Страница:
Охотники оставили свое снаряжение и добычу сопровождавшим их, но не участвовавшим в охоте односельчанам, а сами бросились за барсуками.
Между тем преследуемая охотниками стая барсуков рассыпалась по полю. Чжао И наметил себе самого крупного самца и гнал его без передышки почти три ли. И вдруг барсук исчез. Не желая столь легко отказываться от добычи, охотник взбежал на холмик и, оглядев кругом местность, увидел зверя на склоне впереди лежащей горы: барсук рыскал в разные стороны, выискивая хоть какую-нибудь расселину или нору, где можно было бы спрятаться.
Чжао И снова пустился в погоню, обогнул несколько холмов, но барсука и след простыл. Зато он увидел большеротого оленя, пощипывавшего траву на склоне горы. Олень тоже заметил человека и пустился бежать.
«Барсука я уже упустил, — сказал себе Чжао И, — и если не добуду оленя, не избежать позора».
Торопливо сняв куртку, он обвязал ее вокруг бедер и помчался вперед по склону. Однако и олень исчез.
Охотник в нерешительности остановился. От долгого бега во рту пересохло. Откуда-то доносилось журчание ручья, однако поблизости удалось найти лишь несколько лужиц с мутной водой. В поисках воды Чжао И прошел еще около ли, как вдруг случайно наткнулся на вытекавший из горной расселины ручеек. Вода в нем была так чиста и прозрачна, что были видны все камешки на дне. Положив трезубец, охотник зачерпнул в пригоршню воды и напился. Затем взглянул на небо: уже смеркалось, пора было возвращаться назад.
Происходило все это в восьмой день девятого месяца, и потому, едва зашло солнце, на небе сразу появился ясный полумесяц.
То ободряясь, то падая духом, Чжао И пустился в обратный путь. Надо сказать, что, увлеченный погоней, он не заметил, как пробежал более двадцати ли. Прошагав еще около двух ли, он вдруг заметил впереди себя при лунном свете какую-то движущуюся тень. Это была лиса: положив себе на голову какую-то кость, она беспрерывно кланялась луне.
«Вот те раз! — подумал Чжао И. — И правда, мне частенько приходилось слышать от людей, что лисы могут совершать превращения. Может, и эта тварь обладает такой способностью?! Однако потихоньку понаблюдаю, что будет дальше...»
Между тем лис закончил поклоны и в то же мгновение оборотился в молодого красавца мужчину — вылитый сюцай Ху Чу, с которым Чжао И довелось уже встретиться.
— Так вот ты кто! — воскликнул охотник, и его охватил гнев.
Бросив трезубец, он потихоньку снял лук, наложил стрелу, до отказа натянул тетиву и выстрелил.
— Вот тебе, получай!
Поистине: просто увернуться от видимого копья, но трудно уберечься от невидимой стрелы. Стрела попала лису в левую ляжку, и, взвыв от боли и уронив с головы кость, он снова принял свой первоначальный облик и пустился наутек.
Но Чжао И уже не стал его преследовать: во-первых, время было позднее, а во-вторых, он просто побоялся. Отвязав куртку, он надел ее, подобрал трезубец и торопливо продолжил свой путь.
Тем временем остальные охотники возвратились в деревню. Накупив вина и нажарив дичи, они уселись под навес из циновок и, не дожидаясь возвращения Чжао И, приступили к пиру.
— Что-то запаздывает наш Чжао Далан, — заметил один из охотников. — Видать, тяжела его добыча — нет силенок дотащить!
— Куда ему! — усомнился другой. — Сам знаешь: двуногому не всегда угнаться за четвероногим.
— Вот уж нет! — вступил третий. — Чжао И охотник умелый, удача ему редко изменяет.
— А мне сдается, что не он гоняется за барсуком, а барсук — за ним, — пошутил четвертый, — оттого и запаздывает...
— Поглядите! Поглядите! А не он ли это идет?.. — заметил вдруг кто-то из охотников, указывая рукой на появившегося вдали человека.
Охотники вышли из-под навеса и увидели Чжао И, возвращавшегося с пустыми руками.
— Что это вас так задержало? — спросили его охотники. — А мы задрали двух барсуков, пьем за охотничью удачу. Подсаживайтесь, здесь и ваша доля.
— Увы, барсука мне догнать не удалось, — сказал Чжао И. — Но зато я увидел нечто такое, что развеяло мое великое сомнение.
И он поведал приятелям, как стрелял в лиса-оборотня, кланявшегося луне.
— Ну, брат, да ведь это счастье, что вы избавили наши места от бед! — радовались охотники. — Выходит, теперь мы вас должны поздравлять...
Однако среди охотников нашлись и такие, кто не поверил рассказу Чжао И.
— Чжао Далан, — говорили они, — не смог догнать барсука, а теперь морочит нам голову небылицами о каком-то оборотне! Пока не увидим оборотня своими глазами — не поверим!
Правда, один пожилой охотник возразил:
— А почему не поверить? Чего только не бывает на свете?!
Тем временем охотники затащили Чжао И под навес, усадили, налили большую чашку вина, а затем каждый принялся рассказывать истории про лис-оборотней.
Когда очередь дошла до Чжао И, он сказал:
— Моя стрела попала лису в ляжку, и на земле, конечно, должны остаться следы крови. Хотите — завтра все вместе выйдем, по следам отыщем нору, перебьем всех лис, сколько бы их там ни было, сдерем с них шкуры и сошьем себе куртки на зиму?
— Согласны! — дружно подтвердили охотники. — Однако вот что: если ваш рассказ подтвердится, мы выставляем угощение; если же нет — придется вам раскошелиться.
Чжао И согласился. На этом ужин закончили, дичь поделили, и все разошлись по домам.
Дома Чжао И рассказал обо всем жене. Та хотя и поддакивала мужу, но в душе терзалась сомнениями.
Ночью Чжао И так и не сомкнул глаз и поднялся, едва рассвело. Услышав шелест листьев, доносившийся со двора, он подумал:
«Видно, ветер поднялся. Ведь сегодня первый день праздника Двойной девятки!»
Выглянув в окно, он увидел, что все небо затянуто черными дождевыми тучами, и заволновался уже всерьез:
«Погода испортилась, надо выходить, пока не пошел дождь. Пожалуй, позавтракаю, когда вернусь».
Торопливо умывшись и надев куртку, Чжао И побежал по соседям. Однако одни еще спали, другие еще не позавтракали. Приходилось ждать, пока поедят да умоются. А тут и ливень начался.
