– Ну? – вопросила она.
   – Нас вышибли из гостиницы. У вас на теле приблизительно двадцать ожогов. Да, еще вы голая.
   Она метнула взгляд на себя, но не сделала ни малейшей попытки прикрыться.
   – Что еще?
   – Это основное.
   – Мурашки?
   – Да. Сильнейший аллерген. Местные жители боятся их куда сильнее, чем вы предполагали. Зараженным приходится снимать с тела и лица все волосы, а это больно и постыдно.
   – На «Ласточке» их сотни, – задумчиво проговорила Бугго.
   – Кстати, жить придется на корабле, – добавил Хугебурка. – Ни одна здешняя гостиница нас теперь и близко не подпустит.
   Бугго дернула ртом.
   – Слушайте, Хугебурка, дайте же мне свою куртку, что ли. Холодно.
   Хугебурка закутал ее плечи. Она села рядом с ним на корточки и покачалась с носка на пятку.
   – У меня в банке полмиллиона экю, а нам тут ни поесть, ни задницу прикрыть.
   Хугебурка промолчал. Она толкнула его так неожиданно и сильно, что он потерял равновесие и упал в лужу.
   – Ой, простите, – тотчас сказала Бугго, раскаиваясь. – Это я от разных… противоречивых чувств.
   – Надо бы подать прошение администрации порта, чтобы «Ласточку» подвергли глобальной дезинсекции, – сказал Хугебурка, неловко выбираясь из лужи и обтирая грязь.
   – Вы, кстати, поаккуратнее, – заметила Бугго. – У нас с вами теперь одни штаны на двоих, а мне завтра идти на слушания в «Лилию Лагиди».
   Наступающий день принес две новости. Во-первых, заявку на дезинсекцию «Ласточки» уже подали, и корабль оказался весь залит остропахнущей жидкостью, от которой слезились глаза. Во-вторых, составление окончательного акта по «Ласточке» отложилось на неопределенный срок, поскольку господин Низа взял отпуск, прошел полное медицинское обследование и сейчас находится в закрытом пансионате, где его наблюдают специалисты по дэрисупаническим состояниям.
   Об этом поведал служащий страховой компании, придя к месту разлома «Ласточки» и покричав внутрь корабля, чтоб к нему вышли. Бугго, закутанная в одеяло, с густо-красными от холода босыми ногами, показалась на трапе, а затем спустилась на землю и выслушала сообщение.
   Когда служащий удалился, Бугго призвала своего старшего офицера и, лязгая зубами от внезапного озноба, изложила ему свое видение ситуации.
   – Господин Низа в истерике и теперь лечится, а поручить составление заключительного акта кому-либо другому, с их точки зрения, неэтично. По-моему, они просто боятся сюда входить.
   Хугебурка, выслушав это, помрачнел.
   – Что? – вцепилась Бугго. – Вам что-то известно?
   – Ничего мне не известно. Просто одно соображение. – Он хмуро поглядел на нее. – Сегодня же и проверю.
   – Говорите! – велела капитан.
   – Они уже все подсчитали. Сейчас будут тянуть время.
   – Зачем? – поразилась Бугго. – Сколько бы времени ни прошло, общий баланс материального ущерба на «Ласточке» не изменится.
   – Они будут вынуждать вас потратить деньги, чтобы после слушаний вы не смогли внести выкуп за корабль.
   – Чушь! – отрезала Бугго.
   – Если мне сегодня дадут работу – хотя бы по уборке ватерклозетов – я с вами соглашусь, – сказал Хугебурка.
   – Какие ватерклозеты? Мы запросто можем устроиться техниками… Вы-то уж – точно.
   Хугебурка задвигал бровями вопросительно. Бугго плотнее закуталась в одеяло, подняв неожиданную волну инсектицидного запаха, отчего оба закашлялись. С аэродрома накатывали желтоватые облака тумана. Солнце, похоже, оставило всякие попытки пробиться сегодня к людям.
