Хэйдон Элизабет. Пророчество: Дитя Земли

   Со стороны купола донесся необычный скрипучий звук, и Рапсодия посмотрела вверх. Звезды перемещались, менялась широта и долгота; Рапсодия успела заметить первоначальное расположение звезд. Вне всякого сомнения, Мэнвин показала ей место, где она найдет женщину.
   — Когда, бабушка? — почтительно спросила она. Мэнвин расхохоталась неприятным клокочущим смехом, от которого у Рапсодии похолодела спина.
   — Одна душа отправится в последний путь, когда появится другая, через одиннадцать недель после сегодняшней ночи, — ответила прорицательница, и изображение в колодце исчезло.
   Мэнвин смотрела ей за спину, и Рапсодия повернулась к приближающемуся Эши, который успел снять капюшон.
   Триумфальная улыбка появилась на лице прорицательницы, она показалась Рапсодии жестокой. Мэнвин смотрела в лицо ему, но обратилась она к Рапсодии:
   — Я вижу противоестественного ребенка, рожденного в результате противоестественного акта. Рапсодия, тебе следует опасаться рождения ребенка: мать умрет, но ребенок будет жить.
   Рапсодия побледнела. Теперь она поняла, что имел в виду Эши, когда говорил о неясных пророчествах. Имела ли в виду Мэнвин какую-то женщину лиринской расы или ее саму? Рапсодия хотела спросить, но язык отказывался произносить нужные слова.
   — И что же это значит? — резко спросил Эши. Рапсодия ни разу не видела его таким рассерженным. — Зачем ты играешь с нами, Мэнвин?
   Руки Мэнвин метнулись к огненно-рыжим волосам, она погрузила пальцы в спутанные пряди, уставилась в потолок, улыбаясь и напевая мелодию без слов, а потом бросила на Эши короткий взгляд своих невероятных серебристых глаз.
   — Гвидион, сын Ллаурона, твоя мать умерла, дав жизнь тебе, но мать твоих детей не умрет при их рождении. — И она вновь разразилась безумным хохотом.
   Эши коснулся плеча Рапсодии.
   — Давай уйдем отсюда, — тихо предложил он. — Она сказала тебе то, что ты хотела узнать?
   — Я не уверена, — ответила Рапсодия.
   Ее голос дрожал, хотя она не чувствовала страха.
   — Гвидион, ты попрощался с отцом? Он умрет в глазах всех, чтобы жить, невидимый никем; ты двояк, однако вы оба пострадаете и выиграете от его живой смерти. Горе тому, кто лжет человеку, знающему цену правды, Гвидион; именно ты заплатишь за его вновь приобретенную силу.
   — СКЛЕРИВ! — прорычал Эши, меняя оттенки голоса. Рапсодия еще никогда не слышала, чтобы он так говорил; слово прошло сквозь нее, точно нож.
   Рапсодия скорее почувствовала, чем поняла, что оно означает: «Замолкни!» — и на этом языке близко к серьезному оскорблению. Речь, естественно, шла о языке драконов.
   Эши покраснел. Рапсодия увидела, как начала пульсировать вена у него на лбу.
   — Больше ни слова, безумица со змеиным языком! — закричал он.
   Рапсодия ощутила, как холодеет ее кожа, дракон, сидящий внутри Эши, сворачивался в кольцо. В нем было устрашающее спокойствие и невиданная энергия, одно присутствие которой обратило руки и ноги Рапсодии в лед. Она вспомнила, что Мэнвин — дочь дракона, и ее сердце мучительно сжалось. Она взяла Эши за руку.
   — Пойдем, — решительно прошептала она и потянула его за собой.
   Он сопротивлялся, выведенный из себя словами Мэнвин. Рапсодия почувствовала, как ее охватывает паника. Мэнвин встала на колени и начала голосить, изо рта у нее вырывался модулированный вой, от которого задрожал фундамент ротонды, с потолка посыпалась пыль и куски камня.
