Страница:
Ноги несли Прасада дальше. Он миновал еще четыре такие же комнаты с барьерами, кроватями и рабынями-сиделками. Наконец Прасад остановился у входа в последнюю комнату в коридоре. Прасад поморщился, осознав, что именно сюда он и намеревался попасть с самого начала. Эта комната была самой большой по размеру, в ней стояло восемнадцать кроватей. Охраняли ее пятеро рабов, здоровых и мускулистых. Темноволосые фигуры на кроватях были крепко привязаны. Атрофированные мышцы и сухожилия, укоротившиеся от бездействия, делали конечности тонкими и высохшими на вид. Руки, похожие на звериные лапы, были плотно сжаты под подбородками. Пальцы крепко сплетались, будто в эпилептическом припадке. Прасад некоторое время молча смотрел на лишенные выражения лица. Внезапно один из них открыл глаза. Его голова и плечи приподнялись, насколько позволяли перевязи, перекошенный рот раскрылся. Шею свела судорога, голова болталась из стороны в сторону, между растянутых губ дергался темный язык. По подбородку стекала струйка слюны. Перегородка поглощала звук. Прасад, разумеется, знал, что ребенок абсолютно немой, хотя на вид могло показаться, что он громко кричит.
Немой. Прасад стоял, не обращая внимания на косые взгляды охранников. Дети были немыми и Немыми. Это они — Прасад, доктор Сей и доктор Кри — сделали их такими. Всем известно, что Немой зародыш должен развиваться в материнской утробе. Это правило одинаково верно для всех видов живых существ, и не важно, какими именно достижениями технологии пытаются заменить голос или сердцебиение живой матери. Немые зародыши, которых пытались вырастить в инкубаторах, неизбежно погибали. Поэтому было широко распространено мнение, что Немые еще в зародыше способны улавливать окружающие их энергии и что присутствие материнского сознания является для них жизненно необходимым.
Так было, пока не возникла лаборатория. Когда Прасад впервые встретил доктора Сей и доктора Кри, они только-только начали свои исследования, но уже успели получить кое-какие интересные результаты. Весь фокус заключался в химическом составе мозга. Вовсе не обязательно, чтобы зародыш чувствовал поблизости сознание своей матери, надо просто, чтобы ему казалось, будто он ее чувствует.
— Ощущения и память, — говорил тогда доктор Кри своим густым бархатистым голосом, — это не что иное, как ряд химических соединений, запрограммированных в мозгу. Нам остается только вычислить, какие именно соединения складываются в мозгу живого эмбриона, когда он ощущает близкое присутствие матери, создать такие соединения искусственно и внедрить их в мозг инкубаторского зародыша… чтобы ему казалось, будто его мать рядом.
На деле, конечно, все оказалось значительно сложнее. У каждого зародыша были свои генетические коды, а следовательно, различными оказывались и необходимые химические соединения, что привело к созданию серии генетически тождественных эмбрионов. Выяснилось также, что некоторые комбинации генов оказываются более активными и жизнеспособными, чем другие. На изучение этих комбинаций ушло несколько лет и масса загубленных зародышей. Возникла также проблема химической трансплантации. Вначале они попытались напрямую внедрить микроскопические порции вещества в искусственно извлеченные белые кровяные тельца. Впоследствии же выяснилось, что наиболее простой путь — это создание ретровируса, который, взаимодействуя с нервной ДНК и тем самым изменяя ее, спровоцирует в клетках развитие их собственных кодов памяти.
Прасад целые дни проводил, разделяя и сращивая гены, многие из которых были его собственными. Катсу проводила время в небольшой детской, устроенной в лаборатории Прасада. О ней заботилась одна из женщин-рабынь, но Прасад хотел, чтобы дочка всегда была рядом.
Ко времени появления Прасада несколько зародышей уже находились в стадии созревания, и через некоторое время появились первые младенцы. Очень скоро, однако, стало ясно, что с ними не все в порядке. Они не реагировали на внешние раздражители, Они мало двигались и никогда-никогда не плакали.
Доктор Кри провел специальные исследования и выяснил, что их мозг развивался неправильно. По уровню развития они мало чем отличались от рыб или птиц. Ни в коей мере их нельзя было считать разумными существами. Он призывал уничтожить этот материал и начать все сначала. Но Прасад яростно отстаивал противоположную точку зрения. Глядя на этих младенцев, вполне совершенных внешне, только очень тихих, он не мог не думать о Катсу, и этим и объяснялось его заступничество. Хотя аргументировал он свое решение чисто научными мотивами. Зачем уничтожать научный материал, если он может пригодиться для дальнейших исследований? Доктор Сей согласилась с ним и убедила доктора Кри.
В инкубаторах созрели следующие партии зародышей, но среди них не было ни одного, который проявил бы какие-либо признаки сознания или самосознания. Большую часть времени они проводили с закрытыми глазами и реагировали только на самые сильные раздражители, в основном на боль. В тех редких случаях, когда их глаза открывались, они бессмысленно смотрели в пространство. Эксперименты продолжались.
Катсу между тем подрастала. К великой гордости Прасада, она становилась умным ребенком, хотя тоже была очень тихой. Она обладала необычным терпением и была вполне довольна жизнью, хотя и проводила целые часы в одиночестве. Казалось странным, что она редко задавала вопросы о мире, лежавшем за пределами базы. Катсу, по всей видимости, легко примирилась с тем фактом, что вылазки на поверхность — дело сложное и поэтому редкое.
Когда девочка достаточно подросла, Прасад решил, что она уже вполне может получить доступ к компьютерной сети по тайному соединению, которое бы не смогли обнаружить власти Единства, и Катсу ухватилась за эту возможность с почти ужасающим рвением. И без того необщительный ребенок, Катсу, получив доступ к сети, стала еще более отрешенной от внешней жизни, и Прасаду пришлось ограничить время, которое она проводила за компьютером. Он также присматривал за тем, на что именно Катсу тратит свое время в сети, и обнаружил, что более всего ее интересует морская биология. Тогда он устроил для нее несколько вылазок на глубинном батискафе, принадлежавшем базе, — маленьком, похожем на пузырь устройстве, и Катсу собирала образцы рыб и морских растений.
