На ее лице была решительность, но и некая паника, словно она знала: если что-нибудь случится, он не нажмет на спуск. Вдруг в ее глазах появилась отчаянная мольба.
   Герике очень мягко улыбнулся и положил маузер на стол:
   — Ну ладно — сказал он. — Что ж, это было забавно — и он сцепил руки за головой.
***
   Рихтер, лежа в тесноте, проверял подтрюмное пространство с помощью штормового фонаря. Помпы непрерывно работали уже два часа, но там оставался еще на фут воды. Довольно часто, когда «Дойчланд» ныряла с особенно громадной волны, затхлая вода окатывала его с головой.
   Он закончил инспекцию и вылез через люк в кормовой трюм, передав фонарь Штурму.
   — Боже мой, как ты воняешь — заметил молодой лейтенант.
   — Знаю — с отвращением ответил Рихтер. — Там как будто ползешь в очень старой канализации.
   — Как выглядит?
   — Могло быть хуже.
   — Хорошо.
   Штурм повеселел:
   — Лучше сказать старику прямо сейчас.
   Когда они вышли на палубу, ее как раз накрыла ужасная волна, и Бергер в клеенчатом плаще и зюйдвестке перегнулся через поручни квартердека.
   — Очень вовремя, господин Штурм — позвал он. — Поднять топ-парус и передний нижний топ-галлант, и быстро, как сможете.
   — Есть.
   — И спустить передний парус.
   Бергер спустился в каюту, а команда бросилась выполнять отданный Штурмом приказ, Рихтер прыгнул на веревочную лестницу и отправился вверх, место не для слабых сердец в такую погоду. Однако, на палубе условия были почти такие же опасные. Люди на шторм-трапах были по шею в воде, когда накатывала очередная волна.
   Рихтер, спускаясь на палубу, заметил, как Лотта вышла из камбуза. В каждой руку она несла по ведру и была в старом клеенчатом плаще и зюйдвестке. И в то же мгновение он увидел гигантскую волну, накатывающую на борт.
   Он крикнул, предупреждая, схватился за ближайший линь и быстро заскользил на палубу. Раздался ужасный треск, когда море хлынуло на корму. Рихтер увидел, как Лотту уносит волна, прыгнул в шипящую пену и кинулся за ней.
   «Дойчланд» уткнулась носом в свинцово-серое небо, высоко вздыбившись на следующей волне. Рихтер поставил девушку на ноги и увидел, что она еще сжимает ведра, теперь, однако, пустые. И хохочет.
   — Немного глупо — прокричал он. — Сколько я тебе говорил?
   — Думаю, теперь никогда не просохну — ответила она.
   Он поддержал ее под локоть и помог перебраться по палубе в камбуз. Когда он открыл дверь, внутри была пара футов воды, вокруг плавали горшки и кастрюли, сестра Анджела на четвереньках.
   По ее лицу он увидел, что неистощимое терпение, наконец, покинуло ее. Рихтер удалился, предоставив Лотте самой справляться с ситуацией.
***
   Бергер просушил полотенцем голову, сел за стол, выбрал черуту и закурил. Последняя коробка, и в той осталась лишь дюжина. Он с видимым удовольствием вдохнул аромат Бразилии, потянулся к перу и начал ежедневную запись в личном дневнике.
   «…по моим оценкам мы находимся приблизительно в сотне миль к западу от залива Галуэй в Ирландии и прекрасно наверствуем время, главным образом потому, что придерживаюсь политики ставить как можно парусов в бурную погоду. Несчастливым последствием этого является, что мы принимаем на борт воду в больших количествах, что делает жизнь трудной как для команды, так и для пассажиров. Стеклянная крыша снова разбита, вода без перерыва каскадом льется в салон, делая существование для монахинь сырым и неуютным, хотя вознесут ли их на небо призывы к всемогущему господу или спасут от вознесения, я не могу определить…»

   В дверь постучали и вошел Рихтер. Бергер положил перо:
   — Как внизу, Хельмут?
