— Да? Ты в самом деле этого хочешь?
   — Больше всего на свете. И прямо сейчас собираюсь заняться билетами.
   Я сразу повеселела.
   — В этом нет необходимости. Лайза участвует в кордебалете. Она обещала сама это сделать. Я только должна предупредить, что мы будем вдвоем.
   — Это будет замечательный вечер.
   Мне было очень хорошо с ним. Мы перекусили в небольшом кафе недалеко от Гайд-парка, потом погуляли, посидели на скамейке у Серпантина. За это время он сумел убедить меня вернуться с ним на следующий же день. Должна признаться, долго уговаривать меня не пришлось. Моя поездка в Лондон подтвердила, что здесь меня не ждет ничего, кроме болезненных воспоминаний, от которых некуда скрыться.
   Более того, размышляя о том, как я на самом деле отношусь к Родерику, я поняла, что с ним мне так хорошо, как я уже думала, никогда не будет после смерти мамы. Я начинала понимать, что он — единственный, в ком я могла бы найти утешение.
   В тот день в Гайд-парке я была почти что счастлива.
   Лайза известила Долли, что я собираюсь прийти на спектакль вместе с другом, и он оставил для нас места в ложе. Я понимала, что мне предстоит испытание — пойти в театр, где в последний раз пела на сцене мама — и я постаралась собрать всю свою волю, чтобы выдержать его.
   Когда поднялся занавес, я сразу же узнала Лайзу. Я внимательно следила за ней. Она выделялась среди других, пела с подъемом и самозабвенно танцевала. Ничего удивительного, что Долли выбрал ее в дублерши Лотти Лэнгдон. Будучи высокопрофессиональной актрисой, сама Лотти не обладала тем неотразимым обаянием, которое в такой степени было свойственно маме.
   Пьеса была довольно банальной, хотя не в большей мере, чем «Графиня Мауд», однако ей не хватало «изюминки», особого шарма, что означало — не хватает Дезире.
   В антракте Долли зашел к нам. Он хотел узнать, как я живу, и смотрел на меня с такой нежностью, что я боялась расплакаться.
   — Если тебе что-нибудь нужно, ты ведь знаешь, я…
   — Да-да, Долли, конечно, я знаю, — сказала я.
   — Ну и молодец. Что скажешь о спектакле?
   И я, и Родерик в один голос заявили, что он исключительно интересный.
   — Да, неплохой, — грустно вздохнул Долли. — Если бы только…
   — Как идут дела у Лайзы Феннел? — спросила я.
   — Неплохо, — повторил он. — Совсем даже неплохо. Она так и рвется в бой, а это, считай, уже наполовину выигранное сражение. Конечно, это не Дезире, но разве с ней мог бы кто-нибудь сравниться?
   Мы оба помолчали, вспоминая о ней.
   — Мне бы хотелось встретиться с Лайзой после спектакля, — сказала я.
   — Пройди к ней в гримерную, там ее и увидишь. Это вторая гримерная кордебалета. Дорогу тебе показывать не надо.
   — Да, дорогу туда я знаю хорошо.
   — Ты еще долго пробудешь в Лондоне?
   — Нет, — ответил Родерик за меня. — Завтра мы возвращаемся.
   — Как там Чарли?
   — Все хорошо. Он сейчас в отъезде, на континенте. Возможно, пробудет еще несколько недель.
   — Жаль, но мне придется вас оставить. Там, за кулисами, сейчас обязательно разыграется какая-нибудь драма, без этого ни один спектакль не обходится. Надеюсь, мы с тобой опять скоро увидимся, Ноэль. Знай, что на любой спектакль для тебя есть место.
   — Спасибо вам, Долли.
   Он поцеловал меня и ушел, а когда спектакль закончился мы пошли в гримерную кордебалета к Лайзе. Она была счастлива видеть нас.
   — Вы должны поехать с нами поужинать, — сказал Родерик.
   Ее лицо вспыхнуло от восторга.
   — Это просто замечательно! Вы дадите мне несколько минут, чтобы переодеться?