Ее завораживали подопытные из лаборатории. Хотя они просто лежали в кроватях, отделенные от Катсу звукоизолирующей пластиковой перегородкой, девочка подолгу стояла и смотрела на них своими непроницаемыми темными глазами. Поначалу Прасад и остальные пытались отогнать ее, отсылая играть к себе, но она всегда возвращалась. И в конце концов Прасад сдался. Ему оставалось либо предоставить ей свободу и разрешить присутствовать в лаборатории, либо не пускать ее туда совсем, а он не мог себе представить, как это она останется на полном попечении кого-то другого.
Прасаду не давало покоя развитие коммуникативных навыков дочки. На базе постоянно находились полтора десятка людей: доктора Сей и Кри, Прасад, исследователь-вирусолог по имени Макс Гарин и одиннадцать рабов, занятых приготовлением пищи, уборкой, обслуживанием подопытных. Доктор Сей старалась избегать Катсу. Прасад никогда не видел ее рядом с дочерью. Но девочку это вовсе не трогало. Она проводила время за компьютером, наблюдала за рыбами, общалась с отцом. За исключением лабораторных подопытных, остальные люди на базе едва ли для нее существовали.
Катсу вот-вот должно было исполниться девять лет, когда Прасад и другие ученые заметили перемену в поведении подопытных — тех, что принадлежали к первой партии, которую доктор Сей хотела уничтожить. Время от времени их охватывало возбуждение, и они начинали метаться, будто охваченные конвульсиями. Однажды Прасад наблюдал за такими метаниями. Вдруг один из них сел на постели и закричал. Во всяком случае, так это выглядело со стороны. Подопытный широко разинул рот, его лицо исказилось гримасой страха, но из горла не вырвалось ни единого звука.
Прасад и остальные не знали, что и подумать. Особенно был поражен Макс Гарин, чистенький блондин с длинными усами, которые он любил покручивать кончиками пальцев. Он выдвинул несколько объяснений, но ни одно из них не показалось достаточно правдоподобным. И тогда заговорила Катсу, стоявшая, как обычно, рядом с барьером.
— Они в Мечте, — произнесла она тихим голосом.
И как бы ни пытались потом Макс Гарин и Прасад выведать у нее какие-нибудь подробности, дальше говорить на эту тему она отказалась.
Доктор Сей немедленно занялась переустановкой медицинских датчиков, считывающих показания нервной деятельности подопытных. Она не делала этого раньше, поскольку полагалась на общеизвестный факт, что Немые человеческой расы не в состоянии сами, без специального обучения, проникнуть в Мечту. Все подопытные продемонстрировали активизацию деятельности правого полушария, что соответствует стадии быстрого сна (сна с быстрым движением глаз) у нормальных людей, а для Немых является свидетельством их пребывания в Мечте. Варолиев мост также посылал множественные сигналы на таламус и кору головного мозга, свидетельствовавшие о быстром сне — или о пребывании в Мечте.
Многие недели, пока занимались тщательным изучением этого явления, в лаборатории царило оживление. Оказывается, и первая партия подопытных была не совсем бесполезна, раз они могут, даже не получив специального обучения, проникать в мир Мечты. Прасад несколько раз подступался к Катсу с расспросами, но она все так же отказывалась что-либо объяснять.
То же самое произошло и со следующей партией подопытных в возрасте одиннадцати лет, и со следующей, и со следующей. На данный момент тридцать пять подопытных имели постоянную возможность отправляться в мир Мечты.
Как и сама Катсу. Когда ей было тринадцать лет, спустя два года после случая с первой партией подопытных, она легла на кровать и, не прибегая к помощи никаких известных Прасаду наркотиков, отправилась в Мечту. В тот же вечер за обедом она сообщила об этом Прасаду таким же спокойным тоном, каким могла рассказать о приобретении новой рыбки для своей коллекции. Пораженный, Прасад принялся ее расспрашивать, но Катсу не стала больше ничего говорить.
— Меня научили. — Это все, что ему удалось узнать.
И Прасаду пришлось довольствоваться малым.
Доктор Сей хотела, чтобы Прасад был более настойчив, чтобы, если понадобится, добыл эти сведения силой, но он не мог заставить себя пойти на это. Само присутствие Катсу в его жизни виделось Прасаду как что-то нежное и хрупкое, что надо беречь и лелеять. Он не мог даже повысить на нее голоса, не говоря уже о том, чтобы выпытывать у нее что-то силой.
Время шло, и Катсу стала все больше и больше времени проводить в Мечте, а не за компьютером. Прасад не имел ни малейшего представления о том, чем она там занимается, но путешествия в Мечту, казалось, не приносили ей никакого вреда. Сейчас, когда ей исполнилось семнадцать лет, Катсу превратилась в прекрасную, спокойную девушку. Ничто, казалось, не в состоянии было ее потревожить или взволновать, и Прасад не мог представить, что она когда-нибудь изменится.
А теперь им понадобились ее яйцеклетки.
Гены Прасада способствовали созданию подопытных Немых, и доктор Кри полагал, что и Катсу обладает той же способностью. Она не только унаследовала богатую генетическую структуру обоих родителей, Катсу обладала еще одним преимуществом — она была носителем митохондриевой ДНК Видьи. Митохондрия, крошечная клеточная структура, превращающая сахар в энергию, содержит в себе цепочку ДНК, отдельную от ядра клетки. Митохондриевая ДНК передается от матери ребенку. Отец к этому процессу не имеет никакого отношения. Это означает, что митохондриевая ДНК Катсу — клон аналогичной структуры у Видьи, и настанет день, когда Катсу сама передаст ее своим детям. Доктор Сей хотела инкорпорировать подопытным ДНК Видьи, и Катсу была единственным способом для достижения этой цели.
По ту сторону перегородки еще один подопытный разинул рот в немом крике. Во время таких вспышек их кровяное давление зашкаливало, мозговая активность свидетельствовала о припадке, подобном эпилептическому. Прасад все еще не знал, как объяснить происходящее, доктор Сей, однако же, утверждала, что занимается разработкой теории.
«Они не являются разумными существами, — уговаривал себя Прасад снова и снова. — Их ментальность на нулевом уровне. Они не отдают себе отчета в том, что существуют. Они — как рыбы или птицы».
