Она отодвинула задвижку, открыла дверь и отступила в сторону. Джего и остальные вошли толпой, Карвер грубо схватил Герике и повернув кругом, заломил руки за спину.
— Ты в порядке? — спросил Джего.
Она отдала ему маузер:
— Он вел себя, как настоящий джентльмен.
— Прошу прощения за беспокойство — весело сказал Герике через плечо.
Она резко рассмеялась:
— Уведите его отсюда, ради бога.
Карвер толкнул Герике, руки которого теперь были скованы за спиной, в коридор. Джего вернул ему маузер:
— Попытайтесь не потерять его снова. Или его.
— Никогда, сэр. Можете рассчитывать на это — мрачно сказал Карвер и коленом наподдал Герике в зад.
— Каков приказ, сэр?
— Мы повезем его до Маллейга. Вернемся в Глазго дневным поездом. Как он?
— Связан, как рождественская индейка.
Фишер подошел к клетке и заглянул внутрь. Герике распростерся на мешках с почтой, руки скованы за спиной, лодыжки связаны бечевой. Лейтенант сел, внезапно почувствовав сильную усталость, и закурил сигарету. Благодарение богу — кошмар наконец закончился. Не будет трибунала, не будет расследования. Ну, расследование-то может и будет, но из него он выйдет не так уж плохо. Кроме всего, причиной ужасного случая была оплошность Карвера.
— Что-то рылось здесь и сдохло — услышал он замечание старшего матроса Рота.
Вахта сгрудилась внизу вокруг узкого центрального стола, на котором стояла причина их недовольства — две большие кастрюли, только что принесенные из камбуза. Когда кто-то приподнял крышку, запашок, признал Рихтер, был действительно специфический. Достаточный, чтобы отбить самый сильный аппетит.
— Что за шум? — сказал он, проталкиваясь в центр.
— Опять еда — ответил Эндрасс. — Не годится даже свиньям. Вебер на сей раз зашел слишком далеко.
— Он же не кок — признал Рихтер, с отвращением уставившись в одну из кастрюль.
— А Вальц, чтобы там ни было, им был.
Наступило неприятное молчание, ибо было неоспоримым фактом, что смерть кока проделала брешь, заполнить которую оказалось почти невозможно. И Рихтер, как человек причастный, нес определенную ответственность за нынешнюю ситуацию.
Ридель сказал:
— Я служил в свое время на паруснике, вы знаете, господин Рихтер. Со старым коммодором Йенсеном я ходил из Гамбурга в последний зерновой рейс незадолго до войны. Сто семь дней из Австралии в Квинстаун. Я знаю свои права: в соответствии с правилами, каждый имеет право на один с четвертью фунта соленой говядины и три четверти фунта свинины в день.
Он погрузил черпак в кастрюлю:
— А что имеем мы? На один укус, если повезет.
— Запасы плохо сохранились — сказал Рихтер. — Когда достаешь из бочки, свинина наполовину гнилая. Вебера нельзя за это обвинять.
— Но нельзя извинить, что готовится так мало, как для бродяг — сказал Эндрасс. — Мне кажется, нам надо повидаться с капитаном.
— Хорошо — кивнул Рихтер. — Ты и Ридель, и лучше захватить одну из кастрюль, чтобы было видно, о чем идет речь.
Но в этом не оказалось нужды, ибо когда боцман постучал в дверь Бергера и вошел, он увидел капитана и Прагера сидящими напротив с тарелками тушеного мяса.
— В чем дело? — потребовал Бергер.
— Депутация от команды, капитан. Старшина Эндрасс и старший матрос Ридель просят разрешения говорить от имени команды.
Бергер холодно посмотрел на Эндрасса:
— Ну?
— Еда, господин капитан — сказал Эндрасс. — Сдается, люди больше не могут ее переваривать, а вонь…
Он поднял крышку кастрюли, которую держал Ридель. Он первого же дуновения Бергер скорчил гримасу:
— Все, показали, уберите это отсюда.
Ридель удалился:
— Ладно, пусть это не так хорошо, как хотелось бы, но мы все в одной лодке.
Он показал на собственную тарелку и спросил Рихтера:
— Кто сейчас на камбузе? Вебер, не так ли?
— Верно, капитан, но его принудили к этой службе. Никто не хотел брать эту работу, так что парни бросали жребий.
Бергер кивнул:
— Я действительно не знаю, что могу с этим поделать. На парусных судах это старая проблема, вы знаете. Когда еда начинает портиться, особенно мясо, требуется опытный повар, чтобы управиться, а сейчас его у нас нет. Я уверен, Вебер делает все, что может.
— Позвольте в этом усомниться.
В дверях стояла сестра Анджела, сзади другие монахини с кастрюлей. Она подняла крышку:
— Как вы это называете? — спросила она Бергера.
Он с отвращением посмотрел на сальную пену на поверхности:
— Кажется, это гороховый суп, сестра.
— Такой грязный, что почти черный — сказала она. — Редкий феномен, который объясняется простым фактом, что кок забыл вымыть горох.
— Хорошо — Бергер поднял руку, — нет нужды продолжать. Что вы хотите, чтобы я сделал?
Она отдала крышку сестре Кэт:
— Мы можем начать с проверки камбуза. Конечно, с вашего разрешения.
Бергер, на сей раз позволивший себе поплыть по течению, потянулся за фуражкой:
— Для вас, сестра, все что угодно. Пойдемте вместе?
Вот как случилось, что несчастный Вебер, безутешно сидевший в крошечном камбузе в окружении сальных кастрюль и грязных тарелок, сквозь открытую дверь увидел спускающуюся к нему большую процессию во главе с капитаном.
Он поднялся на ноги, торопливо вытирая руки о грязный фартук и Бергер сказал:
— Вон отсюда, Вебер. На всех четырех.
Вебер сделал, как сказано. Сестра Анджела остановила его в дверях. Она осмотрела вид внутри, коротко наклонилась понюхать гниющую солонину в кадке, потом повернулась.
— Снимите фартук — сказала она Веберу.
Он нервно взглянул на Бергера, потом сделал, что сказано. Она взяла фартук, подержала секунду на вытянутой руке, потом отбросила в сторону.
— Я предлагаю вернуть этого человека к его обычным обязанностям. Очевидно, это место не для него.
— А готовка? — спросил Бергер.
