Страница:
Однако Косой был далеко не простак и сделал вид, будто не слышит приказания. Надо сказать, что незадолго перед этим, служа у одного чиновника в Цзяньчжоу, он соблазнил хозяйскую служанку. Когда же хозяин узнал об этом, он избил его до полусмерти и выгнал. Тогда отец Косого, бывший некогда соседом повара здешнего храма, попросил того замолвить за сына словечко. Старик повар переговорил с настоятелем, и Косого оставили при храме. Но от своих пагубных пристрастий молодой даос не избавился и все так же не давал проходу хорошеньким девушкам. Стоит ли говорить, что сейчас он даже не шелохнулся, — взгляд его был словно прикован к маленькой бесовке, скромно сидевшей рядом с матерью.
Даос Цзя был занят своими мыслями и не заметил, что Косой с места не тронулся.
Вскоре старуха поднялась:
— Спасибо за угощение, а теперь пора отдыхать: время уже позднее.
Услышав эти слова, даос Цзя, который был не в силах оторвать взгляд от Мэйэр, воскликнул:
— Нет, нет! Прошу вас еще по чашечке...
Он торопливо схватил чайник, но тот был пуст — пользуясь тем, что все увлечены разговором, Хромой успел осушить его. Ничего не поделаешь — пришлось заканчивать пир.
Мать с детьми поднялись и еще раз поблагодарили за угощение. Даос ответил изысканным поклоном и только тут заметил стоявшего позади Косого.
— Ты зачем опять явился? — сердито спросил он.
— А я разве уходил? — ответил Косой.
Даос еще больше рассердился, но счел неудобным выказывать свой гнев при гостях. Приказав Косому убирать со стола, он обратился к старухе:
— Этот домик я выстроил своими руками нынешней весной. Он хоть и маленький, зато очень уютный. Дом предназначен для гостей, но в нем еще пока никто не жил — приезжие чаще останавливаются во флигелях возле трапезной. Я подумал о том, что барышне нужен покой, и потому осмелюсь предложить вам расположиться в нем.
— Вы так любезны! — обрадовалась старуха. — А нам даже нечем вас отблагодарить.
— В комнате наверху есть кровать, — продолжал между тем даос Цзя, — а здесь внизу — скамья. Так что устраивайтесь, как вам удобнее.
Затем, указав на маленькую боковую калитку во дворике, он добавил:
— Вот там моя спальня. Если вам что-нибудь понадобится, пусть старший брат меня позовет.
От такого внимания старуха даже ощутила неловкость:
— Прошу вас, не беспокойтесь. Завтра мы вас обязательно отблагодарим...
Даос вышел, но вскоре вернулся с лампой и заваренным чаем:
— Выпейте, пожалуйста, еще по чашечке и отдыхайте...
Мало того, он даже велел Косому принести из кельи старого даоса-наставника ночное судно на случай, если дорогим гостям приспичит среди ночи встать по нужде...
И все это время даос Цзя Чистый Ветер неотступно следил за каждым шагом Косого и ушел только тогда, когда тот покинул дом.
— Что-то не нравится мне заботливость этого даоса! — сказала старуха, когда Цзя Чистый Ветер ушел. — Если завтра с утра не будет снега, уйдем, несмотря на гололед. От людей, ушедших из семьи, можно ожидать чего угодно!
— А мне думается, нам стоит здесь пожить пару деньков, пока не установится погода, — возразил Хромой. — А то выйдем в пургу, заплутаем, да и вернемся назад — потом стыда не оберешься. Вы как хотите, а я останусь и буду вас здесь ждать.
— Я вижу, брат, тебе здесь понравилось, — насмешливо заметила Мэйэр.
— Я всю дорогу только и делаю, что догоняю вас, совсем из сил выбился, — раздраженно ответил Хромой. — Что за удовольствие — тащиться в непогоду по здешним разбитым дорогам. Я так считаю: можно идти — надо идти; нельзя — надо остановиться. А ты, сестрица, лучше бы помолчала: мне не хуже твоего известно, что не каждый день нас будут здесь угощать, как на новогоднем празднике, — просто даос Цзя соскучился по новым людям.
— Хватит вам спорить, лучше укладывайтесь спать, а что делать завтра, я сама решу, — оборвала детей старуха.
Молодой лис, который был уже изрядно пьян, повалился на скамью и захрапел. А старуха взяла лампу и поднялась с Мэйэр наверх.
Тем временем даос Цзя в своей комнате мечтал о Мэйэр.
«Какую прекрасную девушку породило Небо! Согласись она стать моей женой — я бы все бросил и вернулся в мир... Если Небу будет угодно, чтобы она задержалась здесь хоть на пару деньков, то я уж своего непременно добьюсь. Женское сердце не камень — растает! А старуха и Хромой вряд ли будут помехой: мать — бедна, а сынок — выпивоха...»
Эти мысли не давали покоя даосу, и он до утра так и не сомкнул глаз.
Но самое интересное, что такие же мысли обуревали и Косого...
Поистине:
Глава шестая
Всю ночь не мог уснуть даос Цзя Чистый Ветер и, едва дождавшись, когда начало светать, потихоньку пробрался к домику, где заночевали гости. Цзя заглянул в него — в нижней комнате на скамье спокойно храпел Хромой, а наверху было совсем тихо. Пришлось возвращаться к себе и опять укладываться. Но сон не шел, и даос то и дело вскакивал и выглядывал во двор — словом, метался, как муравей на крышке кипящего котла. Прибежав на кухню, он позвал повара и велел ему готовить завтрак и греть воду для умывания, а Косому даос приказал зарезать и подать к столу единственного петуха, которого держали в храме вместо часов.
Косой сразу же догадался о намерениях наставника и исполнил все быстро и без возражений.
Увидев зарезанного петуха, старый повар, еще не успевший окончательно проснуться, рассеянно пробормотал:
— Ох, Амитоба! И зачем только живую тварь погубили? Кто же теперь нам будет возвещать рассвет?
— Незачем тебе рассвет возвещать, — засмеялся Косой. — Ты и так встаешь с петухами.
А в это время проснувшаяся старуха совещалась в верхней комнате с дочерью.
