
   – Это-то меня и пугает. Думаю, может, мне все же нужен адвокат, чтобы, знаете, защищал мои права и все такое.
   – Ты слишком часто смотрел телевизор, малыш.
   – Меня зовут Марк, ладно? Можете вы звать меня Марком?
   – Конечно. Извини. Но адвокат тебе не нужен.
   – Да-да, – подключился Труманн. – Адвокаты только мешают. И им надо платить деньги, и они вечно против всего возражают.
   – Может, мы подождем, пока мама придет?
   Они обменялись одинаковыми улыбками, и Мактьюн сказал:
   – Не думаю, Марк. Разумеется, если ты хочешь, мы можем подождать, но ты ведь умный парень, да и мы торопимся, так что просто несколько вопросов, и все.
   – Ладно. Если нужно.
   Труманн заглянул в свой блокнот и начал первым.
   – Значит так. Ты сказал мемфисским полицейским, что Джером Клиффорд был уже мертв, когда вчера вы с Рикки наткнулись на машину. Теперь скажи, Марк, это правда? – Он задал свой вопрос с ухмылкой, как будто заранее знал, что все это вранье.
   Марк поерзал, глядя прямо перед собой.
   – Я должен отвечать на этот вопрос?
   – Конечно.
   – Почему?
   – Потому что мы должны знать правду, Марк. Мы из ФБР, расследуем это дело, и нам нужна правда.
   – А что будет, если я не отвечу?
   – Много всякого. Возможно, мы будем вынуждены отвезти тебя в свою контору, разумеется, на заднем сиденье машины и без наручников, и там задать тебе действительно серьезные вопросы. Может, и мать твою придется туда отвезти.
   – А что будет с мамой? У нее могут быть неприятности?
   – Вполне возможно.
   – Какие?
   Они немного помолчали, нервно переглядываясь. У них с самого начала не было твердой почвы под ногами, а сейчас дела шли все хуже и хуже. Нельзя допрашивать детей, предварительно не поговорив с родителями.
   Но какого черта! Мать не явилась. Отца у него нет. Мальчишка из бедной семьи и в данный момент совсем один. Вряд ли появится еще такая возможность. Так что быстренько пара вопросов.
   Мактьюн откашлялся и сурово нахмурился.
   – Марк, ты когда-нибудь слышал о том, что нельзя препятствовать правосудию?
   – Да нет.
   – Так вот, это преступление, понял? Оскорбление закона. Человек, знающий что-то о преступлении и скрывающий это от ФБР или полиции, может быть обвинен в том, что он препятствует правосудию.
   – И что тогда?
   – Ну, если его признают виновным, его могут осудить. Отправить в тюрьму или что-нибудь в этом роде.
   – Значит, если я не отвечу на ваши вопросы, нас с мамой отправят в тюрьму?
   Мактьюн озадаченно посмотрел на Труманна. Лед становился все тоньше.
   – Почему ты не хочешь отвечать, Марк? – спросил Труманн. – Ты что-нибудь скрываешь?
   – Я просто боюсь. И это несправедливо. Мне всего одиннадцать, а вы агенты ФБР, и мамы тут нет. Я и не знаю, что мне делать.
   – А без мамы ты не можешь ответить на вопросы, Марк? Ты вчера что-то видел, а мамы твоей там не было. И она не может помочь тебе ответить. Нам просто надо знать, что ты видел.
   – Если бы вы были на моем месте, вы потребовали бы адвоката?
   – Дьявол, ну конечно, нет, – сказал Мактьюн. – Я никогда бы не связался с адвокатом. Извини за грубое выражение, сынок, но они, как гвоздь в заднице. Поверь мне. Если тебе нечего скрывать, адвокат тебе не нужен. Отвечай правдиво, и все будет прекрасно.
   Он начинал злиться, что было неудивительно. Марк знал, что один из них обязательно должен быть злым. Обычная система “плохой полицейский – хороший полицейский”, с которой Марк был отлично знаком благодаря телевизору. Мактьюн будет свирепеть и дальше, а Труманн станет улыбаться и даже иногда хмуро поглядывать на своего разошедшегося коллегу, так, чтобы Марк видел. За это Марк должен проникнуться к нему доверием. Потом Мактьюн выйдет из себя и покинет комнату, а Марк вывернется наизнанку перед добрым Труманном.
