Хэйдон Элизабет. Пророчество: Дитя Земли

   — Дальше будет легче. Через несколько лет на меня обратил внимание один добрый человек, он был немолод. Его заинтересовал мой ум, а не только тело. Он поселил меня в своем доме и всячески поддерживал мое желание учиться, позаботился о том, чтобы я имела самых лучших учителей музыки, живописи и наук.
   — То есть ты занималась тем, о чем мечтала в ту ночь, в Меррифилде.
   — Да. Он дал мне возможность учиться у самого знаменитого во всем Серендаире Дающего Имя — лирина — его звали Хейлис. Я успешно осваивала древнее искусство, однако незадолго до окончания обучения профессии Певицы и получения статуса Дающей Имя Хейлис исчез. На сколько мне известно, его так и не нашли. Мне пришлось заниматься самостоятельно еще год. Я почти освоила науку Присвоения Имени, когда мой благодетель умер.
   Вскоре один мерзавец, которому я понравилась, послал за мной своих головорезов. Я отказалась отправиться к нему, причем в довольно резкой форме, это было серьезной ошибкой. Ситуация складывалась для меня ужасно, и тогда я случайно столкнулась с Акмедом и Грунтором. Они защитили меня и помогли ускользнуть от преследователей, — они и сами были в бегах, — и мы вместе выбрались из Истона и пошли к Сагии. Ты знаешь о ней?
   Эши задумался.
   — Да, Дуб Глубоких Корней. Близнец Великого Белого Дерева.
   — Верно. Ось Земли проходит вдоль Корня. Мы спустились на Корень Сагии — я до сих пор не до конца понимаю, как нам это удалось, — и начали бесконечное путешествие по Корню. Именно там мы изменились, вобрав в себя могущество Земли, Огня и Времени. Мы прошли сквозь стену пламени, которая находится в самом центре Земли. У меня создалось впечатление, что мы погибли в пламени, но песня наших сущностей продолжала звучать, и после того, как наши тела сгорели, мы родились вновь. Все старые шрамы и следы ран исчезли. — Эши нежно провел большим пальцем по ее запястью, где когда-то был шрам, который он так хорошо запомнил. — Мы стали новыми, вот почему твое чутье дракона восприняло меня как девственницу.
   — Вовсе нет. Я ведь уже объяснил тебе, в чем тут причина.
   Она поцеловала Эши в щеку, выскользнула из его объятий и устроилась рядом на диване.
   — Нам казалось, что путешествие никогда не закончится. Должно быть, оно продолжалось несколько столетий, — когда мы вышли наружу, все, кого мы знали, давно исчезли, они погибли вместе с Островом. На самом деле все, кого я любила, умерли намного раньше. Уж не знаю, сколько сменилось поколений, прежде чем Гвиллиам повел свой народ искать новые земли, но мы ушли до того, как он появился на свет, а оказались здесь через много лет после окончания войны. Энвин сказала тебе правду. Эши с горечью рассмеялся, не отводя взгляда от огня.
   — Во всяком случае, технически. Но, Эмили, Энвин знала всю правду. Ей было известно, что ты покинула Серендаир и находишься внутри Корня. Она решила сохранить твое существование в тайне, Энвин сказала, что ты так и не появилась в нашем мире и не приплыла ни на одном из кораблей, покинувших Остров. Мне казалось, что я умер, Ариа. А она молча стояла и смотрела, как я страдаю. Моя бабушка, родная бабушка! Неужели мое счастье, мой разум, оказавшийся на грани безумия, для нее пустой звук?
   Он посмотрел на Рапсодию. Сочувствие в ее глазах согрело его душу и подарило утешение.
   — Боюсь, что да, Сэм, мне очень жаль. — Она легко коснулась его лица. — Как ты думаешь, почему она так поступила?
   — Власть. Ей нужна была власть надо мной. Они все такие: Энвин, мой отец… Теперь ты понимаешь, почему мне плевать на свою родню? Почему я готов повернуться к ним спиной и вернуть тебе воспоминания? Ты единственная действительно тревожишься обо мне, несмотря на мое выдающееся происхождение, единственный человек, который по-настоящему меня любит; им я ничего не должен. Однако они всякий раз получают пшеницу, а я — солому.