— Ну, у вас должно быть немного веры, капитан. Вначале я хочу, чтобы каждый дюйм этой гнусной дыры был тщательно вычищен. — Она повернулась к монахиням — Каждая кастрюля должна сверкать. Тогда и только тогда мы будем в состоянии что-нибудь сделать с едой. Вы согласны, капитан?
— Мы все, как вы часто напоминаете, в добрых руках божиих — ответил Бергер.
Ближе к вечеру, когда он вышел на квартердек с Прагером, аромат, поднимающийся из камбуза во влажном воздухе был такой аппетитный, что впервые за много дней он ощутил настоящий голод.
— Что это такое? — спросил он Рихтера, несшего вахту.
— Думаю, это называют женским прикосновением, господин капитан.
— Поблагодарим господа за это — благочестиво добавил Прагер.
Прошел час, полтора, но Джего продолжал спать, пока они ехали по наиболее эффектным горным ландшафтам Шотландии. Гленфиннан, Лохэйлорт, потом море и Ревун Арисейга, закутанный в дождь и туман.
Уже давно она отбросила книгу и сидела, куря сигарету, следя за дождевыми каплями, стекающими по стеклу, думая о Герике, в основном потому, что не могла отогнать мысли о нем. Она снова взяла книгу и принудила себя читать.
— Очень глупо — сказал Герике, — ты не сможешь это объяснить.
Карвер достал из кармана Рыцарский Крест:
— Что ты такого сделал за него? Большой герой, не так ли? — Гнев вскипал в нем, как раскаленная лава. Он перерезал веревки, связывающие лодыжки Герике и схватил его за руку — Вставай. На ноги.
Герике встал, качаясь, чуть не крича от боли в затекших ногах. Карвер вытолкал его через ворота, потом дал подножку, так что он упал и головой ударился об пол. Карвер заехал ему ботинком в ребра.
— Теперь вам лучше, сэр?
Герике приподнялся на коленях:
— Вот как ты выигрываешь свои битвы, чиф? Пиная, как мешок, человека со связанными за спиной руками?
Карвер вытащил ключи от наручников и открыл их:
— Сейчас посмотрим, могу я сам или нет.
Герике с улыбкой на лице и со свободными запястьями сбросил с плеч плащ. Карвер ринулся вперед, сделав сильнейший выпад, от которого немец легко ушел в сторону, мгновенно встав в боевую позицию, правая руку вытянута вперед, кулак сжат, левая прижата к корпусу. В том, как он двигался, было нечто ужасно профессиональное.
Чиф снова шагнул вперед с выпадом, от которого Герике снова с легкостью ушел, на сей раз развернувшись и левой заехав Карверу по почкам. Карвер заорал от боли и повернулся к нему лицом.
— Да, боюсь, что был не совсем искренен с вами, чиф — сказал Герике, в нырке еще раз левой ударив Карвера по ребрам, а правой по верху скулы, рассадив кожу. — В молодости я был учеником на клиппере в нитратных рейсах в Чили. Крутая школа. Масса дисциплины, вбиваемая палкой, кулаком и ботинком. Я вырос быстро.
Казалось, что он двигался медленно, но его удары один за другим попадали в цель, а выпады Карвера постоянно заканчивались в пустоте.
Главный старшина уже плохо выглядел, лицо залито кровью, говорить не в состоянии. Он хватал ртом воздух, в то время как немец безжалостно прижал его к стене вагона.
— Мой друг, вы позорите форму, которую носите, и страну, кормящую вас. Кому-то следовало разрезать вас на кусочки давным давно — говорил Герике, нанося Карверу три ужасных удара в лицо, которые отбросили его к стене клетки.
Он сполз на пол, свесив голову в сторону. Герике постоял, глядя вниз, потом припал на колено и обыскав карманы, достал свои награды.
Он нашел маузер и сунул в карман, подобрал фуражку и натянул плащ. Он отодвинул скользящую дверь и внутрь ворвался дождь.
Джанет, стоя у открытого окна в коридоре спального вагона, бросила мгновенный взгляд на него, приземлившегося в вереске и катящегося под откос. А потом остались только дождь и туман.
— Ты в порядке? — спросил Джего.
Она отдала ему маузер:
— Он вел себя, как настоящий джентльмен.
— Прошу прощения за беспокойство — весело сказал Герике через плечо.
Она резко рассмеялась:
— Уведите его отсюда, ради бога.
Карвер толкнул Герике, руки которого теперь были скованы за спиной, в коридор. Джего вернул ему маузер:
— Попытайтесь не потерять его снова. Или его.
— Никогда, сэр. Можете рассчитывать на это — мрачно сказал Карвер и коленом наподдал Герике в зад.
***
Поезд стоял в Форт Уильяме двадцать минут, пока Фишер звонил по телефону из кабинета начальника станции. Наконец, он вошел, взобрался в вагон проводников и постучал в дверь багажного отсека. Когда Карвер открыл, поезд уже снова пошел.— Каков приказ, сэр?
— Мы повезем его до Маллейга. Вернемся в Глазго дневным поездом. Как он?
— Связан, как рождественская индейка.
Фишер подошел к клетке и заглянул внутрь. Герике распростерся на мешках с почтой, руки скованы за спиной, лодыжки связаны бечевой. Лейтенант сел, внезапно почувствовав сильную усталость, и закурил сигарету. Благодарение богу — кошмар наконец закончился. Не будет трибунала, не будет расследования. Ну, расследование-то может и будет, но из него он выйдет не так уж плохо. Кроме всего, причиной ужасного случая была оплошность Карвера.
***
Когда Рихтер спустился на полубак пообедать, громыхание недовольства на «Дойчланд» дошло до мятежа.— Что-то рылось здесь и сдохло — услышал он замечание старшего матроса Рота.
Вахта сгрудилась внизу вокруг узкого центрального стола, на котором стояла причина их недовольства — две большие кастрюли, только что принесенные из камбуза. Когда кто-то приподнял крышку, запашок, признал Рихтер, был действительно специфический. Достаточный, чтобы отбить самый сильный аппетит.
— Что за шум? — сказал он, проталкиваясь в центр.
— Опять еда — ответил Эндрасс. — Не годится даже свиньям. Вебер на сей раз зашел слишком далеко.
— Он же не кок — признал Рихтер, с отвращением уставившись в одну из кастрюль.
— А Вальц, чтобы там ни было, им был.
Наступило неприятное молчание, ибо было неоспоримым фактом, что смерть кока проделала брешь, заполнить которую оказалось почти невозможно. И Рихтер, как человек причастный, нес определенную ответственность за нынешнюю ситуацию.