— Много дней прошло с тех пор, как мы ушли из дому, а прошли самую малость. И все из-за твоего братца. Отдать бы его в ученики к даосу, да и оставить здесь, а уж мы бы с тобой дальше двинулись. Может, удастся найти хорошего наставника, тогда и у нас будет место, где жить и куда вызвать братца.
Старуха позвала наверх сына и рассказала о своих планах. Хромой Цзо, пуще смерти не любивший ходить пешком, обрадовался, словно раб, получивший вольную.
В это время внизу послышался кашель.
— Тетушка, вы уже встали? Я сейчас прикажу принести вам воду для умывания.
Старуха узнала голос даоса Цзя и ответила:
— Не утруждайте себя, мой сын сам принесет.
Хромой стал спускаться вниз, но на лестнице столкнулся с Косым, который уже нес воду. Хромой взял у него кувшин и отнес наверх. После того как мать с дочерью наспех умылись и причесались, к ним поднялся сам даос Цзя.
Даос поклонился старухе и осведомился:
— Как спалось, тетушка?
— Хорошо, премного вам благодарны, — отвечала старуха.
При первом же взгляде на Мэйэр даос затрепетал: свежая и отдохнувшая после сна, она казалась ему небесной феей из грота Персикового источника[1], юной красавицей из Небесного дворца. Даос ощутил досаду, что не может тут же овладеть красавицей. С трудом себя сдерживая, он обратился к старухе:
— Позвольте узнать ваш почтенный возраст, тетушка, а также возраст барышни?
— Мне уже шестьдесят, — отвечала старуха, — а дочке недавно исполнилось девятнадцать.
— Стало быть, она родилась, когда вам было сорок два года?
— Точно так, — подтвердила старуха.
— А сколько лет вашему сыну? — продолжал расспрашивать даос. — И почему он хромает?
— Ему двадцать три года, ногу он повредил еще в детстве, упал во время игры. А сейчас и сам не может быстро ходить, и нас задерживает.
— Это верно, ходить трудно — особенно по снегу, — согласился даос. — Вон вчера его сколько навалило! Пока растает да земля просохнет, смотришь, дней пять пройдет, не меньше. А если брату тяжело сейчас идти, поживите пока у нас, отдохните.
— Я хотела бы кое о чем вас попросить, но не знаю, как начать, — замялась старуха.
— Если что нужно, говорите прямо, — подбодрил ее даос.
— Мой покойный муж некогда был даосом одной с вами школы, хотя, конечно, и не таким ученым, как вы, — начала старуха. — Так что и сын имеет некоторое отношение к даосскому учению. В прошлом году один знающий гадатель предсказал, что ему суждено уйти из мира и стать учеником даосского наставника. Я тогда не в силах была с ним расстаться, да и наставника не было, а вот сейчас, увидев вашу доброту, с радостью бы отдала его вам в услужение. Вот только не знаю, согласитесь ли вы принять его?
Даосу Цзя, все время ломавшему голову над тем, как соблазнить юную красавицу, подобное предложение пришлось как нельзя кстати.
— Ну что вы, я охотно приму его. Только и у меня есть к вам просьба. В раннем детстве я потерял родителей, других родственников у меня нет, наставлять и поучать меня некому. Вот если бы вы позволили мне поклониться вам, как приемной матери...
— Да разве я достойна такой чести?! — запротестовала старуха.
Но даос продолжал упрашивать, и она уступила. С тех пор Хромой стал называть даоса «наставником», а даос старуху — «матушкой».
Затем даос церемонно поклонился Мэйэр и сказал:
— Отныне мы с вами брат и сестра.
Между тем Косой сварил петуха, разделил его, положил в две чашки и вместе с несколькими овощными блюдами расставил их на столе в нижней комнате. Даос Цзя и его новые родственники спустились вниз и заняли места за столом в том же порядке, что и накануне. Только Хромой, как ученик даоса, уступил своему учителю место повыше[2].
— Из-за этого снегопада никак не выбраться в лавку, — извиняющимся тоном начал даос, когда все уселись. — Вот, зарезали только петуха. Надеюсь, вы, матушка, и вы, сестрица, не откажетесь отведать петушатины.
И, выбрав в чашке куски получше, он преподнес их старухе и Мэйэр.
— Мы с дочкой едим лишь постное, — сказала старуха. — Скоромное потребляет только мой сын. Простите, не ожидала от вас такой заботы и не предупредила заранее.
— Странно! — удивился даос. — Молодая девушка, а ест только постное!
— Так уж она приучена с детства.
— А если выйдет замуж да попадет в чужую семью, — продолжал даос, — туго ей придется.
— Какое там замужество! — воскликнула старуха. — О замужестве ей остается только мечтать! Ведь она у меня монахиня, хотя и не постриженная.
«И здесь перст судьбы», — подумал даос, а вслух сказал.
— Уход в монастырь — дело хорошее, но годится оно больше для девушек некрасивых, которым трудно выйти замуж. У меня есть тетка — настоятельница в монастыре Чистоты и праведности. Матушка, сестрица, если вы действительно хотите покинуть мир суеты и познать истинное даосское учение, отправляйтесь прямо к ней. Отсюда недалеко — всего сорок ли. Да и братцу, пожелай он повидаться с вами, далеко ходить не придется.
— Это хорошо, — согласилась старуха. — Но прежде нам с Мэйэр необходимо побывать на горе Хуашань и воскурить благовония Святому владыке. Вот вернемся оттуда, тогда и решим...
Доброта даоса тронула старуху, и она больше не торопилась уходить.
Тем временем даос Цзя подарил Хромому свой поношенный даосский халат, отвел для него келью рядом со своей и позвал плотника, дабы тот, под присмотром Хромого, вставил в ней оконную раму и сбил из досок нехитрый лежак. Ближе к вечеру Цзя сам приготовил чай и фрукты и пригласил приемную мать и сестру к себе в келью.
Когда завязался разговор, даос улучил момент и многозначительно подмигнул молоденькой лисе. Та ответила ему едва заметной улыбкой, от которой бедный даос еще больше воспылал. А спустя час они уже тайком касались друг друга и перемигивались, давая понять, что их чувства взаимны. При этом даос чувствовал себя как голодная цапля со сломанной ногой, которая, стоя на берегу, видит резвящуюся в воде рыбку, но поймать ее не может...
