Кэт пошла за ней к входной двери.
   – Мне остаться?
   Тронутая заботой подруги, Дайана сжала ее руку.
   – Спасибо, Кэт, но в этом нет необходимости. Он тут не задержится.
   Дайана открыла дверь, в которую тут же вошел ее братец, худощавый мужчина с темно-русыми волосами до плеч, стянутыми резинкой на затылке в конский хвост. Глаза у него были зеленые, как у их матери, а обаятельная улыбка не одну неосторожную женщину лишила всех сбережений. Он был небрит и выглядел неряшливо в выгоревших джинсах, пуловере с обтрепанным воротом и покрытой пятнами замшевой куртке.
   Ник одарил Кэт белозубой улыбкой:
   – Привет, малышка, что происходит?
   Кэт, не умевшая скрывать свои чувства, ответила ему презрительным взглядом:
   – Дайана слишком терпелива с тобой. Если бы ты был моим братом, я бы давно разрезала тебя на куски и скормила акулам, – заявила Кэт и, как ошпаренная, выскочила из дома.
   – Что, черт возьми, с ней такое?
   Дайана закрыла дверь.
   – Я думаю, она просто не выносит тебя.
   – Да ну? Не забудь передать ей, что это взаимное чувство. – И не успела Дайана остановить его, как Ник прошел мимо нее на кухню. – М-м, здесь вкусно пахнет. Что ты печешь?
   – Мне казалось, я тебе уже говорила, чтобы ты никогда больше не приходил сюда, – грубо прервала она, входя за ним следом на кухню.
   – Мне нужно поговорить с тобой.
   – Мог бы позвонить.
   – Я пытался. Телефон у тебя все время занят. – Он уселся за кухонным столом и, вытянув длинные ноги, положил их на другой стул. – Если только ты не отключила его.
   Телефон был действительно отключен. С тех пор как Трэвис объявил представителям прессы, что у него есть сын, телефон – и дома, и в ресторане – звонил круглые сутки, и ей не оставалось ничего другого, как отключить его.
   Тыльной стороной руки она сбросила его ноги со стула и задвинула стул под стол.
   – Что тебе надо, Ник?
   – Я услышал, что этот мерзавец затевает против тебя дело об опекунстве, – с притворным сочувствием сказал он. – Какая неприятность! Я пришел бы раньше, но меня не было в городе.
   – С каких это пор тебя беспокоят мои проблемы?
   – Я всегда о тебе беспокоился. Что бы ты обо мне ни думала, Ди. Но мы с тобой – одна семья. Твое благополучие мне не безразлично. И Зака, кстати, тоже. – Он с упреком взглянул на Дайану. – Несмотря на то, что ты никогда не позволяла мне встретиться с ним.
   – Ты пришел, чтобы это сказать?
   – Нет, я пришел, чтобы помочь тебе. На этот раз она не удержалась от смеха:
   – Ты? Помочь мне? Ты, должно быть, шутишь.
   – Да, я пришел помочь. У меня есть связи, есть люди, которые могут раздобыть новые паспорта для тебя и Зака на другую фамилию.
   Ушам своим не веря, Дайана уставилась на брата.
   – Ты думаешь, что мне следует бежать? Ты в своем уме?
   – Это ты, наверное, не в своем уме, если надеешься победить такого, мужика, как Трэвис Линдфорд. У него в этом городе все схвачено.
   – Он всего лишь плейбой!
   – Ну и что? Ты думаешь, судья обратит на это внимание? – Он покачал головой. – Никаких шансов, сестренка. Особенно когда эти Линдфорды столько сделали для города. Если не веришь мне, почитай газеты. Дня не проходит, чтобы имя старой леди не упоминалось в какой-нибудь статье. Достопочтенная Маргарет ежегодно отдает столько денег на нужды города, что какой-нибудь стране «третьего мира» хватило бы, чтобы продержаться в течение следующей сотни лет.
   – Из-за этого я должна спасаться бегством, словно воровка?
