Страница:
— Но это правда, Мари-Кристин. Лайза — жена Родерика, брак ко многому обязывает.
— Не всегда. Некоторые разводятся.
— Пусть так. Но в данном случае Лайза собирается остаться здесь, и Родерик с ней. А это означает, что мы должны уехать. Для нас здесь нет места!
— Нет, так не может быть! Ты выйдешь замуж за Родерика. И мы будем жить здесь. Мы обе этого хотим.
— Люди не всегда получаютто, что хотят, Мари-Кристин.
— Нет, я не смогу отсюда уехать. Мне здесь так нравится. Я полюбила Джека и Фиону. Это так интересно. Я полюбила эти римские находки. Я хочу больше узнать о них. Все было великолепно. Я не хочу уезжать, Ноэль.
— Мне очень жаль, Мари-Кристин. Но ничего не получится. Вполне возможно, что Лайза вылечится. Они с Родериком муж и жена.
Лицо Мари-Кристин исказилось страданием.
— Это не должно случиться! — горячо возразила она. — Должен быть какой-то способ это исправить.
— В жизни не всегда удается сделать так, как нам хочется. Ты научишься понимать это, когда подрастешь.
— Нет, я так не считаю. Мы должны что-то сделать.
Бедная Мари-Кристин! Ей предстояло многому научиться.
Это произошло сразу после закончившегося в унылом молчании ленча. Поскольку на следующий день я намеревалась уехать, мы с Мари-Кристин собрались навестить Фиону и Джека, чтобы сообщить им о нашем скором отъезде.
Я была в своей комнате, одевала костюм для верховой езды, когда вошла леди Констанс.
Она выглядела растерянной и потрясенной.
— Случилось ужасное, — сказала она. — Лайза умерла.
Приговор
Признание
— Не всегда. Некоторые разводятся.
— Пусть так. Но в данном случае Лайза собирается остаться здесь, и Родерик с ней. А это означает, что мы должны уехать. Для нас здесь нет места!
— Нет, так не может быть! Ты выйдешь замуж за Родерика. И мы будем жить здесь. Мы обе этого хотим.
— Люди не всегда получаютто, что хотят, Мари-Кристин.
— Нет, я не смогу отсюда уехать. Мне здесь так нравится. Я полюбила Джека и Фиону. Это так интересно. Я полюбила эти римские находки. Я хочу больше узнать о них. Все было великолепно. Я не хочу уезжать, Ноэль.
— Мне очень жаль, Мари-Кристин. Но ничего не получится. Вполне возможно, что Лайза вылечится. Они с Родериком муж и жена.
Лицо Мари-Кристин исказилось страданием.
— Это не должно случиться! — горячо возразила она. — Должен быть какой-то способ это исправить.
— В жизни не всегда удается сделать так, как нам хочется. Ты научишься понимать это, когда подрастешь.
— Нет, я так не считаю. Мы должны что-то сделать.
Бедная Мари-Кристин! Ей предстояло многому научиться.
Это произошло сразу после закончившегося в унылом молчании ленча. Поскольку на следующий день я намеревалась уехать, мы с Мари-Кристин собрались навестить Фиону и Джека, чтобы сообщить им о нашем скором отъезде.
Я была в своей комнате, одевала костюм для верховой езды, когда вошла леди Констанс.
Она выглядела растерянной и потрясенной.
— Случилось ужасное, — сказала она. — Лайза умерла.
Приговор
Последующие дни были похожи на странный сон. Все время кто-то приходил, кто-то уходил, и всюду слышались шепчущиеся голоса. У доктора Даути не было сомнений относительно причины смерти — это случилось в результате передозировки таблеток, которые он ей выписал. Он часто предупреждал Лайзу о воздействии этих таблеток. Ей было необходимо сильное болеутоляющее, потому что приступы боли иногда бывали невыносимыми, но он всегда подчеркивал, что нельзя принимать больше двух таблеток сразу. В крайнем случае она могла принять до шести таблеток в сутки, но и тогда их нужно было пить через определенные интервалы в течение двадцати четырех часов.
Вскрытие подтвердило правоту доктора Даути. По концентрации лекарства в крови было установлено, что она выпила по крайней мере шесть таблеток сразу — а это смертельная доза.
Дом стал молчаливым. Слуги ходили с таким видом, как будто они участники какого-то заговора. Я задавала себе вопрос, как много они знают? Вероятно, им известно, что я была помолвлена с Родериком, а потом внезапно уехала, и помолвка распалась. Знают ли они, что Родерик просил Лайзу дать ему свободу, чтобы он смог жениться на мне? Знают ли, что Лайза отказалась сделать это?
Задавал ли кто-нибудь себе вопрос: не было ли это убийством? Когда случается внезапная смерть, в которой можно заподозрить убийство, обычно начинают искать мотив.
Мотив, несомненно, был очевиден. Родерик хотел избавиться от своей жены. Это один из самых распространенных мотивов убийства. Родерик находился в доме в день смерти Лайзы. Как и я сама. И я могла быть в той же степени причастна к этому, как и он.
Это были кошмарные дни, заполненные бесконечными предположениями. Я безуспешно пыталась отбросить от себя ужасные мысли, которые кружились у меня в голове.
Теперь уже я не могла уехать. Я находилась в доме во время смерти Лайзы и должна была оставаться здесь до конца расследования.
Не знаю, как я смогла пережить этот период ожидания. Меня страшило неизбежное расследование и в то же время я хотела, чтобы оно поскорее закончилось, чтобы я могла узнать худшее. Я помнила, что последовало за смертью мамы. Нас не оставят в покое, пока все не закончится. А каков будет приговор?
Мари-Кристин держала себя очень отчужденно. Я не могла узнать, что у нее на уме. Леди Констанс заперлась у себя в комнате и не хотела ни с кем разговаривать. Чарли казался совершенно обескураженным. Думаю, Родерик испытывал то же, что и я. Нам хотелось побыть вдвоем и поговорить о самом важном, что камнем лежало на сердце. Но мы не могли этого сделать. Я чувствовала, что за нами внимательно следят.
Однажды мне захотелось проехаться верхом. Мне казалось, я смогу лучше осмыслить происходящее, находясь вне дома.
Родерик, вероятно, видел, как я выхожу из дома и последовал за мной.
Я была уверена, что ему так же хотелось вырваться отсюда, как и мне.
Я уже была в миле от дома, когда он догнал меня.
— Ноэль, — сказал он. — Нам нужно поговорить. Мы должны высказать то, что у нас на душе. Как это случилось?