   Рапсодия рассмеялась и положила голову ему на плечо, а он покрепче прижал ее к себе.
   — Какой забавный образ. И кто из нас вырос на ферме? Пшеница хороша только в тех случаях, когда тебе нужна пища, Сэм. А солома может пригодиться, когда потребуется удобная постель. В постели мы проводим больше времени, чем за столом. — В ее глазах появились задорные искорки, и они рассмеялись. — А еще из соломы получается отличный костер. Не стоит недооценивать солому, Сэм. Наша очередь получать хлеб еще наступит.
   Эши вздохнул и погладил ее волосы. Они долго сидели рядом и смотрели в огонь, а пламя меняло форму и цвет, извиваясь в бесконечном танце. Наконец Эши сказал:
   — Я хочу тебя кое о чем спросить.
   — Хорошо, я тоже.
   — Ты первая.
   — Нет, ты.
   — Ладно, — сказал он, наслаждаясь их маленьким спором. — Почему ты стала называть себя Рапсодией?
   Она рассмеялась:
   — Нана решила, что у меня неинтересное имя, не подходящее для нашей работы.
   — Эмили красивое имя.
   — «Эмили» — это сокращение от моего настоящего имени, точнее прозвище.
   На лице Эши появился интерес.
   — Правда? Я не знал. А настоящее имя?
   Рапсодия покраснела и отвернулась, однако ее глаза продолжали улыбаться.
   — Ну, давай, — уговаривал он, поймав ее за талию, когда она попыталась ускользнуть. — Ты собираешься стать моей женой, я должен знать твое настоящее имя. Боги, тебе известны все варианты моего имени.
   — А я не знаю, почему ты называешь себя Эши.
   — Потому что имя «Гвидион» означало мою смерть. Кончай тянуть. Как тебя зовут?
   — Осторожнее, Сэм, — серьезно сказала она. — Имя имеет очень большое значение. Мое старое имя никогда не звучало в этом мире. Прежде чем его произнести, следует провести целый ритуал, дабы защитить его от демонов старого мира. Нечто вроде свадьбы.
   Он кивнул, игривое настроение исчезло. Рапсодия почувствовала это и вновь перебралась к нему на колени.
   — Но, — сказала она, и ее глаза заблестели, — если я скажу тебе его по частям, то ничего страшного, скорее всего, не произойдет.
   — Только если…
   — «Рапсодия» — на самом деле мое второе имя, — прервала она Эши. — Моя мать была Певицей Неба, ее звали Аллегра.
   — Красиво.
   — Хорошее имя для дочери, как ты считаешь?
   Он нежно улыбнулся ей:
   — Да, согласен.
   — Мой отец назвал меня в честь своей матери, а маме это имя не очень-то понравилось. Она считала его слишком степенным и скучным. Однажды, когда мы сидели с ней вдвоем у огня, она расчесывала мои волосы и призналась, что хочет, чтобы мое имя было как-то связано с лиринами, чтобы в нем присутствовала музыка, поскольку, как ей казалось, у меня тогда будет музыкальная душа.
   — Она была мудрой женщиной.
   — Так появилась «Рапсодия». Кроме того, что оно является музыкальным термином, в нем имеется указание на непредсказуемость, страсть и романтичность. Мама рассчитывала, что таким образом будет уравновешено первое имя.
   Он поцеловал ее в лоб:
   — Оно прекрасно тебе подходит.
   — Благодарю.
   — Итак, — сказал он, и в глазах у него загорелся огонек, — как звали твою бабушку?
   — Элейна.
   — Совсем не лиринское имя. А как звали бабушку с отцовской стороны?
   Рапсодия заметно порозовела, то ли от смущения, то ли от смеха.
   — Амелия.
   — Амелия? Мне нравится. Эмили — сокращение от Амелии. Неплохо звучит.
   — Домашние называли меня Эмми, — сказала Рапсодия. — А друзья — Эмили. А вот Амелией только…
   — Давай я угадаю — твоя бабушка?