Так прошло три дня. Наконец небо просветлело, погода улучшилась, и старуха собралась уходить. Однако даос так настойчиво уговаривал ее остаться еще хоть на денек, что ей пришлось уступить.
В келью Цзя вернулся совершенно расстроенный: оставался всего один день, а ему так и не удалось осуществить надуманное... Он метался по келье и кусал себе ногти, как вдруг его осенило. Вытащив из сундука два куска тонкого зеленого шелка, даос побежал к старухе:
— Матушка, завтра вы уйдете, и неизвестно, когда вернетесь, позвольте же подарить вам по куску шелка. Я уже послал за швеями, завтра они вам сошьют платья, а послезавтра уйдете.
— Мне совестно принимать от вас подарки! — воскликнула польщенная старуха и велела Мэйэр кланяться и благодарить.
Даос послал Косого в деревню за швеями, и тот безропотно повиновался.
Надо сказать, что намерения Косого ничем не отличались от намерений его наставника, и, видя промашки Цзя, он решил сам попытать счастья и добиться благосклонности красавицы.
Как только Косой привел портних, Цзя Чистый Ветер снова побежал к старухе:
— Простите, матушка, я не знаю размера вашего платья. К тому же наши деревенские портнихи так неискусны: им только дай волю — потом не возрадуешься. Не присмотрите ли за ними?
Проводив старуху к портнихам, даос тут же поспешил обратно в домик. Пользуясь тем, что Мэйэр одна, он обнял девушку и воскликнул:
— Дорогая сестрица, я так тебя люблю! Пожалей же меня!..
— Что вы, что вы! — испугалась Мэйэр. — Разве можно средь бела дня?! А если матушка ненароком явится?
— Матушка сейчас занята портнихами, самый подходящий момент, — горячо убеждал даос. — Надеюсь, сестрица не откажет своему братцу?..
С этими словами даос Цзя наклонился к Мэйэр, намереваясь ее поцеловать, но девушка отстранилась:
— Дорогой брат, поверь, я тоже не бесчувственна. Но почему ты так спешишь? Не лучше ли подождать ночи? Обещаю, как только матушка уснет, я спущусь вниз, и мы встретимся.
Даос упал перед девушкой на колени, отвесил земной поклон и воскликнул:
— Только окажи мне такую милость, и я вовек этого не забуду!
Тут разговор был прерван появлением послушника:
— Наставник Цзя! Ваша почтенная матушка просит нитки.
— Иду, иду! — отозвался даос и обернулся к Мэйэр. — Смотри же, сестрица, не забудь о нашем уговоре!
Уходя в свою келью за нитками, даос не мог и предполагать, что в это время Косой находится в верхней комнате. А между тем тот поднялся наверх, чтобы вынести ночную вазу, как вдруг услышал голоса наставника и девушки и решил подслушать их разговор. Жаль только, слова сливались и ничего не было слышно, зато воображение во всех подробностях рисовало ему любовную сцену. Поэтому, едва даос вышел, Косой бросился в комнату и, обняв Мэйэр, зашептал:
— Я знаю, что ты здесь делала с моим учителем! Если не хочешь, чтоб я тебя выдал, не сопротивляйся. Вспомни, кто тебя с ним познакомил, когда вы были в колодезном павильоне? Так отблагодари же меня за это!..
Мэйэр была девушкой находчивой и, сдвинув брови, сказала:
— Хорошо, но сначала опусти руки, а то как бы и тебя кто-нибудь не увидел.
— Куда прикажешь приходить? — спросил Косой, отпустив ее.
— Только что твой наставник добивался меня, и я пообещала в полночь прийти к нему в келью, — сказала Мэйэр. — Так вот, как только он вечером уйдет к себе, приходи сюда и жди меня на этой скамье. Я сначала спущусь к тебе, а уж потом пойду к нему.
— Если ты выполнишь обещание, то спасешь мне жизнь! — сказал Косой и, поклонившись, вышел.
А Мэйэр только посмеивалась про себя: погодите же, приятная у вас будет сегодня ночка.
Между тем, покончив дела с портнихами, старуха позвала сына и стала ему наказывать:
— Смотри же, сынок, будь прилежен и хорошенько учись. А мы с Мэйэр завтра утром уйдем. Как только найдем подходящее местечко, тотчас же пришлем за тобой. Вином не увлекайся, иначе все станут тебя презирать, да и мне, старой, будет стыдно за такого сына.
К вечеру швеи закончили работу, и даос отпустил их, а сам пошел в комнату к старухе.
— Матушка, — обратился он к ней, — давайте завтра утром в последний раз вместе позавтракаем, а уж потом вы пойдете.
— Премного вам благодарна, — поклонилась старуха. — Когда-нибудь я обязательно вас отблагодарю.
Помня об уговоре с Мэйэр, даос Цзя весь день был весел и оживлен. Вернувшись после ужина в келью, он разогрел чайник с вином и, изрядно выпив, решил немного вздремнуть, чтобы набраться сил для предстоящей встречи.
А в это время Косой, покончив со своими дневными делами, отдыхал во дворике под банановым деревом. Увидев, что даос Цзя заперся у себя в келье, он подождал, пока старуха с дочерью поднимутся к себе, потихоньку пробрался в нижнюю комнату и прилег на скамью. Ждать пришлось долго, и он не заметил, как уснул.
Между тем даос Цзя проснулся у себя в келье и никак не мог сообразить, который теперь час. Боясь опоздать на свидание, он поспешно оделся, пересек на цыпочках дворик и, осторожно пробравшись в домик, стал в кромешной тьме шарить руками по скамье. Услышав легкое посапывание, он подумал: «Ишь, не терпится чертовке, даже раньше меня явилась...» И, скинув сандалии, даос повалился на скамью. Разбуженный им Косой решил, что это дочь старухи, и мысленно возликовал. В следующее мгновение они крепко обнялись и слились устами. Только тут даос Цзя почуял неладное и шепотом спросил:
— Ты кто?
Узнав голос наставника, Косой сокрушенно ответил:
— Это я, учитель...
