Холли Джоан Хантер. Охотник

местных жителей, которые надеялись полакомиться мясом.
Очень забавной и безобидной разновидностью дураков являются
самоявленные эксперты по африканской дичи. Мне пришлось присутствовать
на обеде в Найроби, где один тип провел со мной длинную беседу о диких
животных. Позже кто-то подал ему набор картинок, среди которых была
фотография самца-гиены. Этот "знаток" с умным видом покачал годовой,
заявив:
- О, да! Какой это прекрасный бык гиены!
Поскольку гиена принадлежит к семейству собак, это все равно, что
говорить о быке фокстерьера. Однако я счел за благо держать свои
знания при себе.
Однажды я встретился с человеком, который очень гордился своим
умением стрелять. У него были замечательные ружья, и он с большим
знанием говорил о начальной скорости, калибрах и патронах. В один
прекрасный день мы натолкнулись на стадо диких африканских кабанов.
Животные бросились бежать во весь опор через равнину, как обычно,
высоко подняв хвосты. Клиент вскинул магазинное ружье и открыл огонь
по кабанам. Я с интересом наблюдал, как пули летели во все стороны,
исключая той, в которую бежали кабаны.
После такой стрельбы я подумал: "как хорошо, что в диких кустах
Африки редко приходится слышать о жертвах от шальных пуль". Клиент
повернулся ко мне и сказал совершенно серьезно:
- Хантер, я надеюсь, что вы не осудите меня за это повальное
уничтожение кабанов. Я люблю уничтожать их, поскольку свиньи
способствуют распространению заразы.
Я заверил его, что не имею никаких возражений. Про себя я
пожелал, чтобы смерть всегда была от меня на таком же расстоянии, как
от этих животных.
Иные клиенты доставляют много хлопот, но в то же время и много
удовольствия. Вспоминаю одну молодую девушку по имени Фей, которой
едва исполнилось двадцать лет. Самое большое удовольствие для нее было
находиться в сафари. Много снега легло на вершину Килиманджаро с тех
пор, как я сопровождал на охоту эту девушку, но и сейчас я могу
мысленно увидеть ее, одетую в полуковбойскую одежду. Ее темные волосы
были свободно повязаны шелковой банданой*, концы которой были
заправлены в рубашку. Узкую талию опоясывал ремень-патронташ из свиной
кожи с замысловатой пряжкой, изображающей звериную голову. Фей
страстно любила природу. Она прекрасно стреляла, владела рыболовным
искусством и верховой ездой. Лошади и собаки буквально обожали ее. Вся
фигура Фей дышала силой и ловкостью. (* Цветной платок, сделанный в
Индии.)
Когда мы выступили, я нанял у местных жителей несколько ослов.
Эти ослы не выносили даже запаха европейцев. Много времени и нервов
ушло на то, чтобы навьючить беспокойных животных. В конце концов все
было закончено, и я дал команду выступать. Но ослы отказывались даже
сдвинуться с места. Фей не растерялась. Она достала из какого-то
потайного карманчика своего багажа австралийский пастуший кнут с
короткой толстой ручкой и кнутовищем, сплетенным из шкуры кенгуру. В
маленькой ручке Феи кнут выглядел непомерно большим, и я не
представлял себе, что она будет с ним делать. Едва я успел опомниться,
как Фей щелкнула десятифутовым кнутом над головами ослов. Звук не
уступал по силе выстрелу из крупнокалиберного ружья. Ослы встали на
дыбы и, брыкаясь, рассыпались, как бусины. Грузы мгновенно оказались у
них под брюхом, и, прежде чем поводыри успели удержать их, вещи
рассыпались по всей степи. Плоды четырехчасового тяжелого труда были
уничтожены в десять секунд. Не помня себя от ярости, я набросился на
Фей. Она сидела на земле, громко смеясь. Между приступами смеха ей
удалось выдавить:
- Хантер, отчего вы такой мрачный?
Надо сказать, что она-то никогда не была скучной.
Поскольку от ослов было мало проку, я нанял повозку с упряжкой
волов. Повозка была тяжелой и тихоходной. Погонщик, туземец постоянно
кричал и пощелкивал кнутом. Каждый вол тянул во всю силу лишь тогда,
когда погонщик называл его по кличке. Живая Фей не выдержала столь
медленного движения повозки с волами.
- Мы никогда не доберемся до места с такой скоростью, - заявила
она. - Мы с вами поедем вперед на моей машине.
Поскольку к месту нашего назначения дороги не было, я сомневался
в возможности проделать путешествие на машине. Однако у Фей был старый
студебеккер, который, как она уверяла, обладал абсолютной
проходимостью. Мы нагрузили старую машину наиболее необходимым
снаряжением. Я уселся на вещи, Фей села за руль, и мы тронулись в
путь.
Через несколько минут я пришел к заключению, что допустил ошибку,
не оставшись на воловьей повозке. Студебеккер, казалось, обладал всеми
свойствами виллиса, и Фей гнала на полной скорости, независимо от
характера местности. Мы прорывались сквозь колючий кустарник, причем
ветви хлестали меня с обеих сторон, с полного хода преодолевали ручьи
и поэтому вероятность застрять в иле была сведена к нулю. Нас выносило
на другой берег одной силой инерции. На открытой равнине Фей выжимала
из машины все, на что та была способна. Мы мчались с невероятной
скоростью. Вдруг колесо ударилось о старую нору муравьеда. Вещи,
уложенные сзади, вместе со мной полетели вверх. Когда я приземлился,
машина уже выскочила из-под меня и на полном ходу летела по равнине,
оставляя за собой "кильватерную струю" из мятой травы и сухих листьев.
Надо сказать, что мое приземление было весьма удачным, поскольку я
упал на вещи, не изменив своего сидячего положения и не выпустив даже
зажатую в зубах трубку.
Фей промчалась добрых две мили, прежде чем обнаружила мое
отсутствие, и то только потому, что какие-то другие вещи выскочили из
машины. Она вернулась и обнаружила меня сидящим на вещах с дымящейся
трубкой во рту. Выскочив из машины, Фей остановилась и стала
разглядывать меня, уперев руки в бока.
- Хантер, как вы ухитрились потеряться? - спросила она меня
строго.
Фей была замечательным стрелком.
Больше всего Фей любила охотиться на слонов и львов. Она
предпочитала двухствольные нарезные ружья лондонской фирмы "Вильяма
Эванса" калибра 360*. Поскольку это ружье было слишком легкое для
охоты на слонов, я настоял на том, чтобы охотиться только в негустом
кустарнике, где можно было увидеть слона на большом расстоянии.
Хороший стрелок может легко убить слона и из легкого ружья, если зверь
стоит на открытом месте и охотник имеет возможность точно целиться в
ухо слона. В густом кустарнике, где слон может наброситься на охотника
с близкого расстояния, необходимо тяжелое ружье, которое обладает
достаточной ударной силой, чтобы остановить зверя выстрелом в лоб. (*
Приблизительно 9,15 миллиметра.)
У Фей был неисчерпаемый запас энергии. Она могла целый день
охотиться и целую ночь не спать. Я не обладал такими способностями.
Однажды вечером мы вернулись в лагерь после того, как проходили по
кустарнику с самого рассвета. После короткого ужина я лег спать. Фей
последовала моему примеру. Однако избыток жизненных сил не давал ей
уснуть. Мы все ночевали в одной маленькой палатке, поскольку
тихоходная повозка с палаткой и основным имуществом еще не прибыла.
Повертевшись в постели несколько минут, Фей уселась на походной койке
и заявила:
- Хантер, мне скучно. Вставайте и поговорите со мной.
Я прикинулся спящим, так как утомился за день и не имел никакого
желания проводить всю ночь за выпивкой и беседой. Фей позвала меня еще
раз. Затем я услышал, как она пробормотала:
- Я его все равно разбужу.
В следующий миг мне на голову свалился вещевой мешок с патронами.
Фей крикнула:
- Не будьте таким скучным, вставайте и развлекайте меня!
Я встал, убедившись в бесполезности сопротивления.
Боюсь, что с обязанностями ночного собеседника я справлялся хуже,
чем с охотничьими, поскольку для участия в следующем сафари Фей
пригласила красивого молодого человека, с которым познакомилась в
Найроби. Я представить себе не мог, что могла такая девушка, как Фей,
найти в этом молодом человеке, так как он был неважным стрелком. Судя
по тому, что она сказала мне, я понял, что он обладал такими
качествами, которые не сразу бросаются в глаза. Казалось, что мы
теперь достигли идеального положения. Днем Фей могла охотиться со
мной, а вечером проводить время со своим кавалером. К несчастью, Фей
была слишком беспокойной девушкой и требовала, чтобы ее друг разделял
ее страсть к охоте. Молодой человек предпочитал не пользоваться
крупнокалиберным ружьем, так как большая сила отдачи больно била его в
плечо. Поэтому он пользовался легким 275-калиберным* нарезным ружьем,
а она - своим надежным ружьем калибра 360. В это время мы охотились на
львов, и это относительно легкое ружье вполне подходило, но я все-таки
взял с собой ружье калибра 475** на случай, если придется встретиться
со слоном или носорогом. (* Приблизительно 7 миллиметров. ** Примерно
12,1 миллиметра.)
Мы шли гуськом по звериной тропе, идущей в глубь зарослей высокой
травы. Вдруг впереди мы увидели одиноко пасшегося буйвола-самца.
Африканский буйвол - весьма грозный зверь. Когда он, пригнув голову,
бросается на охотника, единственное место, куда можно стрелять, - это
его толстый лоб, защищенный широким утолщением у основания рогов.
Только крупнокалиберное ружье способно свалить нападающего буйвола.
Я хотел оставить буйвола в покое, но Фей категорически возражала
- ее знакомый должен вернуться в Найроби, имея право заявить, что он
убил буйвола.
- Стреляйте ему в плечо, - шепнула она. - Если он не упадет, я
его добью.
Молодой человек, нервничая, поднял ружье и выстрелил. Пуля попала
буйволу около крестца. В один миг он развернулся и со страшной
скоростью бросился на нас. Мы ничего не видели, кроме широко
расставленных рогов, несущихся на нас по узкой тропе. Фей с достойным
восхищения хладнокровием вскинула ружье и всадила две пули в лоб
зверя. Это было все равно, что плеваться жеваными бумажными шариками.
Увидев, что животное продолжает бежать, Фей уронила ружье и бросилась
в объятия своего знакомого.
Стоя на узкой тропе, тесно прижавшись друг к другу, эти дети не
давали мне возможности обойти их, чтобы сделать выстрел по зверю.
Буйвол вот-вот должен был добежать до нас. Я уже различал хлопья белой
пены на черной груди зверя и острия его огромных рогов. Если бы это
животное весом в две тысячи фунтов наскочило на нас, то мы бы
наверняка были сбиты и втоптаны в землю. Когда до его рогов оставалась
какая-нибудь пара ярдов, мне удалось протиснуть ствол ружья между Фей
и ее знакомым и выстрелить. Буйвол грохнулся на землю, забрызгав брюки
Фей пеной и кровью. По-моему, Фей и ее друг решили, что буйвол
добрался до них. Так силен был удар при падении животного. Через
несколько секунд Фей, открыв глаза, увидела мертвого буйвола у своих
ног.
- Вот видите, - обратилась она радостно к своему другу, - Хантер
покончил с буйволом. Не обижайтесь, что не Вам пришлось убить его, мы
сейчас же пойдем и разыщем другого.
- Большое спасибо! - заявил молодой человек, утирая трясущимися
руками пот со лба. - Меня интересует только одно, - сколько
потребуется времени, чтобы добраться до Найроби.
Милая веселая Фей! Какова ее судьба - я не знаю. Мягко говоря,
она не придерживалась условностей, но зато была отличным стрелком и
хорошим товарищем. А разве можно найти все качества у женщины?
К сожалению, лишь немногие охотники-спортсмены проявляют
достаточно благоразумия, чтобы терпеть силу отдачи тяжелого ружья.
Обычно после нескольких выстрелов при стендовой стрельбе
охотник-спортсмен начинает инстинктивно морщиться от боли, когда
нажимает спуск. Это, конечно, пагубно влияет на его стрельбу и он
начинает пользоваться более легким оружием. Охотник-спортсмен
забывает, что в разгар охоты будет не до отдачи ружья.
Охотнику-спортсмену приходится решать несколько вопросов при
выборе огнестрельного оружия. Многие предпочитают пользоваться
собственным оружием, но лишь у некоторых имеются тяжелые ружья,
необходимые для охоты на крупных африканских зверей. Если же
спортсмен, находясь в Африке, берет ружье напрокат, он не может
показать его друзьям и сказать, что из этого ружья он убил крупного
самца. Кроме того, многие охотники-спортсмены читали записки охотников
старых времен, которые часто пользовались относительно легким оружием.
Но в те времена звери были непугаными и охотник мог стрелять в самые
уязвимые места. Охотники тех времен лишь в редких случаях рисковали
входить в заросли, чтобы добыть трофеи.
Упорное желание охотников-спортсменов пользоваться легкими
ружьями привело к возникновению нехорошего обычая среди некоторых
профессиональных охотников. Некоторые профессиональные охотники
стреляют из тяжелого ружья одновременно с охотниками-спортсменами.
Такому охотнику-профессионалу и дела нет до того, попадет ли его
клиент в зверя или же просто выстрелит в воздух. Животное падает, а
клиенту достается слава. Если бы я попытался сделать что-либо
подобное, такие люди, как братья Макмартины, коммандер Глен Кидстон
или майор Брюс, которых мне приходилось сопровождать, тут же
отказались бы от моих услуг и немедленно отправили меня в Найроби.
И все же мне понятно поведение профессиональных охотников наших
дней. Неписаный закон кустарника запрещает оставлять раненого зверя
подыхать. Если клиент ранил опасного зверя, профессиональный охотник
обязан последовать за ним в кустарник и добить его. Клиент не может
сам идти, поскольку это связано со слишком большим риском. Кроме того,
профессиональный охотник может гораздо лучше справиться с этой
задачей, если он пойдет один.
Вспоминаю, как однажды я охотился с европейским принцем и
принцессой близ Касигау в районе Вой в Кении. Мы заметили
приближающегося к нам буйвола-самца и залегли, чтобы позволить ему
подойти поближе. Буйвол подбежал к нам на расстояние около пятидесяти
ярдов. Принцесса стреляла из мелкокалиберного ружья и была полна
решимости убить буйвола без посторонней помощи. Она ранила буйвола в
грудь. Если бы выстрел был сделан из ружья крупного или даже среднего
калибра, то буйвол был бы убит. Однако в данном случае раненому зверю
удалось повернуть и скрыться в густых зарослях кустарника. Мы
посмотрели на след и обнаружили капельки крови. В обязанности охотника
входит определение ранения по виду крови. Кровь из легких - светлой
окраски, следовательно, идти по следам придется долго; кровь из почек
темная - значит зверь ранен смертельно; кровь из туловища или
конечностей по окраске промежуточная и показывает, что ранение
несерьезное. В данном случае окраска крови показывала, что нам
предстояло иметь дело с раненым зверем, который будет яростно драться
за свою жизнь. В общем перспектива была не из приятных.
Принцесса продолжала настаивать на том, чтобы идти по следу
раненого зверя со своим игрушечным ружьем. Когда я стал возражать, ее
королевская кровь вскипела и она отстегала меня со всей силой своего
маленького язычка. Очень трудно иметь дело с людьми, которые привыкли,
чтобы им никто не перечил. Я продолжал настаивать на своем, отказав ей
в праве совершить самоубийство. К счастью, принц оказался человеком с
ясной головой. Он, наконец, вмешался и велел мне самому покончить со
зверем.
Я вошел в кустарник вместе со своим помощником-следопытом из
племени валингулу. Я убежден, что представители этого племени - самые
лучшие следопыты в Кении, и я полностью доверял своему помощнику.
Почва была песчаная, и мы могли бесшумно идти по зарослям. Кругом была
тишина. Это означало, что буйвол, по всей вероятности, застыл,
поджидая нас в засаде. Мы подошли к месту, где было много крови, -
буйвол там простоял несколько минут. Он, по-видимому, слышал, как
принцесса кричала на меня, и остановился послушать. Когда спор
прекратился и мы пошли по следу, он тоже двинулся дальше.
Вдруг до нас донесся едкий запах буйвола-самца. Мы остановились.
Должно быть он находился всего лишь в нескольких ярдах от нас.
Следопыт стоял, сильно раздув ноздри, и был похож на пойнтера,
старающегося учуять выводок куропаток; затем он показал пальцем в
кусты. Я ничего не видел. Думая, что буйвол находится на некотором
расстоянии от нас, я знаком показал помощнику, чтобы он бросил
какой-нибудь предмет в направлении животного. Он поднял камень и
бросил его в кустарник впереди нас. Я услышал удар камня о рог
буйвола. Зверь стоял прямо перед нами, но черная шкура настолько
сливалась с тенью, что я не мог его разглядеть.
В этот миг буйвол бросился на нас. У меня даже не было времени
прицелиться. Я только вскинул двуствольное нарезное ружье калибра 500
и выстрелил, как из дробового ружья. Пуля попала буйволу под левый
глаз, убив его наповал. Если бы при мне было легкое ружье, зверь
наверняка убил бы нас обоих, прежде чем издох сам.
Самая необычная просьба, с которой ко мне обратился один из
клиентов, заключалась в том, чтобы заползти в нору и извлечь раненого
африканского кабана. Я сопровождал графа Карнарвона, который ранил
крупного самца дикого африканского кабана. Зверь скрылся в норе. А
африканский кабан всегда входит в нору задом и держит свои клыки
наготове, чтобы достойно встретить преследователя. Граф загорелся
желанием во что бы то ни стало заполучить зверя, а я не мог придумать
какой-либо способ достать его. У нас не было ни лопаты, ни другого
подходящего инструмента, чтобы выкурить кабана.
Я обратился к следопытам с просьбой последовать за кабаном в
нору. Следопыты объяснили мне, что они исповедуют магометанство, а
закон ислама запрещает прикасаться к свинье. Если бы не это, они бы с
радостью исполнили мою просьбу. Мне ничего не оставалось, как самому
спуститься за зверем. Я снял свою куртку и, сказав помощникам, чтобы
они меня вытащили за ногу, как только начну брыкаться, пополз в нору.
Нора была слишком тесная для меня, а от вонючего дыхания кабана я
чуть не задохся. Так как я закрыл вход в нору собственным телом, то
стало совершенно темно. Я с трудом протискивался вперед, нащупывая
путь руками. Вдруг моя рука наткнулась на рыло кабана. Я схватил его
за клыки. Кабан попытался прижать мою руку к стенкам норы, но я не
отпускал его, ожесточенно брыкаясь ногами. От недостатка воздуха и
удушливой вони, исходившей от кабана, я чуть не потерял сознание.
Наконец, мои помощники вытащили меня и вонючего зверя наружу.
Когда я встал на ноги, утирая лицо, граф сказал мне:
- Блестяще, Хантер! Собственно кабан как трофей мне не нужен, мне
просто нужна шкура на седло. Не повредили ли вы ее?
Надеюсь, что граф был в достаточной мере удовлетворен своим
седлом. Иначе как оправдать те мучения, которые я перенес, вытаскивая
кабана из норы?

Глава шестая
Охота на львов в Масайленде

Однажды весной, примерно в середине двадцатых годов, меня
пригласил начальник Департамента по охране дичи в Кении капитан Ритчи,
кавалер ордена Британской империи и Военного Креста. Он сделал мне
чрезвычайно соблазнительное предложение.
Для того чтобы понять причины такого предложения, необходимо
иметь представление о необычных условиях в Кении в тот период.
В центральной части Кении лежит огромное плато - здесь живет
воинственное племя масаи, Масаи - племя копейщиков. Они с презрением
относятся к луку и стрелам, считая их оружием трусов, которые боятся
приблизиться к своему противнику. Молодые воины этого племени
называются моранами. Питаются они в основном свежей кровью зверей и
молоком. По мнению масаи, это единственная подходящая пища для воинов.
В последнее время жители начали усиленно разводить скот. Частично в
результате чрезмерно разросшегося стада и недостатка пастбищ по
районам пронеслась тяжелая эпидемия чумы рогатого скота. Пали тысячи
голов скота, и у масаи осталось лишь небольшое племенное стадо.
Львы стали пожирать дохлый скот, а так как равнины были сплошь
усеяны трупами рогатого скота, львы стали быстро размножаться.
Слабенькие львята, которые при нормальных условиях погибли бы,
доживали до зрелого возраста. Поэтому на территории, населенной
племенем масаи, в удивительно короткое время развелось невероятное
количество львов. Когда эпидемия прошла и на равнинах уже не было
дохлых коров, львы стали охотиться на живой скот. Масаи с копьями и
щитами выступили на защиту бесценных остатков своего стада. Но каждый
убитый лев стоил жизни одному или двум молодым воинам, растерзанным
зверями. Рана, нанесенная львом, почти всегда ведет к заражению крови,
поскольку когти хищника покрыты пленкой гниющего мяса предыдущей
жертвы. Даже поверхностная царапина часто приводила к смерти.
Старейшины племени опасались, что масаи потеряют весь цвет своего
воинства. Им оставалось обратиться за помощью к властям.
- Я полагаю, - заявил мне капитан Ритчи, - что эту задачу не
следует возлагать на обычного охотника-спортсмена. Это под силу только
опытному охотнику. После продолжительного обсуждения Департамент по
охране дичи решил, что вы подходите лучше всего. Нужно уничтожить всех
львов, наносящих ущерб. Численность львов в течение ближайших трех
месяцев должна быть доведена до минимальной нормы. В качестве оплаты
вы можете оставить себе шкуры, - закончил капитан Ритчи.
В то время первосортная шкура льва с черной гривой стоила
двадцать фунтов, львицы - три фунта. Риск, конечно, был большой, но в
то же время охота на львов могла принести значительную сумму денег. У
нас уже было четверо детей, а ведь их воспитание обходится не дешево
даже в Кении.
Я обсудил это предложение с Хильдой. Опытный охотник, не
подвергая себя слишком большому риску, может убить в зарослях
кустарника 10, даже 20 львов. Но охота с целью уничтожения 100 львов
за короткий промежуток времени может кончиться серьезными ранениями от
когтей этих зверей. Моя подруга высказала блестящую мысль:
- Ты помнишь свору собак капитана Херста, с которой ты охотился
на львов в кратере Нгоронгоро. Ведь собаки тебе тогда здорово помогли.
Почему бы не воспользоваться собаками в данном случае?
Это была блестящая идея. Однако австралийские гончие капитана
Херста давно были распроданы его братом, и я не мог себе представить,
где можно было бы раздобыть другую свору. После нескольких бесплодных
попыток приобрести подходящих гончих я обратился на собачий рынок в
Найроби и нашел там пестрое сборище из 22 собак, ожидавших решения
своей судьбы. Это были ничего не стоящие бездомные животные разного
цвета, возраста и породы. И я купил их по десяти шиллингов за штуку.
Когда Хильда увидела свору "львиных" гончих, лицо ее омрачилось. Через
несколько дней положение ухудшилось - ни одна собака не знала, как
вести себя. Днем они лаяли, а по ночам выли, затевали драки друг с
другом, а также с нашими слугами; когда им становилось скучно, они
уходили и нападали на собак наших соседей. Через неделю я все же
привел это сборище (я никак не решаюсь назвать его сворой) в более или
менее пристойный вид и был готов отправиться на территорию масаи.
Власти снабдили меня упряжкой из шести волов, чтобы доставлять
приманку в различные пункты территории племени масаи. Я выступил в
Масайленд со своей сворой в сопровождении нескольких местных
носильщиков и драгоценными, хотя и тихоходными волами.
Сначала мы двигались по шоссейной дороге, ведущей на Конзу,
расположенную примерно в 80 милях к юго-востоку от Найроби, а затем
повернули на запад. После дня пути мы стали выходить из лесистой
местности на открытую равнину. Стали реже встречаться крытые камышом
хижины земледельцев племени кикую. Обработанные шамбы исчезли. Впереди
лежала покрытая травой равнина, изобиловавшая дичью. На этих идеальных
пастбищах в течение долгих веков племя масаи пасло скот рядом со
стадами зебр и уайлдбистов. Воздух там прохладен и чист, им приятно
дышать.
Мы шли все дальше и дальше в дикую массайлендскую территорию. Не
будь в Найроби Хильды, я не пожалел бы, если бы мне вообще не пришлось
туда вернуться. Передо мной была Африка в ее девственном виде, такая,
какой ее создал бог и какой она оставалась до прибытия белого
человека, который первым делом стал уродовать ее естественный облик.
Мы разбивали лагерь там, где нас заставала ночь. Едва солнце
появлялось из-за холмов, мы продолжали свой путь, во всем
руководствуясь лишь собственными желаниями.
Однажды вечером, когда мы уже значительно продвинулись в глубь
территории, до меня донеслось рычание львов, ходивших вокруг лагеря.
По звуку их голосов я понял, что это самцы. На рассвете я впервые
встретился с представителями племени масаи - двумя молодыми моранами,
которые, выйдя поохотиться на львов, увидели наш лагерь. С чувством
собственного достоинства они подошли к моей палатке и остановились,
опираясь на свои копья. Они внимательно изучали меня. Масаи резко
отличаются от всех жителей Африки, с которыми мне приходилось
встречаться. Это рослые, стройные люди с очень тонкими чертами лица -
более правильными, чем у белого человека. Существует даже мнение, что
масаи - потомки древних египтян, которые ушли на юг во время какого-то
крупного переселения народов. Лица молодых воинов были окрашены
красной охрой и обведены белым мелом, изготовленным из истертых в