Страница:
спасении пастбищ от окончательного уничтожения. Я не решался
беспокоить Вас, думая, что эта беда пройдет, однако случилось
обратное. Вторжение слонов приняло угрожающие размеры, поэтому жители
деревни находятся в опасности так же, как и их жилища; по ночам в
деревню приходят слоны. Все люди с грустью спрашивают: "Что мы будем
есть в этом году?". Нам всем придется переселяться из этого района.
Лично я слонов не боюсь, но я опасаюсь, что жители нашей деревни
вынуждены будут пойти по миру и голодать. Я надеюсь, что Ваше
превосходительство найдет способ избавить их от этой беды.
С благодарностью и почтительными приветами искренне Ваш ученик
Миссии".
Приходится удивляться, насколько умны слоны. Они совершенно точно
знают, когда нет никакой угрозы со стороны охотника. Однажды
Департамент по охране дичи дал мне задание уничтожить стадо слонов,
которое наносило ущерб кокосовым плантациям в деревне Лунга-Лунга,
расположенной на границе Кении и Танганьики. Слоны проводили день в
Танганьике, а ночью пересекали границу и опустошали плантации на
территории Кении. В обычных условиях задача уничтожения этих
разбойников не представляла особой трудности. Однако в данном случае
был затронут сложный юридический вопрос. Департамент по охране дичи
Кении не мог уполномочить охотника действовать на территории
Танганьики. Если бы Департамент стал вести дело с соблюдением мелочей
юридической процедуры, к концу волокиты все плантации были бы
уничтожены. Поэтому передо мной была поставлена задача - уничтожить
слонов на территории Кении. Это можно было сделать только ночью,
поскольку слоны, казалось, понимали, что в Танганьике они находятся в
безопасности, и к рассвету переходили границу.
Вместе с Мулумбе я отправился в деревню Лунга-Лунга,
расположенную вблизи побережья Индийского океана на расстоянии около
пятидесяти миль к югу от Момбасы. Около деревни протекает небольшая
речка Умба. Кокосовые плантации простирались до самой речки, и пальмы
нависали над самой водой. Сейчас плантация находилась в плачевном
состоянии. Деревья, которые выращивались в течение многих лет, были
изломаны слонами, земля усеяна скорлупой кокосовых орехов и пальмовыми
листьями.
Вместе с Мулумбе я некоторое время изучал следы слонов. Это были
молодые самцы-холостяки, достигшие половой зрелости и изгнанные из
стада старыми, более крупными самцами. Эти молодые самцы образовали
своего рода клуб и бродили по джунглям, ожидая того времени, когда они
наберутся сил, чтобы бросить вызов и отбить у старых слонов самок.
Я знал, что охотиться на слонов ночью бесполезно. Их надо
удержать на плантации до рассвета. Это трудная задача, поскольку при
первой же тревоге все стадо бросалось на территорию Танганьики. После
долгих размышлений я придумал, что нужно сделать.
Плантация, которую опустошали молодые слоны, была не более 500
ярдов длиной и 200 ярдов шириной. Я сказал, чтобы местные жители
обложили край плантации, обращенный к границе Танганьики, валом из
хвороста; пробираясь к кокосовым пальмам, слоны смогут пройти через
него. Но, когда они попытаются вернуться, жители запалят хворост. Я
полагаю, что стадо не осмелится прорываться через пламя, чтобы
скрыться на территории Танганьики, а если нам удастся задержать слонов
до наступления рассвета, я смогу начать отстрел.
В этот вечер я сидел у хижины с тростниковой крышей, наблюдая,
как ветерок раскачивал пальмы, и вспоминал молодость, проведенную в
Шотландии. Немало ночных экспедиций задумывал я в то время, ставил
силки на зайцев или сети на куропаток. Сейчас, собственно, я занимался
тем же, только дичь была несколько крупнее.
В конце концов писк москитов загнал меня внутрь хижины на койку.
Часа в три утра я услышал тревожный крик местного жителя, который
вызывал моего заряжающего. Я вскочил с койки. Слоны уже пришли на
плантацию. Вместе с Мулумбе мы собрались в несколько секунд. Ночь была
темная, как внутренность пузырька с чернилами. Однако наш проводник
бежал в темноте, как среди бела дня. Мулумбе легко следовал за ним. Я
же попадал в каждую ямку, встречавшуюся на моем пути, мысленно моля
бога, чтобы он не дал мне вывихнуть ногу.
Стадо было на другой стороне речки Умба. Мы перешли ее вброд по
песчаному дну. Возбуждение заставило нас совершенно забыть, что речка
кишит крокодилами. Когда мы вышли на другой берег, я ясно услышал, как
слоны ломали пальмы.
Со всех сторон из темноты стали появляться жители деревни, горя
желанием начать охоту. Я организовал бригаду поджигателей и расставил
их на равных промежутках вдоль вала из хвороста. Когда все заняли свои
места, я дал команду поджечь хворост.
Сухие прутья вспыхнули, как бензин. В какой-то миг встала целая
стена пламени, которая прыгала в обе стороны вдоль южной стороны
плантации, насколько хватало взгляда.
Ну и зрелище это было! При виде пламени ошарашенное стадо более
чем из двадцати слонов замерло безмолвными изваяниями. Многие из них
стояли с задранными вверх хоботами, застигнутые в момент ломки пальм.
Вдоль стены пламени полуголые люди плясали и кричали, размахивая
горящими факелами и возвещая слонам, что скоро наступит возмездие за
их злодеяния. Слоны не издали ни единого звука. Они явно обдумывали,
как выйти из огненного полукруга. Стадо могло бы повернуть и бежать в
глубь Кении, а потом, сделав большой круг, миновать пламя. Но я
рассчитывал на то, что они направят свои силы и разум на то, чтобы
вернуться в Танганьику прямым путем. Мои расчеты оправдались. После
нескольких секунд нерешительности стадо бросилось на нас, делая
отчаянную попытку прорваться на родную территорию.
Наступил критический момент. Если стадо сейчас прорвется, нам
никогда не удастся его настигнуть. Открыть по слонам огонь я не смел.
Звуки выстрелов в момент, когда слоны уже находились в паническом
состоянии, только придали бы им силы. Отличился Мулумбе. Схватив
горящий факел из рук одного из местных жителей, он крикнул бригаде
поджигателей, чтобы она следовала за ним. Пренебрегая опасностью, он
бросился на стадо, размахивая своим факелом и крича, как сирена.
Остальные поджигатели бросились вслед за ним, бросая факелы в
наступающих слонов, Слоны заколебались, а затем повернули по
направлению к плантации.
Как долго не наступает рассвет! Никогда еще, казалось, часы не
тянулись так медленно. Я вглядывался в направлении океана, надеясь
увидеть серый просвет на небе, предшествующий восходу солнца. Наконец,
я услышал воркование голубей, сидящих на деревьях, и понял, что ждать
осталось не так уж долго. Жители деревни утомились, но я подбадривал
их. Они подбрасывали хворост в костры и снова кричали и размахивали
факелами.
Часов в 5 стадо сделало новую попытку прорваться через огонь. На
этот раз слоны разделились на две группы и бросились на стену горящего
хвороста с разных сторон. Жители хватали из огня горящие головешки,
забыв о боли, и бросали в наступающих слонов. И на этот раз удалось
отогнать стадо. Со стороны второй группы слонов до меня донесся плеск,
очевидно они намеревались перейти речку вброд. Это было к лучшему.
Плеск воды давал мне ясное представление о том, где они находятся. Уже
достаточно рассвело, и можно было ясно видеть. Я заметил, что
коричневые тела тихо продвигаются слева от нас. Вторая группа хотела
обойти дальний конец огненной стены и бежать.
Теперь наступило время начать отстрел. Я послал Мулумбе к стаду,
находившемуся справа от речки Умба, сам же прыгнул сквозь стену
пламени и пошел вперед, чтобы перехватить другую группу. Идти было
нетрудно, так как слоны плотно утоптали землю, пока бродили в темноте.
Я шел медленно, стараясь не обнаружить себя. Прямо перед собой
примерно в сорока ярдах я увидел пять слонов-самцов. Выстрелами из
обоих стволов я тут же уложил двух животных. Пока я перезаряжал ружье,
один из оставшихся в живых слонов развернулся и бросился па меня. Вот
тут-то и сказался основной недостаток двустволки. Часто бывает так,
что время, необходимое для перезарядки ружья, решает вопрос жизни и
смерти охотника. Невероятно быстро приближающаяся голова слона внушала
неприятное чувство. Наконец, мне удалось замкнуть ружье и выстрелить.
Слон упал, не вздрогнув.
Оставшиеся два слона стояли, подняв хоботы над головами. Животные
нюхали воздух, стараясь определить мое местонахождение. Затем они
внезапно развернулись и бросились наутек по направлению к речке Умба.
Я пустился вслед за ними. Впереди слышались крики местных жителей;
затем донесся треск магазинного нарезного ружья Мулумбе, вслед за
которым послышался знакомый хлопок попавшей в цель пули. Мой помощник
вступил в дело.
Крики местных жителей становились все громче и громче. Вдруг до
меня дошло, что они кричали от ужаса, а не от возбуждения. Я бросился
на крик и прибежал как раз в момент, когда один слон сталкивал с места
большую деревенскую хижину с низкой крышей. Перед моими глазами маячил
огромный огузок зверя. Голову он почти прижал к земле, напирая лбом на
стену хижины. Я видел, как ивовые прутья, из которых были сплетены ее
стены, сначала напряглись, а затем уступили. Обитатели хижины
выскакивали из трещин, как кролики из садка, когда в него вдруг
забирается хорек, и разбегались во все стороны. Я выстрелил в плечо
слона; он повернул и бросился бежать к пальмам, при этом кровь
струилась у него из хобота. Не успев пробежать и половины расстояния,
он упал с громким стоном. Когда я подошел к нему, он был уже мертв.
Я пошел к тому месту, откуда в последний раз до меня донесся
выстрел из ружья Мулумбе. Через несколько секунд я уже был с
помощником. Он улыбнулся и, подняв руку, показал мне четыре пальца.
Остальные слоны собрались вместе, укрывшись среди кокосовых пальм.
Вместе с Мулумбе мы стали осторожно подкрадываться к ним.
Повсюду на территории плантации кричали жители деревни. Вдруг
Мулумбе остановился и помахал рукой, показывая, что слоны идут в нашем
направлении. Мы застыли в ожидании.
Через несколько секунд из-за деревьев появилась группа слонов. Их
было четыре. Мы открыли по ним огонь. Слоны остановились и в течение
нескольких секунд кружили на месте. Трех мы убили. Оставшийся слон
ускользнул в речку. Позже мы обнаружили, что этот слон прошел мимо нас
бродом и сбежал в Танганьику. Больше он на плантацию не возвращался.
Всего мы убили одиннадцать слонов. Бивни у них были особенно высокого
качества, совершенно без трещин и прочих дефектов, но небольшие - в
среднем по 30 фунтов, ведь они принадлежали молодым животным!
Слон-самец может взбеситься лишь в редких случаях. После этого он
становится "разбойником". Однако я должен сказать, что всегда отношусь
с большим подозрением к сообщениям о бешеных слонах, поскольку любой
самец временно становится "бешеным" в период течки. У слонов период
течки бывает не только у самок, но и у самцов. В этот период самец
становится чрезвычайно нервным и раздражительным. Из двух крохотных
отверстий возле ушей вытекает мускусная жидкость; запах этой жидкости
является признаком, что начался период течки. По рассказам, самки
очень заботятся о самце в этот период. Они окружают его и успокаивают
своими голосами. При этом гладят его хоботами. В случае опасности они
спешно уводят самца, зная, что в таком состоянии его нельзя оставить
без присмотра.
Когда слон в это время совершает набег на деревню или же нападает
на местных жителей, они часто заявляют о том, что нападал
слон-разбойник. На самом же деле это не так. Как только пройдет период
течки, слон снова станет нормальным. Настоящий слон-разбойник - всегда
бешеный слон, когда такое животное появляется, его надо как можно
быстрее уничтожить.
Мой опыт говорит, что слон не становится разбойником, если он не
изуродован или пулей охотника, или стрелой местного жителя. Я знаю
только об одном исключении из этого правила, когда слон страдал от
естественного недостатка.
В 1945 году племя вакамба обратилось ко мне с просьбой уничтожить
слона-самца, который нападал на людей и совершал опустошительные
набеги на поля жителей деревень. Жители настолько боялись этого зверя,
что дали ему прозвище "сайтани", что значит "дьявол". Они полагали,
что в него вселился злой дух. Жители заверили меня, что зверь обладает
сверхъестественными качествами, поскольку он оставлял след, не похожий
на след какого-либо другого слона.
Я весьма неумно сделал, поехав в одиночку, оставив Мулумбе во
главе следопытов в заповеднике Макинду, так как полагал, что "сайтани"
окажется простым слоном-разбойником, с которым легко покончить. Более
130 миль пришлось проехать до речки Чунья, протекающей к югу от
Найроби.
Когда я прибыл в деревню, на которую в последний раз совершил
набег этот слон, жители показали мне его след. След действительно был
необычным. За всю мою жизнь мне еще ни разу не приходилось видеть
подобные следы. Животное имело естественный недостаток - нога его была
изуродована от рождения. Это, по-видимому, и явилось причиной того,
что остальные слоны избегали его, и ему приходилось пастись в
одиночку.
Слон опустошал бахчи местных жителей. Он проявлял большую
изобретательность в поднятии скользких арбузов. Из-за их круглой формы
слону нелегко было поднимать арбузы хоботом, поэтому он сначала
наступал ногой на арбуз, слегка разминая его. Помятый арбуз легче было
брать.
Как правило, слоны дважды не совершают набег на одну и ту же
деревню. Однако этот слон стал настолько агрессивным, что приходил в
одну и ту же деревню до тех пор, пока полностью не опустошал шамбы.
После этого он переходил в другую деревню. Жители заверили меня, что
"сайтани" снова придет ночью. Я решил его встретить.
Я уже говорил, что стрелять ночью почти невозможно. Но этот
случай казался мне исключительным. Если бы мне удалось убить слона
вечером, пока он опустошает шамбы, мне не пришлось бы потратить много
часов на то, чтобы идти по следу, и, таким образом, у меня была
возможность вернуться в Макинду на следующее утро. Я решил
попробовать. Одному из местных жителей я показал, как пользоваться
электрическим фонарем с мощной батареей. Мы условились, что, когда я
его легко толкну в бок локтем, он включит фонарь и осветит слона,
чтобы я мог сделать по нему выстрел. Договорившись об этом, я лег
спать и заснул почти мгновенно.
Мне недолго пришлось поспать, так как вскоре в мою хижину
прибежал взволнованный житель, крича о том, что "сайтани" уже
находится на кукурузном поле. Я схватил ружье и вышел вместе с
помощником, несшим фонарь. Со всех сторон доносился говор
взволнованных жителей, сидевших по хижинам. Я слышал, как они
старались загородить входы, хотя хрупкие хижины не могли их защитить
от разбойника.
Затем, заглушая говор напуганных жителей, до меня донесся другой
звук - уверенное хрупанье жующего слона. Я медленно пошел вперед,
сдвинув предохранитель. Непроницаемая темнота ночи, казалось, сжимает
человека со всех сторон. Я шел, ориентируясь только по треску и
щелчкам ломаемой впереди кукурузы.
Мы подошли к краю поля и, петляя, стали пробираться сквозь
высокие стебли кукурузы. Кукуруза росла настолько густо, что нам
приходилось буквально пробиваться сквозь нее. Затем на фоне темного
неба я увидел неясный силуэт огромной глыбы.
Вдруг слон перестал жевать; он услышал шорох и стал
прислушиваться. Я мысленно представил себе, как он стоит неподвижно,
возможно со стеблем кукурузы во рту, оттопырив во всю ширину свои
огромные уши, чтобы уловить малейший звук. Мы находились от него
примерно в пятнадцати ярдах. Я легонько толкнул юношу локтем, чтобы он
включил фонарь.
Но все мои инструкции были полностью забыты. Нервный юноша то
включал, то выключал фонарь. Слон, который не знал, где мы находимся,
теперь по свету определил наше местонахождение. Вдруг он бросился на
нас. Я услышал треск ломающихся кукурузных стеблей, похожий на треск
горящих в костре шипов колючего кустарника. Мой помощник пустился
бежать, крича от ужаса. На какой-то миг я заколебался, так как ничего
не видел, а только слышал, что зверь рвется ко мне. Ничего не осталось
делать, как только бежать, и я побежал.
Я рванулся через кукурузу, каждую секунду ожидая, что слон
вот-вот настигнет меня. Ночью слон может определить местонахождение
охотника по его запаху, а охотник все равно что слепой.
Когда я достиг края кукурузного поля, то остановился, чтобы
прислушаться. Все было безмолвно. Я тихонько пробрался в хижину,
уступив первый раунд разбойнику.
Теперь жители деревни еще более уверились в том, что
слон-разбойник обладал сверхъестественной силой, которая превосходила
возможности человека, даже белого. Но я готов был поспорить со зверем
на этот счет и послал записку Хильде с просьбой срочно прислать ко мне
Мулумбе. Как только он прибыл, мы пошли по следу хромого разбойника.
Слон, ночью наелся кукурузы до отвала и поэтому не останавливался
в пути, чтобы поесть, как обычно делают слоны. След вел через
кустарники, и я знал, что нам придется пройти большой и тяжелый путь.
Вначале идти по следу было легко: земля была мягкой и мы, заглядывая
вперед, видели глубокие отпечатки деформированной ноги. Слон оставлял
большие кучи помета примерно на равных расстояниях. По температуре
помета можно определить, как давно он прошел. Если в помете большое
количество непереваренной пищи, значит зверь нервничает, и охотнику
следует проявлять особую осторожность. Если в одном месте большая куча
помета, значит животное останавливалось на продолжительный отдых, а
это увеличивало шансы на то, чтобы догнать его.
Но вот мы натолкнулись на каменистый гребень. Мулумбе
остановился, как гончая, потерявшая след. Гребень высоко вздымался над
кустарниками. Он был совершенно голый, за исключением нескольких
камней и гальки, лежавших на нем. Только Мулумбе мог обнаружить
гальку, которая была потревожена ножищами разбойника. Приходится
удивляться, как такое огромное животное может идти по камням, почти не
тревожа их. В конце концов мы миновали хребет и, спустившись на другую
сторону, стали ходить взад-вперед, пока снова не обнаружили след.
Здесь продвижение было до отчаяния медленным. Почва была твердой,
каменистой, и на ней почти не оставалось никаких следов. Ползая на
животе, как змея, Мулумбе подлезал под кусты и обнаруживал следы, о
существовании которых я не мог и подозревать. После того как слон
пройдет, мелкая поросль тут же принимает свое прежнее положение.
Насколько раньше я был полон надежд, настолько теперь впал в
уныние. Мне казалось безнадежным искать одного затерявшегося в лесах
Африки слона.
Я машинально брел за Мулумбе, вспоминая все мои прошлые неудачи.
Мы с трудом пробирались через заросли кустарника сансевиерии.
Листья этого ужасного растения оканчиваются столь острыми и крепкими
колючками, что их часто используют в качестве граммофонных игл.
Фермеры-скотоводы обсаживают свои сады кустарниками сансевиерии,
которые обеспечивают надежную защиту против скота. Мне приходилось
встречать коров без глаза - животное паслось слишком близко к живой
изгороди из кустов сансевиерии.
Теперь представьте себе страдания двух человек, которые должны
продираться через целую плантацию этого дьявольского растения.
Мы шли до тех пор, пока не напали на хорошо утоптанную звериную
тропу, и по ней продолжали свой путь через кустарники. Вдруг Мулумбе
остановился и пальцем указал на землю - я увидел знакомый след
изуродованной ноги.
Мы настигали зверя. Мулумбе шел первым. Я смотрел вперед, чтобы
встреча с разбойником не была неожиданной. Затем в кустарнике
послышались хорошо знакомые звуки, издаваемые жующим слоном. Слон
продвигался, лакомясь нежными веточками. Видимо, он дожидался темноты,
чтобы вернуться на деревенские шамбы. До меня донеслось бурчание в его
животе.
Звериная тропа вела через прогалину в узкой полосе зарослей.
Разбойник находился по ту сторону прогалины на расстоянии менее
пятидесяти ярдов. Забыв обо всем, я оттолкнул Мулумбе и чуть ли не
бегом пустился к прогалине.
Вдруг я почувствовал, как Мулумбе схватил меня за джемпер и резко
потянул назад. Мулумбе приложил ухо к земле - звук лучше проходит по
земле, нежели по воздуху, - затем стал резко высовывать и убирать
язык. Это был сигнал тревоги. В кустарнике впереди нас появилась
крупная самка носорога. Она вся была облеплена грязью из водяной ямы,
а ее мокрые рога блестели в лучах заходящего солнца. Она шла по тропе
прямо на нас, но не заметила ни Мулумбе, ни меня, так как
прислушивалась к звуку жующего слона.
Если бы не Мулумбе, я столкнулся бы с носорогом. Но тут же
возникла другая проблема: самка шла по звериной тропе, на которой
стояли мы. "Если я выстрелю по ней, - думал я, - то слон наверняка
бросится наутек". И в то же время я не мог позволить ей подойти
слишком близко к нам. Похоже, что "сайтами" действительно охранял
таинственный бог джунглей.
Носорог подходил все ближе и ближе, продолжая прислушиваться к
пасущемуся слону. Я был весь в напряжении. Носорог подошел настолько
близко, что малейшее движение вызвало бы его нападение. Мулумбе,
стоявший за мной, был бесподобен. Пока приближался носорог, он не
шевельнулся. Я решил стрелять, как только самка приблизится на
расстояние пяти ярдов. Это расстояние было отмечено пучком травы,
лежащим на тропе. Самка остановилась и прислушалась к разбойнику,
затем сделала еще несколько шагов.
В детстве, когда я учился в школе, мы обычно развлекались глупой
игрой: глядели сосредоточенным взглядом в затылок мальчика, сидевшего
на несколько рядов впереди, и старались внушить ему, чтобы он
повернулся. Сейчас, глядя на самку носорога, я хотел заставить ее
повернуться. Казалось, что она совершенно безразлично относится к моим
умственным усилиям. Вдруг, когда до пучка травы оставалось менее ярда,
носорог повернулся и пошел в направлении кустарника, расположенного
справа от нас. Я услышал, как Мулумбе выдохнул воздух из легких.
Теперь между нами и разбойником ничто не стояло. Я пошел вперед к
прогалине в кустарнике. Слон уже находился в тридцати ярдах от нас.
Между нами возвышался куст; я стал его обходить. Проделав половину
пути, я услышал, что слон перестал жевать. Он услышал меня. В такой
момент самым разумным было бы застыть на месте, я же не мог заставить
себя сделать это. Я был в слишком большом напряжении. Я обежал вокруг
кустарника и увидел слона: он стоял, растопырив уши и подняв хобот
вверх, стараясь услышать или же учуять меня. Лучшей позиции для
выстрела и желать было нельзя. Когда я поднимал ружье, он решил
обратиться в бегство. В какой-то миг он прижал свои уши к телу, тем
самым обозначив, куда бить, чтобы попасть в сердце, поскольку сердце
слона расположено на четыре дюйма ниже края уха, прижатого к туловищу.
Я дал выстрел из обоих стволов один за другим.
Он рванулся через кустарник, как будто я не попал в него. Я
остался на месте, зная наперед, что случится дальше. На расстоянии
пятидесяти ярдов он упал на колени. Перезарядив ружье, я осторожно
пошел к нему, но больше стрелять не пришлось: разбойник был мертв.
Его клыки не представляли никакой ценности, я взял только
изуродованную ногу слона, чтобы доказать жителям деревни, что
"сайтани" действительно мертв.
Глава четырнадцатая
О ружьях, охотниках и страхе
Самые мощные нарезные ружья для охоты на крупного зверя имеют
огромный калибр - 577 или 600*. Пуля калибра 600 весит 900 гранов и
бьет с силой, равной четырем тоннам. Если такая пуля попадет в лоб
слону, то она отбросит его в сидячее положение. После этого со слоном
можно покончить выстрелом из второго ствола. Никакой слон не устоит
перед ударом такой пули, если она попадет в нужное место. (*
Приблизительно 14,3 и 15,2 миллиметра.)
Откровенно говоря, я не пользуюсь этими сверхмощными ружьями. Мне
немного стыдно признаться в истинной причине этого. Научился стрелять
я еще мальчиком, и мне никто не объяснил, что стреляющий должен плотно
прижимать приклад к плечу, чтобы уменьшить силу отдачи. При стрельбе
из дробовика или легкого ружья это особой роли не играет; однако при
стрельбе из сверхмощного нарезного ружья, если приклад недостаточно
крепко прижат, он больно ударяет в плечо. Я, конечно, знал об этом, но
в разгаре охоты обычно забывал.
В основном я пользуюсь двуствольным бескурковым ружьем калибра
500 фирмы "Голланд и Голланд" с выбрасывателем. У, этого ружья длина
ствола 24 дюйма, вес - 10 фунтов 5 унций*. По-моему, из нарезных ружей
ружья фирмы "Голланд и Голланд" самые лучшие, так же как ружья фирмы
"Джемс Перде и сыновья" лучшие среди гладкоствольных. Мое ружье
калибра 500 не подводило меня ни разу, иначе мне не пришлось бы писать
эти строки. (* Унция = 28,349 грамма)
Вместе с тем я твердо убежден, что неумно охотиться на слона,
буйвола или носорога с ружьем калибра менее 450. Однажды во время
охоты в Южной Танганьике мне пришлось встретиться с голландским
охотником-спортсменом по имени Ледибоор, который горел желанием добыть
африканского слона. Он только что прибыл с острова Явы и перед этим
беспокоить Вас, думая, что эта беда пройдет, однако случилось
обратное. Вторжение слонов приняло угрожающие размеры, поэтому жители
деревни находятся в опасности так же, как и их жилища; по ночам в
деревню приходят слоны. Все люди с грустью спрашивают: "Что мы будем
есть в этом году?". Нам всем придется переселяться из этого района.
Лично я слонов не боюсь, но я опасаюсь, что жители нашей деревни
вынуждены будут пойти по миру и голодать. Я надеюсь, что Ваше
превосходительство найдет способ избавить их от этой беды.
С благодарностью и почтительными приветами искренне Ваш ученик
Миссии".
Приходится удивляться, насколько умны слоны. Они совершенно точно
знают, когда нет никакой угрозы со стороны охотника. Однажды
Департамент по охране дичи дал мне задание уничтожить стадо слонов,
которое наносило ущерб кокосовым плантациям в деревне Лунга-Лунга,
расположенной на границе Кении и Танганьики. Слоны проводили день в
Танганьике, а ночью пересекали границу и опустошали плантации на
территории Кении. В обычных условиях задача уничтожения этих
разбойников не представляла особой трудности. Однако в данном случае
был затронут сложный юридический вопрос. Департамент по охране дичи
Кении не мог уполномочить охотника действовать на территории
Танганьики. Если бы Департамент стал вести дело с соблюдением мелочей
юридической процедуры, к концу волокиты все плантации были бы
уничтожены. Поэтому передо мной была поставлена задача - уничтожить
слонов на территории Кении. Это можно было сделать только ночью,
поскольку слоны, казалось, понимали, что в Танганьике они находятся в
безопасности, и к рассвету переходили границу.
Вместе с Мулумбе я отправился в деревню Лунга-Лунга,
расположенную вблизи побережья Индийского океана на расстоянии около
пятидесяти миль к югу от Момбасы. Около деревни протекает небольшая
речка Умба. Кокосовые плантации простирались до самой речки, и пальмы
нависали над самой водой. Сейчас плантация находилась в плачевном
состоянии. Деревья, которые выращивались в течение многих лет, были
изломаны слонами, земля усеяна скорлупой кокосовых орехов и пальмовыми
листьями.
Вместе с Мулумбе я некоторое время изучал следы слонов. Это были
молодые самцы-холостяки, достигшие половой зрелости и изгнанные из
стада старыми, более крупными самцами. Эти молодые самцы образовали
своего рода клуб и бродили по джунглям, ожидая того времени, когда они
наберутся сил, чтобы бросить вызов и отбить у старых слонов самок.
Я знал, что охотиться на слонов ночью бесполезно. Их надо
удержать на плантации до рассвета. Это трудная задача, поскольку при
первой же тревоге все стадо бросалось на территорию Танганьики. После
долгих размышлений я придумал, что нужно сделать.
Плантация, которую опустошали молодые слоны, была не более 500
ярдов длиной и 200 ярдов шириной. Я сказал, чтобы местные жители
обложили край плантации, обращенный к границе Танганьики, валом из
хвороста; пробираясь к кокосовым пальмам, слоны смогут пройти через
него. Но, когда они попытаются вернуться, жители запалят хворост. Я
полагаю, что стадо не осмелится прорываться через пламя, чтобы
скрыться на территории Танганьики, а если нам удастся задержать слонов
до наступления рассвета, я смогу начать отстрел.
В этот вечер я сидел у хижины с тростниковой крышей, наблюдая,
как ветерок раскачивал пальмы, и вспоминал молодость, проведенную в
Шотландии. Немало ночных экспедиций задумывал я в то время, ставил
силки на зайцев или сети на куропаток. Сейчас, собственно, я занимался
тем же, только дичь была несколько крупнее.
В конце концов писк москитов загнал меня внутрь хижины на койку.
Часа в три утра я услышал тревожный крик местного жителя, который
вызывал моего заряжающего. Я вскочил с койки. Слоны уже пришли на
плантацию. Вместе с Мулумбе мы собрались в несколько секунд. Ночь была
темная, как внутренность пузырька с чернилами. Однако наш проводник
бежал в темноте, как среди бела дня. Мулумбе легко следовал за ним. Я
же попадал в каждую ямку, встречавшуюся на моем пути, мысленно моля
бога, чтобы он не дал мне вывихнуть ногу.
Стадо было на другой стороне речки Умба. Мы перешли ее вброд по
песчаному дну. Возбуждение заставило нас совершенно забыть, что речка
кишит крокодилами. Когда мы вышли на другой берег, я ясно услышал, как
слоны ломали пальмы.
Со всех сторон из темноты стали появляться жители деревни, горя
желанием начать охоту. Я организовал бригаду поджигателей и расставил
их на равных промежутках вдоль вала из хвороста. Когда все заняли свои
места, я дал команду поджечь хворост.
Сухие прутья вспыхнули, как бензин. В какой-то миг встала целая
стена пламени, которая прыгала в обе стороны вдоль южной стороны
плантации, насколько хватало взгляда.
Ну и зрелище это было! При виде пламени ошарашенное стадо более
чем из двадцати слонов замерло безмолвными изваяниями. Многие из них
стояли с задранными вверх хоботами, застигнутые в момент ломки пальм.
Вдоль стены пламени полуголые люди плясали и кричали, размахивая
горящими факелами и возвещая слонам, что скоро наступит возмездие за
их злодеяния. Слоны не издали ни единого звука. Они явно обдумывали,
как выйти из огненного полукруга. Стадо могло бы повернуть и бежать в
глубь Кении, а потом, сделав большой круг, миновать пламя. Но я
рассчитывал на то, что они направят свои силы и разум на то, чтобы
вернуться в Танганьику прямым путем. Мои расчеты оправдались. После
нескольких секунд нерешительности стадо бросилось на нас, делая
отчаянную попытку прорваться на родную территорию.
Наступил критический момент. Если стадо сейчас прорвется, нам
никогда не удастся его настигнуть. Открыть по слонам огонь я не смел.
Звуки выстрелов в момент, когда слоны уже находились в паническом
состоянии, только придали бы им силы. Отличился Мулумбе. Схватив
горящий факел из рук одного из местных жителей, он крикнул бригаде
поджигателей, чтобы она следовала за ним. Пренебрегая опасностью, он
бросился на стадо, размахивая своим факелом и крича, как сирена.
Остальные поджигатели бросились вслед за ним, бросая факелы в
наступающих слонов, Слоны заколебались, а затем повернули по
направлению к плантации.
Как долго не наступает рассвет! Никогда еще, казалось, часы не
тянулись так медленно. Я вглядывался в направлении океана, надеясь
увидеть серый просвет на небе, предшествующий восходу солнца. Наконец,
я услышал воркование голубей, сидящих на деревьях, и понял, что ждать
осталось не так уж долго. Жители деревни утомились, но я подбадривал
их. Они подбрасывали хворост в костры и снова кричали и размахивали
факелами.
Часов в 5 стадо сделало новую попытку прорваться через огонь. На
этот раз слоны разделились на две группы и бросились на стену горящего
хвороста с разных сторон. Жители хватали из огня горящие головешки,
забыв о боли, и бросали в наступающих слонов. И на этот раз удалось
отогнать стадо. Со стороны второй группы слонов до меня донесся плеск,
очевидно они намеревались перейти речку вброд. Это было к лучшему.
Плеск воды давал мне ясное представление о том, где они находятся. Уже
достаточно рассвело, и можно было ясно видеть. Я заметил, что
коричневые тела тихо продвигаются слева от нас. Вторая группа хотела
обойти дальний конец огненной стены и бежать.
Теперь наступило время начать отстрел. Я послал Мулумбе к стаду,
находившемуся справа от речки Умба, сам же прыгнул сквозь стену
пламени и пошел вперед, чтобы перехватить другую группу. Идти было
нетрудно, так как слоны плотно утоптали землю, пока бродили в темноте.
Я шел медленно, стараясь не обнаружить себя. Прямо перед собой
примерно в сорока ярдах я увидел пять слонов-самцов. Выстрелами из
обоих стволов я тут же уложил двух животных. Пока я перезаряжал ружье,
один из оставшихся в живых слонов развернулся и бросился па меня. Вот
тут-то и сказался основной недостаток двустволки. Часто бывает так,
что время, необходимое для перезарядки ружья, решает вопрос жизни и
смерти охотника. Невероятно быстро приближающаяся голова слона внушала
неприятное чувство. Наконец, мне удалось замкнуть ружье и выстрелить.
Слон упал, не вздрогнув.
Оставшиеся два слона стояли, подняв хоботы над головами. Животные
нюхали воздух, стараясь определить мое местонахождение. Затем они
внезапно развернулись и бросились наутек по направлению к речке Умба.
Я пустился вслед за ними. Впереди слышались крики местных жителей;
затем донесся треск магазинного нарезного ружья Мулумбе, вслед за
которым послышался знакомый хлопок попавшей в цель пули. Мой помощник
вступил в дело.
Крики местных жителей становились все громче и громче. Вдруг до
меня дошло, что они кричали от ужаса, а не от возбуждения. Я бросился
на крик и прибежал как раз в момент, когда один слон сталкивал с места
большую деревенскую хижину с низкой крышей. Перед моими глазами маячил
огромный огузок зверя. Голову он почти прижал к земле, напирая лбом на
стену хижины. Я видел, как ивовые прутья, из которых были сплетены ее
стены, сначала напряглись, а затем уступили. Обитатели хижины
выскакивали из трещин, как кролики из садка, когда в него вдруг
забирается хорек, и разбегались во все стороны. Я выстрелил в плечо
слона; он повернул и бросился бежать к пальмам, при этом кровь
струилась у него из хобота. Не успев пробежать и половины расстояния,
он упал с громким стоном. Когда я подошел к нему, он был уже мертв.
Я пошел к тому месту, откуда в последний раз до меня донесся
выстрел из ружья Мулумбе. Через несколько секунд я уже был с
помощником. Он улыбнулся и, подняв руку, показал мне четыре пальца.
Остальные слоны собрались вместе, укрывшись среди кокосовых пальм.
Вместе с Мулумбе мы стали осторожно подкрадываться к ним.
Повсюду на территории плантации кричали жители деревни. Вдруг
Мулумбе остановился и помахал рукой, показывая, что слоны идут в нашем
направлении. Мы застыли в ожидании.
Через несколько секунд из-за деревьев появилась группа слонов. Их
было четыре. Мы открыли по ним огонь. Слоны остановились и в течение
нескольких секунд кружили на месте. Трех мы убили. Оставшийся слон
ускользнул в речку. Позже мы обнаружили, что этот слон прошел мимо нас
бродом и сбежал в Танганьику. Больше он на плантацию не возвращался.
Всего мы убили одиннадцать слонов. Бивни у них были особенно высокого
качества, совершенно без трещин и прочих дефектов, но небольшие - в
среднем по 30 фунтов, ведь они принадлежали молодым животным!
Слон-самец может взбеситься лишь в редких случаях. После этого он
становится "разбойником". Однако я должен сказать, что всегда отношусь
с большим подозрением к сообщениям о бешеных слонах, поскольку любой
самец временно становится "бешеным" в период течки. У слонов период
течки бывает не только у самок, но и у самцов. В этот период самец
становится чрезвычайно нервным и раздражительным. Из двух крохотных
отверстий возле ушей вытекает мускусная жидкость; запах этой жидкости
является признаком, что начался период течки. По рассказам, самки
очень заботятся о самце в этот период. Они окружают его и успокаивают
своими голосами. При этом гладят его хоботами. В случае опасности они
спешно уводят самца, зная, что в таком состоянии его нельзя оставить
без присмотра.
Когда слон в это время совершает набег на деревню или же нападает
на местных жителей, они часто заявляют о том, что нападал
слон-разбойник. На самом же деле это не так. Как только пройдет период
течки, слон снова станет нормальным. Настоящий слон-разбойник - всегда
бешеный слон, когда такое животное появляется, его надо как можно
быстрее уничтожить.
Мой опыт говорит, что слон не становится разбойником, если он не
изуродован или пулей охотника, или стрелой местного жителя. Я знаю
только об одном исключении из этого правила, когда слон страдал от
естественного недостатка.
В 1945 году племя вакамба обратилось ко мне с просьбой уничтожить
слона-самца, который нападал на людей и совершал опустошительные
набеги на поля жителей деревень. Жители настолько боялись этого зверя,
что дали ему прозвище "сайтани", что значит "дьявол". Они полагали,
что в него вселился злой дух. Жители заверили меня, что зверь обладает
сверхъестественными качествами, поскольку он оставлял след, не похожий
на след какого-либо другого слона.
Я весьма неумно сделал, поехав в одиночку, оставив Мулумбе во
главе следопытов в заповеднике Макинду, так как полагал, что "сайтани"
окажется простым слоном-разбойником, с которым легко покончить. Более
130 миль пришлось проехать до речки Чунья, протекающей к югу от
Найроби.
Когда я прибыл в деревню, на которую в последний раз совершил
набег этот слон, жители показали мне его след. След действительно был
необычным. За всю мою жизнь мне еще ни разу не приходилось видеть
подобные следы. Животное имело естественный недостаток - нога его была
изуродована от рождения. Это, по-видимому, и явилось причиной того,
что остальные слоны избегали его, и ему приходилось пастись в
одиночку.
Слон опустошал бахчи местных жителей. Он проявлял большую
изобретательность в поднятии скользких арбузов. Из-за их круглой формы
слону нелегко было поднимать арбузы хоботом, поэтому он сначала
наступал ногой на арбуз, слегка разминая его. Помятый арбуз легче было
брать.
Как правило, слоны дважды не совершают набег на одну и ту же
деревню. Однако этот слон стал настолько агрессивным, что приходил в
одну и ту же деревню до тех пор, пока полностью не опустошал шамбы.
После этого он переходил в другую деревню. Жители заверили меня, что
"сайтани" снова придет ночью. Я решил его встретить.
Я уже говорил, что стрелять ночью почти невозможно. Но этот
случай казался мне исключительным. Если бы мне удалось убить слона
вечером, пока он опустошает шамбы, мне не пришлось бы потратить много
часов на то, чтобы идти по следу, и, таким образом, у меня была
возможность вернуться в Макинду на следующее утро. Я решил
попробовать. Одному из местных жителей я показал, как пользоваться
электрическим фонарем с мощной батареей. Мы условились, что, когда я
его легко толкну в бок локтем, он включит фонарь и осветит слона,
чтобы я мог сделать по нему выстрел. Договорившись об этом, я лег
спать и заснул почти мгновенно.
Мне недолго пришлось поспать, так как вскоре в мою хижину
прибежал взволнованный житель, крича о том, что "сайтани" уже
находится на кукурузном поле. Я схватил ружье и вышел вместе с
помощником, несшим фонарь. Со всех сторон доносился говор
взволнованных жителей, сидевших по хижинам. Я слышал, как они
старались загородить входы, хотя хрупкие хижины не могли их защитить
от разбойника.
Затем, заглушая говор напуганных жителей, до меня донесся другой
звук - уверенное хрупанье жующего слона. Я медленно пошел вперед,
сдвинув предохранитель. Непроницаемая темнота ночи, казалось, сжимает
человека со всех сторон. Я шел, ориентируясь только по треску и
щелчкам ломаемой впереди кукурузы.
Мы подошли к краю поля и, петляя, стали пробираться сквозь
высокие стебли кукурузы. Кукуруза росла настолько густо, что нам
приходилось буквально пробиваться сквозь нее. Затем на фоне темного
неба я увидел неясный силуэт огромной глыбы.
Вдруг слон перестал жевать; он услышал шорох и стал
прислушиваться. Я мысленно представил себе, как он стоит неподвижно,
возможно со стеблем кукурузы во рту, оттопырив во всю ширину свои
огромные уши, чтобы уловить малейший звук. Мы находились от него
примерно в пятнадцати ярдах. Я легонько толкнул юношу локтем, чтобы он
включил фонарь.
Но все мои инструкции были полностью забыты. Нервный юноша то
включал, то выключал фонарь. Слон, который не знал, где мы находимся,
теперь по свету определил наше местонахождение. Вдруг он бросился на
нас. Я услышал треск ломающихся кукурузных стеблей, похожий на треск
горящих в костре шипов колючего кустарника. Мой помощник пустился
бежать, крича от ужаса. На какой-то миг я заколебался, так как ничего
не видел, а только слышал, что зверь рвется ко мне. Ничего не осталось
делать, как только бежать, и я побежал.
Я рванулся через кукурузу, каждую секунду ожидая, что слон
вот-вот настигнет меня. Ночью слон может определить местонахождение
охотника по его запаху, а охотник все равно что слепой.
Когда я достиг края кукурузного поля, то остановился, чтобы
прислушаться. Все было безмолвно. Я тихонько пробрался в хижину,
уступив первый раунд разбойнику.
Теперь жители деревни еще более уверились в том, что
слон-разбойник обладал сверхъестественной силой, которая превосходила
возможности человека, даже белого. Но я готов был поспорить со зверем
на этот счет и послал записку Хильде с просьбой срочно прислать ко мне
Мулумбе. Как только он прибыл, мы пошли по следу хромого разбойника.
Слон, ночью наелся кукурузы до отвала и поэтому не останавливался
в пути, чтобы поесть, как обычно делают слоны. След вел через
кустарники, и я знал, что нам придется пройти большой и тяжелый путь.
Вначале идти по следу было легко: земля была мягкой и мы, заглядывая
вперед, видели глубокие отпечатки деформированной ноги. Слон оставлял
большие кучи помета примерно на равных расстояниях. По температуре
помета можно определить, как давно он прошел. Если в помете большое
количество непереваренной пищи, значит зверь нервничает, и охотнику
следует проявлять особую осторожность. Если в одном месте большая куча
помета, значит животное останавливалось на продолжительный отдых, а
это увеличивало шансы на то, чтобы догнать его.
Но вот мы натолкнулись на каменистый гребень. Мулумбе
остановился, как гончая, потерявшая след. Гребень высоко вздымался над
кустарниками. Он был совершенно голый, за исключением нескольких
камней и гальки, лежавших на нем. Только Мулумбе мог обнаружить
гальку, которая была потревожена ножищами разбойника. Приходится
удивляться, как такое огромное животное может идти по камням, почти не
тревожа их. В конце концов мы миновали хребет и, спустившись на другую
сторону, стали ходить взад-вперед, пока снова не обнаружили след.
Здесь продвижение было до отчаяния медленным. Почва была твердой,
каменистой, и на ней почти не оставалось никаких следов. Ползая на
животе, как змея, Мулумбе подлезал под кусты и обнаруживал следы, о
существовании которых я не мог и подозревать. После того как слон
пройдет, мелкая поросль тут же принимает свое прежнее положение.
Насколько раньше я был полон надежд, настолько теперь впал в
уныние. Мне казалось безнадежным искать одного затерявшегося в лесах
Африки слона.
Я машинально брел за Мулумбе, вспоминая все мои прошлые неудачи.
Мы с трудом пробирались через заросли кустарника сансевиерии.
Листья этого ужасного растения оканчиваются столь острыми и крепкими
колючками, что их часто используют в качестве граммофонных игл.
Фермеры-скотоводы обсаживают свои сады кустарниками сансевиерии,
которые обеспечивают надежную защиту против скота. Мне приходилось
встречать коров без глаза - животное паслось слишком близко к живой
изгороди из кустов сансевиерии.
Теперь представьте себе страдания двух человек, которые должны
продираться через целую плантацию этого дьявольского растения.
Мы шли до тех пор, пока не напали на хорошо утоптанную звериную
тропу, и по ней продолжали свой путь через кустарники. Вдруг Мулумбе
остановился и пальцем указал на землю - я увидел знакомый след
изуродованной ноги.
Мы настигали зверя. Мулумбе шел первым. Я смотрел вперед, чтобы
встреча с разбойником не была неожиданной. Затем в кустарнике
послышались хорошо знакомые звуки, издаваемые жующим слоном. Слон
продвигался, лакомясь нежными веточками. Видимо, он дожидался темноты,
чтобы вернуться на деревенские шамбы. До меня донеслось бурчание в его
животе.
Звериная тропа вела через прогалину в узкой полосе зарослей.
Разбойник находился по ту сторону прогалины на расстоянии менее
пятидесяти ярдов. Забыв обо всем, я оттолкнул Мулумбе и чуть ли не
бегом пустился к прогалине.
Вдруг я почувствовал, как Мулумбе схватил меня за джемпер и резко
потянул назад. Мулумбе приложил ухо к земле - звук лучше проходит по
земле, нежели по воздуху, - затем стал резко высовывать и убирать
язык. Это был сигнал тревоги. В кустарнике впереди нас появилась
крупная самка носорога. Она вся была облеплена грязью из водяной ямы,
а ее мокрые рога блестели в лучах заходящего солнца. Она шла по тропе
прямо на нас, но не заметила ни Мулумбе, ни меня, так как
прислушивалась к звуку жующего слона.
Если бы не Мулумбе, я столкнулся бы с носорогом. Но тут же
возникла другая проблема: самка шла по звериной тропе, на которой
стояли мы. "Если я выстрелю по ней, - думал я, - то слон наверняка
бросится наутек". И в то же время я не мог позволить ей подойти
слишком близко к нам. Похоже, что "сайтами" действительно охранял
таинственный бог джунглей.
Носорог подходил все ближе и ближе, продолжая прислушиваться к
пасущемуся слону. Я был весь в напряжении. Носорог подошел настолько
близко, что малейшее движение вызвало бы его нападение. Мулумбе,
стоявший за мной, был бесподобен. Пока приближался носорог, он не
шевельнулся. Я решил стрелять, как только самка приблизится на
расстояние пяти ярдов. Это расстояние было отмечено пучком травы,
лежащим на тропе. Самка остановилась и прислушалась к разбойнику,
затем сделала еще несколько шагов.
В детстве, когда я учился в школе, мы обычно развлекались глупой
игрой: глядели сосредоточенным взглядом в затылок мальчика, сидевшего
на несколько рядов впереди, и старались внушить ему, чтобы он
повернулся. Сейчас, глядя на самку носорога, я хотел заставить ее
повернуться. Казалось, что она совершенно безразлично относится к моим
умственным усилиям. Вдруг, когда до пучка травы оставалось менее ярда,
носорог повернулся и пошел в направлении кустарника, расположенного
справа от нас. Я услышал, как Мулумбе выдохнул воздух из легких.
Теперь между нами и разбойником ничто не стояло. Я пошел вперед к
прогалине в кустарнике. Слон уже находился в тридцати ярдах от нас.
Между нами возвышался куст; я стал его обходить. Проделав половину
пути, я услышал, что слон перестал жевать. Он услышал меня. В такой
момент самым разумным было бы застыть на месте, я же не мог заставить
себя сделать это. Я был в слишком большом напряжении. Я обежал вокруг
кустарника и увидел слона: он стоял, растопырив уши и подняв хобот
вверх, стараясь услышать или же учуять меня. Лучшей позиции для
выстрела и желать было нельзя. Когда я поднимал ружье, он решил
обратиться в бегство. В какой-то миг он прижал свои уши к телу, тем
самым обозначив, куда бить, чтобы попасть в сердце, поскольку сердце
слона расположено на четыре дюйма ниже края уха, прижатого к туловищу.
Я дал выстрел из обоих стволов один за другим.
Он рванулся через кустарник, как будто я не попал в него. Я
остался на месте, зная наперед, что случится дальше. На расстоянии
пятидесяти ярдов он упал на колени. Перезарядив ружье, я осторожно
пошел к нему, но больше стрелять не пришлось: разбойник был мертв.
Его клыки не представляли никакой ценности, я взял только
изуродованную ногу слона, чтобы доказать жителям деревни, что
"сайтани" действительно мертв.
Глава четырнадцатая
О ружьях, охотниках и страхе
Самые мощные нарезные ружья для охоты на крупного зверя имеют
огромный калибр - 577 или 600*. Пуля калибра 600 весит 900 гранов и
бьет с силой, равной четырем тоннам. Если такая пуля попадет в лоб
слону, то она отбросит его в сидячее положение. После этого со слоном
можно покончить выстрелом из второго ствола. Никакой слон не устоит
перед ударом такой пули, если она попадет в нужное место. (*
Приблизительно 14,3 и 15,2 миллиметра.)
Откровенно говоря, я не пользуюсь этими сверхмощными ружьями. Мне
немного стыдно признаться в истинной причине этого. Научился стрелять
я еще мальчиком, и мне никто не объяснил, что стреляющий должен плотно
прижимать приклад к плечу, чтобы уменьшить силу отдачи. При стрельбе
из дробовика или легкого ружья это особой роли не играет; однако при
стрельбе из сверхмощного нарезного ружья, если приклад недостаточно
крепко прижат, он больно ударяет в плечо. Я, конечно, знал об этом, но
в разгаре охоты обычно забывал.
В основном я пользуюсь двуствольным бескурковым ружьем калибра
500 фирмы "Голланд и Голланд" с выбрасывателем. У, этого ружья длина
ствола 24 дюйма, вес - 10 фунтов 5 унций*. По-моему, из нарезных ружей
ружья фирмы "Голланд и Голланд" самые лучшие, так же как ружья фирмы
"Джемс Перде и сыновья" лучшие среди гладкоствольных. Мое ружье
калибра 500 не подводило меня ни разу, иначе мне не пришлось бы писать
эти строки. (* Унция = 28,349 грамма)
Вместе с тем я твердо убежден, что неумно охотиться на слона,
буйвола или носорога с ружьем калибра менее 450. Однажды во время
охоты в Южной Танганьике мне пришлось встретиться с голландским
охотником-спортсменом по имени Ледибоор, который горел желанием добыть
африканского слона. Он только что прибыл с острова Явы и перед этим