«Ничего, ничего, дождь скоро кончится», — уверял себя вначале Чжао И. Однако дождь не только не прекратился, но лил, не переставая, до самого вечера. И весь день Чжао И не находил себе места от досады, что нет у него длинного бамбукового шеста, чтобы разогнать тучи или, взобравшись на небо, укутать их непромокаемыми полотнищами, — свети, мол, солнышко, суши лужи.
Увидев, что муж расстроен и неохотно ужинает, жена решила приободрить его и подала на стол жареную дичь и две бутылки вина. Чжао И незаметно для себя самого захмелел и, как был одетым, повалился спать.
Проснулся он в четвертую стражу[7] и, не слыша шума дождя, решил, что погода прояснилась. Когда же в окне посветлело, Чжао И поднялся и выглянул во двор: небо все еще было сумрачным, но дождь действительно прекратился.
«Боюсь, эти лежебоки еще не проснулись, — подумал он, — торопиться незачем, можно, пожалуй, и позавтракать».
Он разбудил жену и велел ей приготовить завтрак, а сам тем временем умылся. Позавтракав, он вышел из дому — моросил все тот же мелкий дождик.
«Ничего, ничего, дождик не сильный, даже одежды не промочит, — успокоил себя Чжао И, — ждать не следует».
Однако, сделав несколько шагов, он убедился, что земля совсем раскисла. Пришлось возвращаться домой и надевать сандалии на непромокаемой вощеной подошве. Затем Чжао И забежал к одному соседу, к другому, к третьему — никто из них и не думал трогаться.
— Экая важность! — говорили они. — Стоит ли тащиться по грязи в такую даль! Если вы и впрямь подстрелили лиса, так он сейчас наверняка где-нибудь отлеживается да раны зализывает. Так что спешить нет смысла, можно пару деньков и переждать.
И вторую ночь Чжао И дурно спал. Погода установилась лишь на третий день.
«Ну, теперь-то им не отговориться», — решил он и стал с утра обегать приятелей и договариваться о часе выхода.
Когда же пришло время трогаться в путь, некоторые пожилые и видавшие виды охотники стали отказываться:
— Земля сырая, идти трудно. Идите уж вы, молодые.
— Ладно, на том и порешим, — заявили остальные.
В путь отправилось человек двадцать. Впереди всех, указывая дорогу, шел Чжао И. Долго кружили и петляли охотники, обшарили лес и множество горных склонов, однако кровавых следов, о которых говорил Чжао И, они не обнаружили — их смыл дождь. Чжао И попытался было растолковать это приятелям, но те его и слушать не хотели.
— Чтобы в таком густом лесу дождь все начисто смыл?! Ну, хорошо, допустим, следы смыты. А нора? Ведь она-то должна быть где-то поблизости...
Снова принялись за поиски, и вновь неудача! Наконец, охотники потеряли терпение:
— Тьфу! Целый день таскаемся, и все без толку! Пожалуй, пора и по домам. Ну, а с вас, как и уговорились, угощение...
Чжао И расстроился, но возразить было нечего — пришлось возвращаться в деревню.
— Все это выдумки Чжао И, — уверяли одни.
— Если в мире, как уверяют, и существуют лисы-оборотни, то тогда нашего Чжао Далана можно смело считать лгуном-оборотнем, — посмеивались другие.
Вот почему в народе до сих пор можно услышать выражения: «врет, как Чжао» или «лгун-оборотень Чжао».
По возвращении в деревню охотники собрались в доме Чжао И и потребовали угощения.
Делать нечего — Чжао И взял у жены кое-что из одежды, заложил у ростовщика и на вырученные монеты купил вина для охотников. Пришлось приглашать и тех пожилых охотников, которые отказались идти из-за дождя.
Перед тем как разойтись по домам, все условились, что, ежели будут спрашивать про лиса, дружно отвечать: лис-оборотень был.
Шутливый сговор и насмешки охотников так расстроили Чжао И, что он поклялся впредь никогда не упоминать о том, что когда-то стрелял в лису.
На этом наше повествование раздваивается, и сейчас речь пойдет о подстреленном лисе-оборотне, рожденном Белой лисой.
Эта старая лиса, его мать, владела искусством совершать превращения, за что и получила красивое прозвище — Святая тетушка. Жила она в большой пещере у подножья гор Гусиных ворот[8]. К востоку и западу от этой пещеры вздымались два таких высоких горных пика, что казалось, они упираются в небеса. Гуси, летящие весной на север, а осенью на юг, всегда пролетали между этими горами, как между воротами. Отсюда и название этих мест.
У Святой тетушки было двое детей — сын и дочь. Лиса звали Ху Чу, лису — Ху Мэйэр.
С давних времен все лисы, достигшие пятисотлетнего возраста, носили либо фамилию Бай, либо Кан; тысячелетние именовали себя Чжао или Чжаном, а Ху считалась общей фамилией для всего лисьего рода и означала просто «лиса».
В тот вечер Святая тетушка при лунном свете обучала дочь искусству изготовления пилюль бессмертия, как вдруг появился Ху Чу, стонущий и прихрамывающий на заднюю ногу. С трудом доковыляв до входа в пещеру, он рухнул на землю. Увидев торчавшую в его левой ноге стрелу, мать попробовала было ее вытащить. Но стрела слишком глубоко вонзилась в тело и никак не поддавалась. Молодой лис только визжал от боли.
— Потерпи, сынок, — Старая лиса закусила древко стрелы зубами и, упершись передними лапами в ногу сына, изо всех сил дернула. Стрела вышла, а молодой лис от страшной боли потерял сознание.
Дело в том, что стрела угодила лису прямо в сустав и повредила связки. К тому же после ранения молодому лису пришлось еще долго бежать, так что можно представить себе его положение!
Роняя слезы, Святая тетушка и ее дочь Мэйэр перенесли сына в пещеру и уложили на земляное ложе, где молодой лис через несколько часов и пришел в себя.
Зная о целебных свойствах некоторых трав, старая лиса решила приготовить из них отвар и промыть рану. Однако травы не помогли, и по прошествии двух дней молодой лис все еще продолжал оставаться на грани смерти.
И вот тут-то, в эту тяжелую годину, старая лиса вспомнила, что в городе Ичжоу живет знаменитый лекарь Янь, по прозванию Три Точки.
