Гудмэн Джо. Все, что мне нужно

   — Да, здесь вы меня поймали. Насколько я помню, наш разговор действительно показался мне на редкость глупым.
   — В таком случае ваши слова — большая удача, поскольку именно в этом и заключалась моя цель.
   Губы Истлина дрогнули, когда он заметил, как Софи знакомым жестом вздернула подбородок. Все в ее облике — линия плеч, посадка головы, осанка — дышало каким-то особым горделивым достоинством.
   — Мои слова следует понимать совсем иначе, — спокойно ответил Ист. — Я имел в виду, что наш в общем-то ничем не примечательный разговор положил начало цепи совершенно неожиданных событий.
   — Что вы имеете в виду? — спросила Софи.
   И Истлин поведал ей историю, которую ему уже пришлось один раз рассказывать своей матери. И если тогда он не особенно гордился своим поступком, то теперь маркиз испытывал настоящее отвращение к себе. Он объяснил, почему так нелицеприятно отозвался о ней перед своей любовницей, признавшись, что преследовал единственную цель — избежать обсуждения темы женитьбы. Он лишь в общих чертах обрисовал все, что произошло потом, и Софи тут же представила себе картину в целом.
   — А я никак не могла понять, почему из всего великого множества женщин упоминалось именно мое имя, когда появились первые слухи о нашей помолвке, — насмешливо заметила Софи. — Миссис Сойер выбрала меня за то, что, я не обладаю ни одним из качеств, которые вы хотели бы видеть в своей будущей жене. Какая странная ирония судьбы. Если бы я не предстала перед вами такой невыносимо занудной на вечере у леди Стенхоп, возможно, вы никогда не вбили бы себе в голову мысль непременно жениться на мне.
   Софи внимательно вгляделась в Истлина. Его лицо стало напряженным, челюсти плотно сжаты, так что мышцы, казалось, сведены судорогой. Такое ощущение, что маркиз приготовился выдержать удар.
   — Вы думаете, что я собираюсь вас ударить?
   — Вам следовало бы.
   — Ваша сестра говорит, что вы всегда оказываетесь ни при чем, хотя именно вы чаще всего во всем и виноваты, — усмехнулась Софи. Воспоминание о разговоре с Карой Трамбулл придало лицу Софи задумчивое выражение. — Мне кажется, тогда я не поняла, что она имела в виду, а теперь знаю. — Софи наклонилась и накрыла ладонью руку маркиза. — Я вовсе не собираюсь обвинять вас. Я ведь тоже причастна к этому. К тому же если мы взвалим на себя все обвинения, что же останется на долю миссис Сойер? Пожалуй, я бы сейчас не отказалась от чашки чаю, — весело добавила Софи, поднимаясь из-за стола. — Если вы предпочитаете виски, у меня есть немного.
   — Спасибо, я выпью виски.
   — Сейчас принесу, — кивнула Софи. Она сделала несколько шагов, и, когда поравнялась с маркизом, он мягко взял ее за руку. Стул жалобно скрипнул, когда Истлин отодвинулся от стола, чтобы посадить Софи к себе на колени.
   — Всего одну секунду, — попросил он.
   Ист не мог оторвать взгляда от ее губ. Сейчас они удивленно приоткрыты. Очень медленно Истлин приблизил свои губы к ее губам. Софи могла бы отвернуться и вырваться из его рук, но она не сделала ни того, ни другого.
   Поцелуй длился до головокружения, и Софи подумала, что Истлин избрал теперь новую тактику. Он решил завоевывать ее оборонительные позиции медленно и постепенно.
   — Нам нужно договориться об определенных правилах. — Софи склонила голову к нему на плечо.
   — Правилах поведения?
   — Правилах ведения войны.
   — Понятно. — Истлин поцеловал Софи в лоб. — Их не так уж много.
   — Я бы предпочла, чтобы вы обещали не целовать меня.
   — Весьма глупо с моей стороны пойти на подобную уступку противнику.
   — Тогда вы не должны больше целовать меня так страстно.