   В ожидании Лайзы я поговорила со швейцаром, он был невероятно рад меня видеть.
   — Давненько вы сюда не заходили, — сказал он мне. — Похоже, все меняется. Дезире была такая хорошая. Всегда улыбнется, скажет ласковое слово. Без нее — совсем не то.
   «Все и все здесь будут напоминать мне о ней», — подумала я.
   За ужином Лайза была очень оживлена. Она с жаром рассуждала о собственной карьере, которая продвигалась весьма успешно.
   — Да, конечно, пока я всего лишь в кордебалете, — говорила она. — Но все изменится, и то, что Долли поставил меня дублершей Лотти, разве не подтверждение тому? Мне бы только дождаться своего шанса, и я покажу, на что способна.
   Я не могла не вспомнить об этом ее шансе, который возник из-за болезни мамы — легкое недомогание, обернувшееся смертью.
   — Что ж, возможность показать себя когда-нибудь обязательно предоставится, — сказал Родерик. — Важно быть готовым к ней, когда это произойдет.
   — Да, это верно, я знаю, и я буду готова. Мне хочется играть в чем-то получше, чем «Лоскутки и тряпки».
   — Все так и будет, — уверил ее Родерик. Она улыбнулась ему.
   — А теперь расскажите о себе и об этом необыкновенном месте, где жили древние римляне.
   — Ноэль это тоже очень заинтересовало.
   — Да, — подтвердила я. — Это так увлекательно. Мне разрешили почистить несколько найденных черепков и других предметов.
   — Удивительно! Как было бы интересно это увидеть!
   — Вы должны как-нибудь приехать к нам.
   Я невольно подумала, какова будет реакция леди Констанс, если ей придется встретиться с танцовщицей из кордебалета, занятой в спектакле «Лоскутки и тряпки». Мысль эта испортила мне настроение, напомнив о том, как я сама была встречена ею.
   В этот вечер я была довольно молчалива, и Родерик, с его природной чуткостью, понял, что театр заставил меня опять вернуться к печальным воспоминаниям. Прошло еще слишком мало времени.
   Мне следовало воспользоваться возможностью уехать из Лондона, чтобы постараться оставить позади пережитое горе. И я, пожалуй, была права, решив вернуться с Родериком в Леверсон, хотя бы на время.
   Леди Констанс встретила меня прохладно и дала мне понять, что недовольна моим возвращением. Она надеялась, что я останусь в Лондоне. Зато Герти была в восторге. От нее-то я и узнала эту новость.
   — Гроза была — не приведи Господи. Дождь как зарядил с того дня, как вы уехали, так больше и не переставал. Река поднялась, и мы даже боялись, как бы вода не дошла до этих древнеримских штуковин. Да и как не бояться — все бы эти раскопки затопило. А еще Грейс спускалась по лестнице и подвернула ногу.
   Грейс была одной из горничных, в чьи обязанности входило наводить порядок в комнатах леди Констанс. Она была постарше остальных и работала в доме с тринадцати лет.
   — Надеюсь, ничего серьезного? — спросила я.
   — Ну, ей придется полежать. Нельзя наступать на ногу, так сказал доктор. Леди Констанс посылала за доктором. И теперь вот мне приходится убирать в комнатах ее светлости, — она скорчила недовольную гримасу.
   — И это тебе не нравится, Герти?
   — Вы ведь знаете, какая она, ее светлость — с причудами. Я бы лучше у вас убирала, мисс.
   — Спасибо, Герти; я надеюсь, Грейс скоро поправится.
   — Поскорее бы, а то я жду — не дождусь.
   Я сходила навестить Фиону. Она обрадовалась моему приходу и рассказала о наводнении и образующихся провалах в земле.
   — Это недалеко от мозаичной мостовой, — сказала она. — Я очень разволновалась, когда это произошло. Думала, обнаружится что-нибудь новое. Там вскоре будут произведены пробные раскопки, но сейчас земля еще слишком мокрая. Как только немного подсохнет, так и начнут.