Этот лекарь мог своим искусством вернуть к жизни, казалось бы, самых безнадежных больных. «Выпрошу у него лекарство — и конец всем тревогам!» — решила Святая тётушка.
Повелев дочери присматривать за братом, старая лиса оборотилась старухой нищенкой и, взяв палку, отправилась в город.
Эта вылазка не только помогла старой лисе, но и повлекла за собой множество новых неприятностей.
Поистине:
Глава четвертая
А сейчас наш рассказ пойдет о знаменитом лекаре Янь Бэньжэне, потомке Янь Цзюньпина. Сей лекарь проживал и округе Ичжоу и проверял пульс больного иначе, нежели это делали другие лекари: он прикасался пальцами к трем известным ему точкам и сразу определял источник болезни. Затем прописывал лекарства, которые неизменно исцеляли больного, за что и получил в народе прозвище Янь Три Точки.
Некогда Янь Бэньжэнь числился лекарем придворной Лекарской палаты. Как-то в годы правления под девизом Светлая добродетель[2] его вызвали осмотреть занемогшую государеву фаворитку Ли Ченьфэй. Янь Бэньжэнь явился к больной, прощупал тремя пальцами ее пульс и ушел, так ничего и не сказав. Государь разгневался и уже хотел было его наказать, но, к счастью, за лекаря вступились придворные сановники. Им удалось убедить государя, что Янь Бэньжэнь лекарь не простой, учился у людей необыкновенных, а потому и лечит не так, как все прочие. Государь смилостивился, однако от дальнейших услуг лекаря все же отказался и отослал его на родину, в округ Ичжоу, где Янь Бэньжэнь продолжал заниматься лекарской практикой.
Пятого, пятнадцатого и двадцать пятого числа каждого месяца Янь Бэньжэнь бесплатно раздавал больным лекарства. В другие же дни хоть и взимал плату, но весьма скромную. Если же у посетителей денег не оказывалось, то и вовсе ничего не брал. Поэтому у ворот его дома всегда было людно, как на базаре.
Обладал Янь Бэньжэнь еще одним удивительным свойством. Обычный лекарь по пульсу судил лишь о болезни самого пациента, а Янь Три Точки вдобавок мог определить болезнь у близких и даже у дальних родственников пациентов. Даже гадателям по звездам и то не всегда удавались столь диковинные дела! Видно, знал он какие-то небесные секреты, но предпочитал помалкивать.
Как-то раз правитель округа Ичжоу схватил простуду и пригласил Янь Бэньжэня. Тот, как всегда, прощупал пульс и сказал:
— При вашей хвори лекарства не нужны. Лучше заварите покрепче чашечку люаньского чая и выпейте, пока он горячий. Ночью пропотеете, и к утру все как рукой снимет. И еще могу вас порадовать — скоро ваша супруга родит сына. А вот у супруги вашего старшего сына роды окончатся неблагополучно.
Правитель округа лишь посмеялся про себя: «Моя жена и в самом деле беременна. Лекарь наверняка услышал об этом в ямыне[3], а от себя решил добавить о рождении мальчика, дабы польстить мне, — словом, как говорится, добавил к готовому сочинению фразу. Что же до моей невестки, то она сейчас в Сянчжоу, в трех тысячах ли отсюда, и даже мне неизвестно, беременна ли она. Да и как можно предсказать судьбу жены по пульсу ее мужа. Вздор, да и только!»
Вечером правитель выпил чашку крепкого чая, и уже к утру вся хворь прошла. А вскоре после этого жена его действительно родила мальчика. Но и тут он решил, что это случайное совпадение. Когда же в десятом месяце от старшего сына пришло письмо, в котором тот сообщал, что двадцать седьмого числа восьмого месяца его жена умерла от преждевременных родов, правитель наконец проникся глубочайшим уважением к лекарю и стал почитать его как божество и называть Полусвятым. Молва об этом разлетелась по всей Поднебесной, и за Янь Бэньжэнем закрепилось новое прозвище.
А теперь вернемся к старой лисе, которая, приняв облик старухи нищенки, отправилась в путь. Добираясь до Ичжоу, она успела разузнать, что Янь Полусвятой живет неподалеку от Яблоневой башни. Вошла она в город как раз пятнадцатого числа, в день раздачи лекарств, но, как назло, в этот день правитель округа праздновал день своего рождения, и Полусвятой еще с утра отправился с коробами подношений в окружной ямынь поздравлять его.
Все, кто пришли за лекарствами, — а их набралось около сотни, — разбрелись, кто куда. Одни отправились прогуляться к Яблоневой башне, другие — поглазеть на сутолоку у окружного ямыня.
О башне следует рассказать особо. Во времена династии Тан генерал-губернатор Ли Хуэй построил ее для отдыха и развлечения чиновников. Вокруг башни были посажены яблони, пышно разросшиеся и цветущие и по сию пору. Каждый новый правитель округа, вступив в должность, первым делом решал непременно подновить башню и привести ее в порядок.
Старую лису не интересовали ни башни, ни ямынь, и потому она направилась прямо к дому Полусвятого. Его дом был окружен частоколом, за которым виднелась искусственная горка и росло несколько старых деревьев. Чуть подальше высилось строение, над входом, на особой доске, присланной лекарю правителем округа, было начертано: «Зал Полусвятого».
Святая тетушка обладала острым зрением и сразу заметила ее. Перейдя на противоположную сторону улицы, она остановилась под стрехой дома, оперлась на бамбуковую палку и стала ждать лекаря.
В полдень послышались крики:
— Едет! Едет!..
Посреди улицы, на белом коне, ехал Полусвятой, за ним шли мальчики-слуги с коробами, одни — с полными, другие — с пустыми; за мальчиками терпеливо следовали многочисленные посетители, жаждавшие исцеления. Однако сейчас их было меньше, чем утром, ибо многие, потеряв терпение, разошлись, так и не дождавшись лекаря.
У ворот дома Полусвятой сошел с коня и, не заходя во внутренние покои, поднялся прямо в приемный зал. Отталкивая друг друга, люди бросились к нему: одни протягивали руки, чтобы он пощупал пульс, другие спешили рассказать о больных, оставшихся дома. Полусвятой осматривал одного за другим больных и диктовал рецепты, а мальчики-слуги подавали нужные лекарства: кому — отвары, кому — пилюли, одним — внутреннее, другим — наружное. Слуги выполняли приказания споро, без заминки, поэтому на все это потребовалось менее двух часов.