   – Почему я точно могу устроиться техником? – осведомился Хугебурка, так как Бугго не реагировала на взгляды и гримасы и явно не намеревалась ничего объяснять.
   – Да потому, что вы были отличником, – сказала она. – Что, неправда? Отрицать станете? Я вашу породу насквозь вижу. У вас, небось, золотой диплом…
   – Чтобы быть техником, золотого диплома не надо.
   – Я вам свою тайну открыла, – обиделась Бугго. – Вы про меня знаете.
   – Ну так и вы про меня знаете, – примирительно сказал Хугебурка. – Отдыхайте пока, а я схожу в порт. Может быть, что-то и найдется.
   Он забрал у Бугго куртку, кое-как очистил штаны пучком травы и, убедившись в том, что она действительно легла спать на груде одеял под трапом возле разлома (там, по крайней мере, имелся доступ свежего воздуха), зашагал в сторону космопорта.
   Худшие подозрения подтвердились немедленно. Кое-какие гостиницы нуждались в уборщике и даже соглашались взять Хугебурку – но только после обязательного медицинского освидетельствования (пятнадцать экю). Первая выплата, как принято, – через две недели после начала работы. Другие владельцы, едва завидев его, просто захлопывали дверь.
   Технические службы космопорта относились к Хугебурке более сочувственно – по крайней мере, на словах; но там не было мест и никого не требовалось временно подменить.
   В конце концов он набрал в рабочей столовой объедков и черствых булок и вернулся на «Ласточку».
   – Сволочи, – сказала Бугго, уплетая. – Почему вы всегда оказываетесь правы?
   – Потому что они сволочи.
   Она поглядела на него искоса.
   – А вы остроумец, да? Как насчет здешних сельских жителей? Раз вы все так точно угадали, нам нужно будет продержаться довольно долго.
   – Я уже спрашивал. Крестьяне не берут к себе чужих. Близко не подпускают. Особенно – другой расы.
   – Отчасти они правы, – вздохнула Бугго.
   Хугебурка смотрел на нее затуманенно и думал, как в полусне, сразу о нескольких вещах. Например, о том, что она ни разу не предложила ему оставить ее, «идти своей дорогой». Ему нравились люди, обделенные патетикой.
   – Интересно, – жуя проговорила Бугго, – кто у них свой человек в банке?
   – Какая разница? Какой-нибудь мелкий упырек.
   – Информация о вкладах считается конфиденциальной… Когда «Ласточка» будет нашей, я хотела бы привлечь его к суду.
   – А вот в тюрьме я еще не был! – спохватился Хугебурка. – Может, там возьмут охранником.
   Бугго вдруг подпрыгнула на одеялах, окатив себя и собеседника острой вонью химикатов, прокашлялась и быстро заговорила:
   – Все, дружище, все – они попались. Еще несколько дней лопаем огрызки. Завтра я с вами пойду. Сошью из одеял халат, что ли. Нужно побольше бедствовать – так, чтобы все видели. Денег в долг просить не будем.
   – Лучше так просить, чтобы не дали, – предложил Хугебурка.
   – О! – обрадовалась Бугго. – Вы и это умеете?
   Хугебурка вздохнул. Бугго беспечно махнула рукой. Ее глаза сияли, длинные белые ресницы плавно извивались, когда она быстро, восторженно моргала.
   – Дней через пять, не раньше, мне понадобятся нелегальные деньги. Такие, чтоб никто не знал. Украдите, только так, чтобы не попасться, или еще как-нибудь. Ясно?
   – Яснее устава строевой службы.
   – Все! – вскрикнула она. – Еще неделя, самое малое, – и «Ласточка» наша, наша!
   Она поцеловала трап, возле которого сидела, счастливо вздохнула, закинула руки за голову.
   – Терпеть не могу шить, – пробормотала она. – А ножницы на корабле есть?
