— Я рада, что вы смогли придти, капитан. — Она повернулась к Риву — Кэри, приготовьте капитану Герике шерри.
Лаклан занял позицию у двери. Она сказала:
— Добрый вечер, Лаклан. Как матушка?
— Все хорошо, миссис Синклер.
— Передайте, что я спрашивала о ней.
Через мгновение Герике, слегка ошеломленный очутился перед камином с бокалом превосходного шерри в одной руке и сигаретой в другой.
— Надеюсь, что вас устроили по возможности комфортно там внизу — сказала Джин.
Замечание нельзя было воспринимать серьезно, ибо глаза ее так блестели, что едва скрывали смех.
— Я должен описать удобства вашей полицейской станции скорее как адекватные, нежели комфортабельные — вежливо ответил он.
Рив зашелся смехом:
— Мне это нравится. — Он тронул руку Герике — Оставим их двоих поболтать, отойдем туда и расскажите мне о Фальмуте.
Он и Герике отошли к окну и встали, сблизив головы. Джин сказала:
— Он красив, не так ли?
— Который? — спросила Джанет.
Старшая женщина улыбнулась:
— Очко в вашу пользу, но вы понимаете, что я имею в виду.
Джанет кивнула:
— Он отличается от всех, кого я знала. В нем есть нечто, чего я не могу определить. Я всегда была слишком занята для мужчин, Джин. Я имею в виду, для каких-либо глубоких отношений. Медицинский институт, потом война. В основном работа и сон, с мелкими любовными интрижками, когда я ощущала в них потребность.
— А Герике?
— Я немного боюсь его.
— Понимаю вас.
— Это в глазах — сказала Джанет.
— Или не в них, разве вы не заметили? По нему ничего не скажешь, ибо он непроницаем. Он выглядит человеком, далеким от реальной жизни, эта его постоянная кривая улыбка, наверное, есть знак, что смотрит на все, как на весьма черный розыгрыш. Блестящий офицер, моряк милостью божьей, его послужной список, его награды доказывают это. И как все такие люди, совершенно непредсказуем. Ни одно когда-либо установленное правило не подходит для него.
Снаружи прозвучал гонг и в дверях появилась Мери:
— Обед подан, мадам.
Джин встала:
— Прошу вас, джентльмены.
Она вышла с Ривом, Джанет и Герике следом, Лаклан замыкал шествие.
На каменной стене висели головы животных. Самые разные от леопарда до газели Томпсона. Пышный набор средневековых доспехов, алебарды и боевые топоры, мушкеты всех видов.
— Необычайно — сказал он. — У вас здесь замечательное место, миссис Синклер.
— Знаем — сказал Джанет. — Павильон шесть на «Метро Голдвии Мейер». Все, что нужно, это Эррол Флинн в килте, спрыгивающий с галереи с клеймором в руках.
Джин Синклер рассмеялась:
— В действительности она недалека от правды, капитан. Это место на самом деле — страшное мошенничество. Викторианская готика. Ответственность на одном из моих предков, некоем Фергюсе Синклере.
— Трофеи тоже его времени? — спросил Герике.
— Нет, они принадлежат деду. Охотился за ними по всему миру. Он был одним из тех, кто на охоте готов довольствоваться лучше малой добычей, чем ничем. Он настаивал, чтобы я участвовала в охоте на оленей, когда была совсем юной. Чтобы приобрести опыт.
— Держу пари, что так и было — вмешалась Джанет.
— О да, я научилась многим вещам. Что никогда не надо спешить. Что не надо идти крадучись и не находиться по ветру, даже за тысячу ярдов, и брать прицел ниже, если цель находится ниже по склону.
— Интересно — сказал Герике, — надо запомнить.
— И петлять из стороны в сторону, когда бежите за ней? — спросил Рив.
Он почти открыл третью бутылку шампанского, возясь с пробкой покалеченной рукой на краю стола. В его голосе был налет агрессивности, которого раньше не было. Джанет перестала улыбаться.
Джин обошла стол и протянула руку к бутылке:
— Позволь мне, Кэри. Эти пробки очень тугие.
— Я справлюсь.
Он попытался выдернуть у нее бутылку одной рукой, она выскользнула и разбилась об пол.
— Ну посмотрите на это — с горечью сказал он.
— Все в порядке, Кэри.
Она взяла салфетку и высушила его забрызганную форму.
— Это был хороший год для вина — медленно сказал Рив. На секунду он закрыл глаза рукой, потом повернулся к Джанет и Герике — Я должен извиниться. С недавних пор я сам не свой.
Джин похлопала его по плечу:
— Кофе в гостиной.
Она кивнула Джанет, смотревшей на Герике, потом отодвинула свое кресло. Они вернулись в гостиную, куда безмолвно прошел Лаклан.
— Ему нехорошо? — спросил Герике.
Она взяла сигарету из коробки и он зажег огонь:
— Вы видели его руку и глаз. Этот небольшой удар судьбы он получил в день-Д, участвуя в бою, в котором не должен был участвовать. Обычная история в его жизни. С тех пор он пытается вернуться в строй.
— Я хорошо знаю людей такого типа. Его последними в жизни словами будут, наверное: «За мной!»
Она покачала головой:
— Единственная работа, которую ему предложили, притом используя самую большую в мире протекцию, это работа за столом. Вот почему я приехала повидаться с ним.
— И ему это не понравилось?
— У него нет ничего — сказала она. — С его точки зрения.
— Красивая женщина это ничто?
— Для некоторых мужчин.
— Но не для всех, мне кажется.
Она закрыла рукой рот, проговорившись, потом быстро повернулась, села за рояль и подняла крышку.
— Но тогда насколько серьезно они принимают подобные вещи? Война творит с людьми странное, заставляя их действовать так, как они никогда бы не поступали в противном случае.
— Или с предельной честностью, наконец. Бехштейн, я вижу? Лишь самое лучшее. Я не знал, что вы умеете играть.
— Один из наиболее полезных побочных продуктов дорогого образования, но если вы думаете, что это Бетховен, то боюсь, что я не из вашей компании.
Она начала играть «Песнь соловья на Беркли Сквер», и Герике встал у рояля, наблюдая за ней:
— Вы прелестны.
Овчарка поднялась со своего места перед камином и плюхнулась рядом с ней.
— Боюсь, что так. Разве не скука? Даже Рори согласен.
Он рассмеялся, вошли Рив и Джин Синклер. Адмирал выглядел заметно более веселым и подошел к роялю:
— Вот это действительно вернет меня к жизни. Как насчет «Лунного света в Вермонте»?
Она плавно перешла в новую мелодию, а Рив отошел и сел у камина с Джин, разливающей кофе. Они склонились друг к другу и тихо беседовали.
— Не дает ли это почувствовать, что мир есть лучшее место? — спросила Джанет.
— Зависть — прошептал Герике. — Я чувствую зависть.
Она начала играть «Лили Марлен»:
— Это лучше?
— Не совсем. Слишком напоминает, как идет война, о том, что побеждают британцы. Вы знаете «Туманный день в Лондоне»? Некоторое время она была исключительно популярна среди люфтваффе.
Она помедлила, вспомнив ночь на набережной с Харри Джего:
— Нет, боюсь, не смогу сыграть наизусть.
Рив взял руку Джин Синклер. Они совершенно погрузились друг в друга. Джанет закрыла крышку и встала:
— Кажется, надо подышать свежим воздухом. Подайте плед, пожалуйста.
Он висел на спинке кресла. Герике тотчас взял его и накинул ей на плечи.
— Мы немного побудем на террасе, посмотрим на закат — сказала она и улыбнулась Герике:
— Старый шотландский обычай. Пойдемте, Лаклан.
Рив оглянулся:
— О, конечно, прекрасно.
Он снова повернулся к Джин и взял ее другую руку.
— Видите? — сказал Герике. — Добрая женщина может творить чудеса.
— В данном случае, это особое чудо, поверьте мне — сказала Джанет.
Она открыла французское окно и вышла на террасу. Небо было очень темным, с полосами оранжевого пламени на горизонте, тянущимися к северу, острова словно окоченели, море было абсолютно спокойным.
Они стояли на краю террасы, соприкасаясь плечами. Лаклан остановился у французских окон.
— Словно все чего-то ждет — сказала она.
Герике кивнул:
— Однажды в Вест-Индии мы всплыли ночью возле Мартиники, чтобы зарядить батареи. Было в точности как сейчас. Невероятно тихо.
— Именно это мне здесь нравится — сказала она. — Тишина. По крайней мере в те краткие промежутки, когда не дует ветер.
— На следующий день на острове задул самый жестокий ураган на памяти живущих. Мы погрузились и оставались под водой. Природа позаботилась о нашей цели — конвое. Двенадцать судов из двадцати шести затонуло.
— За это вы тоже потребовали медаль?
— Жаль, я об этом не подумал — насмешливо сказал он.
В бледном вечернем свете ее лицо едва виднелось.
— Извините.
Позади Лаклана появился Рив:
— Эй, вы двое, кофе стынет.
— Мы идем — ответила Джанет.
Ее плед соскользнул с плеч и упал на пол. Герике поднял его и подал. Внезапно горизонт озарился последней оранжевой вспышкой — и как только он погас, наступила полная тьма.
Когда он вошел в кабинет разведотдела, за столом сидел полковник Майер. Майор Альтрогге склонился рядом и они вместе изучали карту Западных Проливов.
Майор поднял глаза:
— Вот и вы, Хорст. Наконец, появилось небольшое дело для вас.
— Весьма приятно думать так — сказал Неккер с заметным сарказмом в голосе, — но как хорошо знает господин полковник, за последние тридцать шесть часов меня трижды вызывали по разным случаям, только для того, чтобы отменить операцию в последний момент.
— Но не в этот раз — сказал Майер. — Дело очень важно. Короче говоря, вы вылетаете в 02-00. Ваш полет будет проходить над Шотландией, потом южнее Внешних Гебрид и к западу от Ирландии до этой точки на карте. — Он указал ее карандашом. — Согласно абверу, в этом районе сейчас должен находиться громадный конвой, возвращающийся домой из Галифакса, Новая Шотландия. Весьма важно, чтобы информация, касающаяся его позиции, достигла Киля завтра до полудня.
— Я предполагаю, иначе мы проиграем войну.
— Весьма забавно — холодно сказал Майер и встал. — Вы хороший пилот, Хорст, но временами вы ведете себя, как четырнадцатилетний подросток. В последнее время вы слишком часто допускаете замечания подобного сорта.
— Извините, господин полковник.
— Ладно, не извиняйтесь. Майер улыбнулся и похлопал его по плечу. — Альтрогге посвятит вас в скучные детали, а я буду ждать вашего рапорта, когда вы вернетесь.
Он вышел, а Неккер изучил карту:
— До этой точки около девятисот миль полета.
— И девятьсот обратно, что оставляет вам весьма мало для игр. Скажем, два часа полета в районе цели, и остаются небольшие поля для ошибок.
— Я их не делаю — сказал Неккер. — Вот почему я еще здесь. А что с эскадрильями Спитфайров?
— Здесь, возле Инвернесса, но они не доставят вам хлопот, если вы останетесь на высоте тридцать пять — тридцать восемь тысяч, что с комфортом можно сделать с установленным дополнительным оборудованием. Полет до цели будет проходить в темноте. Легкое дело.
— Ну, раз вы так говорите — кисло ответил Неккер и сел. — Хорошо, обсудим детали.
— Господин контр-адмирал! — отсалютовал Герике. — Благодарю за участие в приятном вечере.
Рив поколебался. На мгновение показалось, что он заговорит. Вместо этого он пунктуально вернул приветствие и вернулся по лестнице наверх, за ним Лаклан.
Дверь закрылась. Герике немного постоял, прислушиваясь, положив руки на прутья решетки, потом подошел к окну. Кирпичная кладка подоконника потрескалась, цемент там, где входили прутья, был старый и раскрошенный. Он поднял матрац, вывинтил одну из пружин железной койки и принялся обрабатывать цемент загнутым концом.
В коридоре раздались шаги. Он быстро сел, а по ту сторону решетки появился Лаклан с винтовкой на плече и спальным мешком под мышкой.
— Что такое? — спросил Герике.
Парень поставил на пол термос, раскатал спальный мешок, залез в него и стоя застегнулся. Потом сел, спиной прижавшись к противоположной стене и положив винтовку на колени.
— Просто присматриваю за вами, капитан. Адмирал Рив думает, что вы будете лучше спать, зная, что я поблизости.
Герике улыбнулся:
— Знаете, Лаклан? Похоже, он на все обращает пристальное внимание.
Он улегся на койку, укрылся одеялами до подбородка и почти мгновенно уснул.
Лаклан занял позицию у двери. Она сказала:
— Добрый вечер, Лаклан. Как матушка?