Увидев, какое множество здесь людей, Святая тетушка не посмела лезть вперед. Она присела возле насыпной горки, решив немного подождать, и вскоре задремала. Когда она проснулась, все уже разошлись, а Полусвятой удалился во внутренние покои.
Старуха прислонилась к воротам и стала ждать, в надежде, что он снова выйдет. Между тем начинало смеркаться. Вскоре появился старый дворецкий с огромным замком в руках, чтобы запереть ворота. Старуха бросилась ему навстречу, почтительно приветствовала и пожелала всяческого счастья.
— Если ты за милостыней, то следовало приходить пораньше, — преградил ей путь дворецкий. — Люди уже спать укладываются, кто тебе сейчас чего даст?
Старуха залилась слезами.
— Я не нищая. Я пришла попросить снадобья у господина лекаря.
— И за лекарством надо приходить в положенное время, — наставлял ее дворецкий. — Наш господин весь день хлопотал и сейчас отдыхает. Станет он нарушать заведенный в доме порядок и выходить ради какой-то нищенки! Если даже я доложу ему, он меня отругает, и только.
— Я пришла сюда из Дэаня — путь далекий, потому и опоздала немного. Болезнь у меня очень необычная. Только господин великий лекарь может ее исцелить. Уж вы не откажите в милости, доложите. Ведь спасти человеку жизнь — большая заслуга, нежели построить пагоду в семь ярусов[4]. Доложите же господину лекарю, может, сжалится он надо мной и выйдет.
Старуха вцепилась в рукав дворецкого и, упав на колени, продолжала умолять. Дворецкий стал терять терпение:
— Ну что ты за бестолочь! Тебе же ясно сказали: у нас порядок, а ты свое! Какая бы ни была у тебя болезнь — за ночь не помрешь. Если бы к господину лекарю прибыл юнец от самого государя императора, то и он не стал бы ломиться ночью, подождал бы до утра!
С этими словами он высвободился от старухи и стал выталкивать ее за ворота. Но старуха так завопила, что, встревоженный криком, Янь Полусвятой послал мальчика-ученика разузнать, в чем дело.
Увидев мальчика, старуха бросилась к нему, но дворецкий оттащил ее со словами:
— Эта нищенка не поймешь кто: ни человек, ни бес! Ведь это надо же — явиться к нашему господину за лекарством в такое время! И ведь втолковывал ей: подожди до утра — не хочет! Просил уйти — шум подняла.
Тут и мальчик-ученик поддержал дворецкого:
— Ты кто такая и откуда явилась, что порядков не знаешь? Будь ты из наших постоянных больных, что хорошо платят за лечение, — еще куда ни шло. Или хоть знатной госпожой, или барышней, а то нищенка! Помрешь — одной старой каргой меньше станет! Сам господин правитель округа, наш повелитель, и тот присылает за лекарствами в положенное время. А ну, живо отсюда! Не то черкнет наш господин бумажку, да и отправят тебя в ямынь. А там уж с тобой церемониться не будут — не от хвори подохнешь, от побоев.
И, схватив старуху, мальчик поволок ее к воротам. Тут старуха принялась еще громче вопить, отбросила палку и повалилась на землю. Ее лицо пожелтело, руки и ноги безжизненно вытянулись. Видя такое дело, дворецкий тут же напустился на мальчика-ученика:
— Кто тебя просил вмешиваться, я сам с ней управился бы. Делал бы, что приказано, а то полез с бранью, стал толкать взашей больного человека. Вот иди теперь и сам докладывай господину, я ни при чем!
Ученик не на шутку испугался, но делать нечего: пришлось ему идти докладывать о случившемся Полусвятому.
В это время Янь Бэньжэнь как раз отдыхал в своей библиотеке. Выслушав ученика, он обеспокоился и вышел в зал. Дворецкому кое-как удалось привести в чувство старуху, но она еще неподвижно лежала на земле, бессмысленно тараща глаза.
Полусвятой велел дворецкому приподнять правую руку старухи.
Коснувшись тремя своими божественными пальцами пульса на правой руке старухи и нащупав затем пульс на левой ее руке, он воскликнул:
— Какой странный, какой необычный пульс!..
Затем Полусвятой вернулся в свой кабинет и велел кормилице привести старуху.
Кормилица пошла к старухе и сказала:
— Господин желает с тобой говорить.
При этих словах старуха, до сих пор неподвижно лежавшая на земле, вскочила и, подхватив палку, припустилась по залу, как заводная игрушка. Кормилица погналась было за ней — да куда там!
Глядя старухе вслед, дворецкий лишь головой качал:
— Ну и старуха! Ловко же она прикинулась. Надо же, так меня напугать!
Между тем Янь Полусвятой сидел во внутреннем зале при свете восковой свечи и ждал старуху. Когда та вошла, он удалил людей и, подозвав ее поближе, спросил:
— Ты где живешь?
— В округе Дэань, — отвечала старуха.
— Перестань меня обманывать, — строго сказал Полусвятой. — Я же вижу, облик у тебя человеческий, а пульс — звериный.
«Пожалуй, такого ученого и впрямь не обманешь!» — подумала про себя старуха и, убедившись, что, кроме них, в зале никого нет, опустилась на колени.
— Я не обманываю. Я действительно старая лиса, живу в пещере у подножья гор Гусиные ворота. Мне пришлось проделать большой путь, чтобы именно вы проверили мой пульс.
— Твой пульс я уже проверил, ты совершенно здорова, — сказал Полусвятой. — А явилась ты сюда ради своих детей.
Взволнованная старуха отвесила несколько земных поклонов и на коленях подползла к Яню.
— Вы поистине настоящий святой, а не Полусвятой! — промолвила она. — Верно, у меня действительно есть двое детей — сын и дочь. Недавно сына подстрелил охотник, и вот теперь он умирает...
И старуха подробно рассказала, какая страшная рана у ее сына.
— Рана сама по себе не страшна, — сказал Полусвятой. — Плохо только, что повреждены сухожилия и кость. Если даже рана заживет, боюсь, что твой сын на всю жизнь останется хромым...
— Пусть хоть ноги лишится — лишь бы сам жив остался! — вскричала старуха. — Как только рана заживет, я обязательно привезу его к вам поблагодарить за милость.
Между тем преследуемая охотниками стая барсуков рассыпалась по полю. Чжао И наметил себе самого крупного самца и гнал его без передышки почти три ли. И вдруг барсук исчез. Не желая столь легко отказываться от добычи, охотник взбежал на холмик и, оглядев кругом местность, увидел зверя на склоне впереди лежащей горы: барсук рыскал в разные стороны, выискивая хоть какую-нибудь расселину или нору, где можно было бы спрятаться.