   – У тебя есть идея получше?
   Нет, он никогда не изменится, подумалось ей. В сорок один год он мыслил, как шестнадцатилетний парень.
   – Удовлетвори мое любопытство, Ник. Скажи, ты предлагаешь мне услуги бескорыстно? Или к этим проявлениям братской любви прикреплен ценник?
   Он даже не покраснел.
   – Не бескорыстно. Человеку нужно заработать на кусок хлеба, не так ли?
   – И всем известно, какой большой у тебя аппетит. Он пропустил мимо ушей это замечание.
   – Тридцати тысяч хватило бы, – сказал он, и глазом не моргнув. – Я знаю, что у тебя в этот момент негусто наличных – и ресторан, и все прочее. Но если ты возьмешь заем под залог дома, тебе хватит денег, чтобы заплатить мне и начать новую жизнь далеко отсюда.
   Дайана не потрудилась объяснить брату, что уже перезаложила дом и не могла бы собрать и тысячи долларов, не говоря уже о тридцати тысячах.
   – Вижу, ты предусмотрел все.
   – Кто-то должен это сделать. – Он впился в нее взглядом. – Ну, что ты мне ответишь, сестренка? По рукам?
   Дайана медленно покачала головой, вновь поразившись, что такой шарлатан связан родством с ней и ее родителями.
   – Откуда в тебе столько наглости, Ник?
   – Не понимаю, о чем ты говоришь.
   – Я говорю о том, как ты втянул меня в свои грязные делишки четыре месяца назад. Любой на твоем месте постыдился бы после этого на глаза мне показаться, не то, что просить у меня денег. Только не ты. Ты как ни в чем не бывало являешься сюда и ждешь, что я выложу тебе за здорово живешь тридцать тысяч долларов.
   – Брось, сестренка. Неужели ты все еще злишься на меня за тот пустяковый случай с телохранителями Эдди? Я уже извинился перед тобой. Если бы я знал, что эти ублюдки будут искать деньги здесь, я спрятал бы их в другом месте. Клянусь.
   Дайана призвала на помощь всю свою выдержку. Он не стоил того, чтобы тратить на него нервную энергию, теперь уже не стоил.
   – Меня не интересует твое предложение, Ник, – сказала она спокойно. – Так что, будь любезен, выметайся из моего дома. С минуты на минуту придет Зак, и я не хочу, чтобы он застал тебя здесь.
   Отказ, по-видимому, ничуть не обескуражил Ника, но он поднялся со стула.
   – Ты делаешь большую ошибку, Дайана.
   – Переживу. – Она проводила его до двери, подождала, пока его «олдсмобиль» скрылся за поворотом дороги, и только тогда вздохнула с облегчением.
   Вернувшись на кухню, она села к столу и глубоко задумалась. Если бы не обещание быть терпеливой с Ником и присматривать за ним, которое она дала умирающей матери, Дайана четыре месяца назад отдала бы его в руки полиции и заставила бы поплатиться за «пустяковый случай», о котором он так непринужденно упомянул.
   Все началось вполне безобидно, с его очередного неожиданного визита. Однако вместо того, чтобы попросить взаймы денег, как он это обычно делал, он протянул ей пять тысяч долларов и попросил сохранить их, чтобы у него не было соблазна проиграть деньги в покер.
   Подумав, что он, возможно, взялся за ум, Дайана спрятала пачку в сейф, не подозревая, что деньги принадлежат ростовщику.
   Два дня спустя, когда они с Заком ужинали у Кэт и Митча, кто-то побывал в ее доме, взломал сейф и забрал пять тысяч долларов.
   Хотя больше ничего не тронули, на следующее утро она нашла в сейфе записку без подписи и все поняла. «Уважаемая мисс Уэллс, – говорилось в записке. – На этот раз мои люди взяли только то, что принадлежит мне. В следующий раз они поступят покруче».
