Холли Джоан Хантер. Охотник

грабили их. Ружье с патронами, попавшее в их руки, очень осложняло
положение. Инспектор прибыл на место, чтобы осмотреть останки Абейи.
Охотясь, следопыт вырыл маленькую ямку под деревом, где он лежал,
поджидая проходящих буйволов. Однако у места его гибели не было ни
признаков борьбы, ни следов буйвола. Можно было почти не сомневаться,
что Абейя - жертва нечестной игры.
Инспектор Джей решил осмотреть кустарники на много миль вокруг,
чтобы проверить, нет ли другого объяснения гибели следопыта. Из
Томсонс-Фоллс были вызваны местные констэбли (из полицейских отрядов
Аскари). Вместе со своими следопытами в поиски включился и я. Однажды
утром большая группа полицейских, следопытов и местных жителей
собралась у дерева, где мы нашли тело несчастного Абейи. Разделив
людей на небольшие группы, мы стали прочесывать кустарники.
Поиски длились около двух часов или немного более, когда один из
местных жителей сообщил, что он обнаружил труп крупного буйвола. Я
пошел вместе с ним к этому трупу. Вся земля вокруг буквально кишела
африканскими муравьями, которые поедали его. Насекомые были очень
возбуждены и готовы напасть на любого, кто подойдет на пять ярдов к их
добыче.
Я сказал местным жителям, чтобы они вырезали длинную палку и
перевернули труп буйвола. Когда они это сделали, я заметил дырку в
ребре буйвола. Бросившись сквозь строй кусавших меня муравьев, я
вытащил ребро и быстро вернулся. Я хотел узнать, не результат ли это
попадания восьмимиллиметровой пули? Наши следопыты были вооружены
восьмимиллиметровыми нарезными ружьями.
Пуля точно вошла в отверстие. Зная, что раненый буйвол
обязательно прячется в чаще, а затем поворачивается головой к
охотнику, я сказал следопытам, чтобы они развернулись и осмотрели
местность в направлении, куда была обращена голова буйвола. В
нескольких сотнях ярдов они обнаружили бревно, на котором были следы
крови. Осмотрев следы, я уже не сомневался в том, что именно здесь
буйвол напал на Абейю. В нескольких футах от бревна в высокой траве я
обнаружил пропавшее ружье. В казеннике был невыстреленный патрон,
который не был введен до конца. Рядом лежала одиночная стреляная
гильза.
Затем я осмотрел каждый фут земли между бревном и деревом, под
которым мы обнаружили Абейю. По пути я нашел все остальные патроны
следопыта, которые лежали в траве на некотором расстоянии друг от
друга. Я также обнаружил пятно запекшейся крови, смешанной с
водянистой жидкостью, которая текла из раненного в желудок животного.
На основании данных, обнаруженных в лесу, я воспроизвел картину. Из
своего места под деревом Абейя дал выстрел по проходившему мимо
буйволу, попав ему в желудок. Раненый зверь побежал через кустарник,
оставляя за собой следы крови, а Абейя пошел за ним. Раненый буйвол,
устроив засаду, внезапно напал на следопыта, когда тот смотрел на
следы, Абейя дал выстрел, но не убил буйвола. Прежде чем ему удалось
перезарядить ружье, буйвол настиг его. Он ударил Абейю о бревно,
сломав ему ребра, а затем погиб сам. Смертельно раненный Абейя приполз
к своей ямке под дерево и там умер. По пути оставшиеся у него в
кармане патроны выпали.
Оставалось только объяснить удар копьем на его ребрах. По
характеру ранения я определил, что оно не сделано рогами буйвола.
Осмотрев внимательно бревно, я обнаружил выступающий крепкий сучок с
острым концом. Этот сучок был покрыт спекшейся кровью. Буйвол бросил
Абейю на сук, который пронзил его, как короткая шпага.
Когда я впервые увидел тело Абейи, я готов был поклясться, что
следопыт убит местными жителями. К счастью, благодаря здравому смыслу
инспектора Джея вопрос был внимательно изучен и тайна разгадана. Я все
еще считаю этот случай самым необычным стечением обстоятельств, с
которыми мне приходилось сталкиваться в кустарнике.
Я думаю, что африканский буйвол - одно из самых свирепых животных
и является достойным противником. Я уверен, что, как правило, гибель
охотников - следствие двух причин: или охотник настолько увлекается
поиском следов раненого буйвола, что забывает смотреть вперед, или же
упорно отказывается пользоваться крупнокалиберным ружьем: ударная сила
относительно легкого ружья недостаточна для того, чтобы остановить
нападающего зверя.
Я уже говорил о своем отрицательном отношении к легким ружьям при
охоте на крупного зверя. Боюсь, что читатель сочтет меня в некотором
роде фанатиком. Но мне навсегда запомнился случай, когда из-за
упорного нежелания охотника-спортсмена пользоваться более тяжелым
ружьем при охоте на крупных зверей мне пришлось пережить самую тяжелую
личную утрату за всю мою жизнь в Африке. Два человека поплатились
своими жизнями только за то, что охотник боялся отдачи тяжелого ружья.
Упомянутый охотник был принцем одного из европейских королевских
домов. Имени называть не собираюсь. Мне пришлось сопровождать его
вместе с моим близким другом и товарищем Киракангано - представителем
отважного племени масаи.
В этот раз с принцем был еще один местный житель, который держал
наготове запасное ружье для него. Этот заряжающий был очень
самонадеянным человеком и считал себя величайшим следопытом. В
действительности он очень мало смыслил в охоте.
Закончив удачную охоту на львов, мы уже собирались покинуть этот
район. Вдруг принц увидел несколько буйволов-самцов, пасшихся у опушки
зарослей, и загорелся желанием во что бы то ни стало убить хоть одного
буйвола. У него было ружье калибра 416 - отличное оружие для охоты на
львов.
Киракангано, заряжающий принца, его высочество и я подкрались к
буйволам. Прячась за небольшим кустарником, мы приблизились к ним на
80 ярдов. Принц не торопясь прицелился и выстрелил по рослому
буйволу-самцу. Буйвол упал, но сразу же вслед за выстрелом мимо нас
пробежал еще более замечательный буйвол. Принц сделал второй выстрел,
и по звуку я понял, что пуля попала в желудок. Раненый зверь бросился
в кусты и исчез.
Я решил преследовать зверя вместе с Киракангано, чтобы добить
его. Однако принц настаивал на том, чтобы идти вместе с нами. Он
заявил, что если он не убьет буйвола, то трофей для него не будет
представлять никакого интереса. К сожалению, я уступил его желанию, и
мы вошли в заросли. Едва мы прошли ярдов пятнадцать, как Киракангано
показал нам буйвола, который прятался в группе кустов. Я попытался
показать животное принцу, но он не мог разглядеть буйвола. Пока мы
шептались и жестикулировали, буйвол, по-видимому, понял, что
обнаружен. Он повернулся и побежал глубже в кусты.
Теперь зверь уже знал, что его преследуют охотники, и наверняка
был настороже. Мы последовали за ним в густые заросли. Киракангано шел
по следу, а я рядом с ним, держа ружье наготове. Принц шел за нами, а
за ним - сопровождающий его заряжающий с запасным ружьем. При мне было
мое нарезное ружье Джефри калибра 500, а у Киракангано, как всегда,
лишь копье - единственное оружие отважных моранов.
Заросли были настолько густые, что я ничего не видел сквозь
плотную верхнюю листву. Несколько раз до нас доносился резкий запах
буйвола. Это означало, что он поджидал нас в засаде. Каждый раз я
ложился на живот, надеясь между непокрытыми листвой стволами увидеть
ноги животного. Однако буйвол всегда замечал меня и убегал первым,
издавая хриплое мычание побежденного, но злого животного.
Это преследование начало сказываться на нервах принца. Хотя
вначале он буквально горел желанием покончить со зверем, но вдруг
заявил:
- У меня странное предчувствие, что-то должно случиться. Выведите
меня отсюда.
Я только пожалел, что предчувствие у его высочества появилось не
до, а после того, как он ранил буйвола в живот своим относительно
легким ружьем. Однако теперь мне ничего не оставалось, как вывести его
из кустарника. Я оставил Киракангано и местного охотника, несшего
запасное ружье принца, на месте, предупредив их, чтобы они не
предпринимали никаких действий до моего возвращения.
Справа я увидел просвет в кустарнике - мы находились вблизи
открытой равнины.
Выведя принца на открытое место, я пошел обратно, чтобы
продолжить преследование буйвола.
Пройдя примерно половину расстояния до того места, где я оставил
обоих охотников, я услышал выстрел. На какой-то короткий миг все
затихло. Затем послышался рев разъяренного буйвола. Мне хорошо
известен смысл резкого, громкого и яростного рева: так буйвол ревет
только тогда, когда вонзает рога в свою жертву. Буйвол напал на моих
товарищей. Как одержимый, я бросился сквозь спутавшиеся ветки дикого
шиповника. Ползучие растения, словно арканы, обвивали меня. До меня
доносились глухие удары рогов буйвола. Я совершенно обезумел.
Пробиваясь сквозь заросли, я вырывал с корнями обвивавшие меня лозы.
Когда я, наконец, прорвался через кустарник, перед моими глазами
открылась страшная картина: стоя на коленях, буйвол рогами рвал
неподвижное тело Киракангано. Зверь настолько увлекся, что заметил
меня только тогда, когда я очутился на расстоянии менее пяти ярдов от
него. Тут он вскочил на ноги. Пока он поднимался, я всадил ему пулю в
плечо. Удар тяжелой пули отбросил его на Киракангано. Вся тяжесть
огромной туши лежала на нем.
Я попытался стащить размокшую, вспотевшую тушу с тела моего
умирающего друга, но едва мог сдвинуть ее. Я лег на спину и, упираясь
ногами в туловище мертвого быка, старался столкнуть его, пока не
содрал кожу собственных плеч. Ничего не помогло. Тогда я схватил
молодое деревцо обеими руками, и обхватив ногами шею буйвола, старался
подтянуться вместе с тушей к дереву. Я даже ухватил деревцо зубами,
чтобы покрепче зацепиться. И все же мне не удалось освободить тело
Киракангано. Мой друг уже пришел в сознание, и мне легко было
представить себе, как он страдал. Но он не жаловался и даже не стонал.
Я кричал, зовя принца на помощь. Казалось, время шло бесконечно
медленно, прежде чем он робко появился в зарослях кустарника. Взявшись
вместе за хвост буйвола, мы, наконец, оттащили тушу в сторону. Храбрый
масаи был сильно помят рогами и передними копытами буйвола. Он сломал
два пальца, пытаясь схватить животное за губы.
Чтобы облегчить его страдания, я тут же сделал ему инъекцию
морфия в четверть грана*. (* Гран =0,0648 грамма.)
Через несколько минут ему, видимо, стало легче.
Прежде всего он спросил:
- Заряжающий мертв? Если он жив, дай я его убью, пока у меня еще
есть силы.
Заряжающий был непосредственным виновником трагедии. Киракангано
рассказал мне, что после того, как я покинул их, охотник, несший
запасное ружье принца, вопреки моим указаниям и протестам Киракангано
пошел вперед. Вскоре он наткнулся на лежавшего буйвола и выстрелил в
него. Буйвол с ревом вскочил и бросился на охотника. В ужасе он
побежал в направлении Киракангано, по-видимому, надеясь, что буйвол
бросится на масаи. Едва он успел добежать до Киракангано, как зверь
настиг его. Буйвол с такой силой поддел его сзади, что он полетел, как
пушечное ядро, и сбил Киракангано с ног. У Киракангано даже не было
возможности воспользоваться своим копьем, когда буйвол налетел на
него.
Я пошел искать заряжающего. Тело охотника я нашел правее в шести
ярдах от Киракангано. Он лежал на спине, высунув язык. Я поднял с
земли размякшее тело охотника. Голова его моталась, так как шея
оказалась сломанной в двух местах от удара, нанесенного буйволом.
Буйвол ударил его своим черепом.
Охотник был еще жив.
- Маджи!2 - выдавил он. (* Воды.)
Я взял флягу и попытался влить ему в рот несколько капель, но
вода вытекла из уголков его рта. Вскоре я почувствовал, что он
перестал дышать. Больше ему не пришлось охотиться.
Когда я сказал Киракангано, что он мертв, его лицо озарилось
слабой улыбкой. Подойдя к буйволу, я обнаружил, что копье Киракангано
глубоко вонзилось в плечо животного. Я подумал, что Киракангано все же
удалось нанести буйволу удар. Но он мне сказал, что буйвол сам
напоролся на копье, когда опустился на колени, чтобы рвать его рогами.
Я вернулся в лагерь и приказал носильщикам подвести автомобиль к
опушке кустарника. С их помощью мы вынесли Киракангано и убитого
охотника к машине. До ближайшего врача было по меньшей мере сто миль
по страшным рытвинам и глубоким колеям дороги. Я сел рядом с
Киракангано, а принц вел машину. Полил дождь. Путь стал скользким и
еще более трудным. Примерно на полпути машина застряла в глубоком
овраге. Принц попытался въехать по крутому раскисшему склону, но
машина каждый раз съезжала обратно. Тело мертвого охотника все время
ударялось об меня. Я старался держать Киракангано на руках, чтобы
как-то уберечь его от толчков. При виде страданий Киракангано каждый
толчок больно отзывался на моих нервах.
Наконец, нам удалось выбраться из оврага, и мы продолжали путь.
Когда наша машина проезжала мимо дикого африканского кабана с
необычайно красивыми клыками, умирающий масаи обратил на него мое
внимание. Даже умирая он оставался охотником. Он говорил со мной о
своей жене, о детях, понимая, что больше их не увидит. Я попытался
подбодрить его, уверяя, что мы скоро снова будем охотиться вместе;
Киракангано в ответ только улыбнулся: он знал, что умрет.
Ночью мой друг скончался. Это был храбрый человек, большой
мастер-следопыт, истинный сын Африки. Единственным слабым утешением
для меня было то, что Киракангано умер, как мечтают умереть многие
масаи: был убит благородным диким зверем во время охоты. Я рад, что
копье его было в крови, хотя и в силу случайности. Не думаю, чтобы
Киракангано хотел умереть с чистым копьем

Глава одиннадцатая
Лес Итури

Большая часть моей жизни в Африке прошла в негустых зарослях
кустарника и в необъятных равнинах высокогорного района, получивших
название "Территория белого человека". Однако мне пришлось
познакомиться и с джунглями. Я не хотел бы жить в этих темных
глубинах, но должен признать, что и они обладают своим очарованием.
Истинные джунгли полны таинственности. Это земля вечных сумерек. Здесь
живут малорослые лесные жители - пигмеи, обитают странные звери, с
которыми не приходится встречаться в открытой местности. Я с радостью
сопровождал экспедицию в джунгли, поскольку она таила в себе те же
соблазны, что и дом с привидениями. Но еще больше я радовался, когда
экспедиция кончалась и я возвращался в Кению.
В тридцатые годы меня выбрали проводником экспедиции в великий
лес Итури - обширный район, пересекающий всю северо-восточную часть
Бельгийского Конго. Экспедиция была послана Лондонским Кенсингтонским
музеем во главе с доктором Р. Аккройдом. В то время очень небольшое
число экспедиций отправлялось в Итури, а доктор Аккройд желал привести
в Лондон коллекцию флоры и фауны этого района.
Я встретил доктора Аккройда в городе Кампала, расположенном в
Уганде, примерно в 180 милях к востоку от границы Бельгийского Конго.
Доктор Аккройд произвел на меня очень благоприятное впечатление. Это
был мужчина средних лет с приятными манерами, готовый к любым
неожиданностям.
Несколько позже он показал себя отличным знатоком природы. Я
рассказал ему, что мне уже приходилось бывать в Конго, куда я
сопровождал охотников-спортсменов, желавших подстрелить экземпляр
небольшого по размерам, но чрезвычайно злобного красного буйвола,
обитающего в лесных районах. С самым же лесом Итури я был почти не
знаком. Доктор Аккройд слушал меня, кивая головой. Он сказал:
- Предвидя эту возможность, я взял в проводники весьма
квалифицированного человека; его фамилия Безеденхоут. Вы, вероятно,
слышали о нем. Этот человек впервые заснял диких окапи*. Мне удалось
связаться с ним, и он согласился провести нас в лес. (* Африканское
жирафоподобное жвачное животное, обитающее в Бельгийском Конго.)
Я познакомился с Безеденхоутом днем позже. Это был худой жилистый
человек с очень светлыми волосами и необычайно острыми голубыми
глазами. Безеденхоут был голландцем, как и мой спутник по сафари в
Серенгети-Фурье. Насколько я понял, Безеденхоут вел тяжелую и не
слишком респектабельную жизнь. Поговорив с ним, я убедился, что он
прекрасно знает лес Итури и может провести нас через него. Я спросил
его об известных фотографиях окапи (окапи весьма любопытное животное,
состоящее в родстве с жирафом, но гораздо меньше его по размерам и с
более короткой шеей). Безеденхоут рассказал мне: чтобы снять окапи,
ему пришлось ползти на четвереньках по джунглям, накрывшись шкурой
дикого кабана. Во время рассказа он улыбался, и я понял, что он что-то
не договаривает. Однако я не стал настаивать, чтобы он вдавался в
подробности.
Мы прошли на восток через Уганду и прибыли в расположенную на
реке Семилики деревню Мберемюль - ворота в Бельгийское Конго. Оба
берега реки охранялись вооруженными туземными солдатами. Наши паспорта
проверял бельгийский префект полиции. Когда дело дошло до проверки
паспорта Безеденхоута, префект задержался и стал внимательно проверять
документ. Я оглянулся на нашего проводника, надеясь, что он объяснит
мне странное поведение префекта. Однако он исчез, как клуб дыма.
Бельгиец оторвался от паспорта и заявил:
- Этот паспорт поддельный, и я не могу разрешить въезд. Кто этот
человек?
Доктор Аккройд описал Безеденхоута, и префект чуть не подпрыгнул
со своего стула.
- Да это же один из самых заядлых браконьеров, промышлявших
слоновой костью в Африке! - воскликнул он. - Во время своего
последнего пребывания на территории Конго он убедил наших туземных
солдат дезертировать и участвовать вместе с ним в браконьерской охоте
на слонов с помощью винтовок военного образца. Он составил себе целое
состояние из добытой слоновой кости. Он заставил своих носильщиков
вплавь переправить добытую кость через реку в Уганду. Мы никогда не
допустим его въезд в Конго.
Ширина реки Семилики составляет 40 ярдов, глубина ее восемь
футов, и она буквально кишит крокодилами, - я никак не мог отнестись с
доверием к заявлению префекта. Оба мы - и доктор Аккройд и я - стали
просить префекта за Безеденхоута. Мы обещали взять на себя полную
ответственность за поведение голландца на бельгийской территории.
Доктор Аккройд подчеркнул, что он не сможет собрать коллекцию фауны
без помощи Безеденхоута. К счастью, префект не был неблагоразумным
человеком и понимал научное значение экспедиции. В конце концов,
скрепя сердце, он дал согласие на допуск Безеденхоута на территорию
Бельгийского Конго, строго оговорив, что тот будет постоянно
находиться под наблюдением доктора Аккройда и покинет территорию
страны вместе с нами.
Мы перешли реку. Проходя мимо префекта, Безеденхоут вежливо
раскланялся с ним. Затем мы направились в Мбогу, расположенную
примерно в пятнадцати милях от границы. Я спросил Безеденхоута,
насколько правдива история об охоте на слонов. Он заверил меня, что
все это правда.
- Когда я достиг реки Семилики, полиция буквально преследовала
меня по пятам,- сказал он.- Крокодилы представляли большую опасность,
но, стреляя по воде, мне удалось в течение некоторого времени не
подпускать этих зверей к переправе, дав возможность носильщикам
перейти через реку.
Безеденхоут, несомненно, был находчивым и решительным человеком.
В Мбоге мы наняли 80 носильщиков. Это был очень хороший народ. Мы
платили им по франку в сутки (то ecть примерно один пенс английскими
деньгами). За эти деньги носильщики должны были нести на голове груз в
40 фунтов от восхода до заката. Разбив лагерь, наиболее опытные
охотники производили разведку и докладывали о диких зверях.
Неприятности возникли у нас только один раз, когда люди
обнаружили, что для сохранения экземпляров доктор Аккройд везет с
собой несколько жбанов с денатуратом. Они вскрыли эти жбаны и устроили
благородную пьянку. Двое умерли. С тех пор к денатурату никто не
прикасался.
Когда наша экспедиция была полностью укомплектована, мы покинули
Мбогу и направились на запад.
Во второй половине дня наш сафари достиг опушки леса. Я был
поражен величиной исполинских деревьев. Во влажной тени росли пышные
папоротники и целые заросли огромных кустов адиантума, который часто
разводится в горшках как комнатное растение. В щелях стволов, покрытых
ползучими растениями, тысячами виднелись прекрасные орхидеи всех
оттенков - от розового до нежно-белого. На ветвях качались черно-белые
обезьяны колиби. Они изучали нас так же, как это делают обезьяны любой
породы.
Мы разбили лагерь у чистого прозрачного ручейка, который
напоминал мне шотландские горные ручьи с каскадами водопадов. На
следующее утро под руководством Безеденхоута мы углубились в лес.
Внутренняя часть леса Итури удивительно свободна от всякого
подлеска. Тут нет ни крапивы, ни колючего шиповника. По этому лесу,
состоящему из огромных деревьев, можно пройти, как по парку. Верхние
ветви образуют очень густые кроны, и света через них проникает так
мало, что мелкие растения не могут расти. Мы вспугнули небольшую
стайку лесных цесарок, которые взлетели на нижние ветви большого
дерева. Птицы сидели настолько высоко, что дробовым ружьем их нельзя
было достать. Пару птичек я убил из легкой винтовки и был чрезвычайно
удивлен, увидев, что они принадлежат к разновидности, мне неизвестной,
хотя по весу и размерам были такими же, как их собратья в Кении.
Лишь через несколько дней, проведенных в лесу Итури, мы
встретились с представителями лесного народа - пигмеями. Вообще-то мы
знали, что они постоянно следили за нами. Если нам случалось по
какой-нибудь причине идти назад по своим следам, мы обнаруживали
отпечатки их маленьких ног на наших следах; изредка мы замечали
мелькнувшую в темноте леса тень, которую никак нельзя было принять ни
за птицу, ни за зверя. Мне показалось, что эти маленькие люди просто
пугливы. Однако Безеденхоут объяснил, что пигмеи принимают нас за
сборщиков налогов. При колониальном правительстве туземцы облагаются
налогами, как и все другие. Однако сбор налогов с этих тенеподобных
маленьких людей представляет собой очень трудную задачу. Поскольку у
них нет денег, они вносят плату козами.
- Я могу их вызвать, как только пожелаю, - заявил Безеденхоут
гордо. - Я единственный человек во всем свете, который может это
сделать. - Я - король пигмеев!
Слова его казались величайшим хвастовством, но вскоре я убедился,
что это была чистая правда.
Однажды вечером Безеденхоут ушел в кустарник и вернулся с двумя
маленькими человечками, вооруженными миниатюрными луками, соразмерными
их росту. Их заросшие волосами лица буквально сияли, когда Безеденхоут
вспоминал о прежних посещениях леса. Через час десятки пигмеев
потоками стали прибывать из леса и присоединяться к группе. Они жали
нам руки и плясали, ликуя по случаю того, что Безеденхоут - их
божество - вернулся.
Кроме Безеденхоута, мы были первыми белыми людьми, которых многие
из них видели. Они толпились вокруг нас, гладили наши руки, щупали
одежду. Пигмеи непрерывно задавали нам вопросы, иногда довольно
оригинальные. Я вспоминаю, как один старичок спросил меня - снятся ли
белым людям сны? Я заверил его, что снятся, и он был очень удивлен.
- Я думал, что мы - единственный народ, которому доступно это, -
заявил он.
Как многие первобытные племена, пигмеи с удовольствием встречают
охотников, которые могут добыть для них мясо. Старики, которые давно
перестали охотиться, попросили меня подстрелить несколько обезьян.
Обезьянье мясо - их любимое блюдо. Ветви деревьев настолько густо
переплетены, что подстреленная обезьяна часто не падает на землю, а
застревает в развилке или сплетении. Молодые пигмеи с большим
искусством доставали их. Прежде чем подняться по деревьям, они
вглядываются вверх, пока точно не определят место, где застряло убитое
животное. После этого ловко взбираются по могучим лозам. Стрелы,
выпущенные из маленьких луков пигмеев, не долетали до цели. Время от
времени маленькие охотники подкрадывались к группе обезьян, когда те
спускались на землю.
Пигмеи не занимаются сельским хозяйством; они добывают себе пищу
исключительно охотой и трапперством*. Их стрелы отравлены веществом,
добытым из сгнивших тел насекомых. По виду яд напоминает желтую
горчицу, и хотя он сильно действующий, смертельным не является. (*
Ловля диких зверей при помощи силков, ям, капканов и прочих ловушек.)
Большая часть добычи ловится при помощи различного рода ловушек.
Некоторые части леса представляют собой целую сеть таких ловушек,
расставленных на земле и на деревьях. Ловушки, установленные на
деревьях, состоят из копий, утяжеленных крупными бревнами и
подвешенных к ветвям острием вниз над звериными тропами. Поперек тропы
протягивается лоза, которая подсоединяется к копью с помощью
хитроумного спускового устройства. Стоит проходящему по тропе
животному коснуться лозы, как в него впивается копье. Ловушки на земле
представляют собой ямы, покрытые легкими матами из ветвей и листьев. В
дно ямы воткнуты заостренные палки, чаще всего отравленные. Если
животное наступит на такой мат, оно проваливается и напарывается на
палки. Не только слоны и буйволы, но даже пугливые окапи гибнут от