Кристина Хегган
Проблеск надежды

   Нет, не ошибся я: край тучи грозовой
   Засеребрился проблеском надежды.
Джон Милтон

Пролог

   Сан-Франциско, декабрь 1993 года
   Дайана металась по пустой, слабо освещенной спальне сына. Она дрожащими руками без разбору хватала одежду Зака и кое-как кидала ее в раскрытый чемодан, стоявший на кровати. Ни выбирать вещи, ни укладывать их аккуратно у нее не было времени. Она возьмет только то, что ей и Заку потребуется в первые несколько дней. Остальное она купит. Потом.
   Открыв ящик комода, она увидела принадлежащую Заку коллекцию головоломок из серии «парк «Юрского периода». В первое мгновение она хотела было взять ее с собой, но передумала. Это только утяжелит чемодан. Она купит ему новые игрушки. Потом.
   Дайана горько усмехнулась. Купить новые игрушки потом? На какие деньги? У нее было всего три тысячи восемьсот долларов. С этими деньгами ей предстояло начать новую жизнь под другим именем, найти подходящий дом, купить мебель...
   Мысль, что скоро она станет беглянкой, скрывающейся от правосудия, вызвала угрызения совести. Однако она не замедлила сборов.
   В гостиной послышался приглушенный бой старинных часов. Уже семь! Через несколько минут подъедет такси, которое отвезет их с Заком в аэропорт. Она надеялась, что таксист не будет сигналить, не то любопытная миссис Кармайкл, соседка из дома напротив увидит, что она уезжает, и будет строить всякие предположения относительно цели ее поездки. Ей даже может прийти в голову позвонить в полицию.
   Уложив чемодан, она закрыла его на молнию и вынесла в прихожую, поставив рядом с сумкой, поверх которой лежали два паспорта.
   Теперь верхняя одежда. Она открыла стенной шкаф и вынула черную шерстяную накидку для себя и голубую куртку с капюшоном для Зака. Положив их на чемодан, она, закусив нижнюю губу, остановилась возле двери в коридор и медленно проверила еще раз, все ли взяла.
   Кажется, ничего не забыла. Дайана захватила с собой все теплые вещи, которые смогли уместиться в одном чемодане. Взяла деньги – все, что были в наличии, – и паспорта. Заказанные авиабилеты ждали ее в международном аэропорту Сан-Франциско.
   Оставалось лишь заехать домой к Кэт за Заком, и можно было отправляться в путь.
   В последний раз окидывая взглядом комнату, она испуганно охнула. На полке возле окна рядом с телефоном лежал листок бумаги, на котором она записала информацию о своем авиарейсе: «Юнайтед Эрлайнз», рейс 90, 22 часа; прибытие в Бостон – 6.28, пересадка на «Норт-уэст Эрлайнз» в 7.15, прибытие в Монреаль – в 8.30.
   Скомкав бумажку, она засунула ее в карман брюк, и тут зазвонил телефон. Она так и замерла на месте.
   После четвертого звонка щелкнул автоответчик, и в комнате раздался встревоженный голос Кейна:
   – Дайана, где, черт возьми, тебя носит? Я больше часа пытаюсь связаться с тобой. Прошу тебя, позвони мне, как только вернешься домой. – Последовала недолгая пауза, потом он добавил более мягко: – Я до смерти беспокоюсь за тебя.
   Дайана ухватилась за спинку стула, и глаза ее наполнились горькими слезами. Она похолодела при мысли, что предает единственного мужчину, которого когда-либо любила. Ей вспомнились короткое волшебное время, когда они были вместе, его бескорыстная помощь, привязанность Зака, возникшая буквально с первого взгляда.
   Он все поймет, подумала она, глядя на мигающие лампочки автоответчика.
   Спасаться бегством было ей не свойственно. Всю жизнь она с гордостью считала себя борцом, способным преодолеть все трудности. Именно это ее упорное стремление не сдаваться, бороться и побеждать не позволило ей сбежать еще раньше.