* * *
   За следующую неделю бывший капитан «Ласточки», облаченная в фантастический халат с прорехами, босая, с язвами от ожогов на обнаженных руках, успела побывать повсюду в космопорту «Лагиди-6». Видели, как она скандалит в барах, где ей отказывались наливать в долг. Замечали ее, копающуюся в мусоре возле рестораций. Спотыкались об нее, спящую на пороге гостиницы или в переулке. Она выглядела то ли хронически пьяной, то ли обезумевшей. Иногда садилась на корточки посреди тротуара и принималась раскачиваться из стороны в сторону, монотонно напевая какую-нибудь слезливую песню и прерываясь только затем, чтобы схватить прохожего за ногу и грубо потребовать денег, а после отказа залиться хохотом.
   Говорили о ней разное. Что она убила своего старшего помощника (его действительно в последние дни не встречали) и на этой почве утратила рассудок. Что это – последствия укусов дэрису. Что она попросту спилась.
   «Каждое утро я опасаюсь найти бедняжку мертвой, – делилась откровениями на местном канале стереовидения кастелянша гостиницы «Кольцо». – Конечно, меня пугает эта женщина, но, по-моему, она не так агрессивна, как представляют многие. Во всяком случае, два раза я выносила ей хлебные корки».
   «Женщины опускаются на самое дно жизни быстрее мужчин, – авторитетно комментировали специалисты. – И это падение, в силу женской физиологии, является безвозвратным. Толчком может послужить любое потрясение, и если имелась изначальная предрасположенность психики…»
   Все это было увлекательно и страшно щекотало нервы. Иногда Бугго настолько возбуждалась, что все тело у нее начинало чесаться от предвкушения. Со дня на день она ждала теперь появления Хугебурки с деньгами.
* * *
   Хугебурка побирался совершенно другим способом. Преимущественно он околачивался возле баров, высматривая кого-нибудь подходящего из прежних собутыльников, но все они, к несчастью, слышали о дэрису и старались поскорее отделаться от знакомца – вдруг он все еще заразный? Требовался некто совершенно неожиданный.
   Повезло на третью ночь, когда из «Подзарядись!» шатаясь выбрался человек на костылях. Он сделал несколько шагов, невнятно выругался и упал бы, если бы Хугебурка его не подхватил.
   – Эй! – воскликнул Хугебурка, осененный догадкой (точнее сказать, это было озарение). – Калмине Антиквар! Как статус? Я слыхал, ты погиб.
   – Уфели – в лепешку, – сказал Антиквар. – Все, приземлился.
   – Вечная память, – строго молвил Хугебурка, подавая Антиквару упавший костыль.
   – Тьфу! – вскричал Антиквар. – Говноног! Говорил ему… А теперь – все, приземлился.
   И он заплакал. Хугебурка обнял его за плечи, и так, хромая и рыдая, они добрались до пансиона, где Антиквар снимал комнату. Там и заснули.
   Утро потребовало объяснений, хотя бы минимальных. Хугебурка назвался приятелем покойного Уфели и посетовал на зря выброшенные семь сотен с полбочкой экю.
   – Тьфу! – сказал Антиквар и больше ни о чем не спрашивал.
   Они опохмелились и съели приготовленные Антикваром тушеные овощи. После трапезы, включив по стереовизору «Утренних бабочек», Антиквар некоторое время сыто молчал и о чем-то содержательном думал, после чего заговорил так:
   – Слушай, Хуга. Есть одно дело. Мы с покойным Уфели… Тьфу! Ладно. Слушай. Слыхал про ланалго?
   – Работорговцы? – уточнил Хугебурка.
   Калмине Антиквар сильно сморщился.
   – Никогда так не говори, понял? Ланалго. Все просто. Есть тюрьма.
   – Ну, – сказал Хугебурка, потому что Калмине выжидающе замолчал.
   – Ну, ну. Есть тюрьма. Понял? У меня друг.
   – Охранник?
   – А, понял! – Антиквар встал, налил себе немного выпить, поболтал стаканом перед глазами у собеседника. – Хочешь? Ладно. Все просто. Четырех человек завтра списывают.
   – В смысле?
   – В смысле – инъекция. Смертная казнь.