Оба были крайне раздосадованы и смущены. «Каким образом этот Цзя оказался здесь?» — «Видно, этот мерзавец подслушал наш разговор и решил расстроить мне хорошенькое дельце!»
Стараясь не шуметь, они молча разошлись по своим кельям.
Утром, когда все поднялись, даос Цзя стал потихоньку посмеиваться, глядя на Косого. Посмеивался про себя и Косой, глядя на даоса. Но больше всех веселилась Мэйэр, глядя на них обоих.
Потерпев неудачу, даос Цзя все же не оставлял надежды добиться своего после возвращения Мэйэр с горы Хуашань и сейчас, завтракая вместе со старухой и красоткой дочерью, делал вид, будто ничего не произошло.
Отправляясь в путь, мать и дочь нарядились в новые платья.
Цзя и Хромой проводили путниц за ворота. Здесь старуха еще раз поблагодарила даоса за гостеприимство.
— На обратном пути, матушка, непременно проведайте братца Хромого, — попросил даос. — А я завтра же напишу тетке в монастырь Чистоты и праведности, чтобы она, если вы того пожелаете, приняла вас. Ручаюсь, что более спокойного места, чем тамошнее, вам не найти. — И затем, обращаясь к Мэйэр, добавил: — А вы, сестрица, берегите себя. А придет время, мы свидимся.
На глазах даоса показались слезы. Глядя на него, взгрустнулось и Мэйэр.
Итак, дорогой читатель, оставим на время Цзо Чу, ставшего даосом в храме князя Гуаня, что стоит у подножья гор Ворота мечей, а сами последуем за старухой и ее дочерью, направившимися к заставе Цзяньгэ. Теперь, когда с ними не было Хромого, они шли намного быстрее и вскоре безо всяких приключений добрались до местности Юнсин. Близился вечер. Вдалеке виднелся лес.
— Вот доберемся до того леса и заночуем, — сказала старуха, — а оттуда уже недалеко и до Западного пика.
Но не успели они сделать и нескольких шагов, как вдруг налетел черный смерч такой силы, что ни глаз нельзя было открыть, ни на ногах устоять. Когда смерч так же внезапно исчез, впереди на дороге появились два вооруженных молодца. Один из них поклонился старухе и промолвил:
— Небесная царица повелела нам пригласить Святую тетушку к ней на аудиенцию.
— Что за небесная царица? — удивилась старуха.
— Танская государыня У Цзэтянь[3], — отвечал богатырь.
— Да как такое может быть? Ведь государыня У Цзэтянь уже давно покинула этот мир. К тому же я с нею никогда не была знакома...
— Государыня нынче живет в здешних местах, и судьба ее связана с судьбою Святой тетушки, — объяснил молодец. — Ваша встреча предопределена самой судьбой, и потому мы просим вас следовать за нами. А там сами узнаете, в чем дело.
Старуха немного струхнула, но молодцы уже встали по бокам, и ей пришлось подчиниться.
Тронулись в путь, и старухе тотчас почудилось, будто ее ноги оторвались от земли, а сама она летит. Не прошло и мгновения, как они очутились в незнакомом месте. Кругом высились могучие деревья, обвитые лианами. Их вершины упирались в ночные небеса, в густых кронах завывал пронзительный ветер.
Пролетев две мемориальные арки[4], они оказались перед просторным залом. Молодцы исчезли, их сменили две дворцовые служанки с фонарями, обтянутыми пурпурным шелком.
— Государыня уже давно ждет вас, — сказала одна из служанок. — Мы вас к ней проводим.
Старуха последовала за служанками во внутренние покои. При ее приближении поднялся жемчужный занавес, и взору старухи открылся просторный покой, ярко освещенный свечами и фонариками. В центре зала на возвышении, по обеим сторонам которого цепочкой выстроились женщины-чиновницы в шелковых шапочках и пурпурных одеяниях, восседала небесная царица.
— Кланяйся! — услышала старуха.
Старуха поклонилась. Небесная царица сделала ей знак подняться и пригласила сесть.
— Не смею сидеть в присутствии небожительницы! — стала отказываться старуха.
— Наша встреча не случайна, и церемонии сейчас ни к чему, — сказала небесная царица. — Нам нужно поговорить о судьбе. Разговор будет долгим, а стоя разговаривать неудобно.
Царица подала знак, и старуху тотчас же посадили на парчовый стул.
— Позвольте узнать, государыня, благодаря чему я, невежественная женщина, удостоилась чести быть приглашенной к вам?
— Вы не должны причислять себя к людям, — строго сказала царица. — Вы — человек только среди лисьего племени; а вот меня считают лисой среди настоящих людей. Помню, когда я читала доклад Ло Биньвана[5], у меня от ужаса сжималось сердце, и мне, как человеку, было стыдно перед вами, лисами...
Небесная царица немного помолчала, а затем прочитала стихи:
Царица вздохнула, немного помолчала, а затем продолжила:
— Ло Биньван стал бессмертным, а мои останки через сто лет после смерти подверглись поруганию во время мятежа Хуан Чао[7]. Мою могилу разрыли, ограбили, забрали все украшения. Я испытываю стыд оттого, что предстала перед вами в таком жалком одеянии!
Только сейчас старуха обратила внимание на то, что волосы царицы стянуты простым узлом, платье без пояса, украшений нет.
— И вы, владея чудодейственной силой, так и не отомстили злодею Хуан Чао за его святотатство?! — удивилась старуха.
— Когда Небу угодно кого-нибудь убить, оно посылает на землю владыку демонов Мара[8], — сказала небесная царица. — Я жила в начале династии Тан, а Хуан Чао — в конце ее. Когда я стояла у власти, никто и не помышлял поднять на меня руку. Но что может сделать против могучего врага оставшаяся в одиночестве слабая женщина?!
Даос Цзя был занят своими мыслями и не заметил, что Косой с места не тронулся.
Вскоре старуха поднялась:
— Спасибо за угощение, а теперь пора отдыхать: время уже позднее.
Услышав эти слова, даос Цзя, который был не в силах оторвать взгляд от Мэйэр, воскликнул:
— Нет, нет! Прошу вас еще по чашечке...