Но в последнее время Прасада стали одолевать сомнения. Как это неразумное существо в состоянии проявлять такую сильную мозговую активность? Как может попасть в Мечту нечто не имеющее разума? И каким образом это все помогает доктору Сей и доктору Кри проводить свои исследования и выяснять, что именно необходимо Немым для созревания вне живой материнской плоти?
Прасад все еще стоял у перегородки. От его дыхания на пластиковой поверхности остался туманный белый след. Некоторые из подопытных — его дети, так же как и Катсу. Испытывают ли они страдания? Ощущают ли страх и боль? В последнее время он все больше склонялся к ответу «да».
Прасада охватило мучительное беспокойство. Сколько прошло времени с тех пор, как он в последний раз поднимался на поверхность? Три года? Или четыре? Внезапно он почувствовал себя запертым в клетке. Как он допустил, что все это тянется так долго?
Потом он стал думать о жизни наверху. Наверху развязываются войны, наверху Немых детей вырывают из рук родителей, наверху ни в чем не повинные люди умирают от голода, когда иностранному правительству требуются дополнительные ресурсы. А здесь, внизу, полная безопасность и покой. Еды вдоволь. Его дочка может заниматься всем, чем только пожелает.
«А что, если какой-нибудь интерес заставит ее выйти на поверхность? — подумал Прасад. — Что скажет на что доктор Кри?»
Прасад вышел из лаборатории и по пустынным коридорам вернулся в свои апартаменты. Внезапно все вокруг показалось ему неправильным, он чувствовал глубокое беспокойство, как будто ему и Катсу что-то угрожало, что-то неизвестное, не имеющее никакого отношения к ее генам и яйцеклеткам. Может быть, им следует покинуть базу? Сделать это прямо сейчас? Но как?
Прасад Ваджхур еще раз заглянул к своей дочери — она спала или же находилась в Мечте. И он тоже лег и провел бессонную ночь, долго и тщетно пытаясь уснуть.
ГЛАВА 14
— Ара, ему понадобится наставник, — говорил Кенди, стараясь умерить волнение.
— Не самое подходящее соображение для данного этапа, — твердо ответила Ара.
— Что ты хочешь этим сказать? — возмущенно спросил Кенди. — Седжал обладает новой формой Немоты, и кто-то должен обучить его, как правильно ею пользоваться. Ему уже исполнилось шестнадцать. Обучение должно было начаться много лет назад.
Ара поставила чашку с чаем на небольшой столик рядом со своим креслом. Кенди сидел в таком же кресле напротив. Жилище Ары всегда представлялось ему слишком уж загроможденным вещами, уж слишком тут много было мебели, ковриков, книжных полок и огромных столов. Все это подавляло, воздух казался отсыревшим, вовсе не к такой обстановке Кенди привык в своем спартанском жилище.
— Ты сам ответил на свой вопрос, — сказала Ара. — Седжал обладает новой формой Немоты. И кто же в состоянии его обучать, если это новая форма?
— Немота и есть Немота, — парировал Кенди. — Он должен освоить медитацию и концентрацию, и степень его одаренности в данном случае не имеет значения. И начинать надо прямо сейчас.
— Ты давно не был в Мечте? — спросила Ара.
— Давно, слишком много дел. У Харен для каждого нашлось поручение, чтобы как следует отремонтировать корабль. Ты — единственная, кто там был с тех пор, как… — Кенди облизнул губы, стараясь подавить внезапно подкативший к горлу комок, — как похоронили Питра.
— Мечта стала с тех пор гораздо более опасным местом, — бесстрастно заметила Ара. — Происходит что-то непонятное, было еще несколько случаев, как тогда, когда разверзлась та черная пропасть. А теперь там началось что-то… Не знаю даже, как назвать. Нечто вроде бури, что ли. Она уже поглотила девятнадцать планет, и Немые, которые на них обитают, оказались как бы в одиночном заключении. Не время сейчас приводить в Мечту новичка.
— Речь пока не о том, чтобы приводить Седжала в Мечту, — резко парировал Кенди, хотя ее слова об опасности подогрели его любопытство, — он должен сперва освоить дыхание, обучиться медитации, потом, на завершающем этапе, надо будет подобрать для него стимулирующий коктейль. Так что начинать надо прямо сейчас.
— Кенди, — сказала Ара, решив изменить тактику, — ты никогда не занимался преподаванием. У тебя нет опыта.
— И у тебя тоже когда-то не было опыта. Послушай, я прошел полный курс по педагогике Немых, недавно я освежил этот материал в памяти. Если что-нибудь пойдет не так, я позову на помощь.
— Кенди…
— Почему ты не хочешь пойти мне навстречу? — Кенди не дал ей договорить. — Ара, объясни в конце концов, что происходит? Я знаю, ты что-то не договариваешь. Все какие-то дрянные секреты?
— Не надо ругаться, — строго сказала Ара.
— Еще чего, не надо, — оборвал ее Кенди. — Ты уже не одну неделю водишь нас всех за нос. Ты даже про Мечту ничего не рассказала, пока я не начал выспрашивать. — Он заговорил мягче. — Это новее на тебя не похоже. У реальных людей — людей моего племени — есть такая поговорка: «Гораздо проще исполнять свой долг, если точно знаешь, ради чего ты это делаешь».
— Это высказывание принадлежит Ирфан, — пробормотала Ара.
— Она научилась у нас, — не сдавался Кенди, — Слушай, ты ведь прекрасно понимаешь, что я прав. Твоя скрытность и нежелание объяснить нам всем, объяснить мне… это все бесполезно. Что тебе сказала императрица?
— А разве я говорила, что это касается императрицы?
— Черт побери!
Кенди треснул кулаком по ручке кресла, но мягкая обивка приглушила звук и испортила драматический эффект. — Прекрасно, не хочешь говорить, не надо. Но Седжал станет моим студентом.
Ара бросила на него холодный взгляд.
— Ты не имеешь права.
— Ах, вот как? Ну, слушай. «Закон Братства», раздел четыре, подраздел шесть, параграф 2.1, цитирую: «Немой, имеющий статус брата или выше, имеет право преподавания». Я на сегодняшний момент полный брат. В разделе восьмом, подразделе двенадцать, параграфе 4.1 сказано: «Если брат находит Немого и приводит его в Братство, он имеет право стать его наставником, при условии что ни одна из сторон не возражает».