   Рука Эши крепко сжала ладонь Рапсодии, глаза остановились на визжащей прорицательнице. Рапсодия чувство вала, что он ускользает от нее, полностью сосредоточившись на своей сидящей на помосте противнице, раскачивающейся над бездонным колодцем. Стало трудно дышать, воздух был полон пыли и напряжения. Земля дрожала у них под ногами, и Рапсодии показалось, что купол сейчас вспыхнет.
   Она еще сильнее дернула Эши, но он даже не заметил этого. Тогда Рапсодия сделала глубокий вдох и пропела его имя низко и негромко, добавив свою ноту к пронзительному воплю Мэнвин. Новый звук прокатился по ротонде, разбив вопль Мэнвин, и на несколько мгновений наступила тишина. Эши заморгал, Рапсодия воспользовалась его замешательством и потащила прочь, а им вслед летел истерический хохот Мэнвин.
   Только преодолев половину пути до городских ворот, они перестали бежать. Эши ругался себе под нос, проклиная всех и вся на множестве самых разных языков и диалектов. Рапсодия пыталась не обращать внимания, но его брань завораживала.
   Наконец они оказались у большого высохшего колодца и присели перевести дух в жарком воздухе умирающего лета. Рапсодия дрожала от усталости. Немного придя в себя, она бросила на Эши сердитый взгляд.
   — Неужели это было так необходимо?
   — Она первая начала. Я не выказывал вражды к ней.
   — Верно, — признала Рапсодия, — ты ничего плохого ей не делал. Почему же она тебя атаковала?
   — Не знаю, — ответил Эши, доставая фляжку с водой и протягивая ее Рапсодии. — Может быть, Мэнвин показалось, что ей угрожают, драконы бывают непредсказуемы.
   — Я заметила, — проворчала Рапсодия, делая большой глоток из фляги. — Должна признаться, что чем больше я узнаю твою семью, тем меньше она мне нравится.
   — Ты еще не встречалась с моей бабушкой, — заметил Эши, улыбнувшись в первый раз после того, как они выскочили из храма. — Это ни с чем не сравнимое удовольствие. Будем надеяться, что ее не будет на Совете намерьенов.
   Рапсодия содрогнулась.
   — Да уж. Ну, что будем делать дальше?
   Эши наклонился и поцеловал Рапсодию и был награжден удивленными взглядами проходивших мимо нищих.
   — Пройдемся по лавкам.
   — Ты шутишь?
   — Нет. Ярим славится своими рынками, и тебе наверняка захочется побывать у продавца специй. А я хочу купить кое-что из одежды для нашего прощального ужина, а еще неплохо было бы прихватить каких-нибудь деликатесов. Кроме того, я ни разу не слышал, чтобы ты отказывалась прогуляться по рынку.
   Рапсодия рассмеялась.
   — Это правда, — призналась она. — Я рассчитывала купить подарки для своих внуков и Грунтору на день рождения. Как ты думаешь, что ему может понравиться?
   Эши встал и протянул руку, чтобы помочь подняться Рапсодии.
   — Я полагаю, ему понравилась бы ты в красном платье с глубоким вырезом. — Рапсодия с сомнением посмотрела на него. — Ну, ладно, извини, это мое желание. Грунтор… хм-м-м… А он собирает трофеи?
   Рапсодия содрогнулась. Она всегда считала отвратительной привычку сохранять части тела поверженных врагов.
   — Иногда.
   — Тогда подари ему хранилище для его трофеев.
   — Нет, мне такая идея не нравится.
   — Перестань, прояви фантазию. Какого размера шкаф ему понадобится? Если он коллекционирует головы, ему подойдет большой шкаф с вешалкой для шляп.
   Рапсодия задумалась.
   — Нет, он не собирает такие крупные предметы, слишком долго их отрезать. Пожалуй, коробка для сигар подойдет лучше всего. — Она с интересом наблюдала за гримасой отвращения, которая появилась на лице Эши. — Но это же твоя идея.
   — Ты права. — Эши зашагал в сторону оживленных кварталов, куда направлялось большинство других пешеходов. — Рапсодия, я хочу попросить тебя об одолжении.