   — А как же честь мундира, помните? Сейчас мне бы не помешал хороший глоток виски.
   Софи прошла в соседнюю комнату, чтобы принести графин с виски. Поспешная капитуляция Истлина привела ее в некоторое замешательство. Он так явно желал ее, что она, казалось, и сейчас продолжала чувствовать своим телом его восставшую плоть.
   Пожалуй, Истлин поторопился дать обещание, что не станет доставать свой пистолет, подумала леди Колли.

Глава 11

   Первую ночь в Кловелли Истлин провел, не заходя в комнату Софи. Не пришла и она к нему. Маркиз спал на узкой постели в комнате, где днем Софи обычно сидела за письменным столом. Леди Колли ночевала в своей спальне прямо напротив холла. Ее дверь оставалась закрытой, но не запертой. Казалось, они заключили негласное соглашение. Они привыкали друг к другу, стараясь проявлять больше сдержанности и терпения. Истлин и Софи могли разговаривать о вещах незначительных и серьезных, но определенных тем они намеренно не касались. По прошествии недели в их жизни установился определенный распорядок.
   Софи первой поднималась по утрам. Ее мучили приступы тошноты. Истлин оставался в постели, прислушиваясь к доносившимся с первого этажа звукам, и вставал, когда Софи уже сидела за столом с утренней чашкой чаю в руках и грызла кусочек печенья. Обычно она бывала очень бледна, но с неизменной улыбкой на лице. Он ничем не показывал, что знает о ее недомогании, а она делала вид, что ничего не происходит.
   После завтрака они ходили на прогулку, спускаясь вниз по главной улице до самой бухты. Иногда долго сидели на пирсе, разглядывая рыбацкие лодки. Истлин сомневался, что люди поверили в их легенду о брате и сестре, но молчал. Маркиз боялся, что, если Софи узнает, что ее уловка не сработала, она может попросить его покинуть дом.
   Они вместе сходили в церковь на Рождество и, вернувшись, обменялись подарками. Истлин подарил Софи шотландскую шаль в медовых тонах, которая удивительно подходила к ее волосам и глазам, и получил в ответ пару кожаных перчаток для верховой езды. Им обоим очень понравились подарки, и, высказав друг другу обычные в таких случаях изъявления благодарности, они застыли в неловком молчании впервые за все время пребывания Истлина в доме Софи.
   Софи очень тяготило возникшее вдруг между ними отчуждение, но она не знала, как его преодолеть. Вначале она даже не поняла, что происходит, так внезапно появилось ощущение неловкости. Не то чтобы они совсем не разговаривали друг с другом, просто в их беседах чувствовалась неприятная напряженность.
   Вот Истлин отложил книгу, даже не отметив место, на котором остановился, и Софи поняла, что он скорее всего и не читал, а сидел, уставясь в текст невидящими глазами. Закрыв глаза, он потер пальцами виски и поморщился.
   — Вы неважно себя чувствуете? — спросила Софи, заметив, что рот маркиза страдальчески кривится, а между бровями залегла складка. — У вас болит голова?
   — Прошу вас, не беспокойтесь, скоро пройдет, — тихо произнес он.
   Было заметно, что маркиз действительно испытывает сильную боль.
   — Вы позволите, я схожу за доктором? Он живет тут неподалеку, и я уверена… — Софи осеклась, потому что Ист яростно замотал головой, что явно причиняло ему новые страдания. — Хорошо. Тогда, может быть, я могу вам как-то помочь? Не хотите ли чаю?
   — Нет, ничего, спасибо. — Сейчас Иста мутило от одного только вида пищи, и пить ему тоже не хотелось.
   — Может быть, вам лучше сесть сюда? Здесь по крайней мере не такой яркий свет. — Софи сложила свое рукоделие в корзинку и поднялась.
   Истлин воспользовался предложением Софи и пересел на ее место, откинувшись на спинку дивана и вытянув ноги перед собой. Слегка откинув голову, он снова закрыл глаза.