Он торопливо схватил чайник, но тот был пуст — пользуясь тем, что все увлечены разговором, Хромой успел осушить его. Ничего не поделаешь — пришлось заканчивать пир.
Мать с детьми поднялись и еще раз поблагодарили за угощение. Даос ответил изысканным поклоном и только тут заметил стоявшего позади Косого.
— Ты зачем опять явился? — сердито спросил он.
— А я разве уходил? — ответил Косой.
Даос еще больше рассердился, но счел неудобным выказывать свой гнев при гостях. Приказав Косому убирать со стола, он обратился к старухе:
— Этот домик я выстроил своими руками нынешней весной. Он хоть и маленький, зато очень уютный. Дом предназначен для гостей, но в нем еще пока никто не жил — приезжие чаще останавливаются во флигелях возле трапезной. Я подумал о том, что барышне нужен покой, и потому осмелюсь предложить вам расположиться в нем.
— Вы так любезны! — обрадовалась старуха. — А нам даже нечем вас отблагодарить.
— В комнате наверху есть кровать, — продолжал между тем даос Цзя, — а здесь внизу — скамья. Так что устраивайтесь, как вам удобнее.
Затем, указав на маленькую боковую калитку во дворике, он добавил:
— Вот там моя спальня. Если вам что-нибудь понадобится, пусть старший брат меня позовет.
От такого внимания старуха даже ощутила неловкость:
— Прошу вас, не беспокойтесь. Завтра мы вас обязательно отблагодарим...
Даос вышел, но вскоре вернулся с лампой и заваренным чаем:
— Выпейте, пожалуйста, еще по чашечке и отдыхайте...
Мало того, он даже велел Косому принести из кельи старого даоса-наставника ночное судно на случай, если дорогим гостям приспичит среди ночи встать по нужде...
И все это время даос Цзя Чистый Ветер неотступно следил за каждым шагом Косого и ушел только тогда, когда тот покинул дом.
— Что-то не нравится мне заботливость этого даоса! — сказала старуха, когда Цзя Чистый Ветер ушел. — Если завтра с утра не будет снега, уйдем, несмотря на гололед. От людей, ушедших из семьи, можно ожидать чего угодно!
— А мне думается, нам стоит здесь пожить пару деньков, пока не установится погода, — возразил Хромой. — А то выйдем в пургу, заплутаем, да и вернемся назад — потом стыда не оберешься. Вы как хотите, а я останусь и буду вас здесь ждать.
— Я вижу, брат, тебе здесь понравилось, — насмешливо заметила Мэйэр.
— Я всю дорогу только и делаю, что догоняю вас, совсем из сил выбился, — раздраженно ответил Хромой. — Что за удовольствие — тащиться в непогоду по здешним разбитым дорогам. Я так считаю: можно идти — надо идти; нельзя — надо остановиться. А ты, сестрица, лучше бы помолчала: мне не хуже твоего известно, что не каждый день нас будут здесь угощать, как на новогоднем празднике, — просто даос Цзя соскучился по новым людям.
— Хватит вам спорить, лучше укладывайтесь спать, а что делать завтра, я сама решу, — оборвала детей старуха.
Молодой лис, который был уже изрядно пьян, повалился на скамью и захрапел. А старуха взяла лампу и поднялась с Мэйэр наверх.
Тем временем даос Цзя в своей комнате мечтал о Мэйэр.
«Какую прекрасную девушку породило Небо! Согласись она стать моей женой — я бы все бросил и вернулся в мир... Если Небу будет угодно, чтобы она задержалась здесь хоть на пару деньков, то я уж своего непременно добьюсь. Женское сердце не камень — растает! А старуха и Хромой вряд ли будут помехой: мать — бедна, а сынок — выпивоха...»
Эти мысли не давали покоя даосу, и он до утра так и не сомкнул глаз.
Но самое интересное, что такие же мысли обуревали и Косого...
Поистине:
Если хотите знать, что произошло с даосами и лисами-оборотнями дальше, прочтите следующую главу.
Помутился разум даоса-монаха:
Бурным радостям «тучи с дождем»
готов отдаться без страха.
За наставником следом и служка блудливый
тоже возжаждал любовных утех,
как жеребец похотливый.
Глава шестая
Юная лиса-оборотень ловко обманывает даоса. Святая тетушка встречается во сне с царицей демонов
Вред любострастья известен давно,
но люди слепы и глухи:
В пламени похоти гибнут они,
спаленные страстным жаром.
С теми, кто, словно мечом, отсекут
пороки одним ударом, —
Может лишь Будда великий сравниться
или небесные духи?!
Всю ночь не мог уснуть даос Цзя Чистый Ветер и, едва дождавшись, когда начало светать, потихоньку пробрался к домику, где заночевали гости. Цзя заглянул в него — в нижней комнате на скамье спокойно храпел Хромой, а наверху было совсем тихо. Пришлось возвращаться к себе и опять укладываться. Но сон не шел, и даос то и дело вскакивал и выглядывал во двор — словом, метался, как муравей на крышке кипящего котла. Прибежав на кухню, он позвал повара и велел ему готовить завтрак и греть воду для умывания, а Косому даос приказал зарезать и подать к столу единственного петуха, которого держали в храме вместо часов.
Косой сразу же догадался о намерениях наставника и исполнил все быстро и без возражений.
Увидев зарезанного петуха, старый повар, еще не успевший окончательно проснуться, рассеянно пробормотал:
— Ох, Амитоба! И зачем только живую тварь погубили? Кто же теперь нам будет возвещать рассвет?
— Незачем тебе рассвет возвещать, — засмеялся Косой. — Ты и так встаешь с петухами.
А в это время проснувшаяся старуха совещалась в верхней комнате с дочерью.
— Много дней прошло с тех пор, как мы ушли из дому, а прошли самую малость. И все из-за твоего братца. Отдать бы его в ученики к даосу, да и оставить здесь, а уж мы бы с тобой дальше двинулись. Может, удастся найти хорошего наставника, тогда и у нас будет место, где жить и куда вызвать братца.
Старуха позвала наверх сына и рассказала о своих планах. Хромой Цзо, пуще смерти не любивший ходить пешком, обрадовался, словно раб, получивший вольную.