Чжао И снова пустился в погоню, обогнул несколько холмов, но барсука и след простыл. Зато он увидел большеротого оленя, пощипывавшего траву на склоне горы. Олень тоже заметил человека и пустился бежать.
«Барсука я уже упустил, — сказал себе Чжао И, — и если не добуду оленя, не избежать позора».
Торопливо сняв куртку, он обвязал ее вокруг бедер и помчался вперед по склону. Однако и олень исчез.
Охотник в нерешительности остановился. От долгого бега во рту пересохло. Откуда-то доносилось журчание ручья, однако поблизости удалось найти лишь несколько лужиц с мутной водой. В поисках воды Чжао И прошел еще около ли, как вдруг случайно наткнулся на вытекавший из горной расселины ручеек. Вода в нем была так чиста и прозрачна, что были видны все камешки на дне. Положив трезубец, охотник зачерпнул в пригоршню воды и напился. Затем взглянул на небо: уже смеркалось, пора было возвращаться назад.
Происходило все это в восьмой день девятого месяца, и потому, едва зашло солнце, на небе сразу появился ясный полумесяц.
То ободряясь, то падая духом, Чжао И пустился в обратный путь. Надо сказать, что, увлеченный погоней, он не заметил, как пробежал более двадцати ли. Прошагав еще около двух ли, он вдруг заметил впереди себя при лунном свете какую-то движущуюся тень. Это была лиса: положив себе на голову какую-то кость, она беспрерывно кланялась луне.
«Вот те раз! — подумал Чжао И. — И правда, мне частенько приходилось слышать от людей, что лисы могут совершать превращения. Может, и эта тварь обладает такой способностью?! Однако потихоньку понаблюдаю, что будет дальше...»
Между тем лис закончил поклоны и в то же мгновение оборотился в молодого красавца мужчину — вылитый сюцай Ху Чу, с которым Чжао И довелось уже встретиться.
— Так вот ты кто! — воскликнул охотник, и его охватил гнев.
Бросив трезубец, он потихоньку снял лук, наложил стрелу, до отказа натянул тетиву и выстрелил.
— Вот тебе, получай!
Поистине: просто увернуться от видимого копья, но трудно уберечься от невидимой стрелы. Стрела попала лису в левую ляжку, и, взвыв от боли и уронив с головы кость, он снова принял свой первоначальный облик и пустился наутек.
Но Чжао И уже не стал его преследовать: во-первых, время было позднее, а во-вторых, он просто побоялся. Отвязав куртку, он надел ее, подобрал трезубец и торопливо продолжил свой путь.
Тем временем остальные охотники возвратились в деревню. Накупив вина и нажарив дичи, они уселись под навес из циновок и, не дожидаясь возвращения Чжао И, приступили к пиру.
— Что-то запаздывает наш Чжао Далан, — заметил один из охотников. — Видать, тяжела его добыча — нет силенок дотащить!
— Куда ему! — усомнился другой. — Сам знаешь: двуногому не всегда угнаться за четвероногим.
— Вот уж нет! — вступил третий. — Чжао И охотник умелый, удача ему редко изменяет.
— А мне сдается, что не он гоняется за барсуком, а барсук — за ним, — пошутил четвертый, — оттого и запаздывает...
— Поглядите! Поглядите! А не он ли это идет?.. — заметил вдруг кто-то из охотников, указывая рукой на появившегося вдали человека.
Охотники вышли из-под навеса и увидели Чжао И, возвращавшегося с пустыми руками.
— Что это вас так задержало? — спросили его охотники. — А мы задрали двух барсуков, пьем за охотничью удачу. Подсаживайтесь, здесь и ваша доля.
— Увы, барсука мне догнать не удалось, — сказал Чжао И. — Но зато я увидел нечто такое, что развеяло мое великое сомнение.
И он поведал приятелям, как стрелял в лиса-оборотня, кланявшегося луне.
— Ну, брат, да ведь это счастье, что вы избавили наши места от бед! — радовались охотники. — Выходит, теперь мы вас должны поздравлять...
Однако среди охотников нашлись и такие, кто не поверил рассказу Чжао И.
— Чжао Далан, — говорили они, — не смог догнать барсука, а теперь морочит нам голову небылицами о каком-то оборотне! Пока не увидим оборотня своими глазами — не поверим!
Правда, один пожилой охотник возразил:
— А почему не поверить? Чего только не бывает на свете?!
Тем временем охотники затащили Чжао И под навес, усадили, налили большую чашку вина, а затем каждый принялся рассказывать истории про лис-оборотней.
Когда очередь дошла до Чжао И, он сказал:
— Моя стрела попала лису в ляжку, и на земле, конечно, должны остаться следы крови. Хотите — завтра все вместе выйдем, по следам отыщем нору, перебьем всех лис, сколько бы их там ни было, сдерем с них шкуры и сошьем себе куртки на зиму?
— Согласны! — дружно подтвердили охотники. — Однако вот что: если ваш рассказ подтвердится, мы выставляем угощение; если же нет — придется вам раскошелиться.
Чжао И согласился. На этом ужин закончили, дичь поделили, и все разошлись по домам.
Дома Чжао И рассказал обо всем жене. Та хотя и поддакивала мужу, но в душе терзалась сомнениями.
Ночью Чжао И так и не сомкнул глаз и поднялся, едва рассвело. Услышав шелест листьев, доносившийся со двора, он подумал:
«Видно, ветер поднялся. Ведь сегодня первый день праздника Двойной девятки!»
Выглянув в окно, он увидел, что все небо затянуто черными дождевыми тучами, и заволновался уже всерьез:
«Погода испортилась, надо выходить, пока не пошел дождь. Пожалуй, позавтракаю, когда вернусь».
Торопливо умывшись и надев куртку, Чжао И побежал по соседям. Однако одни еще спали, другие еще не позавтракали. Приходилось ждать, пока поедят да умоются. А тут и ливень начался.
«Ничего, ничего, дождь скоро кончится», — уверял себя вначале Чжао И. Однако дождь не только не прекратился, но лил, не переставая, до самого вечера. И весь день Чжао И не находил себе места от досады, что нет у него длинного бамбукового шеста, чтобы разогнать тучи или, взобравшись на небо, укутать их непромокаемыми полотнищами, — свети, мол, солнышко, суши лужи.