   — Не стойте надо мной.
   Софи отступила на шаг, но не стала садиться.
   — Вы все еще стоите.
   Софи покорно опустилась на стул, который раньше занимал Истлин.
   — А теперь вы смотрите на меня.
   — Откуда вы знаете? У вас же закрыты глаза.
   — А мне и не нужно смотреть, чтобы знать.
   Вздохнув, Софи отвела глаза от бледного и напряженного лица маркиза.
   — Вы не принимаете настойку опия?
   — Очень редко. Надеюсь, вы не собираетесь поить меня с ложечки?
   — Нет. — Леди Колли взяла корзинку с шитьем себе на колени. — Но мне не доставляет ни малейшего удовольствия видеть, как вы страдаете.
   — Вы всегда можете уйти в свою комнату. — Истлин и сам почувствовал, что ведет себя грубо. Он приподнялся и взглянул на Софи. Она низко склонила голову и делала вид, что что-то ищет в корзинке, просто не зная, как себя вести дальше. — Простите меня, — сказал Ист. — Я не прав.
   Софи подняла глаза от корзинки.
   — Пустяки, я не обиделась.
   Истлин недоверчиво хмыкнул в ответ, потом сделал попытку улыбнуться, но скорчился от боли.
   — Леди Дансмор в таких случаях немедленно ложилась в постель и задергивала все шторы. Она не терпела ни малейшего шума. — Софи заметила, как Истлин улыбнулся. — Ах да, конечно. Я постараюсь вести себя тихо.
   Ист не смог бы сказать, сколько прошло времени, прежде чем Софи снова заговорила. На сей раз ее голос доносился как бы издалека, и он куда-то проваливался…
 
   Когда Ист проснулся, он не понял, где находится. Камин оказался почему-то с другой стороны, а на окнах не было штор. В его комнате стоял только один стул, а здесь — два. Кроме того, он различил в потемках стол, который тоже здесь не стоял. Вместо бюро, за которым писала Софи, располагалось зеркало.
   Постель явно не его, и он находился здесь не один.
   Софи почувствовала, как Истлин заворочался. Его голова покоилась у нее на коленях. Она поняла, что маркиз окончательно проснулся, по тому, как напряглись его мышцы, только что сонно расслабленные. Девушка тихонько погладила Иста по голове и провела рукой по шее.
   — Вы проснулись.
   — Вроде бы.
   — Кажется, сейчас вам гораздо лучше, — вымолвила Софи.
   — Я надеюсь. — Истлин не мог не заметить, что Софи не двигается с места и не предлагает ему встать, а спокойно сидит и перебирает пальцами его волосы, зная, как ему приятно. — Я помню, как мы сидели внизу у камина. Вы шили.
   — Да. А вы читали книгу.
   — В самом деле?
   — Да. Биографию лорда Нельсона.
   — Надеюсь, я не сказал ничего, за что мне следовало бы просить у вас прощения?
   — Вы уже извинились.
   — Понятно. — Ист надеялся, что леди Колли ответит отрицательно. — Вы ведь верите мне, что я действительно ничего не помню?
   — Да. — Софи заколебалась на мгновение. — Вас не пугают провалы памяти?
   — Пугают? Да нет, пожалуй. Скорее, приводят в замешательство.
   — Я бы сказала, что это ужасно, — заявила леди Колли, но Истлин лишь рассмеялся в ответ на ее слова. — Похоже, вас не так-то легко испугать?
   — Есть несколько вещей, которые меня по-настоящему пугают, — ответил Ист и, не давая Софи задать вопрос, сам спросил ее о том, что кажется страшным ей самой.
   — Гораздо легче перечислить то, что не вызывает у меня страха, — ответила она. — Я люблю грозу с громом и молниями, обожаю мчаться по полям на Аполлоне и брать препятствия вместе с ним, и мне нравятся пауки.
   Истлин ждал, что Софи скажет что-нибудь еще, но она промолчала. Тогда он повернулся на спину и заглянул ей в глаза.
