Страница:
– Первый звонок был от судьи Бакстера. Он хотел узнать, не составите ли вы ему компанию в загородном клубе в ближайшую субботу. Его брат собирается приехать на уик-энд, и ему страшно хочется обыграть его с разгромным счетом. Вторым звонил Тони Сантино, которого, как вам известно, арестовали на прошлой неделе за вымогательство и торговлю наркотиками. Третий и четвертый звонки были от него же. Кейн распахнул дверь своего кабинета и подошел к письменному столу.
– Что ему нужно?
– Нового адвоката.
– Что случилось со всем его юридическим персоналом? Насколько я помню, на него работало не менее дюжины адвокатов.
– Судя по сегодняшним утренним газетам, он их всех уволил.
– Как мне повезло! – Кейн снял коричневый в елочку пиджак и перекинул его через спинку кресла, оставшись в свежей сорочке и шелковом галстуке с разноцветным абстрактным рисунком. – А последний звонок от кого?
– От Трэвиса Линдфорда. Он приглашает вас пообедать с ним сегодня в полдень. Он сказал, что у него срочное дело.
Кейн покачал головой. Очень характерно для Трэвиса думать, что Кейн без предварительной договоренности может перекроить свой распорядок дня, потому что так нужно Трэвису.
– Позвони, пожалуйста, от моего имени судье Бакстеру, Джеки. Скажи, что я буду счастлив помочь ему одержать победу в субботу.
– А как быть с Сантино?
– Я позвоню ему сам.
В глазах Джеки появилась тревога.
– И что вы ему скажете?
– Правду. Скажу, что я перегружен работой и не в состоянии взять еще оно дело. – Он взглянул не нее с некоторым удивлением. – Не волнуйся, я проявлю дипломатию и вежливость. Я не хочу, чтобы мое имя пополнило список лиц, которых он использует, чтобы практиковаться в стрельбе по живым мишеням.
– Не шутите такими вещами, шеф. Сантино – человек опасный.
– Знаю, но он скоро окажется за решеткой. – Кейн поставил на стол «дипломат» и открыл его. – Есть что-нибудь еще?
– Нет, на сегодня все. – Она сделала последнюю пометку в своем блокноте, на сей раз с театральным росчерком пера. – Вы не забыли послать цветы своей тетушке?
– О-ох! – Он хлопнул себя по лбу ладонью. – Ведь сегодня день рождения тети Бекки. Как я мог забыть?
– Я позабочусь об этом, – пообещала Джеки. – Желтые розы, не так ли?
Кейн кивнул, записывая имя тетушки на настольном календаре, чтобы не забыть позвонить ей сегодня.
– Спасибо Джеки. Что бы я без тебя делал? Девушка подняла глаза к потолку.
– Одному Богу известно. – И закрыла блокнот. – Что-нибудь еще?
– Надо напечатать парочку писем, но это после обеда. Я тебе сам продиктую.
Не успела она закрыть за собой дверь, как на столе зазвонил телефон. Кейн понял трубку и, опустившись на коричневое вращающееся кресло, ответил на звонок. Звонил Трэвис Линдфорд.
– Я как раз собирался позвонить тебе, Трэвис. Что у тебя стряслось?
Его удивило, что Трэвис на сей раз обошелся без свойственной ему пустой болтовни. Кейн насторожился.
– Что-нибудь с Маргарет?
– Нет, с ней все в порядке. – Он сделал паузу. – Это касается меня. Мне нужно посоветоваться по одному вопросу. Если тебе не подходит время, то...
– Нет, нет, все в порядке. Тебя устроит встретиться в ресторанчике «Тэдич»? Это рядом с моей конторой.
– Прекрасно, увидимся там.
Повесив трубку, Кейн сидел с озадаченным выражением лица. Такая краткость разговора была не свойственна Трэвису. Будучи человеком обаятельным по природе, он никогда не упускал случая блеснуть в разговоре – будь то по телефону или при личном общении. Эту его манеру многие люди находили несносной, Кейна же эта черта Трэвиса всего лишь забавляла.
Они познакомились более двадцати пяти лет назад. В то время отец Кейна был у Линдфордов главным бухгалтером, и мальчики быстро подружились. Но они были слишком разными, чтобы сохранить крепкую дружбу на долгие годы. В конце концов их пути разошлись, и они встречались лишь от случая к случаю.
Любопытно узнать, в какую историю влип Трэвис на этот раз.
Подчиняясь распорядку работы и традиции чиновничьей братии, финансовый квартал Сан-Франциско в полуденный час приходил в движение, словно пчелиный рой: то и дело возникали транспортные пробки, которые затрудняли движение на близлежащих улицах, нетерпеливо сигналили машины, и тысячные толпы сотрудников учреждений лавиной выплескивались из зданий.
Кейн, засунув руки в карманы, шагал по Беттери-стрит, наслаждаясь бешеным темпом бурлящей вокруг жизни. После того как в течение восьми лет он называл своим домом Нью-Йорк, переезд в Сан-Франциско два года назад он считал делом временным, уверенный в том, что сбежит отсюда, не успев распаковать последнюю коробку с пожитками.
Удивившись самому себе, он сразу же приспособился к жизни на новом месте. И не только приспособился. Он всей душой полюбил прекрасный город на берегу залива.
Хотя жизнь здесь текла спокойней, чем в Нью-Йорке, Сан-Франциско отличался от всех известных ему городов главным образом тем, что в нем сохранилась какая-то загадочность. Следы его богатой событиями истории встречались повсеместно – элегантные особняки в викторианском стиле, устоявшие во время разрушительного землетрясения 1906 года, знаменитая канатная дорога, вагончики которой спускались по крутым склонам холмов, на которых расположен город, звук «туманного горна» в темноте. Даже мрачные контуры Алькатраса не могли не напоминать о печально прославившихся людях, которые там жили и умерли.
Дойдя до ресторанчика на Калифорнийской улице, Кейн распахнул дверь и с порога окинул взглядом помещение. Заметив Трэвиса, он помахал ему рукой и стал пробираться сквозь толпу.
Сидя в глубине зала и повернувшись так, чтобы можно было видеть всех присутствующих, Трэвис наблюдал, как Кейн пробирается к нему через переполненный ресторан.
Где бы ни появлялся молодой адвокат, женщины прекращали разговоры и с вожделением оглядывали его с головы до ног. Чему тут удивляться, не без зависти подумал Трэвис. В свои тридцать восемь лет Кейн Сандерс являл собой образец уверенности в себе, процветания и мужской силы. Темноглазый шатен, он был высок ростом и двигался со сдержанной грацией атлета – он действительно занимался спортом, если позволяло время.