Ридель сказал:
— Я служил в свое время на паруснике, вы знаете, господин Рихтер. Со старым коммодором Йенсеном я ходил из Гамбурга в последний зерновой рейс незадолго до войны. Сто семь дней из Австралии в Квинстаун. Я знаю свои права: в соответствии с правилами, каждый имеет право на один с четвертью фунта соленой говядины и три четверти фунта свинины в день.
Он погрузил черпак в кастрюлю:
— А что имеем мы? На один укус, если повезет.
— Запасы плохо сохранились — сказал Рихтер. — Когда достаешь из бочки, свинина наполовину гнилая. Вебера нельзя за это обвинять.
— Но нельзя извинить, что готовится так мало, как для бродяг — сказал Эндрасс. — Мне кажется, нам надо повидаться с капитаном.
— Хорошо — кивнул Рихтер. — Ты и Ридель, и лучше захватить одну из кастрюль, чтобы было видно, о чем идет речь.
Но в этом не оказалось нужды, ибо когда боцман постучал в дверь Бергера и вошел, он увидел капитана и Прагера сидящими напротив с тарелками тушеного мяса.
— В чем дело? — потребовал Бергер.
— Депутация от команды, капитан. Старшина Эндрасс и старший матрос Ридель просят разрешения говорить от имени команды.
Бергер холодно посмотрел на Эндрасса:
— Ну?
— Еда, господин капитан — сказал Эндрасс. — Сдается, люди больше не могут ее переваривать, а вонь…
Он поднял крышку кастрюли, которую держал Ридель. Он первого же дуновения Бергер скорчил гримасу:
— Все, показали, уберите это отсюда.
Ридель удалился:
— Ладно, пусть это не так хорошо, как хотелось бы, но мы все в одной лодке.
Он показал на собственную тарелку и спросил Рихтера:
— Кто сейчас на камбузе? Вебер, не так ли?
— Верно, капитан, но его принудили к этой службе. Никто не хотел брать эту работу, так что парни бросали жребий.
Бергер кивнул:
— Я действительно не знаю, что могу с этим поделать. На парусных судах это старая проблема, вы знаете. Когда еда начинает портиться, особенно мясо, требуется опытный повар, чтобы управиться, а сейчас его у нас нет. Я уверен, Вебер делает все, что может.
— Позвольте в этом усомниться.
В дверях стояла сестра Анджела, сзади другие монахини с кастрюлей. Она подняла крышку:
— Как вы это называете? — спросила она Бергера.
Он с отвращением посмотрел на сальную пену на поверхности:
— Кажется, это гороховый суп, сестра.
— Такой грязный, что почти черный — сказала она. — Редкий феномен, который объясняется простым фактом, что кок забыл вымыть горох.
— Хорошо — Бергер поднял руку, — нет нужды продолжать. Что вы хотите, чтобы я сделал?
Она отдала крышку сестре Кэт:
— Мы можем начать с проверки камбуза. Конечно, с вашего разрешения.
Бергер, на сей раз позволивший себе поплыть по течению, потянулся за фуражкой:
— Для вас, сестра, все что угодно. Пойдемте вместе?
Вот как случилось, что несчастный Вебер, безутешно сидевший в крошечном камбузе в окружении сальных кастрюль и грязных тарелок, сквозь открытую дверь увидел спускающуюся к нему большую процессию во главе с капитаном.
Он поднялся на ноги, торопливо вытирая руки о грязный фартук и Бергер сказал:
— Вон отсюда, Вебер. На всех четырех.
Вебер сделал, как сказано. Сестра Анджела остановила его в дверях. Она осмотрела вид внутри, коротко наклонилась понюхать гниющую солонину в кадке, потом повернулась.
— Снимите фартук — сказала она Веберу.
Он нервно взглянул на Бергера, потом сделал, что сказано. Она взяла фартук, подержала секунду на вытянутой руке, потом отбросила в сторону.
— Я предлагаю вернуть этого человека к его обычным обязанностям. Очевидно, это место не для него.
— А готовка? — спросил Бергер.
— Ну, у вас должно быть немного веры, капитан. Вначале я хочу, чтобы каждый дюйм этой гнусной дыры был тщательно вычищен. — Она повернулась к монахиням — Каждая кастрюля должна сверкать. Тогда и только тогда мы будем в состоянии что-нибудь сделать с едой. Вы согласны, капитан?
— Мы все, как вы часто напоминаете, в добрых руках божиих — ответил Бергер.
Ближе к вечеру, когда он вышел на квартердек с Прагером, аромат, поднимающийся из камбуза во влажном воздухе был такой аппетитный, что впервые за много дней он ощутил настоящий голод.
— Что это такое? — спросил он Рихтера, несшего вахту.
— Думаю, это называют женским прикосновением, господин капитан.
— Поблагодарим господа за это — благочестиво добавил Прагер.
***
Джанет, угрюмо глядя, стояла у окна спального купе, даже эффектная красота Бен Невис не улучшала ее самочувствия. Она присела к столу и начала листать книгу.Прошел час, полтора, но Джего продолжал спать, пока они ехали по наиболее эффектным горным ландшафтам Шотландии. Гленфиннан, Лохэйлорт, потом море и Ревун Арисейга, закутанный в дождь и туман.
Уже давно она отбросила книгу и сидела, куря сигарету, следя за дождевыми каплями, стекающими по стеклу, думая о Герике, в основном потому, что не могла отогнать мысли о нем. Она снова взяла книгу и принудила себя читать.
***
Лежа лицом вниз на мешках с почтой, Герике не видел Карвера, но почувствовал его приближение. Главный старшина присел рядом на корточки с ножом в руках и резко повернул голову Герике.— Очень глупо — сказал Герике, — ты не сможешь это объяснить.
Карвер достал из кармана Рыцарский Крест:
— Что ты такого сделал за него? Большой герой, не так ли? — Гнев вскипал в нем, как раскаленная лава. Он перерезал веревки, связывающие лодыжки Герике и схватил его за руку — Вставай. На ноги.
Герике встал, качаясь, чуть не крича от боли в затекших ногах. Карвер вытолкал его через ворота, потом дал подножку, так что он упал и головой ударился об пол. Карвер заехал ему ботинком в ребра.
— Теперь вам лучше, сэр?
Герике приподнялся на коленях:
— Вот как ты выигрываешь свои битвы, чиф? Пиная, как мешок, человека со связанными за спиной руками?
Карвер вытащил ключи от наручников и открыл их:
— Сейчас посмотрим, могу я сам или нет.
Герике с улыбкой на лице и со свободными запястьями сбросил с плеч плащ. Карвер ринулся вперед, сделав сильнейший выпад, от которого немец легко ушел в сторону, мгновенно встав в боевую позицию, правая руку вытянута вперед, кулак сжат, левая прижата к корпусу. В том, как он двигался, было нечто ужасно профессиональное.
Чиф снова шагнул вперед с выпадом, от которого Герике снова с легкостью ушел, на сей раз развернувшись и левой заехав Карверу по почкам. Карвер заорал от боли и повернулся к нему лицом.
— Да, боюсь, что был не совсем искренен с вами, чиф — сказал Герике, в нырке еще раз левой ударив Карвера по ребрам, а правой по верху скулы, рассадив кожу. — В молодости я был учеником на клиппере в нитратных рейсах в Чили. Крутая школа. Масса дисциплины, вбиваемая палкой, кулаком и ботинком. Я вырос быстро.
Казалось, что он двигался медленно, но его удары один за другим попадали в цель, а выпады Карвера постоянно заканчивались в пустоте.
Главный старшина уже плохо выглядел, лицо залито кровью, говорить не в состоянии. Он хватал ртом воздух, в то время как немец безжалостно прижал его к стене вагона.
— Мой друг, вы позорите форму, которую носите, и страну, кормящую вас. Кому-то следовало разрезать вас на кусочки давным давно — говорил Герике, нанося Карверу три ужасных удара в лицо, которые отбросили его к стене клетки.
Он сполз на пол, свесив голову в сторону. Герике постоял, глядя вниз, потом припал на колено и обыскав карманы, достал свои награды.
Он нашел маузер и сунул в карман, подобрал фуражку и натянул плащ. Он отодвинул скользящую дверь и внутрь ворвался дождь.
Джанет, стоя у открытого окна в коридоре спального вагона, бросила мгновенный взгляд на него, приземлившегося в вереске и катящегося под откос. А потом остались только дождь и туман.
Баркентина «Дойчланд», 22 сентября 1944 года. Широта 50°59N, долгота 15°35W. В шесть склянок средней вахты железный хомут на буме главного паруса развалился на куски. В последовавшей путанице главный парус разорвался сверху донизу и мы спустили его на починку, дрейфуя с морским якорем, пока в полдень господин Штурм не доложил, что все починено и готово. Вскоре после этого погода ухудшилась до сильного дождя и тумана. Ветер NW 5-6 баллов.
9
«Мэри Мастерс» — судно типа «Либерти» водоизмещением в девять тысяч тонн, шло из Галифакса, Нова Скотия, с грузом железных чушек, предназначенных для сталелитейных заводов Южного Уэльса, и только что миновало самые плохие двадцать четыре часа плавания. Большинство команды, включая капитана, урвало внизу пару часов сна.
Из-за несущегося дождя и тумана видимость была плохая, а третий помощник, один на мостике, устал. Когда он, наверное в двадцатый раз за полчаса, поднял бинокль и «Дойчланд» впрыгнула в поле зрения, он получил заметный шок.
Он бросился к переговорной трубе и вызвал капитана:
— Брейтуэйт, сэр. Извините, что беспокою, но я заметил парусник.
— Что вы сказали?
— Парусное судно, сэр. В четверти мили по левому борту.
— Я сейчас подымусь.
Брейтуэйт повернулся, чтобы снова осмотреть «Дойчланд», через несколько мгновений на мостике появился капитан Хендерсон. Это был невысокий седовласый человек, который должен был уйти в отставку в сороковом году, но остался из-за войны.
Он взял бинокль и навел на резкость:
— О, старая красавица — тихо сказал он. — Смените курс, мистер Брейтуэйт. Думаю, надо посмотреть поближе.
Штурм опустил бинокль:
— Томми, господин капитан. «Мэри Мастерс» зарегистрирована в Ливерпуле.
Рихтер поднялся по трапу, неся сигнальную лампу:
— Что теперь случилось?
— Это торговое судно, а не военный корабль.
Бергер поднял глаза на шведский флаг:
— Остаемся «Гудрид Андерсен», пока кто-нибудь не докажет обратного.
На «Мэри Мастерс» поднялись сигнальные флажки и Штурм быстро рассмотрел их в бинокль:
— «Чем могу помочь?»
Бергер нахмурился, одной рукой вцепившись в поручни. Судно было рядом, двигаясь курсом, проходящим за кормой, достаточно близко к нему, чтобы ясно разглядеть людей на мостике.
— Думаю, на этот раз попробуем по-настоящему обмануть. Господин Штурм, вы говорите на хорошем английском, поэтому берите сигнальную лампу. Будьте готовы передавать по моему приказу. Языком попроще, пожалуйста.
— Хорошо, капитан.
Штурм отправил предварительный сигнал. После паузы пришел ответный сигнал.
— Теперь начнем — спокойно сказал Бергер. — «„Гудрид Андерсен“ двадцать восьмой день из Белема в Готенбург. Спасибо за предложение, в помощи не нуждаемся.»
С мостика «Мэри Мастерс» теперь совсем близко от них, замигала в ответ лампа. Штурм подождал, пока они кончат, потом перевел.
— «Из Галифакса, Нова Скотия, в Суонси. Вчера вынуждены оторваться от конвоя из-за временной поломки двигателя».
Лампа снова замигала:
— «Желаете ли, чтобы мы сообщили вашу позицию?»
— Предложение принимается. Кроме всего, у нас в действительности нет выбора. Согласен, Хельмут?
Рихтер кивнул с мрачным лицом:
— Боюсь, нет, господин капитан.
— Если повезет, у них займет пару дней, может, три, чтобы выяснить, что настоящая «Гудрид Андерсен» все еще в гавани Готенбурга, а мы сменим курс, как только они уйдут за горизонт.
Сигнальная лампа защелкала в руках Штурма, с «Мэри Мастерс» подтвердили прием. Казалось, что большинство ее команды собрались у поручней, приветственно размахивая и радостно крича под дождем.
— Спроси, они продолжают выигрывать войну. — Штурм повернулся, открыв рот в изумлении. — Действуй, парень! — нетерпеливо сказал Бергер.
Ответ был на редкость коротким.
— Несомненно. Это все, что они говорят, капитан.