В это время внизу послышался кашель.
— Тетушка, вы уже встали? Я сейчас прикажу принести вам воду для умывания.
Старуха узнала голос даоса Цзя и ответила:
— Не утруждайте себя, мой сын сам принесет.
Хромой стал спускаться вниз, но на лестнице столкнулся с Косым, который уже нес воду. Хромой взял у него кувшин и отнес наверх. После того как мать с дочерью наспех умылись и причесались, к ним поднялся сам даос Цзя.
Даос поклонился старухе и осведомился:
— Как спалось, тетушка?
— Хорошо, премного вам благодарны, — отвечала старуха.
При первом же взгляде на Мэйэр даос затрепетал: свежая и отдохнувшая после сна, она казалась ему небесной феей из грота Персикового источника[1], юной красавицей из Небесного дворца. Даос ощутил досаду, что не может тут же овладеть красавицей. С трудом себя сдерживая, он обратился к старухе:
— Позвольте узнать ваш почтенный возраст, тетушка, а также возраст барышни?
— Мне уже шестьдесят, — отвечала старуха, — а дочке недавно исполнилось девятнадцать.
— Стало быть, она родилась, когда вам было сорок два года?
— Точно так, — подтвердила старуха.
— А сколько лет вашему сыну? — продолжал расспрашивать даос. — И почему он хромает?
— Ему двадцать три года, ногу он повредил еще в детстве, упал во время игры. А сейчас и сам не может быстро ходить, и нас задерживает.
— Это верно, ходить трудно — особенно по снегу, — согласился даос. — Вон вчера его сколько навалило! Пока растает да земля просохнет, смотришь, дней пять пройдет, не меньше. А если брату тяжело сейчас идти, поживите пока у нас, отдохните.
— Я хотела бы кое о чем вас попросить, но не знаю, как начать, — замялась старуха.
— Если что нужно, говорите прямо, — подбодрил ее даос.
— Мой покойный муж некогда был даосом одной с вами школы, хотя, конечно, и не таким ученым, как вы, — начала старуха. — Так что и сын имеет некоторое отношение к даосскому учению. В прошлом году один знающий гадатель предсказал, что ему суждено уйти из мира и стать учеником даосского наставника. Я тогда не в силах была с ним расстаться, да и наставника не было, а вот сейчас, увидев вашу доброту, с радостью бы отдала его вам в услужение. Вот только не знаю, согласитесь ли вы принять его?
Даосу Цзя, все время ломавшему голову над тем, как соблазнить юную красавицу, подобное предложение пришлось как нельзя кстати.
— Ну что вы, я охотно приму его. Только и у меня есть к вам просьба. В раннем детстве я потерял родителей, других родственников у меня нет, наставлять и поучать меня некому. Вот если бы вы позволили мне поклониться вам, как приемной матери...
— Да разве я достойна такой чести?! — запротестовала старуха.
Но даос продолжал упрашивать, и она уступила. С тех пор Хромой стал называть даоса «наставником», а даос старуху — «матушкой».
Затем даос церемонно поклонился Мэйэр и сказал:
— Отныне мы с вами брат и сестра.
Между тем Косой сварил петуха, разделил его, положил в две чашки и вместе с несколькими овощными блюдами расставил их на столе в нижней комнате. Даос Цзя и его новые родственники спустились вниз и заняли места за столом в том же порядке, что и накануне. Только Хромой, как ученик даоса, уступил своему учителю место повыше[2].
— Из-за этого снегопада никак не выбраться в лавку, — извиняющимся тоном начал даос, когда все уселись. — Вот, зарезали только петуха. Надеюсь, вы, матушка, и вы, сестрица, не откажетесь отведать петушатины.
И, выбрав в чашке куски получше, он преподнес их старухе и Мэйэр.
— Мы с дочкой едим лишь постное, — сказала старуха. — Скоромное потребляет только мой сын. Простите, не ожидала от вас такой заботы и не предупредила заранее.
— Странно! — удивился даос. — Молодая девушка, а ест только постное!
— Так уж она приучена с детства.
— А если выйдет замуж да попадет в чужую семью, — продолжал даос, — туго ей придется.
— Какое там замужество! — воскликнула старуха. — О замужестве ей остается только мечтать! Ведь она у меня монахиня, хотя и не постриженная.
«И здесь перст судьбы», — подумал даос, а вслух сказал.
— Уход в монастырь — дело хорошее, но годится оно больше для девушек некрасивых, которым трудно выйти замуж. У меня есть тетка — настоятельница в монастыре Чистоты и праведности. Матушка, сестрица, если вы действительно хотите покинуть мир суеты и познать истинное даосское учение, отправляйтесь прямо к ней. Отсюда недалеко — всего сорок ли. Да и братцу, пожелай он повидаться с вами, далеко ходить не придется.
— Это хорошо, — согласилась старуха. — Но прежде нам с Мэйэр необходимо побывать на горе Хуашань и воскурить благовония Святому владыке. Вот вернемся оттуда, тогда и решим...
Доброта даоса тронула старуху, и она больше не торопилась уходить.
Тем временем даос Цзя подарил Хромому свой поношенный даосский халат, отвел для него келью рядом со своей и позвал плотника, дабы тот, под присмотром Хромого, вставил в ней оконную раму и сбил из досок нехитрый лежак. Ближе к вечеру Цзя сам приготовил чай и фрукты и пригласил приемную мать и сестру к себе в келью.
Когда завязался разговор, даос улучил момент и многозначительно подмигнул молоденькой лисе. Та ответила ему едва заметной улыбкой, от которой бедный даос еще больше воспылал. А спустя час они уже тайком касались друг друга и перемигивались, давая понять, что их чувства взаимны. При этом даос чувствовал себя как голодная цапля со сломанной ногой, которая, стоя на берегу, видит резвящуюся в воде рыбку, но поймать ее не может...
Так прошло три дня. Наконец небо просветлело, погода улучшилась, и старуха собралась уходить. Однако даос так настойчиво уговаривал ее остаться еще хоть на денек, что ей пришлось уступить.