   Вне себя от бешенства, она позвонила Нику, потребовав объяснения, и, когда он неохотно признался, что должен эти деньги ростовщику по имени Эдди, она сначала хотела было забыть об обещании, данном матери, и позвонить в полицию, но передумала. Если она позвонит в полицию, то дело получит огласку, начнутся вопросы, расследования и все узнают, что у нее есть брат, состоящий на учете в полиции.
   Ради сына, не желая чтобы ее имя склоняли на всех перекрестках, она вычеркнула Ника из своей жизни и приказала никогда больше не появляться. Какое-то время он действительно не показывался, но сегодняшний визит ее встревожил. Сейчас было самое неподходящее время, чтобы кто-нибудь проведал о темном прошлом Ника и его еще более темных связях.
   Сработал таймер, и его сигнал вывел ее из задумчивости. Когда Дайана вынимала кекс из духовки, руки ее дрожали.
 
   Раскинувшееся на девяти акрах ранчо Линдфордов, которое считалось одним из самых красивых поместий на побережье залива, было расположено в престижном районе Сиклифф на склоне холма, откуда открывался вид на просторы Тихого океана. За плавательным бассейном и двумя теннисными кортами виднелись загоны и зеленые пастбища, где выращивали лучших в округе чистокровных арабских скакунов. Воскресный обед на ранчо был традицией, которая соблюдалась с тех самых пор, как Чарльз и Маргарет двадцать два года назад приобрели это имение. Трэвису и Франческе приглашения никогда не посылали. Присутствие их – а теперь еще и Рендла – просто подразумевалось само собой.
   В воскресенье, на которое приходился День всех святых, обед проходил, как обычно, разговор за столом вертелся вокруг отеля, некоторых усовершенствований, задуманных Маргарет, и различных общественных мероприятий, которые Линдфорды предполагали спонсировать в ближайшие несколько месяцев.
   Франческа, еще не совсем оправившаяся от своего разочарования, прилагала все усилия, чтобы никто этого не заметил, и, когда Маргарет спросила, поедет ли она вместе с ней на конюшни после обеда, сразу же согласилась.
   Чтобы не оставаться наедине с шурином, Рендл поднялся, собираясь уйти, но Трэвис, которого весь вечер так и подмывало затеять ссору, остановил его.
   – Ну, Рембрандт. – Он назвал его прозвищем, которое использовал, только когда они оставались с глазу на глаз. – Ты уже оправился от удара? – Он швырнул воскресную газету на кресло, в котором только что сидела мать.
   Хотя Рендлу ничто не мешало уйти, он снова уселся в кресло. Его не очень интересовало хвастовство Трэвиса по поводу своего везения, но захотелось воспользоваться возможностью и самому разок-другой клюнуть Трэвиса, не расстраивая при этом Франческу.
   – Какого удара?
   – Я имею в виду тот факт, что скоро стану председателем правления отеля «Линдфорд».
   Рендл с трудом подавил желание ударить его по самодовольной физиономии.
   – Не торопись праздновать победу, Трэвис, цыплят по осени считают. Закери еще не принадлежит тебе.
   – Он будет моим через неделю-другую. Рендл покачал головой:
   – Так вот как низко ты теперь опустился? Используешь невинного ребенка, словно шулер крапленую карту? На мой взгляд, ты представляешь собой жалкое зрелище.
   В глазах Трэвиса мелькнул угрожающий огонек:
   – Тебе ли говорить о жалком зрелище? Когда ты в последний раз смотрелся в зеркало? Или смотрел на свою мазню, которую ты называешь живописью?
   Рендл сдержался, хотя Трэвис задел его за живое.
   – Эта мазня выставляется в одной из лучших картинных галерей города.
   – Только благодаря поддержке моей сестры и Моралесу, который продает твою мазню по дешевке. – В синих глазах Трэвиса появилась жестокость. – Скажи мне, Рендл, тебе ни капельки не стыдно жить за счет моей сестры? Не имея ни малейшего шанса расплатиться?
   На этот раз удар достиг цели.
   – Я расплачиваюсь, но тебе никогда не понять, каким образом.