— Что ж, так я и думал — сказал Бергер. — Поблагодарите их и возвращайтесь к обязанностям, господин Штурм.
Лампа застучала в последний раз, и когда «Мэри Мастерс» прошла за кормой, они услышали три длинных гудка парового ревуна.
— Господин Рихтер, ответное приветствие.
Боцман заторопился к трапу и пробежал по палубе, чтобы приспустить флаг. Ревун прозвучал снова, одинокое эхо разнеслось над водой.
— Хорошо, господин Штурм, теперь катимся к дьяволу отсюда — сказал Бергер.
Хендерсон на мостике «Мэри Мастерс» смотрел, как уходила «Дойчланд», он опустил бинокль только тогда, когда она почти полностью утонула за дождем и туманом.
— Все, что я узнал о море, все действительно стоящее, я выучил в возрасте восемнадцати на старой посудине в точности, как эта.
— Действительно, сэр? — спросил Брейтуэйт.
Старый капитан кивнул:
— Смотрите, как она идет, мистер. Напейтесь сегодня. Не думаю, что у вас будет другой шанс — никогда в вашей жизни.
В глазах стоял песок от недосыпания и она с нетерпением хотела продолжить путь. Она уже ответила на вопросы, сделала официальное заявление и подписала его, и все-таки возникла задержка.
Молодая машинистка из добровольческого корпуса печатала в углу, но несмотря на это из кабинета пробивались звуки возбужденных голосов. Дверь открылась и она повернулась от окна. Фишер безмолвно пробежал мимо с пылающим лицом.
Джего появился с капитаном Мюрреем, командиром базы, приятным седоволосым мужчиной лет пятидесяти. Он улыбнулся:
— Извините за задержку, мисс Манро, мы наконец закончили.
— Я могу идти?
— Не вижу причин вас больше задерживать. Вы рассказали нам все, что знаете. Что касается вашего переезда на Фаду, то Мердок Маклеод еще не появился. Мы договорились, что он доложит, когда прибудет. На вашем месте я бы на время остановился в гостинице. Я позвонил, чтобы они вас ждали.
— А Герике? Что с ним?
Мюррей улыбнулся:
— Моя дорогая мисс Манро, я полон восхищения этим джентльменом.
Она вдруг снова разозлилась:
— Великий боже, ведь он на другой стороне! Или вы забыли?
— Совсем нет, уверяю вас. Профессиональное уважение к великолепному моряку, вот и все. Тем не менее… — Он повернулся к мелкомасштабной артиллерийской карте Западной Шотландии, прикрепленной на стене. — Если он с того места, где спрыгнул с поезда, пойдет прямо через горы, его путь блокирует Лох Морар. Если же он пойдет по прибрежной дороге, она может привести его только в Маллейг, а он не хочет сюда.
— Так куда же он может уйти?
— Боюсь, не очень далеко, потому что идти некуда. Как видите, сюда ведет одна дорога и железнодорожная ветка. Вопрос лишь времени. Он не сможет оставаться в горах долго, не в такую погоду.
Джего поднял ее сумку:
— Я провожу тебя до гостиницы.
Мюррей пожал руки:
— Я сообщу, когда появится Мердок. Счастливого пути.
Он повернулся и удалился в кабинет.
Они пошли назад к станции, опустив головы из-за дождя. Джанет сказала:
— Что будет с лейтенантом Фишером?
— Наверное, пошлют на мыс Бурь.
— А с Карвером?
— Его сейчас латают в госпитале базы. Должно быть, есть на что посмотреть. Герике буквально разобрал его на части. Конечно, с ним все кончено. Не скажу, что он пойдет на галеры, но все ранги он потеряет.
Когда они поровнялись со станцией, кто-то позвал:
— Доктор Манро?
Через дорогу перебежал молодой парашютист в красном берете и пятнистом комбинезоне.
— О, Лаклан — сказала Джанет. — Ты был в поезде? — Она повернулась к Джего — Это Лаклан Макбрейн, Харри. Он тоже с Фады.
— Вот как? — протянул руку Джего.
Лаклану было восемнадцать, но растрепанные рыжие волосы и веснушчатый вздернутый нос делали его еще моложе.
— Побывка на две недели. Только кончил парашютную школу. Договорился, что Мердок подберет меня, но в гавани его еще нет.
— Он возьмет и меня — сказала Джанет. — Я иду подождать в гостинице. Когда он появится, мне сообщат. Почему бы тебе не присоединиться к нам?
Он неуклюже поглядел на Джего:
— Это удобно, как вы думаете?
— Конечно — сказал Джего. — Берите оснастку и идите за нами.
Парень перебежал через дорогу.
Джанет и Джего поджидали у гостиницы, когда дождь вдруг превратился в ливень. Джанет подняла глаза на вершины по другую сторону Лох Морара, окутанные туманом.
— Не думаю, что в такой день там очень уютно — сказал Джего.
— Мягко сказано.
Они по ступеням поднялись в гостиницу.
Спрыгнув с поезда, он уже примерно через десять минут начал подыматься на холмы, двигаясь вдоль горного ручья. Он следовал руслу, быстро двигаясь в тумане, собравшимся по обе стороны и дававшем ощущение безопасности и закрытости, некое удаление от окружающего мира. Березы стали попадаться реже, чем выше он забирался, прокладывая путь сквозь папоротник, который местами был по пояс.
Иногда, потревоженные его шагами, из вереска вспархивали рябчики и перепелки. Он продолжал двигаться, останавливаясь через час перевести дыхание, укрываясь под скальными навесами от дождя. Правда теперь это было без разницы, плащ уже промок насквозь.
Теперь приходилось крепко карабкаться. Три мили до Лоха, может, четыре, и горы кончились. Он осознал, что не чувствует усталости, первое опьянение свободой все еще поддерживало его.
Через полчаса ручей иссяк в небольшой лощине и он вышел во фланг Южного Морара, взбираясь по покрытому валунами склону холма. Туман полностью обволакивал его и теперь он промок до костей, в первый раз ощутив холод.
Он упрямо взбирался и через два часа после прыжка с поезда, вскарабкавшись на край гигантского круто падающего пласта гранита, очутился на плато. Здесь резко похолодало, ветер в лицо сказал ему, что он на вершине. Потом внезапный порыв разорвал серую завесу.