— Специально выучил.
— Слушай, — не сдавался Кенди, — Седжал не против, чтобы я был его наставником. Он сам мне сказал об этом. И закон на моей стороне. Такой вот редкий случай.
— Слишком много во всем этом непонятного, Кенди. Я не могу тебе разрешить.
— Ты не можешь мне запретить, — быстро возразил Кенди, — если только не посадишь на гауптвахту. Да у нас ее и нет. Ерунда какая.
— Я посажу тебя под домашний арест.
Кенди уже открыл было рот, чтобы пригрозить Аре судебным преследованием за нарушение протокола, но потом подумал, что такой поворот может только подхлестнуть упрямство Ары и их спор получит новую движущую силу, Еще пять лет назад он бы не задумываясь кинулся в Драку, но за это время он кое-чему научился и кое-что узнал о человеческой природе и приемах дипломатии. Что бы там ни говорила по этому поводу Ара.
— Ара, — сказал он, — правила однозначно толкуют ситуацию. Я нашел Седжала, я должен стать его учителем. Ты сама это прекрасно понимаешь. А если есть какие-то секреты, которые что-то для меня меняют, пожалуйста, я слушаю.
— Зачем тебе вообще понадобился этот мальчишка? — спросила Ара. — Ты же знаешь, он тебе не родственник.
Кенди пожал плечами, стараясь не обращать внимания на острый укол разочарования, вызванный ее словами.
— Он мне нравится. Он хороший парнишка. Мы находим общий язык.
— И ты уверен, что хочешь изменить ваши отношения? Учитель ведь совсем не то же самое, что друг.
— Я хочу показать ему Мечту, — сказал Кенди просто.
— И получить возможность продвинуться.
Кенди посмотрел на нее долгим взглядом. Он был полным братом, но вовсе не намеревался провести в этом чине остаток своей жизни. Получив статус отца, он сможет самостоятельно заниматься поисками Немых. Когда сделается отцом-наставником, сможет возглавить целую поисковую экспедицию, — это как раз то, чем сейчас занимается Ара. В Братстве, однако, существовало строгое правило, согласно которому любому из монахов предстояло вернуть ордену все, что для этого монаха было сделано. Это касалось образования, проживания, питания и обучения, и без выплаты такого долга продвинуться дальше статуса брата и мечтать было нечего.
Такая выплата частично осуществлялась отработкой в системе внутренних коммуникаций, эта сфера требовала немалых трудозатрат от всех Немых и служила для монастыря основным источником дохода. Еще одно, на этот раз неписаное, правило гласило, что выплаты можно вносить и вперед. Руководство студентом — вот один из путей для таких выплат, хотя и вербовка Немых тоже в ордене приветствовалась. В Братстве были и такие, кто оказался неспособным ни к одному из этих двух занятий, и они навсегда оставались братьями и сестрами, трудились на полях, в сфере коммуникаций, занимались исследованиями на основной базе. У брата Кенди, конечно же, имелась своя собственная программа развития. Отцу Кенди будет предоставлена необходимая свобода, а также ресурсы для более активных поисков его семьи. Отец-наставник Кенди сможет командовать другими, добиваясь своей цели.
А успешное руководство обучением студента, обладающего доселе неизвестной формой Немоты, несомненно, принесет ему достаточную известность, в результате чего период выплаты негласного долга очень и очень сократится.
— Не стану отрицать, я думаю о своей карьере, — спокойно ответил Кенди. — Но это не главная причина моего решения. Ты достаточно хорошо меня знаешь, Ара, чтобы так говорить.
— Похоже, отговорить тебя не удастся, — Ара вздохнула. — Что ж, начинай. Но будь осторожен.
Кенди поднялся и пошел к выходу.
— И еще, Кенди, — сказала ему вслед Ара, — за свою жизнь я обучила более дюжины учеников. Если понадобится помощь, помни об этом.
Кивком выразив благодарность, Кенди вышел.
Матушка-наставница Арасейль Раймар вылила остатки чая в маленькую раковину. Кенди многому научился, надо отдать ему должное. Еще совсем недавно он бы закусил удила и бросился в драку, что только вызвало бы у нее ответное желание продолжить спор. Теперь же он научился сглаживать утлы. И все же он не заметил, как искусно она увела разговор от себя и сосредоточила основное внимание на делах Кенди.
«Молодость и красота всегда будут проигрывать годам и вероломству», — подумала она с жесткой иронией.
Ара смотрела на тонкие коричневые струйки, стекавшие по стенкам раковины. Ей представилась сегодня отличная возможность рассказать Кенди о приказе императрицы, а она так и не смогла себя заставить. До недавнего времени она оправдывалась перед собой тем, что требуется прежде всего отремонтировать корабль, организовать поминальную службу по Питру, и легко было убедить себя, что она приступит к объяснениям, как только завершатся все эти срочные дела. Но и теперь, однако, она не находила в себе сил на откровенный разговор.
«Зачем ему знать об этом? — думала она. — Все равно он не сможет мне помочь, я сама должна как-то разобраться. У него и так полно дел с Седжалом».
Ара надеялась, что ей удастся отговорить Кенди от его намерения стать наставником Седжала. И дело не только в неизвестной природе Немоты юноши. Ара не хотела, чтобы эти двое слишком уж сближались. Нельзя забывать, что Седжал может… погибнуть. Кенди, к сожалению, совершенно правильно трактовал закон. Если бы она стала настаивать на своем, — а как капитан корабля Ара формально имела право отказать ему в любой просьбе, — все равно ее запрет был бы отменен, стоило им только вернуться в монастырь. И Кенди, кроме всего прочего, был ей тоже вроде сына, и ей совсем не хотелось вставать у него на пути.
Ара провела рукой по лицу. Напряжение последнего времени начинало сказываться, Она постоянно чувствовала усталость, она с трудом заставляла себя поесть. Стало трудно сконцентрироваться как следует, чтобы попасть в Мечту, и еще она заметила, что под любым предлогом старается избегать этих путешествий, потому что теперь они обязательно означали общение с императрицей.
Зазвенел дверной колокольчик.
— Войдите, — машинально сказала Ара.
Дверь медленно отворилась, и в проеме появился Чин Фен. За его спиной стояла Харен. Глаза у нее были полуприкрыты, нижнюю часть лица скрывала чадра, Ара распорядилась, чтобы Фена, если он захочет выйти за пределы своей каюты, всегда сопровождал кто-нибудь из экипажа. Ему не дали доступа к компьютерной сети, и ни одна дверь на «Пост-Скрипте» не реагировала на прикосновение его большого пальца. Его руки, ноги и шею все еще украшали электронные кандалы, а пульт управления имелся у каждого на борту, за исключением Седжала.
Немой. Прасад стоял, не обращая внимания на косые взгляды охранников. Дети были немыми и Немыми. Это они — Прасад, доктор Сей и доктор Кри — сделали их такими. Всем известно, что Немой зародыш должен развиваться в материнской утробе. Это правило одинаково верно для всех видов живых существ, и не важно, какими именно достижениями технологии пытаются заменить голос или сердцебиение живой матери. Немые зародыши, которых пытались вырастить в инкубаторах, неизбежно погибали. Поэтому было широко распространено мнение, что Немые еще в зародыше способны улавливать окружающие их энергии и что присутствие материнского сознания является для них жизненно необходимым.
Так было, пока не возникла лаборатория. Когда Прасад впервые встретил доктора Сей и доктора Кри, они только-только начали свои исследования, но уже успели получить кое-какие интересные результаты. Весь фокус заключался в химическом составе мозга. Вовсе не обязательно, чтобы зародыш чувствовал поблизости сознание своей матери, надо просто, чтобы ему казалось, будто он ее чувствует.
— Ощущения и память, — говорил тогда доктор Кри своим густым бархатистым голосом, — это не что иное, как ряд химических соединений, запрограммированных в мозгу. Нам остается только вычислить, какие именно соединения складываются в мозгу живого эмбриона, когда он ощущает близкое присутствие матери, создать такие соединения искусственно и внедрить их в мозг инкубаторского зародыша… чтобы ему казалось, будто его мать рядом.
На деле, конечно, все оказалось значительно сложнее. У каждого зародыша были свои генетические коды, а следовательно, различными оказывались и необходимые химические соединения, что привело к созданию серии генетически тождественных эмбрионов. Выяснилось также, что некоторые комбинации генов оказываются более активными и жизнеспособными, чем другие. На изучение этих комбинаций ушло несколько лет и масса загубленных зародышей. Возникла также проблема химической трансплантации. Вначале они попытались напрямую внедрить микроскопические порции вещества в искусственно извлеченные белые кровяные тельца. Впоследствии же выяснилось, что наиболее простой путь — это создание ретровируса, который, взаимодействуя с нервной ДНК и тем самым изменяя ее, спровоцирует в клетках развитие их собственных кодов памяти.
Прасад целые дни проводил, разделяя и сращивая гены, многие из которых были его собственными. Катсу проводила время в небольшой детской, устроенной в лаборатории Прасада. О ней заботилась одна из женщин-рабынь, но Прасад хотел, чтобы дочка всегда была рядом.
Ко времени появления Прасада несколько зародышей уже находились в стадии созревания, и через некоторое время появились первые младенцы. Очень скоро, однако, стало ясно, что с ними не все в порядке. Они не реагировали на внешние раздражители, Они мало двигались и никогда-никогда не плакали.
Доктор Кри провел специальные исследования и выяснил, что их мозг развивался неправильно. По уровню развития они мало чем отличались от рыб или птиц. Ни в коей мере их нельзя было считать разумными существами. Он призывал уничтожить этот материал и начать все сначала. Но Прасад яростно отстаивал противоположную точку зрения. Глядя на этих младенцев, вполне совершенных внешне, только очень тихих, он не мог не думать о Катсу, и этим и объяснялось его заступничество. Хотя аргументировал он свое решение чисто научными мотивами. Зачем уничтожать научный материал, если он может пригодиться для дальнейших исследований? Доктор Сей согласилась с ним и убедила доктора Кри.
В инкубаторах созрели следующие партии зародышей, но среди них не было ни одного, который проявил бы какие-либо признаки сознания или самосознания. Большую часть времени они проводили с закрытыми глазами и реагировали только на самые сильные раздражители, в основном на боль. В тех редких случаях, когда их глаза открывались, они бессмысленно смотрели в пространство. Эксперименты продолжались.
Катсу между тем подрастала. К великой гордости Прасада, она становилась умным ребенком, хотя тоже была очень тихой. Она обладала необычным терпением и была вполне довольна жизнью, хотя и проводила целые часы в одиночестве. Казалось странным, что она редко задавала вопросы о мире, лежавшем за пределами базы. Катсу, по всей видимости, легко примирилась с тем фактом, что вылазки на поверхность — дело сложное и поэтому редкое.
Когда девочка достаточно подросла, Прасад решил, что она уже вполне может получить доступ к компьютерной сети по тайному соединению, которое бы не смогли обнаружить власти Единства, и Катсу ухватилась за эту возможность с почти ужасающим рвением. И без того необщительный ребенок, Катсу, получив доступ к сети, стала еще более отрешенной от внешней жизни, и Прасаду пришлось ограничить время, которое она проводила за компьютером. Он также присматривал за тем, на что именно Катсу тратит свое время в сети, и обнаружил, что более всего ее интересует морская биология. Тогда он устроил для нее несколько вылазок на глубинном батискафе, принадлежавшем базе, — маленьком, похожем на пузырь устройстве, и Катсу собирала образцы рыб и морских растений.
Ее завораживали подопытные из лаборатории. Хотя они просто лежали в кроватях, отделенные от Катсу звукоизолирующей пластиковой перегородкой, девочка подолгу стояла и смотрела на них своими непроницаемыми темными глазами. Поначалу Прасад и остальные пытались отогнать ее, отсылая играть к себе, но она всегда возвращалась. И в конце концов Прасад сдался. Ему оставалось либо предоставить ей свободу и разрешить присутствовать в лаборатории, либо не пускать ее туда совсем, а он не мог себе представить, как это она останется на полном попечении кого-то другого.