   — Я никогда не встречал женщины, которой бы нравились пауки.
   Софи пожала плечами.
   — Храбрость заключается в том, чтобы встретить лицом к лицу то, что тебя пугает, — мягко объяснил Истлин. — И не важно, много или мало у человека страхов. Важно, что он делает с ними или позволяет им делать с собой. Я бы не хотел соревноваться с вами, Софи, кто из нас храбрее.
   — Я боюсь вас, — призналась она наконец.
   — Нет, вы меня не боитесь. — Ист печально улыбнулся в ответ. — Может, вам и хотелось бы, но грустная правда для вас состоит в том, что я давно включен в ваш короткий список вместе с молниями, пауками и верховой ездой сломя голову.
   — Удивительно, вы легко читаете мои мысли, как будто они ваши собственные, и даже облекаете их в слова. — Софи опустила глаза и увидела, что Ист насмешливо улыбается в ответ. — Я все время думаю о вас и ничего не могу с собой поделать.
   — Если вернуться к вашему списку, Софи, всего того, что вызывает у вас восхищение… Смею ли я надеяться, что я занимаю в нем почетное место перед пауками?
   В ответ Софи легонько дернула его за волосы, заставив повернуться на бок. Она высвободила свои колени и вытянулась рядом с маркизом. Полностью одетая, она лежала на боку лицом к Истлину и смотрела на него.
   — Софи?
   — Вам надо спать, милорд.
   — Ист.
   — Спи, Ист.
   И как ни странно, Истлин сумел в точности выполнить ее приказ.
 
   Софи проснулась в постели одна, Иста рядом не было. Почувствовав острый приступ разочарования, она поднялась, вяло потянулась и сняла с себя одежду, оставшись в одной рубашке. Леди Колли успела лишь поднести к лицу платок, смоченный водой, как ее подкосил очередной приступ тошноты. Она упала на колени перед кроватью и склонилась над ночным горшком. В такой позе и застал ее Истлин несколько секунд спустя.
   Сокрушенно покачав головой. Ист терпеливо ждал, пока пройдет приступ. Софи пыталась заставить его уйти, но маркиз проявил твердость. Когда рвота прекратилась, Истлин быстро убрал горшок и осторожно посадил Софи на кровать.
   — Бедняжка, — вздохнул он, ставя ей на колени поднос с чаем.
   — Я чувствую себя просто ужасно.
   — Вы плохо выглядите.
   — Для дипломата вы ведете себя слишком уж откровенно, — печально улыбнулась Софи.
   — Я могу действовать расчетливо и продуманно, когда мне нужно. — Ист присел на край кровати и налил Софи немного чаю. — Я очень тревожусь за вас, Софи. И я не могу притворяться равнодушным, видя, как вы страдаете. Вас мучают приступы тошноты по утрам и иногда во второй половине дня. Возможно, плохой признак, что у вас такой маленький живот.
   — Похоже, вы много знаете, — взглянула Софи на Истлина.
   — Гораздо больше, чем вы можете себе представить. Я провел достаточно много лет в частях армии Веллингтона. За полком всегда следует множество женщин — жен солдат. Волей-неволей приходится что-то наблюдать. Вам, бесспорно, требуется врач. Когда придет миссис Рэндольф, я попрошу ее сходить за доктором.
   — Я абсолютно здорова. — Софи взяла в руку печенье и решительно откусила кусок. — Врач только станет жаловаться, что его зря отвлекают от дел и понапрасну отнимают время.
   — Его услуги будут щедро оплачены, так что он сможет жаловаться сколько угодно.
   — Ну хорошо, — согласилась Софи.
   Истлин вышел и вернулся в комнату с двумя тарелками овсяной каши.
   — Садитесь, Софи, и поешьте немного каши. Обещаю, что вы не пожалеете, — предложил он.
   — Мне бы хотелось как следует вас отругать. Вот только нет повода, к чему придраться, — пробурчала Софи.
   — Выходите за меня замуж.