   Трэвис расхохотался:
   – Ошибаешься, мой друг, я все прекрасно понимаю.
   Он подмигнул ему с поганенькой ухмылкой:
   – Ты расплачиваешься с ней в постели. Как опытный жиголо. Как умно!
   Хотя Рендла жизнь давно научила скрывать свои чувства, сейчас ему это удалось с трудом.
   – Не понимаю, почему тебя это удивляет. Разве не придется тебе делать то же самое, когда Маргарет найдет для тебя невесту и ты будешь трахаться по команде?
   Трэвис подавил зевок.
   – Знаешь что, Рендл? Ты даже не забавен. – Он встал. – Хоть убейте меня, но не могу понять, что моя сестра в тебе нашла?
   С жалостью покачав головой, он направился в библиотеку.
   Рендл, стиснув зубы, смотрел на океан, где волны прибоя разбивались о черные суровые скалы. Этот сукин сын, проклятый бездельник! Надо бы что-нибудь придумать, чтобы сбить с него спесь. Или еще лучше – взять и разоблачить перед всем светом, кто он есть на самом деле – подлец, способный продать даже собственную мать. Или в данном случае – семейный отель.
   Рендл долго еще стоял, глядя вдаль, мысленно взвешивая и отвергая приходившие ему в голову идеи, пока одна из них не начала, наконец, вырисосываться как реальная возможность.
   К тому времени, как Маргарет и Франческа вернулись из конюшни, настроение Рендла значительно улучшилось.

Глава 10

   Сколько бы раз Кейн ни приезжал в Соному, он не переставал изумляться первозданной красоте этой местности. Расположенный всего в часе езды от Сан-Франциско, этот знаменитый винодельческий район с его каньонами, буйной зеленью и виноградниками на склонах холмов простирался от побережья Тихого океана до гор Майякамас. Сейчас, когда урожай собрали, виноградники поражали взгляд буйством осенних красок, а сладкий, пьянящий аромат давленого винограда, казалось, пропитывал все вокруг.
   Когда он свернул со скоростной автострады № 12 на запад, вдали показалась усадьба Сандерсов на Мардон-Роуд, которая в течение почти полувека принадлежала его тетушке.
   Здесь производили некоторые сорта самых лучших вин в стране: завоевавшее немало медалей каберне, мерлот и шардонне, которым, как утверждала тетушка Бекки, не было равных во всем мире.
   Самые лучшие годы детства Кейн провел в Сономе: тут он узнавал по рассказам тетушки богатую событиями историю винодельческого края Калифорнии, ловил форель в горных ручьях, которыми изобиловала округа, совершал вместе с отцом пешие походы по горам Майякамас.
   После смерти ее отца Бекки, которой в то время исполнился всего двадцать один год, взяла в свои руки семейный бизнес, посвятив все свое время и всю энергию поместью Сандерсов и виноделию. Были, конечно, скептики, не верившие, что она способна продолжать старинную семейную традицию, начало которой положил Рубен Сандерс на изломе столетия, но Бекки доказала, что они были не правы.
   С помощью Мэла Адлера, талантливого винодела, она превратила полученное от отца наследство в одно из самых процветающих винодельческих предприятий страны.
   Несмотря на весьма уплотненный распорядок дня, Кейн взял за правило как можно чаще навещать Бекки, особенно когда у него возникала потребность как следует разобраться в себе и обрести душевное равновесие. Как это было, например, сейчас.
   Он притормозил свой «БМВ» перед винодельней рядом со стареньким, но надежным «лендровером» тетушки Бекки. За своей конторкой как всегда восседала Трисия – миловидная блондинка, исполнявшая у тетушки обязанности секретарши, доверенного лица и экскурсовода.
   Кейн улыбнулся ей:
   – Королева Би здесь?
   Трисия улыбнулась в ответ, поднимая трубку зазвонившего телефона.
   – Ваша тетушка у себя в кабинете с Мэлом, мистер Сандерс.