— Наверное, она сама приняла эти таблетки.
— Но она же считала, что должна скоро поправиться.
— Да, я знаю. Но она все равно не была счастлива.
— Но ты же не думаешь, что это я…?
— О, нет, Родерик! Конечно, нет!
— Я просил ее отпустить меня, но она отказалась.
— Мы оба хотели этого, но не таким путем.
— Если об этом узнают, это покажется…
— Мы действительно хотели, чтобы она дала тебе свободу, чтобы мы могли пожениться и быть вместе, но не так.
— Для меня самое важное, что ты ни на секунду не допускаешь мысли, что я…
— Я бы никогда в это не поверила. Я так же, как и ты, хотела, чтобы она уехала. И я могла находиться в ее комнате. Но разве ты мог бы подумать, что это я?
— Никогда.
— Мы слишком хорошо знаем друг друга. И знаем, что никогда бы не были счастливы, если бы это стояло между нами.
— Именно так я и думаю. Но сомнения…
— Нет никаких сомнений.
— Это я и хотел узнать.
— Значит, что бы ни случилось, это никогда не будет стоять между нами.
Мы все находились в зале суда: Родерик, Чарли, я, леди Констанс и Мари-Кристин.
Первыми были выслушаны судебные эксперты, им задавали множество вопросов. Один из них заявил, что, вне всякого сомнения, миссис Лайза Клеверхем скончалась в результате принятия большой дозы обезболивающего лекарства, выписанного ее врачом.
Доктор Даути сам давал подробные показания. Еще до того, как миссис Клеверхем стала его пациенткой, она получила серьезную травму позвоночника. Он детально описал ее заболевание и добавил, что, как правило, оно сопровождается сильными болями. По этой причине он снабдил свою пациентку сильнодействующим болеутоляющим средством, неоднократно при этом подчеркивая, что с ним нужно обращаться крайне осторожно.
В тот день, приехав в дом, он обнаружил миссис Клеверхем мертвой. Он сразу предположил, что причиной смерти стала слишком большая доза лекарства, которое он ей прописал.
Его спросили, находилась ли миссис Клеверхем в состоянии депрессии. Он ответил, что бывали случаи, когда он находил ее в состоянии, близком к депрессии. Обычно это бывало тогда, когда накануне она испытывала сильные боли и недомогание. Он полагал, что в ее ситуации это естественно.
— Как она себя чувствовала, когда вы ее видели в последний раз?
— Она была в прекрасном настроении. Я счел возможным сказать ей, что по результатам моих последних наблюдений мы можем надеяться на частичное излечение.
В зале суда воцарилась глубокая тишина.
— Миссис Клеверхем, конечно, обрадовало ваше сообщение?
— Она была в восторге.
— У вас осталось впечатление, что она с нетерпением ждет выздоровления?
— Безусловно.
После показаний доктора Даути версия, что Лайза ушла из жизни по собственной воле, стала казаться маловероятной. Возникал вопрос, почему она умерла.
Для дачи показаний были вызваны несколько слуг. Среди них была Герти, потому что это она, войдя в комнату Лайзы, нашла ее мертвой.
Она сказала, что обычно в это время заглядывала к миссис Клеверхем, чтобы узнать, не надо ли ей чего.
— Рассказывала ли вам ваша хозяйка когда-нибудь о себе?
— О, да, сэр. Она всегда рассказывала, как она могла бы стать великой актрисой и стала бы, если бы не этот несчастный случай.
— Как вы думаете, она была несчастной?
— О, да, сэр.
— Почему вы так думаете?
— Она всегда жаловалась, что не стала великой актрисой. И если бы она не повредила себе спину, она была бы такой же знаменитой, как Дезире. Только еще лучше — если бы у нее был шанс, сэр.
— Спасибо, можете сесть. Вызвали Родерика.
— Слышали ли вы когда-нибудь от своей жены угрозы самоубийства?
— Нет, никогда.
— Не заметили ли вы каких-либо перемен в ней за последнее время?
Родерик сказал, что последние несколько недель он был в отъезде и вернулся только за день до ее смерти.
— Какой вы нашли ее после возвращения?
— Она была обрадована тем, что сказал ей доктор о возможности выздоровления.
— Есть ли у вас какие-либо предположения относительно того, каким образом в стакане воды, выпитом вашей женой, оказались растворены шесть таблеток?
— Нет.
— Если только кто-то не положил их туда.
— Вероятно, кто-то должен был их туда положить.
— И если ваша жена сама положила их в стакан и выпила раствор, остается предположить, что она намеревалась покончить с собой?
— Она могла принять обычную дозу, потом, забыв об этом, выпить таблетки еще раз.
— Вы хотите сказать, она положила в стакан две таблетки, выпила их, потом через какое-то короткое время выпила еще две таблетки и через некоторое время еще две?
— После принятия таблеток она быстро впадала в полудремотное состояние. Возможно, она забыла, что уже приняла таблетки.
На этом показания Родерика закончились.
Были вызваны дворецкий и экономка. Они мало что могли добавить. Потом, к моему удивлению, стали задавать вопросы Мейбл.
Я раньше видела ее в доме и немного разговаривала с ней. Это была очень нервная девочка лет пятнадцати, не больше. Она всегда ходила с испуганным видом. Я недоумевала, как она могла справляться со своими обязанностями и вспомнила, как Герти назвала ее чокнутой.
Что она могла им сказать?
Вскоре я это узнала.
— Не бойтесь, — сказали ей. — Единственное, что от вас требуется, это отвечать на вопросы.
— Да, сэр.
— Вы знаете, что миссис Клеверхем умерла?
— Да, сэр.
— Вы сказали одной своей приятельнице в доме, что знаете, почему она умерла. Скажите теперь об этом нам.
— Он убил ее!
В зале воцарилась напряженная тишина.
— Не могли бы вы нам сказать, кто ее убил?
— Мистер Родерик.
— Откуда вы знаете?
— Я знаю, — сказала она.
— Вы видели, как он убил ее?
Она озадаченно моргала глазами.
— Пожалуйста, отвечайте на вопрос.
Она покачала головой.
— Следует ли понимать это так, что вы не видели его?
— Да, сэр.
— Но тогда откуда вам это известно?
— Он хотел от нее избавиться.
— Как вы об этом узнали?
— Я слышала, а как же еще?
— Что вы слышали?
— Она кричала. Говорила: «Я не уеду. Это мой дом, и я здесь останусь. Ты не можешь от меня избавиться».
— Когда вы это слышали?
— Когда он вернулся.
— За день до ее смерти?