   — Интересно, найдут там еще что-нибудь?
   — Не исключено. Подождем — увидим. А пока что взгляни-ка на этот сосуд для питья. Обрати внимание на замысловатую гравировку. Мне доставляет огромное удовольствие составлять из этих фрагментов единое целое.
   В то время, как она показывала мне сосуд, подошла миссис Карлинг. В ее глазах я прочла молчаливый упрек и поняла, что она огорчена тем, что я не последовала ее совету и не уехала насовсем.
   — Мисс Тримастон ездила в Лондон, — сказала Фиона. — Она и Родерик вернулись вчера.
   — Ездили вместе, не так ли?
   — Да, — ответила я. — Он приехал в Лондон, когда я была там. Поэтому мы и вернулись вместе.
   — В Лондоне, должно быть, вам показалось интереснее, не то, что здесь, — сказала миссис Карлинг.
   — Нет, мне здесь очень нравится. Все это, — я махнула рукой в сторону окна. — Я нахожу это невероятно интересным.
   Она испытующе посмотрела на меня, а Фиона сказала.
   — Я приготовлю кофе.
   — Я сама этим займусь, — предложила миссис Карлинг — а ты продолжай показывать мисс Тримастон эти находки.
   Мы сели пить кофе, и я постоянно ощущала на себе пристальное внимание миссис Карлинг.
   Полагаю, мое пренебрежение ее советом серьезно задело и раздосадовало ее.
   Было уже часов десять утра. Родерик рано утром уехал с земельным агентом по делам, а я размышляла, чем бы мне заняться. Может быть, проехаться верхом к морю или по ближайшим деревням, но я еще не чувствовала себя достаточно умелой наездницей, чтобы отправиться куда-то одной. Хотя надеялась, что скоро смогу это делать.
   И я решила пройтись пешком к Фионе, такие прогулки уже вошли у меня в привычку. Мне казалось, она всегда рада моему приходу и с нескрываемым удовольствием рассказывает о найденных предметах и своей работе над ними.
   Спускаясь по лестнице мимо комнат, занимаемых леди Констанс, я заметила, что дверь одной из них приоткрыта.
   Герти, вероятно, услышав мои шаги, вышла на лестницу.
   — Мисс, — прошептала она. — Я должна вам что-то показать, я нашла это там. — Она приложила палец к губам, потом добавила: — Пойдемте.
   Я остановилась в нерешительности. Это была спальня леди Констанс, которую должна была убирать Герти с тех пор, как Грейс повредила ногу.
   — Вы должны это видеть, — продолжала Герти. — Вам это будет ужасно интересно.
   Я все еще не решалась войти.
   — Смотрите. Я вам сейчас покажу.
   Она вернулась в комнату. Я по-прежнему стояла у двери. Я видела, как она подошла к туалетному столику, выдвинула один из ящиков и достала из него какую-то книгу. Это был внушительных размеров альбом, вроде тех, чтo используют для наклеивания вырезок. Она разложила альбом на столике и, заговорщицки глядя на меня через плечо, кивала головой, подзывая к себе.
   Я понимаю, что должна была отказаться, но подчиняясь мгновенному порыву, на цыпочках вошла в комнату.
   Герти ткнула пальцем в открытый альбом.
   Я подошла поближе и ахнула — там была фотография мамы. Я хорошо помнила этот снимок. Он был сделан, когда она играла в «Нежной лаванде». Я узнала ее платье — сиреневого цвета бальный наряд с кринолином. На шее была розовато-лиловая бархатная лента с несколькими брильянтами спереди.
   Тут уж я была не силах остановить себя и подошла ближе.
   «Дезире, мисс Лаванда, царит на сцене, — прочитала я. — Ее искрометный талант сумел зажечь даже этот серый спектакль».
   Я почувствовала, что слезы навернулись мне на глаза, и на какое-то время перестала думать о том, каким образом фотография мамы оказалась в альбоме, по всей видимости принадлежавшем леди Констанс.
   — Здесь все про нее, мисс, — шептала Герти. — Посмотрите-ка. — Она перевернула страницу. Это были фотографии мамы, иногда вместе с другими актерами. «Дезире в спектакле „Цветок страсти“, Дезире в спектакле „Красные розы к маю“. Все вырезки были посвящены ей. „Дезире, выглядевшая изысканно очаровательной, придала новое звучание старым, заигранным мелодиям“; „Девушка из провинции“ — весьма посредственная пьеса, но Дезире, как всегда, на высоте.»
   Весь альбом был заполнен подобными вырезками. Кто-то не поленился вырезать их и вклеить.
   Я была полностью поглощена увиденным. Моя память опять предательски уводила меня в прошлое.
   Вдруг я испытала ужас. Дрожь пробежала по телу. Инстинктивно, еще не оборачиваясь, я почувствовала, что за нами следят.
   В дверях стояла леди Констанс.
   Она двинулась к нам. Взгляд ее упал на альбом с вырезками. Ледяным тоном она произнесла:
   — Хотелось бы знать, чем я обязана вашему присутствию в моей комнате?
   — О-о… — запинаясь, проговорила я. — Я просто шла мимо и остановилась поговорить с Герти.
   Герти била дрожь. Судорожным движением она захлопнула альбом и сунула его в открытый ящик туалетного столика, откуда он был только что извлечен ею.
   — Я полагала, вы закончили с уборкой, по крайней мере, десять минут назад, — сказала леди Констанс, обращаясь к Герти. — Грейс никогда не возилась так долго.
   Я пробормотала что-то о том, что собиралась выйти на воздух. Она кивнула, и я, смущенная и подавленная от сознания своей вины, выскользнула из комнаты.
   Мысли мои путались. Даже прохладный ветер не мог остудить мое пылающее лицо. В каком ужасном положении я оказалась! Как можно было допустить такую глупость? Ведь я позволила себе вторгнуться в ее тайну.
   Сомнений в том, что именно она собирала эти вырезки, у меня не было. Да, это она наклеивала их в альбом, читала и перечитывала, подвергая свою душу неимоверным страданиям.
   Я знала, насколько глубоки были чувства Чарли к маме. Леди Констанс тоже это знала.
   Герти была напугана. Она сказала мне, что ее «песенка спета» и теперь покорно ожидала, когда разразится гроза.
   — Она не ругалась, — говорила Герти, — но если бы взгляды могли убивать, я бы уж давно лежала мертвой. Теперь, я знаю, она все время будет следить за мной, искать, к чему бы придраться. Уж это ясно, только и ждет, чтобы наброситься на меня. Не знаю, что мне делать, просто не знаю. Ну, как мне теперь найти другое место? Ясно, что она не даст мне рекомендации, верно? Дома восемь ртов, все — мал мала меньше. Сами еще зарабатывать не могут. Понимаете, какие дела, мисс.
   Я понимала и очень сочувствовала ей.
   Мне также было немного жаль леди Констанс, потому что, казалось, теперь я знаю, что сделало ее такой, какая она есть. Я не могла не думать о том, какие муки она должна была испытывать все эти годы. Ведь она, наверное, любила Чарли. Я чувствовала это. Чарли и Родерик составляли смысл ее жизни. И уже долгие годы она знала о пламенной страсти своего мужа к Дезире. Естественно, ей хотелось узнать как можно больше о своей сопернице. Все это вызывало жалость. Бедная леди Констанс! И бедная Герти.
   Через три дня приключилась неприятность с каменным бюстом, стоявшим на лестнице. Это был бюст одного из родовитых предков семьи. Водруженный на резную подставку из красного дерева, бравый генерал в форме украшал собой лестничную площадку между вторым и третьим пролетами лестницы.
   В обязанности Герти среди прочего входила уборка лестницы. Я слышала, как она упоминала о бюсте, называя его «тот старик, который в шляпе и с бакенбардами». Бакенбарды действительно были выполнены мастерски, а треуголка и мундир придавали генералу суровое достоинство и величие.