   Поблагодарив ее, Кейн направился к резным дубовым дверям, которые вели в просторное помещение, где стояло множество огромных дубовых бочек. Пряный запах вина пропитал здесь не только стены, но и одежду работавших мужчин и женщин.
   Кабинет тетушки находился в самом дальнем конце этого помещения. К нему вели несколько ступеней. Сквозь распахнутые настежь двери он увидел, как она и Мэл склонились над компьютерной распечаткой.
   Кейн тихонько постучал в дверь. При этом звуке она оглянулась, и в глазах ее вспыхнула радость.
   – Кейн! Какая приятная неожиданность!
   – Как поживаешь, красавица? – спросил он, целуя тетку в щеку.
   Ребекка Сандерс была высокой, дородной женщиной с проницательным взглядом умных светло-карих глаз. Седые волосы она стригла коротко – без глупостей. На ней была надета, как она ее называла, «униформа»: просторные брюки цвета хаки, такая же широкая блуза с закатанными рукавами и надвинутая на лоб мягкая шляпа с полями, которая стала ее фирменным знаком.
   В свои семьдесят пять лет она обладала жизненной энергией, которой могла бы позавидовать любая женщина вдвое моложе, и была достаточно умна, чтобы удержаться на плаву в отрасли, которая находилась преимущественно в руках мужчин.
   – Прекрасно, – сказала Бекки, отвечая на вопрос племянника. Пока Кейн обменивался рукопожатием с Мэлом, она окинула его критическим взглядом с головы до ног.– Чего о тебе не могу сказать. Ты вроде бы похудел с тех пор, как мы виделись в последний раз? – Она повернулась к своему старому верному помощнику. – Мэл, тебе не кажется, что он отощал?
   Мэл, мужчина лет семидесяти с небольшим, плотного телосложения, с густой седой шевелюрой и роскошными седыми усами, тихо рассмеялся, присев на краешек письменного стола Бекки.
   – Он выглядит таким же сильным и упитанным, как и две недели тому назад. – Мэл подмигнул Кейну. – Ты ведь знаешь, что ее беспокоит: как бы не засох росточек старой усталой лозы.
   – Гм-м. Посмотрим... – Кейн сделал вид, что роется в своей памяти. – А не попытается ли тетушка заставить меня переехать в Глен-Эллен и начать здесь спокойную адвокатскую практику?
   – С тем, чтобы она могла за тобой присматривать, как следует кормить, заботиться, чтобы ты проводил достаточно времени на свежем воздухе...
   – Прекратите вы, оба, – сказала Бекки тоном, не терпящим возражений. – Послушать вас, так получается, будто предосудительно желать самого лучшего тому, кого любишь. – Она погрозила пальцем Кейну. – И не говори мне, что твоя сумасшедшая жизнь полезна для здоровья. Возможно, для кармана она и полезна, но для здоровья? Я в этом сомневаюсь.
   Взяв племянника под руку, она вместе с ним вышла из кабинета.
   – А теперь скажи мне, что заставило тебя явиться в Глен-Эллен в середине недели?
   – Голод.
   – В таком случае тебе повезло. Тельма приготовила сегодня свое коронное блюдо – жаркое по-ирландски. А на десерт, мне кажется, будет яблочный пирог.
   Кейн зажмурился в шутливом восторге:
   – Тетя, я когда-нибудь украду у тебя Тельму.
   Бекки покачала головой:
   – Ей никогда не приспособиться к суете и шуму города. Ты же, наоборот, вырос в этой долине и без проблем привык бы к здешней жизни.
   Кейн придержал для нее заднюю дверцу «БМВ», и она, усевшись на кожаное сиденье и подождав, пока он сядет за руль, добавила:
   – Кстати, старый Тед Грант в конце года выходит в отставку, и было бы неплохо, чтобы в Глен-Эллене его место занял талантливый молодой юрист.