   — Воняет, но годится, господин капитан. Мы качали помпой два часа перед тем, как я спустился, и там все еще было двенадцать дюймов, но если принять во внимание погоду и сколько воды мы набираем, то, кажется, не слишком плохо.
   — Хорошо — сказал Бергер. — Очень хорошо. У меня ощущение, что мы должны использовать бурную погоду все время, и приятно сознавать, что ниже ватерлинии не так плохо, как могло бы быть.
   Он потянулся к перу и, еще не вышел Рихтер, уже начал снова писать.
***
   Было восемь-тридцать, когда «Катрина» подошла к Фаде. Герике, сидящий в вертящемся кресле у стола для карт со связанными за спиной руками с интересом разглядывал серо-зеленые горбы, согнувшиеся под дождем, скалы, окропленные белым известняком, морских птиц, кружащихся в серых тучах, корморанов, бритвоклювов, чаек всех разновидностей.
   — Это Фада?
   Мердок за штурвалом кивнул:
   — Говорят, имя происходит из древнего гэльского слова «фундейдх», что значит — остров, лежащий отдельно от других.
   — Интересно.
   Герике глубоко вздохнул:
   — Я люблю острова. У них особые качества. В апреле сорок первого я патрулировал в Эгейском море и свалился с чем-то вроде лихорадки. Выздоравливал на острове Корфу. Изумительное место. Апрель. Самые красивые полевые цветы, которые я когда-либо видел, и бабочки…
   — Что бы там еще ни было, Фада на это не похожа. — Джанет прошла в дверь, неся кружку чая. — Мне кажется, вам лучше выпить свою чашку внизу — сказала она Мердоку. — Поставьте на автопилот, и я прослежу за всем, пока напою гордость Кригсмарине.
   Мердок поколебался, потом щелкнул устройством:
   — Десять минут, все что вы получите — сказал он и вышел.
   — Кажется, он думает, что вы хотите остаться наедине со мной — заметил Герике. — Как романтично.
   — Нет ничего более далекого от истины — сказала она. — Я просто хотела, чтобы он посидел внизу минут десять и выпил горячего чаю. Он старик, вы не видите?
   — В вас проснулся доктор. Часто случается?
   — Не на Фаде, поверьте. Здесь весьма здоровые люди.
   Она выключила автопилот и встала за штурвал.
   — Мне кажется, вы любите это место — сказал он.
   — Для меня оно обладает странной привлекательностью. Словно внешний мир перестает существовать, что часто случается на самом деле. На Фаде хвастают ветрами от четырех до семи баллов две трети времени до начала апреля. С сентября снова. Рассказывают историю о констебле, присланного с большой земли, чтобы сопровождать местного жителя отбывать шестинедельное наказание в тюрьме Стирлинга.
   — И что случилась?
   — Погода была такой плохой, что к моменту, когда она улучшилась настолько, чтобы плавать лодкам, срок приговора истек.
   — Значит, я могу застрять здесь надолго?
   — Хвастают также самой большой опасностью для плавания на всем западном побережье. Риф Вашингтон. Поэтому первое спасательное судно здесь поставили еще в тысяча восемьсот восемьдесят втором. Теперешний коксвейн — Мердок.
   — Наверное, он немного стар для такой работы?
   — Он передал ее сыну в тридцать восьмом. Вернулся в упряжку, когда Дональд призвали во флот. Дядя Кэри говорит, что он гений. Один из величайших коксвейнов в истории спасательных судов.
   — Я вижу. А чем живут здесь люди?
   — Небольшие фермы. Овцы. Немного коров. Рыбная ловля. Сейчас населения очень мало. Женщины, дети и старики. Все остальные ушли, в основном служат на торговый судах.
   Подплывая к острову, она встретили только четыре рыбачьих суденышка, еще пробивающихся с Фады в море.
   Джанет помахала. Герике сказал:
   — Старики.
   — И мальчики — сказала она. — И скоро все они тоже уйдут, если эта проклятая война продлится.
   Они вошли в гавань и Герике заметил невысокого смуглого человека с черной повязкой на глазу, в старых морских ботинках и в бушлате, стоящего на краю верхнего мола.
   Джанет легко положила руки ему на плечи:
   — А это — сказала она, — верите или нет, это мой дядя, контр-адмирал Кэри Рив, флот Соединенных Штатов, не совсем в отставке.

 
   Баркентина «Дойчланд», 23 сентября 1944. Следующая запись. Сестра Анджела и господин Прагер нанесли мне формальный визит, чтобы поднять вопрос о низкой морали среди команды и пассажиров из-за нехватки горячей пищи и питья, происходящей от невозможности поддерживать огонь на камбузе при текущих погодных условиях. Сестра Анджела сделала важное предложение, которое я принял, что моя каюта из-за ее местоположения является самым сухим местом на судне, и убедила меня позволить использовать ее для приготовления пищи, что возможно с помощью переносного керосинового очага. В этот день прошли 225 миль.




11


   Было очень тихо в маленькой студии, где сидел Герике с руками, все еще связанными за спиной. Мердок склонился к окну и набивал трубку.
   — Этот дом, — сказал Герике. — Очень выразительный. Чей он?
   — Миссис Синклер. Она владеет островом. В наших местах это называют лейрд. Она и бейлиф — то есть магистрат. И коронер, и харбормастер.
   — Замечательная женщина.
   — Вы ее скоро увидите. В некотором смысле она отвечает за вас. Единственный закон, который здесь имеется. Ее муж исполнял такие же обязанности. Он утонул вместе с «Принцем Уэльским» в Тихом океане. Это было в тысяча девятьсот сорок первом.
   — Понимаю — сказал Герике. — Могу предположить, что я не слишком популярен в этой части света.
   — Мы не дикари, капитан. Выбросите это из головы. За последние две недели мы похоронили восьмерых ваших товарищей с подводной лодки, которая затонула в нашем районе девятого числа. Я сам держал службу и в ней принимала участие почти каждая душа, живущая на острове.
   Наступила тишина. Герике, впервые смутившийся, сказал:
   — Благодарю вас. За них, я благодарю вас, сэр.
   Дверь открылась и вошел Рив. Он все еще был в бушлате, на лице дождь:
   — Я связался с капитаном Мюрреем из Маллейга. Он настаивает, что ни при каких обстоятельствах не должно делаться попыток отвезти вас на большую землю на чем-либо, кроме военного судна. Лейтенант Джего сейчас, очевидно, на пути в Сторновей. Он получил инструкции по радио забрать вас отсюда, видимо, завтра.
   — Еще один прекрасный день, прежде чем дверь окончательно захлопнется.
   Рив сказал:
   — А сейчас вас хочет видеть миссис Синклер.
   Он кивнул Мердоку, который пошел впереди, за ним Герике, замыкал адмирал. Они прошли коридором, пересекли громадный, выложенный камнем пол и остановились возле обитой зеленым сукном двери. Рив открыл ее и жестом предложил Герике войти.
   Это была приятная комната, две стены в книгах от пола до потолка, французские окна выходили в сад. Джанет и Джин стояли перед камином.
   Они одновременно повернулись. Герике встал в стойку и сделал поклон:
   — Леди.
   — Корветтен-капитан Пауль Герике — представил его Рив. — Миссис Синклер.
   Красивая женщина, одета в шотландский свитер, броугез и килт, который, вероятно, носил клетчатую расцветку ее клана, волосы были перехвачены голубым вельветовым бантом.
   Она спокойно осмотрела его, голос был сухим:
   — Не знаю, капитан, объяснил ли адмирал Рив, но я исполняю здесь обязанности бейлифа и по закону отвечаю за вас.
   — Мне объяснили.
   — На острове нет полицейских, но полицейская станция сохранилась со старых дней и временами я пользуюсь ее камерами.
