– И ведь мы ничего не можем сделать, – вскричала она. – Должны сидеть сложа руки и ждать.
Марлинг погладил ее по плечу.
– Ну, ты не сидела сложа руки, любовь моя!
– О да! – Арман повернулся к ней. – Мадам, ваша доброта к моей злополучной сестре глубоко меня трогает! Я не нахожу слов! Вы привезли ее сюда, дали ей кров… мадам, я могу только благодарить…
– Ах, вздор! – перебила Фанни, оживляясь. – Что мне оставалось? Ее нельзя оставлять одну в таком состоянии, уверяю вас! Я даже боялась, что истерические припадки ее убьют, бедняжку! Но она побеседовала со священником, написала признание и теперь чуть-чуть успокоилась. Если бы Джастин прислал нам весточку! Я ночами не сплю, мне все время мерещится, что могло случиться с бедной, бедной девочкой.
Давенант помешал в камине, и огонь вспыхнул ярче.
– Да, – сказал он, – все мы будем бояться, пока не узнаем, что она в безопасности. – Его губы скривились. – Без нее дом стал похож на склеп.
Ему никто не ответил. Тягостную тишину прервал вошедший Руперт.
– Эгей, опять носы повесили? – сказал он бодро. – Как! Арман опять здесь? Тебе лучше просто поселиться у нас, и дело с концом.
– Не знаю, как у тебя хватает сердца смеяться, Руперт! – сказала миледи.
– А что? – ответил нераскаянный Руперт, подходя к камину. – Джастин сказал нам, что знает, куда уехала Леони, и, Фан, не вижу, как он может потерпеть неудачу. Черт меня побери, не вижу! Ставлю двадцать фунтов, он привезет ее до конца недели, целую и невредимую.
– Если найдет ее, – негромко перебил Марлинг. – Прошло уже больше недели.
– Верно, Эдвард, – ответил милорд. – Только это еще ничего не значит. Разрази меня, если я встречал другого такого любителя каркать! Мы же не знаем, как далеко уехал Джастин.
– Но он же не прислал ни единой весточки, Руперт! – расстроенно сказала Фанни. – Это молчание меня пугает!
Руперт уставился на нее в некотором изумлении.
– Черт, а ты помнишь хоть единый случай, когда бы Джастин оповещал, что он намерен сделать? – вопросил он. – Он ведет свою игру, помяни мое слово! У него нет привычки посвящать других в свои дела, а в помощи он не нуждается. – Милорд хихикнул. – Мы убедились в этом в прошлый вторник, да еще как! Он любит держать нас в неведении, только и всего.
Лакей доложил о лорде Меривейле, и вошел Энтони.
– Никаких известий? – спросил он, наклоняясь над рукой Фанни.
– Увы, никаких.
Руперт подвинулся на кушетке, освобождая место для его милости.
– Фанни из-за этого совсем нос повесила, – объявил он. – Никак ей не втолкую, что надо больше полагаться на Джастина! – Он погрозил сестре пальцем. – Он же взял все взятки в игре, Фан, и если упустит последнюю, так он не Джастин.
– Клянусь, по-моему, Руперт прав, – согласился Меривейл. – Я все больше склонен считать Эйвона всемогущим.
– Он очень опасный человек, – сказал Марлинг мрачно. – Я еще долго не забуду этого суаре!
Руперт состроил гримасу.
– Ей-богу, Эдвард, от вас волком выть хочется, – сказал он.
Фанни вздрогнула.
– Эдвард, молю, не говори об этом! Это было ужасно, отвратительно!
– Я не хочу говорить дурно о мертвых, – сказал Давенант. – Но это было… возмездие.
– Ага! И как отлично он все устроил, черт побери! – сказал Руперт. – Прямо вижу, как он стоит… ну, прямо палач! И как все дьявольски подстроил!
Открылась дверь.
– Madame, est servie[180], – доложил лакей с поклоном.
Фанни встала.