Увидев, что муж расстроен и неохотно ужинает, жена решила приободрить его и подала на стол жареную дичь и две бутылки вина. Чжао И незаметно для себя самого захмелел и, как был одетым, повалился спать.
Проснулся он в четвертую стражу[7] и, не слыша шума дождя, решил, что погода прояснилась. Когда же в окне посветлело, Чжао И поднялся и выглянул во двор: небо все еще было сумрачным, но дождь действительно прекратился.
«Боюсь, эти лежебоки еще не проснулись, — подумал он, — торопиться незачем, можно, пожалуй, и позавтракать».
Он разбудил жену и велел ей приготовить завтрак, а сам тем временем умылся. Позавтракав, он вышел из дому — моросил все тот же мелкий дождик.
«Ничего, ничего, дождик не сильный, даже одежды не промочит, — успокоил себя Чжао И, — ждать не следует».
Однако, сделав несколько шагов, он убедился, что земля совсем раскисла. Пришлось возвращаться домой и надевать сандалии на непромокаемой вощеной подошве. Затем Чжао И забежал к одному соседу, к другому, к третьему — никто из них и не думал трогаться.
— Экая важность! — говорили они. — Стоит ли тащиться по грязи в такую даль! Если вы и впрямь подстрелили лиса, так он сейчас наверняка где-нибудь отлеживается да раны зализывает. Так что спешить нет смысла, можно пару деньков и переждать.
И вторую ночь Чжао И дурно спал. Погода установилась лишь на третий день.
«Ну, теперь-то им не отговориться», — решил он и стал с утра обегать приятелей и договариваться о часе выхода.
Когда же пришло время трогаться в путь, некоторые пожилые и видавшие виды охотники стали отказываться:
— Земля сырая, идти трудно. Идите уж вы, молодые.
— Ладно, на том и порешим, — заявили остальные.
В путь отправилось человек двадцать. Впереди всех, указывая дорогу, шел Чжао И. Долго кружили и петляли охотники, обшарили лес и множество горных склонов, однако кровавых следов, о которых говорил Чжао И, они не обнаружили — их смыл дождь. Чжао И попытался было растолковать это приятелям, но те его и слушать не хотели.
— Чтобы в таком густом лесу дождь все начисто смыл?! Ну, хорошо, допустим, следы смыты. А нора? Ведь она-то должна быть где-то поблизости...
Снова принялись за поиски, и вновь неудача! Наконец, охотники потеряли терпение:
— Тьфу! Целый день таскаемся, и все без толку! Пожалуй, пора и по домам. Ну, а с вас, как и уговорились, угощение...
Чжао И расстроился, но возразить было нечего — пришлось возвращаться в деревню.
— Все это выдумки Чжао И, — уверяли одни.
— Если в мире, как уверяют, и существуют лисы-оборотни, то тогда нашего Чжао Далана можно смело считать лгуном-оборотнем, — посмеивались другие.
Вот почему в народе до сих пор можно услышать выражения: «врет, как Чжао» или «лгун-оборотень Чжао».
По возвращении в деревню охотники собрались в доме Чжао И и потребовали угощения.
Делать нечего — Чжао И взял у жены кое-что из одежды, заложил у ростовщика и на вырученные монеты купил вина для охотников. Пришлось приглашать и тех пожилых охотников, которые отказались идти из-за дождя.
Перед тем как разойтись по домам, все условились, что, ежели будут спрашивать про лиса, дружно отвечать: лис-оборотень был.
Шутливый сговор и насмешки охотников так расстроили Чжао И, что он поклялся впредь никогда не упоминать о том, что когда-то стрелял в лису.
На этом наше повествование раздваивается, и сейчас речь пойдет о подстреленном лисе-оборотне, рожденном Белой лисой.
Эта старая лиса, его мать, владела искусством совершать превращения, за что и получила красивое прозвище — Святая тетушка. Жила она в большой пещере у подножья гор Гусиных ворот[8]. К востоку и западу от этой пещеры вздымались два таких высоких горных пика, что казалось, они упираются в небеса. Гуси, летящие весной на север, а осенью на юг, всегда пролетали между этими горами, как между воротами. Отсюда и название этих мест.
У Святой тетушки было двое детей — сын и дочь. Лиса звали Ху Чу, лису — Ху Мэйэр.
С давних времен все лисы, достигшие пятисотлетнего возраста, носили либо фамилию Бай, либо Кан; тысячелетние именовали себя Чжао или Чжаном, а Ху считалась общей фамилией для всего лисьего рода и означала просто «лиса».
В тот вечер Святая тетушка при лунном свете обучала дочь искусству изготовления пилюль бессмертия, как вдруг появился Ху Чу, стонущий и прихрамывающий на заднюю ногу. С трудом доковыляв до входа в пещеру, он рухнул на землю. Увидев торчавшую в его левой ноге стрелу, мать попробовала было ее вытащить. Но стрела слишком глубоко вонзилась в тело и никак не поддавалась. Молодой лис только визжал от боли.
— Потерпи, сынок, — Старая лиса закусила древко стрелы зубами и, упершись передними лапами в ногу сына, изо всех сил дернула. Стрела вышла, а молодой лис от страшной боли потерял сознание.
Дело в том, что стрела угодила лису прямо в сустав и повредила связки. К тому же после ранения молодому лису пришлось еще долго бежать, так что можно представить себе его положение!
Роняя слезы, Святая тетушка и ее дочь Мэйэр перенесли сына в пещеру и уложили на земляное ложе, где молодой лис через несколько часов и пришел в себя.
Зная о целебных свойствах некоторых трав, старая лиса решила приготовить из них отвар и промыть рану. Однако травы не помогли, и по прошествии двух дней молодой лис все еще продолжал оставаться на грани смерти.
И вот тут-то, в эту тяжелую годину, старая лиса вспомнила, что в городе Ичжоу живет знаменитый лекарь Янь, по прозванию Три Точки.
Этот лекарь мог своим искусством вернуть к жизни, казалось бы, самых безнадежных больных. «Выпрошу у него лекарство — и конец всем тревогам!» — решила Святая тётушка.
Повелев дочери присматривать за братом, старая лиса оборотилась старухой нищенкой и, взяв палку, отправилась в город.
Эта вылазка не только помогла старой лисе, но и повлекла за собой множество новых неприятностей.