— Да.
— Вы об этом кому-нибудь рассказывали?
Она кивнула.
— Кому вы об этом рассказывали?
— Герти и еще некоторым.
— Спасибо, вопросов больше нет.
От страха у меня закружилась голова. Казалось чудом, что до сих пор никто не упомянул о том, что раньше Родерик был помолвлен со мной и теперь я вернулась в Леверсон. Мне ни за что не следовало приезжать, говорила я себе. Но что толку твердить об этом сейчас? Они все равно об этом узнают и обвинят Родерика в убийстве.
Вызвали Герти.
— Предыдущая свидетельница сказала нам, что она обсуждала с вами смерть миссис Клеверхем. Это правда?
— Она мне что-то говорила о мистере Клеверхеме. Я не обратила особого внимания на ее слова.
— И даже на то, что она обвинила одного из членов семьи хозяев дома в убийстве?
— Да, сэр.
— Вам это не показалось серьезным обвинением?
— Показалось бы, если бы это сказал кто-то другой, но только не Мейбл. У Мейбл ничего серьезного не бывает, сэр.
— Не объясните ли поподробнее?
— Ну, у нее не все дома.
— Что вы хотите этим сказать?
Удивившись такому невежеству, Герти с чуть заметным чувством превосходства принялась терпеливо объяснять:
— Она немного того — все время что-нибудь придумывает, то одно, то другое.
— Вы хотите сказать, что ее словам не следует доверять?
— Ну да. Как ей можно верить? Она иногда такое скажет! Никто тогда не обратил внимания на ее слова.
— Таким образом, когда вам сказали, что ваш хозяин убил вашу хозяйку, какова была ваша реакция?
— Наверное, я сказала: неужели?
— И этим ограничились?
— А вы, если бы знали Мейбл, обратили бы внимание на то, что она сказала? Она нам говорила, что она леди, а ее отец какой-то там лорд. А на следующий день он уже король, которого свергли с престола. И все — сплошная ерунда.
— Понятно. Поэтому вы не поверили, будто она слышала эти слова миссис Клеверхем?
— Нет, сэр. Я знала, что это не так. Я же в своем уме. Просто, когда начались все эти разговоры, что миссис Клеверхем приняла лишние таблетки, она наслушалась и начала фантазировать.
— Можете идти.
С замиранием сердца я следила за ходом заседания. Напряжение в зале усиливалось. Я взглянула на Родерика. Он был бледен. Леди Констанс в страшном волнении сжимала и разжимала пальцы.
Опять вызвали Мейбл.
— Скажите, Мейбл, когда вы слышали, как миссис Клеверхем говорила, что не уедет из этого дома?
Мейбл наморщила лоб.
— Постарайтесь вспомнить. Было это в тот день, когда она умерла, за день до этого или еще раньше на этой неделе?
Мейбл была явно растеряна.
— Было это за день, за два, три, пять дней до ее смерти?
Мейбл немного поколебалась и выпалила:
— Это было за пять дней, когда она так говорила.
— Что? За пять дней?
— Да, — повторила Мейбл, — так оно и было.
— Она разговаривала с мистером Клеверхемом, не такли?
— Да, и он хотел избавиться от нее, чтобы…
— Но за пять дней до ее смерти мистер Клеверхем находился в Шотландии. Таким образом, она не могла разговаривать с ним, не так ли?
— Нет, она говорила. Я слышала.
— Скажите нам, кто ваш отец?
На ее лице появилась улыбка.
— Он принц, — сказала она.
— Значит, вы — принцесса?
— О, да, сэр.
— И вас зовут Мейбл?
— Меня так назвали, когда увезли.
— Кто вас увез?
— Бандиты. Они меня похитили.
— И вы были принцессой и жили в Букингемском дворце?
По залу пробежал легкий смешок. Мне стало легче дышать. Мейбл ясно продемонстрировала свою психическую ненормальность.
— Да, — сказала она, — это правда.
— Кто же вы, принцесса Виктория, Луиза, Беатрис?
— Да, правильно.
Бедная Мейбл! И если бы не Герти, ее слова могли бы принять всерьез. Теперь же ни у кого не оставалось сомнений, что показаниям Мейбл доверять нельзя.
Следующей была леди Констанс.
Не заметила ли она в своей невестке склонности к мыслям о самоубийстве?
— Когда у нее бывали острые приступы боли, мысли о самоубийстве, возможно, посещали ее, — сказала леди Констанс. — Я не думаю, что в этом было что-то необычное. Она страдала от очень сильных болей.
— Говорила ли она когда-нибудь с вами о возможном самоубийстве?
— О нет, об этом она не говорила со мной.
— Она чувствовала себя лучше. Появилась надежда на выздоровление, не так ли?
— Да, она была настроена оптимистично.
— Кажется маловероятным, что она могла покончить с собой в такой момент.
— Да, это маловероятно, — согласилась леди Констанс.
— Но до этого известия, вы полагаете, она могла склоняться к мысли о самоубийстве?
— Возможно, представляя, что ее впереди ждут годы страданий. Любому могли прийти в голову такие мысли.
— Но когда ситуация становится более обнадеживающей, большинство людей думают о том, чтобы набраться сил и потерпеть еще немного.
— Думаю, вы правы.
— Вы жили под одной крышей. Она была вашей невесткой. Вероятно, вы хорошо знали ее.
— Да, я знала ее.
— Считаете ли вы, что она могла покончить с собой?
— Нет, если только…
— Пожалуйста, продолжайте.
— Если только это не произошло по ошибке.
— Что за ошибка?
— Однажды я сидела у ее кровати. Это было около трех месяцев назад. У нее был приступ, и она уже приняла две таблетки. Выпив воду с растворенными в ней двумя таблетками, она поставила стакан на тумбочку. Потом откинулась на подушки. Я решила остаться с ней, пока не утихнет боль и она не заснет, как это обычно бывало после приема лекарства. По-видимому, в этот раз боль была особенно сильной, и таблетки подействовали не сразу. Прежде чем я поняла, что она собирается делать, она быстро потянулась к тумбочке, налила в стакан воды и бросила туда две таблетки. Я закричала: «Ты уже только что выпила две!» Если бы не я, она бы приняла эти две таблетки и, наверное, убила бы себя этим. Я думаю, так могло случиться и в тот день, когда она умерла.
Было ясно, что показания леди Констанс произвели на судей большое впечатление.
— Вы рассказывали об этом случае кому-либо?
— Нет. Я боялась, что это слишком встревожит моего сына и мужа.
— Вы не думали, что это опасно — оставлять таблетки там, где миссис Клеверхем могла легко их достать?
— Да, я думала об этом. Но иногда таблетки могли потребоваться ей немедленно, а ее состояние было таково, что у нее просто могло не хватить сил позвонить в колокольчик, чтобы позвать служанку. К тому же в этот момент никого из них могло не оказаться поблизости. Поэтому я решила, что лучше оставить все как было.
— Таким образом, вы решили ничего не предпринимать, и таблетки были оставлены в тумбочке, на которой всегда стояли наготове графин с водой и стакан?
— Возможно, это было ошибкой. Но я понимала, что ей было крайне необходимо принять таблетки немедленно после начала приступа. Я знала, что если их не будет у нее под рукой, она может впасть в панику, а это неизбежно приведет к усилению боли.
— Благодарю вас, леди Констанс.
Вновь пригласили доктора Даути.
— Сколько времени требуется, чтобы растворились таблетки?
— Несколько секунд.
— Сколько времени проходит, прежде чем они начинают действовать?
— По-разному.
— В зависимости от интенсивности боли?
— И от этого тоже. Большое значение имеет состояние пациента в данный момент. Психическое состояние.
— Могла ли под воздействием таблеток возникнуть сонливость, забывчивость?
— Разумеется.
— Следовательно, миссис Клеверхем могла принять две таблетки, а затем, скажем, через пять минут, еще две?
— Да, это возможно.
— И, может быть в волнении, случайно бросила в стакан не две таблетки, а больше?
— Это также не исключено.
— Благодарю вас, доктор Даути.
Мы с трепетом ждали решения. Мари-Кристин взяла меня за руку и сидела, крепко сжимая ее. Я знаю, о чем думал каждый из нас. Каков будет приговор? Обвинение в убийстве против неизвестного лица или группы лиц? Против Родерика? Против меня?
В какой степени они приняли во внимание показания Мейбл?
Доверие к ней, конечно, было подорвано, но какое впечатление оставило ее заявление? Слова леди Констанс произвели большой эффект: она говорила так ясно, точно и убежденно. И это так контрастировало с ответами Мейбл. Я почувствовала, как менялось настроение суда по мере того, как она говорила. Потом я вспомнила обо всех этих прощупывающих вопросах, об ответах, которые могли невольно навредить. И мне стало дурно от одной мысли о том, что может нас ожидать. Я подумала, какая опасность может грозить Родерику, да и всем нам.
Мне невольно вспомнился тот день, когда Лайза Феннел упала под колеса маминого экипажа и тем самым вторглась в нашу жизнь. Сейчас она была мертва, но все еще угрожала нам из могилы.
Когда был объявлен приговор, наша радость и облегчение не знали границ. Показания леди Констанс были признаны убедительными, а словам Мейбл никто не придал значения.
Приговор Коронерского (Коронер — следователь, производящий дознание в случаях насильственной или скоропостижной смерти.) суда гласил: «Смерть вследствие несчастного случая».
Вскрытие подтвердило правоту доктора Даути. По концентрации лекарства в крови было установлено, что она выпила по крайней мере шесть таблеток сразу — а это смертельная доза.
Дом стал молчаливым. Слуги ходили с таким видом, как будто они участники какого-то заговора. Я задавала себе вопрос, как много они знают? Вероятно, им известно, что я была помолвлена с Родериком, а потом внезапно уехала, и помолвка распалась. Знают ли они, что Родерик просил Лайзу дать ему свободу, чтобы он смог жениться на мне? Знают ли, что Лайза отказалась сделать это?
Задавал ли кто-нибудь себе вопрос: не было ли это убийством? Когда случается внезапная смерть, в которой можно заподозрить убийство, обычно начинают искать мотив.
Мотив, несомненно, был очевиден. Родерик хотел избавиться от своей жены. Это один из самых распространенных мотивов убийства. Родерик находился в доме в день смерти Лайзы. Как и я сама. И я могла быть в той же степени причастна к этому, как и он.
Это были кошмарные дни, заполненные бесконечными предположениями. Я безуспешно пыталась отбросить от себя ужасные мысли, которые кружились у меня в голове.
Теперь уже я не могла уехать. Я находилась в доме во время смерти Лайзы и должна была оставаться здесь до конца расследования.
Не знаю, как я смогла пережить этот период ожидания. Меня страшило неизбежное расследование и в то же время я хотела, чтобы оно поскорее закончилось, чтобы я могла узнать худшее. Я помнила, что последовало за смертью мамы. Нас не оставят в покое, пока все не закончится. А каков будет приговор?
Мари-Кристин держала себя очень отчужденно. Я не могла узнать, что у нее на уме. Леди Констанс заперлась у себя в комнате и не хотела ни с кем разговаривать. Чарли казался совершенно обескураженным. Думаю, Родерик испытывал то же, что и я. Нам хотелось побыть вдвоем и поговорить о самом важном, что камнем лежало на сердце. Но мы не могли этого сделать. Я чувствовала, что за нами внимательно следят.
Однажды мне захотелось проехаться верхом. Мне казалось, я смогу лучше осмыслить происходящее, находясь вне дома.
Родерик, вероятно, видел, как я выхожу из дома и последовал за мной.
Я была уверена, что ему так же хотелось вырваться отсюда, как и мне.
Я уже была в миле от дома, когда он догнал меня.
— Ноэль, — сказал он. — Нам нужно поговорить. Мы должны высказать то, что у нас на душе. Как это случилось?
— Наверное, она сама приняла эти таблетки.
— Но она же считала, что должна скоро поправиться.
— Да, я знаю. Но она все равно не была счастлива.
— Но ты же не думаешь, что это я…?
— О, нет, Родерик! Конечно, нет!
— Я просил ее отпустить меня, но она отказалась.
— Мы оба хотели этого, но не таким путем.
— Если об этом узнают, это покажется…
— Мы действительно хотели, чтобы она дала тебе свободу, чтобы мы могли пожениться и быть вместе, но не так.
— Для меня самое важное, что ты ни на секунду не допускаешь мысли, что я…
— Я бы никогда в это не поверила. Я так же, как и ты, хотела, чтобы она уехала. И я могла находиться в ее комнате. Но разве ты мог бы подумать, что это я?
— Никогда.
— Мы слишком хорошо знаем друг друга. И знаем, что никогда бы не были счастливы, если бы это стояло между нами.
— Именно так я и думаю. Но сомнения…
— Нет никаких сомнений.
— Это я и хотел узнать.
— Значит, что бы ни случилось, это никогда не будет стоять между нами.
Мы все находились в зале суда: Родерик, Чарли, я, леди Констанс и Мари-Кристин.
Первыми были выслушаны судебные эксперты, им задавали множество вопросов. Один из них заявил, что, вне всякого сомнения, миссис Лайза Клеверхем скончалась в результате принятия большой дозы обезболивающего лекарства, выписанного ее врачом.
Доктор Даути сам давал подробные показания. Еще до того, как миссис Клеверхем стала его пациенткой, она получила серьезную травму позвоночника. Он детально описал ее заболевание и добавил, что, как правило, оно сопровождается сильными болями. По этой причине он снабдил свою пациентку сильнодействующим болеутоляющим средством, неоднократно при этом подчеркивая, что с ним нужно обращаться крайне осторожно.
В тот день, приехав в дом, он обнаружил миссис Клеверхем мертвой. Он сразу предположил, что причиной смерти стала слишком большая доза лекарства, которое он ей прописал.
Его спросили, находилась ли миссис Клеверхем в состоянии депрессии. Он ответил, что бывали случаи, когда он находил ее в состоянии, близком к депрессии. Обычно это бывало тогда, когда накануне она испытывала сильные боли и недомогание. Он полагал, что в ее ситуации это естественно.
— Как она себя чувствовала, когда вы ее видели в последний раз?
— Она была в прекрасном настроении. Я счел возможным сказать ей, что по результатам моих последних наблюдений мы можем надеяться на частичное излечение.
В зале суда воцарилась глубокая тишина.
— Миссис Клеверхем, конечно, обрадовало ваше сообщение?
— Она была в восторге.
— У вас осталось впечатление, что она с нетерпением ждет выздоровления?
— Безусловно.
После показаний доктора Даути версия, что Лайза ушла из жизни по собственной воле, стала казаться маловероятной. Возникал вопрос, почему она умерла.
Для дачи показаний были вызваны несколько слуг. Среди них была Герти, потому что это она, войдя в комнату Лайзы, нашла ее мертвой.
Она сказала, что обычно в это время заглядывала к миссис Клеверхем, чтобы узнать, не надо ли ей чего.
— Рассказывала ли вам ваша хозяйка когда-нибудь о себе?
— О, да, сэр. Она всегда рассказывала, как она могла бы стать великой актрисой и стала бы, если бы не этот несчастный случай.
— Как вы думаете, она была несчастной?
— О, да, сэр.
— Почему вы так думаете?
— Она всегда жаловалась, что не стала великой актрисой. И если бы она не повредила себе спину, она была бы такой же знаменитой, как Дезире. Только еще лучше — если бы у нее был шанс, сэр.
— Спасибо, можете сесть. Вызвали Родерика.
— Слышали ли вы когда-нибудь от своей жены угрозы самоубийства?
— Нет, никогда.
— Не заметили ли вы каких-либо перемен в ней за последнее время?
Родерик сказал, что последние несколько недель он был в отъезде и вернулся только за день до ее смерти.
— Какой вы нашли ее после возвращения?
— Она была обрадована тем, что сказал ей доктор о возможности выздоровления.
— Есть ли у вас какие-либо предположения относительно того, каким образом в стакане воды, выпитом вашей женой, оказались растворены шесть таблеток?
— Нет.
— Если только кто-то не положил их туда.
— Вероятно, кто-то должен был их туда положить.
— И если ваша жена сама положила их в стакан и выпила раствор, остается предположить, что она намеревалась покончить с собой?
— Она могла принять обычную дозу, потом, забыв об этом, выпить таблетки еще раз.
— Вы хотите сказать, она положила в стакан две таблетки, выпила их, потом через какое-то короткое время выпила еще две таблетки и через некоторое время еще две?
— После принятия таблеток она быстро впадала в полудремотное состояние. Возможно, она забыла, что уже приняла таблетки.
На этом показания Родерика закончились.
Были вызваны дворецкий и экономка. Они мало что могли добавить. Потом, к моему удивлению, стали задавать вопросы Мейбл.
Я раньше видела ее в доме и немного разговаривала с ней. Это была очень нервная девочка лет пятнадцати, не больше. Она всегда ходила с испуганным видом. Я недоумевала, как она могла справляться со своими обязанностями и вспомнила, как Герти назвала ее чокнутой.
Что она могла им сказать?
Вскоре я это узнала.
— Не бойтесь, — сказали ей. — Единственное, что от вас требуется, это отвечать на вопросы.
— Да, сэр.
— Вы знаете, что миссис Клеверхем умерла?
— Да, сэр.
— Вы сказали одной своей приятельнице в доме, что знаете, почему она умерла. Скажите теперь об этом нам.
— Он убил ее!
В зале воцарилась напряженная тишина.
— Не могли бы вы нам сказать, кто ее убил?
— Мистер Родерик.
— Откуда вы знаете?
— Я знаю, — сказала она.
— Вы видели, как он убил ее?
Она озадаченно моргала глазами.
— Пожалуйста, отвечайте на вопрос.
Она покачала головой.
— Следует ли понимать это так, что вы не видели его?
— Да, сэр.
— Но тогда откуда вам это известно?
— Он хотел от нее избавиться.
— Как вы об этом узнали?
— Я слышала, а как же еще?
— Что вы слышали?
— Она кричала. Говорила: «Я не уеду. Это мой дом, и я здесь останусь. Ты не можешь от меня избавиться».
— Когда вы это слышали?
— Когда он вернулся.
— За день до ее смерти?
— Да.
— Вы об этом кому-нибудь рассказывали?
Она кивнула.
— Кому вы об этом рассказывали?
— Герти и еще некоторым.
— Спасибо, вопросов больше нет.
От страха у меня закружилась голова. Казалось чудом, что до сих пор никто не упомянул о том, что раньше Родерик был помолвлен со мной и теперь я вернулась в Леверсон. Мне ни за что не следовало приезжать, говорила я себе. Но что толку твердить об этом сейчас? Они все равно об этом узнают и обвинят Родерика в убийстве.
Вызвали Герти.
— Предыдущая свидетельница сказала нам, что она обсуждала с вами смерть миссис Клеверхем. Это правда?
— Она мне что-то говорила о мистере Клеверхеме. Я не обратила особого внимания на ее слова.
— И даже на то, что она обвинила одного из членов семьи хозяев дома в убийстве?
— Да, сэр.
— Вам это не показалось серьезным обвинением?
— Показалось бы, если бы это сказал кто-то другой, но только не Мейбл. У Мейбл ничего серьезного не бывает, сэр.