   Но сегодня судьба нанесла ей сокрушительный удар, не оставив иного выбора, кроме бегства.
   Усилием воли она подавила рыдание. Она не имела права пролить хоть одну слезинку – не могла позволить себе такой роскоши. Она еще даст волю слезам, но потом. Еще не скоро.
   Громкий стук в дверь прервал поток горьких мыслей. Это такси. Слава Богу!
   – Иду!
   Она перекинула накидку и куртку через руку, взяла сумку и открыла дверь.
   Под лампой, освещавшей крыльцо желтым светом, стоял коренастый мужчина.
   – У меня всего один чемодан... – начала она, указывая рукой.
   Из тени в кружок света вступила еще одна фигура. Человек в форме. В полицейской форме.
   У Дайаны бешено заколотилось сердце.
   Низенький человек, взгляд которого вдруг стал настороженным, окинул цепкими глазами паспорта в руке Дайаны, вещи, перекинутые через руку, стоящий позади нее чемодан. Сунув руку в карман, он извлек свой полицейский значок и показал ей:
   – Я сержант Косак из уголовной полиции. Вы Дайана Уэллс?
   У Дайаны промелькнула безумная мысль назвать другое имя. А вдруг ей удастся убежать – бросить сумку, пальто и просто убежать? Но она тут же поняла, что далеко убежать ей не удалось бы, и прислонилась к косяку двери.
   –Да.
   Слово прозвучало скорее как сдавленный стон, чем утвердительный ответ.
   Сержант Косак спрятал в карман свой значок.
   – Вы арестованы за убийство Трэвиса Линдфорда.

Глава 1

   Сан-Франциско, октябрь 1993 года
   В спальне своего дома на Пасифик-Хайтс, построенного в викторианском стиле, Дайана Уэллс застегнула вторую сережку из горного хрусталя и отступила на шаг назад, чтобы полюбоваться результатом в зеркале, вмонтированном с внутренней стороны в дверцу стенного шкафа.
   Длинное, до щиколоток платье цвета слоновой кости от Донны Каран, которое она купила для сегодняшнего торжественного открытия своего ресторана, было выбрано все-таки очень удачно. Прямое, слегка приталенное, оно было элегантно и не слишком официально и изумительно сочеталось с ее золотисто-каштановыми волосами.
   Она купила его, поддавшись внезапному порыву, когда проходила на прошлой неделе мимо витрины бутика «Соня» на Юнион-сквер. Платье стоило дороже, чем она намеревалась потратить, однако, примерив его, Дайана не смогла устоять. Все-таки не каждый день удается открывать собственный ресторан!
   Ее первый ресторан. Сколько бы ни повторяла она эти три слова, у нее всякий раз по коже пробегали мурашки. Она своего добилась! После одиннадцати лет тяжелого труда и лишений, после стольких бессонных ночей, когда ее одолевали сомнения, после раздумий о воздушных замках ее мечта открыть собственный ресторан, наконец, осуществилась.
   Усмехнувшись своим воспоминаниям, она повернулась, чтобы посмотреть, как сидит платье сзади, и еще раз восхитилась обновкой. «Только попробуй не отработать заплаченные за тебя деньги, – шутливо пригрозила она платью, – и я завтра же отнесу тебя назад в магазин». Тихо рассмеявшись, она взяла с туалетного столика маленькую шелковую сумочку и решительно вышла из комнаты, мурлыча, под нос какую-то веселую мелодию.
   Спустившись вниз, она попала совсем в другой мир. По желтому ковру были разбросаны всевозможные игрушки – от заводных грузовиков и резиновых динозавров до новейших электронных игр. Во всех углах раскачивались вырезанные из бумаги ведьмы, привидения и летучие мыши, напоминая всем несведущим о тем, что до Дня всех святых осталось всего две недели. Ее сын сидел на полу, склонив белокурую головку над настольной игрой под названием «Звездные войны». Напротив него сидела Марти, студентка факультета социологии, которая уже несколько лет время от времени присматривала за Заком. Она подняла вверх руки, показывая, что сдается и признает свое поражение.