Ни для кого не было тайной, то Маргарет его обожает. Он стал таким человеком, каким ей хотелось бы видеть Трэвиса, – честным, самостоятельным и трудолюбивым. Трэвис не завидовал тому, что Кейн занимает место в сердце его матери. Если это не влияет на его перспективы в отношении отеля «Линдфорд», Маргарет может любить кого угодно.
– Привет, Кейн, – сказал Трэвис, вставая и обмениваясь с ним рукопожатием. – Спасибо, что пришел, хотя я и не смог предупредить тебя заблаговременно.
– У меня сегодня выдался легкий день, – сказал Кейн, усаживаясь на банкетку. Он заказал «Перрье» и меч-рыбу – фирменное блюдо ресторана. – Как поживает Маргарет?
– Как обычно. Передает тебе привет.
Устроившись поудобнее, Кейн внимательно посмотрел на Трэвиса, который потягивал шотландское виски со льдом. Его удивило озабоченное выражение красивого лица: Трэвис по природе был беззаботным малым.
– Ну так в чем проблема? Трэвис поставил стакан на стол.
– Мне нужна твоя помощь, старина. Кейн ухмыльнулся:
– Ты кого-нибудь убил?
– Никого. – Трэвис нахмурился. – Пока. – Он торопливо оглянулся вокруг, как будто боялся, что их разговор могут подслушать. – Я только что узнал, что девушка, с которой я встречался несколько лет назад, родила от меня ребенка, но мне об этом не сказала.
Кейн не удивился этому сообщению. При том образе жизни, какой вел Трэвис, странно было, что он до сих пор не стал ответчиком по дюжине исков об установлении отцовства.
– Ты уверен, что это твой ребенок?
– Да. Никто этого не отрицает.
– Почему она не сказала тебе о ребенке?
Он пожал плечами:
– Возможно, она думала, что из меня не получится хороший отец. А вернее всего, она влюбилась в другого и хотела, чтобы я исчез из ее жизни.
– И теперь она тебя шантажирует?
– Нет. – Трэвис еще раз изложил свою версию истории, рассказал о попытках договориться с Дайаной и о ее решении запретить мальчику любые контакты с семейством Линдфордов.
Пока Трэвис рассказывал, Кейн наблюдал за ним, прислушиваясь к модуляциям его голоса, отражавшим попеременно то тревогу, то гнев. Ему показалось странным, что человек, который всегда всеми силами старался избежать любой ответственности, вдруг так захвачен мыслью заполучить сына, которого никогда в глаза не видел. Подождав, пока официант принесет заказанное блюдо, он как бы между прочим сказал:
– Ты меня удивляешь, Трэвис. Вот уж никогда не думал, что у тебя так сильно развиты отцовские чувства.
– Так оно и было раньше, – ответил Трэвис распластывая вилкой поджаренную устрицу. – Пока я не увидел этого мальчика. – Он, не моргнув, выдержал недоверчивый взгляд Кейна. – А теперь, узнав, что он мой сын, я хочу познакомиться с ним поближе. Я хочу участвовать в его жизни, заниматься чем-нибудь вместе с ним, ну, скажем, играть в мяч, ходить на рыбалку.
Кейн едва подавил улыбку. Трудновато было представить себе Трэвиса с удочкой, насаживающего наживку на крючок.
– Ты об этом говорил с матерью мальчика?
– Конечно, говорил, но ее это не волнует. Она затаила на меня злобу за какой-то проступок, которого я никогда не совершал. Я намерен судиться с этой чертовкой за опекунство, – добавил он, прожевывая устрицу.
– Но ты же не имеешь в виду безраздельное попечительство?
– Нет, именно безраздельное, полное попечительство. Я пытался достичь компромисса, Кейн, но она упорно стоит на своем. В таком случае и мы будем непреклонны.
Кейн поставил локти на стол и сцепил пальцы.
– Послушай меня, Трэвис. Дела об опекунстве обычно превращаются в нескончаемую тяжбу и изматывают эмоционально обе стороны, не говоря уж о ребенке, для которого они просто убийственны.
– Я все это понимаю. Мне важно лишь знать, есть ли у меня шанс выиграть процесс.
– Несколько лет назад я ответил бы тебе отрицательно, но теперь многое изменилось. В феврале прошлого года штат Калифорния принял закон, согласно которому отец внебрачного ребенка имеет одинаковые права с его матерью. Поэтому я отвечаю положительно: да, ты можешь возбудить дело в суде.
– А каковы у меня шансы выиграть процесс?
– Весьма слабые. Трэвис положил вилку.
– Что значит «весьма слабые»? Он, черт возьми, мой сын. Моя плоть и кровь. Мало того, что от меня скрыли факт его рождения, так его еще без моего согласия отдали совершенно чужому человеку. Ты считаешь, что это справедливо?
– Нет, не считаю. Но суд подойдет к этому с другой стороны.
– Почему? В чем проблема?
– Во-первых, эта Дайана Уэллс является его законной матерью и единственным родителем, которого когда-либо знал Закери. Он ее любит. Он привязан к ней эмоционально. Во-вторых, вы с Надин не состояли в браке.
– Но, несмотря на это, он по-прежнему остается моим сыном.
– Верно. Однако тебе потребуется немало времени, чтобы убедить судью в том, что Закери с тобой будет лучше, чем с матерью. – Он положил в рот кусочек меч-рыбы. – Почему бы тебе не выбрать более простой путь решения этой проблемы?
– Какой?
– Поговори еще раз с Дайаной Уэллс. Скажи ей, что ты просто хочешь иногда видеться с мальчиком. Прошло уже достаточно времени, и она, возможно, стала более сговорчивой.
Трэвис покачал головой:
– Я уже говорил тебе, что она не желает со мной разговаривать. Она просто захлопывает дверь перед моим носом и швыряет трубку, когда я звоню. Она даже пригрозила матери, что, если потребуется, добьется запретительного судебного решения. Ты не мог бы как-нибудь помочь?
– К сожалению, нет. Я хотел бы помочь тебе, но...
– Ты можешь это сделать, – наклонившись к нему, сказал Трэвис. – Я хочу, чтобы ты представлял мои интересы.
Кейн очень удивился:
– Я специализируюсь на уголовных делах, Трэвис. Я не веду дел об опекунстве.
– Я знаю, но мама хочет, чтобы этим занялся ты.
– Дело возбуждает не Маргарет, а ты.
– Я тоже хочу, чтобы ты взялся за это дело.
– Это неразумно. В этом штате есть полдюжины адвокатов, значительно более компетентных в вопросах семейного права, чем я.
– Но ни у одного из них нет твоего опыта работы в суде. Судьи тебя уважают. И кто, как не ты, сведущ в этих вопросах, если сам недавно боролся за опекунство...