В келью Цзя вернулся совершенно расстроенный: оставался всего один день, а ему так и не удалось осуществить надуманное... Он метался по келье и кусал себе ногти, как вдруг его осенило. Вытащив из сундука два куска тонкого зеленого шелка, даос побежал к старухе:
— Матушка, завтра вы уйдете, и неизвестно, когда вернетесь, позвольте же подарить вам по куску шелка. Я уже послал за швеями, завтра они вам сошьют платья, а послезавтра уйдете.
— Мне совестно принимать от вас подарки! — воскликнула польщенная старуха и велела Мэйэр кланяться и благодарить.
Даос послал Косого в деревню за швеями, и тот безропотно повиновался.
Надо сказать, что намерения Косого ничем не отличались от намерений его наставника, и, видя промашки Цзя, он решил сам попытать счастья и добиться благосклонности красавицы.
Как только Косой привел портних, Цзя Чистый Ветер снова побежал к старухе:
— Простите, матушка, я не знаю размера вашего платья. К тому же наши деревенские портнихи так неискусны: им только дай волю — потом не возрадуешься. Не присмотрите ли за ними?
Проводив старуху к портнихам, даос тут же поспешил обратно в домик. Пользуясь тем, что Мэйэр одна, он обнял девушку и воскликнул:
— Дорогая сестрица, я так тебя люблю! Пожалей же меня!..
— Что вы, что вы! — испугалась Мэйэр. — Разве можно средь бела дня?! А если матушка ненароком явится?
— Матушка сейчас занята портнихами, самый подходящий момент, — горячо убеждал даос. — Надеюсь, сестрица не откажет своему братцу?..
С этими словами даос Цзя наклонился к Мэйэр, намереваясь ее поцеловать, но девушка отстранилась:
— Дорогой брат, поверь, я тоже не бесчувственна. Но почему ты так спешишь? Не лучше ли подождать ночи? Обещаю, как только матушка уснет, я спущусь вниз, и мы встретимся.
Даос упал перед девушкой на колени, отвесил земной поклон и воскликнул:
— Только окажи мне такую милость, и я вовек этого не забуду!
Тут разговор был прерван появлением послушника:
— Наставник Цзя! Ваша почтенная матушка просит нитки.
— Иду, иду! — отозвался даос и обернулся к Мэйэр. — Смотри же, сестрица, не забудь о нашем уговоре!
Уходя в свою келью за нитками, даос не мог и предполагать, что в это время Косой находится в верхней комнате. А между тем тот поднялся наверх, чтобы вынести ночную вазу, как вдруг услышал голоса наставника и девушки и решил подслушать их разговор. Жаль только, слова сливались и ничего не было слышно, зато воображение во всех подробностях рисовало ему любовную сцену. Поэтому, едва даос вышел, Косой бросился в комнату и, обняв Мэйэр, зашептал:
— Я знаю, что ты здесь делала с моим учителем! Если не хочешь, чтоб я тебя выдал, не сопротивляйся. Вспомни, кто тебя с ним познакомил, когда вы были в колодезном павильоне? Так отблагодари же меня за это!..
Мэйэр была девушкой находчивой и, сдвинув брови, сказала:
— Хорошо, но сначала опусти руки, а то как бы и тебя кто-нибудь не увидел.
— Куда прикажешь приходить? — спросил Косой, отпустив ее.
— Только что твой наставник добивался меня, и я пообещала в полночь прийти к нему в келью, — сказала Мэйэр. — Так вот, как только он вечером уйдет к себе, приходи сюда и жди меня на этой скамье. Я сначала спущусь к тебе, а уж потом пойду к нему.
— Если ты выполнишь обещание, то спасешь мне жизнь! — сказал Косой и, поклонившись, вышел.
А Мэйэр только посмеивалась про себя: погодите же, приятная у вас будет сегодня ночка.
Между тем, покончив дела с портнихами, старуха позвала сына и стала ему наказывать:
— Смотри же, сынок, будь прилежен и хорошенько учись. А мы с Мэйэр завтра утром уйдем. Как только найдем подходящее местечко, тотчас же пришлем за тобой. Вином не увлекайся, иначе все станут тебя презирать, да и мне, старой, будет стыдно за такого сына.
К вечеру швеи закончили работу, и даос отпустил их, а сам пошел в комнату к старухе.
— Матушка, — обратился он к ней, — давайте завтра утром в последний раз вместе позавтракаем, а уж потом вы пойдете.
— Премного вам благодарна, — поклонилась старуха. — Когда-нибудь я обязательно вас отблагодарю.
Помня об уговоре с Мэйэр, даос Цзя весь день был весел и оживлен. Вернувшись после ужина в келью, он разогрел чайник с вином и, изрядно выпив, решил немного вздремнуть, чтобы набраться сил для предстоящей встречи.
А в это время Косой, покончив со своими дневными делами, отдыхал во дворике под банановым деревом. Увидев, что даос Цзя заперся у себя в келье, он подождал, пока старуха с дочерью поднимутся к себе, потихоньку пробрался в нижнюю комнату и прилег на скамью. Ждать пришлось долго, и он не заметил, как уснул.
Между тем даос Цзя проснулся у себя в келье и никак не мог сообразить, который теперь час. Боясь опоздать на свидание, он поспешно оделся, пересек на цыпочках дворик и, осторожно пробравшись в домик, стал в кромешной тьме шарить руками по скамье. Услышав легкое посапывание, он подумал: «Ишь, не терпится чертовке, даже раньше меня явилась...» И, скинув сандалии, даос повалился на скамью. Разбуженный им Косой решил, что это дочь старухи, и мысленно возликовал. В следующее мгновение они крепко обнялись и слились устами. Только тут даос Цзя почуял неладное и шепотом спросил:
— Ты кто?
Узнав голос наставника, Косой сокрушенно ответил:
— Это я, учитель...
Оба были крайне раздосадованы и смущены. «Каким образом этот Цзя оказался здесь?» — «Видно, этот мерзавец подслушал наш разговор и решил расстроить мне хорошенькое дельце!»
Стараясь не шуметь, они молча разошлись по своим кельям.