   — Понимаю.
   — Вы будете там заперты, пока завтра не появится лейтенант Джего и не возьмет вас под стражу. И, естественно, вас будут охранять.
   Сказать было действительно нечего. Джанет подошла к окну и выглянула в сад. Рив тронул руку Герике:
   — Пойдемте. Мердок и я отведем вас.
   Герике помедлил, глядя в сторону Джанет. Она не поворачивалась. Он снова поклонился, молча повернулся и вышел, сопровождаемый Ривом и Мердоком.
   Дверь закрылась.
   — Будь ты проклят, Пауль Герике — прошептала Джанет, все еще смотря на дождь. — Я бы хотела никогда не видеть тебя.
***
   Три человека шли по булыжной главной улице, Герике в центре. Сильный дождь заставил большинство людей попрятаться, но там и здесь женщины стояли на ступеньках, глядя с любопытством, и двое мальчишек вились сзади, пока Мердок не прогнал их.
   Старая полицейская станция была внизу улицы и выходила на гавань, она была построена из прочного гранита, как и любое другое жилище в Мэри-тауне, лишь решетки на окнах отличали его.
   Рив попытался открыть дубовую дверь в железной раме, но она даже не пошевелилась. Мердок забарабанил носком ботинка:
   — Лаклан, ты там заснул?
   Раздался звук отодвигаемых тяжелых болтов и выглянул Лаклан Макбрейн. Из комбинезона он переоделся в пятнистую форму, расстегнутую на груди.
   — Запирайся, когда мы посадим его внутрь — сказал Мердок.
   В одном углу стоял старый стол, стул и ничего больше, в крошечном камине горел торф. Лаклан взял винтовку, повесил ее на плечо, потом с гвоздя на стене снял громадную связку ключей:
   — Мы сразу посадим его внутрь, адмирал?
   — Чем скорее, тем лучше — ответил Рив.
   По лестнице они сошли в узкий коридор. На каждой стороне было по три камеры, забранные решеткой из железных прутьев. Рив развязал запястья Герике и указал войти внутрь. Там была железная койка, три-четыре армейских одеяла и ведро. Лаклан закрыл решетку и запер ее.
   — Теперь это — Рив сквозь прутья передал пачку сигарет, коробок спичек и газету. — Немного почитать. Трехдневной давности, но, как видите, вы все еще проигрываете войну.
   Мердок из кармана достал небольшую бутылку:
   — Мне кажется, через некоторое время здесь будет холодно.
   — Изобилие роскоши.
   Герике щелкнул каблуками:
   — Джентльмены — благодарю вас.
   Рив невольно улыбнулся, они удалились, оставив Герике в одиночестве. Он подошел к зарешеченному окну, оглядел гавань, потом сел на краешек постели, отвинтил колпачок бутылки Мердока и попробовал содержимое. Оно прожгло свой путь вниз, взорвавшись в желудке.
   Он глотнул воздуха:
   — Боже всемогущий! — сказал он и застыл, услышав шаги в коридоре.
   На другой стороне решетки стоял Лаклан, винтовка еще висела на левом плече. Он неловко снял ее и стоял, смотря на Герике, крепко сжимая винтовку обоими руками. Герике медленно встал с напряженными мускулами. По возможности небрежно, он достал сигареты Рива и сунул одну в рот.
   — Вы курите? — Он подошел к решетке, протягивая пачку.
   Парень покачал головой и заговорил хриплым голосом:
   — У вас была полная обойма в маузере. Я разряжал его сам. И видел.
   — Верно.
   — Вы могли бы застрелить ее. Почему вы этого не сделали?
   — Разве я мог? — мягко сказал Герике. — Вы так полагаете?
   Парень вздохнул, внезапно расслабился и поставил винтовку прикладом на пол:
   — Нет, не думаю, что могли бы.
   Он двинулся прочь, потом остановился:
   — Немного погодя я заварю чай. Хотите чашечку?
   — Ничего не может быть лучше.