   Рапсодия снова рассмеялась:
   — Как ты узнал?
   — А как звучит твое последнее имя или фамилия? Кстати, у семей, живших в вашей деревне, были фамилии?
   Рапсодия решила ему подыграть.
   — Ну, я хорошо знала Тернеров. Очень симпатичные люди, я их очень любила. Теперь моя очередь. Могу я задать свой вопрос?
   — Конечно, спрашивай.
   — Я хочу знать, кто та женщина, которую ты собирался отыскать, чтобы жениться. Ты говорил о ней после того, как кольцо набрало полную силу.
   — Такой женщины никогда не существовало, Рапсодия. Я говорил о тебе.
   Рапсодия покачала головой:
   — Когда ты сказал, что знаешь подходящую женщину, намерьенку, и уверен в том, что из нее получится замечательная Королева…
   — Ты.
   — Понятно. А женщина, в которую ты влюблен, ты рассказывал о ней в лесу, когда…
   — Ты.
   — А как насчет…
   — Ты, Рапсодия. В моей жизни не было никого, кроме тебя. До сегодняшнего вечера я думал, что вас двое, но теперь выяснилось, что ты и Эмили одно и то же лицо, и все встало на свои места. Тогда я любил тебя как Эмили, а сейчас люблю как Рапсодию — вы такие разные и такие похожие. Ты единственная женщина, к которой я когда-либо прикасался, целовал и любил. Только ты.
   Она обняла его.
   — Давай так это и оставим, — с улыбкой прошептала она. — Очень эгоистично с моей стороны?
   Его ответом стал поцелуй, их губы встретились, он вдыхал аромат Рапсодии, наполняя им свою душу. Руки Эши скользили по ее спине, пальцы ласкали гладкий шелк платья, а потом начали медленно расстегивать пуговицы.
   Рапсодия отодвинулась.
   — Сэм, пожалуйста, не нужно.
   — В чем дело?
   Она глубоко вздохнула, а потом твердо посмотрела на него:
   — Мне кажется, если завтра я ни о чем не буду помнить, то лучше сейчас этого не делать.
   Эши помрачнел.
   — Эмили…
   — Дай мне закончить. Обещать, что ты выйдешь за кого-то замуж, совершенно бессмысленно. Подобное обещание легко нарушить, тем более если человек не знает, что оно дано. После всего услышанного сегодня хочешь ли ты по-прежнему на мне жениться?
   Она прочитала ответ в его глазах.
   — Более чем когда-нибудь.
   — Если бы у тебя был выбор и ты забыл на мгновение обо всем остальном, как бы ты хотел покинуть мой дом завтра — в качестве жениха или мужа?
   Эши понял, к чему она клонит, и улыбнулся:
   — В качестве мужа, естественно.
   — Тогда женись на мне, Сэм. Женись на мне сегодня.
 
   На следующее утро Рапсодия проснулась оттого, что спальню заливал яркий свет. Она потянулась, наслаждаясь теплом постели, повернулась и оказалась лицом к лицу со спящим Эши. Рапсодия вздрогнула, он тут же проснулся и открыл глаза.
   — Доброе утро, — тихо сказал Эши и улыбнулся.
   В его глазах она увидела такое счастье, какого ей еще не приходилось видеть.
   — Доброе утро, — ответила она и с трудом улыбнулась в ответ. — Должна признаться: я удивлена, что ты еще здесь. Кажется, ты собирался уйти до того, как я проснусь.
   Рапсодия постепенно приходила в себя и вдруг обнаружила, что они с Эши лежат под одеялом совершенно обнаженными.
   — Прошлой ночью мы разговаривали допоздна. Ты что-нибудь помнишь?
   Рапсодия задумалась.
   — Нет. — В ее голосе послышалась печаль. — Помню, как мы направились в беседку — и все. Все прошло хорошо?
   Его улыбка стала еще шире, и он наклонился к ней, чтобы поправить непослушный локон. Очень хорошо.
   Лицо Рапсодии стало серьезным, и она вернулась к прежним грустным мыслям.