— Все хорошо, миссис Синклер.
— Передайте, что я спрашивала о ней.
Через мгновение Герике, слегка ошеломленный очутился перед камином с бокалом превосходного шерри в одной руке и сигаретой в другой.
— Надеюсь, что вас устроили по возможности комфортно там внизу — сказала Джин.
Замечание нельзя было воспринимать серьезно, ибо глаза ее так блестели, что едва скрывали смех.
— Я должен описать удобства вашей полицейской станции скорее как адекватные, нежели комфортабельные — вежливо ответил он.
Рив зашелся смехом:
— Мне это нравится. — Он тронул руку Герике — Оставим их двоих поболтать, отойдем туда и расскажите мне о Фальмуте.
Он и Герике отошли к окну и встали, сблизив головы. Джин сказала:
— Он красив, не так ли?
— Который? — спросила Джанет.
Старшая женщина улыбнулась:
— Очко в вашу пользу, но вы понимаете, что я имею в виду.
Джанет кивнула:
— Он отличается от всех, кого я знала. В нем есть нечто, чего я не могу определить. Я всегда была слишком занята для мужчин, Джин. Я имею в виду, для каких-либо глубоких отношений. Медицинский институт, потом война. В основном работа и сон, с мелкими любовными интрижками, когда я ощущала в них потребность.
— А Герике?
— Я немного боюсь его.
— Понимаю вас.
— Это в глазах — сказала Джанет.
— Или не в них, разве вы не заметили? По нему ничего не скажешь, ибо он непроницаем. Он выглядит человеком, далеким от реальной жизни, эта его постоянная кривая улыбка, наверное, есть знак, что смотрит на все, как на весьма черный розыгрыш. Блестящий офицер, моряк милостью божьей, его послужной список, его награды доказывают это. И как все такие люди, совершенно непредсказуем. Ни одно когда-либо установленное правило не подходит для него.
Снаружи прозвучал гонг и в дверях появилась Мери:
— Обед подан, мадам.
Джин встала:
— Прошу вас, джентльмены.
Она вышла с Ривом, Джанет и Герике следом, Лаклан замыкал шествие.
***
Стол, сервированный в обеденной комнате баронских пропорций, включал все, что обещала Джин. На одном конце находилась галерея и самый огромный камин из всех, виденных Герике, три больших бревна ярко горели в открытом очаге. Над ним висели два истрепанных боевых знамени.На каменной стене висели головы животных. Самые разные от леопарда до газели Томпсона. Пышный набор средневековых доспехов, алебарды и боевые топоры, мушкеты всех видов.
— Необычайно — сказал он. — У вас здесь замечательное место, миссис Синклер.
— Знаем — сказал Джанет. — Павильон шесть на «Метро Голдвии Мейер». Все, что нужно, это Эррол Флинн в килте, спрыгивающий с галереи с клеймором в руках.
Джин Синклер рассмеялась:
— В действительности она недалека от правды, капитан. Это место на самом деле — страшное мошенничество. Викторианская готика. Ответственность на одном из моих предков, некоем Фергюсе Синклере.
— Трофеи тоже его времени? — спросил Герике.
— Нет, они принадлежат деду. Охотился за ними по всему миру. Он был одним из тех, кто на охоте готов довольствоваться лучше малой добычей, чем ничем. Он настаивал, чтобы я участвовала в охоте на оленей, когда была совсем юной. Чтобы приобрести опыт.
— Держу пари, что так и было — вмешалась Джанет.
— О да, я научилась многим вещам. Что никогда не надо спешить. Что не надо идти крадучись и не находиться по ветру, даже за тысячу ярдов, и брать прицел ниже, если цель находится ниже по склону.
— Интересно — сказал Герике, — надо запомнить.
— И петлять из стороны в сторону, когда бежите за ней? — спросил Рив.
Он почти открыл третью бутылку шампанского, возясь с пробкой покалеченной рукой на краю стола. В его голосе был налет агрессивности, которого раньше не было. Джанет перестала улыбаться.
Джин обошла стол и протянула руку к бутылке:
— Позволь мне, Кэри. Эти пробки очень тугие.
— Я справлюсь.
Он попытался выдернуть у нее бутылку одной рукой, она выскользнула и разбилась об пол.
— Ну посмотрите на это — с горечью сказал он.
— Все в порядке, Кэри.
Она взяла салфетку и высушила его забрызганную форму.
— Это был хороший год для вина — медленно сказал Рив. На секунду он закрыл глаза рукой, потом повернулся к Джанет и Герике — Я должен извиниться. С недавних пор я сам не свой.
Джин похлопала его по плечу:
— Кофе в гостиной.
Она кивнула Джанет, смотревшей на Герике, потом отодвинула свое кресло. Они вернулись в гостиную, куда безмолвно прошел Лаклан.
— Ему нехорошо? — спросил Герике.
Она взяла сигарету из коробки и он зажег огонь:
— Вы видели его руку и глаз. Этот небольшой удар судьбы он получил в день-Д, участвуя в бою, в котором не должен был участвовать. Обычная история в его жизни. С тех пор он пытается вернуться в строй.
— Я хорошо знаю людей такого типа. Его последними в жизни словами будут, наверное: «За мной!»
Она покачала головой:
— Единственная работа, которую ему предложили, притом используя самую большую в мире протекцию, это работа за столом. Вот почему я приехала повидаться с ним.
— И ему это не понравилось?
— У него нет ничего — сказала она. — С его точки зрения.
— Красивая женщина это ничто?
— Для некоторых мужчин.
— Но не для всех, мне кажется.
Она закрыла рукой рот, проговорившись, потом быстро повернулась, села за рояль и подняла крышку.
— Но тогда насколько серьезно они принимают подобные вещи? Война творит с людьми странное, заставляя их действовать так, как они никогда бы не поступали в противном случае.
— Или с предельной честностью, наконец. Бехштейн, я вижу? Лишь самое лучшее. Я не знал, что вы умеете играть.
— Один из наиболее полезных побочных продуктов дорогого образования, но если вы думаете, что это Бетховен, то боюсь, что я не из вашей компании.
Она начала играть «Песнь соловья на Беркли Сквер», и Герике встал у рояля, наблюдая за ней:
— Вы прелестны.
Овчарка поднялась со своего места перед камином и плюхнулась рядом с ней.
— Боюсь, что так. Разве не скука? Даже Рори согласен.
Он рассмеялся, вошли Рив и Джин Синклер. Адмирал выглядел заметно более веселым и подошел к роялю:
— Вот это действительно вернет меня к жизни. Как насчет «Лунного света в Вермонте»?
Она плавно перешла в новую мелодию, а Рив отошел и сел у камина с Джин, разливающей кофе. Они склонились друг к другу и тихо беседовали.
— Не дает ли это почувствовать, что мир есть лучшее место? — спросила Джанет.
— Зависть — прошептал Герике. — Я чувствую зависть.
Она начала играть «Лили Марлен»:
— Это лучше?
— Не совсем. Слишком напоминает, как идет война, о том, что побеждают британцы. Вы знаете «Туманный день в Лондоне»? Некоторое время она была исключительно популярна среди люфтваффе.
Она помедлила, вспомнив ночь на набережной с Харри Джего:
— Нет, боюсь, не смогу сыграть наизусть.
Рив взял руку Джин Синклер. Они совершенно погрузились друг в друга. Джанет закрыла крышку и встала:
— Кажется, надо подышать свежим воздухом. Подайте плед, пожалуйста.
Он висел на спинке кресла. Герике тотчас взял его и накинул ей на плечи.
— Мы немного побудем на террасе, посмотрим на закат — сказала она и улыбнулась Герике:
— Старый шотландский обычай. Пойдемте, Лаклан.
Рив оглянулся:
— О, конечно, прекрасно.
Он снова повернулся к Джин и взял ее другую руку.
— Видите? — сказал Герике. — Добрая женщина может творить чудеса.
— В данном случае, это особое чудо, поверьте мне — сказала Джанет.
Она открыла французское окно и вышла на террасу. Небо было очень темным, с полосами оранжевого пламени на горизонте, тянущимися к северу, острова словно окоченели, море было абсолютно спокойным.
Они стояли на краю террасы, соприкасаясь плечами. Лаклан остановился у французских окон.
— Словно все чего-то ждет — сказала она.
Герике кивнул:
— Однажды в Вест-Индии мы всплыли ночью возле Мартиники, чтобы зарядить батареи. Было в точности как сейчас. Невероятно тихо.
— Именно это мне здесь нравится — сказала она. — Тишина. По крайней мере в те краткие промежутки, когда не дует ветер.
— На следующий день на острове задул самый жестокий ураган на памяти живущих. Мы погрузились и оставались под водой. Природа позаботилась о нашей цели — конвое. Двенадцать судов из двадцати шести затонуло.
— За это вы тоже потребовали медаль?
— Жаль, я об этом не подумал — насмешливо сказал он.
В бледном вечернем свете ее лицо едва виднелось.
— Извините.
Позади Лаклана появился Рив:
— Эй, вы двое, кофе стынет.
— Мы идем — ответила Джанет.
Ее плед соскользнул с плеч и упал на пол. Герике поднял его и подал. Внезапно горизонт озарился последней оранжевой вспышкой — и как только он погас, наступила полная тьма.
***
В Тронхейме Неккер шел к зданию штаба. Он был в основательно дурном настроении. Глаза покраснели, словно от недосыпа, хотя он уже три дня находился в абсолютном ничегонеделанье.Когда он вошел в кабинет разведотдела, за столом сидел полковник Майер. Майор Альтрогге склонился рядом и они вместе изучали карту Западных Проливов.
Майор поднял глаза:
— Вот и вы, Хорст. Наконец, появилось небольшое дело для вас.
— Весьма приятно думать так — сказал Неккер с заметным сарказмом в голосе, — но как хорошо знает господин полковник, за последние тридцать шесть часов меня трижды вызывали по разным случаям, только для того, чтобы отменить операцию в последний момент.
— Но не в этот раз — сказал Майер. — Дело очень важно. Короче говоря, вы вылетаете в 02-00. Ваш полет будет проходить над Шотландией, потом южнее Внешних Гебрид и к западу от Ирландии до этой точки на карте. — Он указал ее карандашом. — Согласно абверу, в этом районе сейчас должен находиться громадный конвой, возвращающийся домой из Галифакса, Новая Шотландия. Весьма важно, чтобы информация, касающаяся его позиции, достигла Киля завтра до полудня.
— Я предполагаю, иначе мы проиграем войну.
— Весьма забавно — холодно сказал Майер и встал. — Вы хороший пилот, Хорст, но временами вы ведете себя, как четырнадцатилетний подросток. В последнее время вы слишком часто допускаете замечания подобного сорта.
— Извините, господин полковник.
— Ладно, не извиняйтесь. Майер улыбнулся и похлопал его по плечу. — Альтрогге посвятит вас в скучные детали, а я буду ждать вашего рапорта, когда вы вернетесь.
Он вышел, а Неккер изучил карту:
— До этой точки около девятисот миль полета.
— И девятьсот обратно, что оставляет вам весьма мало для игр. Скажем, два часа полета в районе цели, и остаются небольшие поля для ошибок.
— Я их не делаю — сказал Неккер. — Вот почему я еще здесь. А что с эскадрильями Спитфайров?
— Здесь, возле Инвернесса, но они не доставят вам хлопот, если вы останетесь на высоте тридцать пять — тридцать восемь тысяч, что с комфортом можно сделать с установленным дополнительным оборудованием. Полет до цели будет проходить в темноте. Легкое дело.
— Ну, раз вы так говорите — кисло ответил Неккер и сел. — Хорошо, обсудим детали.
***
Рив открыл дверь полицейской станции и они с Герике вошли внутрь, сопровождаемые Лакланом. Парень достал ключ и повел их вниз по лестнице. Герике вошел в свою камеру и Лаклан запер ее на два поворота.— Господин контр-адмирал! — отсалютовал Герике. — Благодарю за участие в приятном вечере.
Рив поколебался. На мгновение показалось, что он заговорит. Вместо этого он пунктуально вернул приветствие и вернулся по лестнице наверх, за ним Лаклан.
Дверь закрылась. Герике немного постоял, прислушиваясь, положив руки на прутья решетки, потом подошел к окну. Кирпичная кладка подоконника потрескалась, цемент там, где входили прутья, был старый и раскрошенный. Он поднял матрац, вывинтил одну из пружин железной койки и принялся обрабатывать цемент загнутым концом.
В коридоре раздались шаги. Он быстро сел, а по ту сторону решетки появился Лаклан с винтовкой на плече и спальным мешком под мышкой.
— Что такое? — спросил Герике.
Парень поставил на пол термос, раскатал спальный мешок, залез в него и стоя застегнулся. Потом сел, спиной прижавшись к противоположной стене и положив винтовку на колени.
— Просто присматриваю за вами, капитан. Адмирал Рив думает, что вы будете лучше спать, зная, что я поблизости.
Герике улыбнулся:
— Знаете, Лаклан? Похоже, он на все обращает пристальное внимание.
Он улегся на койку, укрылся одеялами до подбородка и почти мгновенно уснул.
Баркентина «Дойчланд», 24 сентября 1944 года. Широта 56°00N, долгота 9°51W. 110 миль к юго-западу от Внешних Гебрид. День начался странным штилем, который на моей памяти я не могу припомнить в этих водах. Сразу после полуночи наш путь пересекло судно, мы слышали его двигатель и ясно видели свет, вероятно, из-за небрежности со стороны команды. В среднюю вахту снова начался дождь и ветер соответственно окреп. Настало воскресенье, и в четыре склянки утренней вахты, сестра Анджела совершила обычную заутреннюю на палубе, несмотря на суровую погоду.
12
«Дойчланд», выставив каждый клочок паруса, делала двенадцать узлов. Море начало покрываться белыми барашками под однообразным свинцово-серым небом.
Дождь налетел с юго-запада, и сестра Анджела стояла под ним у поручней и говорила проповедь другим монахиням на палубе внизу с дюжиной членов команды, достаточно религиозных, чтобы выйти на заутреню.
Хотя несколько матросов были католиками, остальные, если вообще принадлежали какой-либо церкви, были лютеранами, поэтому ей приходилось вести службу таким образом, чтобы никого не оскорбить.
Она как раз подошла к концу общей исповеди, голос чисто звучал в сыром воздухе.
— … и благослови нас, милостивый боже, на праведную и спокойную жизнь, к вящей славе своей.
Несколько мгновений стояла тишина, пока она молилась, закрыв глаза и сжав руки. Она перекрестилась и сказала:
— Теперь споем гимн, специально для тех, кто на море, и, стало быть, для всех вас. Вечный отец, великий спаситель, усмири безустанные волны.
Лотта и другие монахини храбро подхватили слова и Рихтер, стоявший позади нее, вступил тоже, побудив и других членов команды запеть нестройным хором. Сестра Анджела разок повернулась, бросить взгляд на Бергера и Штурма, и капитан обнаружил, что он, несколько беспомощно, тоже присоединился к хору.
— Услышь нас, когда молим тебя за тех, кто в бедствиях моря.
А потом, когда хор начал иссякать, в небе раздался гул мотора. Бергер в тревоге повернулся и увидел черный самолет, идущий над морем с юго-востока на высоте не более ста пятидесяти футов.
— Боже милостивый, вот оно! Вот оно, наконец! — подумал он и в тот же миг схватил сестру Анджелу и пригнул ее. На палубе внизу было полное замешательство, команда рассыпалась, а сестра Кэт пронзительно закричала.
Штурм, припавший на одно колено позади Бергера, возбужденно закричал:
— Поглядите, господин капитан! Это один из наших!
Бергер мельком увидел пролетающий Юнкерс, ясно увидел кресты на крыльях, свастику на хвосте, потом самолет накренился влево и начал набирать высоту.
Внизу на палубе люди подбежали к поручням, двое-трое карабкались по снастям, все радовались, Рихтер и Лотта стояли вместе, рука боцмана на талии девушки, и оба смотрели в небо.
— Что теперь, господин капитан? — спросил Штурм.
Бергер, собрав утерянное было хладнокровие, поднялся на ноги. Он перегнулся через перила и рявкнул:
— Рихтер, спусти шведский флаг. В моей каюте в большом шкафу ты найдешь флаг Кригсмарине.
Он повернулся к Штурму:
— Быстро за радио. Посмотрим, удастся ли контакт.
— Определенно, господин капитан — заверил его Руди. — Я ясно видел флаг.
Вмешался Кранц, хвостовой стрелок:
— Могу подтвердить, господин капитан.
— Парусник — сказал Неккер. — Ни за что бы не поверил, если бы не видел сам. Посмотрим еще раз.
Он заложил вираж, на этот раз заходя на не более чем на ста пятидесяти футах, и, когда судно появилось, увидел, что шведский флаг спускается.
— Какого черта они меняют раскраску, господин капитан? — спросил с изумлением Руди Хюбнер.
— Догадайся — сказал Неккер и с удовольствием хрюкнул, когда начал подниматься другой флаг.
Когда они проносились мимо, флаг развернулся на ветру и Кранц сказал с изумлением:
— Флаг Кригсмарине, господин капитан! Клянусь!
— Нет необходимости — отозвался Неккер. — Я тоже его видел. Но в этом нет никакого смысла. Сделаю еще круг.
Радиооператор Шмидт тронул его за плечо:
— Я что-то принимаю сейчас, господин капитан. Должно быть, они. Переключаю.
Через мгновение, к его полному изумлению и с чистотой, возможной только на таком близком расстоянии, он ясно расслышал в наушниках голос Йоханна Штурма, говорящий:
— «Дойчланд» вызывает Большого Черного Орла. Как слышите меня?
— Большой Черный Орел? — с изумлением спросил Шмидт. — О чем он говорит?
— Он не хочет обращаться к нам, дурак, на случай, если кто перехватит передачу — сказал Неккер. — Ну-ка, дайте мне поговорить с ним.
— Приятный сюрприз — сказала она. — Обычно я не добивалась заметного успеха, когда пыталась побудить его подняться в воскресенье утром.
— Боюсь, причиной являются дела — сказала Джанет. — Тем не менее я убедила его надеть форму, так что хватайте его, если можете.
Джин глядела озабоченно. Рив сказал:
— Из Маллейга сообщили, что у лейтенанта Джего трудности с двигателем. Крайний срок для ремонта — вторая половина дня, иначе за Герике пришлют кого-то другого. Кто бы ни был, очевидно, он не прибудет до позднего вечера. Даже, наверное, до завтрашнего утра.
— Понимаю. — Она посмотрела на часы — Служба, я должна напомнить вам, начнется через пятнадцать минут, и если мы не хотим получить от Мердока публичного выговора, во время которого придется горбиться за спинами прихожан, то лучше поторопиться.
— Хорошо — скучно сказал он. — Я приду, только я вас догоню. Попрошу у Мэри масло и яйца. У меня все кончилось.
Дверь за ним закрылась и Джин повернулась к Джанет:
— А как вы?