   — Быстро же вы… — Софи осеклась, заметив, что Истлин говорит вполне серьезно. — Вы думаете, что уже победили и я готова сдаться?
   — Если у меня и оставались какие-то сомнения на этот счет, то после вчерашнего вечера их не осталось. Я имею в виду вас, Софи. Я бы хотел, чтобы вы стали моей женой.
   У Софи перехватило дыхание. Она буквально приросла к стулу под пристальным взглядом Иста. Наконец леди Колли заговорила:
   — Наверное, ты думаешь, что я более терпелива, чем ты. Ты даже не представляешь, как тяжело я переносила разлуку. — Она встала и обошла маленький круглый столик, чтобы приблизиться к стулу, на котором сидел Истлин. — Ты пойдешь сейчас со мной в постель?
   Ист встал и замер, не веря своим ушам, глядя на Софи. Она улыбалась, не сводя с него глаз, в которых он прочел такое горячее желание, что его сомнения исчезли. Он раскрыл ей объятия и в следующее мгновение уже прижимал к себе, а их губы слились в поцелуе.
   Он целовал Софи со всей жадностью и неистовством, которые порождает длительное ожидание. И она отвечала ему с той же страстью. Истлин покрывал поцелуями ее шею, плечи, грудь, доводя Софи до исступления. Каким-то непостижимым образом он заранее знал все, что могло доставить ей особенно острое наслаждение. В его объятиях она чувствовала себя бесстрашной и послушно следовала за ним, погружаясь в глубокие омуты и пугающие пропасти желания;
   Достигнув высшей точки наслаждения, Истлин перевернулся на спину и закинул руку за голову. Прищурив глаз, он испытующе взглянул на Софи. Она тоже лежала на спине. Ее дыхание почти выровнялось, грудь поднималась и опускалась все медленнее, а тонкая жилка на горле стала совсем незаметной.
   Наконец Ист встал с постели и попытался привести себя в порядок, одернув мятую рубашку, разгладив рукой складки на жилете и застегнув пуговицы на бриджах.
   — Я скоро вернусь. — Истлин наклонился и поцеловал немного смущенную, но улыбающуюся Софи.
   Когда он вернулся, девушка сидела за столом и ела остывшую овсянку. Он опустился на стул напротив Софи, но так и не притронулся к собственной тарелке.
   — Приходила миссис Рэндольф. Завтра она придет вместе с доктором.
   На какое-то мгновение Софи смешалась и отвела взгляд и потом неуверенно вновь подняла на Истлина свои глаза цвета дикого меда. Ее робкий взгляд нравился ему ничуть не меньше, чем смелый.
   — У тебя самые удивительные глаза, которые я когда-либо видел, — заверил Ист. — Неужели мистер Хит ничего не говорил о твоих глазах?
   — Нет, — ответила Софи.
   — Наверное, все дело в том, что вы с ним слишком мало виделись.
   — Я думаю, скорее потому, что он любил мисс Сейерс.
   — Ах да, я совсем забыл.
   — Я тебе не верю. Тебе просто нравится дразнить меня.
   — Мне бы хотелось немного подразнить тебя сейчас и чуть позднее продолжить наши занятия в постели.
   Софи почувствовала, как по спине у нее пробежала дрожь. Ее глаза потемнели от желания, во рту пересохло, и она провела по губам кончиком языка.
   — Если не ошибаюсь, ты мне еще ничего не ответила насчет моего предложения руки и сердца. — Голос Истлина прозвучал неожиданно хрипло.
   Он смотрел на нее серьезно и настороженно.
   — Я не знаю, как сказать тебе «да», — тихо произнесла Софи. — Я знаю, ты счел бы надуманными некоторые мои страхи, но, поверь, все очень серьезно. Я люблю тебя.
   — Почему же ты отвергаешь меня, если испытываешь ко мне любовь, как ты уверяешь?
   Софи вскочила, едва не опрокинув стул. Ее руки сжались в кулаки так, что костяшки пальцев побелели.