Заметив, как напряглось лицо Кейна, Трэвис осекся, выругав себя:
– Будь я проклят, Кейн, прости меня. Мне не следовало напоминать тебе об этом.
Кейн, у которого пропал аппетит, положил вилку и нож. Он приехал в Сан-Франциско, чтобы забыть прошлое, но даже и по прошествии двух лет воспоминания всегда настигали его, когда он меньше всего ждал. Как сейчас, например.
– Извини, – снова услышал он голос Трэвиса.
Усилием воли Кейн прогнал воспоминания, нахлынувшие на него после слов Трэвиса, и сосредоточился на настоящем.
– Все в порядке.
– Этот мальчик так много значит для меня, Кейн и для мамы тоже.
Кейну было проще простого отказать Трэвису. Он не был ничем обязан ему лично. Даже не любил его. Но не мог отказать Маргарет. Он не забыл все, что она сделала для него и его матери.
– Ладно, – сказал он после паузы. – Я согласен. – Он вынул из нагрудного кармана маленькую записную книжку и перелистал ее. – Я смогу встретиться с тобой только в конце следующей недели, но попрошу Джеки подготовить необходимые документы.
Трэвис вздохнул с облегчением и откинулся на спинку стула.
– Не знаю, как и благодарить тебя.
– Не питай слишком больших надежд. Как я уже говорил, твои шансы получить то, что ты хочешь, очень малы, и нам предстоит много поработать, чтобы подготовиться ко всяким неожиданностям.
– Понимаю.
– Прежде всего я хочу, чтобы ты изменил образ жизни. Адвокат Дайаны Уэллс обязательно обратит на это внимание на судебном заседании, так что тебе лучше быть во всеоружии, чтобы убедить всех, что ты перевернул в жизни новую страницу и относишься к отцовству серьезно.
– Но так оно и есть, Кейн. Клянусь тебе. Кейн довольно долго задумчиво смотрел на него.
– Хорошо, – сказал он, наконец. Потом, взглянув на часы, поднялся из-за стола. – Мне пора идти. – Он хотел было вытащить бумажник, чтобы расплатиться, но Трэвис остановил его:
– Позволь мне заплатить. В следующий раз можешь заплатить ты. – Приподнявшись с места, он пожал Сандерсу руку. – Спасибо, Кейн. Я тебе действительно очень благодарен.
– Буду рад тебе помочь. – Кейн скептически улыбнулся. – Мне так кажется.
Глава 7
– Что ему нужно?
– Нового адвоката.
– Что случилось со всем его юридическим персоналом? Насколько я помню, на него работало не менее дюжины адвокатов.
– Судя по сегодняшним утренним газетам, он их всех уволил.
– Как мне повезло! – Кейн снял коричневый в елочку пиджак и перекинул его через спинку кресла, оставшись в свежей сорочке и шелковом галстуке с разноцветным абстрактным рисунком. – А последний звонок от кого?
– От Трэвиса Линдфорда. Он приглашает вас пообедать с ним сегодня в полдень. Он сказал, что у него срочное дело.
Кейн покачал головой. Очень характерно для Трэвиса думать, что Кейн без предварительной договоренности может перекроить свой распорядок дня, потому что так нужно Трэвису.
– Позвони, пожалуйста, от моего имени судье Бакстеру, Джеки. Скажи, что я буду счастлив помочь ему одержать победу в субботу.
– А как быть с Сантино?
– Я позвоню ему сам.
В глазах Джеки появилась тревога.
– И что вы ему скажете?
– Правду. Скажу, что я перегружен работой и не в состоянии взять еще оно дело. – Он взглянул не нее с некоторым удивлением. – Не волнуйся, я проявлю дипломатию и вежливость. Я не хочу, чтобы мое имя пополнило список лиц, которых он использует, чтобы практиковаться в стрельбе по живым мишеням.
– Не шутите такими вещами, шеф. Сантино – человек опасный.
– Знаю, но он скоро окажется за решеткой. – Кейн поставил на стол «дипломат» и открыл его. – Есть что-нибудь еще?
– Нет, на сегодня все. – Она сделала последнюю пометку в своем блокноте, на сей раз с театральным росчерком пера. – Вы не забыли послать цветы своей тетушке?
– О-ох! – Он хлопнул себя по лбу ладонью. – Ведь сегодня день рождения тети Бекки. Как я мог забыть?
– Я позабочусь об этом, – пообещала Джеки. – Желтые розы, не так ли?
Кейн кивнул, записывая имя тетушки на настольном календаре, чтобы не забыть позвонить ей сегодня.
– Спасибо Джеки. Что бы я без тебя делал? Девушка подняла глаза к потолку.
– Одному Богу известно. – И закрыла блокнот. – Что-нибудь еще?
– Надо напечатать парочку писем, но это после обеда. Я тебе сам продиктую.
Не успела она закрыть за собой дверь, как на столе зазвонил телефон. Кейн понял трубку и, опустившись на коричневое вращающееся кресло, ответил на звонок. Звонил Трэвис Линдфорд.
– Я как раз собирался позвонить тебе, Трэвис. Что у тебя стряслось?
Его удивило, что Трэвис на сей раз обошелся без свойственной ему пустой болтовни. Кейн насторожился.
– Что-нибудь с Маргарет?
– Нет, с ней все в порядке. – Он сделал паузу. – Это касается меня. Мне нужно посоветоваться по одному вопросу. Если тебе не подходит время, то...
– Нет, нет, все в порядке. Тебя устроит встретиться в ресторанчике «Тэдич»? Это рядом с моей конторой.
– Прекрасно, увидимся там.
Повесив трубку, Кейн сидел с озадаченным выражением лица. Такая краткость разговора была не свойственна Трэвису. Будучи человеком обаятельным по природе, он никогда не упускал случая блеснуть в разговоре – будь то по телефону или при личном общении. Эту его манеру многие люди находили несносной, Кейна же эта черта Трэвиса всего лишь забавляла.
Они познакомились более двадцати пяти лет назад. В то время отец Кейна был у Линдфордов главным бухгалтером, и мальчики быстро подружились. Но они были слишком разными, чтобы сохранить крепкую дружбу на долгие годы. В конце концов их пути разошлись, и они встречались лишь от случая к случаю.
Любопытно узнать, в какую историю влип Трэвис на этот раз.
Подчиняясь распорядку работы и традиции чиновничьей братии, финансовый квартал Сан-Франциско в полуденный час приходил в движение, словно пчелиный рой: то и дело возникали транспортные пробки, которые затрудняли движение на близлежащих улицах, нетерпеливо сигналили машины, и тысячные толпы сотрудников учреждений лавиной выплескивались из зданий.
