Джек Хиггинс
Штормовое предупреждение
Джону Ноулеру — с дубовыми листьями
Из дневника контр-адмирала ВМФ США Кэри Рива:
Из дневника контр-адмирала ВМФ США Кэри Рива:
«…тогда я понял величайшее из всех таинство — инстинкт человека пожертвовать собой, чтобы другие остались жить. Поэтому храбрость никогда не выходит из моды, и никогда в жизни я не видел ее выраженной лучше, чем в случае с „Дойчланд“. В разгар величайшей войны в истории люди с противоположных сторон оказались способны действовать вместе, разделить риск, стать самими собой в попытке спасти горстку человеческих существ от древнего и неумолимого врага человека — Океана. Я никогда не видел лучше выраженной трагическую ничтожность войны и не чувствовал большей гордости за моих товарищей — людей, чем в это время…»
Баркентина «Дойчланд», 26 августа 1944 г. Одиннадцатый день из Рио-де-Жанейро. На якорной стоянке в Белеме. Начинается жара. Умеренная торговля. Погружен остаток угля. С балластом песка до Рио. Люки задраены, готовы поднять паруса к отплытию. К вечеру дождь.
1
Когда Прагер повернул за угол, гром прогрохотал далеко над морем и молния прочертила небо, на мгновение ярко осветив гавань. Обычная стайка небольших судов и три-четыре прибрежных парохода пришвартованы к главному молу. «Дойчланд» стояла на якоре на главном фарватере, подчеркивая, что она — единственное парусное судно в гавани.
Дождь начался внезапно, теплый и сильный, пропахший гниющими растениями из приречных джунглей. Прагер поднял воротник куртки и, держа под мышкой старый кожаный портфель, заторопился под стеной воды к бару «Огни Лиссабона» в конце рыбного пирса.
Слышались звуки музыки, слабые, но достаточно ясные: медленная грустная самба, вызывающая ощущение ночи. Он поднялся по ступенькам на веранду, снял очки, вытер капли дождя платком, аккуратно водрузил их на место и заглянул внутрь.
Место было пустынно, если не считать бармена и Хельмута Рихтера, боцмана с «Дойчланд», сидевшем в конце бара с бутылкой и бокалом перед ним. Это был крупный тяжеловесный мужчина в штормовке и джинсовом кепи с длинными светлыми волосами и бородой, делавшей взгляд старше его двадцати восьми лет.
Прагер вошел. Бармен, протирающий рюмку, поднял глаза. Прагер проигнорировал и прошел к бару, стряхивая дождь с панамы. Он поставил портфель на пол к ногам.
— Доброй ночи, Хельмут.
Рихтер степенно кивнул и поднял бутылку:
— Глоточек, господин Прагер?
— Наверное, нет.
— Мудрый выбор.
Рихтер наполнил свой бокал:
— Кашаса. Говорят, она портит мозги и печень. Плохая замена доброму шнапсу, но его не видят здесь с тридцать девятого.
— Капитан Бергер здесь?
— Ждет вас на борту.
Прагер снова поднял портфель:
— Тогда нам надо идти. Времени немного. Кто-нибудь спрашивал обо мне?
Прежде чем Рихтер ответил, голос произнес на португальском:
— Сеньор Прагер, приятный сюрприз.
Прагер быстро обернулся, занавеска на маленькой кабинке позади него отодвинулась. Человек, сидевший там с бутылкой вина, был полноват, мятая форма цвета хаки в пятнах пота и разошлась по швам.
Прагер изобразил улыбку:
— Капитан Мендоса, вы когда-нибудь спите?
— Не слишком часто. Что на этот раз, дела или удовольствия?
— Всего понемногу. Вы знаете, положение лиц немецкой национальности в наши дни довольно трудное. Ваше правительство более обычного настаивает на регулярных отчетах.
— Поэтому необходимо, чтобы вы увидели Бергера и его людей лично?
— В первый день последней недели каждого месяца. Ваши люди в Рио очень строги в этих вопросах.
— А добрая сеньора Прагер? Я понял, что вы прилетели вместе.
— У меня несколько дней отпуска, а она не видела эту часть страны. Идеальный повод.
Рихтер выскользнул, не говоря ни слова. Мендоса проводил его взглядом:
— Славный парень — сказал он. — Кем он был? Главным рулевым на подлодке. Оберштойерманн, я правильно произношу?
— Да.
— Выпьете со мной?
Прагер поколебался:
— Только быстро, если вы не против. У меня встреча.
— С Бергером? — Мендоса кивнул бармену, тот безмолвно налил бренди в два бокала. — Когда он отчаливает в Рио? Утром?
— Думаю, да.
Прагер потягивал бренди, понимая, что находится теперь на опасной почве. Ему было пятьдесят пять, помощник консула германского посольства в Рио до августа 1942 года, когда бразильцы, разъяренные торпедированием немецкими подлодками нескольких торговых судов, объявили войну Германии. Не более, чем жест, но это вызвало проблему, что делать с лицами немецкой национальности — в частности, со все возрастающим числом моряков Кригсмарине, оказавшихся на берегах Бразилии.
Прагер, пробывший в стране двадцать лет и принятый в высоких сферах, был оставлен справляться со всем этим. Так как, кроме всего прочего, между Бразилией и Германией лежало пять тысяч миль океана, то не было нужды устраивать дорогие лагеря для интернированных. Бразильское правительство довольствовалось ежемесячными отчетами, которые он представлял о своих гражданах. Пока они где-нибудь работали и ни во что не вмешивались, все были счастливы.
Мендоса сказал:
— Я начальник этой гавани уже два года и большую часть этого времени «Дойчланд» приходила регулярно. Скажем, раз в два месяца.
— Да?
— На судне такого размера обычно есть капитан, помощник, боцман, примерно шесть матросов и кок.
— Верно.
Мендоса задумчиво глотнул немного вина:
— У меня информация, что команда Бергера в этом рейсе что-то около двадцати человек.
Он дружелюбно улыбнулся, но глаза на толстом лице глядели остро. Прагер осторожно сказал:
— В Рио много немецких моряков.
— И каждый день становится все больше. Война, мой друг, для вас идет неважно.
— Бергер, наверное, хочет многим дать работу.
Мендоса счастливо улыбнулся:
— Ну конечно. Это объяснение мне не приходило в голову. Но не буду вас задерживать. Может, найдется время еще глотнуть завтра?
— Надеюсь, да.
Прагер быстро вышел. Рихтер ждал, стоя на веранде. Дождь неослабно молотил по земле.
— Все в порядке? — спросил он.
— Не совсем — ответил Прагер. — Он понял, что что-то происходит. Но может ли он вообразить себе правду? Никто в здравом уме не поверит. — Он хлопнул Рихтера по плечу: — Пошли.
Боцман произнес:
— Я не мог сказать вам в баре, но вас спрашивали.
Позади послышались шаги, Прагер обернулся, и монахиня в тропически-белом облачении выступила на свет. Это была невысокая женщина, чуть более пяти футов, с ясными, безмятежными глазами и спокойным, чистым лицом.
— Сестра Анджела — сказала Рихтер.
— …из сестер милосердия миссии на Рио-Негро. Не надо представления, Хельмут. Сестра Анджела и я — старые знакомые.
Он снял панаму и протянул руку, которую она кротко пожала с неожиданной силой.
— Рад снова увидеть вас, сестра.
— И я рада, господин Прагер. Думаю, вы знаете, почему я здесь.
— О, да, сестра. — Отто Прагер тепло улыбнулся. — Кажется, знаю.
Прагер глядел вверх с явным удовольствием, взбираясь по веревочной лестнице. Это была трехмачтовая баркентина, построенная Хемитом Кемпбеллом в Клайде в 1881 году, и построенная с любовью, пониманием и грацией, с элегантными обводами клиппера и длинными кливерами.
Она провела жизнь в торговле; из Ньюкасла-на-Тайне с пароходным углем в Вальпараисо; с чилийскими шпротами на американское западное побережье; строевой лес в Австралию; шерсть в Британию… бесконечное кольцо, пока паруса не вымерли в обреченной попытке побороть пар; один пользователь за другим и три смены имени, пока, наконец, она не была куплена бразильской фирмой «Братья Майер» — семейством немецкого происхождения, перекрестившим ее в «Дойчланд» и пославшим на прибрежную торговлю. От Рио до Белема и устья Амазонки — судно как раз для таких глубин, при полной загрузке ей хватало восьми футов.
Прагер добрался до палубы и протянул руку сестре Анджеле. Рихтер страховал ее на лестнице. Три матроса у главной мачты смотрели в изумлении, как маленькая монахиня подымалась на борт, один из них поспешил вперед и тоже протянул ей руку.
Она поблагодарила его и Прагер сказал:
— Думаю, будет лучше, если я вначале поговорю с капитаном Бергером один.
— Как считаете лучшим, господин Прагер — сказала она спокойно.
Он повернулся к Рихтеру:
— Отведите добрую сестру в салон и подождите меня возле каюты капитана.
Рихтер и сестра Анджела спустились по трапу, а Прагер прошел на корму к квартердеку. Каюта Бергера была внизу. Он поколебался, потом, собравшись, постучал в дверь и вошел.
Каюта была маленькой, спартанской по обстановке — узкая койка, три шкафа и ничего кроме стола, за которым сидел Бергер, меря линейкой карту, расстеленную перед ним.
Он поднял глаза с видимым облегчением:
— Я начал беспокоиться.
Ему было сорок восемь лет, среднего роста, с хорошими плечами, в жестких темных волосах и бороде просвечивала седина, лицо высушено морем и солнцем.
— Я извиняюсь — сказал Прагер. — В полете из Рио мы попали в тяжелую грозу. Пилот настоял на посадке в Каролине, пока погода не прояснится. Мы были там четыре часа.
Бергер открыл ящик сандалового дерева и предложил черуту.
— Каковы последние военные новости?
— Все плохо. — Прагер сел в кресло напротив и принял огонек. — С пятнадцатого числа этого месяца американские и французские силы высадились на средиземноморском берегу. Два дня назад французские танки вошли в Париж.
Бергер тихо присвистнул:
— Следующая остановка на Рейне.
— Могу представить.
— А потом Германия.
Он встал, подошел к одному из шкафов, открыл его и достал бутылку рома и два бокала.
— Что у русских?
— Красная Армия на границах Восточной Пруссии.
Бергер налил ром в бокалы и подвинул один.
— Вы знаете, Отто, мы, немцы, не защищали землю фатерланда с Наполеона. Это должно оказаться интересным испытанием.
— Бразилия, вероятно, лучшее место, где надо быть следующие год-два — сказал Прагер. — Адские времена, чтобы возвращаться домой.
— Или единственно возможное время — сказал Бергер. — Это зависит от точки зрения. Вы достали бумаги?
Прагер положил портфель на стол:
— Все что надо, и я снова проверил баркентину, которую вы упоминали, когда впервые говорили об этом безумном деле, «Гудрид Андерсен». Она все еще в гавани Готенбурга. Не была в море с первого года войны.
— Превосходно — сказал Бергер. — Тогда поплывем прямо отсюда.
— Вы полностью готовы?
Бергер открыл шкаф, достал спасательный жилет и бросил на стол. На спине стояла трафаретная надпись: «Гудрид Андерсен», Готенбург.
— И это, конечно. — Он показал шведский флаг. — Я думаю, вы согласитесь, что это важнейшая вещь.
Он улыбнулся:
— Все готово, поверьте. Название на борту мы сменим сразу, как выйдем за пределы каботажной зоны.
— А журнал?
— Я уже приготовил фальшивый на имя «Гудрид Андерсен» чтобы предъявить друзьям с противоположной стороны, если мы будем иметь несчастье натолкнуться на них. Настоящий журнал «Дойчланд» я буду вести тайно. Поступать иначе будет неразумно. — Он положил флаг и жилет обратно в шкаф. — Что же я могу сказать вам, старый друг? Без вашей тяжелой работы в прошедшие несколько месяцев, без информации, которую мы получали, без поддельных документов мы не могли бы даже подумать о таком предприятии.
Прагер сказал осторожно:
— Еще одна вещь, Эрих.
— Что?
Прагер поколебался, потом сказал:
— Семь пассажиров.
Бергер резко засмеялся:
— Ты наверное шутишь.
— Нет, я абсолютно серьезен. Ты брал их прежде, не так ли?
— Черт, ты знаешь, что да. В голосе Бергера было нечто похожее на гнев. — Я могу разместить восемь пассажиров. Две каюты по обе стороны салона, по две койки в каждой. Но я должен заметить, что полная команда на судне состоит из десяти человек, включая меня. А сейчас нас двадцать два, как тебе хорошо известно. Семь пассажиров означает, что дополнительная команда должна спать где придется. Невозможная ситуация.
— Но у вас только балласт — сказал Прагер. — Груза нет, и, конечно, настоящие пассажиры только усилят вашу легенду.
— Кто эти пассажиры?
— Немцы, которые хотят домой, как и твои люди. — Прагер глубоко вздохнул и продолжал. — Ну ладно, надо начать с худшего. Это монахини. Сестры милосердия с миссии на Негро. Я навещал их регулярно в последние два года, как всех других немцев в моем списке. Каждые три месяца необходимо продлить специальное разрешение властей — а туда так трудно попасть.
Бергер смотрел на него в изумление:
— Ради бога, Отто, я вышел из ума или ты?
Прагер молча встал и открыл дверь каюты. Рихтер стоял снаружи, куря сигарету. Прагер кивнул и боцман умчался.
— Что теперь? — требовательно спросил Бергер.
— Я взял одну из них с собой. Другие ждут на берегу. По крайней мере выслушай, что она скажет.
— Ты, наверное, потерял голову. Это единственно мыслимое объяснение.
Раздался стук в дверь. Прагер открыл и вошла сестра Анджела. Он сказал:
— Сестра, я рад познакомить вас с фрегаттен-капитаном Эрихом Бергером. Эрих, это сестра Анджела из ордена Малых Сестер Милосердия.
— Добрый вечер, капитан — сказала она.
Бергер мгновение смотрел вниз на крошечную монахиню, потом схватил Прагера за руку и, вытащив его под дождь, закрыл дверь каюты.
— Что, черт побери, я должен делать? Что мне сказать?
— Ты капитан — сказал ему Прагер. — Ты принимаешь решения и никто другой, по крайней мере, я всегда так думал. Я подожду вас здесь.
Он подошел к вантам левого борта. Бергер тихо выругался, поколебался и затем вошел.
Она стояла у стола, склонившись над хронометром в ящике под стеклянной крышкой. Она подняла глаза:
— Красиво, капитан. Очень красиво. Что это?
— Морской инструмент для небесных измерений, сестра, вместе с секстантом. Если я могу засечь позицию солнца, луны и звезд, то смогу узнать свою точную позицию на земной поверхности — конечно с доброй помощью таблиц.
Она повернулась к столу:
— Карта британского адмиралтейства. Почему?
— Потому что они лучшие — сказал Бергер, почему-то чувствуя себя невероятно беспомощным.
— Понимаю.
Она продолжала тем же спокойным голосом:
— Вы возьмете нас с собой?
— Послушайте, сестра, — сказал он. — Присядьте и позвольте мне объяснить. Он положил сверху другую карту. — Мы должны пройти рядом с Внешними Гебридами в Шотландии, кладбищем для парусников, особенно в плохую погоду, которая обычно держится там шесть дней из семи. И если мы останемся живы, то будет еще Оркнейский пролив, путь в Норвегию, а потом через Каттегат в Киль — добавил он с тяжелой иронией. — Пять тысяч миль, это все.
— И как долго мы будем плыть?
Он обнаружил, что отвечает:
— Невозможно сказать. Сорок, может быть, пятьдесят дней. Слишком многое зависит от погоды.
— Это кажется умеренным, особенно при наших обстоятельствах.
Бергер сказал:
— Скажите, когда вы впервые ехали сюда, как проходило ваше плавание?
— На пассажирском лайнере — Бремен. Это было как раз перед войной.
— Прекрасное судно. Комфортабельные каюты, горячая и холодная вода. Еда, как в отеле первого класса. Стюарды, чтобы помочь и поднести.
— Что именно вы хотите сказать, капитан?
— Что на этом судне жизнь будет совершенно иной. Плохая еда, тесные помещения. Ведро уборной, опустошаемое ежедневно. Только соленая вода для умывания. И буря — а настоящая буря под парусами может быть страшным испытанием. В плохую погоду не будет сухого местечка от киля до клотика. Вы когда-нибудь укладывались на койку с влажным одеялом, когда сильный шторм пытается оторвать доски палубы над вашей головой? — Он сложил карту и твердо сказал — Я извиняюсь. Не вижу смысла продолжать эту дискуссию.
Она кивнула задумчиво:
— Расскажите мне еще кое-что. Как случилось, что германский морской офицер командует бразильским торговым судном?
— Я был капитаном вспомогательного судна подводного флота «Эссен» замаскированного под американское топливное судно «Джордж Грант». В нашем третьем плавание в Южной Атлантике нас торпедировала британская подлодка, которая не обманулась камуфляжем. Ирония в том, что я попытаюсь провести «Дойчланд» сходным образом, как шведское судно.
— А как вам удалось достичь Бразилии?
— Был подобран португальским торговым судном и передан бразильским властям, когда мы прибыли в Рио. Бразильцы выпускают под честное слово тех из нас, кто может найти работу. Братья Майер, владельцы «Дойчланд» и прибрежные торговцы, — бразильские граждане немецкого происхождения. Они помогли многим из нас. Мы плавали из Рио в Белем и обратно раз в месяц с обычным грузом.
— И вы отплатите им, украв их судно?
— Это ваша точка зрения. Я лишь надеюсь, что они простят меня, когда узнают факты. У нас действительно нет другого шанса.
— Почему?
— Бразильцы начинают играть все более активную роль в войне. В прошлом месяце они послали войска в Италию. Думаю, для нас дела здесь могут пойти намного труднее.
— А другая причина?
— Вы думаете, у меня есть другая?
Она ждала, сложив руки и не говоря ни слова. Бергер пожал плечами, открыл ящик стола и достал бумажник. Он вынул фотографию и передал ей. Она была сильно измята и полита соленой водой, но улыбки на лицах трех маленьких девочек были еще видны.
— Ваши дети?
— Снято в сорок первом. Хайди слева, теперь ей уже десять. Еве восемь и Эльзе будет шесть в октябре.
— А их мать?
— Погибла при бомбардировке Гамбурга три месяца назад.
Она машинально перекрестилась:
— Что случилось с детьми?
— Господин Прагер узнал через наше посольство в Аргентине. Моя мать увезла их в Баварию.
— Благодарите Господа за его безмерную милость.
— Надо ли? — Лицо Бергера побледнело. — Германия гибнет, сестра, это дело лишь нескольких месяцев. Можете представить, как будет плохо? А моя мать — старая женщина. Если что-нибудь случится с ней… — Дрожь пробежала по его лицу и он тяжело облокотился на стол. — Я хочу быть с ними, потому что именно там я нужен, а не здесь, на краю мира, так далеко, что сомневаешься, идет ли война.
— И на что вы пойдете ради этого?
— На все, включая тысячи миль океана под полным господством британского и американского флота на залатанном паруснике, который не терял из вида землю более двадцати лет. Старая лохань, не бывшая в ремонте дольше, чем я могу вспомнить. Невозможное путешествие.
— Которое господин Рихтер, ваш боцман, очевидно хочет совершить.
— Хельмут — это особый случай. Прекраснейший моряк из тех, кого я знаю. У него бесценный опыт под парусами. Служил юнгой на финском паруснике, перевозившем чилийские нитраты. Для вас это ничего не значит, но для любого моряка…
— Но господин Прагер говорил, что еще двадцать человек вашей команды хотят совершить это, так называемое невозможное путешествие.
— У большинства из них причины похожи на мои. Я могу припомнить по меньшей мере семьдесят человек в Рио, которые были бы рады залезть в наши башмаки. Они тянули жребий на последние десять мест в немецком баре в гавани Рио две недели назад. — Он покачал головой — Они хотят домой, сестра, понимаете? И для этого, говоря вашими словами, они готовы на все.
— А я и мои спутницы не таковы? У нас тоже есть семьи, капитан, и они тоже дороги для нас. Более того, в том, что предстоит, дома мы нужнее всего.
Бергер встал, глядя на нее, потом покачал головой:
— Нет. В любом случае уже поздно. Вам нужны шведские паспорта, это существенная часть плана. Прагер устроил их для всех нас.
Она встала, открыла дверь каюты и позвала:
— Господин Прагер!
Он вынырнул из дождя:
— Что?
— Мой паспорт пожалуйста. Могу я получить его сейчас?
Прагер открыл портфель. Он поискал внутри, потом достал паспорт и положил на стол перед Бергером. Бергер нахмурился:
— Шведский.
Он открыл его и с фотографии на него смотрела сестра Анджела. Он поднял глаза:
— Не будете ли вы так любезны подождать снаружи, сестра. Я немного поговорю со своим добрым другом.
Она помедлила, коротко взглянула на Прагера и вышла.
Прагер сказал:
— Послушай, Эрих, позволь мне объяснить.
Бергер держал паспорт:
— Не та штука, которую можно состряпать за двадцать четыре часа, так что ты должен знать об этом достаточно давно. Почему, черт побери, ты мне не сказал?
— Потому что знал, что твоя реакция будет именно такой.
— Так ты думал придержать, пока мне будет слишком поздно сказать нет? Но ты совершил ошибку. Я так не играю. И что с той миссией, где они работали? Она так вдруг стала ненужной?
— Бразильский департамент внутренних дел изменил свою политику относительно индейцев в этом районе: их хотят переселить и привезти белых фермеров. Из-за этого, миссию в любом случае закроют.
— Их орден призван к больничному служению, не так ли? Конечно, найдутся другие отдушины для проявления их талантов.
— Но они тоже немки, Эрих. Представляешь, как пойдут дела, когда первые бразильские раненые начнут поступать из Италии?
Повисла долгая пауза. Бергер взял шведский паспорт, открыл и снова рассмотрел фото:
— Похоже, она сулит мне беду. Она добивалась своего всегда.
— Чепуха — сказал Прагер. — Я очень давно знаю ее семью. Добрый прусский род. Отец был пехотным генералом. В восемнадцатом она работала сестрой милосердия на Западном фронте.
Бергер не смог скрыть удивления:
— Суровая биография для Малой Сестры Милосердия. Что же не сложилось? Какой-нибудь скандал?
— Совсем нет. Был молодой человек, кажется, летчик.
— … одним прекрасным утром не вернувшийся домой, так что она нашла утешение в совершении добрых дел. — Бергер покачал головой — Звучит, как очень скверная пьеса.
— Ты все понял неверно, Эрих. Я слышал версию, он заставил ее думать, что погиб. У нее была депрессия, почти стоившая ей жизни и, едва она оправилась, как встретила его гуляющего по Унтер-ден-Линден с другой девушкой под руку.
Бергер поднял руки:
— Ни слова больше. Я понимаю, когда побит. Приведи ее.
Прагер быстро подошел к двери и открыл ее. Она стояла снаружи, разговаривая с боцманом.
Бергер сказал:
— Вы победили, сестра. Скажите Рихтеру, чтобы он отвез вас на берег, забрать ваших подруг. Будьте здесь к двум ночи, в это время мы отплываем, и если вас не будет, мы уйдем без вас.
— Благослови вас Бог, капитан.
— Думаю, сейчас он достаточно занят и без меня.
Когда она двинулась к двери, он добавил:
— Еще одно. Попытайтесь не ставить в известность команду до того, как появитесь.
— Они будут волноваться из-за нашего присутствия?
— Весьма вероятно. Моряки по природе суеверны. Среди всего прочего, отплытие в пятницу предрекает беду. То же самое — иметь пассажиром любого священника. Мы, разумеется, привлечем все несчастья мира с семью монахинями среди нас.
— Пятью, капитан. Только пятью — сказала она и вышла.
Бергер нахмурился и повернулся к Прагеру:
— Ты сказал, семь пассажиров.
— Именно так.
Прагер порылся в портфеле, выудил еще два шведских паспорта и положил на стол.
— Один для Гертруды и один для меня. Она тоже ждет на берегу с нашим багажом, в который, я хочу добавить, входит беспроволочный передатчик, что ты просил достать.
Бергер смотрел на него в остолбенении:
— Ты с женой? — хрипло сказал он. — Великий боже, Отто, тебе шестьдесят пять на днях. А что ты скажешь своим хозяевам в Берлине?
— Из того, что я знаю, следует, что русские, похоже, будут там раньше меня, так что это не имеет особого значения.
Прагер вежливо улыбнулся:
— Видишь ли, Эрих, мы тоже хотим домой.
Он ухватился за поручень, наклонился вперед и заговорил тихим голосом:
— Я не хочу много говорить. Вы все знаете наши шансы. Это дьявольски трудное плавание, я не хочу притворяться, но если вы будете выполнять, что я говорю, мы сделаем это вместе — вы, я и старая «Дойчланд».
Среди них возникло шевеление, не более того, и он продолжал, со слабой иронией в голосе:
— Еще одна вещь. Как многие из вас заметили, у нас есть пассажиры. Господин Прагер, ранее помощник консула в нашем посольстве в Рио, его жена, и пять монахинь из миссии на Рио-Негро.
Он помолчал. Они ждали под шелест дождя.
— Монахини — сказал он, — но все-таки женщины, а это долгое путешествие, так позвольте мне сказать прямо. Я лично застрелю любого, кто зайдет за черту, и потом внесу запись в журнал. — Он выпрямился — Теперь все по местам.
Когда он повернулся от поручня, из темноты выступил его помощник. Лейтенант-дур-зев Йоханн Штурм, высокий белокурый молодой человек из Миндела в Вестфалии, отпраздновал свой двадцатый день рождения лишь три дня назад. Подобно Рихтеру он был подводником и служил на подлодке вторым вахтенным офицером.
Дождь начался внезапно, теплый и сильный, пропахший гниющими растениями из приречных джунглей. Прагер поднял воротник куртки и, держа под мышкой старый кожаный портфель, заторопился под стеной воды к бару «Огни Лиссабона» в конце рыбного пирса.
Слышались звуки музыки, слабые, но достаточно ясные: медленная грустная самба, вызывающая ощущение ночи. Он поднялся по ступенькам на веранду, снял очки, вытер капли дождя платком, аккуратно водрузил их на место и заглянул внутрь.
Место было пустынно, если не считать бармена и Хельмута Рихтера, боцмана с «Дойчланд», сидевшем в конце бара с бутылкой и бокалом перед ним. Это был крупный тяжеловесный мужчина в штормовке и джинсовом кепи с длинными светлыми волосами и бородой, делавшей взгляд старше его двадцати восьми лет.
Прагер вошел. Бармен, протирающий рюмку, поднял глаза. Прагер проигнорировал и прошел к бару, стряхивая дождь с панамы. Он поставил портфель на пол к ногам.
— Доброй ночи, Хельмут.
Рихтер степенно кивнул и поднял бутылку:
— Глоточек, господин Прагер?
— Наверное, нет.
— Мудрый выбор.
Рихтер наполнил свой бокал:
— Кашаса. Говорят, она портит мозги и печень. Плохая замена доброму шнапсу, но его не видят здесь с тридцать девятого.
— Капитан Бергер здесь?
— Ждет вас на борту.
Прагер снова поднял портфель:
— Тогда нам надо идти. Времени немного. Кто-нибудь спрашивал обо мне?
Прежде чем Рихтер ответил, голос произнес на португальском:
— Сеньор Прагер, приятный сюрприз.
Прагер быстро обернулся, занавеска на маленькой кабинке позади него отодвинулась. Человек, сидевший там с бутылкой вина, был полноват, мятая форма цвета хаки в пятнах пота и разошлась по швам.
Прагер изобразил улыбку:
— Капитан Мендоса, вы когда-нибудь спите?
— Не слишком часто. Что на этот раз, дела или удовольствия?
— Всего понемногу. Вы знаете, положение лиц немецкой национальности в наши дни довольно трудное. Ваше правительство более обычного настаивает на регулярных отчетах.
— Поэтому необходимо, чтобы вы увидели Бергера и его людей лично?
— В первый день последней недели каждого месяца. Ваши люди в Рио очень строги в этих вопросах.
— А добрая сеньора Прагер? Я понял, что вы прилетели вместе.
— У меня несколько дней отпуска, а она не видела эту часть страны. Идеальный повод.
Рихтер выскользнул, не говоря ни слова. Мендоса проводил его взглядом:
— Славный парень — сказал он. — Кем он был? Главным рулевым на подлодке. Оберштойерманн, я правильно произношу?
— Да.
— Выпьете со мной?
Прагер поколебался:
— Только быстро, если вы не против. У меня встреча.
— С Бергером? — Мендоса кивнул бармену, тот безмолвно налил бренди в два бокала. — Когда он отчаливает в Рио? Утром?
— Думаю, да.
Прагер потягивал бренди, понимая, что находится теперь на опасной почве. Ему было пятьдесят пять, помощник консула германского посольства в Рио до августа 1942 года, когда бразильцы, разъяренные торпедированием немецкими подлодками нескольких торговых судов, объявили войну Германии. Не более, чем жест, но это вызвало проблему, что делать с лицами немецкой национальности — в частности, со все возрастающим числом моряков Кригсмарине, оказавшихся на берегах Бразилии.
Прагер, пробывший в стране двадцать лет и принятый в высоких сферах, был оставлен справляться со всем этим. Так как, кроме всего прочего, между Бразилией и Германией лежало пять тысяч миль океана, то не было нужды устраивать дорогие лагеря для интернированных. Бразильское правительство довольствовалось ежемесячными отчетами, которые он представлял о своих гражданах. Пока они где-нибудь работали и ни во что не вмешивались, все были счастливы.
Мендоса сказал:
— Я начальник этой гавани уже два года и большую часть этого времени «Дойчланд» приходила регулярно. Скажем, раз в два месяца.
— Да?
— На судне такого размера обычно есть капитан, помощник, боцман, примерно шесть матросов и кок.
— Верно.
Мендоса задумчиво глотнул немного вина:
— У меня информация, что команда Бергера в этом рейсе что-то около двадцати человек.
Он дружелюбно улыбнулся, но глаза на толстом лице глядели остро. Прагер осторожно сказал:
— В Рио много немецких моряков.
— И каждый день становится все больше. Война, мой друг, для вас идет неважно.
— Бергер, наверное, хочет многим дать работу.
Мендоса счастливо улыбнулся:
— Ну конечно. Это объяснение мне не приходило в голову. Но не буду вас задерживать. Может, найдется время еще глотнуть завтра?
— Надеюсь, да.
Прагер быстро вышел. Рихтер ждал, стоя на веранде. Дождь неослабно молотил по земле.
— Все в порядке? — спросил он.
— Не совсем — ответил Прагер. — Он понял, что что-то происходит. Но может ли он вообразить себе правду? Никто в здравом уме не поверит. — Он хлопнул Рихтера по плечу: — Пошли.
Боцман произнес:
— Я не мог сказать вам в баре, но вас спрашивали.
Позади послышались шаги, Прагер обернулся, и монахиня в тропически-белом облачении выступила на свет. Это была невысокая женщина, чуть более пяти футов, с ясными, безмятежными глазами и спокойным, чистым лицом.
— Сестра Анджела — сказала Рихтер.
— …из сестер милосердия миссии на Рио-Негро. Не надо представления, Хельмут. Сестра Анджела и я — старые знакомые.
Он снял панаму и протянул руку, которую она кротко пожала с неожиданной силой.
— Рад снова увидеть вас, сестра.
— И я рада, господин Прагер. Думаю, вы знаете, почему я здесь.
— О, да, сестра. — Отто Прагер тепло улыбнулся. — Кажется, знаю.
***
Якорная лампа висела на носу «Дойчланд», как требовали морские правила, и ее они увидели первой, когда Рихтер повел шлюпку через гавань. Потом внезапно баркентина оказалась очень близко, мачты и перекладины чернели на фоне неба.Прагер глядел вверх с явным удовольствием, взбираясь по веревочной лестнице. Это была трехмачтовая баркентина, построенная Хемитом Кемпбеллом в Клайде в 1881 году, и построенная с любовью, пониманием и грацией, с элегантными обводами клиппера и длинными кливерами.
Она провела жизнь в торговле; из Ньюкасла-на-Тайне с пароходным углем в Вальпараисо; с чилийскими шпротами на американское западное побережье; строевой лес в Австралию; шерсть в Британию… бесконечное кольцо, пока паруса не вымерли в обреченной попытке побороть пар; один пользователь за другим и три смены имени, пока, наконец, она не была куплена бразильской фирмой «Братья Майер» — семейством немецкого происхождения, перекрестившим ее в «Дойчланд» и пославшим на прибрежную торговлю. От Рио до Белема и устья Амазонки — судно как раз для таких глубин, при полной загрузке ей хватало восьми футов.
Прагер добрался до палубы и протянул руку сестре Анджеле. Рихтер страховал ее на лестнице. Три матроса у главной мачты смотрели в изумлении, как маленькая монахиня подымалась на борт, один из них поспешил вперед и тоже протянул ей руку.
Она поблагодарила его и Прагер сказал:
— Думаю, будет лучше, если я вначале поговорю с капитаном Бергером один.
— Как считаете лучшим, господин Прагер — сказала она спокойно.
Он повернулся к Рихтеру:
— Отведите добрую сестру в салон и подождите меня возле каюты капитана.
Рихтер и сестра Анджела спустились по трапу, а Прагер прошел на корму к квартердеку. Каюта Бергера была внизу. Он поколебался, потом, собравшись, постучал в дверь и вошел.
Каюта была маленькой, спартанской по обстановке — узкая койка, три шкафа и ничего кроме стола, за которым сидел Бергер, меря линейкой карту, расстеленную перед ним.
Он поднял глаза с видимым облегчением:
— Я начал беспокоиться.
Ему было сорок восемь лет, среднего роста, с хорошими плечами, в жестких темных волосах и бороде просвечивала седина, лицо высушено морем и солнцем.
— Я извиняюсь — сказал Прагер. — В полете из Рио мы попали в тяжелую грозу. Пилот настоял на посадке в Каролине, пока погода не прояснится. Мы были там четыре часа.
Бергер открыл ящик сандалового дерева и предложил черуту.
— Каковы последние военные новости?
— Все плохо. — Прагер сел в кресло напротив и принял огонек. — С пятнадцатого числа этого месяца американские и французские силы высадились на средиземноморском берегу. Два дня назад французские танки вошли в Париж.
Бергер тихо присвистнул:
— Следующая остановка на Рейне.
— Могу представить.
— А потом Германия.
Он встал, подошел к одному из шкафов, открыл его и достал бутылку рома и два бокала.
— Что у русских?
— Красная Армия на границах Восточной Пруссии.
Бергер налил ром в бокалы и подвинул один.
— Вы знаете, Отто, мы, немцы, не защищали землю фатерланда с Наполеона. Это должно оказаться интересным испытанием.
— Бразилия, вероятно, лучшее место, где надо быть следующие год-два — сказал Прагер. — Адские времена, чтобы возвращаться домой.
— Или единственно возможное время — сказал Бергер. — Это зависит от точки зрения. Вы достали бумаги?
Прагер положил портфель на стол:
— Все что надо, и я снова проверил баркентину, которую вы упоминали, когда впервые говорили об этом безумном деле, «Гудрид Андерсен». Она все еще в гавани Готенбурга. Не была в море с первого года войны.
— Превосходно — сказал Бергер. — Тогда поплывем прямо отсюда.
— Вы полностью готовы?
Бергер открыл шкаф, достал спасательный жилет и бросил на стол. На спине стояла трафаретная надпись: «Гудрид Андерсен», Готенбург.
— И это, конечно. — Он показал шведский флаг. — Я думаю, вы согласитесь, что это важнейшая вещь.
Он улыбнулся:
— Все готово, поверьте. Название на борту мы сменим сразу, как выйдем за пределы каботажной зоны.
— А журнал?
— Я уже приготовил фальшивый на имя «Гудрид Андерсен» чтобы предъявить друзьям с противоположной стороны, если мы будем иметь несчастье натолкнуться на них. Настоящий журнал «Дойчланд» я буду вести тайно. Поступать иначе будет неразумно. — Он положил флаг и жилет обратно в шкаф. — Что же я могу сказать вам, старый друг? Без вашей тяжелой работы в прошедшие несколько месяцев, без информации, которую мы получали, без поддельных документов мы не могли бы даже подумать о таком предприятии.
Прагер сказал осторожно:
— Еще одна вещь, Эрих.
— Что?
Прагер поколебался, потом сказал:
— Семь пассажиров.
Бергер резко засмеялся:
— Ты наверное шутишь.
— Нет, я абсолютно серьезен. Ты брал их прежде, не так ли?
— Черт, ты знаешь, что да. В голосе Бергера было нечто похожее на гнев. — Я могу разместить восемь пассажиров. Две каюты по обе стороны салона, по две койки в каждой. Но я должен заметить, что полная команда на судне состоит из десяти человек, включая меня. А сейчас нас двадцать два, как тебе хорошо известно. Семь пассажиров означает, что дополнительная команда должна спать где придется. Невозможная ситуация.
— Но у вас только балласт — сказал Прагер. — Груза нет, и, конечно, настоящие пассажиры только усилят вашу легенду.
— Кто эти пассажиры?
— Немцы, которые хотят домой, как и твои люди. — Прагер глубоко вздохнул и продолжал. — Ну ладно, надо начать с худшего. Это монахини. Сестры милосердия с миссии на Негро. Я навещал их регулярно в последние два года, как всех других немцев в моем списке. Каждые три месяца необходимо продлить специальное разрешение властей — а туда так трудно попасть.
Бергер смотрел на него в изумление:
— Ради бога, Отто, я вышел из ума или ты?
Прагер молча встал и открыл дверь каюты. Рихтер стоял снаружи, куря сигарету. Прагер кивнул и боцман умчался.
— Что теперь? — требовательно спросил Бергер.
— Я взял одну из них с собой. Другие ждут на берегу. По крайней мере выслушай, что она скажет.
— Ты, наверное, потерял голову. Это единственно мыслимое объяснение.
Раздался стук в дверь. Прагер открыл и вошла сестра Анджела. Он сказал:
— Сестра, я рад познакомить вас с фрегаттен-капитаном Эрихом Бергером. Эрих, это сестра Анджела из ордена Малых Сестер Милосердия.
— Добрый вечер, капитан — сказала она.
Бергер мгновение смотрел вниз на крошечную монахиню, потом схватил Прагера за руку и, вытащив его под дождь, закрыл дверь каюты.
— Что, черт побери, я должен делать? Что мне сказать?
— Ты капитан — сказал ему Прагер. — Ты принимаешь решения и никто другой, по крайней мере, я всегда так думал. Я подожду вас здесь.
Он подошел к вантам левого борта. Бергер тихо выругался, поколебался и затем вошел.
Она стояла у стола, склонившись над хронометром в ящике под стеклянной крышкой. Она подняла глаза:
— Красиво, капитан. Очень красиво. Что это?
— Морской инструмент для небесных измерений, сестра, вместе с секстантом. Если я могу засечь позицию солнца, луны и звезд, то смогу узнать свою точную позицию на земной поверхности — конечно с доброй помощью таблиц.
Она повернулась к столу:
— Карта британского адмиралтейства. Почему?
— Потому что они лучшие — сказал Бергер, почему-то чувствуя себя невероятно беспомощным.
— Понимаю.
Она продолжала тем же спокойным голосом:
— Вы возьмете нас с собой?
— Послушайте, сестра, — сказал он. — Присядьте и позвольте мне объяснить. Он положил сверху другую карту. — Мы должны пройти рядом с Внешними Гебридами в Шотландии, кладбищем для парусников, особенно в плохую погоду, которая обычно держится там шесть дней из семи. И если мы останемся живы, то будет еще Оркнейский пролив, путь в Норвегию, а потом через Каттегат в Киль — добавил он с тяжелой иронией. — Пять тысяч миль, это все.
— И как долго мы будем плыть?
Он обнаружил, что отвечает:
— Невозможно сказать. Сорок, может быть, пятьдесят дней. Слишком многое зависит от погоды.
— Это кажется умеренным, особенно при наших обстоятельствах.
Бергер сказал:
— Скажите, когда вы впервые ехали сюда, как проходило ваше плавание?
— На пассажирском лайнере — Бремен. Это было как раз перед войной.
— Прекрасное судно. Комфортабельные каюты, горячая и холодная вода. Еда, как в отеле первого класса. Стюарды, чтобы помочь и поднести.
— Что именно вы хотите сказать, капитан?
— Что на этом судне жизнь будет совершенно иной. Плохая еда, тесные помещения. Ведро уборной, опустошаемое ежедневно. Только соленая вода для умывания. И буря — а настоящая буря под парусами может быть страшным испытанием. В плохую погоду не будет сухого местечка от киля до клотика. Вы когда-нибудь укладывались на койку с влажным одеялом, когда сильный шторм пытается оторвать доски палубы над вашей головой? — Он сложил карту и твердо сказал — Я извиняюсь. Не вижу смысла продолжать эту дискуссию.
Она кивнула задумчиво:
— Расскажите мне еще кое-что. Как случилось, что германский морской офицер командует бразильским торговым судном?
— Я был капитаном вспомогательного судна подводного флота «Эссен» замаскированного под американское топливное судно «Джордж Грант». В нашем третьем плавание в Южной Атлантике нас торпедировала британская подлодка, которая не обманулась камуфляжем. Ирония в том, что я попытаюсь провести «Дойчланд» сходным образом, как шведское судно.
— А как вам удалось достичь Бразилии?
— Был подобран португальским торговым судном и передан бразильским властям, когда мы прибыли в Рио. Бразильцы выпускают под честное слово тех из нас, кто может найти работу. Братья Майер, владельцы «Дойчланд» и прибрежные торговцы, — бразильские граждане немецкого происхождения. Они помогли многим из нас. Мы плавали из Рио в Белем и обратно раз в месяц с обычным грузом.
— И вы отплатите им, украв их судно?
— Это ваша точка зрения. Я лишь надеюсь, что они простят меня, когда узнают факты. У нас действительно нет другого шанса.
— Почему?
— Бразильцы начинают играть все более активную роль в войне. В прошлом месяце они послали войска в Италию. Думаю, для нас дела здесь могут пойти намного труднее.
— А другая причина?
— Вы думаете, у меня есть другая?
Она ждала, сложив руки и не говоря ни слова. Бергер пожал плечами, открыл ящик стола и достал бумажник. Он вынул фотографию и передал ей. Она была сильно измята и полита соленой водой, но улыбки на лицах трех маленьких девочек были еще видны.
— Ваши дети?
— Снято в сорок первом. Хайди слева, теперь ей уже десять. Еве восемь и Эльзе будет шесть в октябре.
— А их мать?
— Погибла при бомбардировке Гамбурга три месяца назад.
Она машинально перекрестилась:
— Что случилось с детьми?
— Господин Прагер узнал через наше посольство в Аргентине. Моя мать увезла их в Баварию.
— Благодарите Господа за его безмерную милость.
— Надо ли? — Лицо Бергера побледнело. — Германия гибнет, сестра, это дело лишь нескольких месяцев. Можете представить, как будет плохо? А моя мать — старая женщина. Если что-нибудь случится с ней… — Дрожь пробежала по его лицу и он тяжело облокотился на стол. — Я хочу быть с ними, потому что именно там я нужен, а не здесь, на краю мира, так далеко, что сомневаешься, идет ли война.
— И на что вы пойдете ради этого?
— На все, включая тысячи миль океана под полным господством британского и американского флота на залатанном паруснике, который не терял из вида землю более двадцати лет. Старая лохань, не бывшая в ремонте дольше, чем я могу вспомнить. Невозможное путешествие.
— Которое господин Рихтер, ваш боцман, очевидно хочет совершить.
— Хельмут — это особый случай. Прекраснейший моряк из тех, кого я знаю. У него бесценный опыт под парусами. Служил юнгой на финском паруснике, перевозившем чилийские нитраты. Для вас это ничего не значит, но для любого моряка…
— Но господин Прагер говорил, что еще двадцать человек вашей команды хотят совершить это, так называемое невозможное путешествие.
— У большинства из них причины похожи на мои. Я могу припомнить по меньшей мере семьдесят человек в Рио, которые были бы рады залезть в наши башмаки. Они тянули жребий на последние десять мест в немецком баре в гавани Рио две недели назад. — Он покачал головой — Они хотят домой, сестра, понимаете? И для этого, говоря вашими словами, они готовы на все.
— А я и мои спутницы не таковы? У нас тоже есть семьи, капитан, и они тоже дороги для нас. Более того, в том, что предстоит, дома мы нужнее всего.
Бергер встал, глядя на нее, потом покачал головой:
— Нет. В любом случае уже поздно. Вам нужны шведские паспорта, это существенная часть плана. Прагер устроил их для всех нас.
Она встала, открыла дверь каюты и позвала:
— Господин Прагер!
Он вынырнул из дождя:
— Что?
— Мой паспорт пожалуйста. Могу я получить его сейчас?
Прагер открыл портфель. Он поискал внутри, потом достал паспорт и положил на стол перед Бергером. Бергер нахмурился:
— Шведский.
Он открыл его и с фотографии на него смотрела сестра Анджела. Он поднял глаза:
— Не будете ли вы так любезны подождать снаружи, сестра. Я немного поговорю со своим добрым другом.
Она помедлила, коротко взглянула на Прагера и вышла.
Прагер сказал:
— Послушай, Эрих, позволь мне объяснить.
Бергер держал паспорт:
— Не та штука, которую можно состряпать за двадцать четыре часа, так что ты должен знать об этом достаточно давно. Почему, черт побери, ты мне не сказал?
— Потому что знал, что твоя реакция будет именно такой.
— Так ты думал придержать, пока мне будет слишком поздно сказать нет? Но ты совершил ошибку. Я так не играю. И что с той миссией, где они работали? Она так вдруг стала ненужной?
— Бразильский департамент внутренних дел изменил свою политику относительно индейцев в этом районе: их хотят переселить и привезти белых фермеров. Из-за этого, миссию в любом случае закроют.
— Их орден призван к больничному служению, не так ли? Конечно, найдутся другие отдушины для проявления их талантов.
— Но они тоже немки, Эрих. Представляешь, как пойдут дела, когда первые бразильские раненые начнут поступать из Италии?
Повисла долгая пауза. Бергер взял шведский паспорт, открыл и снова рассмотрел фото:
— Похоже, она сулит мне беду. Она добивалась своего всегда.
— Чепуха — сказал Прагер. — Я очень давно знаю ее семью. Добрый прусский род. Отец был пехотным генералом. В восемнадцатом она работала сестрой милосердия на Западном фронте.
Бергер не смог скрыть удивления:
— Суровая биография для Малой Сестры Милосердия. Что же не сложилось? Какой-нибудь скандал?
— Совсем нет. Был молодой человек, кажется, летчик.
— … одним прекрасным утром не вернувшийся домой, так что она нашла утешение в совершении добрых дел. — Бергер покачал головой — Звучит, как очень скверная пьеса.
— Ты все понял неверно, Эрих. Я слышал версию, он заставил ее думать, что погиб. У нее была депрессия, почти стоившая ей жизни и, едва она оправилась, как встретила его гуляющего по Унтер-ден-Линден с другой девушкой под руку.
Бергер поднял руки:
— Ни слова больше. Я понимаю, когда побит. Приведи ее.
Прагер быстро подошел к двери и открыл ее. Она стояла снаружи, разговаривая с боцманом.
Бергер сказал:
— Вы победили, сестра. Скажите Рихтеру, чтобы он отвез вас на берег, забрать ваших подруг. Будьте здесь к двум ночи, в это время мы отплываем, и если вас не будет, мы уйдем без вас.
— Благослови вас Бог, капитан.
— Думаю, сейчас он достаточно занят и без меня.
Когда она двинулась к двери, он добавил:
— Еще одно. Попытайтесь не ставить в известность команду до того, как появитесь.
— Они будут волноваться из-за нашего присутствия?
— Весьма вероятно. Моряки по природе суеверны. Среди всего прочего, отплытие в пятницу предрекает беду. То же самое — иметь пассажиром любого священника. Мы, разумеется, привлечем все несчастья мира с семью монахинями среди нас.
— Пятью, капитан. Только пятью — сказала она и вышла.
Бергер нахмурился и повернулся к Прагеру:
— Ты сказал, семь пассажиров.
— Именно так.
Прагер порылся в портфеле, выудил еще два шведских паспорта и положил на стол.
— Один для Гертруды и один для меня. Она тоже ждет на берегу с нашим багажом, в который, я хочу добавить, входит беспроволочный передатчик, что ты просил достать.
Бергер смотрел на него в остолбенении:
— Ты с женой? — хрипло сказал он. — Великий боже, Отто, тебе шестьдесят пять на днях. А что ты скажешь своим хозяевам в Берлине?
— Из того, что я знаю, следует, что русские, похоже, будут там раньше меня, так что это не имеет особого значения.
Прагер вежливо улыбнулся:
— Видишь ли, Эрих, мы тоже хотим домой.
***
Когда незадолго до двух ночи Бергер вышел на квартердек, дождь лил сильнее, чем прежде. Вся команда собралась ниже на палубе; бледные лица и клеенчатые плащи поблескивали в тусклом свете палубных огней.Он ухватился за поручень, наклонился вперед и заговорил тихим голосом:
— Я не хочу много говорить. Вы все знаете наши шансы. Это дьявольски трудное плавание, я не хочу притворяться, но если вы будете выполнять, что я говорю, мы сделаем это вместе — вы, я и старая «Дойчланд».
Среди них возникло шевеление, не более того, и он продолжал, со слабой иронией в голосе:
— Еще одна вещь. Как многие из вас заметили, у нас есть пассажиры. Господин Прагер, ранее помощник консула в нашем посольстве в Рио, его жена, и пять монахинь из миссии на Рио-Негро.
Он помолчал. Они ждали под шелест дождя.
— Монахини — сказал он, — но все-таки женщины, а это долгое путешествие, так позвольте мне сказать прямо. Я лично застрелю любого, кто зайдет за черту, и потом внесу запись в журнал. — Он выпрямился — Теперь все по местам.
Когда он повернулся от поручня, из темноты выступил его помощник. Лейтенант-дур-зев Йоханн Штурм, высокий белокурый молодой человек из Миндела в Вестфалии, отпраздновал свой двадцатый день рождения лишь три дня назад. Подобно Рихтеру он был подводником и служил на подлодке вторым вахтенным офицером.