   — Мне никогда так не хотелось кого-нибудь придушить, как тебя сейчас. Наверное, мне следовало дать им возможность убить тебя. Правда, тогда мне пришлось бы самой лишиться такого удовольствия.
   Софи, казалось, окончательно утратила привычное хладнокровие. Подойдя к окну, она раздвинула занавески и прижалась лбом к холодному оконному стеклу. Так она стояла, обхватив руками локти и опустив плечи.
   — Ты все время боялась за меня? — спросил Истлин, медленно переводя дыхание.
   Софи молча кивнула, продолжая смотреть в окно.
   — Ты могла хотя бы сказать мне.
   — Я не хотела говорить тебе. Ты не принял бы мои слова всерьез, а только посмеялся бы над моими страхами. — Софи отвернулась от окна и повернулась лицом к Истлину. — Тремонта невозможно вывести из игры, просто похитив его ночной горшок. Чтобы справиться с ним, нужно что-то посерьезнее. Единственный способ — устранить его самого. Я бежала с тобой из Тремонт-Парка, потому что ты обещал, что не станешь вынуждать меня выйти за тебя замуж. Потом мне пришло в голову, что ты солгал Тремонту, сказав о нашей женитьбе в скором времени. Но теперь я знаю, что ты ему не лгал.
   — Почему?
   — Если бы он думал, что мы женаты, он бы не стал так долго ждать, чтобы сделать меня вдовой.
   — Значит, из-за Тремонта ты хочешь, чтобы у нас родилась дочь? — Ист опустил глаза на плоский живот Софи.
   — Да, конечно. Наша дочь не смогла бы унаследовать майорат. Но если бы он узнал о том, что я родила сына, он сделал бы все возможное, чтобы добраться до твоих земель. Он ни перед чем бы не остановился.
   — А если мы не поженимся?
   — Тогда мой ребенок — дочь или сын — станет незаконнорожденным, Тремонт не сможет позариться на деньги, которые никогда не будут принадлежать ни мне, ни моему ребенку.
   — Так поэтому ты сказала, что тебе ничего от меня не нужно?
   Софи кивнула.
   — Вот проклятие.
   Софи снова кивнула в ответ.
   — Иди ко мне, — позвал Истлин.
   Софи без колебаний бросилась в объятия Иста. Больше всего ей хотелось сейчас оказаться в кольце его рук, прижаться к его груди, чтобы найти покой и утешение. Руки Иста сомкнулись у нее за спиной, и Софи обняла его.
   Ист коснулся губами волос Софи. Ее медовые локоны, шелковистые на ощупь, пахли лавандой.
   — Ты права. Теперь, когда ты все рассказала, я еще больше хочу назвать тебя своей женой. Я понимаю, почему ты молчала столько времени, не давая никаких объяснений, и я допускаю, что твои опасения вполне обоснованны и ты действовала из лучших побуждений. Но мне кажется несправедливым, что ты не дала мне ни малейшей возможности самому справиться с данной проблемой. Я вовсе не склонен недооценивать твоего дядюшку, Софи. Я знаю его как человека без чести и совести.
   Ист склонил голову и взглянул в глаза Софи.
   — Почему ты считаешь, что он способен на убийство?
   Голос Софи не дрогнул. Она уже пережила потрясение три года назад, узнав ужасную правду.
   — Потому что именно так ему удалось воцариться в Тремонт-Парке. Он виновен в смерти моего отца.
   — Ты уверена?
   — Я понимаю, тебе трудно поверить. — Софи печально улыбнулась.
   — Ты не права, Софи. Я искренне готов поверить тебе, но откуда ты знаешь?
   — Ты спрашиваешь, есть ли у меня доказательства? Видела ли я, как он убивал моего отца?
   — Да. Ты видела?
   — Нет. В воскресное утро апреля, когда умер мой отец, Тремонт находился в церкви со своими прихожанами. В доме оставались Абигайл и Гарольд. Они приехали, потому что владение переходило к их ветви нашего рода и для них было важно отдать последний долг уважения моему отцу. — Софи покачала головой. — Что ты знаешь о моем отце. Ист?