Кейн, засунув руки в карманы, шагал по Беттери-стрит, наслаждаясь бешеным темпом бурлящей вокруг жизни. После того как в течение восьми лет он называл своим домом Нью-Йорк, переезд в Сан-Франциско два года назад он считал делом временным, уверенный в том, что сбежит отсюда, не успев распаковать последнюю коробку с пожитками.
Удивившись самому себе, он сразу же приспособился к жизни на новом месте. И не только приспособился. Он всей душой полюбил прекрасный город на берегу залива.
Хотя жизнь здесь текла спокойней, чем в Нью-Йорке, Сан-Франциско отличался от всех известных ему городов главным образом тем, что в нем сохранилась какая-то загадочность. Следы его богатой событиями истории встречались повсеместно – элегантные особняки в викторианском стиле, устоявшие во время разрушительного землетрясения 1906 года, знаменитая канатная дорога, вагончики которой спускались по крутым склонам холмов, на которых расположен город, звук «туманного горна» в темноте. Даже мрачные контуры Алькатраса не могли не напоминать о печально прославившихся людях, которые там жили и умерли.
Дойдя до ресторанчика на Калифорнийской улице, Кейн распахнул дверь и с порога окинул взглядом помещение. Заметив Трэвиса, он помахал ему рукой и стал пробираться сквозь толпу.
Сидя в глубине зала и повернувшись так, чтобы можно было видеть всех присутствующих, Трэвис наблюдал, как Кейн пробирается к нему через переполненный ресторан.
Где бы ни появлялся молодой адвокат, женщины прекращали разговоры и с вожделением оглядывали его с головы до ног. Чему тут удивляться, не без зависти подумал Трэвис. В свои тридцать восемь лет Кейн Сандерс являл собой образец уверенности в себе, процветания и мужской силы. Темноглазый шатен, он был высок ростом и двигался со сдержанной грацией атлета – он действительно занимался спортом, если позволяло время.
Ни для кого не было тайной, то Маргарет его обожает. Он стал таким человеком, каким ей хотелось бы видеть Трэвиса, – честным, самостоятельным и трудолюбивым. Трэвис не завидовал тому, что Кейн занимает место в сердце его матери. Если это не влияет на его перспективы в отношении отеля «Линдфорд», Маргарет может любить кого угодно.
– Привет, Кейн, – сказал Трэвис, вставая и обмениваясь с ним рукопожатием. – Спасибо, что пришел, хотя я и не смог предупредить тебя заблаговременно.
– У меня сегодня выдался легкий день, – сказал Кейн, усаживаясь на банкетку. Он заказал «Перрье» и меч-рыбу – фирменное блюдо ресторана. – Как поживает Маргарет?
– Как обычно. Передает тебе привет.
Устроившись поудобнее, Кейн внимательно посмотрел на Трэвиса, который потягивал шотландское виски со льдом. Его удивило озабоченное выражение красивого лица: Трэвис по природе был беззаботным малым.
– Ну так в чем проблема? Трэвис поставил стакан на стол.
– Мне нужна твоя помощь, старина. Кейн ухмыльнулся:
– Ты кого-нибудь убил?
– Никого. – Трэвис нахмурился. – Пока. – Он торопливо оглянулся вокруг, как будто боялся, что их разговор могут подслушать. – Я только что узнал, что девушка, с которой я встречался несколько лет назад, родила от меня ребенка, но мне об этом не сказала.
Кейн не удивился этому сообщению. При том образе жизни, какой вел Трэвис, странно было, что он до сих пор не стал ответчиком по дюжине исков об установлении отцовства.
– Ты уверен, что это твой ребенок?
– Да. Никто этого не отрицает.
– Почему она не сказала тебе о ребенке?
Он пожал плечами:
– Возможно, она думала, что из меня не получится хороший отец. А вернее всего, она влюбилась в другого и хотела, чтобы я исчез из ее жизни.
– И теперь она тебя шантажирует?
– Нет. – Трэвис еще раз изложил свою версию истории, рассказал о попытках договориться с Дайаной и о ее решении запретить мальчику любые контакты с семейством Линдфордов.
Пока Трэвис рассказывал, Кейн наблюдал за ним, прислушиваясь к модуляциям его голоса, отражавшим попеременно то тревогу, то гнев. Ему показалось странным, что человек, который всегда всеми силами старался избежать любой ответственности, вдруг так захвачен мыслью заполучить сына, которого никогда в глаза не видел. Подождав, пока официант принесет заказанное блюдо, он как бы между прочим сказал:
– Ты меня удивляешь, Трэвис. Вот уж никогда не думал, что у тебя так сильно развиты отцовские чувства.
– Так оно и было раньше, – ответил Трэвис распластывая вилкой поджаренную устрицу. – Пока я не увидел этого мальчика. – Он, не моргнув, выдержал недоверчивый взгляд Кейна. – А теперь, узнав, что он мой сын, я хочу познакомиться с ним поближе. Я хочу участвовать в его жизни, заниматься чем-нибудь вместе с ним, ну, скажем, играть в мяч, ходить на рыбалку.
Кейн едва подавил улыбку. Трудновато было представить себе Трэвиса с удочкой, насаживающего наживку на крючок.
– Ты об этом говорил с матерью мальчика?
– Конечно, говорил, но ее это не волнует. Она затаила на меня злобу за какой-то проступок, которого я никогда не совершал. Я намерен судиться с этой чертовкой за опекунство, – добавил он, прожевывая устрицу.
– Но ты же не имеешь в виду безраздельное попечительство?
– Нет, именно безраздельное, полное попечительство. Я пытался достичь компромисса, Кейн, но она упорно стоит на своем. В таком случае и мы будем непреклонны.
Кейн поставил локти на стол и сцепил пальцы.
– Послушай меня, Трэвис. Дела об опекунстве обычно превращаются в нескончаемую тяжбу и изматывают эмоционально обе стороны, не говоря уж о ребенке, для которого они просто убийственны.
– Я все это понимаю. Мне важно лишь знать, есть ли у меня шанс выиграть процесс.
– Несколько лет назад я ответил бы тебе отрицательно, но теперь многое изменилось. В феврале прошлого года штат Калифорния принял закон, согласно которому отец внебрачного ребенка имеет одинаковые права с его матерью. Поэтому я отвечаю положительно: да, ты можешь возбудить дело в суде.
– А каковы у меня шансы выиграть процесс?
– Весьма слабые. Трэвис положил вилку.
– Что значит «весьма слабые»? Он, черт возьми, мой сын. Моя плоть и кровь. Мало того, что от меня скрыли факт его рождения, так его еще без моего согласия отдали совершенно чужому человеку. Ты считаешь, что это справедливо?