   — Проси чего хочешь.
   — Никогда больше не говори так, — серьезно сказал Эши. — Боюсь, тебе не слишком понравится моя просьба.
   Она вздохнула:
   — Не сомневаюсь. Так о чем речь?
   Он остановился и посмотрел на нее:
   — Тебе покажется, что это не имеет смысла. Мэнвин произнесла слова, которые тебе не следовало слышать. Дело не в том, что я хочу от тебя что-то скрыть, просто это знание опасно для тебя и других людей. — Он взял ее за руки. — Позволь мне забрать у тебя воспоминания об этом разговоре, хотя бы на некоторое время? Пока угроза не исчезнет.
   — Ты несешь чепуху, — недовольно ответила Рапсодия. — Опять намерьенские глупости?
   — Боюсь, что в некотором смысле да. Я не хочу, чтобы ты пострадала. Ты мне веришь?
   Она вздохнула:
   — Наверное.
   Эши резко рассмеялся:
   — Подозреваю, ты сильно преувеличиваешь.
   — Ну а чего ты хотел, Эши? — с растущим раздражением спросила Рапсодия. — Сначала мне пришлось встретиться с безумной прорицательницей, которая говорит загадками, а теперь я должна слушать твои бредни. Что ты имеешь в виду, когда просишь забрать мои воспоминания?
   — Ты права, — сказал он, смягчившимся голосом. — Я знаю, это было очень тяжело для тебя, Рапсодия. Твоя память представляет собой самое настоящее сокровище. Я бы хотел им владеть, но только с твоего разрешения. Воспоминания можно запечатать в сосуде, пока не минует опасность, и тогда ты получишь их обратно.
   — Помнишь, ты предлагал спрятать мои кошмары в жемчужине?
   — Да. Именно так. Ты назовешь сосуд, скажешь ему, чтобы он хранил внутри себя твое воспоминание о каком-то определенном событии, и оно останется там до тех пор, пока ты не заберешь его обратно.
   Рапсодия потерла виски.
   — А как я узнаю, что нужно забрать его обратно, если забуду о его существовании?
   — Я тебе напомню. А еще я оставлю тебе знак на случай, если со мной что-нибудь случится. Вот что я предлагаю: в ночь нашего расставания я объясню тебе все, чего ты сейчас не понимаешь, и ничего не скрою от тебя. Мы будем сидеть в беседке — в Элизиуме мы можем говорить свободно, и мы поместим твои воспоминания об этой ночи, а также о твоем разговоре с Мэнвин в какой-нибудь сосуд.
   — Я не могу этого сделать, — ответила она. — Мне очень жаль. Мне нужна информация, которую она сообщила.
   — Я говорю о том, что она сказала после того, как дала тебе ответ на твой вопрос, — уточнил Эши. — Остальное можешь сохранить. Пожалуйста, Рапсодия, пойми, я не стал бы тебя просить о таком одолжении, если бы это не было необходимо. Выслушай внимательно то, что я тебе расскажу, когда мы вернемся в Элизиум. Затем, если ты посчитаешь нужным отказаться, я подчинюсь твоему решению. Но, пожалуйста, подумай о моих словах.
   — Хорошо, — неохотно согласилась она. — А теперь пойдем за покупками. — Рапсодия глубоко вздохнула, увидев, что Эши улыбнулся.
   Она не знала, что хуже — перспектива их расставания после возвращения домой или необходимость жить в мире обмана, характерном для намерьенов. В любом случае, это не имело значения. Скоро обе ситуации как-то разрешатся.

51

   Рапсодия закончила стряхивать крошки со скатерти, аккуратно сложила ее и повесила на спинку стула. Эши все еще оставался внутри домика, куда он отнес грязную посуду. Она поставила вазу с зимними цветами в центр стола и улыбнулась, поглаживая жесткие лепестки, любуясь их строгой красотой и волей к жизни. Еще долго после того, как хрупкие цветы лета и ранней осени увядают и умирают, эти продолжают цвести, им не страшен даже первый снег, они как будто бросают вызов неослабевающей хватке белой зимы, одаривая яркими красками замерзший мир.