   — Довольно мало. В основном из твоих рассказов. Сплетни, которые ходят о нем, тебе хорошо известны. Его обвиняют в неумеренной страсти к карточной игре и в пьянстве. Насколько я слышал, он влез в долги. Мне почти ничего не известно о том, что привело его к такому печальному концу, почему твой отец оказался тяжело болен. Я слышал о несчастном случае, от которого он так до конца и не оправился, но толком не знаю, что случилось.
   — Так ты ничего не слышал о том, что мой отец пристрастился к опиуму? — Голос Софи звучал негромко, но твердо.
   — Нет.
   — Ты, конечно, знаешь, что многие употребляют опиум. Тут нет ничего особенного. Но стать его рабом… О, это совсем другое дело. — Софи медленно опустила голову.
   — Когда он начал принимать зелье? — спросил Ист.
   — Почти сразу после несчастного случая на охоте. Пуля попала ему в спину, застряла рядом с позвоночником. Хирург. извлек ее, но ранение оказалось слишком сильным, а операция довольно тяжелой. Моему отцу пришлось испытать боль, которую не каждый смог бы выдержать. С самого начала доктор предложил ему легкую настойку опия. Дозы стремительно увеличивались. Отец жаловался, что каждый раз ему требуется все больше лекарства, чтобы унять боль. Со временем он стал также и курить опиум.
   Софи сама удивлялась собственному спокойствию. Она никогда не думала, что сможет кому-нибудь рассказать о печальной истории отца.
   — Ты не поверишь, но отец довольно долго держался бодро и выглядел неплохо. Он много читал, любил играть в карты и с удовольствием поддерживал разговор, не избегая компании близких и друзей. Но случались и приступы боли, когда он страдал невероятно.
   — Мне очень жаль, — посочувствовал Истлин. — Нелегко жить, испытывая постоянные мучения. Я понимаю, какую утрату тебе пришлось пережить.
   — Я давала папе точно такую дозу, которую назначил ему доктор, — вздохнула Софи, — но моему несчастному отцу требовалось все больше опиума, и он стал доставать его в другом месте.
   — Тремонт?
   — Да. Он убедился в том, что опиум как нельзя лучше подходит для его целей. Я не покупала больше лекарства, чем рекомендовал доктор, и давала отцу только настойку, и все-таки папа всегда получал то, что хотел.
   Ист задумался.
   — А Дансмор?
   — Гарольд оставался послушным сыном. Он всегда делал то, что говорил отец.
   — Твой отец умер от передозировки? — спросил Истлин.
   — Да. Так считает врач.
   — Тебе неприятно будет услышать, но я должен сказать, что здесь нет явных признаков убийства. — Маркиз сохранял мрачное выражение лица.
   — Убийство произошло несколькими годами раньше, когда его преподобие стрелял в моего отца, — медленно проговорила Софи.
   — Я, видимо, не понял — мне казалось, ты говорила о несчастном случае? — нахмурился Ист.
   — Мой дядя, естественно, никогда не признается в намеренности своих действий, но он никогда не отрицал, что именно из его оружия произведен выстрел, который…
   — Он мог промахнуться.
   — Но он стрелял в моего отца, хотя все, кто там был, считают произошедшее несчастным случаем. Тремонт — настоящий дьявол, Ист. Ты должен прежде всего иметь это в виду. Он ловко умеет скрывать свою зависть, жадность и подлость, рассуждая о чужих грехах и поступая так, как ему нравится. Тремонт пользуется славой, прямо противоположной той, которую снискал себе мой отец. Если папа считался гулякой и повесой, то Тремонта почитают за святого.
   — Не все так думают, Софи. Конечно, он пользуется определенным влиянием, но не вседозволенностью.
   — И все-таки он ведет себя так, будто ему действительно позволено все, и никто его не останавливает.
   — Какое объяснение случившемуся дал он сам? — осведомился маркиз.