Страница:
83.3р1 Г81. Печатается по изданию:
К. Я. Грот. Пушкинский Лицей (1811-1817).
Бумаги 1-го курса, собранные академиком Я. К. Гротом.
(С приложением портретов, факсимиле и рисунков,
а также некоторых бумаг III и IV курсов).
Санкт-Петербург, 1911.
ISBN 5-7331-0111-3
М. Ю. Лотман, глава из кн. Ю. М. Лотмана "Александр Сергеевич Пушкин*
Ю. С. Александров, оформление, 1998 Гуманитарное агентство "Академический
проект", 1998
ГОДЫ ЮНОСТИ1
...Наиболее разительной чертой пушкинского детства следует признать то,
как мало и редко он вспоминал эти годы в дальнейшем. В жизни дворянского
ребенка Дом - это целый мир, полный интимной прелести, преданий, сокровенных
воспоминаний, нити от которых тянулись на всю дальнейшую жизнь. В
воспоминаниях С. Т. Аксакова повествуется, как разлука с родителями и родным
домом - его привезли из поместья родителей в казанскую гимназию - обернулась
для ребенка недетской трагедией: жизнь вне дома казалась ему решительно
невозможной. Детство Л. Н. Толстого не было идиллично (разлад между
родителями, долги и легкомыслие отца, его странная смерть), и однако глубоко
прочувствованные строки посвятил он в повести "Детство" миру первых
воспоминаний, родному дому, матери. Детство Лермонтова было изуродовано
тяжелой семейной трагедией, он вырастал, не зная подлинной семьи, в
обстановке вражды между ближайшими родственниками. И все же он пронес через
всю жизнь поэзию детства и родного Дома:
Наружно погружаясь в их блеск и суету, Ласкаю я в душе старинную мечту,
Погибших лет святые звуки... И вижу я себя ребенком и кругом Родные все
места: высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей.
Образ же Отца - опоэтизированный и трагический, вопреки реальным
биографическим фактам, - вошел в романтический мир Лермонтова.
Пушкин легко покинул стены родного дома и ни разу в стихах не упомянул
ни матери, ни отца. Упоминания же дяди Василия Львовича скоро стали
откровенно ироническими. И при этом он не был лишен родственных чувств:
брата и сестру он нежно любил всю жизнь, самоотверженно им помогал, сам
находясь в стесненных материальных обстоятельствах, неизменно платил безо
всякого ропота немалые долги брата Левушки, которые тот делал по-отцовски
беспечно и бессовестно переваливал на Пушкина. Да и к родителям он проявлял
больше внимания, чем они к нему. Тем более бросается в глаза, что, когда в
дальнейшем Пушкин хотел оглянуться на начало своей жизни, он неизменно вспо-
1 Глава из книги Ю. М. Лотмана "Александр Сергеевич Пушкин. Биография
писателя*. Л., 1982. С. 12-30.
Сочинения Пушкина иит. по Полному собр. соч. в 16т. (1937-1949).
Римской цифрой - том, арабской - полутом и страница.
минал только Лицей - детство он вычеркнул из своей жизни1 Он был
человек без детства
А когда внутреннее развитие подвело Пушкина к идее Дома, поэзии своего
угла, то это оказался совсем не тот дом (или не те дома), в которых он
проводил дни детства Домом с большой буквы стал дом в Михайловском, дом
предков, с которым поэт лично был связан юношескими воспоминаниями 1817 года
и годами ссылки, а не памятью детства И под окном этого дома сидела не мать
поэта, а его крепостная "мама" Арина Родионовна
Детство, однако, - слишком важный этап в самосознании человека, чтобы
его можно было бы вычеркнуть, ничем не заменив Заменой мира детства, мира, к
которому человек, как правило, обращается всю жизнь как к источнику дорогих
воспоминаний, мира, в котором он узнает, что доброта, сочувствие и понимание
- норма, а зло и одиночество - уродливое от нее уклонение, для Пушкина стал
Лицей Представление о Лицее как о родном доме, о лицейских учителях как
старших, а о лицеистах как товарищах, братьях окончательно оформилось в
сознании поэта в середине 1820 х годов, когда реальные лицейские
воспоминания уже слились в картину сравнительно далекого прошлого, а
гонения, ссылки, клевета, преследовавшие поэта, заставили его искать опору в
идиллических воспоминаниях В 1825 году он писал
Друзья мои, прекрасен наш союз1 Он как душа неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен Срастался он под сенью дружных муз Куда бы
нас ни бросила судьбина, И счастие куда б ни повело, Все те же мы нам целый
мир чужбина, Отечество нам Царское Село {//, 1, 425)
Но сложившийся в эти годы в сознании Пушкина идеализированный образ
Лицея во многом отличался от документальной реальности
Лицей был учебным заведением, повторившим в миниатюре судьбу и характер
многих реформ и начинаний "дней александровых прекрасно-
1 Это особенно заметно в тех редких случаях, когда литературная
традиция заставила ею вводить в поэзию тему детства Так, в лицейское
"Послание к Юдину" Пушкин вводит черты реального пейзажа села Захарова, с
которым были связаны его детские воспоминания Однако образ автора, который
мечтает над Горацием и Лафонтеном, с лопатой в руках возделывает свой сад, в
собственном доме за мирной сельской трапезой с бокалом в руках принимает
соседей конечно насквозь условен и ничего личного не несет Пушкин бывал в
Захарьине с 1806 по 1810 год, т е между семью и одиннадцатью годами, и
поведение ею, конечно, не имело ничего общего с этап литературной позой
Редким случаем реальных отзвуков детских впечатлений является стихотворение
"Сон" (1816) Но характерно, что здесь упоминается не мать, а нянька ("Ах,
умолчу ль о мамушке моей ")
го начала" блестящие обещания, широкие замыслы при полной
непродуманности общих задач, целей и плана Размещению и внешнему распорядку
нового учебного заведения уделялось много внимания, вопросы формы лицеистов
обсуждались самим императором Однако план преподавания был не продуман,
состав профессоров - случаен, большинство из них не отвечало по своей
подготовке и педагогическому опыту даже требованиям хорошей гимназии А Лицей
давал выпускникам права окончивших высшее учебное заведение Не было ясно
определено и будущее лицеистов По первоначальному плану в Лицее должны были
воспитываться также и младшие братья Александра 1 - Николай и Ми хайл Мысль
эта, вероятно, принадлежала Сперанскому, которому, как и многим передовым
людям тех лет, внушало тревогу то, как складывались характеры великих
