Холли Джоан Хантер. Охотник

нас. Мы пошли на звук. У ямы с водой два носорога ухаживали друг за
другом. Такую картину я наблюдал впервые.
Оба животных стояли носом к носу, обнюхивая друг друга, и
издавали булькающее похрюкивание. По всей видимости, самец проявлял
медлительность, которая не устраивала самку. Она рассердилась и стала
сильно бодать его в бок, не проявляя при этом никакой нежности. Она
наносила ему жестокие удары. Самец же только громко рычал от боли, но
на удары не отвечал.
Я никак не мог понять причину такого грубого поведения со стороны
самки. Однако через несколько минут самец стал проявлять признаки
страсти.
Вдруг один из следопытов локтем слегка толкнул меня в бок: через
кусты пробирался еще один самец-носорог. Он наверняка был привлечен
запахом, издаваемым самкой в период течки. Вновь прибывший стал
неуклюже, с важным видом прохаживаться вокруг пары; он брызгал слюной,
бросаясь на невидимые предметы, желая показать свою неотразимую
красоту. Время от времени он уходил в кусты, но самка оставалась на
месте, и он возвращался. Один из следопытов на своем языке пояснил
мне, что этот носорог надеется лишить соперника подруги.
Инициативу проявила самка. Она пошла в глубь кустарника, а за ней
последовал первый самец - ее избранник. Отвергнутый самец стоял,
провожая их взглядом. Я поднял ружье, но следопыты энергично закачали
головами: они решительно протестовали против того, чтобы убивать,
животных в такое время. Я отдал должное их рыцарским чувствам хотя и
знал, что лучше стрелять по носорогам именно сейчас, а не тогда, когда
рядом с самкой будет бежать детеныш.
Однако, как часто случается в зарослях, инициатива оказалась не в
наших руках.
Отвергнутый носорог или увидел, или почуял нас и тотчас же
бросился в нашу сторону. Мне пришлось выстрелить. Услышав выстрел, два
других носорога пришли в бешенство и, воинственно рыча, стали неистово
бегать по кругу. Затем они бросились на нас.
К этому времени мне удалось перезарядить ружье.
Первой шла самка. Ее спина у плечей была покрыта пеной. Я
выстрелил, и она грузно упала, подняв облако красноватой пыли. Самец
отскочил и бросился в кустарник.
Теперь выяснилась причина необычной ярости носорогов в этом
районе: начался их брачный период. Именно поэтому они стали легко
возбудимыми и агрессивными. Я узнал, что брачный период у носорогов
длится от сентября до ноября.
Самец чувствует запах самки на много миль. Вокруг нее собираются
несколько самцов. Но носороги не дерутся из-за самки, подобно многим
другим животным. Выбор целиком зависит от нее. Она в конце концов
выбирает себе пару и оба удаляются.
Остальные самцы примиряются с ее решением и уходят искать себе
других самок. Самка имеет дело только с одним самцом в сезон. Пока она
нуждается в нем, животные находятся вместе.
Чтобы позвать самца, самка издает особый звук. Мой опыт говорит,
что только покрытая самка подзывает самца подобным образом. Другие
охотники придерживаются иного мнения, полагая, что такой зов подает
любая самка в период течки. Браконьеры из племени вакамба очень ловко
подражают этому звуку. Они часто устраиваются в безопасности на
дереве, держа наготове луки с отравленными стрелами. Время от времени
они издают подобные звуки, пока не подманят самца на расстояние
выстрела.
В брачный период самцы-носороги становятся чрезвычайно
беспокойными. Вместо того, чтобы, как обычно, медленно продвигаться по
кустарникам, объедая ветки, они бродят в поисках самок. В это время у
них сильно обостряется слух.
Я приложил много усилий к тому, чтобы обучить всех трех
следопытов правильному обращению с ружьем. Они все еще проявляли
большое желание стрелять по любой видимой части тела носорога. Однажды
я шел с двумя следопытами - с самым молодым и "древолазом". Я
предупредил их о том, что сегодня стрелять будут только они, сказав,
что пойду с ними только как наблюдатель. Еще раз предупредил - нельзя
стрелять, если сомневаешься в том, что наверняка убьешь зверя.
Мы шли по кустарнику, пока не наткнулись на свежий след носорога.
Древолаз взобрался на высокую акацию и птичьим свистом просигналил,
что видит четырех носорогов. Когда он спустился, мы пошли за ним.
Впереди шли оба юноши. Один из них нес двуствольное нарезное ружье
Джеффери, а другой - магазинное нарезное ружье. В случае, если
возникнут какие-то непредвиденные обстоятельства, они должны были
отойти в сторону, давая мне возможность стрелять по зверю. Однако оба
заверили, что никаких непредвиденных обстоятельств не возникнет. Они
были готовы справиться со зверем в любых условиях. Заросли были
негустыми, и поэтому идти бесшумно не составляло труда. Оба следопыта
внимательно прислушивались. Зная, что чувства моих туземных помощников
гораздо острее моих, я не сомневался в успехе.
Носороги паслись в чаще кустарника. Сколько я ни вглядывался в
зверей, я не мог отличить хвоста от головы. Один из носорогов начал
двигаться. Я решил, что он пройдет по прогалине. Это сообразил и
старший из следопытов и отвел предохранитель своего ружья. Когда
раздался металлический щелчок, оба зверя повернулись в нашу сторону.
После этого наступила продолжительная пауза, во время которой птицы
симбионты, кружа над нами, издавали крики, а носороги застыли на
месте.
Затем один из носорогов снова стал двигаться. Когда он прошел по
прогалине, я определил, что это самец. Следопыт вскинул ружье и взял
точный прицел. Носорог не спеша прошел по открытому месту, постепенно
его голова, шея и плечи исчезли в кустах. Следопыт упустил момент для
выстрела, которым он мог бы убить носорога наповал. Мне следовало
приказать ему не стрелять, но я решил подождать и посмотреть, как
будут развертываться события. Вдруг следопыт выстрелил. Самец
завертелся волчком и бросился на него. Затем появился второй зверь -
самка. Следопыт сделал второй выстрел и промахнулся. Теперь младший из
следопытов, с нетерпением поджидавший случая отличиться, вскинул свое
ружье и, едва прицелившись, потянул за спуск. Выстрела не последовало.
Юноша еще раз нажал спуск; однако выстрела не было.
Несмотря на то что нападавшие носороги находились от него в
каких-нибудь двадцати ярдах, он открыл замок ружья и протянул в мою
сторону казенник, показывая, что патрон дал осечку не по его вине.
Через несколько секунд оба следопыта были бы подняты на рога. К
счастью, старший из них не потерял присутствия духа и бросился ничком
на землю, давая мне возможность выстрелить. Никогда в жизни мне не
приходилось так быстро стрелять; еще ни разу мои выстрелы не были
столь удачными. Дав по одному выстрелу из левого и правого стволов, я
убил обоих зверей. Носороги издохли, причем голова одного лежала на
шее другого
Когда я подошел, чтобы осмотреть ружье младшего следопыта, я
обнаружил, что капсюль патрона не был пробит бойком. Заряжая ружье,
юноша не довел рукоятку затвора до нужного положения. Поняв свою
ошибку, молодой следопыт взвыл от досады. Это был храбрый парень и
хороший мастер своего дела, но он слишком торопился проявить свои
способности.
Наша охота задержалась на несколько недель из-за начавшихся
дождей. В это время года нам посчастливилось найти идеальное место для
лагеря. Моя палатка была разбита в роще ветвистых фиговых деревьев.
Трава здесь была сочной, зеленой. Поблизости протекал небольшой
прозрачный ручеек - жизненная артерия любого лагеря. Перья, найденные
на земле, указывали на наличие цесарок и куропаток в непосредственной
близости от лагеря. Это особенно обрадовало меня, поскольку
предвиделась перемена в пище, а запасы продовольствия подходили к
концу. Мы обсудили вопрос о нашем питании с Мулумбе так же, как
хозяйка дома обычно обсуждает подобные вопросы с поваром. Это был,
несомненно, приятный разговор, так как в последнее время наши беседы
такого рода стали на редкость однообразны:
Я: Какой у нас будет суп сегодня вечером, Мулумбе?
Мулумбе: Суп из мяса носорога, буана.
Я: А что на второе?
Мулумбе: Филе носорога, буана.
Я: А что у нас на завтрак?
Мулумбе: Сердце носорога, буана.
Какую бы часть носорога я ни ел, меня постоянно преследовали
видения нападающего носорога, который погиб, защищая свою
наследственную территорию. Видения такого рода никак не способствовали
пищеварению.
Приятно было полежать в палатке, прислушиваясь к дождю,
барабанившему по полотну. Это напоминало мне то время, когда я еще жил
в Шотландии и прислушивался к дождевому шквалу, идущему с
Солвей-Фирта, который хлестал по крыше дома моего отца.
Когда кончились дожди, я обнаружил, что природа этого района
значительно изменилась, при этом - не к лучшему. Появились насекомые.
Казалось, что капельки дождя сами превратились в летающих муравьев и
москитов. Похожие на сосиски жуки постоянно жужжали вокруг зажженного
на ночь фонаря, часто попадая в суп. Повсюду кишели скорпионы,
сороконожки и большие волосатые пауки, которых вода выгнала из нор.
После дождей охотиться стало труднее. На кустарнике появилась
листва, которая ухудшила видимость. Из земли поднялась огромная жгучая
крапива; стебли этой крапивы в иных случаях доходили до дюйма в
диаметре. Даже слоны избегают попадать в эту крапиву, которая в
нескольких случаях явилась причиной смерти лошадей - они посмели
полежать на ней. Единственным преимуществом с точки зрения охоты было
то, что в результате дождей земля стала мягче и двигаться бесшумно
стало легче.
Темп охоты замедлился, но к тому времени мы убили уже 137
носорогов. Правда, оставшиеся животные проявляли большую осторожность.
Когда мне показалось, что мы почти полностью выбили носорогов в
этом районе, я заявил вождю Ндеева, старосте близлежащей деревни, о
своем намерении возвратиться в Макачос. Он был очень расстроен и
послал группу следопытов по всем горам и долинам на много миль вокруг,
чтобы отыскать какого-либо зловредного носорога.
За день или два до нашего ухода в лагерь прибежали, едва переводя
дыхание, двое жителей, сообщивших, что в нескольких милях от нас
обнаружены три носорога. Третьего человека они оставили на дереве
вблизи того места, где были обнаружены звери, чтобы он мог за ними
наблюдать. Я тут же выступил со своими следопытами. Мы нашли
наблюдателя, и он рассказал нам, что носороги углубились в чашу. У
большого кактуса мы обнаружили их следы.
Нас сильно беспокоили шипы колючих деревьев. Это пугало
кустарниковых зарослей, держидерево, казалось, росло повсюду. Шипы
росли парами в виде миниатюрных крючков для ловли щук. Многие
низкорослые акации имели шипы, которые росли в противоположные
стороны. Как ни стараешься увернуться, обязательно в них попадешься.
Следовавший за мной следопыт все время выдергивал колючки из моей
рубашки, чтобы они не беспокоили меня. Мои уши горели от постоянных
щипков и уколов этих колючек.
Мы подошли к особенно густым зарослям, сквозь которые тропа,
протоптанная носорогами, проходила словно тоннель. Чтобы идти по ней,
нам пришлось согнуться чуть ли не вдвое. Мы пробирались гуськом. Затем
впереди я увидел две груды землистого цвета. Тень листвы затуманивала
их контуры, образуя какую-то пятнистую смесь. Сколько я ни
вглядывался, я не мог отличить головы от хвоста.
Следопыт показал влево: он обнаружил третьего носорога. В
нескольких шагах от нас была прогалина. Вместе со следопытом мы вышли
на нее и с большим облегчением выпрямились. Не отводя глаз от двух
носорогов, я знаком приказал следопыту, следить за третьим. Небольшое
движение вызвало подозрение у стоявших впереди носорогов, и они
развернулись к нам мордами.
Я выстрелил в самку, она тяжело опустилась на колени. Самец в
ярости описал круг, дав мне возможность перезарядить ружье. Затем он
бросился вперед; пуля из правого ствола попала ему чуть повыше груди.
Он не остановился и продолжал нестись прямо на меня, наклонив голову к
земле. До меня донесся шум ломающихся кустов слева. Третий носорог
тоже бросился на нас.
Я не посмел отвести глаз от несшегося на меня самца. Еще раз
выстрелив, я попал чуть пониже уха и свалил его. В тот же самый момент
я услышал топот третьего носорога справа, он на полном ходу пробежал
мимо меня, и я заметил, что на его рогах повис следопыт. Я быстро
перезарядил ружье. С того места, где я стоял, было почти невозможно
точно бить по зверю, не рискуя задеть следопыта. Я подождал какую-то
долю секунды и выстрелил в плечо носорога. Зверь свалился, а юноша
слетел с него, как всадник с лошади, отказавшейся прыгнуть через
препятствие. Следопыт лежал на земле, не двигаясь, и я в страхе
подумал: "О боже, я убил их обоих!"
Наверное, пуля, прежде чем попасть в носорога, прошила тело
следопыта. У меня не хватило духа подойти, осмотреть юношу, и я
продолжал стоять, стиснув ружье и глядя на них диким взглядом.
Затем я увидел, что юноша начал шевелиться, и ничто не могло
доставить мне больше радости. Я бегом пустился к нему. Прежде всего я
стал искать пулевую рану, но таковой не было. Пуля, должно быть,
прошла в какой-то доле дюйма от тела юноши. Рога носорога не порвали
его кожу. Когда носорог опустил голову, чтобы подбросить следопыта,
юноше удалось схватить зверя за передний рог и удержаться на нем, пока
зверь мчался мимо меня. Я считаю, что за все годы моей охоты это был
один из самых счастливых случаев спасения человека, который был на
волоске от смерти.
На другой день следопыт уже шутил и смеялся вместе с другими и,
казалось, забыл об этом случае.
К ноябрю я, наконец, выполнил свою задачу. С носорогами было
покончено во всех районах, в которых власти намеревались уничтожить
кустарники. Я убил 163 носорога. Такое количество может показаться
невероятным, но мои доклады хранятся в Найроби в Департаменте по
охране дичи. Туда же сданы все шкуры и рога убитых зверей.
Вместе со следопытами я пустился в обратный путь. Мы теперь могли
спокойно идти в Макачос через кустарники, так как почти не было
никакой вероятности встречи с носорогом. Идя гуськом, мы взобрались на
небольшой холм и, пораженные, остановились. Рядом со мной слышались
изумленные вздохи следопытов.
Еще три месяца назад мы шли по той же самой местности, которая
сейчас лежала перед нами. Тогда это были густые заросли колючих
кустарников и акаций с перепутанными узкими тропами носорогов. Теперь
это была голая местность, похожая на полированный стол. Рабочие
команды господина Беверли неуклонно шли за нами, выкорчевывая
кустарник. То, что всего лишь недавно представляло собой кусочек дикой
Африки в том виде, как ее сотворил господь бог, теперь было превращено
в земледельческий район. Там не было ни кустика, ни деревца.
Растительность была уничтожена, и я мог видеть белевшие тропы
носорогов, которые пересекали всю местность. Молодая трава уже начала
стирать их. Своенравные звери, которые в течение веков ходили по этим
тропам, были уничтожены. То здесь, то там на равнине виднелись кучи их
побелевших костей.
Казалось, только вчера мы ползали на четвереньках по этим мрачным
белым тропам под густым навесом веток кустарника, а сейчас здесь уже
появились хижины. Мы проходили мимо женщин, рывших землю под шамбы.
Цивилизация еще на несколько миль продвинулась в джунгли. Через
несколько поколений носороги, которые убивали женщин, собиравших
валежник в кустарниках, будут не более как воспоминание, легенда или
сказка. Она будет передаваться детям, сидящим вокруг очага в вечернее
время, так же, как сейчас рассказываются сказки о драконах.

Глава тринадцатая
Инспектор по охране дичи. Звери - разбойники

Некоторые части района Макинду кишели мухами цеце. Однако расчеты
показали, что стоимость корчевания кустарников, растущих на скалах из
лавы, слишком велика и район оказался безопасным для носорогов.
Меня назначили инспектором по охране дичи этого района. В мои
обязанности входило охранять носорогов от браконьеров - и белых, и
туземных. Я проникся чувством глубокой нежности к этим драчливым
зверям, покуда охотился на них. Поэтому назначение принял с большой
радостью. Возникли только осложнения личного порядка.
Если бы мы с Хильдой переехали на жительство в Макинду, пришлось
бы продать наш дом, расположенный на Нгонг-Роуд. Это само по себе не
было слишком большой жертвой. Теперь, когда дети уже подросли, дом
стал слишком велик для нашей семьи. Обе наши дочери вышли замуж и жили
отдельно. Одна из них находилась в Англии, а другая путешествовала по
всему миру со своим мужем, служившим в Британской армии. Старший сын
Гордон также жил отдельно от нас. Одно время он предполагал пойти по
моим стопам и стать профессиональным охотником, так как проявлял
большие способности к охоте, и я очень гордился сыном. Вскоре он
женился. Имея на руках семью, решил взяться за более надежное дело, и
стал фермером.
Многие поколения нашей семьи в Шотландии были фермерами. Я сбежал
в Африку, чтобы уклониться от общей участи, а мой старший сын, живя
среди лучших в мире охотничьих угодий, отказался от профессии
охотника, чтобы вернуться к традиционному занятию нашего рода.
Придерживаясь поговорки о том, что "каждая лохань должна стоять на
собственном дне", я был рад, что мой сын нашел именно тот способ
зарабатывать себе на жизнь, который был ему по душе.
Мой второй сын стал архитектором и был целиком поглощен
развертывающимся по всей стране строительством. С нами все еще
оставались два младших мальчика. Хильда опасалась, что они не пожелают
вместе с нами переехать в Макинду, поскольку все их интересы были
сосредоточены в Найроби. После длительного обсуждения мы все же решили
продать наш большой дом и купить небольшой домик со всеми современными
удобствами вблизи Найроби для наших мальчиков. Я предполагал жить в
Макинду, Хильда собиралась частично проводить время в Макинду вместе
со мной, частично в Найроби с мальчиками.
Хильда поехала вместе со мной в Макинду, чтобы устроить жилище на
новом месте. Этот полустанок на железной дороге Найроби - Момбаза
понравился мне с первого взгляда. Одно время здесь находилось
управление железной дороги; позже оно переехало в Найроби, но
чрезвычайно удобные домики, построенные для железнодорожных служащих,
остались на месте. Большинство их пустовало.
Мы с Хильдой сняли хороший домик и въехали в него. В ясный день с
крыльца можно было видеть покрытую снегом вершину горы Килиманджаро.
Глядя на нее, иногда казалось, что пик плывет среди белых облаков. По
ночам мы слышали воющий смех гиен и нередко просыпались под барабанную
дробь, доносившуюся из близлежащих туземных деревень. В ста ярдах от
нашего дома бродили страусы и лишь в ненастные дни по утрам нельзя
было увидеть качающихся на своих длинных ногах жирафов, стада которых
проходили через кустарник.
Обязанности дворецкого исполнял Мулумбе. При нем находились три
его жены. Остальных он оставил в деревне, чтобы они присматривали за
шамбами. У нас, кроме того, был поваренок, который готовил пищу и
убирал в доме. При мне находились состоящие на жалованье у местных
властей следопыты. Все эти люди составляли небольшое общество,
окружавшее нас.
Мы жили очень счастливо в Макинду, наслаждаясь всеми прелестями
домашнего уюта, и в то же время чувствовали, будто мы живем в зарослях
кустарника. Нам некогда было скучать. Просыпались мы на рассвете;
босой юноша приносил поднос с утренним чаем. По настоянию Хильды он
всегда был в белоснежной рубахе с красной феской на голове. Хильда
как-то попыталась заставить его ходить в обуви. Но местные жители,
родившиеся среди кустарников, надев обувь, утрачивают свою природную
ловкость и бесшумность, поэтому ей пришлось отказаться от этой затеи.
Мы питались отлично. Местные жители каждое утро снабжали нас
свежими яйцами. На нашем домашнем складе имелся значительный запас
бекона. Иногда Хильда разнообразила меню песчаной куропаткой или
перепелом, если мне накануне случалось подстрелить птицу. Будучи истым
шотландцем, я любил на завтрак есть овсяную кашу, и Хильда всегда
следила, чтобы у нас никогда не истощались запасы овсянки.
После завтрака я зажигал первую трубку, а в то время мои
помощники, сняв с грузовика брезент, грузили ружья и жбаны с водой. Мы
выезжали с восходом солнца. В заповеднике по существу нет дорог. От
моей машины оставались колеи, которые их заменяли. Сидя за рулем, я
всегда вглядывался в мягкую пыль в колеях, чтобы обнаружить след
зверя. Следопыты вместе с пожилым Мулумбе ехали в кузове, внимательно
осматривая окружающую местность.
Охотничьи угодья моего района слишком обширны, чтобы за ними
можно было поддерживать постоянное наблюдение. Однако по различным
признакам можно примерно определить, как идут дела. Появление хищных
птиц, кружащихся в небе, всегда требует расследования. Это значит, что
какой-то зверь погиб - возможно от естественной причины, а возможно и
по вине браконьеров. Увидев стадо ориксов, газелей Томсона или
жирафов, я останавливал машину и смотрел в бинокль. Если какое-либо
животное отставало, я выяснял причину. Возможно, что оно пострадало от
болезни, которая могла передаться остальным животным. Если, на мой
взгляд, животное было серьезно больным, я убивал его и брал несколько
проб крови, которые отсылал в Найроби на анализ.
В зависимости от времени года я менял маршруты объезда. В период
дождей, когда трава бывает сочной, животные распределялись по всей
территории заповедника. В это время невозможно очень внимательно
следить за ними, поскольку тяжелый грузовик пройти не мог по жидкой
грязи. Однако в такое время у меня не было особых причин для
беспокойства, так как я знал, что если я не могу пробраться сам, то
никакой другой грузовик также не сможет этого сделать. Поэтому
браконьеры-европейцы фактически лишались возможности действовать. В то
же время браконьеры из местных жителей тоже не могли причинить особого
вреда, так как животные были настолько рассеяны по всей местности, что
к ним трудно было подкрасться.
С окончанием периода дождей трава начинала подсыхать и животные
постепенно сосредоточивались в определенных районах, где трава была
достаточно обильной. Если за несколько недель до сухого времени года
трава доходила до плеч маленьких газелей Томсона, то теперь она
выщипывалась животными настолько чисто, что походила на подстриженный
газон для игры в гольф. В этот период требовалась наибольшая
бдительность, поскольку животные легко выделялись на траве и
представляли собой хорошую цель.
Носороги, которые ранее свободно бродили по всему району
заповедника, теперь имели тенденцию сосредоточиваться вблизи
нескольких ям с застоявшейся грязью и водяных источников. Я старался
внимательно следить за этими ямами с грязью и часто проверял, не
появятся ли там следы зверей или людей.
Примерно к одиннадцати часам я возвращался в Макинду. Часто
случалось, что в ожидании моего прихода на крыльце дома сидели двое
или трое закутанных в одеяла местных жителей. Кое-кто из них был болен
и нуждался в помощи. Иные приходили с жалобами на то, что носорог из
заповедника опустошал шамбы.
После обеда мы с Хильдой отдыхали, пока не спадал палящий зной.
По вечерам я расследовал жалобы местных жителей, пристреливал новые
ружья, устранял мелкие неисправности в грузовике или занимался другими
бесчисленными делами, связанными со службой инспектора по охране дичи.
Часто меня одолевало чувство, будто основной моей обязанностью
было вести постоянную борьбу против посягательств цивилизации. На
берегах одного ручья в заповеднике росла замечательная роща
эвкалиптов. Туда местные женщины частенько ходили за сухим валежником.
Однажды пришло сообщение, что один концерн в Найроби подал прошение,
чтобы ему разрешили вырубить эту рощу на лес. В связи с растущими
потребностями жилищного строительства в Найроби необычайно возрос
спрос на древесину. В своем докладе я указывал, что роща сохраняет
берега ручья от осыпания, и если ее вырубить, в период дождей весь
район окажется затопленным. Хотя на этот раз в прошении было отказано,
я знал, что лесные концерны не остановятся на этой попытке. Надо
сказать, что большая часть Кении уже навсегда разорена в силу
хищнического разрушения естественных богатств.
Хильда частенько ездила в Найроби навещать наших мальчиков. Время
от времени, но не часто, сопровождал ее и я. Наш домик в Найроби
чрезвычайно красив и удобен. Хильда творила чудеса в части разведения
цветников и устройства газонов. Но современный Найроби не по душе мне.
Не люблю я ни шума, ни толпы. Там мне не по себе. Проведя в Найроби
несколько дней, я не нахожу себе места и стремлюсь вернуться в
Макинду. Поезд приходит в Макинду в 11 час. 30 минут ночи, но стоит
мне подать сигнал электрическим фонарем из окна вагона, как через
несколько минут на станционной платформе появляется Мулумбе и кое-кто
из домашней прислуги, чтобы помочь мне донести багаж.
Время от времени в Макинду случались неприятности, но эти
неприятности были понятны для меня, и я мог с ними справиться.