– Вы отобедаете у нас, граф? И вы, Энтони?
– Я злоупотребляю вашим гостеприимством! – возразил Арман.
– Черт побери, мой милый! – заявил Руперт. – Злоупотребляете вы гостеприимством Эйвона и нашим терпением.
Фанни засмеялась.
– Гадкий мальчик! Граф, вы не предложите мне руку? Право, мне не по, себе – одна среди стольких мужчин!
– А графиня? – спросил Марлинг, когда она проходила мимо него.
– Ей подали обед в спальню, – ответила Фанни. – Мне пока не удается уговорить ее спуститься к нам. И мне кажется, что одной ей легче.
Они проследовали в столовую и расположились за длинным столом – Фанни во главе, Марлинг у нижнего конца.
– А знаете, я даже из дома теперь боюсь выходить, – заметил Руперт, разворачивая салфетку. – Стоит мне нос высунуть, как кто-нибудь тут же набрасывается на меня, требуя новостей.
– Да, никто, видимо, не верит, что нам известно не больше, чем им, – сказал Давенант.
– А визитеры, которые заезжают узнать, что Леони цела и невредима! – вздохнула миледи. – Сегодня я принимала Конде, Ришелье и де ла Роков! Девочка будет принята с распростертыми объятиями, когда… если… если она вернется.
– Чума на тебя, Фан! – буркнул Руперт. – Кларета, Тони?
– Бургундского. Спасибо, шалопай.
– Я перестала отвечать на письма, – пожаловалась Фанни. – Все так любезны, но, право, ответить всем у меня нет сил.
– Любезны? – фыркнул Руперт. – Да просто от любопытства изнывают, черт бы их побрал!
– Арман, а что будет с де Вальме… Боннаром, хотела я сказать?
Арман положил вилку.
– Вы не поверите, но мальчишка почти рад! – ответил он. – Тогда на суаре мадам Дюдеффан он ничего не понял, но, когда я растолковал ему положение дел, он… Знаете, что он сказал?
– Не знаем, – объявил Руперт. – С нас хватит тайн без того, чтобы ты устраивал новые, разрази меня!
– Руперт! – Миледи сдвинула брови. – Грубый мальчик!
– Он сказал, – продолжал Арман, – «Наконец-то, наконец у меня будет ферма!» Вы слышали что-либо подобное?
– Никогда, – невозмутимо ответил Давенант. – Ну и?..
– Разумеется, я куплю ему ферму и обеспечу деньгами. Я спросил, не хочет ли он остаться в Париже, и обещал ему мою протекцию, но нет! Он ненавидит городскую жизнь. Только подумайте!
– Помешанный! – категорично вынес приговор Руперт.
Меривейл вздрогнул.
Из вестибюля донесся какой-то шум, словно кто-то приехал. Все вскочили на ноги, но тут же смущенно переглянулись.
– Визитер, – сказала Фанни. – Я уверена, это только…
Дверь распахнулась. На пороге стоял его светлость герцог Эйвон в сапогах со шпорами и в дорожном плаще. Рядом, рука об руку с ним, стояла Леони, раскрасневшаяся и сияющая. Она уже сбросила плащ и шляпу, и огненные кудри рассыпались по плечам.
Раздались нестройные восклицания. Фанни бросилась к ним, что-то бессвязно лепеча. Руперт размахивал салфеткой над головой.
– Что я вам говорил! – кричал он. – Мадемуазель де Сен-Вир!
Его светлость поднял белую руку, призывая их к молчанию. На его губах играла странная, гордая улыбка.
– Нет, Руперт, – сказал он с легким поклоном. – Имею честь представить вам всем… мою герцогиню!
– Гром и молния! – охнул Руперт и ринулся вперед.
Но первой к Леони подбежала Фанни.
– Ах, любовь моя! Я так рада… Просто поверить не могу! Где ты ее нашел, Джастин? Глупая, глупая девочка! Мы все так перепугались… Поцелуй меня еще раз, душечка!
Руперт отстранил ее.
– Ну-ка, сорвиголова! – сказал он и влепил ей звонкий поцелуй. – Какой сестрицей ты меня одолжил, Джастин! Я-то с самого начала знал, что ты ее отыщешь. Но уже и поженились, черт побери! Это уже чересчур!
Его отстранил Меривейл.
– Милая крошка Леони! – сказал он. – Джастин, поздравляю вас!
Тут в свою очередь подошли Арман с Давенантом. Арман потряс руку Эйвона.
– А как же мое разрешение на брак с моей племянницей? – спросил он с притворным негодованием.
Эйвон щелкнул пальцами.
– Вот что я даю за твое разрешение, мой милый Арман, – сказал он и посмотрел на Леони, окруженную друзьями, которые наперебой засыпали ее вопросами.
– Где она была? – Арман подергал его за рукав.
Его светлость не отвел взгляда от Леони.
– Где она была? Где я и думал ее найти. В Анжу, у кюре, о котором я упоминал, – сказал он. – Ну, Фанни, ты одобряешь мой выбор?
Она расцеловала его.
– Милый, я уже много месяцев мечтала об этом для тебя! Но обвенчаться тайно, когда я обдумывала такую великолепную свадьбу! Право, это нестерпимо! Милая, милая девочка! Я сейчас расплачусь от радости!
Внезапно наступила тишина. В дверях стояла мадам де Сен-Вир, робко глядя на Леони. Секунду длилось неловкое молчание. Затем Леони подошла к ней и протянула руку с милой застенчивостью.
– Ма… mere?[181] – сказала она.
Графиня судорожно зарыдала и обняла ее. Леони обвила рукой плечи матери и увела ее.
Фанни достала носовой платок.
– Милая, добрая девочка, – всхлипнула она. Давенант схватил руку Эйвона и потряс ее.
– Джастин, у меня нет слов выразить, как я рад!
– Мой милый Хью, какая неожиданность! – протянул его светлость. – Я не сомневался, что все ограничится укоризненным покачиванием головы.
Хью рассмеялся.
– Нет, нет, друг мой, не на этот раз! Наконец-то ты научился любить кого-то больше, чем себя, и я верю, что ты будешь хорошим мужем своей герцогине.
– Таково мое намерение, – ответил его светлость, сбрасывая плащ. Его щеки утратили былую бледность, но он поднял лорнет со своей всегдашней манерой и оглядел столовую. – Мой дом просто полон людьми! – заметил он. – Неужели нас ждали?
– Ждали?! – повторил Руперт. – Мягко сказано, черт побери! Да последние десять дней мы только и делали, что ждали тебя! Вот так! Ты-то упорхнул в Анжу, а каково пришлось нам! Арман то и дело появляется, будто чертик из коробки, мадам наверху рыдает, пол-Парижа обивают порог в надежде что-нибудь разнюхать – не дом, а муравейник какой-то! Разве что Меривейл все еще ночует у де Шатле? Что-то я его за завтраком не вижу, слава тебе Господи!
– Я хочу узнать одно, – вмешался Меривейл, пропустив слова Руперта мимо ушей. – Вы до самого Анжу ехали в этом невозможном золотом костюме?
– Черт! Он же переполошил все деревни по дороге! – засмеялся Руперт.
– Нет, друг мой, увы, нет, – вздохнул его светлость. – Я облачился в более скромную одежду, едва мы остановились переменить лошадей. Арман, все хорошо?
– О да, Джастин! Моя сестра написала признание, едва была в силах взять перо в руку, мой былой племянник получит ферму и покинет высший свет. Я у тебя в долгу, который никогда не смогу заплатить.
Его светлость налил себе бургундского.
– Я уже, мой милый, получил в уплату твою племянницу.
Вернулась Леони и тотчас подошла к Эйвону.
– Матушка хочет побыть одна, – сказала она печально, но тут же ее глаза снова заблестели. – О, я так рада, что опять вижу вас всех!
Руперт толкнул Давенанта локтем.
– Погляди на лицо Джастина! – шепнул он. – Ты когда-нибудь видел подобную гордость? Леони, я дьявольски счастлив и, с твоего разрешения, вернусь к моему каплуну.
– Я тоже ужасно голодна! – Она кивнула. – Мадам, вы и представить себе не можете, как приятно быть замужней дамой!
– Ах, не могу? – вскричала миледи. – Как прикажете это понимать? – Она подвела Леони к стулу во главе стола. – Садись, любовь моя.
– Мадам, но это же ваше место? – сказала Леони.
– Душечка, теперь я гостья в твоем доме, – ответила Фанни и сделала ей реверанс.
Леони вопросительно взглянула на Эйвона.
– Да, малютка. Садись.
– Voyons, я чувствую себя ужасно важной, – сказала Леони, устраиваясь на стуле с высокой спинкой. – Руперт сядет рядом со мной с этой стороны, а… а… – она замялась, – мосье де Сен… я хочу сказать, мой дядя, с другой.
– Прелестно, радость моя, – кивнула миледи и опустилась на стул по правую руку Эйвона.
– И раз я теперь герцогиня, – сказала Леони весело, – Руперт должен обходиться со мной почтительно, n'est-ce pas, монсеньор?
Эйвон улыбнулся ей через стол.
– Тебе достаточно сказать только слово, mignonne, и он будет изгнан из стен этого дома.
– К черту почтение! – объявил Руперт. – Прошу, запомни, теперь ты моя сестра! Черт, о чем я только думаю! – Он вскочил и поднял рюмку. – Предлагаю тост, – воскликнул он. – За герцогиню Эйвон!
Остальные дружно встали.
– За герцогиню! – поклонился Давенант.
– За мою любимую сестру! – воскликнула Фанни.
– За мою жену! – негромко сказал герцог.
Леони, залившись румянцем, встала, оперлась на руку Руперта и вспрыгнула на стул.
– Благодарю вас, – сказала она. – Очень-очень благодарю. Можно и я предложу тост? Ну, пожалуйста!
– Да, конечно! – ответил Руперт.
– Монсеньор! – провозгласила Леони и забавно ему поклонилась. – Ад, а где моя рюмка? Руперт, дай ее мне поскорее!
Все выпили за здоровье герцога.
– А теперь, – сказала Леони, – я выпью за Руперта, потому что он был таким добрым ко мне и таким полезным!
– За тебя, мой смелый мальчик, – сказал его светлость серьезно. – И что теперь, плутовка?
Все еще стоя на стуле, Леони ликующе объявила:
– Voyons, я поднимаюсь в мире все выше и выше!
– Ты свалишься со стула, дурочка, если будешь так прыгать! – предостерег ее Руперт.
– Не перебивай! – с упреком сказала Леони. – Я сочиняю спич!
– Господи спаси нас и помилуй, что ты еще затеешь? – сказал неукротимый Руперт.
– Tais-toi, imbйcile![182] Сначала я была крестьянкой, а потом стала пажом. Потом меня сделали воспитанницей монсеньера, а теперь я герцогиня! Я стала очень респектабельной.
Его светлость подошел к ней и снял ее со стула.
– Моя малютка, – сказал он, – герцогини не пляшут на стульях, и они не называют своих братьев «imbйcile».
На щеках Леони заиграли ямочки, и она заявила твердо:
– А я – да!
Руперт укоризненно покачал головой.
– Джастин прав, – объявил он. – Ты должна следить за своими манерами, сорвиголова. И никаких больше букетов от принцев крови, э, Джастин? Достоинство! Вот в чем соль! И еще ты должна отрастить волосы и разговаривать со мной вежливо. Провалиться мне, если я соглашусь на сестру, которая говорит моим друзьям, что я идиот! Вежливость, миледи, и чуточку высокомерия вашего супруга! Вот что тебе нужно, верно, Фан?