— Пожалуй, нет — не этим утром.
— Что вы собираетесь делать?
— Я кое-что придумаю.
Джин улыбнулась:
— Я так и знала.
Герике сказал:
— Спи, Лаклан. Когда ты думаешь немного поспать?
— О, я ужасно хочу спать. Страшная проблема, что для матери я остаюсь крошечным ребенком.
Лаклан посмотрел на часы:
— Не беспокойтесь, капитан. Мердок сменит меня в одиннадцать после утренней службы.
— А, да — сказал Герике. — Он здесь что-то вроде пастора, не так ли?
— Верно — и коксвейн на «Мораг Синклер».
— «Мораг Синклер»?
— Величайшая любовь в жизни Мердока. Это спасательное судно в сорок один фут с двигателем Ватсона. Станция находится в Южной Бухточке на другом конце острова. Мердок там живет.
Герике сказал:
— Не понимаю, почему не здесь?
— Потому что в действительно плохую погоду море так сильно бьется в волнолом гавани, что из нее невозможно выйти. Гораздо легче из Южной Бухточки.
— Всегда так?
— Нет, раз или два в году невозможно отплыть из бухточки.
— И что случается, если в это время получен сигнал?
— Еще один спасатель находится на острове Барра.
— А вы, Лаклан, вы были членом команды спасателя перед вступлением в армию?
— Не с моим животом — ответил Лаклан. — Но мой отец был.
Он перестал улыбаться и Герике, который не мог найти слов, стоял, сжимая прутья решетки. Внешняя дверь хлопнула и голос Джанет позвал:
— Кто-нибудь дома?
На ней был плащ из овечьей кожи, твидовая юбка, ботинки до колен:
— Как он вел себя, Лаклан?
— Выбора не было — ответил Герике. — Юный Лохинвар просидел у стены, глядя на меня всю ночь с винтовкой на коленях.
Она передала через решетку пачку сигарет и пару журналов:
— Поможет провести время.
— Теперь уже не долго — сказал он. — Лейтенант Джего появится в полдень, чтобы забрать меня. Разве не так?
— Поломка двигателя у Сторновея. К вечеру, как минимум, а может быть, даже завтра.
Он стоял, глядя на нее сквозь решетку, словно ожидая чего-то. Внезапно она почувствовала смущение, наполовину злясь на себя за то, что вообще оказалась здесь.
— Мне надо теперь идти. У меня дела.
— Благодарю — мрачно сказал Герике и взял журналы. — За это — среди прочего.
Она повернулась и быстро вышла.
Альтрогге за столом глядел на него поверх составляемого рапорта:
— Это не поможет, Хорст. Почему бы тебе не сесть. Выпить кофе.
Он потянулся к кофейнику на подносе и Неккер покачал головой:
— Нет, спасибо.
А потом взорвался:
— Почему все эти оттяжки? Я хочу знать, что, к черту, происходит?
— Командующий группой разбирается лично, ты знаешь, но с подобными вещами всегда связаны задержки в инстанциях. Тебе надо набраться терпения. — Он откинулся и осторожно добавил — Я подозреваю, мой друг, что тебе надо подготовиться к гораздо большей головомойке.
Неккер перестал ходить:
— О чем ты?
— Ты не сделал, что тебе сказано, Хорст. Ты не следовал приказу.
Неккер изумленно уставился на него:
— Не следовал приказу? Ради бога, Ханс, чего ты ждал от меня?
Дверь открылась и вошел Майер. Он нес несколько листочков сообщений и лицо его было мрачно:
— Я связался со штабом Кригсмарине в Киле и новости пошли прямо к самому Деницу. Я получил подтверждение и благодарность нам за информацию.
— И это все?
— Нет, они также прислали другой сигнал с выражением чрезвычайного неудовольствия из-за отсутствия информации относительно местонахождения конвоя из Галифакса.
— Не сомневался — сказал Неккер. — А что про «Дойчланд»?
Майер сел на краешек стола и аккуратно выбрал сигарету:
— Они все о ней знают из разведисточников в Аргентине. Покинули Бразилию несколько недель назад с командой разных типов из Кригсмарине под управлением фрегаттен-капитана Бергера. У них на борту также несколько гражданских пассажиров — монахини, мне кажется.
— Фантастика — сказал Неккер. — Провести под парусом такую штуку с одного конца Атлантики до другого под носом у британского и американского флотов. Это воспламенит страну.
— Нет, не воспламенит, мой друг, по той доброй и достаточной причине, что новость не будет опубликована. Для такого интеллигентного человека, Хорст, ты временами можешь быть до раздражения глупым. Ты свел свой радиоконтакт с «Дойчланд» к минимуму, разве не так? Ты сымпровизировал грубый код, не правда? Зачем ты делал все это?
— На случай, если кто-то перехватит передачу и будет способен засечь судно.
— Именно. Британский флот, Хорст, имел более чем преходящий интерес к активности ветхого старого парусника, пытающегося достичь Киля из Бразилии, главным образом потому, что никто не давал и кончика пальца за ее шансы пройти даже половину пути.
— Ну и?
— Но теперь ситуация изменилась. Наши друзья по другую сторону Северного моря так же убеждены в ценности хорошей пропаганды, как и мы. Позволь им только подозревать, что «Дойчланд» в этом районе и так близко к дому — и они немедленно что-нибудь сделают, мобилизуют каждое судно, которое имеют в этих водах, и не позволят ей прорваться.
Наступила тишина, которую нарушил Альтрогге, заговорив с явной симпатией в голосе:
— Так что видишь, Хорст, никто не должен знать. Любое публичное объявление на этой стадии стало бы фатальным.
Неккер медленно кивнул, внезапно почувствовав сильную усталость и повалился в кресло.
— «Дойчланд», Хорст, должна быть предоставлена собственной судьбе — сказал Мейер. — Ты это понимаешь? Мы можем молиться за нее, но не более.
— Да, господин полковник.
— И ты совершил ошибку, Хорст. Ты не имел права отвлекаться от поисков. Ты мог бы оставаться в этом районе по меньшей мере еще полтора часа. Ты мог бы прекрасно заметить конвой из Галифакса.
Неккер устало кивнул и Майер положил руку на его плечо:
— Мы все ошибаемся, но подобную ошибку дозволяется допустить только раз. Ты понимаешь?
— Да, господин полковник.
— Хорошо, теперь иди, поешь что-нибудь, а потом спи. Много спи. Где-то в течение следующих двадцати четырех часов ты вылетишь снова.