Поистине:
Итак, если хотите узнать, какое лекарство дал старой лисе знаменитый лекарь Янь и помогло ли оно лису-оборотню, прочтите следующую главу.
С рождения воле Небес
подчиняется жизнь человека.
Коль не смертельна болезнь,
всегда отыщется лекарь.
Глава четвертая
Старая лиса учиняет скандал в доме Полусвятого. Великий лекарь тщательно проверяет пульс[1] в трех точках
С давних пор жила в нищете,
терпела голод и жажду,
Рада была, что дал ей рецепт
знатный лекарь однажды.
Всякий, кто хочет недуг исцелить
или взрастить добродетель,
Должен Полусвятого спросить —
он страждущих благодетель.
А сейчас наш рассказ пойдет о знаменитом лекаре Янь Бэньжэне, потомке Янь Цзюньпина. Сей лекарь проживал и округе Ичжоу и проверял пульс больного иначе, нежели это делали другие лекари: он прикасался пальцами к трем известным ему точкам и сразу определял источник болезни. Затем прописывал лекарства, которые неизменно исцеляли больного, за что и получил в народе прозвище Янь Три Точки.
Некогда Янь Бэньжэнь числился лекарем придворной Лекарской палаты. Как-то в годы правления под девизом Светлая добродетель[2] его вызвали осмотреть занемогшую государеву фаворитку Ли Ченьфэй. Янь Бэньжэнь явился к больной, прощупал тремя пальцами ее пульс и ушел, так ничего и не сказав. Государь разгневался и уже хотел было его наказать, но, к счастью, за лекаря вступились придворные сановники. Им удалось убедить государя, что Янь Бэньжэнь лекарь не простой, учился у людей необыкновенных, а потому и лечит не так, как все прочие. Государь смилостивился, однако от дальнейших услуг лекаря все же отказался и отослал его на родину, в округ Ичжоу, где Янь Бэньжэнь продолжал заниматься лекарской практикой.
Пятого, пятнадцатого и двадцать пятого числа каждого месяца Янь Бэньжэнь бесплатно раздавал больным лекарства. В другие же дни хоть и взимал плату, но весьма скромную. Если же у посетителей денег не оказывалось, то и вовсе ничего не брал. Поэтому у ворот его дома всегда было людно, как на базаре.
Обладал Янь Бэньжэнь еще одним удивительным свойством. Обычный лекарь по пульсу судил лишь о болезни самого пациента, а Янь Три Точки вдобавок мог определить болезнь у близких и даже у дальних родственников пациентов. Даже гадателям по звездам и то не всегда удавались столь диковинные дела! Видно, знал он какие-то небесные секреты, но предпочитал помалкивать.
Как-то раз правитель округа Ичжоу схватил простуду и пригласил Янь Бэньжэня. Тот, как всегда, прощупал пульс и сказал:
— При вашей хвори лекарства не нужны. Лучше заварите покрепче чашечку люаньского чая и выпейте, пока он горячий. Ночью пропотеете, и к утру все как рукой снимет. И еще могу вас порадовать — скоро ваша супруга родит сына. А вот у супруги вашего старшего сына роды окончатся неблагополучно.
Правитель округа лишь посмеялся про себя: «Моя жена и в самом деле беременна. Лекарь наверняка услышал об этом в ямыне[3], а от себя решил добавить о рождении мальчика, дабы польстить мне, — словом, как говорится, добавил к готовому сочинению фразу. Что же до моей невестки, то она сейчас в Сянчжоу, в трех тысячах ли отсюда, и даже мне неизвестно, беременна ли она. Да и как можно предсказать судьбу жены по пульсу ее мужа. Вздор, да и только!»
Вечером правитель выпил чашку крепкого чая, и уже к утру вся хворь прошла. А вскоре после этого жена его действительно родила мальчика. Но и тут он решил, что это случайное совпадение. Когда же в десятом месяце от старшего сына пришло письмо, в котором тот сообщал, что двадцать седьмого числа восьмого месяца его жена умерла от преждевременных родов, правитель наконец проникся глубочайшим уважением к лекарю и стал почитать его как божество и называть Полусвятым. Молва об этом разлетелась по всей Поднебесной, и за Янь Бэньжэнем закрепилось новое прозвище.
А теперь вернемся к старой лисе, которая, приняв облик старухи нищенки, отправилась в путь. Добираясь до Ичжоу, она успела разузнать, что Янь Полусвятой живет неподалеку от Яблоневой башни. Вошла она в город как раз пятнадцатого числа, в день раздачи лекарств, но, как назло, в этот день правитель округа праздновал день своего рождения, и Полусвятой еще с утра отправился с коробами подношений в окружной ямынь поздравлять его.
Все, кто пришли за лекарствами, — а их набралось около сотни, — разбрелись, кто куда. Одни отправились прогуляться к Яблоневой башне, другие — поглазеть на сутолоку у окружного ямыня.
О башне следует рассказать особо. Во времена династии Тан генерал-губернатор Ли Хуэй построил ее для отдыха и развлечения чиновников. Вокруг башни были посажены яблони, пышно разросшиеся и цветущие и по сию пору. Каждый новый правитель округа, вступив в должность, первым делом решал непременно подновить башню и привести ее в порядок.
Старую лису не интересовали ни башни, ни ямынь, и потому она направилась прямо к дому Полусвятого. Его дом был окружен частоколом, за которым виднелась искусственная горка и росло несколько старых деревьев. Чуть подальше высилось строение, над входом, на особой доске, присланной лекарю правителем округа, было начертано: «Зал Полусвятого».
Святая тетушка обладала острым зрением и сразу заметила ее. Перейдя на противоположную сторону улицы, она остановилась под стрехой дома, оперлась на бамбуковую палку и стала ждать лекаря.
В полдень послышались крики:
— Едет! Едет!..
Посреди улицы, на белом коне, ехал Полусвятой, за ним шли мальчики-слуги с коробами, одни — с полными, другие — с пустыми; за мальчиками терпеливо следовали многочисленные посетители, жаждавшие исцеления. Однако сейчас их было меньше, чем утром, ибо многие, потеряв терпение, разошлись, так и не дождавшись лекаря.
У ворот дома Полусвятой сошел с коня и, не заходя во внутренние покои, поднялся прямо в приемный зал. Отталкивая друг друга, люди бросились к нему: одни протягивали руки, чтобы он пощупал пульс, другие спешили рассказать о больных, оставшихся дома. Полусвятой осматривал одного за другим больных и диктовал рецепты, а мальчики-слуги подавали нужные лекарства: кому — отвары, кому — пилюли, одним — внутреннее, другим — наружное. Слуги выполняли приказания споро, без заминки, поэтому на все это потребовалось менее двух часов.