   — У меня от него мурашки по коже, — жаловалась Герти. — Так и кажется, что он следит за мной, проверяет, как я вымела в углах, и хочет дать нагоняй. А вчера он покачнулся. Эта штука для него слабовата, боюсь, не выдержит. Он слишком здоровый.
   Когда я поднималась по ступенькам, Герти находилась около бюста, смахивая с него пыль перьевой метелкой.
   — Здравствуйте, мисс, — сказала она. — Идете прогуляться?
   — Да.
   — Небось к этой мисс Вэнс. Вам ведь нравятся все эти старые осколки и обломки, правда?
   — Да, нравятся.
   Герти снисходительно улыбнулась. Потом, подойдя чуть ближе к бюсту, она слегка качнулась и схватилась за подставку, ища в ней опору. Бюст, пошатнувшись, с грохотом свалился на пол. Отскочив в сторону, я с ужасом уставилась на поверженного генерала. Герти в полном смятении озиралась вокруг.
   — Ах ты, Господи! Это конец, — пробормотала она.
   Должно быть, мы обе одновременно заметили, что кончик генералова носа лежит на ковре рядом с кусочком уха. В голове промелькнула мысль, что бедный генерал уже навсегда потерял свой грозный вид.
   Но когда я увидела несчастное лицо Герти, искаженное паническим ужасом, от моего легкомыслия не осталось и следа. Мне стало стыдно за то, что хотя бы на миг ситуация показалась мне забавной.
   Я приняла решение.
   — Я скажу, что это я его уронила, — объявила я Герти. — Скажу, что шла мимо, а подставка неустойчивая; я случайно дотронулась, бюст и упал.
   Лицо Герти осветилось надеждой.
   — О, мисс, но как же? Вы не сможете этого сделать.
   — Смогу.
   — Ее светлость очень рассердится.
   — Придется это пережить.
   — Она и так-то не очень вас любит, мисс, хотя меня еще меньше.
   — Но ты потеряешь работу. А что касается меня, она не может не любить меня больше, чем уже не любит сейчас, и если она предложит мне уехать, я так и сделаю. Поэтому я — совсем другое дело.
   — Хозяин не отпустит вас. Да и мистер Родерик — тоже. Они вас слишком любят. А она им перечить не станет.
   — Не волнуйся, Герти, предоставь это мне.
   — О, мисс, вы просто чудо!
   — Пожалуй, мне лучше поговорить с ней прямо сейчас.
   Я решительно направилась вверх по лестнице. Герти с обожанием смотрела мне вслед.
   Я постучала в дверь гостиной леди Констанс.
   — Войдите. Добрый день, — холодно проговорила она.
   — Добрый день, — ответила я. — К сожалению, произошла небольшая неприятность.
   Она вопросительно подняла брови.
   — Мне очень жаль, — продолжала я, — но когда я проходила мимо бюста, который стоит на лестнице, я, должно быть, задела его, и он свалился с подставки. Боюсь, что он пострадал.
   — Бюст? Вы имеете в виду генерала?
   — Да, — подтвердила я. — Бюст, который стоит на лестничной площадке.
   — Я должна сама посмотреть, что с ним случилось.
   Я последовала за ней вниз, по дороге успев заметить поспешно удаляющуюся Герти.
   Леди Констанс в растерянности смотрела на статую.
   — О, Боже, — проговорила она. — Этот бюст был семейной реликвией.
   — Не могу вам передать, как я огорчена случившимся.
   Она внимательно разглядывала кончик генеральского носа.
   — Да, все это крайне неприятно.
   Я чувствовала себя уязвленной, но думала о Герти, которая теперь была спасена — хотя бы на какое-то время.
   После этого случая я заметила, что леди Констанс просто не спускает с меня глаз. Казалось, она беспрестанно следит за мной. И хотя больше ни слова не было сказано о разбитом бюсте, мы обе постоянно помнили об этом. Я думала, что она радовалась моему проступку, надеясь, что я совершу еще что-нибудь такое, после чего уже не смогу оставаться в их доме.