   Труманн наклонился к Марку, фальшиво улыбаясь.
   – Марк, Джером Клиффорд был уже мертв, когда вы с Рикки нашли его?
   – Я хочу воспользоваться Пятой поправкой<В тексте Пятой поправки к Конституции США, в частности, говорится, что никого не могут принуждать свидетельствовать против самого себя.>.
   Улыбку как ветром сдуло. Лицо Мактьюна налилось кровью, и он в отчаянии покачал головой. Последовала длинная пауза, во время которой агенты переглядывались друг с другом. Марк следил за ползущим по столу муравьем, пока тот не исчез под блокнотом.
   Труманн, который добрый, наконец решился заговорить.
   – Боюсь, Марк, ты слишком часто смотришь телевизор.
   – Вы хотите сказать, я не могу воспользоваться Пятой поправкой?
   – Сейчас я угадаю, – прорычал Мактьюн. – Ты смотришь “Закон в Лос-Анджелесе”, верно?
   – Каждую неделю.
   – Оно и видно. Так ты будешь отвечать на вопросы, Марк? Потому что, если не будешь, нам придется принять меры.
   – Какие?
   – Обратиться в суд. Поговорить с судьей. Убедить его заставить тебя отвечать на вопросы. Это все довольно неприятно, знаешь ли.
   – Мне надо в туалет, – сказал Марк, сполз со стула и встал.
   – Разумеется, Марк, – согласился Труманн, неожиданно перепугавшись, что Марку стало плохо. – Туалет где-то дальше по коридору. – Марк был уже у дверей. – Даем тебе пять минут, Марк. Мы подождем. Не торопись.
   Марк вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
 
   * * *
 
   В течение семнадцати минут агенты болтали и крутили в руках свои ручки. Они не волновались. Опытные агенты, они были знакомы со всякими уловками. Такое уже случалось. Он заговорит.
   Раздался стук в дверь, и Мактьюн сказал:
   – Войдите.
   Дверь открылась, и появилась симпатичная женщина лет пятидесяти. Войдя, она закрыла за собой дверь, как будто находилась в своем собственном офисе. Они было начали подниматься, но она остановила их:
   – Можете сидеть.
   – У нас совещание, – официально заметил Мактьюн.
   – Вы не в ту комнату попали, – грубо бросил Труманн.
   Она поставила портфель на стол и подала каждому из агентов по визитной карточке.
   – Не думаю, – сказала она. – Мое имя Реджи Лав. Я адвокат и представляю Марка Свея.
   Надо отдать им должное, они приняли это известие не так уж и плохо. Мактьюн принялся разглядывать визитку, а Труманн просто стоял, опустив руки и пытаясь сообразить, что бы сказать.
   – Когда он вас нанял? – спросил Мактьюн, глядя выпученными глазами на Труманна.
   – Это ведь не ваше дело, не так ли? Он меня не нанял, он заплатил мне аванс. Садитесь.
   Она непринужденно уселась на стул и подкатила его к столу. Мужчины неуклюже присели на приличном расстоянии от нее.
   – А где, гм... где Марк?
   – Где-то. Он воспользовался Пятой поправкой. Могу я посмотреть ваши документы?
   Они немедленно потянулись к пиджакам, порылись в карманах и выудили оттуда свои бляхи. Она внимательно рассмотрела обе и записала что-то в своем блокноте.
   Покончив с этим, она подвинула бляхи им через стол и спросила:
   – Вы что, пытались допросить этого ребенка в отсутствие его матери?
   – Нет, – ответил Труманн.
   – Ну конечно, нет, – заявил Мактьюн, весь вид которого говорил, что он шокирован подобным предположением.
   – Он сказал, что вы пытались...
   – Он все перепутал, – объяснил Мактьюн. – Мы сначала обратились к доктору Гринуэю, и он согласился на эту встречу, в которой должны были участвовать Марк, Дайанна Свей и доктор.