   Зак, всегда играющий с большим азартом, радостно рассмеялся, победоносно потрясая в воздухе сжатым кулаком. Спустившись по лестнице, Дайана остановилась, наблюдая за ними, и вновь подивилась поразительному сходству Зака с его отцом, Трэвисом Линдфордом. Оно проявилось не сразу. В течение первых двух или трех лет жизни Зак был похож на тысячи других светловолосых голубоглазых мальчиков. По мере того как он взрослел, его младенческие черты приобретали большую четкость, глаза, казалось, стали синее, соломенные волосы чуть потемнели, а ямочка на подбородке стала глубже.
   От своей родной матери, Надин, он унаследовал лишь любовь к животным и доброту.
   Как бы в подтверждение последнего вывода он запустил руку в жестяную банку с печеньем, стоявшую рядом с ним, достал оттуда парочку печений в форме тыквочек, покрытых оранжевой глазурью, и протянул одно Марти.
   Дайана улыбнулась и постояла еще несколько секунд, наблюдая за ним. Что бы там ни говорили специалисты, утверждавшие, что существует связь между ребенком и родной матерью, будь он ее плотью и кровью, она не могла бы любить его больше, чем сейчас.
   – Привет, – сказала она им обоим. При звуке голоса Дайаны Марти, хорошенькая американка китайского происхождения двадцати одного года от роду, взглянула на нее выразительными черными глазами и замерла в восхищении.
   – О Дайана! Вы выглядите сказочно. Будто какая-нибудь кинозвезда, отправляющаяся на премьеру в Голливуде. Правда, Зак?
   Восьмилетний Зак откусил кусочек печенья и взглянул на платье.
   – Что такое «премьера в Голливуде»? – спросил он.
   – Первый показ фильма, где все появляются разодетые в пух и прах, – объяснила Марти. – Вроде того, что сегодня вечером состоится в ресторане твоей мамы.
   Он озадаченно склонил набок голову.
   – Зачем тебе наряжаться, если ты просто идешь на работу?
   Дайана подошла к дивану и села. Наклонившись к Заку, она убрала с его лба непокорную прядь волос, которая немедленно упала на то же самое место.
   – Потому что сегодня особый вечер, и я хочу выглядеть... ну, скажем, великолепно.
   Он собрал карточки с заданиями игры и разложил их по соответствующим отделениям.
   – Мамы не должны выглядеть великолепно. Дайана и Марти переглянулись, едва сдерживая смех.
   – Вот как? А как, по-твоему, должны выглядеть мамы?
   Он пожал плечами и сказал с самым серьезным видом:
   – Сама знаешь... Как мамы.
   Дайана рассмеялась:
   – Спасибо, Зак. Я, пожалуй, буду считать это комплиментом.
   Тут она заметила, что телевизор настроен на четвертый канал.
   – Меня еще не показывали? – спросила она, имея в виду вчерашнее интервью, которое она дала журналистам из «Новостей» четвертого канала.
   Марта аккуратно закрыла крышкой коробку с игрой. – Еще нет. Но моя мама видела его в двенадцатичасовых «Новостях» и записала на видеомагнитофон. – Девушка улыбнулась Дайане. – Вы чудесно держались, Дайана. Очень естественно. А ты, – добавила она, наклонившись к Заку, – был такой равнодушный, будто тебя не касалось то, что там происходит.
   – Это потому, что тот мужчина без конца задавал мне глупые вопросы.
   Дайана усмехнулась, вспомнив, как журналист настаивал на присутствии Зака, который якобы должен был придать непринужденность их беседе. К его разочарованию, Зак сказал не больше двух слов.
