Холт Виктория. Дочь обмана

   — Я… я подумаю над этим.
   — Нечего здесь думать. Скажи: «Да, я считаю, это хорошая идея». Потому что она и в самом деле хорошая. Знаешь, здесь, в этой комнате… у меня такое чувство, как будто она говорит мне, что я должна делать. Она говорит: «Заботься о Ноэль. Помоги ей перестать думать о прошлом. Скажи ей, пусть лучше она забудет меня, если мысли обо мне делают ее такой несчастной». Вот что она говорит мне.
   — О, Мари-Кристин! — произнесла я, и мы обнялись.
   — Это будет так интересно! Мы повесим желтые шторы, потому что желтый — цвет солнечных лучей, мы ведь хотим, чтобы все тени ушли отсюда, чтобы пришло солнце. А ковер будет голубым. Голубое и желтое. Голубое небо и желтое солнце. О, давай так и сделаем, Ноэль!
   — Может быть, ты права, — начала я.
   — Я знаю, что я права. Начнем завтра же.
   Она горячо взялась за переустройство маминой комнаты. Купила материал для штор и отдала их шить. Выбрала ковер и теперь была озабочена мебелью.
   Ее явно увлекало это занятие, и меня трогала ее забота обо мне.
   Никогда еще после гибели своей семьи она не была такой веселой. И ее решение было правильным. Человек не должен делать из умерших идолов для поклонения. Это значит самому взращивать свое горе.
   Однажды она с горящими глазами вбежала в мою комнату, размахивая зажатыми в руке бумагами.
   — Ты помнишь письменный стол? — спросила она. — Я сейчас разбиралась в его ящиках, подумала, что его можно было бы отправить на чердак. Под одним из ящиков был еще один, совсем маленький. Если не знать о нем, так и не заметишь. Я просто сунула руку, проверить, не пристало ли там чего-нибудь, и нашла его. В нем были письма. Мне кажется, это важно.
   — Чьи письма? — спросила я. — Мамины?
   — Скорее, адресованные ей. Вероятно, она их берегла. Ее ведь звали Дейзи, не так ли? Они все адресованы «Любимой Дейзи».
   — Ты их читала?
   — Конечно же, читала. Я думаю, это важная находка.
   — Это же ее личные письма!
   Мари-Кристин раздраженно посмотрела на меня.
   — Говорю тебе, они могут оказаться важными. На, прочти сама. На них нет дат, но они лежат в том порядке, в каком я их нашла.
   Она передала их мне.
   Я прочитала первое письмо.
   «Менингарт под Бодмином.
   Любимая моя Дейзи!
   Я был потрясен этой новостью. И очень обрадован. Не уверен, что это возможно, но, может быть, теперь, когда эгпо произошло, тебе захочется вернуться? Я, конечно, понимаю, моя дорогая, что ты сейчас чувствуешь. Я знаю, что ты ненавидишь этот дом и все, что тебе в нем пришлось пережить. Я помню, как ты сказала, что не хочешь его больше видеть. Но у меня есть маленькая надежда, что, может быть, сейчас будет по-другому. Ведь там тебе с этим будет еще труднее.
   Ты знаешь, что я готов на все ради твоего счастья. А теперь еще и ради ребенка.
   Бесконечно любящий тебя, Эннис»
   Мари-Кристин пристально наблюдала за мной.
   — Теперь прочти остальные, — сказала она.
   «Менингарт под Бодмином.
   Любимая моя Дейзи. Я заранее знал, что ты мне ответишь. Я помню о твоих мечтах о славе и богатстве. Конечно, ты не можешь от них отказаться, особенно сейчас, когда появилась надежда, что они исполнятся. Если бы ты вернулась сюда, тебе бы пришлось с ними расстаться.
   Ты пишешь, что у тебя там есть хорошие друзья, и они все для тебя сделают, больше, чем мог бы сделать я. Они богаты и хотят быть рядом с тобой. Я бы только мешал тебе, и ты права, говоря, что это стало бы концом всех твоих надежд и мечтаний… И, кроме того, ребенку нужно дать его шанс. Ты не смогла бы привезти ее сюда. Когда ты уехала, я понял, что это навсегда.