   Рапсодия погрузилась в размышления, и Эши, вернувшись, увидел, что она рассеянно водит кроваво-красным лепестком по щеке. Он остановился на некотором расстоянии и молча смотрел на удивительную картину, которую они с цветком невольно составили.
   Рапсодия собрала свои золотые волосы в высокую прическу и украсила ее крохотными белыми цветами, напоминающими маленькие звезды, несколько локонов выбилось и упало на лицо и шею. На ней было изящное платье кандеррского шелка цвета слоновой кости с высоким воротником и пышной юбкой, отороченной по краю изумительными кружевами, и хотя открытыми оставались только лицо и руки, платье подчеркивало ее великолепную фигуру.
   Через некоторое время Эши обнаружил, что снова может дышать. Он подумал о времени, проведенном вместе с Рапсодией, и понял, что она впервые оделась так, чтобы подчеркнуть свою удивительную красоту. И добилась поразительного результата. Как дракон гордился своим сокровищем, так мужчина наслаждался осознанием того, что она оделась специально для него, желая, чтобы он запомнил последнюю ночь, проведенную ими вместе.
   Через мгновение Рапсодия повернулась к Эши и одарила его улыбкой, от которой у него замерло сердце. С небрежным изяществом она приподняла длинные юбки и пошла к нему навстречу. Он взял ее ладони и принялся нежно целовать, а потом обнял, наслаждаясь свежестью ее аромата и теплом тела под тонким шелком. Она была драгоценным кладом ощущений, которыми наслаждался дракон, и Эши требовалось огромное усилие воли, чтобы отвлечь его от этого занятия.
   — Благодарю тебя за чудесный ужин, — сказала она, высвободившись из его объятий. — Если бы я знала, что ты умеешь так замечательно готовить, я бы уступала тебе эту обязанность почаще.
   Он рассмеялся и провел указательным пальцем по ее щеке.
   — Я рад, что тебе понравилось. — Он взял ее маленькую руку и положил ее на свой локоть, чтобы они смогли рядом идти по садовой тропинке. — Знаешь, мне все нравится вместе с тобой. Превосходное исполнение в любой области ничего не стоит, если рядом нет человека, способного его оценить.
   Он наблюдал, как розовеет ее фарфоровая кожа. Эши не уставал поражаться: женщина, умеющая быть столь земной, абсолютно спокойно относящаяся к самым неприличным шуткам, легко краснела наедине с ним. Эши это приводило в восторг.
   — Вернись в мои объятия, давай потанцуем, — предложил он небрежно, стараясь скрыть нахлынувшие чувства.
   Рапсодия вновь оказалась рядом, и он прижал ее к груди.
   — Нам нужно попрактиковаться, поскольку в следующий раз мы тайно встретимся на свадьбе в Бетани. Если мы будем танцевать, стараясь не привлекать к себе внимания, я должен научиться не наступать тебе на ноги.
   Рапсодия отпрянула от него так резко, что он вздрогнул. Она смертельно побледнела, в глазах опять появилась печаль, которую ей удалось прогнать несколько мгновений назад.
   — Уже поздно, — быстро проговорила она. — Нам нужно поговорить, а потом я дам тебе новое имя.
   Эши кивнул, чувствуя себя осиротевшим. Танец позволил бы ему еще немного подержать ее в объятиях, продлить счастье, пусть на очень небольшое время.
   — Ты готова? — спросил он, указывая на беседку. Именно там он обещал ей раскрыть все свои тайны, а потом забрать воспоминания об этом вечере. Она опустила глаза, и Эши ощутил, как растет ее волнение.
   — Еще нет, — покачала, головой Рапсодия. — Мы можем немного посидеть там? Я собиралась кое-что тебе сказать, и мне хотелось бы сохранить эти воспоминания.
   — Конечно. — Эши помог ей подняться по невысокой каменной лестнице, и они, рука в руке, подошли к скамейке. Рапсодия уселась, поправила юбку, Эши устроился рядом и стал молча ждать, пока она заговорит.