   – Все равно я рада, что ты разделил со мной мой звездный час.
   Он улыбнулся, показав здоровые белые зубки.
   – Я тоже рад. Ребята в школе говорят, что я теперь стал знаменитостью.
   Он встал, и Дайана привлекла его к себе.
   – А они тебе не сказали, что знаменитости не освобождаются от домашних заданий?
   В синих глазах появился озорной огонек.
   – Не-а.
   – Ну, теперь ты это знаешь. Так как насчет домашнего задания?
   – Я сделаю потом. Марти обещала мне помочь.
   – Прекрасно. Но при одном условии: задание по математике делаешь ты, а не Марта, – сказала она, подмигнув девушке.
   – Ладно, – согласился мальчик. Потом, призвав на помощь свое обаяние, он обнял ее рукой за плечи и добавил: – А после этого можно мне не ложиться спать и посмотреть шоу Зайнфельда?
   – Нет, нельзя. Разве мы с тобой не договорились, что это шоу тебе смотреть еще рано?
   Уклонившись от ответа, он сказал:
   – А мама Билли Крэдмона позволяет ему смотреть эту передачу.
   – В таком случае он наверняка обо всем расскажет тебе утром. – И, не дав ему возразить, добавила: – Мы с тобой договоримся так: ты, как положено, ляжешь спать в девять часов, а я в воскресенье возьму тебя на тыквенный праздник в Фам-Мун-Бей.
   Разочарованное выражение сразу же исчезло с его лица.
   – Здорово! А можно Билли пойдет с нами?
   – Конечно. Только пусть захватит для себя тыкву. Взглянув на часы, Дайана подавила вздох и встала. Ей не хотелось уходить. До сих пор работа в службе доставки обедов на дом, которой она руководила из дома, позволяла ей подстраивать свой рабочий график к его режиму. Теперь все будет по-другому. Владеть рестораном означало вести всю коммерческую деятельность, для чего потребуется пойти кое на какие жертвы. По крайней мере, пока она не завоюет хорошую репутацию.
   – Мне пора идти, дорогой, – сказала она, обнимая сына на прощание. – Пожелаешь мне удачи? Зак вскинул серьезные синие глаза:
   – Желаю удачи, мама. Надеюсь, что ты заработаешь тьму-тьмущую долларов.
   – Я тоже надеюсь, – добавила Марти. Дайана взяла из глиняного блюда в форме морской раковины, которое Зак сделал для нее еще в детском саду, ключи от своего «чероки».
   – Спасибо, ребятки.
   Когда она уже была на полпути к двери, ее окликнул Зак. Дайана обернулась.
   – Марти права, – сказал он с озорной улыбкой. – Ты действительно выглядишь как кинозвезда.
   – Спасибо, – тихо сказала Дайана и, послав ему воздушный поцелуй, вышла, закрыв за собой дверь.
   Стоя в личных апартаментах Маргарет Линдфорд на двадцать шестом этаже отеля «Линдфорд», Трэвис, которого срочно отозвали из деловой поездки по Мексике, нервно поправил узел галстука и мысленно произнес молитву.
   С раннего детства он знал, что занимает особое место в сердце своей матери. Она многие годы мирилась с его вспышками раздражения, приняла, хотя и не одобряла, его образ жизни и прощала ему слабости. В отличие от его сестры Франчески, которая была на пять лет младше, ему сходило с рук практически все, что угодно.
   Однако сейчас, взглянув на мать, он понял, что подтверждается его догадка: удача отвернулась. Очевидно, до ушей матери дошли кое-какие слухи о нем, и разговор пойдет об этом, хотя пока он не имел ни малейшего понятия, о чем именно.
   Маргарет Линдфорд разговаривала по телефону, обсуждая какое-то благотворительное мероприятие в фонд помощи больным СПИДом, которое ей предложили возглавить. Когда Трэвис подошел к ней, миссис Линдфорд сдержанно кивнула сыну и жестом предложила сесть.