   — Так почему же ты остался?
   Эши внимательно посмотрел на Рапсодию.
   — Мы хотели как можно больше времени провести вместе перед моим уходом, ты согласилась. Я говорю правду.
   Рапсодия села и увидела на полу свое смятое шелковое платье, рядом валялась одежда Эши. Она покраснела и скользнула обратно под одеяло.
   — Значит, мы занимались любовью? — тихо спросила она.
   — Да. О да.
   Рапсодия выглядела смущенной.
   — Ты… ты сам этого хотел? У тебя не появилось чувства вины? Я не уговаривала тебя?
   Эши рассмеялся:
   — Вовсе нет. Кажется, меня еще ни разу не пришлось уговаривать.
   Она отвернулась, чтобы он не заметил печали в ее глазах.
   — Жаль, что я не помню, — грустно проговорила она. Эши взял ее за плечи, осторожно повернул к себе и нежно поцеловал.
   — Настанет день, и ты все узнаешь, — обещал он. — Я сберегу твои воспоминания, Ариа. Когда-нибудь мы сможем их разделить.
   В изумрудных глазах Рапсодии появились слезы.
   — Нет, — прошептала она. — Возможно, они и станут моими, но тебе пора подумать об общих воспоминаниях с другой женщиной.
   Эши притянул Рапсодию к себе, чтобы она не заметила его улыбки.
   — Завтра, — сказал он. — А сегодня я останусь с тобой. Быть может, найдется способ кое-что исправить, пока воспоминания к тебе не вернулись. — Он опустил Рапсодию на подушки и снова поцеловал.
   Огонь, смешанный с чувством вины, охватил Рапсодию, и они отдались страсти, усиленной болью расставания, и снова занимались любовью, отчаянно сжимая друг друга в объятиях, словно прощались навсегда.
   Когда все закончилось, Рапсодия тихо лежала в его объятиях, ее мучили сомнения. А в глазах Эши поселилась грусть: он помнил, как прошлой ночью соединились их души, а сегодня все исчезло, осталась лишь горечь утраты — счастье было так близко, но опять ускользнуло.
   Наконец Рапсодия встала с постели, взяла одежду и исчезла в ванной. Пока она мылась, Эши надел чистые вещи, которые она ему приготовила и сложила рядом с дорожной сумкой. Он послал проклятия Ллаурону и Энвин, обругал последними словами себя и всех, кто пытался их разлучить или был виновен в слезах Рапсодии.
   Затем Эши заметил монетку в три пенни, оставшуюся лежать на ковре возле камина. Он наклонился и с улыбкой поднял монетку. Бросил взгляд на кучу торопливо брошенной одежды, нашел медальон Рапсодии и аккуратно положил монету на место. Эмили вернулась, теперь она его жена. Если бы ему удалось сохранить ее жизнь и любовь до тех пор, когда она сможет об этом узнать!

54

   Меридион рухнул в кресло, его аура покраснела от разочарования и усталости. Он много часов подряд не оставлял бесплодных попыток, глаза жгло от постоянного напряжения. Глубокие борозды остались на пальцах — так крепко он сжимал инструменты, но все напрасно. Он не сумел выделить еще одну нить сна.
   Рапсодия больше не годилась для его целей. В первый раз ему просто повезло, больше на это рассчитывать не приходилось — теперь ткань ее снов была неразрывно связана с Эши. Несмотря на потерю памяти о событиях последней ночи, любая мысль, мелькнувшая в ее подсознании, имела непосредственное отношение к Эши. Попытки Меридиона вытащить нить и прикрепить ее к чему-то другому причиняли ей боль, вызывали панику и страх. Он видел, какие кошмары преследовали Рапсодию всю ночь после их разлуки. Меридион в отчаянии отбросил серебряный остроконечный инструмент.
   Конец приближался. И он не мог их предупредить.
   Все его манипуляции с Прошлым ни к чему не привели, в итоге результат все равно не изменился.
   Меридион опустил голову на инструментальную панель Редактора Времени и разрыдался.