   — Прежде чем ты заберешь мои воспоминания, я хочу сказать, что ты был прав, — заявила она, и ее зеленые глаза сверкнули в вечернем сумраке.
   — Рапсодия, ты невероятная, — шутливо сказал Эши. — Как раз в тот момент, когда я подумал, что это невозможно, ты нашла еще один способ вызвать у меня желание. Ты не можешь еще раз повторить свои слова?
   — Ты прав, — с улыбкой повторила она. — Мне снять платье прямо сейчас?
   — Не искушай меня, — попросил он, размышляя о том, не пытается ли Рапсодия отвлечь его от серьезного разговора. Ей, безусловно, совершенно не нравилось то, что должно было произойти, и хотя она верила ему, ее решимость следовать за ним до конца не была неколебимой. — Извини, так что ты хотела сказать?
   Ее лицо стало серьезным, глаза потемнели.
   — Я хочу, чтобы ты знал: все, что ты говорил мне во время первого визита в Элизиум, оказалось правдой, тогда я этого еще не знала. — Она бросила быстрый взгляд на свои руки, а потом подняла голову и посмотрела ему в глаза, Эши увидел, как заблестели слезы на ее ресницах.
   — Я хочу, чтобы ты знал, — продолжала она, — время, проведенное нами вместе, всегда будет для меня лучшим воспоминанием. Я… я рада, что мы были любовниками. И ты совершенно прав: этого достаточно. — Эши молча смотрел, как блестящая слезинка скатилась с ее ресниц и замерла на щеке. — Я поняла: мне легко рядом с тобой, быть может, из нас получились хорошие любовники потому, что сначала мы стали настоящими друзьями. Поскольку наша дружба у нас все равно останется, я хочу, чтобы мне было легко с тобой, если обстоятельства позволят нам встретиться. Я никогда не вставала между мужем и женой и не намерена изменять своим принципам. Но я всегда буду готова тебе помочь. — Она смутилась и замолчала, а потом бросила быстрый взгляд в сторону беседки.
   Сердце Эши разрывалось от любви. Он протянул руку и поймал слезинку, добравшуюся до подбородка, а потом нежно провел ладонью по ее лицу. Она положила свою руку сверху.
   — Я люблю тебя, Гвидион, сын Ллаурона, внук Гвиллиама и так далее, и всегда буду тебя любить, — сказала она, обратив к нему лицо. — Но моя любовь никогда не будет угрожать твоей семье, я хочу, чтобы она стала для тебя поддержкой. Спасибо за то, что ты подарил мне такое огромное счастье. Время, проведенное с тобой, значит для меня гораздо больше, чем ты даже можешь себе представить.
   Эши не выдержал. Он взял ее прекрасное лицо и поцеловал, пытаясь хоть как-то утешить свою любимую. Ее теплые губы не ответили ему, она мягко отстранилась и отвела его руки от своего лица.
   — Теперь ты готова? — спросил он, кивая в сторону беседки.
   Рапсодия вздохнула.
   — Да, наверное, — ответила она, вставая. — Мне только нужно взять лютню, она понадобится мне, когда я буду давать тебе имя.
   — Это может подождать, — возразил Эши. — Сначала мы поговорим. А затем приступим к ритуалу. Мне нужно кое-что рассказать тебе и кое о чем попросить.
   — Очень хорошо. Как ни странно, у меня возникла такая же проблема.
   Беседка была расположена так, чтобы из нее открывался самый прекрасный вид на весь Элизиум. С его холодных мраморных скамеек Рапсодия видела свой сад, готовящийся к долгому зимнему сну, коттедж, заросший зеленым плющом, а чуть дальше ревущий водопад, набравший силу от обильных осенних дождей, обрушивался в озеро, окру жавшее столь любимый ею остров.