   То, что она не посмотрела ему в глаза, было плохим признаком. Тем не менее, он улыбнулся, хотя ему было не до улыбок. Ожидая, пока мать закончит разговор по телефону, он окинул взглядом комнату и, как всегда, восхитился ее сдержанной элегантностью: резным деревянным фризом, который она привезла из Англии, камином из зеленого итальянского мрамора, шторами из шелкового газа на высоких, до потолка, окнах и великолепной изумрудно-зеленой парчой, которой были обиты диваны и кресла XVIII века.
   Более сорока лет назад Маргарет Линдфорд лично руководила отделкой своих апартаментов, добавив свой особый шарм трехэтажному особняку, который был первым в жизни домом Трэвиса. Несколько лет спустя Линдфорды купили ранчо площадью в девять акров в Сиклиффе, одном из самых престижных районов на океанском побережье неподалеку от Сан-Франциско. Однако Трэвис называл домом именно эти апартаменты.
   Стоял теплый октябрьский вечер, и Маргарет сидела в кресле с высокой спинкой возле стеклянной двери, ведущей на балкон. За ее спиной открывался захватывающий вид на залив Сан-Франциско, окутанный серо-голубой дымкой медленно опускающихся на город сумерек.
   В свои шестьдесят восемь лет она была все такой же элегантной и привлекательной женщиной, как и в молодые годы. Ее коротко подстриженные черные волосы давно поседели, время прорезало десятки морщинок возле глаз и рта, но взгляд неотразимых синих глаз был по-прежнему ясным, а голова, как всегда, работала четко. Даже сердечный приступ, который случился у нее после смерти мужа два года назад, не ослабил остроту и проницательность ума.
   Она, наконец, закончила разговор и положила трубку. Трэвис сразу же встал, улыбнулся и, наклонившись, поцеловал чуть раскрасневшуюся щеку.
   – Как ты себя чувствуешь, мама?
   – Бывало и получше.
   Зная, что Маргарет терпеть не может ходить вокруг да около, Трэвис, собравшись с духом, спросил:
   – Что случилось?
   – Вчера у миссис Барклэй украли рубиновое колье – буквально через минуту после того, как она вселилась в президентский «люкс».
   – Проклятие! Ты позвонила в полицию? Эвелина Барклэй, владелица компании «Фармацевтическая продукция Барклэй», была второй богатой женщиной Америки и одной из самых высоко ценимых постоялиц «Линдфорда». К сожалению, куда бы она ни ехала, ее сопровождали драгоценности, стоившие целое состояние, и от этой ее привычки бросало в дрожь управляющих отелей по всему миру.
   – Разумеется, я позвонила в полицию. Вчера целый день отель был битком набит полицейскими. Нет необходимости говорить тебе, насколько эта ситуация не понравилась нашим постояльцам.
   – Полицейские обнаружили какие-нибудь улики? Они уже начали расследование?
   – Колье было обнаружено в китайском квартале. – Маргарет круто повернулась к нему и, как кнутом, хлестнула по нему ледяным взглядом синих глаз. – Поймали одну из наших служанок, пытавшуюся продать его там ювелиру.
   У Трэвиса пересохло во рту.
   – Ты рискнешь угадать, какую именно служанку поймали?
   Линдфорд, давно догадавшийся, о ком идет речь, молчал.
   – Это полинезийка Сюзанна, та самая, которую ты нанял, не посоветовавшись ни с Реджисом, который отвечает за персонал, ни со мной, хотя прекрасно знаешь, что я настаиваю, чтобы меня информировали о любых изменениях в составе персонала.
   – Извини, я просто думал...
   Маргарет остановила его величественным жестом:
   – Ты никогда не думаешь, Трэвис. В этом твоя беда. Да и моя, наверное, тоже, потому что я позволила тебе стать таким. Но на сей раз, ты зашел слишком далеко. Ты не только нанял на работу эту девицу по причинам, обсуждать которые я сейчас лучше не буду, но и не потрудился проверить ее рекомендации.