   Лаклан очень медленно произнес:
   — Я думал, что смогу застрелить вас. Я хотел отомстить за отца, но когда дошло до дела, не смог.
   — Я вижу — сказал Герике.
   Шаги замерли в коридоре. Очень осторожно он снова сел на краешек койки, и когда зажег спичку, чтобы закурить сигарету, рука дрожала.
***
   «Мертвая Точка» была в пяти милях к юго-западу от Айдриггил Пойнт на острове Скай и боролась с плохой погодой. Петерсен был у руля, а Джего сидел за столом для карт, проверяя курс. Когда позади открылась дверь, он повернулся, ожидая кофе, а вместо этого увидел Янсена с листком сообщения в руке и странным блеском в глазах.
   — Мне кажется, лейтенант найдет это сообщение интересным.
   — Сообщение? — спросил Джего. — Из Маллейга? Боже, мы покинули это проклятое место всего час назад. Читайте.
   — Как хочет лейтенант — сказал Янсен, явно забавляясь.
   «Корветтен-капитан Герике, прятавшийся на „Катрине“, арестован. В настоящее время находится на Фаде. Просьба зайти туда завтра на пути из Сторновея и взять его под стражу.»

   Джего недоверчиво посмотрел на него, выхватил сообщение и перечел сам:
   — Это невозможно.
   — Боюсь, что это случилось, сэр. Доброе слово пришло прямо от самого капитана Мюррея.
   — Хорошо, если найдете краткий перерыв в вашем плотном расписании, сообщите в Маллейг, что сообщение принято и понято. Мы выйдем из Сторновея завтра на рассвете, если позволит погода, и должны дойти до Фады около полудня. Теперь будьте добры, катитесь к черту отсюда.
   Янсен удалился, широко улыбаясь, а Джего взял со стола карандаш и переломил его пальцами.
***
   Джанет положила очередное полено в огонь, подвинув его на место длинной медной кочергой, села и стала ждать. Ее дядя стоял у окна, читая привезенное письмо.
   — Он пишет, что говорил с тобой сам.
   — Верно — сказала она. — В кузове штабной машины у госпиталя Гая.
   Немедленного ответа не последовало и ее охватило внезапное нетерпение.
   — Он предлагает тебе работу, дядя Кэри. Сам верховный главнокомандующий. Шанс вернуться в гущу событий. Разве ты не этого хотел?
   — Заместитель директора по кадровой и материальной координации — горько сказал он и скомкал письмо в руках.
   — Ради бога, что ты хочешь — крови?
   Дверь открылась и вошла Джин с чайным прибором на серебряном подносе:
   — Семейные споры? — весело спросила она. — Можно присоединиться?
   — Покажи ей — приказала Джанет. — Давай покажи ей. Она имеет право знать.
   Джин поставила поднос на небольшой медный столик у камина. Она подошла к Риву, добыла письмо из пальцев, разгладила его и прочла.
   — Но это чудесно, Кэри. — Она поцеловала его в щеку. — Я так рада за вас.
   — Боже мой, женщина, ты такая же, как и она. Бумажная работа, разве ты не понимаешь? Гордый клерк, весь день подписывающий бумаги.
   Джин потянула его к огню, а Джанет покачала головой:
   — Ты как Харри Джего. Просто не можешь дождаться возвращения в славную битву. Лучше смерть, чем бесчестье.
   Джин сказала:
   — Вы двое должны праздновать, а не воевать. Сегодня вечером я устрою изумительный обед. Пирог из дичи, тушеный заяц, и еще остались четыре бутылки особенного шампанского, что Колик припрятал в погребе.
   — Извините, Джин — ответила Джанет, — и благодарю вас. Звучит чудесно. Я буду рада придти.
   Рив стоял перед камином, набивая трубку:
   — Знаешь, меня интересует Герике. Не часто выпадает шанс встретиться лицом к лицу с легендой.
   — Он действительно такой особенный? — спросила Джин.