Вид был великолепен. Лох Морар внизу, Маллейг в четырех-пяти милях на противоположной стороне, а в направлении моря — острова, мокнущие под дождем: Эйг, Рам и Скай напротив Ревуна Смита. В десяти-пятнадцати ярдах была насыпана каменная пирамидка, вниз к Лоху змеилась тропа. Завеса дождя снова вернулась на место, но он увидел достаточно. С обновленной энергией он начал спускаться по горному склону.
— Наступил последний переход — сказал он. — Встреча с «Мэри Мастерс» была несчастливой, но в целом нам сопутствовала большая удача. Я сменил курс, как только стало возможно, просто на случай, если кто-нибудь захочет на нас взглянуть, но не думаю, что это произойдет. Тем не менее, одна вещь является существенной. Теперь по ночам более чем когда-либо мы должны следить за огнями. Может статься, что беззаботность в этом отношении станет последней.
Наступила тишина, все лица обращены к нему, ожидая большего, но прибавить было нечего. Он крепко сжал поручни и попытался добавить уверенности в голос:
— Слушайте, все идет хорошо. Еще семь-восемь дней — и все. Каждый из вас, я обещаю, встретится с семьей. Мы зашли слишком далеко, чтобы закончить неудачей.
Он кивнул Штурму:
— Распустите команду, пожалуйста, господин Штурм.
Возникло общее движение, когда дежурная вахта вернулась к обязанностям, а остальные спустились вниз. Бергер проверил курс, потом по трапу сошел в каюту. Он наливал себе бокал рома, когда раздался стук в дверь и вошел Прагер.
— Выпьешь со мной? — поднял бокал Бергер.
— Нет, спасибо — сказал Прагер, — лучше одну из твоих черут, если остались.
— Возьми сам.
Бергер сел за стол и разложил карту Западного Прохода. Прагер сказал:
— Ты хорошо говорил наверху, Эрих.
— Да? — устало спросил Бергер. — Это уже кое-что.
— Где мы находимся? Это разрешается спросить?
— Здесь — постучал пальцем по карте Бергер. — Теперь, все что нам осталось — проделать путь к западу от Ирландии, Внешних Гебрид, Шетланда и к Норвегии. Там мы будем в достаточной безопасности. Вдоль береговой линии проследуем через Каттегат и к Килю.
— Когда мы отплыли, это было похоже на мечту — сказал Прагер. — Невозможную мечту.
— Да, но разве нам не удалось?
Словно что-то коснулось его, волна серости прошла по всему телу, как холодный ветер по лицу на палубе ночью — первое предупреждения надвигающегося шторма.
Он поставил его на пол:
— Соленая говядина. Последняя из запасов и пахнет не слишком.
Сестра Анджела потыкала ее ножом.
— Половина сгнила, остаток кишит жизнью.
— Ничего, сестра. Я уверен, вам удастся что-нибудь сделать.
Он обменялся взглядами с Лоттой, которая улыбаясь замешивала тесто, в муке по локти. Она была без капюшона, стройная шея и собранные волосы делали ее взгляд странно беззащитным. Рихтер не желал ничего, кроме возможности заключить ее в объятия.
Он торопливо сказал:
— Я могу сделать что-нибудь еще?
— Да — сказал сестра Анджела, — там осталось еще немного картошки. Вы можете ее почистить. Снаружи.
Он взял указанную кастрюлю, вышел и присел на корточки у левого борта. Он достал складной нож, щелкнул лезвием и начал чистить картофелины. Они в большинстве сгнили, пустили ростки, но он делал все что мог, насвистывая за работой.
Через некоторое время появилась Лотта с ведром мусора в руке. Он мгновенно вскочил, взял у нее ведро и опустошил через борт. Возвращая ведро, он коротко коснулся ее руки и она улыбнулась. На память он дал ей кольцо с печаткой. Ей, конечно, нельзя было его носить и она прятала его в уголке своей койки под матрацем.
— Все будет хорошо, Хельмут? — спросила она. — Мы доберемся?
— Конечно доберемся. Почему ты спрашиваешь?
— Капитан Бергер. Что-то в его голосе. Я не могу объяснить.
Из-за несущегося дождя и тумана видимость была плохая, а третий помощник, один на мостике, устал. Когда он, наверное в двадцатый раз за полчаса, поднял бинокль и «Дойчланд» впрыгнула в поле зрения, он получил заметный шок.
Он бросился к переговорной трубе и вызвал капитана:
— Брейтуэйт, сэр. Извините, что беспокою, но я заметил парусник.
— Что вы сказали?
— Парусное судно, сэр. В четверти мили по левому борту.
— Я сейчас подымусь.
Брейтуэйт повернулся, чтобы снова осмотреть «Дойчланд», через несколько мгновений на мостике появился капитан Хендерсон. Это был невысокий седовласый человек, который должен был уйти в отставку в сороковом году, но остался из-за войны.
Он взял бинокль и навел на резкость:
— О, старая красавица — тихо сказал он. — Смените курс, мистер Брейтуэйт. Думаю, надо посмотреть поближе.
***
На палубе «Дойчланд» было видно лишь с полдюжины людей, Бергер и Штурм вместе стояли на полуюте, наблюдая, как к ним направляется другое судно.Штурм опустил бинокль:
— Томми, господин капитан. «Мэри Мастерс» зарегистрирована в Ливерпуле.
Рихтер поднялся по трапу, неся сигнальную лампу:
— Что теперь случилось?
— Это торговое судно, а не военный корабль.
Бергер поднял глаза на шведский флаг:
— Остаемся «Гудрид Андерсен», пока кто-нибудь не докажет обратного.
На «Мэри Мастерс» поднялись сигнальные флажки и Штурм быстро рассмотрел их в бинокль:
— «Чем могу помочь?»
Бергер нахмурился, одной рукой вцепившись в поручни. Судно было рядом, двигаясь курсом, проходящим за кормой, достаточно близко к нему, чтобы ясно разглядеть людей на мостике.
— Думаю, на этот раз попробуем по-настоящему обмануть. Господин Штурм, вы говорите на хорошем английском, поэтому берите сигнальную лампу. Будьте готовы передавать по моему приказу. Языком попроще, пожалуйста.
— Хорошо, капитан.
Штурм отправил предварительный сигнал. После паузы пришел ответный сигнал.
— Теперь начнем — спокойно сказал Бергер. — «„Гудрид Андерсен“ двадцать восьмой день из Белема в Готенбург. Спасибо за предложение, в помощи не нуждаемся.»
С мостика «Мэри Мастерс» теперь совсем близко от них, замигала в ответ лампа. Штурм подождал, пока они кончат, потом перевел.