Утром, когда все поднялись, даос Цзя стал потихоньку посмеиваться, глядя на Косого. Посмеивался про себя и Косой, глядя на даоса. Но больше всех веселилась Мэйэр, глядя на них обоих.
Потерпев неудачу, даос Цзя все же не оставлял надежды добиться своего после возвращения Мэйэр с горы Хуашань и сейчас, завтракая вместе со старухой и красоткой дочерью, делал вид, будто ничего не произошло.
Отправляясь в путь, мать и дочь нарядились в новые платья.
Цзя и Хромой проводили путниц за ворота. Здесь старуха еще раз поблагодарила даоса за гостеприимство.
— На обратном пути, матушка, непременно проведайте братца Хромого, — попросил даос. — А я завтра же напишу тетке в монастырь Чистоты и праведности, чтобы она, если вы того пожелаете, приняла вас. Ручаюсь, что более спокойного места, чем тамошнее, вам не найти. — И затем, обращаясь к Мэйэр, добавил: — А вы, сестрица, берегите себя. А придет время, мы свидимся.
На глазах даоса показались слезы. Глядя на него, взгрустнулось и Мэйэр.
Итак, дорогой читатель, оставим на время Цзо Чу, ставшего даосом в храме князя Гуаня, что стоит у подножья гор Ворота мечей, а сами последуем за старухой и ее дочерью, направившимися к заставе Цзяньгэ. Теперь, когда с ними не было Хромого, они шли намного быстрее и вскоре безо всяких приключений добрались до местности Юнсин. Близился вечер. Вдалеке виднелся лес.
— Вот доберемся до того леса и заночуем, — сказала старуха, — а оттуда уже недалеко и до Западного пика.
Но не успели они сделать и нескольких шагов, как вдруг налетел черный смерч такой силы, что ни глаз нельзя было открыть, ни на ногах устоять. Когда смерч так же внезапно исчез, впереди на дороге появились два вооруженных молодца. Один из них поклонился старухе и промолвил:
— Небесная царица повелела нам пригласить Святую тетушку к ней на аудиенцию.
— Что за небесная царица? — удивилась старуха.
— Танская государыня У Цзэтянь[3], — отвечал богатырь.
— Да как такое может быть? Ведь государыня У Цзэтянь уже давно покинула этот мир. К тому же я с нею никогда не была знакома...
— Государыня нынче живет в здешних местах, и судьба ее связана с судьбою Святой тетушки, — объяснил молодец. — Ваша встреча предопределена самой судьбой, и потому мы просим вас следовать за нами. А там сами узнаете, в чем дело.
Старуха немного струхнула, но молодцы уже встали по бокам, и ей пришлось подчиниться.
Тронулись в путь, и старухе тотчас почудилось, будто ее ноги оторвались от земли, а сама она летит. Не прошло и мгновения, как они очутились в незнакомом месте. Кругом высились могучие деревья, обвитые лианами. Их вершины упирались в ночные небеса, в густых кронах завывал пронзительный ветер.
Пролетев две мемориальные арки[4], они оказались перед просторным залом. Молодцы исчезли, их сменили две дворцовые служанки с фонарями, обтянутыми пурпурным шелком.
— Государыня уже давно ждет вас, — сказала одна из служанок. — Мы вас к ней проводим.
Старуха последовала за служанками во внутренние покои. При ее приближении поднялся жемчужный занавес, и взору старухи открылся просторный покой, ярко освещенный свечами и фонариками. В центре зала на возвышении, по обеим сторонам которого цепочкой выстроились женщины-чиновницы в шелковых шапочках и пурпурных одеяниях, восседала небесная царица.
— Кланяйся! — услышала старуха.
Старуха поклонилась. Небесная царица сделала ей знак подняться и пригласила сесть.
— Не смею сидеть в присутствии небожительницы! — стала отказываться старуха.
— Наша встреча не случайна, и церемонии сейчас ни к чему, — сказала небесная царица. — Нам нужно поговорить о судьбе. Разговор будет долгим, а стоя разговаривать неудобно.
Царица подала знак, и старуху тотчас же посадили на парчовый стул.
— Позвольте узнать, государыня, благодаря чему я, невежественная женщина, удостоилась чести быть приглашенной к вам?
— Вы не должны причислять себя к людям, — строго сказала царица. — Вы — человек только среди лисьего племени; а вот меня считают лисой среди настоящих людей. Помню, когда я читала доклад Ло Биньвана[5], у меня от ужаса сжималось сердце, и мне, как человеку, было стыдно перед вами, лисами...
Небесная царица немного помолчала, а затем прочитала стихи:
— Мне тогда очень нравились стихи Ло Биньвана. И когда я услышала, что его взяли в плен и казнили, у меня не хватило духа пойти взглянуть на его тело. Но позже я узнала, что ему удалось избежать казни и уйти в монахи. Вот так нерадивые чиновники вводят в заблуждение императорский двор! А несведущие люди после этого меня же осуждают за жестокость! Где же справедливость?!
Поистине я —
ста цветов царица[6],
И среди женщин
я императрица.
Судьба моя —
воссесть на трон дракона,
Хоть красотой
с лисой мне не сравниться.
Когда в стране
искривлены законы,
То мужам праведным
нет места возле трона.
И даже в зеркало
боюсь я поглядеться —
Тоска и стыд
мое стесняют сердце.
Царица вздохнула, немного помолчала, а затем продолжила:
— Ло Биньван стал бессмертным, а мои останки через сто лет после смерти подверглись поруганию во время мятежа Хуан Чао[7]. Мою могилу разрыли, ограбили, забрали все украшения. Я испытываю стыд оттого, что предстала перед вами в таком жалком одеянии!
Только сейчас старуха обратила внимание на то, что волосы царицы стянуты простым узлом, платье без пояса, украшений нет.
— И вы, владея чудодейственной силой, так и не отомстили злодею Хуан Чао за его святотатство?! — удивилась старуха.
— Когда Небу угодно кого-нибудь убить, оно посылает на землю владыку демонов Мара[8], — сказала небесная царица. — Я жила в начале династии Тан, а Хуан Чао — в конце ее. Когда я стояла у власти, никто и не помышлял поднять на меня руку. Но что может сделать против могучего врага оставшаяся в одиночестве слабая женщина?!