   — Конечно, во флотских кругах. Наверное, самый удачливый капитан подлодки по обе стороны фронта. Имей в виду, что эта информация не предназначена для общего пользования. Но он, несомненно, замечательный человек.
   — На чьей же ты стороне, ради бога? — спросила Джанет.
   — Ну, пойми меня правильно. Уважение одного профессионала к другому, вот и все. Напомню, что атака на Фальмут была совершенно выдающейся. Я был бы рад узнать, как он ее провел.
   — Тогда пригласи его на обед, почему бы и нет? Разве это не цивилизованный способ делать дела? Вы сможете вволю поговорить о войне.
   В голосе чувствовался сарказм вместе с явным гневом.
   Рив нахмурился с легкой улыбкой на губах:
   — Неплохая идея.
   — Наверное, ты шутишь.
   — Но почему нет? — Он повернулся к Джин — Ты не против?
   Она заколебалась:
   — Я не уверена Кэри. Если бы ты попросил об этом вчера, я подумала, что ты безумен, но теперь… — Она нахмурилась — Враг — все, что мне надо бы ненавидеть — и, однако, он мне нравится. Он — личность.
   — Придет он или не придет? — нетерпеливо потребовал Рив. — Твое решение. Кроме всего, ты представляешь здесь гражданскую власть.
   — Ты предполагаешь, что он даст честное слово на этот вечер?
   — Ну не так старомодно, конечно, в присутствии молодого Лаклана с его винтовкой.
   — Зачем? — спросила Джанет. — Зачем ты делаешь все это?
   — Почему нет? По крайней мере, впервые после перемены я из первых рук услышу, как идет война.
   В его глазах появился блеск, намек на старого, непредсказуемого Кэри Рива, которого она знала и которому не доверяла.
   — И кроме того, мне кажется, это будет весьма забавный вечер.
***
   Герике, лежа на койке, удивился, услышав знакомый смех в комнате наверху. Он поднялся на ноги, когда ее шаги послышались в коридоре.
   Она стояла по другую сторону решетки:
   — Я так часто видела подобную сцену в кино, что знаю диалог наизусть. С вами хорошо обращаются?
   — Никаких жалоб. Чему я обязан удовольствию вашего визита?
   — Приглашаю на обед от Джин Синклер.
   Позади нее появился Лаклан, глядя слегка изумленно.
   — Наверное, розыгрыш? — предположил Герике.
   — С половины седьмого до восьми. Так как у вас нет черного галстука, то годится форма. Лаклан доведет вас до дома и, пожалуйста, не пытайтесь сделать что-нибудь глупое и начать бежать не в том направлении. Он застрелит вас, если потребуется.
   Герике слегка поклонился:
   — Как могу я отказаться от такого очаровательного приглашения?
   — Понимаю — сказала она. — Честь Кригсмарине поставлена на карту.
   Она живо удалилась, а парень уставился на Герике с открытым ртом. Герике улыбнулся:
   — Не боритесь с этим, Лаклан, просто плывите по течению, вроде меня.
   Он лег на койку и заложил руки за голову.
***
   Каюта Бергера представляла собой беспорядочную сцену. Керосиновая печь располагалась на шкафчике в углу, а со стола убрали все, чтобы расставить набор кастрюль. Сестры Кэт, Эльза и Бригитта с большими усилиями готовили еду членам команды. Ветер снаружи выл в яростном шторме и пол колебался под ногами, когда «Дойчланд» шла по бурному морю.
   Капитан стоял в уголке, чтобы не мешать, с бокалом рома в одной руке и бутылкой в другой. Он только что вернулся с квартердека, промерзший до костей, с плаща струилась вода.
   Сестра Кэт поглядела на него:
   — Чего-нибудь поесть, господин капитан?
   Бергер покачал головой.
   — Нет времени, сестра. У меня есть дела. Какие-нибудь проблемы?
   — Люди приходят, когда могут. Трое-четверо за раз. По крайней мере, нам удалось запустить здесь очаг.