Прасаду не давало покоя развитие коммуникативных навыков дочки. На базе постоянно находились полтора десятка людей: доктора Сей и Кри, Прасад, исследователь-вирусолог по имени Макс Гарин и одиннадцать рабов, занятых приготовлением пищи, уборкой, обслуживанием подопытных. Доктор Сей старалась избегать Катсу. Прасад никогда не видел ее рядом с дочерью. Но девочку это вовсе не трогало. Она проводила время за компьютером, наблюдала за рыбами, общалась с отцом. За исключением лабораторных подопытных, остальные люди на базе едва ли для нее существовали.
Катсу вот-вот должно было исполниться девять лет, когда Прасад и другие ученые заметили перемену в поведении подопытных — тех, что принадлежали к первой партии, которую доктор Сей хотела уничтожить. Время от времени их охватывало возбуждение, и они начинали метаться, будто охваченные конвульсиями. Однажды Прасад наблюдал за такими метаниями. Вдруг один из них сел на постели и закричал. Во всяком случае, так это выглядело со стороны. Подопытный широко разинул рот, его лицо исказилось гримасой страха, но из горла не вырвалось ни единого звука.
Прасад и остальные не знали, что и подумать. Особенно был поражен Макс Гарин, чистенький блондин с длинными усами, которые он любил покручивать кончиками пальцев. Он выдвинул несколько объяснений, но ни одно из них не показалось достаточно правдоподобным. И тогда заговорила Катсу, стоявшая, как обычно, рядом с барьером.
— Они в Мечте, — произнесла она тихим голосом.
И как бы ни пытались потом Макс Гарин и Прасад выведать у нее какие-нибудь подробности, дальше говорить на эту тему она отказалась.
Доктор Сей немедленно занялась переустановкой медицинских датчиков, считывающих показания нервной деятельности подопытных. Она не делала этого раньше, поскольку полагалась на общеизвестный факт, что Немые человеческой расы не в состоянии сами, без специального обучения, проникнуть в Мечту. Все подопытные продемонстрировали активизацию деятельности правого полушария, что соответствует стадии быстрого сна (сна с быстрым движением глаз) у нормальных людей, а для Немых является свидетельством их пребывания в Мечте. Варолиев мост также посылал множественные сигналы на таламус и кору головного мозга, свидетельствовавшие о быстром сне — или о пребывании в Мечте.
Многие недели, пока занимались тщательным изучением этого явления, в лаборатории царило оживление. Оказывается, и первая партия подопытных была не совсем бесполезна, раз они могут, даже не получив специального обучения, проникать в мир Мечты. Прасад несколько раз подступался к Катсу с расспросами, но она все так же отказывалась что-либо объяснять.
То же самое произошло и со следующей партией подопытных в возрасте одиннадцати лет, и со следующей, и со следующей. На данный момент тридцать пять подопытных имели постоянную возможность отправляться в мир Мечты.
Как и сама Катсу. Когда ей было тринадцать лет, спустя два года после случая с первой партией подопытных, она легла на кровать и, не прибегая к помощи никаких известных Прасаду наркотиков, отправилась в Мечту. В тот же вечер за обедом она сообщила об этом Прасаду таким же спокойным тоном, каким могла рассказать о приобретении новой рыбки для своей коллекции. Пораженный, Прасад принялся ее расспрашивать, но Катсу не стала больше ничего говорить.
— Меня научили. — Это все, что ему удалось узнать.
И Прасаду пришлось довольствоваться малым.
Доктор Сей хотела, чтобы Прасад был более настойчив, чтобы, если понадобится, добыл эти сведения силой, но он не мог заставить себя пойти на это. Само присутствие Катсу в его жизни виделось Прасаду как что-то нежное и хрупкое, что надо беречь и лелеять. Он не мог даже повысить на нее голоса, не говоря уже о том, чтобы выпытывать у нее что-то силой.
Время шло, и Катсу стала все больше и больше времени проводить в Мечте, а не за компьютером. Прасад не имел ни малейшего представления о том, чем она там занимается, но путешествия в Мечту, казалось, не приносили ей никакого вреда. Сейчас, когда ей исполнилось семнадцать лет, Катсу превратилась в прекрасную, спокойную девушку. Ничто, казалось, не в состоянии было ее потревожить или взволновать, и Прасад не мог представить, что она когда-нибудь изменится.
А теперь им понадобились ее яйцеклетки.
Гены Прасада способствовали созданию подопытных Немых, и доктор Кри полагал, что и Катсу обладает той же способностью. Она не только унаследовала богатую генетическую структуру обоих родителей, Катсу обладала еще одним преимуществом — она была носителем митохондриевой ДНК Видьи. Митохондрия, крошечная клеточная структура, превращающая сахар в энергию, содержит в себе цепочку ДНК, отдельную от ядра клетки. Митохондриевая ДНК передается от матери ребенку. Отец к этому процессу не имеет никакого отношения. Это означает, что митохондриевая ДНК Катсу — клон аналогичной структуры у Видьи, и настанет день, когда Катсу сама передаст ее своим детям. Доктор Сей хотела инкорпорировать подопытным ДНК Видьи, и Катсу была единственным способом для достижения этой цели.
По ту сторону перегородки еще один подопытный разинул рот в немом крике. Во время таких вспышек их кровяное давление зашкаливало, мозговая активность свидетельствовала о припадке, подобном эпилептическому. Прасад все еще не знал, как объяснить происходящее, доктор Сей, однако же, утверждала, что занимается разработкой теории.
«Они не являются разумными существами, — уговаривал себя Прасад снова и снова. — Их ментальность на нулевом уровне. Они не отдают себе отчета в том, что существуют. Они — как рыбы или птицы».
Но в последнее время Прасада стали одолевать сомнения. Как это неразумное существо в состоянии проявлять такую сильную мозговую активность? Как может попасть в Мечту нечто не имеющее разума? И каким образом это все помогает доктору Сей и доктору Кри проводить свои исследования и выяснять, что именно необходимо Немым для созревания вне живой материнской плоти?
Прасад все еще стоял у перегородки. От его дыхания на пластиковой поверхности остался туманный белый след. Некоторые из подопытных — его дети, так же как и Катсу. Испытывают ли они страдания? Ощущают ли страх и боль? В последнее время он все больше склонялся к ответу «да».
Прасада охватило мучительное беспокойство. Сколько прошло времени с тех пор, как он в последний раз поднимался на поверхность? Три года? Или четыре? Внезапно он почувствовал себя запертым в клетке. Как он допустил, что все это тянется так долго?
Потом он стал думать о жизни наверху. Наверху развязываются войны, наверху Немых детей вырывают из рук родителей, наверху ни в чем не повинные люди умирают от голода, когда иностранному правительству требуются дополнительные ресурсы. А здесь, внизу, полная безопасность и покой. Еды вдоволь. Его дочка может заниматься всем, чем только пожелает.
«А что, если какой-нибудь интерес заставит ее выйти на поверхность? — подумал Прасад. — Что скажет на что доктор Кри?»
Прасад вышел из лаборатории и по пустынным коридорам вернулся в свои апартаменты. Внезапно все вокруг показалось ему неправильным, он чувствовал глубокое беспокойство, как будто ему и Катсу что-то угрожало, что-то неизвестное, не имеющее никакого отношения к ее генам и яйцеклеткам. Может быть, им следует покинуть базу? Сделать это прямо сейчас? Но как?
Прасад Ваджхур еще раз заглянул к своей дочери — она спала или же находилась в Мечте. И он тоже лег и провел бессонную ночь, долго и тщетно пытаясь уснуть.
ГЛАВА 14
НА БОРТУ «ПОСТ-СКРИПТА»
Чем больше знаешь, тем меньше рискуешь.
Поговорка Немых
— Ара, ему понадобится наставник, — говорил Кенди, стараясь умерить волнение.
— Не самое подходящее соображение для данного этапа, — твердо ответила Ара.
— Что ты хочешь этим сказать? — возмущенно спросил Кенди. — Седжал обладает новой формой Немоты, и кто-то должен обучить его, как правильно ею пользоваться. Ему уже исполнилось шестнадцать. Обучение должно было начаться много лет назад.
Ара поставила чашку с чаем на небольшой столик рядом со своим креслом. Кенди сидел в таком же кресле напротив. Жилище Ары всегда представлялось ему слишком уж загроможденным вещами, уж слишком тут много было мебели, ковриков, книжных полок и огромных столов. Все это подавляло, воздух казался отсыревшим, вовсе не к такой обстановке Кенди привык в своем спартанском жилище.
— Ты сам ответил на свой вопрос, — сказала Ара. — Седжал обладает новой формой Немоты. И кто же в состоянии его обучать, если это новая форма?
— Немота и есть Немота, — парировал Кенди. — Он должен освоить медитацию и концентрацию, и степень его одаренности в данном случае не имеет значения. И начинать надо прямо сейчас.
— Ты давно не был в Мечте? — спросила Ара.
— Давно, слишком много дел. У Харен для каждого нашлось поручение, чтобы как следует отремонтировать корабль. Ты — единственная, кто там был с тех пор, как… — Кенди облизнул губы, стараясь подавить внезапно подкативший к горлу комок, — как похоронили Питра.
— Мечта стала с тех пор гораздо более опасным местом, — бесстрастно заметила Ара. — Происходит что-то непонятное, было еще несколько случаев, как тогда, когда разверзлась та черная пропасть. А теперь там началось что-то… Не знаю даже, как назвать. Нечто вроде бури, что ли. Она уже поглотила девятнадцать планет, и Немые, которые на них обитают, оказались как бы в одиночном заключении. Не время сейчас приводить в Мечту новичка.
— Речь пока не о том, чтобы приводить Седжала в Мечту, — резко парировал Кенди, хотя ее слова об опасности подогрели его любопытство, — он должен сперва освоить дыхание, обучиться медитации, потом, на завершающем этапе, надо будет подобрать для него стимулирующий коктейль. Так что начинать надо прямо сейчас.
— Кенди, — сказала Ара, решив изменить тактику, — ты никогда не занимался преподаванием. У тебя нет опыта.
— И у тебя тоже когда-то не было опыта. Послушай, я прошел полный курс по педагогике Немых, недавно я освежил этот материал в памяти. Если что-нибудь пойдет не так, я позову на помощь.
— Кенди…
— Почему ты не хочешь пойти мне навстречу? — Кенди не дал ей договорить. — Ара, объясни в конце концов, что происходит? Я знаю, ты что-то не договариваешь. Все какие-то дрянные секреты?
— Не надо ругаться, — строго сказала Ара.
— Еще чего, не надо, — оборвал ее Кенди. — Ты уже не одну неделю водишь нас всех за нос. Ты даже про Мечту ничего не рассказала, пока я не начал выспрашивать. — Он заговорил мягче. — Это новее на тебя не похоже. У реальных людей — людей моего племени — есть такая поговорка: «Гораздо проще исполнять свой долг, если точно знаешь, ради чего ты это делаешь».
— Это высказывание принадлежит Ирфан, — пробормотала Ара.
— Она научилась у нас, — не сдавался Кенди, — Слушай, ты ведь прекрасно понимаешь, что я прав. Твоя скрытность и нежелание объяснить нам всем, объяснить мне… это все бесполезно. Что тебе сказала императрица?
— А разве я говорила, что это касается императрицы?
— Черт побери!
Кенди треснул кулаком по ручке кресла, но мягкая обивка приглушила звук и испортила драматический эффект. — Прекрасно, не хочешь говорить, не надо. Но Седжал станет моим студентом.
Ара бросила на него холодный взгляд.
— Ты не имеешь права.
— Ах, вот как? Ну, слушай. «Закон Братства», раздел четыре, подраздел шесть, параграф 2.1, цитирую: «Немой, имеющий статус брата или выше, имеет право преподавания». Я на сегодняшний момент полный брат. В разделе восьмом, подразделе двенадцать, параграфе 4.1 сказано: «Если брат находит Немого и приводит его в Братство, он имеет право стать его наставником, при условии что ни одна из сторон не возражает».
— Специально выучил.
— Слушай, — не сдавался Кенди, — Седжал не против, чтобы я был его наставником. Он сам мне сказал об этом. И закон на моей стороне. Такой вот редкий случай.
— Слишком много во всем этом непонятного, Кенди. Я не могу тебе разрешить.
— Ты не можешь мне запретить, — быстро возразил Кенди, — если только не посадишь на гауптвахту. Да у нас ее и нет. Ерунда какая.