   Рядом валялись фрагменты времени, обрезки пленки и обрывки нитей, оставшихся от исходной пряди Прошлого, которое он пытался изменить. Он удрученно смел их в сторону, один кусочек прилип к влажным от пота пальцам.
   Меридион тряхнул рукой, но кусочек не желал отставать. Тогда он поднес пальцы к источнику света Редактора Времени.
   От изображения на обрывке пленки не осталось ничего, жар Редактора Времени безнадежно ее испортил. Верхняя часть также была разорвана, сенсорная информация уничтожена. Лишь нижняя часть пленки не пострадала, здесь был записан звук из Прошлого. Меридион поднес кусочек к уху.
   Раздался едва слышный шелест голоса Праматери, подобный стрекоту насекомого.
   «Спасение этого мира есть задача, непосильная одному человеку. Мир, чья судьба зависит от желаний одного, слишком прост, чтобы его следовало спасать».
   Меридион обдумал услышанные слова.
   «Задача, непосильная одному человеку».
   Никакому.
   У него неожиданно возникла замечательная идея, и вновь обретенная надежда заставила Меридиона забыть об усталости и охватившем его отчаянии.
   Он вновь включил Редактор Времени. Яркий свет озарил стеклянные стены его сферического кабинета, висящего среди тусклых звезд, жар кипящих морей образовывал пелену тумана над поверхностью мира под ним.
   Существовал еще один путь, другой способ подсоединения нити сна. Путь, который уже освещен, синхронный уже существующему.
   Имя, которое уже использовано.
   Когда машина была полностью готова к работе, Меридион вновь заглянул в окуляр и осторожно вернул пленку на сутки назад, чтобы рассмотреть другое место в темных горах, где ночь была черной как смола. Довольно быстро Меридион нашел то, что искал. Начиналась буря, ветер с Зубов нес кристаллы холодного снега.
   Он легко поймал нить сна и закрепил ее в новом месте. Ему удалось создать предупреждение.
   Оставалось лишь проследить, воспользуются ли они им.
 
   Луч солнечного света, подобный золотым волосам Рапсодии, прорвался сквозь утренние облака. Эши вошел в золотой круг, и его туманный плащ засверкал миллионами крошечных капель-бриллиантов в холодном воздухе ран ней зимы.
   Рапсодия улыбнулась из-под своего капюшона. Чудесная картина, воспоминание, которое она прибережет для долгих печальных дней. Залитый солнцем Эши, закутанный в туманный плащ, стоит на фоне сияющих снежных вершин на крутой горной тропе. У Рапсодии защемило сердце: сейчас они расстанутся, и он навсегда уйдет из ее жизни.
   Со стороны Зубов донесся оглушительный рев, и она вздрогнула. Звук эхом отразился от горных отрогов и прокатился по широкой пустоши, пугая животных, оставшихся там, несмотря на наступление зимы. Этот рев ни с чем нельзя было спутать.
   — Грунтор! — Рапсодия обернулась, пытаясь найти в ослепительном утреннем свете источник крика.
   Эши приложил руку к глазам, оглядывая залитые солнцем горы. Потом показал в сторону бараков, где жили стражники Илорка.
   — Вон там, — сказал он.
   Рапсодия последовала его примеру и поднесла руку к глазам. Из пещеры, служившей входом в бараки, стремительно выскакивали маленькие фигурки, похожие на хлопья пепла проснувшегося вулкана. Солдаты болги спешно покидали казармы, прятались за выступами скал. Рапсодия покачала головой.
   — Наверное, у Грунтора опять кошмары, — заметила она, наблюдая за разбегающимися болгами.
   Через мгновение выяснилось, что она не ошиблась. Из пещеры показалась более крупная фигура, хотя с такого расстояния и она выглядела совсем маленькой. Рапсодия сразу поняла, что Грунтор в смятении.
   Она подождала подходящего порыва ветра, который донес бы ее крик до пещеры.
   — Эй, Грунтор! — позвала она.
   Могучая фигура застыла на месте, затем фирболг заметил ее и энергично замахал руками. Рапсодия помахала в ответ.