Неккер встал:
— В тот же район?
— Тот же — кивнул Майер. — Но на сей раз конвой из Галифакса, Хорст.
Неккер медленно вышел, шаркая ногами. Дверь за ним закрылась. Настала тишина, потом Майер тяжело вздохнул:
Дождь налетел с юго-запада, и сестра Анджела стояла под ним у поручней и говорила проповедь другим монахиням на палубе внизу с дюжиной членов команды, достаточно религиозных, чтобы выйти на заутреню.
Хотя несколько матросов были католиками, остальные, если вообще принадлежали какой-либо церкви, были лютеранами, поэтому ей приходилось вести службу таким образом, чтобы никого не оскорбить.
Она как раз подошла к концу общей исповеди, голос чисто звучал в сыром воздухе.
— … и благослови нас, милостивый боже, на праведную и спокойную жизнь, к вящей славе своей.
Несколько мгновений стояла тишина, пока она молилась, закрыв глаза и сжав руки. Она перекрестилась и сказала:
— Теперь споем гимн, специально для тех, кто на море, и, стало быть, для всех вас. Вечный отец, великий спаситель, усмири безустанные волны.
Лотта и другие монахини храбро подхватили слова и Рихтер, стоявший позади нее, вступил тоже, побудив и других членов команды запеть нестройным хором. Сестра Анджела разок повернулась, бросить взгляд на Бергера и Штурма, и капитан обнаружил, что он, несколько беспомощно, тоже присоединился к хору.
— Услышь нас, когда молим тебя за тех, кто в бедствиях моря.
А потом, когда хор начал иссякать, в небе раздался гул мотора. Бергер в тревоге повернулся и увидел черный самолет, идущий над морем с юго-востока на высоте не более ста пятидесяти футов.
— Боже милостивый, вот оно! Вот оно, наконец! — подумал он и в тот же миг схватил сестру Анджелу и пригнул ее. На палубе внизу было полное замешательство, команда рассыпалась, а сестра Кэт пронзительно закричала.
Штурм, припавший на одно колено позади Бергера, возбужденно закричал:
— Поглядите, господин капитан! Это один из наших!
Бергер мельком увидел пролетающий Юнкерс, ясно увидел кресты на крыльях, свастику на хвосте, потом самолет накренился влево и начал набирать высоту.
Внизу на палубе люди подбежали к поручням, двое-трое карабкались по снастям, все радовались, Рихтер и Лотта стояли вместе, рука боцмана на талии девушки, и оба смотрели в небо.
— Что теперь, господин капитан? — спросил Штурм.
Бергер, собрав утерянное было хладнокровие, поднялся на ноги. Он перегнулся через перила и рявкнул:
— Рихтер, спусти шведский флаг. В моей каюте в большом шкафу ты найдешь флаг Кригсмарине.
Он повернулся к Штурму:
— Быстро за радио. Посмотрим, удастся ли контакт.
***
— Шведский? — спросил Неккер. — Ты уверен?— Определенно, господин капитан — заверил его Руди. — Я ясно видел флаг.
Вмешался Кранц, хвостовой стрелок:
— Могу подтвердить, господин капитан.
— Парусник — сказал Неккер. — Ни за что бы не поверил, если бы не видел сам. Посмотрим еще раз.
Он заложил вираж, на этот раз заходя на не более чем на ста пятидесяти футах, и, когда судно появилось, увидел, что шведский флаг спускается.
— Какого черта они меняют раскраску, господин капитан? — спросил с изумлением Руди Хюбнер.
— Догадайся — сказал Неккер и с удовольствием хрюкнул, когда начал подниматься другой флаг.
Когда они проносились мимо, флаг развернулся на ветру и Кранц сказал с изумлением:
— Флаг Кригсмарине, господин капитан! Клянусь!
— Нет необходимости — отозвался Неккер. — Я тоже его видел. Но в этом нет никакого смысла. Сделаю еще круг.
Радиооператор Шмидт тронул его за плечо:
— Я что-то принимаю сейчас, господин капитан. Должно быть, они. Переключаю.
Через мгновение, к его полному изумлению и с чистотой, возможной только на таком близком расстоянии, он ясно расслышал в наушниках голос Йоханна Штурма, говорящий:
— «Дойчланд» вызывает Большого Черного Орла. Как слышите меня?
— Большой Черный Орел? — с изумлением спросил Шмидт. — О чем он говорит?
— Он не хочет обращаться к нам, дурак, на случай, если кто перехватит передачу — сказал Неккер. — Ну-ка, дайте мне поговорить с ним.
***
Джин Синклер пила последнюю чашку чая перед тем, как пойти в церковь, когда появились Рив и Джанет.— Приятный сюрприз — сказала она. — Обычно я не добивалась заметного успеха, когда пыталась побудить его подняться в воскресенье утром.
— Боюсь, причиной являются дела — сказала Джанет. — Тем не менее я убедила его надеть форму, так что хватайте его, если можете.
Джин глядела озабоченно. Рив сказал:
— Из Маллейга сообщили, что у лейтенанта Джего трудности с двигателем. Крайний срок для ремонта — вторая половина дня, иначе за Герике пришлют кого-то другого. Кто бы ни был, очевидно, он не прибудет до позднего вечера. Даже, наверное, до завтрашнего утра.
— Понимаю. — Она посмотрела на часы — Служба, я должна напомнить вам, начнется через пятнадцать минут, и если мы не хотим получить от Мердока публичного выговора, во время которого придется горбиться за спинами прихожан, то лучше поторопиться.
— Хорошо — скучно сказал он. — Я приду, только я вас догоню. Попрошу у Мэри масло и яйца. У меня все кончилось.
Дверь за ним закрылась и Джин повернулась к Джанет:
— А как вы?
— Пожалуй, нет — не этим утром.
— Что вы собираетесь делать?
— Я кое-что придумаю.
Джин улыбнулась:
— Я так и знала.
***
Герике хорошо позавтракал овсянкой и жареным беконом и, достаточно неожиданно, томатами, принесенными матерью Лаклана. Когда она ушла, Лаклан возвратился на свой пост у стены.Герике сказал:
— Спи, Лаклан. Когда ты думаешь немного поспать?
— О, я ужасно хочу спать. Страшная проблема, что для матери я остаюсь крошечным ребенком.
Лаклан посмотрел на часы:
— Не беспокойтесь, капитан. Мердок сменит меня в одиннадцать после утренней службы.