— Я посажу тебя под домашний арест.
Кенди уже открыл было рот, чтобы пригрозить Аре судебным преследованием за нарушение протокола, но потом подумал, что такой поворот может только подхлестнуть упрямство Ары и их спор получит новую движущую силу, Еще пять лет назад он бы не задумываясь кинулся в Драку, но за это время он кое-чему научился и кое-что узнал о человеческой природе и приемах дипломатии. Что бы там ни говорила по этому поводу Ара.
— Ара, — сказал он, — правила однозначно толкуют ситуацию. Я нашел Седжала, я должен стать его учителем. Ты сама это прекрасно понимаешь. А если есть какие-то секреты, которые что-то для меня меняют, пожалуйста, я слушаю.
— Зачем тебе вообще понадобился этот мальчишка? — спросила Ара. — Ты же знаешь, он тебе не родственник.
Кенди пожал плечами, стараясь не обращать внимания на острый укол разочарования, вызванный ее словами.
— Он мне нравится. Он хороший парнишка. Мы находим общий язык.
— И ты уверен, что хочешь изменить ваши отношения? Учитель ведь совсем не то же самое, что друг.
— Я хочу показать ему Мечту, — сказал Кенди просто.
— И получить возможность продвинуться.
Кенди посмотрел на нее долгим взглядом. Он был полным братом, но вовсе не намеревался провести в этом чине остаток своей жизни. Получив статус отца, он сможет самостоятельно заниматься поисками Немых. Когда сделается отцом-наставником, сможет возглавить целую поисковую экспедицию, — это как раз то, чем сейчас занимается Ара. В Братстве, однако, существовало строгое правило, согласно которому любому из монахов предстояло вернуть ордену все, что для этого монаха было сделано. Это касалось образования, проживания, питания и обучения, и без выплаты такого долга продвинуться дальше статуса брата и мечтать было нечего.
Такая выплата частично осуществлялась отработкой в системе внутренних коммуникаций, эта сфера требовала немалых трудозатрат от всех Немых и служила для монастыря основным источником дохода. Еще одно, на этот раз неписаное, правило гласило, что выплаты можно вносить и вперед. Руководство студентом — вот один из путей для таких выплат, хотя и вербовка Немых тоже в ордене приветствовалась. В Братстве были и такие, кто оказался неспособным ни к одному из этих двух занятий, и они навсегда оставались братьями и сестрами, трудились на полях, в сфере коммуникаций, занимались исследованиями на основной базе. У брата Кенди, конечно же, имелась своя собственная программа развития. Отцу Кенди будет предоставлена необходимая свобода, а также ресурсы для более активных поисков его семьи. Отец-наставник Кенди сможет командовать другими, добиваясь своей цели.
А успешное руководство обучением студента, обладающего доселе неизвестной формой Немоты, несомненно, принесет ему достаточную известность, в результате чего период выплаты негласного долга очень и очень сократится.
— Не стану отрицать, я думаю о своей карьере, — спокойно ответил Кенди. — Но это не главная причина моего решения. Ты достаточно хорошо меня знаешь, Ара, чтобы так говорить.
— Похоже, отговорить тебя не удастся, — Ара вздохнула. — Что ж, начинай. Но будь осторожен.
Кенди поднялся и пошел к выходу.
— И еще, Кенди, — сказала ему вслед Ара, — за свою жизнь я обучила более дюжины учеников. Если понадобится помощь, помни об этом.
Кивком выразив благодарность, Кенди вышел.
Матушка-наставница Арасейль Раймар вылила остатки чая в маленькую раковину. Кенди многому научился, надо отдать ему должное. Еще совсем недавно он бы закусил удила и бросился в драку, что только вызвало бы у нее ответное желание продолжить спор. Теперь же он научился сглаживать утлы. И все же он не заметил, как искусно она увела разговор от себя и сосредоточила основное внимание на делах Кенди.
«Молодость и красота всегда будут проигрывать годам и вероломству», — подумала она с жесткой иронией.
Ара смотрела на тонкие коричневые струйки, стекавшие по стенкам раковины. Ей представилась сегодня отличная возможность рассказать Кенди о приказе императрицы, а она так и не смогла себя заставить. До недавнего времени она оправдывалась перед собой тем, что требуется прежде всего отремонтировать корабль, организовать поминальную службу по Питру, и легко было убедить себя, что она приступит к объяснениям, как только завершатся все эти срочные дела. Но и теперь, однако, она не находила в себе сил на откровенный разговор.
«Зачем ему знать об этом? — думала она. — Все равно он не сможет мне помочь, я сама должна как-то разобраться. У него и так полно дел с Седжалом».
Ара надеялась, что ей удастся отговорить Кенди от его намерения стать наставником Седжала. И дело не только в неизвестной природе Немоты юноши. Ара не хотела, чтобы эти двое слишком уж сближались. Нельзя забывать, что Седжал может… погибнуть. Кенди, к сожалению, совершенно правильно трактовал закон. Если бы она стала настаивать на своем, — а как капитан корабля Ара формально имела право отказать ему в любой просьбе, — все равно ее запрет был бы отменен, стоило им только вернуться в монастырь. И Кенди, кроме всего прочего, был ей тоже вроде сына, и ей совсем не хотелось вставать у него на пути.
Ара провела рукой по лицу. Напряжение последнего времени начинало сказываться, Она постоянно чувствовала усталость, она с трудом заставляла себя поесть. Стало трудно сконцентрироваться как следует, чтобы попасть в Мечту, и еще она заметила, что под любым предлогом старается избегать этих путешествий, потому что теперь они обязательно означали общение с императрицей.
Зазвенел дверной колокольчик.
— Войдите, — машинально сказала Ара.
Дверь медленно отворилась, и в проеме появился Чин Фен. За его спиной стояла Харен. Глаза у нее были полуприкрыты, нижнюю часть лица скрывала чадра, Ара распорядилась, чтобы Фена, если он захочет выйти за пределы своей каюты, всегда сопровождал кто-нибудь из экипажа. Ему не дали доступа к компьютерной сети, и ни одна дверь на «Пост-Скрипте» не реагировала на прикосновение его большого пальца. Его руки, ноги и шею все еще украшали электронные кандалы, а пульт управления имелся у каждого на борту, за исключением Седжала.