князей, от которых в будущем могла зависеть участь миллионов людей
Подрастающие Николай и Михаил Павловичи свыклись с верой в безграничность и
божественное происхождение своей власти и с глубоким убеждением в том, что
искусство управления состоит в "фельдфебельской науке" В 1816 году человек,
далекий от либеральных идеи, но честный вояка и патриот, генерал П П
Коновницын, которому Александр! поручил в 1815 году наблюдение за своими
братьями во время их пребывания в армии, видимо, не случайно счел
необходимым дать великим князьям письменное наставление "Если придет время
командовать Вам частями войск старайтесь улучшать положение каждого, не
требуйте от людей невозможного Доставьте им прежде нужный и необходимый
покой, а потом уж требуйте точного и строгого исполнения истинной службы
Крик и угрозы только что раздражают, а пользы Вам не принесут"
В Лицее великие князья должны были воспитываться в кругу сверстников, в
изоляции от двора Здесь им были бы внушены представления, более
соответствующие их будущему положению, чем "крики, угрозы" и требование "от
людей невозможного", наклонности к чему они начали проявлять очень рано Если
бы этот план осуществился, Пушкин и Николай I оказались бы школьными
товарищами (Николай Павлович был всего на три года старше Пушкина)
Соответственно этому же тону остальные лицеисты предназначались к высокой
государственной карьере
Замыслы эти, видимо, вызывали противодействие имп Марии Федоровны Общее
наступление реакции перед войной 1812 года, выразившееся, в частности, в
падении Сперанского, привело к тому, что первоначальные планы были
отброшены, в результате чего Николай I вступил в 1825 году на престол
чудовищно неподготовленным По свидетельству осведомленного мемуариста В А
Муханова, "что же касается до наук политических, о них и не упоминалось при
воспитании императора Когда решено было, что он будет царствовать, государь
сам устрашился своего неведения"1
Русский архив, 1897, No 5, с 89-
-90
Для Лицея в изменении его статуса была и выгодная сторона: хотя
ослабление интереса двора к этому учебному заведению влекло за собой
понижение его престижа, а будущее лицеистов перестало рисоваться в
первоначальном заманчивом виде, зато вмешательство придворных кругов в жизнь
Лицея стало менее заметным.
Лицей помещался в Царском Селе - летней императорской резиденции, во
флигеле Екатерининского дворца. Уже само местоположение делало его как бы
придворным учебным заведением. Однако, видимо, не без воздействия
Сперанского, ненавидевшего придворные круги и стремившегося максимально
ограничить их политическую роль в государстве и влияние на императора,
первый директор Лицея В. Ф. Малиновский пытался оградить свое учебное
заведение от влияния двора путем строгой замкнутости: Лицей изолировали от
окружающей жизни, воспитанников выпускали за пределы его стен крайне
неохотно и лишь в особых случаях, посещения родственников ограничивались.
Лицейская изоляция вызвана в поэзии Пушкина тех лет образы монастыря,
иноческой жизни, искушений, которым подвергается монах со стороны беса. С
этим же связано и стремление вырваться из заточения. Поэтическое любование
лицейскими годами, как было сказано выше, пришло позднее - во время же
пребывания в Лицее господствующим настроением Пушкина было ожидание его
окончания. Если в стихах Лицей преобразуется в монастырь, где молодой
послушник говорит про себя:
Сквозь слез смотрю в решетки,
Перебирая четки, -
то окончание его рисуется как освобождение из заточения:
Но время протечет,
И с каменных ворот
Падут, падут затворы,
И в пышный Петроград
Через долины, горы
Ретивые примчат;
Спеша на новоселье,
Оставлю темну келью,
Поля, сады свои;
Под стол клобук с веригой -
И прилечу расстригой
В объятия твои (/, 43).
Конечно, лекции лицейских преподавателей, среди которых были
прогрессивные и хорошо подготовленные профессора (например, А. П. Куницын,
А. И. Галич), не прошли для Пушкина бесследно, хотя он и не числился среди
примерных учеников.
Программа занятий в Лицее была обширной. Первые три года посвящались
изучению языков: "российского, латинского, французского, немецкого", -
математики (в объеме гимназии), словесности и риторики.
истории, географии, танцам, фехтованию, верховой езде и плаванию. На
старших курсах занятия велись без строгой программы - утвержденный устав
определял лишь науки, подлежащие изучению: предусматривались занятия по
разделам нравственных, физических, математических, исторических наук,
словесности и по языкам. Разумеется, обширный план при неопределенности
программ и требований, неопытности педагогов приводил к поверхностным
знаниям учащихся. Пушкин имел основания жаловаться в письме к брату в ноябре
1824 года на "недостатки проклятого своего воспитания". Однако в лицейских
занятиях была и бесспорная положительная сторона: это был тот "лицейский
дух", который на всю жизнь запомнился лицеистам первого - "пушкинского" -
выпуска и который очень скоро сделался темой многочисленных доносов. Именно
этот "дух" позже старательно выбивал из Лицея Николай I.
Немногочисленность учащихся, молодость ряда профессоров, гуманный
характер их педагогических идей, ориентированный - по крайней мере, у лучшей
части их - на внимание и уважение к личности учеников, то, что в Лицее в
отличие от других учебных заведений не было телесных наказаний и среди
лицеистов поощрялся дух чести и товарищества, наконец, то, что это был
первый выпуск - предмет любви и внимания, - все это создавало особую
атмосферу. Ряд профессоров не был чужд либеральных идей и в дальнейшем
сделался жертвой гонений {Куницын, Галич). Лекции их оказывали благотворное
воздействие на слушателей. Так, хотя Пушкин имел весьма невысокие оценки по
предметам Куницына, тот факт, что одна из глав его не дошедшего до нас
романа "Фатама, или Разум человеческий" называлась "Право естественное",
говорит сам за себя: Куницын читал лицеистам "Естественное право" -
дисциплину, посвященную изучению "природных" прав отдельной человеческой
личности. Само преподавание такого предмета было данью либеральным веяниям,
и в дальнейшем он был из программ русских университетов изгнан.
Преподаватели, подобные Куницыну, и директор Малиновский действовали,
однако, главным образом, не лекциями (Куницын не обладал даром увлекательной
речи), а собственным человеческим примером, показывая образцы гордой
независимости и "спартанской строгости" личного поведения. Дух
независимости, уважения к собственному достоинству культивировался и среди
лицеистов. Кроме передовых идей они усваивали определенный тип поведения:
отвращение к холопству и раболепному чинопочитанию, независимость суждений и
поступков. Журналист сомнительной репутации Фаддей Булгарин в доносительской
записке "Нечто о Царскосельском лицее и о духе оного", поданной в 1826 году
Николаю!, писал: "В свете называется лицейским духом, когда молодой человек
не уважает старших, обходится фамильярно с начальниками, высокомерно с
равными, презрительно с низшими, исключая тех случаев, когда для фанфаронады
надо показаться любителем равенства"1.
Модзалевский Б. Л. Пушкин под тайным надзором. Изд. 3-е. Л., 1925, с.
36.
Если отвлечься от злобно-доносительного тона, с одной стороны, и, с
другой, учесть, что Булгарин не мог знать "лицейского духа" 1810-х годов по
личному опыту, а реконструировал его на основании своего впечатления от
поведения Дельвига, Пушкина и других лицеистов в послелицейский период,
дополняя картину чертами из стиля поведения "арзамасцев" и "либералистов"
братьев Тургеневых, то перед нами окажется яркая характеристика того, как
держался в обществе молодой "прогрессист" конца 1810-х-начала 1820-х годов.
Что касается утверждения о презрительном отношении к низшим, то речь идет о
презрении свободолюбца к раболепному чиновнику, Чацкого к Молчалину. Этот,
основанный на высоком уважении к себе взгляд свысока молчалины и поприщины
(герой повести Гоголя "Записки сумасшедшего") не прошали чацким и печориным,
как Булгарин не мог простить его лицеистам Пушкину и Дельвигу. Булгарин
интуицией доносчика угадал связь между "благородным обхождением", к которому
воспитатели приучали лицеистов, и оскорбительной для "холопьев добровольных"
(Пушкин) свободой поведения молодого либерала.
Основное, чем был отмечен Лицей в жизни Пушкина, заключалось в том, что
здесь он почувствовал себя Поэтом. В 1830 году Пушкин писал: "...Начал я
писать с 13-летнего возраста и печатать почти с того же времени" (X!, 157).
В те дни - во мгле дубровных сводов Близ вод, текущих в тишине, В углах
Лицейских переходов, Являться Муза стала мне. Моя студенческая келья, Доселе
чуждая веселья, Вдруг озарилась - Муза в ней Открыла пир своих затей;
Простите, хладные науки! Простите, игры первых лет! Я изменился, я поэт (VI,
620).
В Лицее процветал культ дружбы. Однако в реальности лицеисты - и это
вполне естественно - распадались на группы, отношения между которыми порой
были весьма конфликтными. Пушкин примыкал к нескольким, но не был
безоговорочно принят ни в одну. Так, в Лицее ощущалась сильная тяга к
литературным занятиям, которая поощрялась всем стилем преподавания. Выходили
рукописные журналы: "Лицейский мудрец", "Неопытное перо", "Для удовольствия
и пользы" и др. Поэтическим лидером Лицея, по крайней мере в первые годы,
был Илличевский. Можно предположить, что Пушкин ревниво боролся за признание
своего поэтического первенства в лицейском кругу. Однако Б. В. Томашевский
показал, что определенных и очень важных для Пушкина сторон его юной поэзии
(например, ориентацию на эпическую традицию и крупные жанры) суд
однокурсников не
10
принимал и полного единомыслия между молодым Пушкиным и "литературным
мнением" Лицея не было1.
Наиболее тесными были дружеские связи Пушкина с Дельвигом, Пущиным,
Малиновским и Кюхельбекером. Это была дружба на всю жизнь, оставившая
глубокий след в душе Пушкина. Но и здесь не все было просто. Политические
интересы лицеистов зрели, у них складывались сознательные свободолюбивые
убеждения. Потянулись нити из Лицея к возникшему движению декабристов:
Пущин, Дельвиг, Кюхельбекер и Вальховский вошли в "Священную артель"
Александра Муравьева и Ивана Бурцева. Пушкин приглашения участвовать не
получил. Более того, друзья скрыли от него свое участие.
В дальнейшем, когда Пушкин смотрел на лицейские годы с высоты прожитых
лет, все сглаживалось. Потребность в дружбе "исправляла" память. Именно
после разлуки, когда Лицей был за спиной, воспоминания оказались цементом,
который с годами все крепче связывал "лицейский круг". Братство не слабело,
а укреплялось. Это видно на одном примере. 9 июня 1817 года на выпускном
акте Лицея был исполнен прощальный гимн Дельвига:
Простимся, братья! Руку в руку! Обнимемся в последний раз! Судьба на
вечную разлуку, Быть может, здесь сроднила нас! Друг на друге остановите Вы
взор с прощальною слезой! Храните, о друзья, храните Ту ж дружбу, с тою же
душой, То ж к славе сильное стремленье, То ж правде ~ да, неправде - нет, В
несчастье - гордое терпенье, А в счастье - всем равно привет!
Лицеисты первого выпуска, конечно, запомнили все стихотворение
наизусть, и каждая строка из него звучала для них как пароль. Пушкин в
дальнейшем несколько раз пользовался этим стихотворением Дельвига именно как
паролем, позволяющим несколькими словами восстановить в сознании лицейских
друзей атмосферу их юности. В стихотворении "19 октября" (1825), посвященном
лицейской годовщине, Пушкин, обращаясь к моряку-лицеисту Ф. Ф. Матюшкину,
находившемуся в кругосветном путешествии, писал:
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял "На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!" {//, /,425).
' Томашевский Б. В. Пушкин, кн 1 (1813-1824). М. - Л., 1956, с. 40-41.