— А, да — сказал Герике. — Он здесь что-то вроде пастора, не так ли?
— Верно — и коксвейн на «Мораг Синклер».
— «Мораг Синклер»?
— Величайшая любовь в жизни Мердока. Это спасательное судно в сорок один фут с двигателем Ватсона. Станция находится в Южной Бухточке на другом конце острова. Мердок там живет.
Герике сказал:
— Не понимаю, почему не здесь?
— Потому что в действительно плохую погоду море так сильно бьется в волнолом гавани, что из нее невозможно выйти. Гораздо легче из Южной Бухточки.
— Всегда так?
— Нет, раз или два в году невозможно отплыть из бухточки.
— И что случается, если в это время получен сигнал?
— Еще один спасатель находится на острове Барра.
— А вы, Лаклан, вы были членом команды спасателя перед вступлением в армию?
— Не с моим животом — ответил Лаклан. — Но мой отец был.
Он перестал улыбаться и Герике, который не мог найти слов, стоял, сжимая прутья решетки. Внешняя дверь хлопнула и голос Джанет позвал:
— Кто-нибудь дома?
На ней был плащ из овечьей кожи, твидовая юбка, ботинки до колен:
— Как он вел себя, Лаклан?
— Выбора не было — ответил Герике. — Юный Лохинвар просидел у стены, глядя на меня всю ночь с винтовкой на коленях.
Она передала через решетку пачку сигарет и пару журналов:
— Поможет провести время.
— Теперь уже не долго — сказал он. — Лейтенант Джего появится в полдень, чтобы забрать меня. Разве не так?
— Поломка двигателя у Сторновея. К вечеру, как минимум, а может быть, даже завтра.
Он стоял, глядя на нее сквозь решетку, словно ожидая чего-то. Внезапно она почувствовала смущение, наполовину злясь на себя за то, что вообще оказалась здесь.
— Мне надо теперь идти. У меня дела.
— Благодарю — мрачно сказал Герике и взял журналы. — За это — среди прочего.
Она повернулась и быстро вышла.
***
В разведотделе в Тронхейме Неккер в дурном настроении мерил шагами комнату, куря сигарету. Он все еще был в полетном комбинезоне, лицо в полосах грязи и пота, очевидных знаках защитной маски.Альтрогге за столом глядел на него поверх составляемого рапорта:
— Это не поможет, Хорст. Почему бы тебе не сесть. Выпить кофе.
Он потянулся к кофейнику на подносе и Неккер покачал головой:
— Нет, спасибо.
А потом взорвался:
— Почему все эти оттяжки? Я хочу знать, что, к черту, происходит?
— Командующий группой разбирается лично, ты знаешь, но с подобными вещами всегда связаны задержки в инстанциях. Тебе надо набраться терпения. — Он откинулся и осторожно добавил — Я подозреваю, мой друг, что тебе надо подготовиться к гораздо большей головомойке.
Неккер перестал ходить:
— О чем ты?
— Ты не сделал, что тебе сказано, Хорст. Ты не следовал приказу.
Неккер изумленно уставился на него:
— Не следовал приказу? Ради бога, Ханс, чего ты ждал от меня?
Дверь открылась и вошел Майер. Он нес несколько листочков сообщений и лицо его было мрачно:
— Я связался со штабом Кригсмарине в Киле и новости пошли прямо к самому Деницу. Я получил подтверждение и благодарность нам за информацию.
— И это все?
— Нет, они также прислали другой сигнал с выражением чрезвычайного неудовольствия из-за отсутствия информации относительно местонахождения конвоя из Галифакса.
— Не сомневался — сказал Неккер. — А что про «Дойчланд»?
Майер сел на краешек стола и аккуратно выбрал сигарету:
— Они все о ней знают из разведисточников в Аргентине. Покинули Бразилию несколько недель назад с командой разных типов из Кригсмарине под управлением фрегаттен-капитана Бергера. У них на борту также несколько гражданских пассажиров — монахини, мне кажется.
— Фантастика — сказал Неккер. — Провести под парусом такую штуку с одного конца Атлантики до другого под носом у британского и американского флотов. Это воспламенит страну.
— Нет, не воспламенит, мой друг, по той доброй и достаточной причине, что новость не будет опубликована. Для такого интеллигентного человека, Хорст, ты временами можешь быть до раздражения глупым. Ты свел свой радиоконтакт с «Дойчланд» к минимуму, разве не так? Ты сымпровизировал грубый код, не правда? Зачем ты делал все это?
— На случай, если кто-то перехватит передачу и будет способен засечь судно.
— Именно. Британский флот, Хорст, имел более чем преходящий интерес к активности ветхого старого парусника, пытающегося достичь Киля из Бразилии, главным образом потому, что никто не давал и кончика пальца за ее шансы пройти даже половину пути.
— Ну и?
— Но теперь ситуация изменилась. Наши друзья по другую сторону Северного моря так же убеждены в ценности хорошей пропаганды, как и мы. Позволь им только подозревать, что «Дойчланд» в этом районе и так близко к дому — и они немедленно что-нибудь сделают, мобилизуют каждое судно, которое имеют в этих водах, и не позволят ей прорваться.
Наступила тишина, которую нарушил Альтрогге, заговорив с явной симпатией в голосе:
— Так что видишь, Хорст, никто не должен знать. Любое публичное объявление на этой стадии стало бы фатальным.
Неккер медленно кивнул, внезапно почувствовав сильную усталость и повалился в кресло.
— «Дойчланд», Хорст, должна быть предоставлена собственной судьбе — сказал Мейер. — Ты это понимаешь? Мы можем молиться за нее, но не более.
— Да, господин полковник.
— И ты совершил ошибку, Хорст. Ты не имел права отвлекаться от поисков. Ты мог бы оставаться в этом районе по меньшей мере еще полтора часа. Ты мог бы прекрасно заметить конвой из Галифакса.
Неккер устало кивнул и Майер положил руку на его плечо:
— Мы все ошибаемся, но подобную ошибку дозволяется допустить только раз. Ты понимаешь?
— Да, господин полковник.
— Хорошо, теперь иди, поешь что-нибудь, а потом спи. Много спи. Где-то в течение следующих двадцати четырех часов ты вылетишь снова.
Неккер встал:
— В тот же район?
— Тот же — кивнул Майер. — Но на сей раз конвой из Галифакса, Хорст.
Неккер медленно вышел, шаркая ногами. Дверь за ним закрылась. Настала тишина, потом Майер тяжело вздохнул: