Страница:
И, растаяв, душа снова вошла в картину.
Чжан Луань припомнил, как вихрь принес Мэйэр, припомнил также слова о «девушке из семьи Ху» и «государыне в семье Ван» и подумал: «Я-то считал, что Ху — это ее фамилия, а оказывается, есть еще какой-то юаньвай с такой же фамилией! Что это за великие события, которые произойдут в Бэйчжоу? И о Святой тетушке во время странствий мне доводилось слышать. Поговаривали, что это великая волшебница. Но где ее искать?!»
Всю ночь Чжан Луань провел в размышлениях. Утром сам евнух Лэй прибыл в сад: он боялся, как бы гость не потребовал с него во всеуслышание возмещения за пропавшую племянницу, в поэтому решил мирно покончить с этим делом.
Беседуя с евнухом Лэем, Чжан Луань, конечно, умолчал о том, что знал, лишь почтительно поддакивал и просил хорошенько искать.
Разве кому-либо удавалось поймать в воде отражение луны или же отыскать иголку на дне морском?!
Итак, позавтракав, Чжан Луань принарядился — надел отороченный красным шелком халат, даосскую шапку, похожую на рыбий хвост, захватил свернутый портрет Мэйэр и отправился к юаньваю Ху, который, как он заранее узнал, жил на улице Спокойствия...
Поистине:
Глава шестнадцатая
А сейчас наш рассказ пойдет о восточной столице Сун, представлявшей собой во времена расцвета богатый и многолюдный город, стены которого имели в окружности тридцать шесть ли и насчитывали восемнадцать ворот. К тому же в городе было тридцать шесть улиц с публичными домами и семьдесят два увеселительных заведения. А о горожанах и говорить нечего — и все больше знатные и богатые! Тут тебе и юаньвай Ван, владелец красильни, и юаньвай Чжан, судовладелец, и юаньвай Ли, торговец жемчугом, и юаньвай Цзяо, торговец парчой, и другие достойные люди. Но среди всех этих богачей все же выделялся один — юаньвай Ху, владелец ломбардов. Говорят, в его доме было три кладовых: одна — для золота, серебра, жемчуга и бирюзы, другая — для шелков, атласа и парчи, и третья — для музыкальных инструментов, книг, картин и редких старинных вещей. При каждой кладовой состоял свой управляющий, а при нем — по три приказчика.
Ху Хао, владелец всего этого состояния, женатый на урожденной Чжан, с юных лет отличался жадностью и, мечтая только о богатстве, вовсе не думал обзаводиться потомством. Да и жена ему попалась под стать — бесплодная и ревнивая, она не позволяла мужу взять наложницу. Правда, лет десять тому назад Ху Хао вступил в тайную связь со служанкой, однако, прознав об этом, жена избила девушку до полусмерти и велела приказчику продать ее, а сама разругалась с мужем и целый месяц с ним не разговаривала!..
Поистине:
Когда гости разошлись, жена спросила его:
— Что с тобой, муж мой? Чем ты так удручен в свой счастливый день? Дом наш — полная чаша! Многие тебе завидуют! Может, тебе чего-нибудь не хватает?
— Сейчас-то всего хватает! — сказал муж. — Но вот в будущем не на кого будет опереться — ведь детей у нас нет! Сегодня за столом гости только и говорили что о детях. А у меня никого нет. Гласит же пословица: детей растят — чтобы умереть спокойно, хлеб запасают — чтобы уберечься от голода. А мне уже пошел шестой десяток, могут ли быть у меня теперь дети?! Вот что меня печалит!
— Говорят, в восточной деревне живет старуха Ван, родившая первенца в сорок восемь лет, — сказала жена. — А мне сейчас сорок семь. Кто знает, может, судьба еще пошлет мне ребенка? Вот если я и в пятьдесят лет не рожу, тогда бери себе наложницу. И еще я слышала, что у нынешнего государя тоже долго не было детей, и наследник родился лишь благодаря его молитвам. Пусть мы и простые люди, но разве мы не можем молиться? Говорят, нынче владыка Северного предела[1] творит чудеса в городском храме Драгоценного талисмана. Давай выберем счастливый день и час, воскурим побольше благовоний и попросим ниспослать нам потомство. Пусть родится кто угодно — хоть сын, хоть дочь — лишь бы было кому ухаживать за нашими могилами...
С этих пор в течение полугода в каждый первый и пятнадцатый день месяца супруги обращались с молитвами к святому, однако безуспешно...
Приближался конец года — время, когда в закладных лавках производятся расчеты. Одни выкупают заложенные вещи, другие, наоборот, сдают в заклад. У приказчиков и управляющих хлопот в это время по горло — приходится принимать клиентов, проверять счета, подсчитывать приход и расход. И только в лавке, где брали в заклад старинные вещи, было не так многолюдно. Быстро закончив все расчеты, приказчики собрались было закрывать лавку, как неожиданно вошел даос. Он был в железной шапке, похожей на рыбий хвост, в отороченном красным шелком халате и в пеньковых сандалиях с плетеными завязками. В одной руке он держал бамбуковую корзину, в другой — веер из черепашьих пластинок. Необычный вид даоса поразил приказчиков. Почтительно приветствовав посетителя, они пригласили его сесть.
— Что прикажете, наставник? — осведомился приказчик.
— Скажите, почтенный, вы принимаете в заклад музыкальные инструменты, книги и картины? — в свою очередь спросил даос.
— Именно так! — подтвердил приказчик.
— У меня есть небольшая картина, хотелось бы ее заложить.
— Можно на нее взглянуть? — спросил приказчик.
Полагая, что с даосом пришел слуга, который принес картину и сейчас дожидается снаружи, приказчик посмотрел на дверь, однако даос вынул из корзины шелковый свиток не больше одного чи и протянул ему. Приказчик решил, что наставник шутит, но вслух сказать об этом поостерегся. Он развернул свиток — это был портрет красавицы. Сам рисунок был слишком уж мал размером, зато выполнен прекрасно. В верхнем углу его виднелась надпись: «Кисть Сэнъяо».
— Сколько же вы за нее хотите? — спросил приказчик, положив свиток на стол.
— Картина не простая, и я хотел бы получить за нее сто лянов серебра, — отвечал Чжан Луань.
— Вы шутите, наставник! Сто лянов серебра! Да ей красная цена пятьсот — шестьсот медяков!
— Это редчайшая вещь, — настаивал Чжан Луань. — Ведь она принадлежит кисти самого Чжан Сэнъяо, жившего во времена Цзинь!
— Чжан Сэнъяо жил более пятисот лет тому назад, а этот портрет совсем новенький, — возразил приказчик. — Сейчас в мире развелось множество всяких подделок, причем очень искусных.
— Ну, раз уж вы сомневаетесь в подлинности картины, я согласен уступить ее за пятьдесят лянов, — сказал даос.
— И пяти лянов не дам!
Даосу непременно нужно было заложить картину, а приказчик не хотел ее ни принимать, ни возвращать. Так они и спорили: один утверждал, что картина поддельная, другой доказывал, что она подлинная; один старался выбить побольше, другой — всучить поменьше. Вдруг послышалось шарканье сандалий, дверная занавеска откинулась, и в комнату вошел сам хозяин.
— Воскуривали в полдень благовония? — обратился он к приказчику.
— Воскуривали, господин, — доложил тот.
Даос обернулся к хозяину:
— Низко кланяюсь вам, почтенный юаньвай!
— Сидите, сидите, наставник! — сказал Ху Хао, отвечая на приветствие.
Поначалу он был уверен, что даос пришел за подаянием, но тут увидел, что приказчик разворачивает свиток.
— Господин, наставник предлагает нам эту небольшую картину и просит за нее пятьдесят лянов. Я не посмел принять.
Ху Хао мельком взглянул на картину и улыбнулся:
— Ваша картина, наставник, конечно, хороша, но пятидесяти лянов не стоит.
— Господин юаньвай, вы видите только одну сторону дела и не видите другой, — возразил Чжан Луань. — Пусть картина мала размером, зато она обладает удивительным достоинством.
— Хотелось бы узнать, в чем оно! — недоверчиво произнес Ху Хао.
— Здесь неудобно говорить об этом, — сказал Чжан Луань, — Но если вы соблаговолите побеседовать со мною с глазу на глаз, я вам открою тайну.
Хозяин взял даоса под руку и провел к себе в кабинет. Убедившись, что их никто не подслушивает, он спросил:
— Так в чем же секрет вашей картины?
— В том, что она создана кистью бессмертного! — отвечал даос. — Если вы повесите эту картину в потайной комнате, куда никто из посторонних не заглядывает, воскурите глубокой ночью на столике благовония, зажжете две курительных свечи и, хлопнув три раза по столу ладонью, пригласите святую деву выпить с вами чаю, душа изображенной на картине красавицы снизойдет к вам.
«Может, и в самом деле картину нарисовал бессмертный?! — в нерешительности подумал Ху Хао. — Нет, здесь что-то не так!»
Заметив его нерешительность, Чжан Луань сказал:
— Если вы мне не верите, я вам оставлю на эту ночь картину без залога. Вы убедитесь, что я говорил правду, и заплатите мне завтра деньги.
— Как можно, наставник! Я вполне вам доверяю. Однако позвольте узнать ваше почтенное имя?
— Меня зовут Чжан Луань, а прозвище — Достигший небес.
Ху Хао кивнул и, войдя вместе с даосом в лавку, приказал приказчику:
— Прими от наставника Чжана в заклад эту картину.
— Ваше дело, господин, — проворчал приказчик. — Я человек маленький, и если он откажется выкупать картину, с меня не спрашивайте.
— Можешь об этом не волноваться. А сейчас пометь в книге, что заклад принял я сам.
Пригласив Чжан Луаня вместе с ним откушать, Ху Хао спрятал картину в рукав и повел гостя во внутренний зал. Там они вместе отужинали, а когда Чжан Луань собрался уходить, приказчик вручил ему пятьдесят лянов серебра. Здесь мы оставим Чжан Луаня, а сами расскажем о деве, изображенной на картине. Дева эта была обворожительна, и Ху Хао с трепетом ждал встречи с нею: ему не терпелось, чтобы поскорее наступила ночь и на городской башне ударили в барабан, возвещавший первую ночную стражу. Поистине: глазам приятно видеть победные знамена, ушам — слышать добрые вести!
Едва настал вечер, Ху Хао приказал слуге хорошенько прибрать кабинет, а сам приготовил курильницу, свечи, чайный прибор и сказал жене:
— У меня осталось несколько запутанных счетов, придется с ними разобраться сегодня вечером. Ты уж поторопи с ужином.
У жены не возникло никаких подозрений. Когда супруги отужинали, Ху Хао сказал:
— Ложись-ка спать, а я пойду немного поработаю.
В это время в кумирне как раз прозвонил колокол, а на сторожевой башне ударили в барабан...
Придя в кабинет, Ху Хао отослал слугу, повесил на стену портрет красавицы, зажег перед ним две курительных свечи, кашлянул и трижды хлопнул ладонью по столу. Тотчас же повеял ветерок, красавица встрепенулась, спрыгнула на столик, а с него — на пол. Это была очаровательная девушка не слишком высокого роста, изящная, как цветок лотоса.
Девушка поклонилась Ху Хао и пожелала ему счастья. Ху Хао налил чашку чая и преподнес ей. Девушка выпила, поставила чашку на поднос и, не сказав ни слова, снова вошла в картину. «И впрямь чудесная картина! — восхитился Ху Хао. — Сегодня мы встретились впервые, так что, пожалуй, не следует быть слишком навязчивым. Поговорим в следующий раз».
На следующий вечер Ху Хао вновь заявил, что уходит в контору. На сей раз это показалось жене подозрительным.
«Сколько же у него там счетов? Если и в самом деле много, то почему он не занимается ими днем? Нет, здесь что-то не так!»
Она тайком последовала за мужем, пробралась к окну его кабинета и, проделав дырочку в оконной бумаге, заглянула внутрь: муж разговаривал с какой-то девушкой.
Охваченная яростью, женщина вихрем ворвалась в кабинет. Ху Хао вздрогнул от неожиданности и вскочил с места:
— Тебе чего?..
— Чего?! — клокоча от злости, выкрикнула жена. — Хорошими делами ты здесь занимаешься, старый хрыч! Говорил, над счетами поработаешь, а сам шашни завел. Живо отвечай, где ты раскопал эту беспутную тварь?
Пока супруга Ху Хао неистовствовала, девушка успела незаметно уйти в картину.
— Мэйсян, сюда! — позвала хозяйка служанку. — Живо разыщи эту подлую тварь!
Ху Хао молчал.
«Ищите, ищите! — со злорадством думал он. — Можете хоть всю контору вверх дном перевернуть, все равно ничего не найдете!»
Не найдя девушки, женщина еще больше распалилась. Случайно подняв голову, она увидела на стене портрет красавицы, сорвала его, подожгла от лампы и швырнула на пол. Глядя на разъяренную супругу, Ху Хао не осмеливался удержать ее.
Искры и пепел от горящей картины, закружившись по полу, стали приближаться к ногам женщины. Боясь, как бы не загорелось платье, она отступила назад. Но пепел взметнулся кверху и попал ей в рот. Женщина вскрикнула и упала навзничь...
Ху Хао засуетился, приказал служанке приподнять госпожу, сам влил ей в рот немного отвара, и она постепенно пришла в себя. После этого он поднял жену и усадил на стул.
— Хорошенькими делами ты тут занимаешься, старый дурень, — вновь принялась она браниться. — Зови служанок, пусть отведут меня в спальню...
Проспав до полуночи, госпожа Чжан вдруг почувствовала себя дурно. Через некоторое время она осунулась, глаза ее потускнели, груди набухли, заметно стал расти живот.
Она забеременела... Ху Хао очень обрадовался. И только две вещи не давали ему покоя. Во-первых, он сожалел, что жена сожгла чудесную картину и он теперь уже не сможет встречаться со святой девой. И, во-вторых, он не знал, как рассчитаться с даосом, если тот надумает выкупить картину.
Между тем время летело быстро. Минул положенный срок, приближались роды. Однажды Ху Хао воскурил благовония в родовом храме и только собирался дать обет перед алтарем, как за воротами послышался шум.
— Пришел даос, который приносил в заклад картину, — доложил ему слуга.
У Ху Хао тревожно забилось сердце. Но ничего не поделаешь, пришлось выйти к даосу.
— Наставник, со дня нашей первой встречи прошел уже почти год, и, надо же, вы появляетесь как раз в тот час, когда моя жена должна рожать. А роды у нее, как назло, трудные, и меня это беспокоит.
— Я знал, — в ответ хихикнул даос, — что вашей супруге придется нелегко, и потому прихватил лекарство.
С этими словами он вынул из плетеной корзины тыкву-горлянку, вытряхнул из нее красную пилюлю и, подавая Ху Хао, велел отнести роженице.
Ху Хао с благодарностью принял лекарство и пригласил наставника пообедать.
— Нынче у вас в доме хватает хлопот, не смею мешать, — вежливо отказался даос. — Зайду вас поздравить в другой раз!
Он простился и ушел, даже не упомянув о картине...
А Ху Хао, как и велел даос, дал жене выпить пилюлю, и она благополучно родила девочку, которую супруги нарекли Юнъэр.
Стремительно летит время: не успели супруги оглянуться, как девочке исполнилось семь лет. Она росла стройной, белолицей, черноволосой, с ясными глазами и белыми ровными зубками — прямо фея-небожительница. Родители лелеяли и берегли ее, как драгоценную жемчужину. Ху Хао нанял для дочери учителя, который обучал ее чтению и письму. Звали его Чэнь Шань. Это был высокообразованный человек, честный и правдивый, и все в доме его уважали.
На этом прервем пока наш рассказ о Юнъэр и расскажем о евнухе Лэе. В день исчезновения молодой жены евнух Лэй разослал повсюду людей на ее розыски, однако никаких следов пропавшей обнаружить, разумеется, не удалось. Опасаясь недовольства Чжан Луаня, он стал задабривать его подарками, которые тот принимал, как должное.
Следует добавить, что, в угоду первому министру Дин Вэю, он старался держаться в стороне от наследника престола и поэтому не имел возможности похлопотать перед ним о Чжан Луане. Однако, помня пророческие слова девы-оборотня, тот не очень об этом беспокоился, надеясь в будущем непременно выдвинуться без посторонней помощи. Продолжая беспечно жить в саду Прекрасного пейзажа, он часто бродил по окрестностям столицы в надежде повстречать Святую тетушку и дожидаясь, пока в семье Ху Хао родится дочь.
Между тем время не стояло на месте. В первый год правления под девизом Прекрасные добродетели преставился император Чжэнь-цзун, а на престол под именем Жэнь-цзуна вступил его наследник. Он поручил евнуху Лэю сооружение гробницы для умершего государя. Однако, как выяснилось, тот выбрал для нее неблагоприятное место, о чем академик Ван Цзэнхэ не преминул тотчас же донести Жэнь-цзуну, заодно сообщив о неблаговидных делах, творимых евнухом и первым министром Дин Вэйем как во дворце, так и вне его. Разгневанный император повелел сослать Дин Вэя в отдаленный округ советником при войске, а евнуха Лэя казнить и имущество его конфисковать. Таким образом, сад Прекрасного пейзажа тоже отошел в казну. Опасаясь, как бы не оказаться замешанным в деле евнуха, Чжан Луань, долго живший в этом саду, постарался заранее скрыться и добраться до округа Пучжоу провинции Шаньдун[2]. Было это в четвертом месяце. Там уже долгое время стояла засуха, и по всем уездам были вывешены объявления, приглашавшие даосов помолиться о дожде. Однако все эти моления не имели успеха. Но вот стали поговаривать, будто в уезде Бопин какая-то даоска устроила алтарь и ей удалось вызвать дождь.
«Конечно же, это Святая тетушка!» — решил Чжан Луань и отправился в Бопин.
Поистине:
Глава семнадцатая
Итак, услышав о дожде в уезде Бопин, Чжан Луань решил, что его вызвала Святая тетушка, и, не мешкая, поспешил туда. На городских воротах действительно висело объявление, а под ним на скамеечке сидел старик. Мимо ворот взад и вперед сновал народ, однако возле объявления почти никто не останавливался. Подойдя поближе, Чжан Луань прочитал:
— Давно ли в вашем уезде не было дождя?
Необычайный вид даоса подействовал на старика, он поспешно встал и поклонился:
— С одиннадцатого месяца прошлого года. Всего шесть месяцев!
— А я слышал, что какая-то даоска недавно вымолила дождь! — воскликнул Чжан Луань. — Верно ли это? И где она сейчас?
Старик развел руками и процедил сквозь зубы:
— Сбежала куда-то, как и все другие.
— Почему же? — улыбнулся Чжан Луань.
Старик начал рассказывать:
— Даоску эту звали Си, а сама она себя называла Святой Девой. Явилась она сюда с десятком учеников — мужчин и женщин. Говорит, умею, мол, вызывать ветер и дождь. Начальник уезда, конечно, принял ее, как подобает. Тогда она потребовала, чтобы в десяти ли к северу от города насыпали высокий холм и возвели на нем алтарь Пяти драконов. Затем она сотворила фигуры драконов пяти цветов — синего, красного, розового, белого и черного, и расставила их возле алтаря. А после потребовала угощения, иначе, говорит, молиться не буду. Начальник уезда и на это согласился. Потом велела, чтобы ей со всей округи доставили гороскопы беременных женщин.
Просмотрела, значит, она все гороскопы, определила, что одна из беременных женщин и есть мать Демона засухи, и велела доставить ее к алтарю. Сама уселась на возвышении, а ученикам приказала бить в гонги и барабаны, брызгать на женщину водой и читать над ней заклинания. Словом, довела бедную до того, что та упала в обморок. Тогда женщину раздели догола, положили на дверную створку, а руки, ноги и волосы погрузили в пять тазов с водой. Один из учеников даоски распустил волосы, оперся на меч и поставил ногу на живот женщины, а сам обратился лицом к северу и начал бормотать непонятные слова. Остальные при этом били черепицу, размахивали флагами и что есть мочи кричали. Так они бесновались целый день, довели роженицу чуть ли не до смерти, а на небе — ни облачка. Наконец, с заходом солнца все разошлись. А даоска заявила, что царь драконов, видимо, отбыл из дворца, потому, мол, и нет дождя. Но, дескать, уж завтра дождь будет непременно! Беременную женщину велела отпустить, а за срам, который той пришлось претерпеть, начальник уезда дал ее мужу три связки монет. На следующий день она нашла уже другую мать Демона засухи и вновь велела доставить ее к алтарю. Но тут уж народ возмутился. Возле алтаря собралась толпа, все стали громко кричать, швырять в колдунью черепицей и кирпичами, грозить ей смертью. Даоска испугалась и поспешила сбежать вместе со всей своей братией. Начальник уезда не стал их преследовать, а вывесил новое объявление. А чтобы люди его не сорвали, мне как старосте ближайшей деревни и приходится здесь караулить.
— Вот оно что! — рассмеялся Чжан Луань. — Зато мне, чтобы вызвать дождь, не потребуется и минуты!
Он хотел было снять объявление, но старик забеспокоился:
— Чем вы докажете, что обладаете такими способностями? А может, вы хвастаетесь, а потом сбежите, как та «святая»?
— Сколько вам нужно дождя? — спросил Чжан Луань. — Может, мне и не стоит стараться ради пустяка?
— Не больше трех чи, — отвечал старик.
— А я-то думал, что вы попросите излить на ваши поля все моря и реки! — улыбнулся Чжан Луань. — Вот на это потребовалось бы время. А брызнуть несколько капель мне не составит труда!
Старик повел Чжан Луаня в уездный ямынь. Их сопровождали толпы людей, обрадованных мыслью, что наконец-то прольется дождь.
Надо сказать, что в уезде было несколько буддийских и даосских монастырей, где монахи, каждый согласно своему ритуалу, молились о дожде: одни читали сутры, другие — заклинания. Сам начальник уезда каждое утро воскуривал благовония в храме Покровителя города[1], но все оказывалось бесполезным. Поистине, как не растеряться при таких обстоятельствах!
Вот и в этот день, возвратившись из храма, Чуньюй Хоу намеревался было прилечь отдохнуть, как в приемном зале зашумели, у ворот ударили в барабан. Начальник уезда вскочил с постели и, как был, без шапки и без пояса, поспешил в приемный зал. Привратник доложил ему:
— Пришел какой-то даос, а с ним толпа народу.
Чуньюй Хоу приказал всем выйти и дожидаться за воротами, а даоса пригласил во внутренний зал. Чжан Луань вошел, поставил корзину и почтительно поклонился.
— Позвольте узнать ваше имя и из каких краев к нам пожаловали? — обратился к нему начальник уезда.
Чжан Луань припомнил, как вихрь принес Мэйэр, припомнил также слова о «девушке из семьи Ху» и «государыне в семье Ван» и подумал: «Я-то считал, что Ху — это ее фамилия, а оказывается, есть еще какой-то юаньвай с такой же фамилией! Что это за великие события, которые произойдут в Бэйчжоу? И о Святой тетушке во время странствий мне доводилось слышать. Поговаривали, что это великая волшебница. Но где ее искать?!»
Всю ночь Чжан Луань провел в размышлениях. Утром сам евнух Лэй прибыл в сад: он боялся, как бы гость не потребовал с него во всеуслышание возмещения за пропавшую племянницу, в поэтому решил мирно покончить с этим делом.
Беседуя с евнухом Лэем, Чжан Луань, конечно, умолчал о том, что знал, лишь почтительно поддакивал и просил хорошенько искать.
Разве кому-либо удавалось поймать в воде отражение луны или же отыскать иголку на дне морском?!
Итак, позавтракав, Чжан Луань принарядился — надел отороченный красным шелком халат, даосскую шапку, похожую на рыбий хвост, захватил свернутый портрет Мэйэр и отправился к юаньваю Ху, который, как он заранее узнал, жил на улице Спокойствия...