— «Из Галифакса, Нова Скотия, в Суонси. Вчера вынуждены оторваться от конвоя из-за временной поломки двигателя».
Лампа снова замигала:
— «Желаете ли, чтобы мы сообщили вашу позицию?»
— Предложение принимается. Кроме всего, у нас в действительности нет выбора. Согласен, Хельмут?
Рихтер кивнул с мрачным лицом:
— Боюсь, нет, господин капитан.
— Если повезет, у них займет пару дней, может, три, чтобы выяснить, что настоящая «Гудрид Андерсен» все еще в гавани Готенбурга, а мы сменим курс, как только они уйдут за горизонт.
Сигнальная лампа защелкала в руках Штурма, с «Мэри Мастерс» подтвердили прием. Казалось, что большинство ее команды собрались у поручней, приветственно размахивая и радостно крича под дождем.
— Спроси, они продолжают выигрывать войну. — Штурм повернулся, открыв рот в изумлении. — Действуй, парень! — нетерпеливо сказал Бергер.
Ответ был на редкость коротким.
— Несомненно. Это все, что они говорят, капитан.
— Что ж, так я и думал — сказал Бергер. — Поблагодарите их и возвращайтесь к обязанностям, господин Штурм.
Лампа застучала в последний раз, и когда «Мэри Мастерс» прошла за кормой, они услышали три длинных гудка парового ревуна.
— Господин Рихтер, ответное приветствие.
Боцман заторопился к трапу и пробежал по палубе, чтобы приспустить флаг. Ревун прозвучал снова, одинокое эхо разнеслось над водой.
— Хорошо, господин Штурм, теперь катимся к дьяволу отсюда — сказал Бергер.
Хендерсон на мостике «Мэри Мастерс» смотрел, как уходила «Дойчланд», он опустил бинокль только тогда, когда она почти полностью утонула за дождем и туманом.
— Все, что я узнал о море, все действительно стоящее, я выучил в возрасте восемнадцати на старой посудине в точности, как эта.
— Действительно, сэр? — спросил Брейтуэйт.
Старый капитан кивнул:
— Смотрите, как она идет, мистер. Напейтесь сегодня. Не думаю, что у вас будет другой шанс — никогда в вашей жизни.
***
На холмах стоял туман, но в Маллейге было относительно ясно. Джанет ожидала в приемной командующего штаба флота, глядя из окна на гавань. В ней было оживленнее, чем она видела раньше, стояли рыболовный суда, несколько патрульных военных кораблей, даже подводная лодка и лихтер, разгружающийся у пирса.В глазах стоял песок от недосыпания и она с нетерпением хотела продолжить путь. Она уже ответила на вопросы, сделала официальное заявление и подписала его, и все-таки возникла задержка.
Молодая машинистка из добровольческого корпуса печатала в углу, но несмотря на это из кабинета пробивались звуки возбужденных голосов. Дверь открылась и она повернулась от окна. Фишер безмолвно пробежал мимо с пылающим лицом.
Джего появился с капитаном Мюрреем, командиром базы, приятным седоволосым мужчиной лет пятидесяти. Он улыбнулся:
— Извините за задержку, мисс Манро, мы наконец закончили.
— Я могу идти?
— Не вижу причин вас больше задерживать. Вы рассказали нам все, что знаете. Что касается вашего переезда на Фаду, то Мердок Маклеод еще не появился. Мы договорились, что он доложит, когда прибудет. На вашем месте я бы на время остановился в гостинице. Я позвонил, чтобы они вас ждали.
— А Герике? Что с ним?
Мюррей улыбнулся:
— Моя дорогая мисс Манро, я полон восхищения этим джентльменом.
Она вдруг снова разозлилась:
— Великий боже, ведь он на другой стороне! Или вы забыли?
— Совсем нет, уверяю вас. Профессиональное уважение к великолепному моряку, вот и все. Тем не менее… — Он повернулся к мелкомасштабной артиллерийской карте Западной Шотландии, прикрепленной на стене. — Если он с того места, где спрыгнул с поезда, пойдет прямо через горы, его путь блокирует Лох Морар. Если же он пойдет по прибрежной дороге, она может привести его только в Маллейг, а он не хочет сюда.
— Так куда же он может уйти?
— Боюсь, не очень далеко, потому что идти некуда. Как видите, сюда ведет одна дорога и железнодорожная ветка. Вопрос лишь времени. Он не сможет оставаться в горах долго, не в такую погоду.
Джего поднял ее сумку:
— Я провожу тебя до гостиницы.
Мюррей пожал руки:
— Я сообщу, когда появится Мердок. Счастливого пути.
Он повернулся и удалился в кабинет.
Они пошли назад к станции, опустив головы из-за дождя. Джанет сказала:
— Что будет с лейтенантом Фишером?
— Наверное, пошлют на мыс Бурь.
— А с Карвером?
— Его сейчас латают в госпитале базы. Должно быть, есть на что посмотреть. Герике буквально разобрал его на части. Конечно, с ним все кончено. Не скажу, что он пойдет на галеры, но все ранги он потеряет.
Когда они поровнялись со станцией, кто-то позвал:
— Доктор Манро?
Через дорогу перебежал молодой парашютист в красном берете и пятнистом комбинезоне.
— О, Лаклан — сказала Джанет. — Ты был в поезде? — Она повернулась к Джего — Это Лаклан Макбрейн, Харри. Он тоже с Фады.
— Вот как? — протянул руку Джего.
Лаклану было восемнадцать, но растрепанные рыжие волосы и веснушчатый вздернутый нос делали его еще моложе.
— Побывка на две недели. Только кончил парашютную школу. Договорился, что Мердок подберет меня, но в гавани его еще нет.
— Он возьмет и меня — сказала Джанет. — Я иду подождать в гостинице. Когда он появится, мне сообщат. Почему бы тебе не присоединиться к нам?
Он неуклюже поглядел на Джего:
— Это удобно, как вы думаете?
— Конечно — сказал Джего. — Берите оснастку и идите за нами.
Парень перебежал через дорогу.
Джанет и Джего поджидали у гостиницы, когда дождь вдруг превратился в ливень. Джанет подняла глаза на вершины по другую сторону Лох Морара, окутанные туманом.
— Не думаю, что в такой день там очень уютно — сказал Джего.
— Мягко сказано.
Они по ступеням поднялись в гостиницу.