   – Она мне сказала, что работала в «Хайтсе»...
   – Она солгала. Единственное, чем она может похвастать, так это несколькими арестами за самые разнообразные преступления – от вымогательства до краж со взломом. Ты хоть понимаешь, какой ущерб нанесет отелю такого рода скандал?
   – Но ведь колье вернули!
   Маргарет бросила на сына испепеляющий взгляд:
   – А кто вернет доверие наших клиентов? Аннулировано уже более десяти заказов на номера.
   – Я сейчас же устрою пресс-конференцию. Я объясню, что это был единичный случай и что такое никогда не повторится. И конечно, я поговорю с миссис Барклэй... и…
   Маргарет перебила его ледяным тоном:
    Не суетись. Франческа уже занялась журналистами. Она также собирается связаться с нашим рекламным агентством и назначить им встречу с тобой завтра, с самого утра. Я хочу начать энергичную рекламную кампанию во всех крупных изданиях, в местных газетах, журналах, на телевидении и радио. Тебе придется придумать какую-нибудь приманку, чтобы снова привлечь клиентов. Возможно, предложить какие-нибудь особые льготы для тех, кто приезжает сюда отдохнуть.
   Трэвис едва подавил вздох облегчения. Он ожидал значительно более сурового наказания, чем шлепок рукой по запястью и несколько поучений.
   – Конечно.
   – А что касается миссис Барклэй, то она уехала рано утром, поклявшись, что никогда не приедет сюда. Если начать ее уговаривать сейчас, это вызовет у нее еще большее раздражение. Так что не стоит и пытаться.
   – Понял. – Трэвис немного помолчал, потом взял мать за руку. – Наверное, тебе это происшествие доставило много переживаний, – сказал он сочувственно извиняющимся тоном. – Хотел бы я быть здесь, когда это случилось.
   – Но тебя здесь не было, не так ли, Трэвис? Тебя почему-то никогда не бывает рядом, когда возникает критическая ситуация, хотя именно ты являешься главным управляющим отеля.
   – Мама, это несправедливо. Я был в Пуэрто-Валларта и проверял, как выдерживается график строительства нашего нового отеля.
   – Перестань. Я сегодня разговаривала со своей подругой Карлоттой. Она рассказала мне, что вы с ее сыном ночи напролет проводили в гулянках да пили текилу. Разве можно вести дела, когда у тебя каждое утро похмелье?
   Отрицать такое обвинение было бы бесполезно. Его отец когда-то утверждал, что у Маргарет шпионская сеть развита получше, чем у ЦРУ. Это было, конечно, слегка преувеличено и сказано для красного словца за обедом, но в этом замечании оказалось больше правды, чем он раньше думал.
   – Извини, мама.
   Маргарет откинулась на спинку кресла и окинула взглядом красавца сына. С пепельно-белокурыми волосами и тонкой полоской усов он с каждым днем становился все больше и больше похожим на Чарльза. Только глаза – синие с фиалковым оттенком – были такие же, как у нее.
   Она не любила ссориться с Трэвисом. Он был ее первенцем, на которого она возлагала надежды, с которым были связаны все ее мечты. Но и огорчений он доставлял ей больше, чем кто-либо другой.
   Когда Маргарет начала понимать, что у него масса недостатков, она относила их на счет безалаберности, присущей молодости, убеждая себя, что с возрастом сын изменится. Но он так и не изменился. Однако она по-прежнему поддерживала его, раз за разом вызволяла из неприятностей, в которые он попадал, игнорируя неоднократные предупреждения своего отца.
   – Ты слишком облегчаешь ему жизнь, – нередко повторял ей Чарльз. – Дай возможность парню хоть раз самому постоять за себя. Иначе он не поумнеет.
   Маргарет не слушала его, а когда Чарльз умер, Трэвис, как, оказалось, был все еще не готов взять на себя обязанности отца и возглавить отель «Линдфорд».
   Не желая назначать дочь преемницей Чарльза, хотя Франческа была весьма способной молодой женщиной, Маргарет заняла председательский пост сама и назначила Трэвиса сопредседателем в надежде, что это решение заставит его остепениться. Отчасти это возымело свое действие, но заметных изменений в его поведении не произошло.
   До сих пор его полная безответственность не имела большого значения. Благодаря Конраду, невозмутимому помощнику Трэвиса, и Франческе, которой как коммерческому директору не было равных, а также ей самой, дела в «Линдфорде» шли гладко, и он по-прежнему считался одним из лучших отелей мира.
   Однако она чувствовала, что пришло время отойти от дел. Как ни неприятно было признать это, но многие обязанности и повседневные заботы начали тяготить ее. Она мечтала проводить больше времени на ранчо, возиться в саду и играть в бридж с приятельницами, хотя теперь большинство ее подруг были слишком заняты внуками и на развлечения у них оставалось мало времени.
   Внуки. Это тоже стало больным вопросом. При одной мысли о топоте маленьких ножек, эхом отдающемся в этих огромных апартаментах, ее усталое старое сердце сжималось от боли. Как изменилась бы ее жизнь, если бы рядом снова появился ребенок, о котором нужно заботиться, которого можно любить и который продолжил бы династию Линдфордов...
   До недавнего времени она надеялась, что эти мечты осуществит ее дочь. Но как ни старались Франческа и Рендл произвести на свет ребенка, ничего у них не получалось.
   А Трэвис – тот меньше всего думал о детях. Он получал слишком большое удовольствие, волочась за женщинами и, словно перекати-поле, мотаясь по свету, чтобы беспокоиться о таком будничном деле, как создание семьи.
   Ну что ж, у нее лопнуло терпение. Пусть он любимый сын, но этому сумасбродству надо положить конец!
   – Боюсь, что одного твоего извинения на сей раз недостаточно, – сказала Маргарет. – Тебе придется внести в свою жизнь некоторые изменения.
   Трэвис испуганно посмотрел на мать:
   – Изменения?
   – Да. Я устала от твоего безответственного поведения. Я надеялась, что, сделав тебя сопредседателем после смерти твоего отца, заставлю тебя понять, как важно, чтобы ты возложил на себя новые обязанности. Я ошиблась. Вместо того чтобы учиться на своих ошибках, ты продолжаешь делать новые. Два года назад ты уволил нашего начальника службы безопасности – и шесть месяцев спустя произошел скандал с этим английским графом. А теперь ты начал нанимать на работу служанок, которые занимаются воровством. Что будет дальше, Трэвис? Даже страшно подумать!
   – Клянусь, этого больше никогда не случится.
   – Вот именно. Потому что я не допущу, чтобы это повторилось. – Она помолчала, потом добавила спокойным тоном: – Как ни больно мне говорить это, но я предупреждаю, что, если твое поведение не изменится, у меня не будет иного выбора, кроме как передать твою долю акций отеля твоей сестре.
   Трэвис не на шутку испугался.
   – Франческа? Председатель правления? Неужели ты говоришь об этом серьезно?
   – А как же иначе? Я не рассматривала этот вариант раньше по единственной причине: мне не хотелось нарушать твое право старшинства. По традиции отель «Линдфорд» всегда переходил от одного Линдфорда мужского пола к другому. Но традиции могут меняться.
   – Ты не можешь так поступить, мама. Тебе известно, как много значит для меня этот отель.
   – Так докажи это!
   – Каким образом? – встревожено спросил он.– Скажи мне, что ты хочешь, и я это сделаю. Я не поеду кататься на лыжах. Я буду больше работать. Буду чаще появляться в отеле.