   — Имеете в виду горячую еду? — спросил Бергер. — Существенное подспорье в такую погоду. Я весьма признателен вам, леди. Мы все благодарны, поверьте.
   Он допил бокал.
   — Мне надо возвращаться.
   Он открыл дверь и вышел, с трудом закрыв ее на сильном ветру. «Дойчланд» прокладывала путь по бурному морю под полными парусами, при качке вода переливала через борта. У штурвала стояли двое, и пока он шел до трапа, над люками бушевал мальстрем временами глубиной по пояс. Он ввалился вместе с потоком воды, закрыл дверь и сошел вниз.
   Вода глубиной в фут кружилась по полу салона. Световой фонарь был закрыт и с крюков на потолке свисали два штормовых фонаря.
   Четверо из команды ожидали свей очереди внимания в послеобеденную клинику сестры Анджелы. Молодой помощник электрика по имени Шнорер лежал на столе, левый рукав закатан, обнажая кольцо очень злых морских нарывов на запястье.
   По одну сторону от него стояла сестра Анджела в переднике. Лотта напротив держала поднос с инструментами и небольшой тазик. Рихтер стоял в головах.
   — Что происходит? — спросил Бергер.
   — Инфекция такая сильная, что рука почти парализована. — Сестра Анджела взяла скальпель. — Держись, Карл, как храбрый парень. Я постараюсь сделать как можно быстрее.
   Шнорер, лет восемнадцати всего, был напуган до смерти, лицо мокрое от пота. Она кивнула Рихтеру, который положил руки на плечи парня. «Дойчланд» пошатнулась от внезапного шквала и небольшая волна прошла от одной стены каюты до другой.
   Один из матросов потерял равновесие и очутился на четвереньках в воде, но сестра Анджела уцепилась за стол, наклонилась и принялась за работу.
   Скальпель взрезал один нарыв за другим, потек гной и разнесся отвратительный запах разложения. Парень вскрикнул, дернулся, несмотря на то, что Рихтер придавливал своим весом, потом потерял сознание.
   Она продолжала работать с невероятной скоростью, ибо более не было необходимости быть осторожной, Лотта безмолвно подавала ей один инструмент за другим. Когда она начала перевязывать нагноившиеся язвы, Бергер спросил:
   — Сколько членов команды страдает от подобных нарывов?
   — Почти половина — сказала она.
   Бергер повернулся и увидел, что Рихтер смотрит на него:
   — Долгое плавание, господин капитан.
   Бергер устало кивнул:
   — Потому и нарывы.
***
   В семь-тридцать наступили сумерки, когда Герике и Лаклан повернули в широкие ворота Дома Фады и двинулись по дорожке, посыпанной крупным песком. Они поднялись по ступенькам и немец потянул за цепочку старомодного звонка-колокольчика.
   Послышались шаги и дверь открыла миловидная женщина лет шестидесяти, седые волосы зачесаны назад в пучок. На ней было черное бомбазиновое платье и накрахмаленный белый передник.
   Она улыбнулась, совсем не показывая удивления:
   — Не хотите ли войти, сэр?
   — Благодарю вас.
   Герике шагнул в холл, Лаклан следовал за ним, держа наготове Ли-Энфилд двумя руками.
   — Позвольте ваш плащ, сэр. — Она исчезла в небольшом гардеробе и мигом вернулась. — Остальные в гостиной. Вы можете пройти сюда. — Она остановилась, положив руку на ручку двери — Как объявить, сэр?
   Герике, более чем когда-либо убежденный, что он принимает участие в некоем изощренном кошмаре, сказал:
   — Корветтен-капитан Пауль Герике. Меня ожидают — добавил он мрачно.
   — О да, сэр. — Она открыла дверь и провела их внутрь — Корветтен-капитан Герике, мадам.
   — Благодарю вас, Мэри.
   Джин Синклер, Рив и Джанет пили у камина шерри, Рори разлегся на ковре. Она протянула руку: