Холт Виктория. Дочь обмана

   — Конечно, сидеть на мокрой земле было бы еще хуже. Так все таки безопаснее.
   — Вот об этом-то я и говорю. Нам обеим очень повезло, что мы наткнулись на этот камень.
   — Будем надеяться, на нем наше везение не кончится.
   Она испытывала потребность постоянно разговаривать. Молчание для нее было непереносимо. Она принялась рассказывать мне о своем детстве и юности, проведенных среди великолепия их родового замка, в котором, однако, всегда не хватало денег. А Чарли, несомненно, был очень богат. Хотя и не такого знатного происхождения, как она. Но семья была готова смириться с этим. Он был готов помочь, и согласие на брак было дано.
   — Но, понимаете, я любила Чарли, — продолжала она. — Я не встречала более доброго человека, чем он. Чарли так не был похож на других. Я вышла за него замуж, потому что этого хотели мои родители, но я действительно полюбила его. И более всего на свете я хотела, чтобы он любил меня. И так было до определенного момента. А потом появилась Дезире.
   — Я уверена, что она бы очень огорчилась, узнав, что стала причиной ваших страданий. Она никогда не хотела прячинять кому-либо боль. Она легко относилась к жизни. У нее были друзья среди мужчин, радость, веселье, шумные компании — вы понимаете?
   — Мне не так-то просто это понять. Ведь Чарли был моим мужем, а у нее мужа не было.
   — Мой отец умер много лет назад. Я не знала его.
   — Понятно. И поэтому она считала, что чужие мужья — это ее добыча.
   — Нет, она никогда так не думала. И никогда не занималась добычей. Они сами шли к ней. И все были друзьями. Нужно уметь радоваться жизни. В этом была ее философия. Она наслаждалась жизнью и хотела, чтобы все ее окружающие делали то же самое.
   — Не обращая внимания на горе, которое она причиняет.
   — Она об этом не знала. Она бы отослала Чарли обратно к вам и велела бы ему быть хорошим мужем, если бы только знала.
   — Но в жизни было все не так. Наверное, она была очень красива.
   — Да, но в ней было нечто большее, чем внешняя красота. Вам, наверное, неприятно говорить об этом?
   — Нет, я хочу знать. Теперь я представляю ее гораздо лучше. Раньше я о ней думала, как о коварной сирене.
   — Может быть, сирена, но не коварная. Умышленно она бы никогда не причинила вам боль. Иногда я думаю, она убедила себя, что все воспринимают жизнь так, как она. Слушайте!
   Мы замолчали, напрягая слух.
   Ничего не было слышно.
   — Мне показалось, я слышала голоса, — сказала я, и мы опять замолчали, прислушиваясь.
   — Ах, вот опять.
   — Эй! Эй!
   — Давайте кричать вместе, — сказала я.
   — Эй! Эй, мы здесь внизу!
   Леди Констанс кричала вместе со мной. Затаив дыхание, мы ждали ответа, но все было тихо.
   — И все же там кто-то есть, — прошептала я. — Должно быть, нас ищут.
   В порыве радости мы обернулись друг к другу и обнялись. Думаю, мы обе были готовы расплакаться.
   Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, напряженно прислушиваясь. Ни звука. Наше разочарование было беспредельным.
   — Давайте позовем еще раз, — сказала я и закричала: — Мы здесь! Мы здесь, внизу!
   В ответ я услышала голос. Это был Родерик.
   — Вы меня слышите? Слышите меня?
   — Да, да!
   — Не двигайтесь. Ждите. Мы сейчас.
   Наверху просвет закрыла какая-то темная фигура.
   — Ноэль! Мама!
   — Мы здесь, — крикнула я. — Мы здесь, вместе.
   — Слава Богу! Ни в коем случае не двигайтесь. Это опасно.
   Затем все смолкло. Казалось, ожидание тянулось бесконечно долго, хотя прошло, наверное, не больше пяти минут. Потом опять послышался голос Родерика. Вероятно, он пришел не один, так как были слышны и другие голоса.
   Родерик крикнул, наклонившись к провалу:
   — Мы спускаем веревки. Обвязывайтесь ими вокруг талии. Мы вас сейчас вытащим.
   Мы не сводили глаз с отверстия и увидели, как спускают веревки. Я схватила их. Сначала я помогла леди Констанс обвязать одну из них вокруг талии, потом обвязалась сама.
   — Вы готовы? — крикнул Родерик.
   — Сначала вы, — сказала я леди Констанс.
   — А если опять земля начнет обваливаться?
   — Я же привязана веревкой. Все будет нормально.
   — Ноэль! Ноэль! — позвал меня Родерик.
   — Я здесь, — откликнулась я.
   — Мы сейчас начинаем. Будем поднимать вас одновременно. Прижмитесь друг к другу. И проверьте, надежно ли вы привязаны. Готовы? Начали.
   Мы обхватили друг друга руками, и начался подъем. Медленно двигаясь вверх, мы сбивали собой рыхлые пласты земли. Было слышно, как комья и камни барабанят по плите, на которой мы только что сидели. Все ближе и ближе был край провала… и вот, наконец, нас охватили потоки свежего воздуха, и мы оказались на поверхности. Воздух, казалось, пьянил нас. А самое замечательное — рядом был Родерик. Он обнимал нас обеих.
   — Ну и напугали вы нас, — сказал он срывающимся от волнения голосом.
   Потом отвязали веревки. Леди Констанс не могла встать на ноги, и ее отнесли в экипаж, ожидавший неподалеку. Комья земли летели с моей одежды. Меня шатало, и если бы Родерик вовремя не поддержал меня, я бы упала. Он крепко держал меня в своих объятиях.
   — Это такое счастье, такое счастье, что ты спасена, — сказал он. — Ах, Ноэль, когда ты была там…
   — Я знала, что ты придешь. Я это чувствовала все время. И это спасало меня от отчаяния, — сказала я.
   На несколько мгновений он еще крепче обнял меня, и в этот момент я ощутила такое счастье, какого не испытывала ни разу после смерти мамы.
   — Ноэль, я люблю тебя, — сказал он. — И больше никогда не отпущу тебя.
   — Я и сама этого хочу.
   Так мы стояли несколько секунд. Потом он сказал:
   — Мы еще продолжим этот разговор. Но сначала нужно отвезти вас обеих домой, убедиться, все ли с вами в порядке. Милая моя Ноэль, я благодарю Всевышнего, что нашел тебя.
   Я села в экипаж. Леди Констанс лежала на спине с закрытыми глазами. Ее было трудно узнать — лицо и одежда вымазаны грязью, волосы растрепаны. У меня невольно мелькнула мысль, как же, должно быть, выглядела я, когда Родерик объяснялся мне в любви.
   Леди Констанс приоткрыла глаза и улыбнулась мне. Теплота и дружеское участие, которое я чувствовала с ее стороны, когда мы вместе переживали опасность, не исчезли.
   Это был невероятный, ошеломляющий случай. Мне пришлось пережить смертельную опасность, чтобы обнаружить, что я еще могу быть счастлива.
   Мне казалось, что все это не явь, а сон, от которого я вот-вот очнусь.
   Эта ночь прошла как в тумане. Потрясение оказалось более сильным, чем я сначала предполагала. Меня отвели в мою комнату. Первым делом я сбросила с себя грязную одежду и приняла ванну. Я решила это сделать до прихода доктора.
   Невероятно, сколько на мне было земли. Она была повсюду: и в карманах плаща, и в туфлях.
   Я уже была в кровати, когда ко мне зашел доктор и, осмотрев, заявил, что все кости целы, хотя есть множество ушибов, и, поскольку я пережила сильный шок, меня нужно накормить горячей пищей, а потом дать успокоительное, которое он для меня оставит. А на следующее утро я сама решу по своему самочувствию, могу ли я встать с постели.
   Я с радостью все исполнила. Мне было неприятно думать о пережитом потрясении, потому что тогда вспоминались жуткие минуты, когда я, провалившись, считала, что так и останусь под землей, похороненная заживо. Мне хотелось побыть одной и думать о Родерике, вспоминать его руки, обнимающие меня, его счастливое лицо, когда он понял, что я спасена. Мне хотелось вспоминать о том, как он сказал, что любит меня. И еще о том, что леди Констанс и я говорили друг другу в минуты откровения. Всего этого было достаточно для одной ночи.
   Что же касается леди Констанс, она страдала от растяжения в лодыжке и сильного нервного потрясения, поэтому должна была оставаться в постели до следующего визита врача.
   Я крепко спала и проснулась на следующее утро хорошо отдохнувшей. Мне не терпелось скорее увидеть Родерика и леди Констанс.
   Я с наслаждением потянулась в постели, на чистых простынях и мягких подушках. Потом окинула взглядом комнату и выглянула в окно. Сейчас все казалось таким красивым и дорогим для меня. Ведь я думала, что, может быть, уже никогда больше этого не увижу.
   Какая удача, что нас отыскали так быстро, а это произошло действительно довольно быстро. Могло так случиться, что мы до сих пор находились бы там. Я содрогнулась от одной мысли об этом.
   Я раздумывала о том, стоит ли мне вставать, и как все будет, когда мы снова встретимся с Родериком. Ведь наши отношения после его признания будут уже другими. Мне и раньше казалось, что несколько раз он был готов объясниться мне в любви, однако не сделал этого, и тогда это заронило сомнения в мою душу. А вчера был такой волнующий момент, что слова сами срывались с губ.
   Я была счастлива. Меня переполняли радостные надежды на будущее, которое прежде сулило одни только разочарования. Стоило пережить такую опасность, чтобы услышать такие слова.
   Дверь моей комнаты тихонько приоткрылась. Вошла Герти. Вид у нее был взволнованный и выжидающий.
   — Я заглянула узнать, не проснулись ли вы, мисс, — сказала она. — И не надо ли вам чего. Я подумала, лучше я не буду стучать, а то еще разбужу вас, если вы еще спите.
   — Спасибо, Герти. Я уже не сплю.
   Она подошла к постели, глядя на меня широко открытыми глазами, как будто перед ней был совсем другой человек, не похожий на того, кого она знала раньше.
   — Уж как я благодарю Бога, что вы живы, мисс.
   — Спасибо, Герти.
   — И я этому тоже чуть-чуть помогла. Ах, как ужасно что с вами случилось. И подумать только, если бы я не смогла… Вы знаете, мисс, я была просто счастлива, что я… После всего, что вы для меня сделали, я тоже смогла что-то сделать для вас.
   — Что ты хочешь этим сказать, Герти?
   — Да это все она, Китти. Когда она прибежала сюда, ко мне. Вся такая расстроенная. Она все знала, понимаете? Она сейчас здесь и больше туда не вернется. Мистер Родерик сказал, ей надо дать комнату. Надо думать, и работа здесь для нее найдется. А ее светлость тоже возражать не станет, раз уж она спасла ей жизнь.
   — Герти, я ничего не понимаю.
   — Да это она, Китти, прибежала сюда. Она была в таком страхе, не знала, что делать. Вот и пришла ко мне. Я вам рассказывала, что мы подружились, когда я помогла ей с сумкой и она глядела на меня, как будто я важная персона. Поэтому теперь, когда она чего-то пугается, то приходит ко мне. Вот она и рассказала, что старая миссис Карлинг убрала табличку.
   — Какую табличку?
   — С предупреждением не ходить по этой тропинке.
   — А там была табличка?
   — Ну да. Вот ведь какое злодейство. Китти считает, поэтому-то вы и провалились. Миссис Карлинг знала, что вы почти каждый день ходите навещать мисс Вэнс. Как она подстроила, так и вышло.
   — Герти, я не могу в это поверить. Неужели миссис Карлинг убрала табличку в надежде, что я попадусь в ловушку!
   Герти кивнула и с глубокомысленным видом заявила:
   — У нее не все дома. Последнее время с ней просто сладу нет. Это ведь она подожгла флигель. Потому что хотела, чтобы мисс Вэнс переехала работать сюда, в Мейнор.
   — Подожгла флигель!
   Герти опять многозначительно посмотрела на меня.
   — Она хотела, чтобы мистер Родерик достался Фионе. Она все время ходит и бормочет это себе под нос. Китти сама слышала. Поэтому она и старалась, чтобы ее взяли в дом, а вы чтобы из дома убрались. Вот, думаю, в чем все дело.
   — Нет, этого не может быть.
   — Тогда зачем она убрала табличку? А в ночь, когда случился пожар, Китти видела, как она выходила ночью из дома и брала с собой керосин. А потом еще своими глазами видела, как она убирала табличку. Китти вышла из дома и ждала там. И видела, как вы шли по тропинке. Леди Констанс она не видела, а вас видела. Она сперва не знала, что ей делать. Потом пришла ко мне. Меня — как обухом по голове. Бросилась об этом рассказывать. Сразу же разыскали мистера Родерика, он собрал людей, с веревками и всякими приспособлениями. Вот так они вас и вытащили. Но Китти боялась возвращаться после того, что сделала. Поэтому она сейчас здесь. Я оставила ее в своей комнате. Я ей все твержу, что она правильно сделала, что рассказала про свою хозяйку. Я говорю, она может теперь не бояться, ей не придется возвращаться к миссис Карлинг. Я буду о ней заботиться.
   — О, Герти.
   Она бросилась ко мне и обхватила руками за шею. Какое-то время мы стояли, обнявшись.
   — Уж я так рада, что вас спасли, мисс, так рада! Просто голову потеряла от радости. Вы живы и здоровы, и я тоже для этого что-то сделала… Ладно, не принести ли вам чего-нибудь поесть? Может, кофе с тостами?
   — Да, Герти, пожалуй. И еще — горячей воды. Я хочу встать.
   — Сейчас все будет.
   Я опять легла в постель, удивляясь услышанному и размышляя, возможно ли, чтобы это было правдой.
   Я поспешно умылась, оделась и немного поела. Должна признаться, я чувствовала некоторое головокружение, но это было скорее из-за множества событий, случившихся за такой короткий срок, чем из-за физического недомогания.
   В голове у меня беспорядочно мелькали воспоминания жуткие мгновения моего падения, разговоры с леди Констанс, спасение, рассказ Герти и, самое главное — слова Родерика о том, что он меня любит.
   Больше всего мне хотелось увидеться с Родериком.
   Перед тем, как сойти вниз, я подошла к окну и сразу увидела его. Он сидел на плетеном стуле и смотрел вверх на мое окно. Он сразу же увидел меня.
   — Я сейчас спускаюсь, — крикнула я и бегом бросилась из комнаты вниз по лестнице. Он быстро подошел ко мне, взял мои руки в свои.
   — Ноэль, как ты себя чувствуешь сегодня? Я счастлив тебя видеть! Как только Герти сказала, что ты собираешься вставать, я сел сюда и ждал.
   — Мне так хотелось поговорить с тобой!
   — А мне — с тобой. Ты хорошо спала?
   — Приняла успокоительное, которое оставил доктор и заснула как убитая. А когда проснулась, солнце уже светило в окно.
   — А мне снились кошмары, будто мы не можем вас вытащить.
   — Забудь об этом, ведь я здесь, рядом.
   — И ты всегда будешь здесь, Ноэль. Давай сядем, поговорим. Я люблю тебя, Ноэль. Очень. Я давно хотел тебе это сказать. Но я боялся, что еще слишком рано. Твоя мама умерла совсем недавно, и я знал, что ты все еще переживаешь свое горе. Я боялся, что ты не сможешь думать ни о чем другом. И сказал себе, что должен подождать, пока ты немного придешь в себя. Но вчера все получилось само собой. Я не мог сдержаться.
   — Я этому рада.
   — Означает ли это, что ты тоже любишь меня?
   Я кивнула. Он крепко обнял меня.
   — Мы не будем тянуть с помолвкой, — сказал он. — Отец обрадуется. Он увидит в этом возможность удержать тебя здесь.
   — Это счастье пришло так внезапно, — сказала я. — Я уже не думала, что опять буду счастлива. Жизнь казалась такой мрачной. В Лондоне было невыносимо. Там все напоминало о ней. И там я была далеко от тебя. Потом ты приехал, и мне стало легче. Я не могла решить, что же мне делать, а сейчас, может быть, я опять буду счастлива.
   — Мы будем счастливы, обязательно.
   — А что твоя мама? Ты узнавал, как она сегодня себя чувствует?
   — Все еще спит. Она перенесла сильное потрясение. Ей необходим длительный отдых.
   — У нее на тебя другие планы.
   Он засмеялся.
   — Ты говоришь о женитьбе? Ей придется смириться, когда она поймет, что это неизбежно. Не думай о препятствиях. Их не должно быть. А если и будут, мы их преодолеем.
   — Я все время о них думаю.
   Он нежно поцеловал мои волосы. Я подумала, откуда ко мне пришло это внезапное счастье? Еще вчера все было совсем иначе. А сегодня я как будто в другом мире, и все из-за того, что вчера я чуть не простилась с жизнью. Птицы пели веселее, в траве блестели капли утренней росы, цветы стали ярче и ароматнее после недавнего ливня. Весь мир стал прекраснее, потому что я была счастлива.
   Несколько минут мы молчали. Я думаю, он, так же как и я, наслаждался красотой вокруг и мечтал о будущем, нашем с ним будущем.
   Наконец я проговорила:
   — Герти рассказала мне одну странную историю.
   — А-а, — сказал он, — про служанку Китти и миссис Карлинг.
   — Так, значит, это правда?
   — То, что она убрала табличку? Видимо, да. Том Меррит установил ее и еще пять других в местах, которые, по его мнению, могут представлять опасность. Предупреждение, чтобы люди там не ходили, пока кто-нибудь не возьмется за эту работу — проверить, действительно ли там опасно.
   — Герти сказала, что Китти видела, как миссис Карлинг убрала эту табличку. И она не знала потом, как ей поступить.
   — Да, верно, табличку, несомненно, убрали. И Китти видела, кто это сделал. Люди здесь любят следить за тем, что делается вокруг. И миссис Карлинг, и Китти знали, что ты часто ходила к Фионе во второй половине дня. Поэтому Китти поджидала тебя и видела, как ты упала. Она не знала, что ей делать, но в конце концов рассказала Герти. И слава Богу, что она это сделала. Конечно, мы бы все равно тебя нашли, но она помогла нам сделать это раньше.
   — Ты думаешь, миссис Карлинг в самом деле убрала табличку?
   — Она сумасшедшая, ты же знаешь. Мы давно это подозревали. Фиону очень беспокоили странности в ее поведении, дело принимало все более серьезный оборот. Хотя она всегда была склонна к фантазиям и эксцентричным поступкам, но тут было уже другое. Фиона с ней натерпелась. Сейчас миссис Карлинг поместили в лечебницу для душевнобольных. Ее опять застали за тем, что она пыталась поджечь флигель. Слава Богу, что у ее служанки хватило ума обратиться к Герти. Благодаря этому мы вытащили тебя без промедления, а ведь могло быть и по-другому. Не могу избавиться от мысли о том, что могло бы случиться. Ведь ты легко могла бы…
   Я сказала:
   — Нам повезло, мы упали на что-то твердое, вроде платформы.
   — Платформы?
   — Она была как будто каменной. Иначе мы бы провалялись еще глубже. Земля такая влажная и рыхлая. Я рада, чтo была рядом с твоей мамой. Мне хотелось бы повидать ее как только это станет возможно. Как ты думаешь, я смогу это сделать?
   — Ну, конечно. Мы пойдем к ней вместе и скажем…
   — О, нет. Она не должна испытать еще одно потрясение так скоро после первого. Родерик, давай немного подождем с этим… Думаю, я сама смогу объяснить ей.
   — Ты не считаешь, что будет лучше, если она услышит это от меня?
   — Раньше я бы так считала, но вчера, ты понимаешь, мы были там вместе все это время, не зная, сможем ли оттуда выбраться. Такое не проходит бесследно. Я думаю, и для твоей мамы — тоже.
   — Ну , если ты полагаешь, что лучше так…
   — Возможно, я и ошибаюсь. Одно дело — там, в темной, мокрой яме, которая может обрушиться и завалить тебя в любой момент, и совсем другое — здесь, в доме.
   — Все будет хорошо. Когда она увидит, как обрадуется отец…
   Я не была в этом уверена. Но в тот момент я не могла допустить, чтобы что-то омрачало мое безоблачное счастье. Мне хотелось наслаждаться каждой минутой. Ничто не должно помешать моему счастью.
   Доктор приехал тем же утром, немного позднее. Он осмотрел меня в моей комнате и пришел к заключению, что я вполне оправилась после перенесенного потрясения. Синяки со временем пройдут, а все кости, определенно, целы, и уже одно это нужно считать подарком судьбы. Нам повезло, что нас вытащили относительно быстро. Он надеется, что я не буду переутомляться и всегда буду помнить, что пережила очень тяжелое испытание. А в остальном я могу вести себя как обычно.
   С леди Констанс доктор пробыл несколько дольше. Ей тоже, по его словам, в значительной мере повезло. Она должна больше отдыхать, а из-за растяжения лодыжки какое-то время оставаться в своей комнате. Но он надеется, что скоро она будет чувствовать себя ничуть не хуже, чем до этого несчастного случая.
   Когда я спросила, можно ли мне повидаться с ней, он сказал:
   — Разумеется. Недолгая беседа пойдет ей на пользу. Не нужно внушать ей мысль, что она инвалид. Однако помните, что подобный шок может иметь последствия, которые не сразу заявят о себе.
   Итак, я отправилась проведать леди Констанс.
   Она сидела в кровати и выглядела совсем не так, как в прошлый раз. Ее волосы были тщательно зачесаны наверх и собраны в узел на затылке. На ней был бледно-голубой пеньюар. Войдя в комнату, я почувствовала, что время, когда мы были товарищами по несчастью, давно прошло, и она опять превратилась в хорошо знакомую мне грозную хозяйку большого дома, наводящую страх на Герти и, если уж на то пошло, даже на меня.
   Я приблизилась к кровати. Я понимала, что она пытается воздвигнуть между нами барьер, чтобы опять прикрыться защитной маской высокомерного величия.
   — Как поживаете, Ноэль? — холодно спросила она.
   — Спасибо, неплохо. А как вы, леди Констанс?
   — Пока еще чувствуется некоторая слабость и щиколотка побаливает. А в остальном, за исключением усталости, все хорошо.
   Ее глаза на мгновение встретились о моими. Я догадалась, что она сейчас вспоминает о своих откровениях и сожалеет о них. Хочет ли она о них забыть совсем? Нет, это маловероятно. Возможно, она хочет, чтобы я рассматривала их как панические слова человека, глядящего в лицо смерти? Она была гордой женщиной и сейчас, вернувшись к спокойствию повседневной жизни, она, возможно, вспоминает и заново переживает оскорбление и унижение, которые ей пришлось выносить из-за увлечения ее мужа другой женщиной.
   — Тяжелое испытание нам пришлось пережить… — начала она, потом замолчала и, наконец, добавила, — вместе.
   — Это было некоторым утешением — знать, что есть кто-то рядом, — сказала я.
   — Да, безусловно.
   Я увидела, что слезы сбегают по ее щекам, и поняла, что борьба с самой собой почти закончена. Я подошла к ней и взяла ее за руки.
   — Да, это было ужасное испытание, — повторила я, — и, тем не менее, я не могу сказать, что жалею обо всем, что случилось тогда.
   Она молчала.
   Я продолжала:
   — Быть вместе, разговаривать, понимать друг друга…
   — Да, да, вы правы, — наконец взволнованно проговорила она.
   Я поняла, что должна взять инициативу на себя. Гордость удерживает ее от ответного шага.
   — Надеюсь, — сказала я, — что теперь, когда мы с вами обрели эту дружбу, мы сумеем ее сохранить.
   Она сжала мою руку и просто сказала:
   — Я тоже надеюсь.
   Барьер был снесен. Наши отношения снова стали такими, как тогда, в той темной зловещей дыре.
   Она достала из-под подушки платок и вытерла глаза.
   — Я веду себя глупо, — проговорила она.
   — Ах, нет, нет.
   — Да, моя дорогая Ноэль. Мы никогда не забудем, через что нам пришлось вместе пройти. Но, как ты говоришь, нет худа без добра — это сделало нас друзьями.
   — Я боялась, что это было только тогда. Боялась, что это исчезнет.
   — Нет, наша дружба слишком крепка, чтобы исчезнуть. Хотя она еще очень короткая. Впрочем, это не было совершенно неожиданным. Я всегда восхищалась тобой, так же как и ею.
   — Теперь мы начнем все сначала, — сказала я. — Все остальное — в прошлом. Важно только настоящее. Сейчас я чувствую себя счастливой и полной надежд.
   Она не стала расспрашивать, почему. Думаю, боялась слишком открыто показать свои чувства.
   — Ты слышала о том, что эта сумасшедшая убрала предупреждающие знаки? — спросила она.
   — Да.
   — Ее увезли в клинику. Ведь это она подожгла флигель. Как опасна была эта женщина!
   — Да, — согласилась я. — Какая удача, что ее служанка, Китти, видела, что она сделала.
   — Эта бедная девочка, она несколько слабоумная.
   — Но у нее хватило ума сообщить Герти о том, что она видела.
   — Ей, конечно, нельзя туда возвращаться. Мы оставим ее здесь. Интересно, что теперь будет делать Фиона Вэнс.
   — Я думаю, теперь, когда она знает, что ее бабушка находится под присмотром врачей, ей будет много легче. Можно себе представить, как она мучилась с ней все последнее время. Но она никогда не жаловалась.
   — Полагаю, этот вопрос будет улажен.
   Мы помолчали, потом леди Констанс сказала:
   — Я думаю, мой муж скоро будет дома.
   Я приняла мгновенное решение.
   — Леди Констанс, — я хотела бы вам что-то сказать. Не знаю, как вы это воспримете. Если я не скажу вам об этом сейчас, вскоре это сделает Родерик. Но если это огорчит вас…
   — Думаю, я знаю, о чем идет речь, — сказала она. — Родерик хочет жениться на тебе. Об этом ты хотела сказать мне, не так ли?
   Я кивнула.
   — И, — продолжала она, — ты хочешь выйти за него замуж. Я видела, что к этому идет.
   — А вы, леди Констанс, что вы скажете?
   Она пожала плечами, а я продолжала:
   — Я знаю, вы ожидали, что ваш сын женится на девушке совсем другого положения. Вы хотели для него чего-то самого лучшего в мире.
   Какое-то время она молчала. Потом заговорила будто сама с собой.
   — Меня не назовешь счастливой женщиной. Годами я старалась сохранить семейный очаг. И все эти годы мой муж был с ней. Она обладала всем тем, чего была лишена я. Женщина, с которой мужчина находит понимание, счастье… Такие не пытаются переделывать их. Теперь я вижу, это как раз то, что я постоянно пыталась делать — заставить людей стать такими, какими они не были от природы, такими, как я этого хочу. Я добивалась в жизни совсем не того, что нужно было. Когда мы сидели в этой темной яме, мне открылось то, чего я никогда не знала раньше. Как будто луч света вдруг осветил мое прошлое. И тогда я спросила себя, какова моя вина в том, что случилось. Может быть, если бы сама я была другой — любящей, сердечной, не придавала бы такого значения материальным благам — может быть, тогда все сложилось бы по-иному. Я видела, как ты добра к Герти, как любишь свою маму. И я начала понимать, что была неправа в своих суждениях, слишком большое внимание уделяла вещам, не таким уж важным в жизни. Я поняла, что было глупо неприязненно относиться к тебе только из-за того, что ты дочь своей матери и что у тебя нет такой знатной родословной, как у меня. Ноэль, я всегда буду благодарна тебе. Я буду счастлива сохранить эту дружбу с тобой на всю жизнь. И надеюсь, что ты никогда не покинешь этот дом.