11
Строки
Судьба на вечную разлуку, Быть может, здесь сроднила нас1
слегка перефразированы Пушкиным, но лицеисты, конечно, их узнавали Еще
более значим другой пример известные строки из послания "В Сибирь"
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье (III, 1, 49) -
были понятной отсылкой к тому же гимну Дельвига В несчастье - гордое
терпенье
То, что у Дельвига представляло дань общим местам элегического стиля,
заполнялось у Пушкина реальным содержанием Переезд из Царского Села в
Петербург, где большинство лицеистов должно было вступить в службу -
гражданскую или военную, - элегическая "вечная разлука", кругосветное
путешествие - реальная "долгая раутука", <в несчастьи - гордое терпенье" -
поэтическое общее место "Гордое терпенье" "во глубине сибирских руд" звучало
совершенно иначе У этих поэтических цитат было и скрытое значение Читатели,
получившие в руки томик альманаха "Северные цветы" на 1827 год где бы то
напечатано стихотворение "19 октября", не могли знать, чьи слова вложил
Пушкин в уста своему другу моряку - это было понятно лишь лицеистам Не
публиковавшееся при жизни послание "В Сибирь" обошло всю декабристскую
каторгу и известно было далеко за ее пределами, но "вкус" строки о "гордом
терпеньи" был до конца понятен только лицеистам - в частности Пущину и
узнавшему стихотворение значительно позже Кюхельбекеру
Так Лицей становился в сознании Пушкина идеальным царством дружбы, а
лицейские друзья - идеальной аудиторией его поэзии
Оношения Пушкина с товарищами, как уже говорилось складывались не
просто Даже самые доброжелательные из них не могли в дальнейшем не упомянуть
его глубокой ранимости, легко переходившей в дерзкое и вызывающее поведение
И И Пущин вспоминал "Пушкин, с самого начала, был раздражительнее многих и
потому не возбуждал общей симпатии это удел эксцентрического существа среди
людей Не то, чтобы он разыгрывал какую-нибудь роль между нами или поражал
какими-нибудь особенными странностями, как это было в иных, но иногда
неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное
положение, не умея потом из него выйти Это вело его к новым промахам,
которые никогда не вскальзывают в школьных сношениях Я, как сосед (с другой
стороны его нумера была глухая стена), часто, когда все уже засыпали,
толковал с ним вполголоса через перегородку о каком-нибудь вздорном случае
того дня, тут я видел ясно, что он по щекотливости всякому вздору приписывал
какую-то важность и это
12
его волновало Вместе мы, как умели сглаживали некоторые шероховатости,
хотя не всегда это удавалось В нем была смесь излишней смелости с
застенчивостью, и то и другое невпопад, что тем самым ему вредило Бывало,
вместе промахнемся, сам вывернешься, а он никак не сумеет этого уладить
Главное, ему недоставало того, что называется тактом" "Все это вместе было
причиной, - заключает Пущин, - что вообще не вдруг отозвались ему на его
привязанность к лицейскому кружку" Пущин был проницательным наблюдателем
Шестилетнее непрерывное общение с Пушкиным-лицеистом позволило ему сделать
исключительно точное наблюдение над характером своего друга "Чтоб полюбить
его настоящим образом, нужно было взглянуть на него с тем полным
благорасположением, которое знает и видит все неровности характера и другие
недостатки, мирится с ними и кончает тем, что полюбит и их в
друге-товарище "'
Нелюбимый ребенок в родной семье, рано и неравномерно развивающийся,
Пушкин-юноша, видимо, был глубоко неуверен в себе Это вызывало браваду,
молодечество, стремление первенствовать Дома его считали увальнем - он начал
выше всего ставить физическую ловкость, силу, умение постоять за себя Тот же
Пущин с недоумением, не ослабевшим почти за полвека, отделявшие первую
встречу с Пушкиным от времени написания записок, вспоминал, что Пушкин,
который значительно опередил по начитанности и знаниям своих одноклассников,
менее всего был склонен этим тщеславиться и даже ценить "Все научное он
считал ни во что и как будто желал только доказать, что мастер бегать,
прыгать через стулья, бросать мячик и пр В этом даже участвовало его
самолюбие - бывали столкновения, очень неловкие"2 Сам Пушкин
свидетельствовал, что "появлению Музы" в его "студенческой келье"
предшествовало время,
как я поэме редкой Не предпочел бы мячик меткой, Считал схоластику за
вздор И прыгал в сад через забор' Когда порой бывал прилежен, Порой ленив,
порой упрям, Порой лукав, порою прям, Порой смирен, порой мятежен, Порой
печален, молчалив, Порой сердечно говорлив (И/, 619)
1А С Пушкин в воспоминаниях современников В 2 х т Т 1 М , 1974, с 82 -
83
2 Там же, с 74
3 Речь идет об особом молодечестве Царь жаловался директору Лицея
Энгельгардту "Твои воспитанники снимают через забор мои наливные яблоки,
бьют сторожей" (там же, с 91) То, что яблоки были царские, придавало им
особый вкус, а походу - опасность
13
Все мемуаристы единодушны в описании и оценке огромного впечатления,
которое произвели на Лицей и лицеистов события 1812 года. Сошлемся снова на
Пущина: "Жизнь наша лицейская сливается с политическою эпохою народной жизни
русской: приготовлялась гроза 1812 года. Эти события сильно отразились на
нашем детстве. Началось с того, что мы провожали все гвардейские полки,
потому что они проходили мимо самого Лицея*'. Впечатления этих лет, конечно,
определили гражданский пафос и ранее свободолюбие многих лицеистов, включая
и Пушкина. Однако события действовали на молодые умы еще в одном отношении:
История со страниц учебников сама явилась на лицейский порог. Для того чтобы
обессмертить свое имя и передать его потомкам, уже не нужно было родиться в
баснословные времена или принадлежать к семье коронованных особ. Не только
"муж судеб" сын мелкого корсиканского дворянина Наполеон Бонапарте,
сделавшийся императором Франции и перекраивавший карту Европы, но и любой из
молодых гвардейских офицеров, проходивших мимо ворот Лицея, чтобы пасть под
Бородином, Лейпцигом или на высотах Монмартра, был "человеком истории". В
одном из своих последних стихотворений (на 19 октября 1836 года) Пушкин
писал:
Вы помните: текла за ратью рать, Со старшими мы братьями прощались И в
сень наук с досадой возвращались, Завидуя тому, кто умирать Шел мимо нас...
(///, 1, 432).
Сдержанная стилистика зрелого Пушкина чужда поэтических украшений.
"Завидуя тому, кто умирать / Шел мимо нас", - не риторическая фигура, а
точное описание психологических переживаний лицеистов. Героическая смерть,
переходящая в историческое бессмертие, не казалась страшной - она была
прекрасна. Тем сильнее переживалась обида, нанесенная возрастом. Л. Н.
Толстой глубоко передал эти переживания словами Пети Ростова в "Войне и
мире": "...Все равно я не могу ничему учиться теперь, когда... - Петя
остановился, покраснел до поту и проговорил-таки: - когда отечество в
опасности".
Поэзия была ответом на все. Она становилась оправданием в собственных
глазах и обещанием бессмертия. Именно бессмертия - такова была единственная
мерка, которой мерилось достоинство стихов в пушкинском кружке. Пушкину было
К. Я. Грот. Пушкинский Лицей (1811-1817).
Бумаги 1-го курса, собранные академиком Я. К. Гротом.
(С приложением портретов, факсимиле и рисунков,
а также некоторых бумаг III и IV курсов).
Санкт-Петербург, 1911.
ISBN 5-7331-0111-3
М. Ю. Лотман, глава из кн. Ю. М. Лотмана "Александр Сергеевич Пушкин*
Ю. С. Александров, оформление, 1998 Гуманитарное агентство "Академический
проект", 1998
ГОДЫ ЮНОСТИ1
...Наиболее разительной чертой пушкинского детства следует признать то,
как мало и редко он вспоминал эти годы в дальнейшем. В жизни дворянского
ребенка Дом - это целый мир, полный интимной прелести, преданий, сокровенных
воспоминаний, нити от которых тянулись на всю дальнейшую жизнь. В
воспоминаниях С. Т. Аксакова повествуется, как разлука с родителями и родным
домом - его привезли из поместья родителей в казанскую гимназию - обернулась
для ребенка недетской трагедией: жизнь вне дома казалась ему решительно
невозможной. Детство Л. Н. Толстого не было идиллично (разлад между
родителями, долги и легкомыслие отца, его странная смерть), и однако глубоко
прочувствованные строки посвятил он в повести "Детство" миру первых
воспоминаний, родному дому, матери. Детство Лермонтова было изуродовано
тяжелой семейной трагедией, он вырастал, не зная подлинной семьи, в
обстановке вражды между ближайшими родственниками. И все же он пронес через
всю жизнь поэзию детства и родного Дома:
Наружно погружаясь в их блеск и суету, Ласкаю я в душе старинную мечту,
Погибших лет святые звуки... И вижу я себя ребенком и кругом Родные все
места: высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей.
Образ же Отца - опоэтизированный и трагический, вопреки реальным
биографическим фактам, - вошел в романтический мир Лермонтова.
Пушкин легко покинул стены родного дома и ни разу в стихах не упомянул
ни матери, ни отца. Упоминания же дяди Василия Львовича скоро стали
откровенно ироническими. И при этом он не был лишен родственных чувств:
брата и сестру он нежно любил всю жизнь, самоотверженно им помогал, сам
находясь в стесненных материальных обстоятельствах, неизменно платил безо
всякого ропота немалые долги брата Левушки, которые тот делал по-отцовски
беспечно и бессовестно переваливал на Пушкина. Да и к родителям он проявлял
больше внимания, чем они к нему. Тем более бросается в глаза, что, когда в
дальнейшем Пушкин хотел оглянуться на начало своей жизни, он неизменно вспо-
1 Глава из книги Ю. М. Лотмана "Александр Сергеевич Пушкин. Биография
писателя*. Л., 1982. С. 12-30.
Сочинения Пушкина иит. по Полному собр. соч. в 16т. (1937-1949).
Римской цифрой - том, арабской - полутом и страница.
минал только Лицей - детство он вычеркнул из своей жизни1 Он был
человек без детства
А когда внутреннее развитие подвело Пушкина к идее Дома, поэзии своего
угла, то это оказался совсем не тот дом (или не те дома), в которых он
проводил дни детства Домом с большой буквы стал дом в Михайловском, дом
предков, с которым поэт лично был связан юношескими воспоминаниями 1817 года
и годами ссылки, а не памятью детства И под окном этого дома сидела не мать
поэта, а его крепостная "мама" Арина Родионовна
Детство, однако, - слишком важный этап в самосознании человека, чтобы
его можно было бы вычеркнуть, ничем не заменив Заменой мира детства, мира, к
которому человек, как правило, обращается всю жизнь как к источнику дорогих
воспоминаний, мира, в котором он узнает, что доброта, сочувствие и понимание
- норма, а зло и одиночество - уродливое от нее уклонение, для Пушкина стал
Лицей Представление о Лицее как о родном доме, о лицейских учителях как
старших, а о лицеистах как товарищах, братьях окончательно оформилось в
сознании поэта в середине 1820 х годов, когда реальные лицейские
воспоминания уже слились в картину сравнительно далекого прошлого, а
гонения, ссылки, клевета, преследовавшие поэта, заставили его искать опору в
идиллических воспоминаниях В 1825 году он писал
Друзья мои, прекрасен наш союз1 Он как душа неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен Срастался он под сенью дружных муз Куда бы
нас ни бросила судьбина, И счастие куда б ни повело, Все те же мы нам целый
мир чужбина, Отечество нам Царское Село {//, 1, 425)
Но сложившийся в эти годы в сознании Пушкина идеализированный образ
Лицея во многом отличался от документальной реальности
Лицей был учебным заведением, повторившим в миниатюре судьбу и характер
многих реформ и начинаний "дней александровых прекрасно-
1 Это особенно заметно в тех редких случаях, когда литературная
традиция заставила ею вводить в поэзию тему детства Так, в лицейское
"Послание к Юдину" Пушкин вводит черты реального пейзажа села Захарова, с
которым были связаны его детские воспоминания Однако образ автора, который
мечтает над Горацием и Лафонтеном, с лопатой в руках возделывает свой сад, в
собственном доме за мирной сельской трапезой с бокалом в руках принимает
соседей конечно насквозь условен и ничего личного не несет Пушкин бывал в
Захарьине с 1806 по 1810 год, т е между семью и одиннадцатью годами, и
поведение ею, конечно, не имело ничего общего с этап литературной позой
Редким случаем реальных отзвуков детских впечатлений является стихотворение
"Сон" (1816) Но характерно, что здесь упоминается не мать, а нянька ("Ах,
умолчу ль о мамушке моей ")
го начала" блестящие обещания, широкие замыслы при полной
непродуманности общих задач, целей и плана Размещению и внешнему распорядку
нового учебного заведения уделялось много внимания, вопросы формы лицеистов
обсуждались самим императором Однако план преподавания был не продуман,
состав профессоров - случаен, большинство из них не отвечало по своей
подготовке и педагогическому опыту даже требованиям хорошей гимназии А Лицей
давал выпускникам права окончивших высшее учебное заведение Не было ясно
определено и будущее лицеистов По первоначальному плану в Лицее должны были
воспитываться также и младшие братья Александра 1 - Николай и Ми хайл Мысль
эта, вероятно, принадлежала Сперанскому, которому, как и многим передовым
людям тех лет, внушало тревогу то, как складывались характеры великих
князей, от которых в будущем могла зависеть участь миллионов людей
Подрастающие Николай и Михаил Павловичи свыклись с верой в безграничность и
божественное происхождение своей власти и с глубоким убеждением в том, что
искусство управления состоит в "фельдфебельской науке" В 1816 году человек,
далекий от либеральных идеи, но честный вояка и патриот, генерал П П
Коновницын, которому Александр! поручил в 1815 году наблюдение за своими
братьями во время их пребывания в армии, видимо, не случайно счел
необходимым дать великим князьям письменное наставление "Если придет время
командовать Вам частями войск старайтесь улучшать положение каждого, не
требуйте от людей невозможного Доставьте им прежде нужный и необходимый
покой, а потом уж требуйте точного и строгого исполнения истинной службы
Крик и угрозы только что раздражают, а пользы Вам не принесут"
В Лицее великие князья должны были воспитываться в кругу сверстников, в
изоляции от двора Здесь им были бы внушены представления, более
соответствующие их будущему положению, чем "крики, угрозы" и требование "от
людей невозможного", наклонности к чему они начали проявлять очень рано Если
бы этот план осуществился, Пушкин и Николай I оказались бы школьными
товарищами (Николай Павлович был всего на три года старше Пушкина)
Соответственно этому же тону остальные лицеисты предназначались к высокой
государственной карьере
Замыслы эти, видимо, вызывали противодействие имп Марии Федоровны Общее
наступление реакции перед войной 1812 года, выразившееся, в частности, в
падении Сперанского, привело к тому, что первоначальные планы были
отброшены, в результате чего Николай I вступил в 1825 году на престол
чудовищно неподготовленным По свидетельству осведомленного мемуариста В А
Муханова, "что же касается до наук политических, о них и не упоминалось при
воспитании императора Когда решено было, что он будет царствовать, государь
сам устрашился своего неведения"1
Русский архив, 1897, No 5, с 89-
-90
Для Лицея в изменении его статуса была и выгодная сторона: хотя
ослабление интереса двора к этому учебному заведению влекло за собой
понижение его престижа, а будущее лицеистов перестало рисоваться в
первоначальном заманчивом виде, зато вмешательство придворных кругов в жизнь
Лицея стало менее заметным.
Лицей помещался в Царском Селе - летней императорской резиденции, во
флигеле Екатерининского дворца. Уже само местоположение делало его как бы
придворным учебным заведением. Однако, видимо, не без воздействия
Сперанского, ненавидевшего придворные круги и стремившегося максимально
ограничить их политическую роль в государстве и влияние на императора,
первый директор Лицея В. Ф. Малиновский пытался оградить свое учебное
заведение от влияния двора путем строгой замкнутости: Лицей изолировали от
окружающей жизни, воспитанников выпускали за пределы его стен крайне
неохотно и лишь в особых случаях, посещения родственников ограничивались.
Лицейская изоляция вызвана в поэзии Пушкина тех лет образы монастыря,
иноческой жизни, искушений, которым подвергается монах со стороны беса. С
этим же связано и стремление вырваться из заточения. Поэтическое любование
лицейскими годами, как было сказано выше, пришло позднее - во время же
пребывания в Лицее господствующим настроением Пушкина было ожидание его
окончания. Если в стихах Лицей преобразуется в монастырь, где молодой
послушник говорит про себя:
Сквозь слез смотрю в решетки,
Перебирая четки, -
то окончание его рисуется как освобождение из заточения:
Но время протечет,
И с каменных ворот
Падут, падут затворы,
И в пышный Петроград
Через долины, горы
Ретивые примчат;
Спеша на новоселье,
Оставлю темну келью,
Поля, сады свои;
Под стол клобук с веригой -
И прилечу расстригой
В объятия твои (/, 43).
Конечно, лекции лицейских преподавателей, среди которых были
прогрессивные и хорошо подготовленные профессора (например, А. П. Куницын,
А. И. Галич), не прошли для Пушкина бесследно, хотя он и не числился среди
примерных учеников.
Программа занятий в Лицее была обширной. Первые три года посвящались
изучению языков: "российского, латинского, французского, немецкого", -
математики (в объеме гимназии), словесности и риторики.
истории, географии, танцам, фехтованию, верховой езде и плаванию. На
старших курсах занятия велись без строгой программы - утвержденный устав
определял лишь науки, подлежащие изучению: предусматривались занятия по
разделам нравственных, физических, математических, исторических наук,
словесности и по языкам. Разумеется, обширный план при неопределенности
программ и требований, неопытности педагогов приводил к поверхностным
знаниям учащихся. Пушкин имел основания жаловаться в письме к брату в ноябре
1824 года на "недостатки проклятого своего воспитания". Однако в лицейских
занятиях была и бесспорная положительная сторона: это был тот "лицейский
дух", который на всю жизнь запомнился лицеистам первого - "пушкинского" -
выпуска и который очень скоро сделался темой многочисленных доносов. Именно
этот "дух" позже старательно выбивал из Лицея Николай I.
Немногочисленность учащихся, молодость ряда профессоров, гуманный
характер их педагогических идей, ориентированный - по крайней мере, у лучшей
части их - на внимание и уважение к личности учеников, то, что в Лицее в
отличие от других учебных заведений не было телесных наказаний и среди
лицеистов поощрялся дух чести и товарищества, наконец, то, что это был
первый выпуск - предмет любви и внимания, - все это создавало особую
атмосферу. Ряд профессоров не был чужд либеральных идей и в дальнейшем
сделался жертвой гонений {Куницын, Галич). Лекции их оказывали благотворное
воздействие на слушателей. Так, хотя Пушкин имел весьма невысокие оценки по
предметам Куницына, тот факт, что одна из глав его не дошедшего до нас
романа "Фатама, или Разум человеческий" называлась "Право естественное",
говорит сам за себя: Куницын читал лицеистам "Естественное право" -
дисциплину, посвященную изучению "природных" прав отдельной человеческой
личности. Само преподавание такого предмета было данью либеральным веяниям,
и в дальнейшем он был из программ русских университетов изгнан.
Преподаватели, подобные Куницыну, и директор Малиновский действовали,
однако, главным образом, не лекциями (Куницын не обладал даром увлекательной
речи), а собственным человеческим примером, показывая образцы гордой
независимости и "спартанской строгости" личного поведения. Дух
независимости, уважения к собственному достоинству культивировался и среди
лицеистов. Кроме передовых идей они усваивали определенный тип поведения:
отвращение к холопству и раболепному чинопочитанию, независимость суждений и
поступков. Журналист сомнительной репутации Фаддей Булгарин в доносительской
записке "Нечто о Царскосельском лицее и о духе оного", поданной в 1826 году
Николаю!, писал: "В свете называется лицейским духом, когда молодой человек
не уважает старших, обходится фамильярно с начальниками, высокомерно с
равными, презрительно с низшими, исключая тех случаев, когда для фанфаронады
надо показаться любителем равенства"1.
Модзалевский Б. Л. Пушкин под тайным надзором. Изд. 3-е. Л., 1925, с.
36.
Если отвлечься от злобно-доносительного тона, с одной стороны, и, с
другой, учесть, что Булгарин не мог знать "лицейского духа" 1810-х годов по
личному опыту, а реконструировал его на основании своего впечатления от
поведения Дельвига, Пушкина и других лицеистов в послелицейский период,
дополняя картину чертами из стиля поведения "арзамасцев" и "либералистов"
братьев Тургеневых, то перед нами окажется яркая характеристика того, как
держался в обществе молодой "прогрессист" конца 1810-х-начала 1820-х годов.
Что касается утверждения о презрительном отношении к низшим, то речь идет о
презрении свободолюбца к раболепному чиновнику, Чацкого к Молчалину. Этот,
основанный на высоком уважении к себе взгляд свысока молчалины и поприщины
(герой повести Гоголя "Записки сумасшедшего") не прошали чацким и печориным,
как Булгарин не мог простить его лицеистам Пушкину и Дельвигу. Булгарин
интуицией доносчика угадал связь между "благородным обхождением", к которому
воспитатели приучали лицеистов, и оскорбительной для "холопьев добровольных"
(Пушкин) свободой поведения молодого либерала.
Основное, чем был отмечен Лицей в жизни Пушкина, заключалось в том, что
здесь он почувствовал себя Поэтом. В 1830 году Пушкин писал: "...Начал я
писать с 13-летнего возраста и печатать почти с того же времени" (X!, 157).
В те дни - во мгле дубровных сводов Близ вод, текущих в тишине, В углах
Лицейских переходов, Являться Муза стала мне. Моя студенческая келья, Доселе
чуждая веселья, Вдруг озарилась - Муза в ней Открыла пир своих затей;
Простите, хладные науки! Простите, игры первых лет! Я изменился, я поэт (VI,
620).
В Лицее процветал культ дружбы. Однако в реальности лицеисты - и это
вполне естественно - распадались на группы, отношения между которыми порой
были весьма конфликтными. Пушкин примыкал к нескольким, но не был
безоговорочно принят ни в одну. Так, в Лицее ощущалась сильная тяга к
литературным занятиям, которая поощрялась всем стилем преподавания. Выходили
рукописные журналы: "Лицейский мудрец", "Неопытное перо", "Для удовольствия
и пользы" и др. Поэтическим лидером Лицея, по крайней мере в первые годы,
был Илличевский. Можно предположить, что Пушкин ревниво боролся за признание
своего поэтического первенства в лицейском кругу. Однако Б. В. Томашевский
показал, что определенных и очень важных для Пушкина сторон его юной поэзии
(например, ориентацию на эпическую традицию и крупные жанры) суд
однокурсников не
10
принимал и полного единомыслия между молодым Пушкиным и "литературным
мнением" Лицея не было1.
Наиболее тесными были дружеские связи Пушкина с Дельвигом, Пущиным,
Малиновским и Кюхельбекером. Это была дружба на всю жизнь, оставившая
глубокий след в душе Пушкина. Но и здесь не все было просто. Политические
интересы лицеистов зрели, у них складывались сознательные свободолюбивые
убеждения. Потянулись нити из Лицея к возникшему движению декабристов:
Пущин, Дельвиг, Кюхельбекер и Вальховский вошли в "Священную артель"
Александра Муравьева и Ивана Бурцева. Пушкин приглашения участвовать не
получил. Более того, друзья скрыли от него свое участие.
В дальнейшем, когда Пушкин смотрел на лицейские годы с высоты прожитых
лет, все сглаживалось. Потребность в дружбе "исправляла" память. Именно
после разлуки, когда Лицей был за спиной, воспоминания оказались цементом,
который с годами все крепче связывал "лицейский круг". Братство не слабело,
а укреплялось. Это видно на одном примере. 9 июня 1817 года на выпускном
акте Лицея был исполнен прощальный гимн Дельвига:
Простимся, братья! Руку в руку! Обнимемся в последний раз! Судьба на
вечную разлуку, Быть может, здесь сроднила нас! Друг на друге остановите Вы
взор с прощальною слезой! Храните, о друзья, храните Ту ж дружбу, с тою же
душой, То ж к славе сильное стремленье, То ж правде ~ да, неправде - нет, В
несчастье - гордое терпенье, А в счастье - всем равно привет!
Лицеисты первого выпуска, конечно, запомнили все стихотворение
наизусть, и каждая строка из него звучала для них как пароль. Пушкин в
дальнейшем несколько раз пользовался этим стихотворением Дельвига именно как
паролем, позволяющим несколькими словами восстановить в сознании лицейских
друзей атмосферу их юности. В стихотворении "19 октября" (1825), посвященном
лицейской годовщине, Пушкин, обращаясь к моряку-лицеисту Ф. Ф. Матюшкину,
находившемуся в кругосветном путешествии, писал:
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял "На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!" {//, /,425).
' Томашевский Б. В. Пушкин, кн 1 (1813-1824). М. - Л., 1956, с. 40-41.
11
Строки
Судьба на вечную разлуку, Быть может, здесь сроднила нас1
слегка перефразированы Пушкиным, но лицеисты, конечно, их узнавали Еще
более значим другой пример известные строки из послания "В Сибирь"
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье (III, 1, 49) -
были понятной отсылкой к тому же гимну Дельвига В несчастье - гордое
терпенье
То, что у Дельвига представляло дань общим местам элегического стиля,
заполнялось у Пушкина реальным содержанием Переезд из Царского Села в
Петербург, где большинство лицеистов должно было вступить в службу -
гражданскую или военную, - элегическая "вечная разлука", кругосветное
путешествие - реальная "долгая раутука", <в несчастьи - гордое терпенье" -
поэтическое общее место "Гордое терпенье" "во глубине сибирских руд" звучало
совершенно иначе У этих поэтических цитат было и скрытое значение Читатели,
получившие в руки томик альманаха "Северные цветы" на 1827 год где бы то
напечатано стихотворение "19 октября", не могли знать, чьи слова вложил
Пушкин в уста своему другу моряку - это было понятно лишь лицеистам Не
публиковавшееся при жизни послание "В Сибирь" обошло всю декабристскую
каторгу и известно было далеко за ее пределами, но "вкус" строки о "гордом
терпеньи" был до конца понятен только лицеистам - в частности Пущину и
узнавшему стихотворение значительно позже Кюхельбекеру
Так Лицей становился в сознании Пушкина идеальным царством дружбы, а
лицейские друзья - идеальной аудиторией его поэзии
Оношения Пушкина с товарищами, как уже говорилось складывались не
просто Даже самые доброжелательные из них не могли в дальнейшем не упомянуть
его глубокой ранимости, легко переходившей в дерзкое и вызывающее поведение
И И Пущин вспоминал "Пушкин, с самого начала, был раздражительнее многих и
потому не возбуждал общей симпатии это удел эксцентрического существа среди
людей Не то, чтобы он разыгрывал какую-нибудь роль между нами или поражал
какими-нибудь особенными странностями, как это было в иных, но иногда
неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное
положение, не умея потом из него выйти Это вело его к новым промахам,
которые никогда не вскальзывают в школьных сношениях Я, как сосед (с другой
стороны его нумера была глухая стена), часто, когда все уже засыпали,
толковал с ним вполголоса через перегородку о каком-нибудь вздорном случае
того дня, тут я видел ясно, что он по щекотливости всякому вздору приписывал
какую-то важность и это
12
его волновало Вместе мы, как умели сглаживали некоторые шероховатости,
хотя не всегда это удавалось В нем была смесь излишней смелости с
застенчивостью, и то и другое невпопад, что тем самым ему вредило Бывало,
вместе промахнемся, сам вывернешься, а он никак не сумеет этого уладить
Главное, ему недоставало того, что называется тактом" "Все это вместе было
причиной, - заключает Пущин, - что вообще не вдруг отозвались ему на его
привязанность к лицейскому кружку" Пущин был проницательным наблюдателем
Шестилетнее непрерывное общение с Пушкиным-лицеистом позволило ему сделать
исключительно точное наблюдение над характером своего друга "Чтоб полюбить
его настоящим образом, нужно было взглянуть на него с тем полным
благорасположением, которое знает и видит все неровности характера и другие
недостатки, мирится с ними и кончает тем, что полюбит и их в
друге-товарище "'
Нелюбимый ребенок в родной семье, рано и неравномерно развивающийся,
Пушкин-юноша, видимо, был глубоко неуверен в себе Это вызывало браваду,
молодечество, стремление первенствовать Дома его считали увальнем - он начал
выше всего ставить физическую ловкость, силу, умение постоять за себя Тот же
Пущин с недоумением, не ослабевшим почти за полвека, отделявшие первую
встречу с Пушкиным от времени написания записок, вспоминал, что Пушкин,
который значительно опередил по начитанности и знаниям своих одноклассников,
менее всего был склонен этим тщеславиться и даже ценить "Все научное он
считал ни во что и как будто желал только доказать, что мастер бегать,
прыгать через стулья, бросать мячик и пр В этом даже участвовало его
самолюбие - бывали столкновения, очень неловкие"2 Сам Пушкин
свидетельствовал, что "появлению Музы" в его "студенческой келье"
предшествовало время,
как я поэме редкой Не предпочел бы мячик меткой, Считал схоластику за
вздор И прыгал в сад через забор' Когда порой бывал прилежен, Порой ленив,
порой упрям, Порой лукав, порою прям, Порой смирен, порой мятежен, Порой
печален, молчалив, Порой сердечно говорлив (И/, 619)
1А С Пушкин в воспоминаниях современников В 2 х т Т 1 М , 1974, с 82 -
83
2 Там же, с 74
3 Речь идет об особом молодечестве Царь жаловался директору Лицея
Энгельгардту "Твои воспитанники снимают через забор мои наливные яблоки,
бьют сторожей" (там же, с 91) То, что яблоки были царские, придавало им
особый вкус, а походу - опасность
13
Все мемуаристы единодушны в описании и оценке огромного впечатления,
которое произвели на Лицей и лицеистов события 1812 года. Сошлемся снова на
Пущина: "Жизнь наша лицейская сливается с политическою эпохою народной жизни
русской: приготовлялась гроза 1812 года. Эти события сильно отразились на
нашем детстве. Началось с того, что мы провожали все гвардейские полки,
потому что они проходили мимо самого Лицея*'. Впечатления этих лет, конечно,
определили гражданский пафос и ранее свободолюбие многих лицеистов, включая
и Пушкина. Однако события действовали на молодые умы еще в одном отношении:
История со страниц учебников сама явилась на лицейский порог. Для того чтобы
обессмертить свое имя и передать его потомкам, уже не нужно было родиться в
баснословные времена или принадлежать к семье коронованных особ. Не только
"муж судеб" сын мелкого корсиканского дворянина Наполеон Бонапарте,
сделавшийся императором Франции и перекраивавший карту Европы, но и любой из
молодых гвардейских офицеров, проходивших мимо ворот Лицея, чтобы пасть под
Бородином, Лейпцигом или на высотах Монмартра, был "человеком истории". В
одном из своих последних стихотворений (на 19 октября 1836 года) Пушкин
писал:
Вы помните: текла за ратью рать, Со старшими мы братьями прощались И в
сень наук с досадой возвращались, Завидуя тому, кто умирать Шел мимо нас...
(///, 1, 432).
Сдержанная стилистика зрелого Пушкина чужда поэтических украшений.
"Завидуя тому, кто умирать / Шел мимо нас", - не риторическая фигура, а
точное описание психологических переживаний лицеистов. Героическая смерть,
переходящая в историческое бессмертие, не казалась страшной - она была
прекрасна. Тем сильнее переживалась обида, нанесенная возрастом. Л. Н.
Толстой глубоко передал эти переживания словами Пети Ростова в "Войне и
мире": "...Все равно я не могу ничему учиться теперь, когда... - Петя
остановился, покраснел до поту и проговорил-таки: - когда отечество в
опасности".
Поэзия была ответом на все. Она становилась оправданием в собственных
глазах и обещанием бессмертия. Именно бессмертия - такова была единственная
мерка, которой мерилось достоинство стихов в пушкинском кружке. Пушкину было