   — Извини, — сказала она Эши, стоявшему опираясь на посох. — Я должна идти к нему. — Она провела ладонью по его плечу.
   Эши кивнул. Туманный плащ скрыл его разочарование.
   — Конечно, — отозвался он, — я подожду.
   Рапсодия вновь погладила его по плечу и быстро побежала наверх. Она заметила, что солдаты, стараясь не привлекать к себе внимания, возвращаются в пещеру.
   — Боги, что случилось? Ты ужасно выглядишь.
   Хотя Грунтор успел немного пробежаться, его глаза все еще горели безумным огнем. Огромная грудь великана стремительно вздымалась.
   — Успокойся, все в порядке, — велела Рапсодия, используя голос Дающей Имя. — Что случилось?
   Грунтор постепенно успокоился и вскоре стал дышать ровнее.
   — Мы должны спуститься вниз, герцогиня. Она нуждается в нас.
   — Праматерь? Или Дитя? И откуда ты знаешь?
   Великан наклонился и уперся могучими руками в колени.
   — Дитя Земли. Ой не знает, откуда Ой знает, Ой просто делает. Я могу видеть ее сны, она в панике. И Ой не может ее винить — такие это сны. Тебе нужно спеть для нее, твоя светлость. Она в ужасе.
   — Хорошо, Грунтор, — успокаивающе сказала Рапсодия. — Я пойду с тобой. Но сначала мне нужно спуститься обратно к Эши, он уходит.
   Грунтор выпрямился и бросил на нее пристальный взгляд.
   — Совсем?
   — Да.
   В глазах великана появилось сочувствие.
   — С тобой все в порядке, герцогиня?
   Рапсодия улыбнулась. Она вспомнила, как он впервые задал ей этот вопрос — в одном из бесконечных туннелей Корня, Грунтор пытался выяснить, не свалилась ли она в бездонную пропасть. Тогда она ответила утвердительно, понимая, что ее слова правдивы лишь отчасти, она больше никогда не будет по-настоящему «в порядке». Какая печальная ирония: услышать тот же самый вопрос именно сейчас.
   — Со мной все будет хорошо, — просто ответила она. — Разбуди Акмеда и принеси мои доспехи. Встретимся на пустоши.
   Грунтор кивнул, потрепал ее по плечу и зашагал обратно. Рапсодия посмотрела ему вслед и заторопилась к Эши. Он стоял на прежнем месте и ждал ее возвращения.
   — Все в порядке? — спросил он.
   Рапсодия прикрыла глаза от солнца и заглянула в темноту под его капюшоном. У нее защемило сердце, но она прогнала боль, надеясь, что когда она в следующий раз увидит Эши, скорее всего во время коронации, он больше не будет прятать лицо под капюшоном.
   — Моя новая внучка нуждается в помощи, — сказала она. — Я отправлюсь к ней, как только провожу тебя. Пойдем, нам пора.

55

   Акмед предполагал, что расставание с Эши будет долгим и Рапсодия задержится, поэтому не слишком торопился. Но когда он поднялся на вершину последнего холма, там уже стояли две фигуры, одна огромная, а другая хрупкая. На лицах Грунтора и Рапсодии застыло мрачное выражение, они его ждали. Акмед беззвучно выругался. Она была предсказуема в своей непредсказуемости.
   — Значит, он ушел? — резко спросил он, подавая Грунтору утреннее донесение дозорных. Рапсодия кивнула. — Хорошо.
   Грунтор бросил на него сердитый взгляд и положил руку на плечо Рапсодии:
   — Когда он вернется, дорогая?
   — Он не вернется, — коротко ответила она. — Возможно, я увижу его в Бетани во время свадьбы лорда Роланда, но это будет в последний раз. Он ушел, чтобы исполнить свое предназначение. — Рапсодия оглянулась на восходящее солнце. — А нам пора исполнить свое.
   Они шли по туннелю к Лориториуму, и эхо их шагов отражалось от гладких каменных стен, возвращаясь с воспоминаниями о голосах.
   «Она все еще здесь, сэр?»
   «Проклятье, Джо, отправляйся домой, или я привяжу тебя к сталагмиту и оставлю ждать нашего возвращения».