Поистине:
Если хотите знать, как Чжан Луань доставил портрет девушки в дом юаньвая Ху, прочтите следующую главу.
Висят недвижно в небесной выси
белые облака
И вдруг заклубятся, словно живые,
от слабого ветерка.
Глава шестнадцатая
Ху Хао с радостью принимает чудесную картину. Разгневанная госпожа Чжан неожиданно зачинает
Неужто вам не известно,
кто такая Юнъэр?
Она была прежде лисицей
по имени Ху Мэйэр.
Едва из утробы ведьмы
родился плод колдовской,
Тотчас несчастья и беды
возникли в жизни людской.
А сейчас наш рассказ пойдет о восточной столице Сун, представлявшей собой во времена расцвета богатый и многолюдный город, стены которого имели в окружности тридцать шесть ли и насчитывали восемнадцать ворот. К тому же в городе было тридцать шесть улиц с публичными домами и семьдесят два увеселительных заведения. А о горожанах и говорить нечего — и все больше знатные и богатые! Тут тебе и юаньвай Ван, владелец красильни, и юаньвай Чжан, судовладелец, и юаньвай Ли, торговец жемчугом, и юаньвай Цзяо, торговец парчой, и другие достойные люди. Но среди всех этих богачей все же выделялся один — юаньвай Ху, владелец ломбардов. Говорят, в его доме было три кладовых: одна — для золота, серебра, жемчуга и бирюзы, другая — для шелков, атласа и парчи, и третья — для музыкальных инструментов, книг, картин и редких старинных вещей. При каждой кладовой состоял свой управляющий, а при нем — по три приказчика.
Ху Хао, владелец всего этого состояния, женатый на урожденной Чжан, с юных лет отличался жадностью и, мечтая только о богатстве, вовсе не думал обзаводиться потомством. Да и жена ему попалась под стать — бесплодная и ревнивая, она не позволяла мужу взять наложницу. Правда, лет десять тому назад Ху Хао вступил в тайную связь со служанкой, однако, прознав об этом, жена избила девушку до полусмерти и велела приказчику продать ее, а сама разругалась с мужем и целый месяц с ним не разговаривала!..
Поистине:
Быстро летит время, и Ху Хао не заметил, как ему стукнуло пятьдесят. В день его рождения управляющие кладовыми собрали деньги, приготовили праздничное угощение и пришли к нему с поздравлениями и пожеланиями долголетия. Сделали ему подарки и приказчики, прислали подарки и поздравления многочисленные знакомые. Пришлось устраивать для всех угощение. Гости сели за стол, пошли тосты, поздравления, и вскоре речь сама собой зашла о домашних делах каждого, о детях. Хозяин поглядел на жену, вспомнил о том, что у него нет детей, и не сдержал слез.
Горько, что многих женщин
опутали праздности сети:
Дни напролет веселятся,
забыв обо всем на свете.
Но радости и развлечения
кончаются рано иль поздно;
Вечная радость в мире —
это семья и дети.
Когда гости разошлись, жена спросила его:
— Что с тобой, муж мой? Чем ты так удручен в свой счастливый день? Дом наш — полная чаша! Многие тебе завидуют! Может, тебе чего-нибудь не хватает?
— Сейчас-то всего хватает! — сказал муж. — Но вот в будущем не на кого будет опереться — ведь детей у нас нет! Сегодня за столом гости только и говорили что о детях. А у меня никого нет. Гласит же пословица: детей растят — чтобы умереть спокойно, хлеб запасают — чтобы уберечься от голода. А мне уже пошел шестой десяток, могут ли быть у меня теперь дети?! Вот что меня печалит!
— Говорят, в восточной деревне живет старуха Ван, родившая первенца в сорок восемь лет, — сказала жена. — А мне сейчас сорок семь. Кто знает, может, судьба еще пошлет мне ребенка? Вот если я и в пятьдесят лет не рожу, тогда бери себе наложницу. И еще я слышала, что у нынешнего государя тоже долго не было детей, и наследник родился лишь благодаря его молитвам. Пусть мы и простые люди, но разве мы не можем молиться? Говорят, нынче владыка Северного предела[1] творит чудеса в городском храме Драгоценного талисмана. Давай выберем счастливый день и час, воскурим побольше благовоний и попросим ниспослать нам потомство. Пусть родится кто угодно — хоть сын, хоть дочь — лишь бы было кому ухаживать за нашими могилами...
С этих пор в течение полугода в каждый первый и пятнадцатый день месяца супруги обращались с молитвами к святому, однако безуспешно...
Приближался конец года — время, когда в закладных лавках производятся расчеты. Одни выкупают заложенные вещи, другие, наоборот, сдают в заклад. У приказчиков и управляющих хлопот в это время по горло — приходится принимать клиентов, проверять счета, подсчитывать приход и расход. И только в лавке, где брали в заклад старинные вещи, было не так многолюдно. Быстро закончив все расчеты, приказчики собрались было закрывать лавку, как неожиданно вошел даос. Он был в железной шапке, похожей на рыбий хвост, в отороченном красным шелком халате и в пеньковых сандалиях с плетеными завязками. В одной руке он держал бамбуковую корзину, в другой — веер из черепашьих пластинок. Необычный вид даоса поразил приказчиков. Почтительно приветствовав посетителя, они пригласили его сесть.
— Что прикажете, наставник? — осведомился приказчик.
— Скажите, почтенный, вы принимаете в заклад музыкальные инструменты, книги и картины? — в свою очередь спросил даос.
— Именно так! — подтвердил приказчик.
— У меня есть небольшая картина, хотелось бы ее заложить.
— Можно на нее взглянуть? — спросил приказчик.
Полагая, что с даосом пришел слуга, который принес картину и сейчас дожидается снаружи, приказчик посмотрел на дверь, однако даос вынул из корзины шелковый свиток не больше одного чи и протянул ему. Приказчик решил, что наставник шутит, но вслух сказать об этом поостерегся. Он развернул свиток — это был портрет красавицы. Сам рисунок был слишком уж мал размером, зато выполнен прекрасно. В верхнем углу его виднелась надпись: «Кисть Сэнъяо».
— Сколько же вы за нее хотите? — спросил приказчик, положив свиток на стол.
— Картина не простая, и я хотел бы получить за нее сто лянов серебра, — отвечал Чжан Луань.
— Вы шутите, наставник! Сто лянов серебра! Да ей красная цена пятьсот — шестьсот медяков!
— Это редчайшая вещь, — настаивал Чжан Луань. — Ведь она принадлежит кисти самого Чжан Сэнъяо, жившего во времена Цзинь!
— Чжан Сэнъяо жил более пятисот лет тому назад, а этот портрет совсем новенький, — возразил приказчик. — Сейчас в мире развелось множество всяких подделок, причем очень искусных.
— Ну, раз уж вы сомневаетесь в подлинности картины, я согласен уступить ее за пятьдесят лянов, — сказал даос.
— И пяти лянов не дам!
Даосу непременно нужно было заложить картину, а приказчик не хотел ее ни принимать, ни возвращать. Так они и спорили: один утверждал, что картина поддельная, другой доказывал, что она подлинная; один старался выбить побольше, другой — всучить поменьше. Вдруг послышалось шарканье сандалий, дверная занавеска откинулась, и в комнату вошел сам хозяин.
— Воскуривали в полдень благовония? — обратился он к приказчику.
— Воскуривали, господин, — доложил тот.
Даос обернулся к хозяину:
— Низко кланяюсь вам, почтенный юаньвай!
— Сидите, сидите, наставник! — сказал Ху Хао, отвечая на приветствие.
Поначалу он был уверен, что даос пришел за подаянием, но тут увидел, что приказчик разворачивает свиток.
— Господин, наставник предлагает нам эту небольшую картину и просит за нее пятьдесят лянов. Я не посмел принять.
Ху Хао мельком взглянул на картину и улыбнулся:
— Ваша картина, наставник, конечно, хороша, но пятидесяти лянов не стоит.
— Господин юаньвай, вы видите только одну сторону дела и не видите другой, — возразил Чжан Луань. — Пусть картина мала размером, зато она обладает удивительным достоинством.
— Хотелось бы узнать, в чем оно! — недоверчиво произнес Ху Хао.
— Здесь неудобно говорить об этом, — сказал Чжан Луань, — Но если вы соблаговолите побеседовать со мною с глазу на глаз, я вам открою тайну.
Хозяин взял даоса под руку и провел к себе в кабинет. Убедившись, что их никто не подслушивает, он спросил:
— Так в чем же секрет вашей картины?
— В том, что она создана кистью бессмертного! — отвечал даос. — Если вы повесите эту картину в потайной комнате, куда никто из посторонних не заглядывает, воскурите глубокой ночью на столике благовония, зажжете две курительных свечи и, хлопнув три раза по столу ладонью, пригласите святую деву выпить с вами чаю, душа изображенной на картине красавицы снизойдет к вам.
«Может, и в самом деле картину нарисовал бессмертный?! — в нерешительности подумал Ху Хао. — Нет, здесь что-то не так!»
Заметив его нерешительность, Чжан Луань сказал:
— Если вы мне не верите, я вам оставлю на эту ночь картину без залога. Вы убедитесь, что я говорил правду, и заплатите мне завтра деньги.
— Как можно, наставник! Я вполне вам доверяю. Однако позвольте узнать ваше почтенное имя?
— Меня зовут Чжан Луань, а прозвище — Достигший небес.
Ху Хао кивнул и, войдя вместе с даосом в лавку, приказал приказчику:
— Прими от наставника Чжана в заклад эту картину.
— Ваше дело, господин, — проворчал приказчик. — Я человек маленький, и если он откажется выкупать картину, с меня не спрашивайте.
— Можешь об этом не волноваться. А сейчас пометь в книге, что заклад принял я сам.
Пригласив Чжан Луаня вместе с ним откушать, Ху Хао спрятал картину в рукав и повел гостя во внутренний зал. Там они вместе отужинали, а когда Чжан Луань собрался уходить, приказчик вручил ему пятьдесят лянов серебра. Здесь мы оставим Чжан Луаня, а сами расскажем о деве, изображенной на картине. Дева эта была обворожительна, и Ху Хао с трепетом ждал встречи с нею: ему не терпелось, чтобы поскорее наступила ночь и на городской башне ударили в барабан, возвещавший первую ночную стражу. Поистине: глазам приятно видеть победные знамена, ушам — слышать добрые вести!
Едва настал вечер, Ху Хао приказал слуге хорошенько прибрать кабинет, а сам приготовил курильницу, свечи, чайный прибор и сказал жене:
— У меня осталось несколько запутанных счетов, придется с ними разобраться сегодня вечером. Ты уж поторопи с ужином.
У жены не возникло никаких подозрений. Когда супруги отужинали, Ху Хао сказал:
— Ложись-ка спать, а я пойду немного поработаю.
В это время в кумирне как раз прозвонил колокол, а на сторожевой башне ударили в барабан...
Придя в кабинет, Ху Хао отослал слугу, повесил на стену портрет красавицы, зажег перед ним две курительных свечи, кашлянул и трижды хлопнул ладонью по столу. Тотчас же повеял ветерок, красавица встрепенулась, спрыгнула на столик, а с него — на пол. Это была очаровательная девушка не слишком высокого роста, изящная, как цветок лотоса.
Девушка поклонилась Ху Хао и пожелала ему счастья. Ху Хао налил чашку чая и преподнес ей. Девушка выпила, поставила чашку на поднос и, не сказав ни слова, снова вошла в картину. «И впрямь чудесная картина! — восхитился Ху Хао. — Сегодня мы встретились впервые, так что, пожалуй, не следует быть слишком навязчивым. Поговорим в следующий раз».
На следующий вечер Ху Хао вновь заявил, что уходит в контору. На сей раз это показалось жене подозрительным.
«Сколько же у него там счетов? Если и в самом деле много, то почему он не занимается ими днем? Нет, здесь что-то не так!»
Она тайком последовала за мужем, пробралась к окну его кабинета и, проделав дырочку в оконной бумаге, заглянула внутрь: муж разговаривал с какой-то девушкой.
Охваченная яростью, женщина вихрем ворвалась в кабинет. Ху Хао вздрогнул от неожиданности и вскочил с места:
— Тебе чего?..
— Чего?! — клокоча от злости, выкрикнула жена. — Хорошими делами ты здесь занимаешься, старый хрыч! Говорил, над счетами поработаешь, а сам шашни завел. Живо отвечай, где ты раскопал эту беспутную тварь?
Пока супруга Ху Хао неистовствовала, девушка успела незаметно уйти в картину.
— Мэйсян, сюда! — позвала хозяйка служанку. — Живо разыщи эту подлую тварь!
Ху Хао молчал.
«Ищите, ищите! — со злорадством думал он. — Можете хоть всю контору вверх дном перевернуть, все равно ничего не найдете!»
Не найдя девушки, женщина еще больше распалилась. Случайно подняв голову, она увидела на стене портрет красавицы, сорвала его, подожгла от лампы и швырнула на пол. Глядя на разъяренную супругу, Ху Хао не осмеливался удержать ее.
Искры и пепел от горящей картины, закружившись по полу, стали приближаться к ногам женщины. Боясь, как бы не загорелось платье, она отступила назад. Но пепел взметнулся кверху и попал ей в рот. Женщина вскрикнула и упала навзничь...
Ху Хао засуетился, приказал служанке приподнять госпожу, сам влил ей в рот немного отвара, и она постепенно пришла в себя. После этого он поднял жену и усадил на стул.
— Хорошенькими делами ты тут занимаешься, старый дурень, — вновь принялась она браниться. — Зови служанок, пусть отведут меня в спальню...
Проспав до полуночи, госпожа Чжан вдруг почувствовала себя дурно. Через некоторое время она осунулась, глаза ее потускнели, груди набухли, заметно стал расти живот.
Она забеременела... Ху Хао очень обрадовался. И только две вещи не давали ему покоя. Во-первых, он сожалел, что жена сожгла чудесную картину и он теперь уже не сможет встречаться со святой девой. И, во-вторых, он не знал, как рассчитаться с даосом, если тот надумает выкупить картину.
Между тем время летело быстро. Минул положенный срок, приближались роды. Однажды Ху Хао воскурил благовония в родовом храме и только собирался дать обет перед алтарем, как за воротами послышался шум.
— Пришел даос, который приносил в заклад картину, — доложил ему слуга.
У Ху Хао тревожно забилось сердце. Но ничего не поделаешь, пришлось выйти к даосу.
— Наставник, со дня нашей первой встречи прошел уже почти год, и, надо же, вы появляетесь как раз в тот час, когда моя жена должна рожать. А роды у нее, как назло, трудные, и меня это беспокоит.
— Я знал, — в ответ хихикнул даос, — что вашей супруге придется нелегко, и потому прихватил лекарство.
С этими словами он вынул из плетеной корзины тыкву-горлянку, вытряхнул из нее красную пилюлю и, подавая Ху Хао, велел отнести роженице.
Ху Хао с благодарностью принял лекарство и пригласил наставника пообедать.
— Нынче у вас в доме хватает хлопот, не смею мешать, — вежливо отказался даос. — Зайду вас поздравить в другой раз!
Он простился и ушел, даже не упомянув о картине...
А Ху Хао, как и велел даос, дал жене выпить пилюлю, и она благополучно родила девочку, которую супруги нарекли Юнъэр.
Стремительно летит время: не успели супруги оглянуться, как девочке исполнилось семь лет. Она росла стройной, белолицей, черноволосой, с ясными глазами и белыми ровными зубками — прямо фея-небожительница. Родители лелеяли и берегли ее, как драгоценную жемчужину. Ху Хао нанял для дочери учителя, который обучал ее чтению и письму. Звали его Чэнь Шань. Это был высокообразованный человек, честный и правдивый, и все в доме его уважали.
На этом прервем пока наш рассказ о Юнъэр и расскажем о евнухе Лэе. В день исчезновения молодой жены евнух Лэй разослал повсюду людей на ее розыски, однако никаких следов пропавшей обнаружить, разумеется, не удалось. Опасаясь недовольства Чжан Луаня, он стал задабривать его подарками, которые тот принимал, как должное.
Следует добавить, что, в угоду первому министру Дин Вэю, он старался держаться в стороне от наследника престола и поэтому не имел возможности похлопотать перед ним о Чжан Луане. Однако, помня пророческие слова девы-оборотня, тот не очень об этом беспокоился, надеясь в будущем непременно выдвинуться без посторонней помощи. Продолжая беспечно жить в саду Прекрасного пейзажа, он часто бродил по окрестностям столицы в надежде повстречать Святую тетушку и дожидаясь, пока в семье Ху Хао родится дочь.
Между тем время не стояло на месте. В первый год правления под девизом Прекрасные добродетели преставился император Чжэнь-цзун, а на престол под именем Жэнь-цзуна вступил его наследник. Он поручил евнуху Лэю сооружение гробницы для умершего государя. Однако, как выяснилось, тот выбрал для нее неблагоприятное место, о чем академик Ван Цзэнхэ не преминул тотчас же донести Жэнь-цзуну, заодно сообщив о неблаговидных делах, творимых евнухом и первым министром Дин Вэйем как во дворце, так и вне его. Разгневанный император повелел сослать Дин Вэя в отдаленный округ советником при войске, а евнуха Лэя казнить и имущество его конфисковать. Таким образом, сад Прекрасного пейзажа тоже отошел в казну. Опасаясь, как бы не оказаться замешанным в деле евнуха, Чжан Луань, долго живший в этом саду, постарался заранее скрыться и добраться до округа Пучжоу провинции Шаньдун[2]. Было это в четвертом месяце. Там уже долгое время стояла засуха, и по всем уездам были вывешены объявления, приглашавшие даосов помолиться о дожде. Однако все эти моления не имели успеха. Но вот стали поговаривать, будто в уезде Бопин какая-то даоска устроила алтарь и ей удалось вызвать дождь.
«Конечно же, это Святая тетушка!» — решил Чжан Луань и отправился в Бопин.