Увидев, какое множество здесь людей, Святая тетушка не посмела лезть вперед. Она присела возле насыпной горки, решив немного подождать, и вскоре задремала. Когда она проснулась, все уже разошлись, а Полусвятой удалился во внутренние покои.
Старуха прислонилась к воротам и стала ждать, в надежде, что он снова выйдет. Между тем начинало смеркаться. Вскоре появился старый дворецкий с огромным замком в руках, чтобы запереть ворота. Старуха бросилась ему навстречу, почтительно приветствовала и пожелала всяческого счастья.
— Если ты за милостыней, то следовало приходить пораньше, — преградил ей путь дворецкий. — Люди уже спать укладываются, кто тебе сейчас чего даст?
Старуха залилась слезами.
— Я не нищая. Я пришла попросить снадобья у господина лекаря.
— И за лекарством надо приходить в положенное время, — наставлял ее дворецкий. — Наш господин весь день хлопотал и сейчас отдыхает. Станет он нарушать заведенный в доме порядок и выходить ради какой-то нищенки! Если даже я доложу ему, он меня отругает, и только.
— Я пришла сюда из Дэаня — путь далекий, потому и опоздала немного. Болезнь у меня очень необычная. Только господин великий лекарь может ее исцелить. Уж вы не откажите в милости, доложите. Ведь спасти человеку жизнь — большая заслуга, нежели построить пагоду в семь ярусов[4]. Доложите же господину лекарю, может, сжалится он надо мной и выйдет.
Старуха вцепилась в рукав дворецкого и, упав на колени, продолжала умолять. Дворецкий стал терять терпение:
— Ну что ты за бестолочь! Тебе же ясно сказали: у нас порядок, а ты свое! Какая бы ни была у тебя болезнь — за ночь не помрешь. Если бы к господину лекарю прибыл юнец от самого государя императора, то и он не стал бы ломиться ночью, подождал бы до утра!
С этими словами он высвободился от старухи и стал выталкивать ее за ворота. Но старуха так завопила, что, встревоженный криком, Янь Полусвятой послал мальчика-ученика разузнать, в чем дело.
Увидев мальчика, старуха бросилась к нему, но дворецкий оттащил ее со словами:
— Эта нищенка не поймешь кто: ни человек, ни бес! Ведь это надо же — явиться к нашему господину за лекарством в такое время! И ведь втолковывал ей: подожди до утра — не хочет! Просил уйти — шум подняла.
Тут и мальчик-ученик поддержал дворецкого:
— Ты кто такая и откуда явилась, что порядков не знаешь? Будь ты из наших постоянных больных, что хорошо платят за лечение, — еще куда ни шло. Или хоть знатной госпожой, или барышней, а то нищенка! Помрешь — одной старой каргой меньше станет! Сам господин правитель округа, наш повелитель, и тот присылает за лекарствами в положенное время. А ну, живо отсюда! Не то черкнет наш господин бумажку, да и отправят тебя в ямынь. А там уж с тобой церемониться не будут — не от хвори подохнешь, от побоев.
И, схватив старуху, мальчик поволок ее к воротам. Тут старуха принялась еще громче вопить, отбросила палку и повалилась на землю. Ее лицо пожелтело, руки и ноги безжизненно вытянулись. Видя такое дело, дворецкий тут же напустился на мальчика-ученика:
— Кто тебя просил вмешиваться, я сам с ней управился бы. Делал бы, что приказано, а то полез с бранью, стал толкать взашей больного человека. Вот иди теперь и сам докладывай господину, я ни при чем!
Ученик не на шутку испугался, но делать нечего: пришлось ему идти докладывать о случившемся Полусвятому.
В это время Янь Бэньжэнь как раз отдыхал в своей библиотеке. Выслушав ученика, он обеспокоился и вышел в зал. Дворецкому кое-как удалось привести в чувство старуху, но она еще неподвижно лежала на земле, бессмысленно тараща глаза.
Полусвятой велел дворецкому приподнять правую руку старухи.
Коснувшись тремя своими божественными пальцами пульса на правой руке старухи и нащупав затем пульс на левой ее руке, он воскликнул:
— Какой странный, какой необычный пульс!..
Затем Полусвятой вернулся в свой кабинет и велел кормилице привести старуху.
Кормилица пошла к старухе и сказала:
— Господин желает с тобой говорить.
При этих словах старуха, до сих пор неподвижно лежавшая на земле, вскочила и, подхватив палку, припустилась по залу, как заводная игрушка. Кормилица погналась было за ней — да куда там!
Глядя старухе вслед, дворецкий лишь головой качал:
— Ну и старуха! Ловко же она прикинулась. Надо же, так меня напугать!
Между тем Янь Полусвятой сидел во внутреннем зале при свете восковой свечи и ждал старуху. Когда та вошла, он удалил людей и, подозвав ее поближе, спросил:
— Ты где живешь?
— В округе Дэань, — отвечала старуха.
— Перестань меня обманывать, — строго сказал Полусвятой. — Я же вижу, облик у тебя человеческий, а пульс — звериный.
«Пожалуй, такого ученого и впрямь не обманешь!» — подумала про себя старуха и, убедившись, что, кроме них, в зале никого нет, опустилась на колени.
— Я не обманываю. Я действительно старая лиса, живу в пещере у подножья гор Гусиные ворота. Мне пришлось проделать большой путь, чтобы именно вы проверили мой пульс.
— Твой пульс я уже проверил, ты совершенно здорова, — сказал Полусвятой. — А явилась ты сюда ради своих детей.
Взволнованная старуха отвесила несколько земных поклонов и на коленях подползла к Яню.
— Вы поистине настоящий святой, а не Полусвятой! — промолвила она. — Верно, у меня действительно есть двое детей — сын и дочь. Недавно сына подстрелил охотник, и вот теперь он умирает...
И старуха подробно рассказала, какая страшная рана у ее сына.
— Рана сама по себе не страшна, — сказал Полусвятой. — Плохо только, что повреждены сухожилия и кость. Если даже рана заживет, боюсь, что твой сын на всю жизнь останется хромым...
— Пусть хоть ноги лишится — лишь бы сам жив остался! — вскричала старуха. — Как только рана заживет, я обязательно привезу его к вам поблагодарить за милость.