— Не объясните ли поподробнее?
— Ну, у нее не все дома.
— Что вы хотите этим сказать?
Удивившись такому невежеству, Герти с чуть заметным чувством превосходства принялась терпеливо объяснять:
— Она немного того — все время что-нибудь придумывает, то одно, то другое.
— Вы хотите сказать, что ее словам не следует доверять?
— Ну да. Как ей можно верить? Она иногда такое скажет! Никто тогда не обратил внимания на ее слова.
— Таким образом, когда вам сказали, что ваш хозяин убил вашу хозяйку, какова была ваша реакция?
— Наверное, я сказала: неужели?
— И этим ограничились?
— А вы, если бы знали Мейбл, обратили бы внимание на то, что она сказала? Она нам говорила, что она леди, а ее отец какой-то там лорд. А на следующий день он уже король, которого свергли с престола. И все — сплошная ерунда.
— Понятно. Поэтому вы не поверили, будто она слышала эти слова миссис Клеверхем?
— Нет, сэр. Я знала, что это не так. Я же в своем уме. Просто, когда начались все эти разговоры, что миссис Клеверхем приняла лишние таблетки, она наслушалась и начала фантазировать.
— Можете идти.
С замиранием сердца я следила за ходом заседания. Напряжение в зале усиливалось. Я взглянула на Родерика. Он был бледен. Леди Констанс в страшном волнении сжимала и разжимала пальцы.
Опять вызвали Мейбл.
— Скажите, Мейбл, когда вы слышали, как миссис Клеверхем говорила, что не уедет из этого дома?
Мейбл наморщила лоб.
— Постарайтесь вспомнить. Было это в тот день, когда она умерла, за день до этого или еще раньше на этой неделе?
Мейбл была явно растеряна.
— Было это за день, за два, три, пять дней до ее смерти?
Мейбл немного поколебалась и выпалила:
— Это было за пять дней, когда она так говорила.
— Что? За пять дней?
— Да, — повторила Мейбл, — так оно и было.
— Она разговаривала с мистером Клеверхемом, не такли?
— Да, и он хотел избавиться от нее, чтобы…
— Но за пять дней до ее смерти мистер Клеверхем находился в Шотландии. Таким образом, она не могла разговаривать с ним, не так ли?
— Нет, она говорила. Я слышала.
— Скажите нам, кто ваш отец?
На ее лице появилась улыбка.
— Он принц, — сказала она.
— Значит, вы — принцесса?
— О, да, сэр.
— И вас зовут Мейбл?
— Меня так назвали, когда увезли.
— Кто вас увез?
— Бандиты. Они меня похитили.
— И вы были принцессой и жили в Букингемском дворце?
По залу пробежал легкий смешок. Мне стало легче дышать. Мейбл ясно продемонстрировала свою психическую ненормальность.
— Да, — сказала она, — это правда.
— Кто же вы, принцесса Виктория, Луиза, Беатрис?
— Да, правильно.
Бедная Мейбл! И если бы не Герти, ее слова могли бы принять всерьез. Теперь же ни у кого не оставалось сомнений, что показаниям Мейбл доверять нельзя.
Следующей была леди Констанс.
Не заметила ли она в своей невестке склонности к мыслям о самоубийстве?
— Когда у нее бывали острые приступы боли, мысли о самоубийстве, возможно, посещали ее, — сказала леди Констанс. — Я не думаю, что в этом было что-то необычное. Она страдала от очень сильных болей.
— Говорила ли она когда-нибудь с вами о возможном самоубийстве?
— О нет, об этом она не говорила со мной.
— Она чувствовала себя лучше. Появилась надежда на выздоровление, не так ли?
— Да, она была настроена оптимистично.
— Кажется маловероятным, что она могла покончить с собой в такой момент.
— Да, это маловероятно, — согласилась леди Констанс.
— Но до этого известия, вы полагаете, она могла склоняться к мысли о самоубийстве?
— Возможно, представляя, что ее впереди ждут годы страданий. Любому могли прийти в голову такие мысли.
— Но когда ситуация становится более обнадеживающей, большинство людей думают о том, чтобы набраться сил и потерпеть еще немного.
— Думаю, вы правы.
— Вы жили под одной крышей. Она была вашей невесткой. Вероятно, вы хорошо знали ее.
— Да, я знала ее.
— Считаете ли вы, что она могла покончить с собой?
— Нет, если только…
— Пожалуйста, продолжайте.
— Если только это не произошло по ошибке.
— Что за ошибка?
— Однажды я сидела у ее кровати. Это было около трех месяцев назад. У нее был приступ, и она уже приняла две таблетки. Выпив воду с растворенными в ней двумя таблетками, она поставила стакан на тумбочку. Потом откинулась на подушки. Я решила остаться с ней, пока не утихнет боль и она не заснет, как это обычно бывало после приема лекарства. По-видимому, в этот раз боль была особенно сильной, и таблетки подействовали не сразу. Прежде чем я поняла, что она собирается делать, она быстро потянулась к тумбочке, налила в стакан воды и бросила туда две таблетки. Я закричала: «Ты уже только что выпила две!» Если бы не я, она бы приняла эти две таблетки и, наверное, убила бы себя этим. Я думаю, так могло случиться и в тот день, когда она умерла.
Было ясно, что показания леди Констанс произвели на судей большое впечатление.
— Вы рассказывали об этом случае кому-либо?
— Нет. Я боялась, что это слишком встревожит моего сына и мужа.
— Вы не думали, что это опасно — оставлять таблетки там, где миссис Клеверхем могла легко их достать?
— Да, я думала об этом. Но иногда таблетки могли потребоваться ей немедленно, а ее состояние было таково, что у нее просто могло не хватить сил позвонить в колокольчик, чтобы позвать служанку. К тому же в этот момент никого из них могло не оказаться поблизости. Поэтому я решила, что лучше оставить все как было.
— Таким образом, вы решили ничего не предпринимать, и таблетки были оставлены в тумбочке, на которой всегда стояли наготове графин с водой и стакан?
— Возможно, это было ошибкой. Но я понимала, что ей было крайне необходимо принять таблетки немедленно после начала приступа. Я знала, что если их не будет у нее под рукой, она может впасть в панику, а это неизбежно приведет к усилению боли.
— Благодарю вас, леди Констанс.
Вновь пригласили доктора Даути.
— Сколько времени требуется, чтобы растворились таблетки?
— Несколько секунд.
— Сколько времени проходит, прежде чем они начинают действовать?
— По-разному.
— В зависимости от интенсивности боли?