– Нет, не считаю. Но суд подойдет к этому с другой стороны.
– Почему? В чем проблема?
– Во-первых, эта Дайана Уэллс является его законной матерью и единственным родителем, которого когда-либо знал Закери. Он ее любит. Он привязан к ней эмоционально. Во-вторых, вы с Надин не состояли в браке.
– Но, несмотря на это, он по-прежнему остается моим сыном.
– Верно. Однако тебе потребуется немало времени, чтобы убедить судью в том, что Закери с тобой будет лучше, чем с матерью. – Он положил в рот кусочек меч-рыбы. – Почему бы тебе не выбрать более простой путь решения этой проблемы?
– Какой?
– Поговори еще раз с Дайаной Уэллс. Скажи ей, что ты просто хочешь иногда видеться с мальчиком. Прошло уже достаточно времени, и она, возможно, стала более сговорчивой.
Трэвис покачал головой:
– Я уже говорил тебе, что она не желает со мной разговаривать. Она просто захлопывает дверь перед моим носом и швыряет трубку, когда я звоню. Она даже пригрозила матери, что, если потребуется, добьется запретительного судебного решения. Ты не мог бы как-нибудь помочь?
– К сожалению, нет. Я хотел бы помочь тебе, но...
– Ты можешь это сделать, – наклонившись к нему, сказал Трэвис. – Я хочу, чтобы ты представлял мои интересы.
Кейн очень удивился:
– Я специализируюсь на уголовных делах, Трэвис. Я не веду дел об опекунстве.
– Я знаю, но мама хочет, чтобы этим занялся ты.
– Дело возбуждает не Маргарет, а ты.
– Я тоже хочу, чтобы ты взялся за это дело.
– Это неразумно. В этом штате есть полдюжины адвокатов, значительно более компетентных в вопросах семейного права, чем я.
– Но ни у одного из них нет твоего опыта работы в суде. Судьи тебя уважают. И кто, как не ты, сведущ в этих вопросах, если сам недавно боролся за опекунство...
Заметив, как напряглось лицо Кейна, Трэвис осекся, выругав себя:
– Будь я проклят, Кейн, прости меня. Мне не следовало напоминать тебе об этом.
Кейн, у которого пропал аппетит, положил вилку и нож. Он приехал в Сан-Франциско, чтобы забыть прошлое, но даже и по прошествии двух лет воспоминания всегда настигали его, когда он меньше всего ждал. Как сейчас, например.
– Извини, – снова услышал он голос Трэвиса.
Усилием воли Кейн прогнал воспоминания, нахлынувшие на него после слов Трэвиса, и сосредоточился на настоящем.
– Все в порядке.
– Этот мальчик так много значит для меня, Кейн и для мамы тоже.
Кейну было проще простого отказать Трэвису. Он не был ничем обязан ему лично. Даже не любил его. Но не мог отказать Маргарет. Он не забыл все, что она сделала для него и его матери.
– Ладно, – сказал он после паузы. – Я согласен. – Он вынул из нагрудного кармана маленькую записную книжку и перелистал ее. – Я смогу встретиться с тобой только в конце следующей недели, но попрошу Джеки подготовить необходимые документы.
Трэвис вздохнул с облегчением и откинулся на спинку стула.
– Не знаю, как и благодарить тебя.
– Не питай слишком больших надежд. Как я уже говорил, твои шансы получить то, что ты хочешь, очень малы, и нам предстоит много поработать, чтобы подготовиться ко всяким неожиданностям.
– Понимаю.
– Прежде всего я хочу, чтобы ты изменил образ жизни. Адвокат Дайаны Уэллс обязательно обратит на это внимание на судебном заседании, так что тебе лучше быть во всеоружии, чтобы убедить всех, что ты перевернул в жизни новую страницу и относишься к отцовству серьезно.
– Но так оно и есть, Кейн. Клянусь тебе. Кейн довольно долго задумчиво смотрел на него.
– Хорошо, – сказал он, наконец. Потом, взглянув на часы, поднялся из-за стола. – Мне пора идти. – Он хотел было вытащить бумажник, чтобы расплатиться, но Трэвис остановил его:
– Позволь мне заплатить. В следующий раз можешь заплатить ты. – Приподнявшись с места, он пожал Сандерсу руку. – Спасибо, Кейн. Я тебе действительно очень благодарен.
– Буду рад тебе помочь. – Кейн скептически улыбнулся. – Мне так кажется.
Глава 7
Закутавшись в старенький уютный халатик, Дайана сидела у окна с чашкой утреннего кофе. Прямо перед ней раскинулся парк Лафайет, в котором, несмотря на ранний час, уже кипела жизнь: молодые мамаши выгуливали своих детишек, любители бега совершали утренние пробежки, мужчины и женщины постарше сидели, наслаждаясь теплым осенним солнцем. Под дубом старый китаец в черном одеянии проделывал медленные плавные движения, занимаясь гимнастикой таи-чи.
Это время года она любила больше всего. Схлынули толпы туристов, листья на деревьях по всему городу приобретали яркие золотисто-рыжие оттенки, а воздух был свежим и бодрящим. Дайана успокоилась. Прошло больше недели после того, как она позвонила Маргарет Линдфорд. Сначала она боялась худшего: нашествия армии адвокатов, берущих приступом ее дом, повесток в суд или как минимум неприятных разговоров по телефону. Ничего этого не было.
Она проводила взглядом стаю улетавших на юг серых пеликанов. Конечно, еще слишком рано, чтобы вздохнуть с облегчением, но шестое чувство подсказывало ей, что она права в своих давних подозрениях. Отцовский инстинкт Трэвиса оказался таким же фальшивым, как и все остальное, что в нем было. Он, несомненно, узнал, что сына ему без борьбы не получить, и отказался от своей затеи.
Сделав глоток кофе, она вдруг увидела, что перед ее домом остановилась серая машина. Она с любопытством наблюдала, как низенький невзрачный человек вышел из машины и направился к ее дому.
Дайана напряглась. Не слишком ли рано она успокоилась?
В дверь позвонили.
Дайана с обреченным видом затянула потуже поясок халата и пошла открывать.
За дверью стоял мужчина, лицо которого не выражало никаких эмоций.
– Вы мисс Дайана Уэллс?
–Да.
Сунув руку в нагрудный карман, он извлек сложенный пополам лист бумаги и протянул его ей.
– Это вам, мэм.
Трясущимися руками Дайана развернула и прочла документ.
Это была повестка в суд. Ей предписывалось явиться 6 декабря в окружной суд Сан-Франциско. Трэвис Линдфорд возбуждал против нее дело об опекунстве над Заком.
В малой гостиной Маргарет Линдфорд, куда несколько минут назад были приглашены все члены семьи, Рендл Аткинс молча слушал свою тещу, которая рассказывала им невероятную историю о чудом отыскавшемся внуке. Рядом с ним, тоже в полном молчании, сидела его жена Франческа.
Трэвис стоял возле камина, картинно положив локоть одной руки на каминную доску, а другой вращая кубики льда в стакане виски. Оказавшись в центре всеобщего внимания, он явно наслаждался ситуацией.
Рендл сделал глоток и перевел взгляд на шурина. Так, значит, любимчику матери опять повезло. Именно тогда, когда все думали, что он идет ко дну, он отыскал спасательный круг и вышел сухим из воды – живой, невредимый, и торжествующий.
Когда две недели назад из президентского «люкса» «Линдфорда» было украдено колье миссис Барклэй, Маргарет была готова растерзать Трэвиса и назначить Франческу своей преемницей.
Потом произошло невероятное. Трэвис, выслушав ультиматум, предъявленный матерью, условия которого Рендл и Франческа считали для него невыполнимыми, не только согласился их выполнить, но и чудесным образом отыскал для нее то, чего она желала больше всего на свете, – внука.
– А поэтому, – продолжала Маргарет, останавливая взгляд сначала на дочери, потом на сыне, – в соответствии со старинной линдфордской традицией, я передам свою долю акций отеля Трэвису, но не в день рождения его первенца, поскольку у него уже есть ребенок, а в тот день, когда ему присудят опекунство над Закери. – Она улыбнулась: – Франческа, Рендл, я надеюсь, вы оба присоединитесь ко мне, чтобы поздравить Трэвиса.
Поскольку все молчали, она взглянула на дочь, подняв брови.
– Франческа!
Рендл окинул взглядом жену – милые черты лица, густые черные волосы, перехваченные шарфом, серьезные темные глаза, крупный рот. Если не считать необычной бледности, то догадаться о том, как глубоко она разочарована, не смог бы никто, кроме него.
– Франческа! Ты меня слышала, дорогая? Франческа расправила плечи. Она знала, что от нее требуется. Она должна была сказать: «Поздравляю, Трэвис. Я очень рада за тебя. Скажи мне, если потребуется моя помощь». Но как могла она произнести это, зная, что «вмешательство руки господней», как театрально выразилась ее мать, означает, что «Линдфорд» для нее потерян навсегда?
Она, черт возьми, выстрадала право стать владелицей отеля! Ей тридцать один год, и более половины своей жизни она готовилась к тому дню, когда станет первой женщиной из рода Линдфордов, в руки которой перейдет отель. Она много потрудилась, чтобы достичь этой цели, удивляя всех, даже родителей, преданностью делу, новаторскими идеями и мужеством.
Она была близка к достижению цели, но теперь, после этого потрясающего заявления, мечтать больше было не о чем. Победу одержал Трэвис. Не в честной и справедливой борьбе, но он победил.
Поскольку она была из семейства Линдфордов и, несмотря ни на что, любила брата, Франческа отпустила руку мужа, встала и направилась к камину.
– Поздравляю, Трэвис, – сказала она дрожащим от наплыва разнообразных чувств голосом. – Ребенок – это безмерное счастье. – Она улыбнулась. – Я с нетерпением жду встречи со своим племянником.
Это, по крайней мере, было правдой. Она обожала детей. Мысль, что присутствие маленького мальчика оживит чопорные обеды на ранчо матери, заставила ее почти забыть о разочаровании.
– Спасибо, сестричка. – Трэвис чмокнул ее в щеку, обняв одной рукой за талию. – А что скажешь ты, старина? – спросил он с натянутой улыбкой, обращаясь к Рендлу. – Ты рад за меня?
Франческа заметила, как напряглось красивое лицо Рендла. Когда он посмотрел на своего шурина, взгляд его янтарных глаз под очками в металлической оправе, обычно такой теплый, стал жестким.
Стремясь предотвратить столкновение двух мужчин, Франческа одарила мужа лучезарной улыбкой.
– Ты готов играть роль дядюшки?
Ради Франчески Рендл заставил себя улыбнуться.
– Конечно. Прими и мои сердечные поздравления, Трэвис. – Он перевел взгляд на Маргарет. – Хотя меня немного удивило, что Кейн согласился взяться за это дело. Я полагал, что адвокаты по уголовным делам...
– Это семейное дело, – перебила его Маргарет. – А Кейна я всегда считала членом нашей семьи.
В тот же вечер, когда Рендл и Франческа сидели в своей квартире на Телеграф-Хилл со стаканами белого вина, Рендл взял жену за руку. Она не проронила ни слова в машине, пока они возвращались из «Линдфорда», и он с уважением относился к ее молчанию, понимая, что ей надо многое пережить одной.
– Мне очень жаль, что все так получилось, – сказал он, наконец. – Я знаю, как тебе хотелось, чтобы «Линдфорд» стал твоим, как много ты трудилась для этого.
Франческа сидела, уставившись в свой стакан.
– Не могу сказать, что решение мамы было для меня полной неожиданностью. Все мы знаем, как она относится к знаменитой линдфордской традиции. Правда, я не ожидала, что это произойдет так быстро и так театрально.
Рендл покачал головой:
– Иногда я не понимаю Маргарет. Ведь она умная женщина. Неужели она не видит, что Трэвису нет никакого дела до этого ребенка? Что он затеял судебный процесс только лишь потому, что, если ему присудят опекунство над сыном, он немного раньше приберет к рукам отель?
– Я уверена, что она все понимает, но исполнение ее желания иметь внука для нее важнее, чем тайные замыслы Трэвиса.
– Пройдет несколько месяцев, и отель будет принадлежать не нашему семейству, а двум миллионам акционеров, и она пожалеет о том, что приняла такое решение. Но тогда, разумеется, будет слишком поздно.
Франческа кивнула, вспомнив тот день, когда Трэвис предложил родителям идею акционирования отеля.
– Мы могли бы заработать миллионы долларов на продаже акций, – говорил он им, приводя в подтверждение факты и цифры, подготовленные вместе с его брокером. – На эти деньги можно построить еще один «Линдфорд». А потом еще один. Я знаю одного шейха из Саудовской Аравии, который горит желанием инвестировать...
Чарльз тогда резко прервал его.
– Пока я жив, – пророкотал он, – отель не будет акционирован.
Хотя Трэвис никогда больше не поднимал этот вопрос и поклялся Маргарет, что будет всегда с уважением относиться к воле отца, Франческа знала, что эта идея по-прежнему зреет в его голове.
Остальную часть вечера она молчала, едва притронувшись к ужину, который заранее приготовила для них экономка Мэг. В девять часов, сложив с помощью Рендла тарелки в посудомоечную машину, Франческа сказала мужу, что идет спать.
Он встревожился.
– Ты себя плохо чувствуешь? Ты не заболела, а? Улыбнувшись, Франческа прикоснулась губами к его губам. Милый, замечательный Рендл. Как она вынесла бы без него сегодняшнее тяжкое испытание?
– Нет, я просто устала, а завтра предстоит столько хлопот.
– Хочешь, я приготовлю тебе горячий шоколад, чтобы ты выпила перед сном?
Она покачала головой.
– Не сегодня, дорогой. – Она снова поцеловала его, заглянув в глаза. – И перестань переживать за меня. Со мной ничего не случится. Уверяю тебя.
Прислонившись плечом к дверному косяку, Рендл смотрел вслед жене, и сердце его сжималось от жалости при виде одинокой фигурки, удаляющейся по коридору. Кто, как не он, мог понять, как тяжело бывает ребенку в семье, если у родителей есть любимчик? Потому, наверное, что много лет назад он сам это испытал. Он давно стал взрослым мужчиной и был сейчас счастливее, чем когда-либо в жизни, но рубцы от старых ран остались и временами все еще болели.
Он закрыл глаза, стараясь прогнать воспоминания, но образы прошлого, ожившие в памяти из-за событий сегодняшнего вечера, не исчезали, бередя старые раны.
Он родился в Биллингсе, штат Монтана, и был младшим ребенком в семье. Он был хрупкого телосложения и неисправимо застенчив, а поэтому его брату Джимми ничего не стоило обидеть и унизить его и дома, и в школе перед одноклассниками.
Когда Рендл жаловался родителям, они реагировали всегда одинаково – смеялись.
– Брат просто играет с тобой, Рендл. Он не хочет тебя обидеть.
Ни для кого не было тайной, что Джимми в семье любимчик. Он был не очень умным, зато рослым и сильным, к тому же хорошим спортсменом, как и их отец, который всегда брал Джимми на велосипедные прогулки и футбольные матчи. Когда Рендл спрашивал отца, почему тот никогда не берет с собой его, Билл Аткинс обычно отвечал: «Потому что ты от этого не получишь никакого удовольствия». Несколько лет спустя, когда Рендлу было тринадцать, а Джимми шестнадцать лет, произошла трагедия, после которой у Рендла не осталось никакой надежды завоевать место в сердцах родителей.
Это время года она любила больше всего. Схлынули толпы туристов, листья на деревьях по всему городу приобретали яркие золотисто-рыжие оттенки, а воздух был свежим и бодрящим. Дайана успокоилась. Прошло больше недели после того, как она позвонила Маргарет Линдфорд. Сначала она боялась худшего: нашествия армии адвокатов, берущих приступом ее дом, повесток в суд или как минимум неприятных разговоров по телефону. Ничего этого не было.
Она проводила взглядом стаю улетавших на юг серых пеликанов. Конечно, еще слишком рано, чтобы вздохнуть с облегчением, но шестое чувство подсказывало ей, что она права в своих давних подозрениях. Отцовский инстинкт Трэвиса оказался таким же фальшивым, как и все остальное, что в нем было. Он, несомненно, узнал, что сына ему без борьбы не получить, и отказался от своей затеи.
Сделав глоток кофе, она вдруг увидела, что перед ее домом остановилась серая машина. Она с любопытством наблюдала, как низенький невзрачный человек вышел из машины и направился к ее дому.
Дайана напряглась. Не слишком ли рано она успокоилась?
В дверь позвонили.
Дайана с обреченным видом затянула потуже поясок халата и пошла открывать.
За дверью стоял мужчина, лицо которого не выражало никаких эмоций.
– Вы мисс Дайана Уэллс?
–Да.
Сунув руку в нагрудный карман, он извлек сложенный пополам лист бумаги и протянул его ей.
– Это вам, мэм.
Трясущимися руками Дайана развернула и прочла документ.
Это была повестка в суд. Ей предписывалось явиться 6 декабря в окружной суд Сан-Франциско. Трэвис Линдфорд возбуждал против нее дело об опекунстве над Заком.
В малой гостиной Маргарет Линдфорд, куда несколько минут назад были приглашены все члены семьи, Рендл Аткинс молча слушал свою тещу, которая рассказывала им невероятную историю о чудом отыскавшемся внуке. Рядом с ним, тоже в полном молчании, сидела его жена Франческа.
Трэвис стоял возле камина, картинно положив локоть одной руки на каминную доску, а другой вращая кубики льда в стакане виски. Оказавшись в центре всеобщего внимания, он явно наслаждался ситуацией.
Рендл сделал глоток и перевел взгляд на шурина. Так, значит, любимчику матери опять повезло. Именно тогда, когда все думали, что он идет ко дну, он отыскал спасательный круг и вышел сухим из воды – живой, невредимый, и торжествующий.
Когда две недели назад из президентского «люкса» «Линдфорда» было украдено колье миссис Барклэй, Маргарет была готова растерзать Трэвиса и назначить Франческу своей преемницей.
Потом произошло невероятное. Трэвис, выслушав ультиматум, предъявленный матерью, условия которого Рендл и Франческа считали для него невыполнимыми, не только согласился их выполнить, но и чудесным образом отыскал для нее то, чего она желала больше всего на свете, – внука.
– А поэтому, – продолжала Маргарет, останавливая взгляд сначала на дочери, потом на сыне, – в соответствии со старинной линдфордской традицией, я передам свою долю акций отеля Трэвису, но не в день рождения его первенца, поскольку у него уже есть ребенок, а в тот день, когда ему присудят опекунство над Закери. – Она улыбнулась: – Франческа, Рендл, я надеюсь, вы оба присоединитесь ко мне, чтобы поздравить Трэвиса.
Поскольку все молчали, она взглянула на дочь, подняв брови.
– Франческа!
Рендл окинул взглядом жену – милые черты лица, густые черные волосы, перехваченные шарфом, серьезные темные глаза, крупный рот. Если не считать необычной бледности, то догадаться о том, как глубоко она разочарована, не смог бы никто, кроме него.
– Франческа! Ты меня слышала, дорогая? Франческа расправила плечи. Она знала, что от нее требуется. Она должна была сказать: «Поздравляю, Трэвис. Я очень рада за тебя. Скажи мне, если потребуется моя помощь». Но как могла она произнести это, зная, что «вмешательство руки господней», как театрально выразилась ее мать, означает, что «Линдфорд» для нее потерян навсегда?
Она, черт возьми, выстрадала право стать владелицей отеля! Ей тридцать один год, и более половины своей жизни она готовилась к тому дню, когда станет первой женщиной из рода Линдфордов, в руки которой перейдет отель. Она много потрудилась, чтобы достичь этой цели, удивляя всех, даже родителей, преданностью делу, новаторскими идеями и мужеством.
Она была близка к достижению цели, но теперь, после этого потрясающего заявления, мечтать больше было не о чем. Победу одержал Трэвис. Не в честной и справедливой борьбе, но он победил.
Поскольку она была из семейства Линдфордов и, несмотря ни на что, любила брата, Франческа отпустила руку мужа, встала и направилась к камину.
– Поздравляю, Трэвис, – сказала она дрожащим от наплыва разнообразных чувств голосом. – Ребенок – это безмерное счастье. – Она улыбнулась. – Я с нетерпением жду встречи со своим племянником.
Это, по крайней мере, было правдой. Она обожала детей. Мысль, что присутствие маленького мальчика оживит чопорные обеды на ранчо матери, заставила ее почти забыть о разочаровании.
– Спасибо, сестричка. – Трэвис чмокнул ее в щеку, обняв одной рукой за талию. – А что скажешь ты, старина? – спросил он с натянутой улыбкой, обращаясь к Рендлу. – Ты рад за меня?
Франческа заметила, как напряглось красивое лицо Рендла. Когда он посмотрел на своего шурина, взгляд его янтарных глаз под очками в металлической оправе, обычно такой теплый, стал жестким.
Стремясь предотвратить столкновение двух мужчин, Франческа одарила мужа лучезарной улыбкой.
– Ты готов играть роль дядюшки?
Ради Франчески Рендл заставил себя улыбнуться.
– Конечно. Прими и мои сердечные поздравления, Трэвис. – Он перевел взгляд на Маргарет. – Хотя меня немного удивило, что Кейн согласился взяться за это дело. Я полагал, что адвокаты по уголовным делам...
– Это семейное дело, – перебила его Маргарет. – А Кейна я всегда считала членом нашей семьи.
В тот же вечер, когда Рендл и Франческа сидели в своей квартире на Телеграф-Хилл со стаканами белого вина, Рендл взял жену за руку. Она не проронила ни слова в машине, пока они возвращались из «Линдфорда», и он с уважением относился к ее молчанию, понимая, что ей надо многое пережить одной.
– Мне очень жаль, что все так получилось, – сказал он, наконец. – Я знаю, как тебе хотелось, чтобы «Линдфорд» стал твоим, как много ты трудилась для этого.
Франческа сидела, уставившись в свой стакан.
– Не могу сказать, что решение мамы было для меня полной неожиданностью. Все мы знаем, как она относится к знаменитой линдфордской традиции. Правда, я не ожидала, что это произойдет так быстро и так театрально.
Рендл покачал головой:
– Иногда я не понимаю Маргарет. Ведь она умная женщина. Неужели она не видит, что Трэвису нет никакого дела до этого ребенка? Что он затеял судебный процесс только лишь потому, что, если ему присудят опекунство над сыном, он немного раньше приберет к рукам отель?
– Я уверена, что она все понимает, но исполнение ее желания иметь внука для нее важнее, чем тайные замыслы Трэвиса.
– Пройдет несколько месяцев, и отель будет принадлежать не нашему семейству, а двум миллионам акционеров, и она пожалеет о том, что приняла такое решение. Но тогда, разумеется, будет слишком поздно.
Франческа кивнула, вспомнив тот день, когда Трэвис предложил родителям идею акционирования отеля.
– Мы могли бы заработать миллионы долларов на продаже акций, – говорил он им, приводя в подтверждение факты и цифры, подготовленные вместе с его брокером. – На эти деньги можно построить еще один «Линдфорд». А потом еще один. Я знаю одного шейха из Саудовской Аравии, который горит желанием инвестировать...
Чарльз тогда резко прервал его.
– Пока я жив, – пророкотал он, – отель не будет акционирован.
Хотя Трэвис никогда больше не поднимал этот вопрос и поклялся Маргарет, что будет всегда с уважением относиться к воле отца, Франческа знала, что эта идея по-прежнему зреет в его голове.
Остальную часть вечера она молчала, едва притронувшись к ужину, который заранее приготовила для них экономка Мэг. В девять часов, сложив с помощью Рендла тарелки в посудомоечную машину, Франческа сказала мужу, что идет спать.
Он встревожился.
– Ты себя плохо чувствуешь? Ты не заболела, а? Улыбнувшись, Франческа прикоснулась губами к его губам. Милый, замечательный Рендл. Как она вынесла бы без него сегодняшнее тяжкое испытание?
– Нет, я просто устала, а завтра предстоит столько хлопот.
– Хочешь, я приготовлю тебе горячий шоколад, чтобы ты выпила перед сном?
Она покачала головой.
– Не сегодня, дорогой. – Она снова поцеловала его, заглянув в глаза. – И перестань переживать за меня. Со мной ничего не случится. Уверяю тебя.
Прислонившись плечом к дверному косяку, Рендл смотрел вслед жене, и сердце его сжималось от жалости при виде одинокой фигурки, удаляющейся по коридору. Кто, как не он, мог понять, как тяжело бывает ребенку в семье, если у родителей есть любимчик? Потому, наверное, что много лет назад он сам это испытал. Он давно стал взрослым мужчиной и был сейчас счастливее, чем когда-либо в жизни, но рубцы от старых ран остались и временами все еще болели.
Он закрыл глаза, стараясь прогнать воспоминания, но образы прошлого, ожившие в памяти из-за событий сегодняшнего вечера, не исчезали, бередя старые раны.
Он родился в Биллингсе, штат Монтана, и был младшим ребенком в семье. Он был хрупкого телосложения и неисправимо застенчив, а поэтому его брату Джимми ничего не стоило обидеть и унизить его и дома, и в школе перед одноклассниками.
Когда Рендл жаловался родителям, они реагировали всегда одинаково – смеялись.
– Брат просто играет с тобой, Рендл. Он не хочет тебя обидеть.
Ни для кого не было тайной, что Джимми в семье любимчик. Он был не очень умным, зато рослым и сильным, к тому же хорошим спортсменом, как и их отец, который всегда брал Джимми на велосипедные прогулки и футбольные матчи. Когда Рендл спрашивал отца, почему тот никогда не берет с собой его, Билл Аткинс обычно отвечал: «Потому что ты от этого не получишь никакого удовольствия». Несколько лет спустя, когда Рендлу было тринадцать, а Джимми шестнадцать лет, произошла трагедия, после которой у Рендла не осталось никакой надежды завоевать место в сердцах родителей.