***
Герике находился чуть к северо-западу от Ситион Мора. Намеченной целью был Маллейг. Больше некуда было идти, он достаточно помнил карту западного побережья Шотландии, чтобы это понять. Все, что оставалось делать, это продолжать двигаться прямо через вершину и вниз к Лох Морару, который невозможно пропустить даже в самую плохую погоду, а потом пробираться вдоль берега до прибрежной дороги. Выглядело крайне неправдоподобным, что он сможет выдержать больше одного дня, но по крайней мере в Маллейге были лодки. Некий шанс, хоть и слабый. И как хорошо быть на свободе. Нет ничего хуже неволи.Спрыгнув с поезда, он уже примерно через десять минут начал подыматься на холмы, двигаясь вдоль горного ручья. Он следовал руслу, быстро двигаясь в тумане, собравшимся по обе стороны и дававшем ощущение безопасности и закрытости, некое удаление от окружающего мира. Березы стали попадаться реже, чем выше он забирался, прокладывая путь сквозь папоротник, который местами был по пояс.
Иногда, потревоженные его шагами, из вереска вспархивали рябчики и перепелки. Он продолжал двигаться, останавливаясь через час перевести дыхание, укрываясь под скальными навесами от дождя. Правда теперь это было без разницы, плащ уже промок насквозь.
Теперь приходилось крепко карабкаться. Три мили до Лоха, может, четыре, и горы кончились. Он осознал, что не чувствует усталости, первое опьянение свободой все еще поддерживало его.
Через полчаса ручей иссяк в небольшой лощине и он вышел во фланг Южного Морара, взбираясь по покрытому валунами склону холма. Туман полностью обволакивал его и теперь он промок до костей, в первый раз ощутив холод.
Он упрямо взбирался и через два часа после прыжка с поезда, вскарабкавшись на край гигантского круто падающего пласта гранита, очутился на плато. Здесь резко похолодало, ветер в лицо сказал ему, что он на вершине. Потом внезапный порыв разорвал серую завесу.
Вид был великолепен. Лох Морар внизу, Маллейг в четырех-пяти милях на противоположной стороне, а в направлении моря — острова, мокнущие под дождем: Эйг, Рам и Скай напротив Ревуна Смита. В десяти-пятнадцати ярдах была насыпана каменная пирамидка, вниз к Лоху змеилась тропа. Завеса дождя снова вернулась на место, но он увидел достаточно. С обновленной энергией он начал спускаться по горному склону.
***
«Дойчланд» наверстывала время, ныряя в волны и подняв каждый кусочек парусины, имеющийся на ней. Бергер с квартердека обратился к команде и пассажирам.— Наступил последний переход — сказал он. — Встреча с «Мэри Мастерс» была несчастливой, но в целом нам сопутствовала большая удача. Я сменил курс, как только стало возможно, просто на случай, если кто-нибудь захочет на нас взглянуть, но не думаю, что это произойдет. Тем не менее, одна вещь является существенной. Теперь по ночам более чем когда-либо мы должны следить за огнями. Может статься, что беззаботность в этом отношении станет последней.
Наступила тишина, все лица обращены к нему, ожидая большего, но прибавить было нечего. Он крепко сжал поручни и попытался добавить уверенности в голос:
— Слушайте, все идет хорошо. Еще семь-восемь дней — и все. Каждый из вас, я обещаю, встретится с семьей. Мы зашли слишком далеко, чтобы закончить неудачей.
Он кивнул Штурму:
— Распустите команду, пожалуйста, господин Штурм.
Возникло общее движение, когда дежурная вахта вернулась к обязанностям, а остальные спустились вниз. Бергер проверил курс, потом по трапу сошел в каюту. Он наливал себе бокал рома, когда раздался стук в дверь и вошел Прагер.
— Выпьешь со мной? — поднял бокал Бергер.
— Нет, спасибо — сказал Прагер, — лучше одну из твоих черут, если остались.
— Возьми сам.
Бергер сел за стол и разложил карту Западного Прохода. Прагер сказал:
— Ты хорошо говорил наверху, Эрих.
— Да? — устало спросил Бергер. — Это уже кое-что.
— Где мы находимся? Это разрешается спросить?
— Здесь — постучал пальцем по карте Бергер. — Теперь, все что нам осталось — проделать путь к западу от Ирландии, Внешних Гебрид, Шетланда и к Норвегии. Там мы будем в достаточной безопасности. Вдоль береговой линии проследуем через Каттегат и к Килю.
— Когда мы отплыли, это было похоже на мечту — сказал Прагер. — Невозможную мечту.
— Да, но разве нам не удалось?
Словно что-то коснулось его, волна серости прошла по всему телу, как холодный ветер по лицу на палубе ночью — первое предупреждения надвигающегося шторма.
***
В камбузе сестра Анджела и Лотта с рукавами, закатанными до локтей, вместе готовили ужин. Дверь толчком отворилась и вошел Рихтер с эмалированным тазом в руках.Он поставил его на пол:
— Соленая говядина. Последняя из запасов и пахнет не слишком.
Сестра Анджела потыкала ее ножом.
— Половина сгнила, остаток кишит жизнью.
— Ничего, сестра. Я уверен, вам удастся что-нибудь сделать.
Он обменялся взглядами с Лоттой, которая улыбаясь замешивала тесто, в муке по локти. Она была без капюшона, стройная шея и собранные волосы делали ее взгляд странно беззащитным. Рихтер не желал ничего, кроме возможности заключить ее в объятия.
Он торопливо сказал:
— Я могу сделать что-нибудь еще?
— Да — сказал сестра Анджела, — там осталось еще немного картошки. Вы можете ее почистить. Снаружи.
Он взял указанную кастрюлю, вышел и присел на корточки у левого борта. Он достал складной нож, щелкнул лезвием и начал чистить картофелины. Они в большинстве сгнили, пустили ростки, но он делал все что мог, насвистывая за работой.
Через некоторое время появилась Лотта с ведром мусора в руке. Он мгновенно вскочил, взял у нее ведро и опустошил через борт. Возвращая ведро, он коротко коснулся ее руки и она улыбнулась. На память он дал ей кольцо с печаткой. Ей, конечно, нельзя было его носить и она прятала его в уголке своей койки под матрацем.
— Все будет хорошо, Хельмут? — спросила она. — Мы доберемся?
— Конечно доберемся. Почему ты спрашиваешь?
— Капитан Бергер. Что-то в его голосе. Я не могу объяснить.