— И от этого тоже. Большое значение имеет состояние пациента в данный момент. Психическое состояние.
— Могла ли под воздействием таблеток возникнуть сонливость, забывчивость?
— Разумеется.
— Следовательно, миссис Клеверхем могла принять две таблетки, а затем, скажем, через пять минут, еще две?
— Да, это возможно.
— И, может быть в волнении, случайно бросила в стакан не две таблетки, а больше?
— Это также не исключено.
— Благодарю вас, доктор Даути.
Мы с трепетом ждали решения. Мари-Кристин взяла меня за руку и сидела, крепко сжимая ее. Я знаю, о чем думал каждый из нас. Каков будет приговор? Обвинение в убийстве против неизвестного лица или группы лиц? Против Родерика? Против меня?
В какой степени они приняли во внимание показания Мейбл?
Доверие к ней, конечно, было подорвано, но какое впечатление оставило ее заявление? Слова леди Констанс произвели большой эффект: она говорила так ясно, точно и убежденно. И это так контрастировало с ответами Мейбл. Я почувствовала, как менялось настроение суда по мере того, как она говорила. Потом я вспомнила обо всех этих прощупывающих вопросах, об ответах, которые могли невольно навредить. И мне стало дурно от одной мысли о том, что может нас ожидать. Я подумала, какая опасность может грозить Родерику, да и всем нам.
Мне невольно вспомнился тот день, когда Лайза Феннел упала под колеса маминого экипажа и тем самым вторглась в нашу жизнь. Сейчас она была мертва, но все еще угрожала нам из могилы.
Когда был объявлен приговор, наша радость и облегчение не знали границ. Показания леди Констанс были признаны убедительными, а словам Мейбл никто не придал значения.
Приговор Коронерского (Коронер — следователь, производящий дознание в случаях насильственной или скоропостижной смерти.) суда гласил: «Смерть вследствие несчастного случая».
Признание
Прошло шесть лет после того памятного дня в суде, но все еще одно только воспоминание о нем заставляет меня содрогнуться. За эти годы было так много счастья в моей жизни, однако оно не было совершенно безоблачным.
Над всеми нами, обитателями Леверсон Мейнор, висела тень сомнения. Иногда ночью я вдруг просыпалась, и мне казалось, я опять вернулась в прошлое. Бывало, я даже закричу. Родерик примется успокаивать меня. Ему и без слов понятно, что меня преследует. Он просто скажет: «Все позади, моя дорогая. Все прошло. Надо забыть об этом».
Я не перестаю спрашивать себя, как это случилось? Как она умерла? Кто положил в стакан эти таблетки? Может быть, сама Лайза? Нет, как бы я ни старалась, не могу в это поверить.
Я прижимаюсь к Родерику. Он здесь-живой и здоровый, рядом со мной. Я немного успокаиваюсь, но не могу насовсем выбросить эти мысли из головы.
Я говорю себе: должно быть, это Лайза сама, нечаянно. Вероятно, это произошло так, как предположила в своих показаниях в суде леди Констанс. Показаниях, ставших поворотной точкой. Она говорила тогда так убедительно.
Вынесенный приговор стал благодеянием для всех нас, на кого падала тень подозрения. На этом все было закончено. Нет, как оказалось, не совсем закончено. Правда, не было больше расследований и дотошных вопросов, но в наступившем, казалось бы, мире и покое наша совесть продолжала мучить нас. Мы хотели, чтобы Лайза ушла, и она ушла…
Мы вышли из зала суда опьяненные чувством радостного облегчения. Но сомнения остались. И они были с нами все эти шесть лет.
Через год после вынесения приговора мы с Родериком поженились. Случившееся ни для кого из нас не прошло даром. Мари-Кристин ликовала, но время от времени на нее находила странная задумчивость, и в глазах мелькала какая-то тайна. Ее уже нельзя было назвать ребенком. Над ней, как и над всеми нами, тоже висела эта тень.
У нас с Родериком родился сын, потом дочь. Роджеру сейчас четыре года, Кэтрин почти три. Они оба очаровательные создания, и когда я смотрю, как они играют в саду или ездят верхом по кругу на своих пони, я счастлива.
Потом я иду в дом и прохожу мимо той комнаты, которая когда-то принадлежала Лайзе. В ней нет никаких видимых следов ее пребывания, но каким-то образом она все еще остается там. Мой отец время от времени навещает нас. Он очень гордится своими внуками и часто говорит мне, каким счастливым стал для него тот день, когда я разыскала его. Он прекрасно ладит с Чарли и, я думаю, они часто в беседах вспоминают маму.
Я была очень растрогана, когда отец подарил мне статую «Танцующей девы». Он оказал, что хочет, чтобы она была у меня. Это была самая дорогая для него вещь. Я не хотела забирать ее у него, но он настаивал. «Глядя на нее, я всегда ощущал рядом присутствие Дейзи, — сказал он мне. — И это приносило мне облегчение. Но теперь у меня есть дочь и внуки. И пусть лучше она будет у тебя».
Она стоит в моей комнате. При взгляде на нее я ясно вижу маму. Он сумел передать какое-то сходство, что-то неуловимое, свойственное только ей одной. Я смотрю на нее и представляю, что мама здесь, рядом, она улыбается, радуясь за меня, потому что, пройдя через многие испытания, я наконец обрела любимого мужа и детей.
Мы с леди Констанс по-прежнему самые лучшие друзья. Ее внуки — это ее величайшая радость. Она по натуре не склонна к проявлению нежных чувств, но иногда не может справиться с переполняющей ее любовью ко мне. И, разумеется, она обожает своих внуков.
Когда в конце концов Леверсон Мейнор стал нашим домом, Мари-Кристин была очень довольна.
Ее интерес к археологии перерос в страстное увлечение. Сейчас она очень подружилась с одним молодым археологом, с которым познакомилась через Фиону и Джека. Думаю, вскоре можно ожидать их помолвки.
Но воспоминания о Лайзе не исчезли полностью даже у Мари-Кристин. Не знаю, будет ли так всегда. Все в доме ощущают это. Так мне сказала Герти.
Не так давно у меня с ней состоялся любопытный разговор.
— Я испугалась, когда эта дуреха Мейбл разговорилась там, перед всеми этими судьями, — вспоминала Герти.
Ее слова заставили меня вздрогнуть от страха, но я спокойно сказала:
— Вскоре выяснилось, что ее словам нельзя верить.
— Да, но она могла зайти слишком далеко. Она уже почти это сделала.