   «Я хочу пойти с вами. Пожалуйста».
   Акмед закрыл глаза, тяжелый груз лежал на его душе.
   Факел Грунтора неуверенно мерцал — бледная свеча по сравнению с ревущим пламенем, которое в прошлый раз озаряло их путь в скрытые чертоги волшебства. Может быть, подумал Акмед, все дело в том, что ветер, ворвавшийся в древние коридоры с поверхности земли, ослабляет действие магии. Или это знак того, что огонь в душе Рапсодии начал терять силу.
   Она ничего не говорила, молча следуя за ними в глубину горы, а ее лицо в тусклом свете факела казалось белым. Всю дорогу до Лориториума она так и брела, погруженная в собственные мысли, и Акмеду вспомнилось, как во время их долгих скитаний по Корню Рапсодия с Грунтором развлекали друг друга песнями или насвистывали разные мелодии. Тишина оглушала.
   После того как они прошли тысячу шагов, Акмед затаил дыхание, и Рапсодия поняла, что тоже слышит голоса в туннеле.
   «Вы хотите сказать, что лорд Роланда послал женщину в Илорк без вооруженного каравана?»
   «Я лишь выполняю приказы моего господина, миледи».
   «Пруденс, вы должны здесь переночевать. Пожалуйста. Я боюсь за вашу безопасность, если вы выступите прямо сейчас».
   «Нет. Сожалею, но я должна немедленно вернуться в Бетани».
   «Призраки, — подумал Акмед. — Призраки повсюду».
   Туннель расширился, и они оказались в мраморном городе. Пламя огненного колодца горело ярко и ровно, отбрасывая длинные тени на пустой Лориториум.
   — Похоже, здесь все в порядке, — заметил Акмед, разглядывая огненный фонтан. — Я не ощущаю никаких вибраций.
   Они покинули Лориториум и направились по коридору к покоям Спящего Дитя.
   Праматерь, как всегда, встретила их у входа.
   — Вы пришли, — сказала она, все три ее голоса дрожали. — Ей стало хуже.
   Из спальни доносились стоны. Они торопливо прошли в двери, окованные закопченным железом.
   Дитя Земли металось на своем ложе, что-то бормоча в страхе. Рапсодия подбежала к нему, шепча ласковые слова, пытаясь успокоить его, но Дитя не отреагировало на ее появление.
   Акмед схватил Рапсодию за плечо так, что ей стало больно. Когда она подняла глаза, он развернул ее лицом к Грунтору.
   Великан стоял рядом с помостом, его кожа посерела, по широкому лицу ползли струйки пота.
   — Что-то приближается, — шептал он. — Что-то… — Простонал он и смолк.
   — Грунтор?
   Великан дрожал, его руки потянулись к оружию.
   — Земля, — прошептал Грунтор. — Она кричит. Зеленая смерть. Нечистая смерть.
   И земля вокруг них задрожала, словно отзываясь на слова Грунтора. Куски камня и гранита посыпались с по толка, взвилась в воздух пыль, стало темно.
   — Что происходит? Землетрясение? — закричала Рапсодия, обращаясь к Грунтору.
   На лице фирболгов застыло мрачное выражение, в руках они держали свои огромные мечи — Сучок и Миротворец. Грунтор едва успел покачать головой.
   Послышались щелчки, напоминающие треск сырого дерева в огне. Из пола, потолка и стен появились тысячи крошечных корней, черных и покрытых колючками. Через несколько мгновений они выросли до размеров кинжалов, угрожающе рассекающих воздух. Однако к этому моменту Акмед уже стоял рядом с Рапсодией. Она сдавленно вскрикнула, когда корни принялись шипеть, и руками закрыла голову Спящего Дитя.
   А потом мир взорвался.
   Сквозь все поверхности вылезали толстые, как стволы дубов, лианы, вспарывая воздух и разрушая стены. Земля под ногами изогнулась, вздыбилась и разошлась в разные стороны, обнажив стену колючей плоти, огромные корни вылезли наружу, окружая их и подбрасывая, словно желуди.