   В первый раз после жаркого лета Рапсодия ощутила, каким холодным стал воздух, — зима приближалась. Скоро в садах воцарится тишина, стая птиц, свивших себе гнезда под землей, улетит на юг. И скрытый от посторонних глаз ее маленький рай потеряет свои яркие краски и погрузится в сон. Интересно, подумала Рапсодия, холод в ее душе вызван приближением зимы или огонь ослабел, когда пришла пора расстаться с Эши. Скоро, очень скоро в Элизиуме наступят другие времена, все станет холодным и равно душным, а ведь совсем недавно здесь играли все краски лета. Как и в ней самой.
   — Рапсодия? — голос Эши вернул ее к реальности. Она подняла голову.
   — Да? Извини. Что я должна сделать?
   Эши присел рядом с ней на каменную скамью и протянул руку. На его ладони лежала огромная жемчужина, молочно-белая, с черным ободком.
   — Это древняя жемчужина с твоей родины, много лет пролежавшая под водой, — с благоговением проговорил он. — В ней заключены тайны моря, но ей можно доверить и тайны земли. Назови ее, Рапсодия, и она сохранит твои воспоминания об этой ночи до того момента, когда ты захочешь получить их обратно.
   Рапсодия взяла жемчужину. Хотя она показалась на ощупь чуть ноздреватой, Рапсодия почувствовала ее силу и неуязвимость — ее защищали слезы океана, слой за слоем. Она закрыла глаза и начала песню наречения имени, сливая ее мелодию с эманациями, исходящими от жемчужины, пока они не слились воедино.
   Рапсодия открыла глаза. Сияние жемчужины наполнило беседку. Она стала прозрачной, многочисленные слои перестали быть преградой для ее яркого внутреннего света. И тогда Рапсодия вплела в песню просьбу Эши, теперь ее воспоминания о конце этой ночи будут заключены внутри жемчужины.
   Закончив песню, Рапсодия протянула жемчужину Эши. Он встал со скамейки, подошел к пустой золотой клетке и положил ее внутрь. Потом вернулся, сел рядом с Рапсодией, взял ее руки в свои и приготовился говорить, но она его остановила.
   — Пожалуйста, подожди немножко, Эши, — попросила Рапсодия. — Я хочу взглянуть на тебя в последний раз.
   Она смотрела на него, стараясь запомнить глаза и овал лица, цвет волос и то, как он выглядел в красивой морской форме с плащом. Она зажмурилась и глубоко вздохнула, стараясь сохранить в памяти его запах и то, как вокруг него струится воздух, запечатлевая в своем сознании кар тину, которую не забудет никогда. Наконец она произнесла:
   — Вот теперь я готова.
   — Хорошо, — ответил Эши и нервно улыбнулся. — Рапсодия, мой рассказ покажется тебе неприятным, и тебе будет нелегко его слушать. Но сначала я хочу обратиться к тебе с последней просьбой. Пожалуйста, выслушай меня.
   — Конечно. О чем ты хочешь попросить?
   Он сделал глубокий вдох и заговорил с удивительной нежностью:
   — Ариа, я знаю, ты никогда мне ни в чем не отказывала, более того, сделала множество одолжений, о которых я даже не просил. И все же я должен обратиться к тебе с еще одной просьбой. Речь пойдет об очень важной вещи, и, если мне будет сопутствовать удача, ко мне со временем присоединятся все объединенные намерьены. Обещаешь подумать о моей последней просьбе?
   Рапсодия посмотрела ему в глаза, они лучились любовью, и ей показалось, что еще немного, и он заплачет. Звездный свет, окружавший его удивительные зрачки с вертикальным разрезом, сиял ярко как никогда, и она постаралась запечатлеть в памяти его образ. Одинокими ночами она будет представлять себе Эши таким, каким видит его сейчас. Рапсодия знала, что это принесет ей утешение.
   — Конечно. Конечно, я подумаю, — ответила она, ободряюще сжимая его руку. — Я уже говорила тебе, Эши, что всегда буду твоим другом и союзником. Ты можешь попросить меня о чем угодно, и я сделаю все, чтобы тебе помочь.
   Он улыбнулся, перевернул ее ладонь и поцеловал.
   — Обещаешь?
   — Да.
   — Хорошо. Тогда выходи за меня замуж. — Слова слетели с его губ прежде, чем он успел преклонить колено.
   — Это совсем не смешно, Эши, — сердито проговорила Рапсодия. — Встань. Чего ты хочешь на самом деле?
   — Извини, Рапсодия, ничего другого я не хочу. И я не шутил и не спорил с тобой, и вообще не поднимал этого вопроса, пока не убедился в том, что ты выслушаешь меня без предубеждения, поскольку еще никогда в жизни я не говорил более серьезно. — Он увидел, как бледность разлилась по лицу Рапсодии, и опять взял обе ее руки в свои, чтобы не дать ей ответить сразу.
   — Я знаю, мой отец убедил тебя, что здесь власть принадлежит сословию аристократов, а твое происхождение слишком низкое, и этого достаточно, чтобы лишить нас обоих счастья, а народ намерьенов лучшей Королевы, какая только может быть. Ариа, это ложь. Да, власть у намерьенов передается по наследству, но они свободный народ, и Совет может утвердить или отвести кандидатуру любой претендентки на этот титул, когда будет коронован их повелитель.
   Лично я думаю, что они вышвырнут меня вон, и тогда мы вместе построим самую лучшую в мире хижину, и наша жизнь пройдет в благословенном спокойствии и мире. Или ты захочешь повелевать лиринами — я уверен, наступит день, когда они тебя об этом попросят. И тогда я стану твоим скромным слугой, буду массировать тебе шею и спину после долгих часов сидения на неудобном троне и всячески поддерживать в качестве консорта.
   Я знаю одно: жить без тебя я не стану в любом случае. Это не обычные нежные слова, и я совершенно серьезен. Ты мое сокровище. Ты не можешь не знать, что это значит для дракона. Я не могу позволить себе даже помыслить о том, что ты уйдешь из моей жизни — тогда другая полови на моей натуры возьмет надо мной власть, и я уничтожу все вокруг. Пожалуйста, Рапсодия, пожалуйста, стань моей женой. Я знаю, что не заслуживаю тебя, — тут у меня нет ни малейших сомнений, — но ты меня любишь, и я верю в твою любовь. Я отдам все…
   — Остановись, пожалуйста, — прошептала Рапсодия. По ее лицу струились слезы, руки дрожали.
   Эши замолчал. Рапсодия была настолько ошеломлена, ее лицо исказила такая боль, что у него мучительно сжалось сердце. И когда прошла, казалось, вечность, он заговорил:
   — Неужели мысль о том, чтобы стать моей женой, настолько тягостна для тебя, Рапсодия? Неужели я так тебя напугал…
   — Остановись, — повторила она, и ее голос был полон боли. — Конечно, нет, не говори таких ужасных вещей. — И она разрыдалась, спрятав лицо в ладонях.
   Эши обнял плачущую Рапсодию. Он прижимал ее к груди до тех пор, пора слезы не иссякли, потом вытащил из кармана кружевной платочек и протянул ей.
   — Стоит ли упоминать, — сказал он, наблюдая за тем, как она вытирает глаза, — что я ожидал совсем другой реакции. — Он произнес эти слова небрежно, но не спускал встревоженного взгляда с лица Рапсодии.
   — Я догадываюсь, что ты сейчас чувствуешь. — Она попыталась улыбнуться. — Но я ожидала совсем другого.
   — Знаю, — ответил Эши, мягко поворачивая ее лицо к себе. — И прошу прощения. Но я не мог оставить тебя с мыслью, что я намерен жениться на другой женщине. Есть граница, которой я никогда не переступлю, чего бы ни требовали от меня мой отец и обязательства, накладываемые властью. А вот границ моей любви к тебе не существует. Конечно, любовь победит. И хотя твои воспоминания об этой ночи будут надежно спрятаны в жемчужине, я надеюсь, что где-то в глубине души ты будешь это чувствовать и перестанешь испытывать отчаяние, которое сейчас охватило нас обоих.