— Благодаря твоим показаниям всем стало ясно, что у нее неустойчивая психика. И когда ее вызвали опять, это полностью подтвердилось.
— Должно быть, она слышала разговоры слуг.
— Разговоры о чем?
— Ну, они ведь все знали — что вы были обручены с мистером Родериком, а потом все распалось, потому что вы думали, что он ваш брат. Потом он женился, а вы узнали, что он вовсе не брат вам, и вы могли бы тогда с ним пожениться.
— Откуда ты все это знаешь?
— Слуги всегда все знают. Они слышат словечко там, словечко тут. Потом складывают их вместе и, пожалуйста, все готово. Они вас любят. И им хотелось, чтобы вы с мистером Родериком поженились. Они не очень-то к ней хорошо относились, к миссис Клеверхем. Все эти годы им приходилось терпеть от леди Констанс, а когда я рассказала им про бюст, они решили, что это на самом деле благородный поступок. Леди Констанс, она, конечно, настоящая знатная леди, хотя и это может надоесть. Но эта миссис Клеверхем, она была вообще не леди. Нам хотелось что-то среднее.
Над всеми нами, обитателями Леверсон Мейнор, висела тень сомнения. Иногда ночью я вдруг просыпалась, и мне казалось, я опять вернулась в прошлое. Бывало, я даже закричу. Родерик примется успокаивать меня. Ему и без слов понятно, что меня преследует. Он просто скажет: «Все позади, моя дорогая. Все прошло. Надо забыть об этом».
Я не перестаю спрашивать себя, как это случилось? Как она умерла? Кто положил в стакан эти таблетки? Может быть, сама Лайза? Нет, как бы я ни старалась, не могу в это поверить.
Я прижимаюсь к Родерику. Он здесь-живой и здоровый, рядом со мной. Я немного успокаиваюсь, но не могу насовсем выбросить эти мысли из головы.
Я говорю себе: должно быть, это Лайза сама, нечаянно. Вероятно, это произошло так, как предположила в своих показаниях в суде леди Констанс. Показаниях, ставших поворотной точкой. Она говорила тогда так убедительно.
Вынесенный приговор стал благодеянием для всех нас, на кого падала тень подозрения. На этом все было закончено. Нет, как оказалось, не совсем закончено. Правда, не было больше расследований и дотошных вопросов, но в наступившем, казалось бы, мире и покое наша совесть продолжала мучить нас. Мы хотели, чтобы Лайза ушла, и она ушла…
Мы вышли из зала суда опьяненные чувством радостного облегчения. Но сомнения остались. И они были с нами все эти шесть лет.
Через год после вынесения приговора мы с Родериком поженились. Случившееся ни для кого из нас не прошло даром. Мари-Кристин ликовала, но время от времени на нее находила странная задумчивость, и в глазах мелькала какая-то тайна. Ее уже нельзя было назвать ребенком. Над ней, как и над всеми нами, тоже висела эта тень.
У нас с Родериком родился сын, потом дочь. Роджеру сейчас четыре года, Кэтрин почти три. Они оба очаровательные создания, и когда я смотрю, как они играют в саду или ездят верхом по кругу на своих пони, я счастлива.
Потом я иду в дом и прохожу мимо той комнаты, которая когда-то принадлежала Лайзе. В ней нет никаких видимых следов ее пребывания, но каким-то образом она все еще остается там. Мой отец время от времени навещает нас. Он очень гордится своими внуками и часто говорит мне, каким счастливым стал для него тот день, когда я разыскала его. Он прекрасно ладит с Чарли и, я думаю, они часто в беседах вспоминают маму.
Я была очень растрогана, когда отец подарил мне статую «Танцующей девы». Он оказал, что хочет, чтобы она была у меня. Это была самая дорогая для него вещь. Я не хотела забирать ее у него, но он настаивал. «Глядя на нее, я всегда ощущал рядом присутствие Дейзи, — сказал он мне. — И это приносило мне облегчение. Но теперь у меня есть дочь и внуки. И пусть лучше она будет у тебя».
Она стоит в моей комнате. При взгляде на нее я ясно вижу маму. Он сумел передать какое-то сходство, что-то неуловимое, свойственное только ей одной. Я смотрю на нее и представляю, что мама здесь, рядом, она улыбается, радуясь за меня, потому что, пройдя через многие испытания, я наконец обрела любимого мужа и детей.
Мы с леди Констанс по-прежнему самые лучшие друзья. Ее внуки — это ее величайшая радость. Она по натуре не склонна к проявлению нежных чувств, но иногда не может справиться с переполняющей ее любовью ко мне. И, разумеется, она обожает своих внуков.
Когда в конце концов Леверсон Мейнор стал нашим домом, Мари-Кристин была очень довольна.
Ее интерес к археологии перерос в страстное увлечение. Сейчас она очень подружилась с одним молодым археологом, с которым познакомилась через Фиону и Джека. Думаю, вскоре можно ожидать их помолвки.
Но воспоминания о Лайзе не исчезли полностью даже у Мари-Кристин. Не знаю, будет ли так всегда. Все в доме ощущают это. Так мне сказала Герти.
Не так давно у меня с ней состоялся любопытный разговор.
— Я испугалась, когда эта дуреха Мейбл разговорилась там, перед всеми этими судьями, — вспоминала Герти.
Ее слова заставили меня вздрогнуть от страха, но я спокойно сказала:
— Вскоре выяснилось, что ее словам нельзя верить.
— Да, но она могла зайти слишком далеко. Она уже почти это сделала.
— Благодаря твоим показаниям всем стало ясно, что у нее неустойчивая психика. И когда ее вызвали опять, это полностью подтвердилось.
— Должно быть, она слышала разговоры слуг.
— Разговоры о чем?
— Ну, они ведь все знали — что вы были обручены с мистером Родериком, а потом все распалось, потому что вы думали, что он ваш брат. Потом он женился, а вы узнали, что он вовсе не брат вам, и вы могли бы тогда с ним пожениться.
— Откуда ты все это знаешь?
— Слуги всегда все знают. Они слышат словечко там, словечко тут. Потом складывают их вместе и, пожалуйста, все готово. Они вас любят. И им хотелось, чтобы вы с мистером Родериком поженились. Они не очень-то к ней хорошо относились, к миссис Клеверхем. Все эти годы им приходилось терпеть от леди Констанс, а когда я рассказала им про бюст, они решили, что это на самом деле благородный поступок. Леди Констанс, она, конечно, настоящая знатная леди, хотя и это может надоесть. Но эта миссис Клеверхем, она была вообще не леди. Нам хотелось что-то среднее.