– А ба! – сказала герцогиня Эйвон.
Марлинг погладил ее по плечу.
– Ну, ты не сидела сложа руки, любовь моя!
– О да! – Арман повернулся к ней. – Мадам, ваша доброта к моей злополучной сестре глубоко меня трогает! Я не нахожу слов! Вы привезли ее сюда, дали ей кров… мадам, я могу только благодарить…
– Ах, вздор! – перебила Фанни, оживляясь. – Что мне оставалось? Ее нельзя оставлять одну в таком состоянии, уверяю вас! Я даже боялась, что истерические припадки ее убьют, бедняжку! Но она побеседовала со священником, написала признание и теперь чуть-чуть успокоилась. Если бы Джастин прислал нам весточку! Я ночами не сплю, мне все время мерещится, что могло случиться с бедной, бедной девочкой.
Давенант помешал в камине, и огонь вспыхнул ярче.
– Да, – сказал он, – все мы будем бояться, пока не узнаем, что она в безопасности. – Его губы скривились. – Без нее дом стал похож на склеп.
Ему никто не ответил. Тягостную тишину прервал вошедший Руперт.
– Эгей, опять носы повесили? – сказал он бодро. – Как! Арман опять здесь? Тебе лучше просто поселиться у нас, и дело с концом.
– Не знаю, как у тебя хватает сердца смеяться, Руперт! – сказала миледи.
– А что? – ответил нераскаянный Руперт, подходя к камину. – Джастин сказал нам, что знает, куда уехала Леони, и, Фан, не вижу, как он может потерпеть неудачу. Черт меня побери, не вижу! Ставлю двадцать фунтов, он привезет ее до конца недели, целую и невредимую.
– Если найдет ее, – негромко перебил Марлинг. – Прошло уже больше недели.
– Верно, Эдвард, – ответил милорд. – Только это еще ничего не значит. Разрази меня, если я встречал другого такого любителя каркать! Мы же не знаем, как далеко уехал Джастин.
– Но он же не прислал ни единой весточки, Руперт! – расстроенно сказала Фанни. – Это молчание меня пугает!
Руперт уставился на нее в некотором изумлении.
– Черт, а ты помнишь хоть единый случай, когда бы Джастин оповещал, что он намерен сделать? – вопросил он. – Он ведет свою игру, помяни мое слово! У него нет привычки посвящать других в свои дела, а в помощи он не нуждается. – Милорд хихикнул. – Мы убедились в этом в прошлый вторник, да еще как! Он любит держать нас в неведении, только и всего.
Лакей доложил о лорде Меривейле, и вошел Энтони.
– Никаких известий? – спросил он, наклоняясь над рукой Фанни.
– Увы, никаких.
Руперт подвинулся на кушетке, освобождая место для его милости.
– Фанни из-за этого совсем нос повесила, – объявил он. – Никак ей не втолкую, что надо больше полагаться на Джастина! – Он погрозил сестре пальцем. – Он же взял все взятки в игре, Фан, и если упустит последнюю, так он не Джастин.
– Клянусь, по-моему, Руперт прав, – согласился Меривейл. – Я все больше склонен считать Эйвона всемогущим.
– Он очень опасный человек, – сказал Марлинг мрачно. – Я еще долго не забуду этого суаре!
Руперт состроил гримасу.
– Ей-богу, Эдвард, от вас волком выть хочется, – сказал он.
Фанни вздрогнула.
– Эдвард, молю, не говори об этом! Это было ужасно, отвратительно!
– Я не хочу говорить дурно о мертвых, – сказал Давенант. – Но это было… возмездие.
– Ага! И как отлично он все устроил, черт побери! – сказал Руперт. – Прямо вижу, как он стоит… ну, прямо палач! И как все дьявольски подстроил!
Открылась дверь.
– Madame, est servie[180], – доложил лакей с поклоном.
Фанни встала.
– Вы отобедаете у нас, граф? И вы, Энтони?
– Я злоупотребляю вашим гостеприимством! – возразил Арман.
– Черт побери, мой милый! – заявил Руперт. – Злоупотребляете вы гостеприимством Эйвона и нашим терпением.
Фанни засмеялась.
– Гадкий мальчик! Граф, вы не предложите мне руку? Право, мне не по, себе – одна среди стольких мужчин!
– А графиня? – спросил Марлинг, когда она проходила мимо него.
– Ей подали обед в спальню, – ответила Фанни. – Мне пока не удается уговорить ее спуститься к нам. И мне кажется, что одной ей легче.
Они проследовали в столовую и расположились за длинным столом – Фанни во главе, Марлинг у нижнего конца.
– А знаете, я даже из дома теперь боюсь выходить, – заметил Руперт, разворачивая салфетку. – Стоит мне нос высунуть, как кто-нибудь тут же набрасывается на меня, требуя новостей.
– Да, никто, видимо, не верит, что нам известно не больше, чем им, – сказал Давенант.
– А визитеры, которые заезжают узнать, что Леони цела и невредима! – вздохнула миледи. – Сегодня я принимала Конде, Ришелье и де ла Роков! Девочка будет принята с распростертыми объятиями, когда… если… если она вернется.
– Чума на тебя, Фан! – буркнул Руперт. – Кларета, Тони?
– Бургундского. Спасибо, шалопай.
– Я перестала отвечать на письма, – пожаловалась Фанни. – Все так любезны, но, право, ответить всем у меня нет сил.
– Любезны? – фыркнул Руперт. – Да просто от любопытства изнывают, черт бы их побрал!
– Арман, а что будет с де Вальме… Боннаром, хотела я сказать?
Арман положил вилку.
– Вы не поверите, но мальчишка почти рад! – ответил он. – Тогда на суаре мадам Дюдеффан он ничего не понял, но, когда я растолковал ему положение дел, он… Знаете, что он сказал?
– Не знаем, – объявил Руперт. – С нас хватит тайн без того, чтобы ты устраивал новые, разрази меня!
– Руперт! – Миледи сдвинула брови. – Грубый мальчик!
– Он сказал, – продолжал Арман, – «Наконец-то, наконец у меня будет ферма!» Вы слышали что-либо подобное?
– Никогда, – невозмутимо ответил Давенант. – Ну и?..
– Разумеется, я куплю ему ферму и обеспечу деньгами. Я спросил, не хочет ли он остаться в Париже, и обещал ему мою протекцию, но нет! Он ненавидит городскую жизнь. Только подумайте!
– Помешанный! – категорично вынес приговор Руперт.
Меривейл вздрогнул.
Из вестибюля донесся какой-то шум, словно кто-то приехал. Все вскочили на ноги, но тут же смущенно переглянулись.
– Визитер, – сказала Фанни. – Я уверена, это только…
Дверь распахнулась. На пороге стоял его светлость герцог Эйвон в сапогах со шпорами и в дорожном плаще. Рядом, рука об руку с ним, стояла Леони, раскрасневшаяся и сияющая. Она уже сбросила плащ и шляпу, и огненные кудри рассыпались по плечам.
Раздались нестройные восклицания. Фанни бросилась к ним, что-то бессвязно лепеча. Руперт размахивал салфеткой над головой.
– Что я вам говорил! – кричал он. – Мадемуазель де Сен-Вир!
Его светлость поднял белую руку, призывая их к молчанию. На его губах играла странная, гордая улыбка.
– Нет, Руперт, – сказал он с легким поклоном. – Имею честь представить вам всем… мою герцогиню!
– Гром и молния! – охнул Руперт и ринулся вперед.
Но первой к Леони подбежала Фанни.
– Ах, любовь моя! Я так рада… Просто поверить не могу! Где ты ее нашел, Джастин? Глупая, глупая девочка! Мы все так перепугались… Поцелуй меня еще раз, душечка!
Руперт отстранил ее.
– Ну-ка, сорвиголова! – сказал он и влепил ей звонкий поцелуй. – Какой сестрицей ты меня одолжил, Джастин! Я-то с самого начала знал, что ты ее отыщешь. Но уже и поженились, черт побери! Это уже чересчур!
Его отстранил Меривейл.
– Милая крошка Леони! – сказал он. – Джастин, поздравляю вас!
Тут в свою очередь подошли Арман с Давенантом. Арман потряс руку Эйвона.
– А как же мое разрешение на брак с моей племянницей? – спросил он с притворным негодованием.
Эйвон щелкнул пальцами.
– Вот что я даю за твое разрешение, мой милый Арман, – сказал он и посмотрел на Леони, окруженную друзьями, которые наперебой засыпали ее вопросами.
– Где она была? – Арман подергал его за рукав.
Его светлость не отвел взгляда от Леони.
– Где она была? Где я и думал ее найти. В Анжу, у кюре, о котором я упоминал, – сказал он. – Ну, Фанни, ты одобряешь мой выбор?
Она расцеловала его.
– Милый, я уже много месяцев мечтала об этом для тебя! Но обвенчаться тайно, когда я обдумывала такую великолепную свадьбу! Право, это нестерпимо! Милая, милая девочка! Я сейчас расплачусь от радости!
Внезапно наступила тишина. В дверях стояла мадам де Сен-Вир, робко глядя на Леони. Секунду длилось неловкое молчание. Затем Леони подошла к ней и протянула руку с милой застенчивостью.
– Ма… mere?[181] – сказала она.
Графиня судорожно зарыдала и обняла ее. Леони обвила рукой плечи матери и увела ее.
Фанни достала носовой платок.
– Милая, добрая девочка, – всхлипнула она. Давенант схватил руку Эйвона и потряс ее.
– Джастин, у меня нет слов выразить, как я рад!
– Мой милый Хью, какая неожиданность! – протянул его светлость. – Я не сомневался, что все ограничится укоризненным покачиванием головы.
Хью рассмеялся.
– Нет, нет, друг мой, не на этот раз! Наконец-то ты научился любить кого-то больше, чем себя, и я верю, что ты будешь хорошим мужем своей герцогине.
– Таково мое намерение, – ответил его светлость, сбрасывая плащ. Его щеки утратили былую бледность, но он поднял лорнет со своей всегдашней манерой и оглядел столовую. – Мой дом просто полон людьми! – заметил он. – Неужели нас ждали?
– Ждали?! – повторил Руперт. – Мягко сказано, черт побери! Да последние десять дней мы только и делали, что ждали тебя! Вот так! Ты-то упорхнул в Анжу, а каково пришлось нам! Арман то и дело появляется, будто чертик из коробки, мадам наверху рыдает, пол-Парижа обивают порог в надежде что-нибудь разнюхать – не дом, а муравейник какой-то! Разве что Меривейл все еще ночует у де Шатле? Что-то я его за завтраком не вижу, слава тебе Господи!
– Я хочу узнать одно, – вмешался Меривейл, пропустив слова Руперта мимо ушей. – Вы до самого Анжу ехали в этом невозможном золотом костюме?
– Черт! Он же переполошил все деревни по дороге! – засмеялся Руперт.
– Нет, друг мой, увы, нет, – вздохнул его светлость. – Я облачился в более скромную одежду, едва мы остановились переменить лошадей. Арман, все хорошо?
– О да, Джастин! Моя сестра написала признание, едва была в силах взять перо в руку, мой былой племянник получит ферму и покинет высший свет. Я у тебя в долгу, который никогда не смогу заплатить.
Его светлость налил себе бургундского.
– Я уже, мой милый, получил в уплату твою племянницу.
Вернулась Леони и тотчас подошла к Эйвону.
– Матушка хочет побыть одна, – сказала она печально, но тут же ее глаза снова заблестели. – О, я так рада, что опять вижу вас всех!
Руперт толкнул Давенанта локтем.