Поистине:
Если хотите знать, что произошло с Чжан Луанем и встретился ли он со Святой тетушкой, прочтите следующую главу.
Когда урожай погибает от засухи,
все мысли — о капле воды,
Некогда даже мечтать о застолье
в пору такой беды.
Глава семнадцатая
Чжан Луань в уезде Бопин устраивает моление о ниспослании дождя. Цзо Чу перед алтарем Пяти драконов состязается в искусстве магии
Как поздней весной, когда время сажать
рисовую рассаду,
Тысячи глаз устремляются в небо —
только бы не было града! —
Так жаждут люди, чтоб в Поднебесной
мудрый сановник правил,
Чтоб он от голода спас народ,
страну от бедствий избавил.
Итак, услышав о дожде в уезде Бопин, Чжан Луань решил, что его вызвала Святая тетушка, и, не мешкая, поспешил туда. На городских воротах действительно висело объявление, а под ним на скамеечке сидел старик. Мимо ворот взад и вперед сновал народ, однако возле объявления почти никто не останавливался. Подойдя поближе, Чжан Луань прочитал:
«Чуньюй Хоу, начальник уезда Бопин, извещает:Окончив читать, Чжан Луань поклонился старику и спросил:
В нашем уезде уже давно нет дождей, поля выгорели.
Моления о дожде не принесли успеха. Если кто из проходящих умеет вызывать дождь, он будет принят с почетом, как учитель, независимо от своего звания и сословия. Когда выпадет дождь, он получит в награду тысячу связок монет и щедрое угощение.
О чем и оповещаем».
— Давно ли в вашем уезде не было дождя?
Необычайный вид даоса подействовал на старика, он поспешно встал и поклонился:
— С одиннадцатого месяца прошлого года. Всего шесть месяцев!
— А я слышал, что какая-то даоска недавно вымолила дождь! — воскликнул Чжан Луань. — Верно ли это? И где она сейчас?
Старик развел руками и процедил сквозь зубы:
— Сбежала куда-то, как и все другие.
— Почему же? — улыбнулся Чжан Луань.
Старик начал рассказывать:
— Даоску эту звали Си, а сама она себя называла Святой Девой. Явилась она сюда с десятком учеников — мужчин и женщин. Говорит, умею, мол, вызывать ветер и дождь. Начальник уезда, конечно, принял ее, как подобает. Тогда она потребовала, чтобы в десяти ли к северу от города насыпали высокий холм и возвели на нем алтарь Пяти драконов. Затем она сотворила фигуры драконов пяти цветов — синего, красного, розового, белого и черного, и расставила их возле алтаря. А после потребовала угощения, иначе, говорит, молиться не буду. Начальник уезда и на это согласился. Потом велела, чтобы ей со всей округи доставили гороскопы беременных женщин.
Просмотрела, значит, она все гороскопы, определила, что одна из беременных женщин и есть мать Демона засухи, и велела доставить ее к алтарю. Сама уселась на возвышении, а ученикам приказала бить в гонги и барабаны, брызгать на женщину водой и читать над ней заклинания. Словом, довела бедную до того, что та упала в обморок. Тогда женщину раздели догола, положили на дверную створку, а руки, ноги и волосы погрузили в пять тазов с водой. Один из учеников даоски распустил волосы, оперся на меч и поставил ногу на живот женщины, а сам обратился лицом к северу и начал бормотать непонятные слова. Остальные при этом били черепицу, размахивали флагами и что есть мочи кричали. Так они бесновались целый день, довели роженицу чуть ли не до смерти, а на небе — ни облачка. Наконец, с заходом солнца все разошлись. А даоска заявила, что царь драконов, видимо, отбыл из дворца, потому, мол, и нет дождя. Но, дескать, уж завтра дождь будет непременно! Беременную женщину велела отпустить, а за срам, который той пришлось претерпеть, начальник уезда дал ее мужу три связки монет. На следующий день она нашла уже другую мать Демона засухи и вновь велела доставить ее к алтарю. Но тут уж народ возмутился. Возле алтаря собралась толпа, все стали громко кричать, швырять в колдунью черепицей и кирпичами, грозить ей смертью. Даоска испугалась и поспешила сбежать вместе со всей своей братией. Начальник уезда не стал их преследовать, а вывесил новое объявление. А чтобы люди его не сорвали, мне как старосте ближайшей деревни и приходится здесь караулить.
— Вот оно что! — рассмеялся Чжан Луань. — Зато мне, чтобы вызвать дождь, не потребуется и минуты!
Он хотел было снять объявление, но старик забеспокоился:
— Чем вы докажете, что обладаете такими способностями? А может, вы хвастаетесь, а потом сбежите, как та «святая»?
— Сколько вам нужно дождя? — спросил Чжан Луань. — Может, мне и не стоит стараться ради пустяка?
— Не больше трех чи, — отвечал старик.
— А я-то думал, что вы попросите излить на ваши поля все моря и реки! — улыбнулся Чжан Луань. — Вот на это потребовалось бы время. А брызнуть несколько капель мне не составит труда!
Старик повел Чжан Луаня в уездный ямынь. Их сопровождали толпы людей, обрадованных мыслью, что наконец-то прольется дождь.
Надо сказать, что в уезде было несколько буддийских и даосских монастырей, где монахи, каждый согласно своему ритуалу, молились о дожде: одни читали сутры, другие — заклинания. Сам начальник уезда каждое утро воскуривал благовония в храме Покровителя города[1], но все оказывалось бесполезным. Поистине, как не растеряться при таких обстоятельствах!
Вот и в этот день, возвратившись из храма, Чуньюй Хоу намеревался было прилечь отдохнуть, как в приемном зале зашумели, у ворот ударили в барабан. Начальник уезда вскочил с постели и, как был, без шапки и без пояса, поспешил в приемный зал. Привратник доложил ему:
— Пришел какой-то даос, а с ним толпа народу.
Чуньюй Хоу приказал всем выйти и дожидаться за воротами, а даоса пригласил во внутренний зал. Чжан Луань вошел, поставил корзину и почтительно поклонился.
— Позвольте узнать ваше имя и из каких краев к нам пожаловали? — обратился к нему начальник уезда.