   Я пообещала себе, что как только Чарли вернется, я скажу ему, что должна отсюда уехать. Но не раньше его приезда, так как дала ему слово дождаться его. В то же время я могла бы ненадолго съездить в Лондон. Однако если говорить правду, мне не хотелось этого делать. Я не знала, что хуже: оставаться здесь, под негодующими взглядами леди Констанс или вернуться в Лондон к своим воспоминаниям.
   Я жила в мире отчаяния, в котором блеснул тонкий лучик надежды. Надежды на то, что благодаря Родерику, мне, может быть, удастся вырваться из него в более светлое будущее.
   Я призналась себе, что остаюсь из-за него.
   И тем не менее, мысли о леди Констанс не покидали меня ни на минуту. По ночам меня преследовали кошмары, и даже во сне я боялась ее. Один раз мне приснилось, что она подходит к моей кровати и протягивает мне стакан с вином, которое, как я знаю, отравлено. С криками «Нет! Нет!» я проснулась.
   Днем я подсмеивалась над собой. Я убеждала сама себя: ты пережила тяжелый удар, гораздо более тяжелый, чем сознаешь. Ты сейчас не можешь быть самой собой, такой как всегда. Вполне естественно, что леди Констанс не хочет, чтобы ты оставалась здесь. Со стороны Чарли было ошибкой привезти тебя сюда, а сейчас, когда ты разобралась в ситуации, тебе следует вежливо удалиться, даже если это и будет неприятно Чарли. Однако, и ты должна себе в этом признаться, тебе не очень хочется поступать так. Потому что ты нуждаешься в участии, поддержке, и Чарли, давний мамин друг, лучше других может тебе это дать. Так полагала мама. Кроме того, есть еще Родерик. Но взамен тебе нужно терпеть неприязнь, даже враждебность леди Констанс.
   Однако ситуация становилась совершенно непереносимой, к тому же и туманные предупреждения миссис Карлинг немного обеспокоили меня. Днем, гуляя на свежем воздухе, я думала о ней, как о безобидной старой леди, которой нравится разыгрывать из себя пророчицу. Какой от этого вред, если потакая ее странностям я, будучи у нее в гостях, выслушала ее. Но ночью, когда я просыпалась после кошмарного сна, фигура ее приобретала для меня мрачную значимость. Я говорила себе, что следует прислушаться к ее пророчествам о зле, нависшем надо мной, и невольно вспоминала о ненависти, которую, я была уверена, питала ко мне леди Констанс.
   Я старалась спокойнее ко всему относиться, уговаривала себя, что сейчас я особенно легко ранима, а то, что со мной произошла ужасная трагедия, еще не означает, что другие только и ждут, чтобы напасть на меня. Я должна набраться терпения, дождаться возвращения Чарли и тогда уже строить планы на будущее. А пока что нужно забыть и о неприязни ко мне леди Констанс, и о мистических предупреждениях странноватой миссис Карлинг. Кроме того, меня беспокоило мое отношение к Родерику. Я, определенно, начинала влюбляться в него и замечала, что и он, несомненно, тоже испытывает ко мне особые чувства.
   Однажды утром Герти вошла ко мне в комнату чем-то крайне взволнованная. Поставив на место таз с горячей водой, она повернулась ко мне.
   — О, мисс, — проговорила она. — Ночью был пожар. И, как вы думаете, где? Во флигеле. Ну, вы знаете, там, где работает мисс Вэнс.
   — Какой ужас! — я присела в кровати. — Много выгорело?
   — Да нет, почти ничего. Говорят, дождь помог. Всю ночь лил как из ведра. Он, наверное, начался как раз после начала пожара. Меррит, здешний фермер, ехал в своей таратайке домой поздно ночью и заметил дым над флигелем. Он и поднял тревогу. Ну, и потом, конечно, этот ливень. Так что вреда меньше, чем могло бы быть.
   — О, Господи! Что же теперь будет делать мисс Вэнс хотела бы я знать.
   — Говорят, не так ух там плохи дела. Что и удивительно. Хорошо еще, в доме никого не было.
   Все обсуждали случившийся пожар.
   За завтраком я встретилась с Родериком. Он сказал, что уже съездил туда, чтобы взглянуть на все своими глазами.
   — Это на верхнем этаже, — сказал он. — Хорошо, что прошел этот ливень, и что Том Меррит в тот момент оказался поблизости. Они с женой возвращались домой — были в гостях у друзей — и решили выбрать короткий путь, мимо раскопок. Он поднял тревогу, и вскоре все было потушено.
   — Бедная Фиона.
   — Она должна быть там сегодня утром. Почему бы тебе не пойти со мной? Я как раз сейчас собирался туда.
   Я с готовностью согласилась. По дороге он сказал:
   — Удивительно, как мог начаться пожар в таком месте.
   — Но ты ведь не думаешь, что…?
   — Что это умышленный поджог? Господи. Конечно, нет. Кому это могло бы понадобиться?
   — Есть люди, которые считают, что нельзя тревожить покой мертвых и тому подобное.
   Он засмеялся.
   — Я не знаю никого, кто бы мог испытывать подобные чувства по отношению к древним римлянам.
   — Но ведь какая-то причина должна все же быть.
   — А молнии прошлой ночью были? Может быть, в дом ударила молния?
   — Да, такое возможно.
   Фиону мы нашли уже во флигеле. Она была сильно расстроена.
   — Как это могло случиться? — воскликнула она. — Просто ума не приложу.
   — Ничего, — успокаивал ее Родерик. — Большой урон?
   — Наверху в комнатах сплошной разгром. Что-то предется делать с крышей. К счастью, внизу все в порядке.
   — И ни одна находка не пострадала?
   — Похоже, что так. Все на своем месте.
   — Уже за это мы должны быть благодарны.
   — Давайте посмотрим, что там делается в верхних комнатах, — предложил Родерик.
   Мы поднялись по лестнице. В каждой комнате стояло по кровати, и они в конец промокли. В потолке зияла дыра, через которую видно было небо.
   Родерик сказал:
   — Это можно исправить прямо сегодня, пока опять не пошел дождь.
   — Мы еще должны сказать спасибо дождю.
   — И Тому Мерриту, — добавил Родерик.
   — Да, было бы страшным ударом, если бы сгорел весь дом.
   На ступеньках виднелись следы, и мы все посмотрели на дверь. Она распахнулась, и перед нашими взорами предстала миссис Карлинг.
   — Я ходила посмотреть, большие ли разрушения, — сказала она. — Бог мой, Фиона! Ты больше не сможешь здесь работать.
   — Внизу все нормально. Даже не заметно, что был пожар.
   Миссис Карлинг поджала губы.
   — Здесь нужен серьезный ремонт, — проговорила она.
   — Если оценивать повреждения, то они не велики.
   — Все равно.
   — Давайте спустимся вниз, посмотрим, что там, — предложил Родерик, направившись к лестнице.
   Мы вошли в комнату, где обычно работала Фиона.
   — Видишь, — сказала Фиона бабушке, — здесь ничего не изменилось. К счастью, фермер Меррит вовремя заметил пожар. Да еще этот дождь.
   — Такого дождя я давно не помню, — заметила миссис Карлинг.
   — Это провидение заботится о нас, — пошутила Фиона. — Было бы настоящей трагедией потерять что-нибудь из этого.
   — Ах, иногда бывает, что из плохого получается хорошее, — сказала миссис Карлинг.
   Фиона бросила на нее быстрый взгляд.
   — Во всяком случае, — продолжала миссис Карлинг, — может быть, у тебя появится лучшее место для работы.
   — Но у меня здесь идеальное место! — воскликнула Фиона. — Оно рядом с раскопками, все под рукой. Лучше просто не бывает.
   — Фиона, ты знаешь, что в любой момент я могу найти тебе комнату в Леверсон Мейнор, — сказал Родерик.
   — Вот именно, Фиона! — воскликнула миссис Карлинг. — Это было бы замечательно.