   – Ненавижу смертную казнь, – сказал Хугебурка. – Одно дело, я понимаю, в драке – а так…
   Калмине Антиквар сильно хлопнул его по спине и закричал:
   – Именно! Мы их того. И продадим. Ланалго знают. Ждали еще на той неделе, а тут петиции, кассации, то, се…
   – Бюрократы, – сказал Хугебурка.
   – Ну. Ты понял. Акт подмахнут, а мы их – в транспорт и к ланалго.
   – Почем работа?
   – По двадцать пять за голову. Сто экю. Пополам. Поможешь?
   – Да ладно тебе, – сказал Хугебурка. – Слишком хорошо.
   Антиквар вдруг выкатил глаза, разом налившиеся кровью, и смертельно оскорбился.
   – Не веришь? Мне?
   – Плевок! – сказал Хугебурка. – Верю.
   – А, – расслабился Антиквар. – Сходи, договорись насчет транспорта.
   – Адрес, – сказал Хугебурка. – С кем договариваться?
   Все нашлось – и адрес, и транспорт, и те, с кем обо всем договорились: внешне весьма приличные люди, даже симпатичные. Они сразу вручили деньги для охранника и дали слайдборд, старенький, но исправный – такой не бросается в глаза. Антиквар погрузился туда со своими костылями, Хугебурка сел за пульт – тронулись.
   – Скажем, эти ребята убили кого-то, – рассуждал Антиквар сквозь шум двигателя. – Может, причины были?
   – Может, – соглашался Хугебурка.
   – А им – инъекцию, как не людям!
   – Гадство.
   – Там хоть жизнь, верно?
   – Где там-то? – спросил Хугебурка. – Куда мы их продаем?
   – Дальняя колония. Но ведь жизнь, правда?
   – Это точно, – сказал Хугебурка.
   У ворот большого металлического здания их ждал маленький щуплый человечек. У него было усталое от пьянства лицо.
   – А, – вяло приветствовал он приехавших и махнул лазерным пистолетом, после чего повернулся к кому-то в темноте. – Ребята, за вами. Бывайте.
   Он потянул трос, и из мрака выкатилась тележка, на которой лежали, один поверх другого, закованные люди. Их одежда была изрезана на полосы.
   – Грузите, – несколько иронически произнес охранник.
   В слайдборде загремел костылями Антиквар.
   – Не будь гадом, – глухо закричал он, обращаясь к охраннику, – помоги ему!
   – Где мои полста? – осведомился тот, не двигаясь.
   Хугебурка передал ему деньги, и вдвоем они вкатили тележку в заднюю дверцу слайдборда. Арестантов свалили вместе с цепями. Спустя минуту все исчезло: тележка, охранник, металлическое здание. Слайдборд несся по ночному городу. Антиквар, вцепившись в костыли, глядел сквозь мутноватое стекло застывшим, мечтательным взором.
   Хугебурка появился в космопорту перед рассветом и отыскал Бугго спящую на очень грязном крыльце питейной. Рядом с нею прикорнул какой-то пьяный с разбитым лицом – он то сладко посапывал во сне, то вдруг вскакивал и отмахивался окровавленными кулаками от невидимых противников.
   Бугго открыла глаза прежде, чем Хугебурка успел ее окликнуть. Сна в них как не бывало – капитан глядела ясно и весело.
   – Принесли?
   – Пятьдесят экю, – объявил он.
   – Украли?
   – Честно заработал работорговлей.
   – Отлично. – Бугго потянулась, мало заботясь о том, что халат на ней распахнулся. – Пора!
* * *
   В банке она появилась ближе к полудню, когда там больше всего посетителей, – отчаявшаяся, больная, дурно пахнущая. Служащие и клиенты шарахались в стороны, едва до них докатывали волны этого запаха, невозможного в благополучном пространстве банка, – запаха страдающего человеческого тела. Бугго пошатывалась, и Хугебурка поддерживал ее под локти. То и дело она останавливалась, непонимающе озираясь. Наконец перед нею возник служащий, и Бугго пролепетала:
   – Я хочу снять деньги.
   – Превосходное намерение! – произнес он, старательно выдерживая расстояние между собой и сумасшедшей капитаншей. – Для этого приложите пальцы к идентификатору, а потом наберите желаемую сумму на пульте. Какую сумму вы желаете?
   – Сто экю, – подсказал Хугебурка.
   – Сто экю, – послушно повторила Бугго и качнулась так сильно, что Хугебурка с трудом удержал ее.
   – Превосходно, – деревянным тоном возгласил служащий, а затем объявил, оборачиваясь к посетителям: – Идентификатор будет обработан спецраствором. Это распоряжение руководства банка. Мы заботимся о безопасности наших клиентов.
   «Ждали, – подумала Бугго, улыбаясь расслабленно, по-сумасшедшему. – Сволочи. Заранее все подготовили, даже спецраствор».
   Она выполнила все требуемые операции, забрала деньги и выволокла свое бренное тело из банка.
   Затем ее видели возле разных магазинов. Внутрь ее, разумеется не пускали. С черного хода опасливо выбирался подсобный рабочий, и слышно было, как хозяин кричит из глубины кладовых: «Спроси, чего ей нужно, и заломи двойную! Она все равно ничего не соображает!» Бугго охотно закатывала глаза и пускала слюни, переплачивая за ветчину и караваи хлеба вдвое и втрое. Хугебурки с нею не было – он через Антиквара и еще одного друга, которого звали Абела, добывал женскую одежду. Ребята ни о чем не спросили, кроме размеров и цвета кожи дамы – «чтоб все в гармонии, ты понял» – и к вечеру доставили к «Ласточке» несколько запаянных пластиковых пакетов.
   Бугго высунулась к ним из разлома, помахала бутылкой наливки. Антиквар с Абелой переглянулись.
   – Ну ты, это самое, даешь! – сказал Абела Хугебурке. – Для нее?
   – Госпожа капитан! – заговорил Хугебурка. – Костюм доставлен.
   – Отлично. Эти господа?..
   – Мои друзья.
   – Отлично! Братцы, пить будете?
   Братцы переглянулись, и у них нашлись неотложные дела. Бугго засмеялась, глядя, как поспешно они уходят. Хугебурка взял у нее бутылку, попробовал – наливка была сладкой и теплой.
   – Жаль, что нельзя сразу переодеться, – сказала Бугго, глядя на пакеты с одеждой. – Сколько потратили?
   – Девятнадцать экю.
   Бугго потрогала пакеты, поскребла ногтями в волосах.
   – Воду натаскаем заранее. Точнее, этим займетесь вы. Завтра я весь день буду, пьяная и с жирной физиономией, чавкать по перекресткам. Хорошо бы обо мне еще один репортажик сняли…
   Репортажик сняли.
   «Доведенная от отчаяния, впавшая из-за болезни в полубезумное состояние, но юридически дееспособная, капитан «Ласточки» Бугго Анео вспомнила о своих сбережениях и посетила банк.
   – Мы не можем отказать в выдаче денег клиенту, кем бы он ни являлся, – подчеркнул заместитель общего руководителя банка. – Хотя мне, честно говоря, всегда бывает до смерти жаль напрасно растраченного капитала. Это профессиональное.
   Сейчас женщина, которая вызывает столь живое сочувствие у обитателей «Лагиди-6», пропивает и проедает огромные суммы, пытаясь забыть о днях голода».
   Минул еще день, и вот вечером возле «Ласточки» опять появился представитель страховой компании. Бугго высунула к нему лохматую голову и весело замычала. Чиновник положил на землю возле корабля бумажку – официальную повестку о вызове в офис для слушаний по страховому случаю «Ласточки» – после чего быстро сбежал.
   Бугго схватила листок и испустила неистовый вопль. Хугебурка, замученный тасканием воды – ходить пришлось далеко, в лес, где был маленький ручей, – спал в рубке, на топчане.
   – Повестка! – ликовала Бугго, приплясывая с листком.
   Хугебурка поднял голову. Запах инсектицида выветрился уже совсем, только от топчана еще попахивало кислым.
   – Завтра вы мне нужны свежим и бодрым! – распорядилась Бугго.
   – В таком случае, я буду спать, – сказал Хугебурка.
   Весь остаток вечера и еще, наверное, половину ночи Бугго мылась и вычесывала колтуны из волос, но и потом, когда грязная вода была вылита, а засаленный халат, сшитый из одеяла, отправился в мусоросборник, Бугго не могла утихомириться и все бродила по разоренному кораблю, трогая переборки, гладя пальцами бедные треснувшие иллюминаторы, касаясь оплавленных панелей. «Красиво», – шептала она, уже видя «Ласточку» отремонтированной и вычищенной до блеска.
   Разумеется, репортеры были наготове и ждали, но Бугго сумела их перехитрить. «Ласточку» она покинула сразу после рассвета, так что несколько журналистов, догадавшихся заглянуть к кораблю, обнаружили там только сонного Хугебурку. Возле офиса страховой компании тоже собралось полно любопытствующих, но никто из них Бугго не узнал. Когда при начале слушаний ее вызвали, из зала вышла холеная молодая дама в строгом платье. Ее белые волосы были стянуты узлом – ни волосинки растрепанной; руки в коротеньких кружевных перчатках (последнее особенно тронуло Бугго, когда она распечатала пакеты: Калмине Антиквар и Абела на самом деле любили и уважали вещи, а не просто пользовались ими – она поняла это, едва завидев перчатки).
   – Э… – произнес председательствующий, ведущий специалист страховой компании. – Вы… э… госпожа…
   – Бугго Анео, – закончила за него Бугго. – Да.
   Тотчас невысокий, чуть жеваный человечек выскочил неизвестно откуда, быстренько согнулся над ухом председателя и что-то зашептал, а потом присел, нырнул под стол и как будто провалился. Бугго с презрением посмотрела на то место, где он только что находился.
   – Ваш шпион, да? – осведомилась она, поводя плечом в облегающем шелке. – Ему-то вы доверяете? Впрочем, можно принести идентификатор.
   – Госпожа Бугго Анео, займите свое место, – велел председатель, указывая ей на кресло.
   Бугго уселась, положила ногу на ногу, показывая темно-зеленые чулки с золотой нитью, пущенной справа и слева, которая подчеркивала обводы икр. Ноги у Бугго были не блеск, но все равно выглядели эффектно. В зале меленько мигали стереокамеры, торопясь растащить Бугго Анео на множество объемных карточек.
   Огласили заключительный акт. Объявленная страховая стоимость «Ласточки» составляла один миллион экю; сумма объективных затрат на восстановление корабля – пятьсот тысяч двадцать один экю. Желающие могут ознакомиться с полной росписью стоимостей по списку – файлы открыты для копирования. Бугго заметила в зале несколько человек, которые напряглись при этом сообщении, и сощурилась пренебрежительно: так, хапуги среднего разбора. Чуть покачала ногой в чулочке (Хугебурка в ужасе заметил на этом чулочке крошечную дырочку – ах, Бугго!).
   – По традиции, от которой мы не намерены отступать, – торжественно, сытым голосом произнес председатель, – приоритетное право выкупа застрахованного корабля в собственность принадлежит капитану.
   Он подождал, пока эти слова будут записаны и надлежаще переданы в стереоэкраны, а затем повернулся к Бугго:
   – Госпожа Бугго Анео, слово за вами. Вы должны покрыть эту сумму с избытком, хотя бы небольшим – скажем, в один экю. После этого, согласно закону, корабль перейдет в вашу полную и безраздельную собственность. В противном случае «Ласточка» будет выставлена на аукцион.
   Бугго лениво потянулась в кресле.
   – Прошу выступить кого-нибудь от банка «Звезды Лагиди», где хранятся мои сбережения, и сделать достоянием общественной информированности сумму, которой я распоряжаюсь.
   Тотчас возник человек в консервативном костюме, с блестящей, выхоленной шерсткой.
   – Вы действительно желаете обнародовать свое имущественное состояние? – спросил он, как полагается.
   – Да.
   На свет явилась планшетка, и человек из «Звезд Лагиди» прочитал раздельно и внятно:
   – Состояние госпожи Бугго Анео, хранящееся на счету в нашем банке составляет четыреста тысяч девятьсот экю. Сто экю она сняла со счета три дня назад, совершив эту операцию с соблюдением всех необходимых формальностей, о чем существует специальный акт.
   – Переведите мои деньги на счет страховой компании, – распорядилась Бугго. – Остальное я доплачу наличными.
   Она полезла за вырез своего платья и извлекла оттуда невероятную – если учесть, что грудь у нее почти детская – пачку мятых банкнот достоинством в один экю.
   По залу пронесся легкий, быстрый ветерок паники. Хапуги с ненавистью запереглядывались, двое из них уже устремились к выходу. Вспышечки стереокамер покусывали воздух. Какая-то женщина смеялась, прикрыв рот ладонями и вытаращив глаза, в которых скакали, как диафильме, изумление и восторг. Некто, багрово-черный, что-то бормотал, оправдываясь, в маленький телефон-секретку. Он так сильно прижимал трубку, что после на щеке осталась темная вмятина.
   Бугго брала банкноты пальцами в перчатках и кидала их на стол:
   – Сто двадцать… Сто двадцать один… Господин Хугебурка, займите мне один экю!
   Хугебурка встал. Тотчас щупальца камер и взглядов устремились к нему. Они впивались ему в затылок, когда он шел к креслу Бугго, обшаривали спину – несомненно, запечатлевая изрядно мятую куртку и плохо вымытые волосы.
   Экю явился на свет из кармана и был подан Бугго.
   Она вскочила с кресла, улыбаясь, – солнечная.
   – Ну вот и все, господа! – воскликнула Бугго. – «Ласточка» – моя. И если достойная фирма «Лилия Лагиди» вздумает тянуть с ее ремонтом, у меня возникнут разные вопросы… Например, откуда страховая компания знала, сколько денег у меня на счету, если эта информация является конфиденциальной?
   Теперь в зале было уже несколько по-нехорошему багровых человек.
   – Предлагаю завершить заседание, – вмешался председатель. Он выглядел невозмутимым, но Хугебурка видел, что у него почернели губы, и он близок к обмороку. – Документ, удостоверяющий право госпожи Бугго Анео на полное и безраздельное владение кораблем «Ласточка», готов и сейчас будет подписан всеми заинтересованными сторонами.
* * *
   Бар «Шары» представлялся Хугебурке заколдованным местом: здесь всегда кого-нибудь били или арестовывали; однако и то, и другое происходило незлобиво, без скандала. Бугго – до того, как «утратила рассудок», – любила здесь бывать. После слушаний весь мир как будто ахнул, обнаружив, что несколько недель стоял на голове, и с облегчением перевернулся обратно на ноги. И вот уже Бугго сидит бочком на стойке бара, узкая юбка поддернута почти до середины бедра, и в чулках зияют дерзкие дырки, а одна туфля качается на кончике пальцев. В руке у Бугго пляшет развеселый стакан, а вокруг хохочут космоволки, и какого-то неудачника всовывают в кандалы за попытку кражи, а он, прежде чем уйти с блюстителями, успевает еще подмигнуть Бугго Анео, капитану и владельцу «Ласточки», и музыка скачет и дробится. Бугго взмахивает ногой – туфля спрыгивает, как жаба, и улетает в толпу. Неожиданно для себя Хугебурка успевает поймать ее. Каблук, еще утром новехонький, сбит и стоптан. В толпе каждое лицо кажется знакомым. Это и есть счастье, подумал Хугебурка, водружая сбежавшую туфлю на ногу своего капитана. Это и есть счастье.