   Кейн, улыбнувшись, вывел машину на каменистую дорогу, которая связывала винодельню с главным домом усадьбы. С тех пор как он себя помнит, тетушка всеми правдами и неправдами пыталась заставить его перебраться в Глен-Эллен, отчасти потому, что искренне верила, что качество жизни здесь лучше, а отчасти потому, что любила его и хотела, чтобы он был рядом.
   Кейн похлопал ее по руке.
   – Уверен, что найти такого человека не составит труда.
   Хорошо зная своего племянника, Бекки заметила в нем какую-то перемену, какое-то беспокойство, которого у него не было, когда он приезжал к ней в последний раз.
   – Тебя что-нибудь беспокоит, Кейн?
   – Вроде того. – Он рассказал ей о встрече с Трэвисом и о своем решении представлять его интересы на судебном процессе об опекунстве.
   – Это Маргарет заставила тебя взяться за это дело? – неодобрительным тоном спросила Бекки.
   – Я не сказал бы, что она заставила.
   – Но ты поступил так из благодарности к ней?
   – Отчасти это чувство действительно повлияло на мое решение.
   Бекки задумалась, глядя на красивый профиль племянника. Она всем сердцем любила единственного ребенка своего брата. Незамужняя и бездетная, она привыкла считать Кейна своим сыном.
   Когда Рей, ее брат, умер, она пригласила Клер с Кейном переехать к ней в Глен-Эллен. Но Маргарет Линдфорд нарушила все ее планы, предложив Клер работу в своем отеле. Вскоре после этого Кейн поступил в Нью-Йоркский университет, однако, несмотря на то, что их разделяли тогда три тысячи миль, он умудрялся раза два в год приезжать в Соному.
   – У тебя была еще какая-нибудь причина взяться за это дело? – тихо спросила Бекки и, не получив ответа, тронула его мозолистой рукой за локоть. – Это из-за того, что произошло с Сином?
   За поворотом дороги показался фермерский дом, построенный из калифорнийского мамонтового дерева и расположенный на небольшом возвышении. Чуть дальше к востоку на горизонте вырисовывались контуры гор Майякамас, склоны которых были покрыты вековыми деревьями.
   Кейн припарковал машину рядом с фордовским фургончиком Тельмы, вышел из нее и помог выйти тетушке. Рука об руку они направились к дому.
   – Да, – сказал он, наконец, – я это сделал главным образом из-за Сина. По крайней мере, так было сначала.
   – А теперь?
   – Не знаю. Не уверен, что вообще хочу браться за это дело.
   Бекки в задумчивости выпятила нижнюю губу. Нерешительность была не свойственна Кейну.
   – Ты встречался с этой Дайаной Уэллс?
   – Я ходил к ней вчера.
   – Ну и как?
   Он проследил взглядом за полетом грифа, опустившегося где-то между каньонами.
   – Она совсем не похожа на Джеми, если тебя это интересует. Дайана Уэллс – хорошая мать, преданная, трудолюбивая. – Он сделал паузу. – Упрямая.
   – Джеми тоже была упрямой.
   – Да, но совсем по-другому. Я думаю, будет правильнее назвать Дайану борцом.
   Что-то в его голосе, когда он произносил эти слова, заставило ее улыбнуться.
   – Тебе эта молодая женщина не безразлична?
   Кейн даже поперхнулся. Для женщины, у которой никогда не было детей, она обладала потрясающей интуицией.
   – Я ею восхищаюсь, – заявил он, не желая сказать большего.
   Глаза у Бекки так и заблестели.
   – Она хорошенькая?
   Кейн рассмеялся и обнял ее за плечи.
   – Ты по-прежнему романтик в душе, тетушка Бекки, не так ли?
   – А ты по-прежнему большой мастер уклоняться от вопросов, на которые не хочешь отвечать.
   – Вот что я тебе скажу, – заявил он, целуя ее в лоб. – Я отвечу тебе на все вопросы относительно Дайаны Уэллс, но только после обеда. Потому что я умираю с голоду. Как ты думаешь, даст мне Тельма что-нибудь перекусить, чтобы я дожил до обеда?
   Бекки похлопала его по широкой спине.
   – Насколько я знаю Тельму, она усадит тебя за кухонный стол, как только ты войдешь, и забудет об остальных.
 
   Кейн никогда не переставал удивляться, наблюдая, как Трэвис, пользуясь своим обаянием, с успехом выпутывается из любой щекотливой ситуации. За долгие годы знакомства он ни разу не видел, чтобы приятелю это не удалось. То, что происходило сейчас, не было исключением.
   – Уверяю вас, нет, миссис Барклэй, – говорил Трэвис, подмигивая Кейну и указывая на кресло. – После того печального инцидента в прошлом месяце каждый служащий отеля был подвергнут самой тщательной проверке, и те, кто не соответствовал нашим строгим критериям, были немедленно уволены.
   Выслушав ответ, он добавил:
   – Я рад, что вы относитесь к этому с пониманием, миссис Барклэй. И чтобы доказать, как высоко я ценю то, что вы даете нам еще один шанс, я хотел бы, чтобы вы с вашим мужем были здесь моими гостями в ближайший уик-энд. – Он перешел на заговорщический полушепот. – Как вам известно, в нашем городе находится Паваротти, и хотя все билеты на его концерт были распроданы несколько месяцев назад, у меня сейчас в руке два билета на ваше имя. – Он рассмеялся. – Я так и думал, что вам это понравится. Значит, мы договорились? До встречи в пятницу. Желаю вам удачного дня, миссис Барклэй, и, пожалуйста, передайте привет мистеру Барклэю. Трэвис повесил трубку и вздохнул с явным облегчением.
   – Проклятая стерва, – пробормотал он сквозь зубы. Потом, снова надев маску обаятельного парня, взглянул в лицо Кейну.
   – Что случилось, старина?
   Хотя Кейн еще до своей поездки в Глен-Эллен сомневался в правильности решения представлять интересы Трэвиса в деле об опекунстве, недолгое пребывание в умиротворяющей пасторальной атмосфере словно прочистило его мозги. Ему не захотелось топтаться вокруг да около.
   – Тебе не понравится то, что я должен сказать. Приветливая улыбка сразу же исчезла с лица Трэвиса.
   – Только не говори мне, что отложили слушание дела.
   – Нет. Слушание по-прежнему назначено на шестое декабря. – Он помолчал. – Я отказываюсь вести это дело, Трэвис.
   Трэвис хлопнул ладонями по крышке письменного стола.
   – Не понял.
   – Я был не прав, когда...
   Но Трэвис его не слушал. Покраснев от гнева, он поднялся из-за стола.
   – Почему? Что заставило тебя изменить решение?
   – Я понял, что взялся за это дело, руководствуясь ошибочными побудительными мотивами. Я позволил своим личным чувствам повлиять на мои суждения.
   – Черт тебя возьми, Кейн. Так профессионалы не поступают. Я на тебя рассчитывал. Мать рассчитывала на тебя. – Он пропустил пальцы сквозь безукоризненно подстриженные волосы, которые сразу же упали на место, отчего его прическа стала еще лучше. – Ты не можешь так поступить с нами.
   – Я это делаю не для того, чтобы осложнить для тебя ситуацию, Трэвис. Я вновь повторяю, что тебе лучше взять адвоката, который специализируется в семейном праве. Кого-нибудь вроде Дейва Паночека, например.
   – Матери это не понравится, Кейн. Она сочтет, что ты ее предал.
   – Маргарет поймет меня.
   – Не рассчитывай на это. Она хочет заполучить этого мальчика не меньше, чем я.
   – Есть и другие возможности принимать участие в жизни Зака, если вы действительно этого хотите. Только нужно попробовать подойти к этому менее агрессивно.
   – Ты с ней разговаривал, не так ли? – сказал Трэвис, прищуривая глаза. – Ты встретился с Дайаной и позволил ей забить твою голову всей этой ложью обо мне?