   – Но они не пришли, – быстро добавил Труманн, изо всех сил стараясь все разъяснить. – Мы спросили, где его мать, и он сказал, что сейчас она не может прийти, так вот мы и подумали, что она придет чуть позже, а мы пока немного поболтаем с мальчишкой.
   – Да, мы просто ждали миссис Свей и доктора, – поспешно согласился Мактьюн. – А где вы были в это время?
   – Не задавайте вопросов, не относящихся к делу. Вы посоветовали Марку обратиться к адвокату?
   Агенты переглянулись, ища помощи друг у друга.
   – Об этом не было разговора. – Труманн невинно пожал плечами.
   Поскольку мальчишки не было, врать было легче. И вообще, он просто перепуганный ребенок, который все перепутал, а они, в конце концов, агенты ФБР, так что она должна верить им.
   Мактьюн откашлялся:
   – Помнишь, Ларри, Марк что-то такое сказал, или, может, это я сказал насчет “Закона в Лос-Анджелесе”, и тогда Марк спросил, не нужен ли ему адвокат, но он вроде бы шутил, во всяком случае, я воспринял его слова как шутку. Помнишь, Ларри?
   Теперь и Ларри вспомнил:
   – Да, конечно, что-то насчет “Закона в Лос-Анджелесе”. Просто шутка.
   – Вы уверены?
   – Ну, разумеется, я уверен, – сказал Труманн. Мактьюн нахмурился и поддержал партнера кивком головы.
   – Он не спросил вас, не нужен ли ему адвокат? Они покачали головами, делая вид, что изо всех сил пытаются припомнить.
   – Точно не помню. Он ведь ребенок, да еще и перепуган. Так что он все путает, – ответил Мактьюн.
   – Вы сказали ему о его правах?
   Труманн улыбнулся и внезапно почувствовал себя более уверенно.
   – Разумеется, нет. Ведь он не подозреваемый. Просто ребенок. Нам нужно задать ему несколько вопросов.
   – И вы не пытались его допросить в отсутствие его матери и без ее согласия?
   – Нет.
   – Конечно, нет.
   – И вы не предлагали ему не связываться с адвокатами, после того как он попросил у вас совета?
   – Нет, мэм.
   – Ни в коем случае. Мальчишка врет, если он сказал вам такое.
   Реджи медленно открыла портфель и достала оттуда магнитофон и микрокассету. Она положила и то и другое перед собой, а портфель поставила на пол. Специальные агенты Мактьюн и Труманн уставились на стол и, казалось, стали меньше ростом.
   Реджи одарила их злорадной улыбкой и сказала:
   – Полагаю, мы знаем, кто врет.
   Мактьюн схватился двумя пальцами за нос. Труманн протер глаза. Она дала им немного пострадать. В комнате стояла абсолютная тишина.
   – Все здесь записано, братцы. Вы, ребятки, пытались допросить ребёнка без его матери и без ее согласия. Он специально вас спросил, не стоит ли подождать, пока она освободится, и вы сказали: нет. Вы пытались заставить ребенка говорить с помощью угрозы уголовного преследования, и не только относительно него самого, но и его матери. Он говорил вам, что напуган, и дважды спросил, не нужен ли ему адвокат. Вы посоветовали ему не нанимать адвоката, объяснив это тем, что от адвокатов одни неприятности. Джентльмены, неприятности ждут вас.
   Они еще больше сжались. Мактьюн прижал ладонь ко лбу и осторожно потер его. Труманн не мог отвести недоверчивого взгляда от кассеты, одновременно стараясь не смотреть на эту женщину. Он было подумал схватить пленку и разодрать ее на части, растоптать ногами, но что-то подсказывало ему, что все будет впустую: эта дама наверняка сделала копию.
   Скверно, когда тебя ловят на лжи, но их проблема была куда серьезнее. Они могли нарваться на серьезные дисциплинарные взыскания. Влепят выговор. Переведут на другую работу. И все это дерьмо окажется в личном деле. Труманн был уверен: эта женщина знает все, что следует знать о наказании провинившихся агентов ФБР.
   – Вы дали мальчишке магнитофон, – тихим голосом заметил Труманн, ни к кому не обращаясь.
   – Почему бы нет? В этом нет никакого преступления. Вспомните, вы ведь агенты ФБР. Вы сами постоянно пользуетесь такими методами.
   Надо же, какая умная! Но ведь она адвокат, так? Мактьюн наклонился вперед, хрустнул костяшками пальцев и решил оказать некоторое сопротивление.
   – Послушайте, миссис Лав...
   – Реджи.
   – Ладно, ладно, Реджи. Нам, так сказать, очень жаль. Нас, как это, немного занесло, и мы, ну, короче, мы приносим свои извинения.
   – Немного занесло? Если я захочу, вас с работы турнут за это.
   Спорить с ней они не собирались. Возможно, она и права, а если и были какие аргументы в их пользу, то у них не имелось никакой охоты их приводить.
   – Вы и этот разговор записываете?
   – Нет.
   – Хорошо. Мы превысили свои полномочия. Нам очень жаль. – Он боялся посмотреть на нее.
   Реджи медленно положила пленку в карман.
   – Посмотрите-ка на меня, ребята. – Они неохотно подняли глаза. – Вы уже доказали, что можете лгать, и делаете это не задумываясь. Почему я должна доверять вам?
   Труманн неожиданно хлопнул ладонями по столу, выругался про себя и, вскочив с места, двинулся к другому концу стола. Вскинул руки вверх.
   – Невероятно! Мы сюда пришли, чтобы задать несколько вопросов мальчишке. Мы только делали свою работу, и, пожалуйста, теперь нам приходится сражаться с вами. Мальчишка не сказал, что у него есть адвокат. Скажи он нам, ничего бы и не было. Зачем вам это? Почему вы намеренно ссоритесь с нами? Это же бессмысленно.
   – Что вы хотите от ребенка?
   – Правду. Он врет насчет того, что разговаривал с Джеромом Клиффордом до того, как тот застрелился. Мы знаем, что мальчишка побывал в машине. Может, я и не виню его за то, что он врет. Он же ребенок. Испугался. Но, черт возьми, нам необходимо знать, что он видел и слышал.
   – Что, по вашему мнению, он видел и слышал?
   Труманну вдруг представились все кошмарные объяснения по этому поводу с Фолтриггом, и он в изнеможении прислонился к стене. Именно поэтому он так ненавидел юристов – Фолтригга, Реджи, того следующего, который попадется на его пути. Они так усложняли жизнь.
   – Он вам все рассказал? – спросил Труманн.
   – Наш разговор сугубо конфиденциален.
   – Знаю. Но ведь вы понимаете, кто такой был Клиффорд, и кто такие Мальданно и Бойд Бойетт? Вы же знакомы с этим делом?
   – Утром прочла в газете. Я следила за делом по газетам Нового Орлеана. Вам, ребята, нужен труп, верно?
   – Можно и так сказать, – заметил Труманн с другого конца стола. – Но сейчас нам необходимо поговорить с вашим клиентом.
   – Я подумаю.
   – И когда вы решите?
   – Не знаю. Вы, ребята, днем заняты?
   – А в чем дело?
   – Мне надо еще поговорить со своим клиентом. Давайте встретимся у меня в конторе в три часа. – Она взяла портфель и спрятала туда магнитофон. Было ясно что встреча окончена.
   – Пленка останется у меня. Пусть это будет наша маленькая тайна, а?
   Мактьюн согласно кивнул, понимая, что она еще не кончила.
   – Если мне от вас, ребята, что-нибудь понадобится, например, правда или честный ответ, я надеюсь, что их получу. Если еще раз соврете и я вас поймаю, я воспользуюсь этой пленкой.
   – Это шантаж, – сказал Труманн.
   – Совершенно верно. Валяйте, предъявляйте мне обвинение. – Она встала и взялась за ручку двери. – До трех ребята...
   Мактьюн пошел за ней.
   – Э-э... послушайте, Реджи, тут есть один человек, так он, очевидно, захочет присутствовать при встрече Его зовут Рой Фолтригг, и он...
   – Мистер Фолтригг в городе?
   – Да. Вчера приехал. И он будет настаивать, чтобы присутствовать на встрече у вас в конторе.
   – Ну и ну. Какая честь! Что ж, пригласите и его.

Глава 10

   История самоубийства Клиффорда на первой полосе “Мемфис пресс” целиком принадлежала перу Слика<Слик в переводе с английского значит “ловкач”.> Мюллера, старого полицейского репортера, который вот уже тридцать лет занимался делами полиции и преступлениями в городе. Настоящее его имя было Альфред, но никто этого не знал. Даже мать называла его Сликом, но и она не могла припомнить, откуда взялась эта кличка. Три жены и сотни подружек звали его Сликом. Он не слишком хорошо одевался, не закончил средней школы, не имел денег, Господь наградил его заурядной внешностью и средним ростом, ездил он на обычном “мустанге”, не мог себе позволить взять женщину на содержание, и трудно было понять, за что его прозвали Сликом.
   Всю жизнь он посвятил преступности. Он знал всех торговцев наркотиками и сутенеров. Пил пиво в барах, где девицы трясли голыми сиськами, и дружил с вышибалами. Следил за тем, кто из рокеров снабжает город наркотиками и девочками для стриптиза. Умел вывернуться из любой заварушки в Мемфисе без единой царапины. Знал всех членов уличных банд сверху донизу. Провалил не меньше дюжины шаек автомобильных воров, вовремя сообщив нужные сведения полиции. Знал всех, кто когда-то сидел, особенно тех, кто так и не завязал. Мог определить путь краденого товара, просто понаблюдав за скупками. Его захламленная квартира была похожа на любую другую за тем исключением, что целая стена была занята мониторами и полицейскими радиоприемниками. Его “мустанг” по дряхлости мог сравниться разве что с полицейской патрульной машиной, правда, у последней имелся радар, а ему он был не нужен.
   Слик Мюллер обретался в самой теневой части жизни Мемфиса. На место преступления он зачастую приезжал раньше полиции. Он прекрасно чувствовал себя в моргах, больницах и похоронных бюро. На него работали сотни осведомителей, и они выкладывали все, зная, что ему можно доверять. Он твердо придерживался правила: раз не для записи, значит, не для записи. То, что в тени, там и должно оставаться. Он никогда не выдавал осведомителя. Все свои источники держал в строгой тайне. Слик был человеком слова, и даже вожаки уличных банд знали это.
   Он был на “ты” почти с каждым полицейским в городе. Многие из них с восхищением называли его Молью. Моль Мюллер сделал то. Моль Мюллер сделал это. Поскольку Слик превратилось в настоящее имя, еще одно прозвище его не волновало. Его вообще мало что трогало. Он пил кофе с полицейскими в сотне круглосуточно работающих забегаловок города. Смотрел, как они играют в софтбол, знал, чья жена подала на развод и кто какое получил взыскание. Он находился в Центральном участке практически двадцать часов ежесуточно, и нередко сами полицейские интересовались у него, что происходит. Кого пристрелили? Кто и где попал в катастрофу? Сколько погибших? Был ли пьян водитель? Слик рассказывал им все, что мог. Помогал, когда имел такую возможность. Его имя упоминалось на занятиях в полицейской школе Мемфиса.
   Вот почему никто не удивился, когда Слик провел все утро в центральном участке, что-то вынюхивая. Он позвонил в Новый Орлеан и познакомился с основными фактами. Он знал, что в городе появились Рой Фолтригг и агенты ФБР из Нового Орлеана. Это его заинтересовало. Значит, тут не просто самоубийство, слишком уж много ничего не выражающих лиц и ответов типа “Никаких объяснений”. Прошел слух о какой-то записке, но, кого ни спроси, никто о ней ничего не знает. Но он умел читать по лицам полицейских, занимался этим много лет. Выяснил он и о мальчиках и о том, что младший находится в тяжелом состоянии. Шли разговоры об отпечатках пальцев и сигаретных окурках.