– Погляди на лицо Джастина! – шепнул он. – Ты когда-нибудь видел подобную гордость? Леони, я дьявольски счастлив и, с твоего разрешения, вернусь к моему каплуну.
– Я тоже ужасно голодна! – Она кивнула. – Мадам, вы и представить себе не можете, как приятно быть замужней дамой!
– Ах, не могу? – вскричала миледи. – Как прикажете это понимать? – Она подвела Леони к стулу во главе стола. – Садись, любовь моя.
– Мадам, но это же ваше место? – сказала Леони.
– Душечка, теперь я гостья в твоем доме, – ответила Фанни и сделала ей реверанс.
Леони вопросительно взглянула на Эйвона.
– Да, малютка. Садись.
– Voyons, я чувствую себя ужасно важной, – сказала Леони, устраиваясь на стуле с высокой спинкой. – Руперт сядет рядом со мной с этой стороны, а… а… – она замялась, – мосье де Сен… я хочу сказать, мой дядя, с другой.
– Прелестно, радость моя, – кивнула миледи и опустилась на стул по правую руку Эйвона.
– И раз я теперь герцогиня, – сказала Леони весело, – Руперт должен обходиться со мной почтительно, n'est-ce pas, монсеньор?
Эйвон улыбнулся ей через стол.
– Тебе достаточно сказать только слово, mignonne, и он будет изгнан из стен этого дома.
– К черту почтение! – объявил Руперт. – Прошу, запомни, теперь ты моя сестра! Черт, о чем я только думаю! – Он вскочил и поднял рюмку. – Предлагаю тост, – воскликнул он. – За герцогиню Эйвон!
Остальные дружно встали.
– За герцогиню! – поклонился Давенант.
– За мою любимую сестру! – воскликнула Фанни.
– За мою жену! – негромко сказал герцог.
Леони, залившись румянцем, встала, оперлась на руку Руперта и вспрыгнула на стул.
– Благодарю вас, – сказала она. – Очень-очень благодарю. Можно и я предложу тост? Ну, пожалуйста!
– Да, конечно! – ответил Руперт.
– Монсеньор! – провозгласила Леони и забавно ему поклонилась. – Ад, а где моя рюмка? Руперт, дай ее мне поскорее!
Все выпили за здоровье герцога.
– А теперь, – сказала Леони, – я выпью за Руперта, потому что он был таким добрым ко мне и таким полезным!
– За тебя, мой смелый мальчик, – сказал его светлость серьезно. – И что теперь, плутовка?
Все еще стоя на стуле, Леони ликующе объявила:
– Voyons, я поднимаюсь в мире все выше и выше!
– Ты свалишься со стула, дурочка, если будешь так прыгать! – предостерег ее Руперт.
– Не перебивай! – с упреком сказала Леони. – Я сочиняю спич!
– Господи спаси нас и помилуй, что ты еще затеешь? – сказал неукротимый Руперт.
– Tais-toi, imbйcile![182] Сначала я была крестьянкой, а потом стала пажом. Потом меня сделали воспитанницей монсеньера, а теперь я герцогиня! Я стала очень респектабельной.
Его светлость подошел к ней и снял ее со стула.
– Моя малютка, – сказал он, – герцогини не пляшут на стульях, и они не называют своих братьев «imbйcile».
На щеках Леони заиграли ямочки, и она заявила твердо:
– А я – да!
Руперт укоризненно покачал головой.
– Джастин прав, – объявил он. – Ты должна следить за своими манерами, сорвиголова. И никаких больше букетов от принцев крови, э, Джастин? Достоинство! Вот в чем соль! И еще ты должна отрастить волосы и разговаривать со мной вежливо. Провалиться мне, если я соглашусь на сестру, которая говорит моим друзьям, что я идиот! Вежливость, миледи, и чуточку высокомерия вашего супруга! Вот что тебе нужно, верно, Фан?
– А ба! – сказала герцогиня Эйвон.