   Я думал, тебе там придется трудно. Но, судя по всему, ты хорошо справляешься с трудностями. Я надеялся, что, может быть, из-за ребенка ты вернешься ко мне, но ты пишешь, что именно из-за него ты должна остаться.
   Я постараюсь это понять.
   Вечно любящий тебя, Эннис»
   Было еще одно письмо.
   «Менингарт под Бодмином.
   Любимая моя Дейзи.
   Я так счастлив узнать о твоем успехе. Ты теперь знаменита, моя дорогая. Я всегда знал, что ты сумеешь добиться того, чего захочешь. И ребенок тоже счастлив, у нее есть все, чего только можно пожелать — много больше того, что было бы у нее здесь. И ты намерена сделать все, чтобы ей не пришлось испытать того, что испытала ты.
   Тебя ждут еще большие успехи. Ты всегда добивалась своего.
   По-прежнему любящий тебя и ребенка,
   Эннис»
   Не успела я кончить читать, как Мари-Кристин спросила:
   — Что ты об этом думаешь? Ведь это ты — тот ребенок, о котором идет речь.
   — Да, может быть, я.
   — Иначе, почему он так пишет? Почему так интересуется тобой?
   — Он просит ее вернуться и выйти за него замуж.
   — Ноэль, ребенок, о котором он пишет — ты.
   — Но ведь прямо он этого не говорит.
   — Да, прямо не говорит, но, по крайней мере, это можно предположить. Мы должны все выяснить, Ноэль. Должны, понимаешь? Мы поедем туда, в этот… — она выхватила письма. — В Менингарт, — сказала она, — под Бодмином. Мы найдем Энниса. Необходимо это сделать. Ты только представь, если…
   — Если он мой отец?
   — Да, и если это так, тогда…
   — Слишком поздно, Мари-Кристин.
   — Мы должны это знать. Неужели тебе не хочется знать, кто твой отец?
   — Но эти письма — единственное, что у нас есть.
   — Это уже немало для начала. Менингарт, наверное, небольшой поселок, иначе он бы не писал «под Бодмином». И Эннис, это все-таки не такое распространенное имя как Джон или Генри. Там не может быть много Эннисов.
   Она очень разволновалась.
   — Мы найдем его. Мы узнаем правду!
   — Но это означает — вторгаться в мамино прошлое, пытаться узнать то, что она хотела скрыть.
   — Но это касается тебя. Ты должна знать правду. Если бы она могла предположить, что из этого получится, она бы обязательно сказала тебе правду. Она бы сама захотела, чтобы ты ее узнала. Ты сейчас просто слишком взволнована этими письмами. Потом ты поймешь. Ноэль, мы немедленно едем в Менингарт. Мы разыщем Энниса. И узнаем всю правду.
   Как только мы приняли решение ехать в Корнуолл, Мари-Кристин совсем потеряла покой, и я тоже уже была готова последовать ее примеру. Для нас обеих лучше было, не откладывая, отправиться в дорогу.
   Через несколько дней после того, как обнаружились эти письма, мы уже были на пути в Бодмин. До самого Тонтона поезд был переполнен. Потом люди начали понемногу выходить, и до того еще, как мы подъехали к Экстеру, вагон опустел. В Экстере в него сели лишь две немолодые дамы.
   Мари-Кристин стояла у окна и то и дело окликала меня, призывая посмотреть на проносившиеся мимо пейзажи. Она сразу же обратила внимание на красную плодородную почву Девона.
   Обе дамы с нескрываемым интересом наблюдали за нами. Потом одна из них сказала:
   — Вероятно, вы впервые в Западных землях?
   — Да, — ответила я.
   — И вы, и эта молодая француженка?
   — Да, мы обе здесь впервые.
   — Едете на каникулы? — спросила вторая дама.
   Мари-Кристин ответила:
   — Что-то вроде. Мы хотим изучить эти места.
   — Думаю, другого такого места, как Корнуолл, нигде нет, не правда ли, Мария? — сказала одна из дам другой.
   — Сущая правда, — подтвердила Мария. — Здесь, в Корнуолле, есть что-то такое, чего не встретишь ни в одном другом месте. Я всегда это говорю, верно, Кэролайн?
   — Да. Мы живем здесь всю жизнь. И не часто уезжаем отсюда. Разве что проведать нашу замужнюю сестру, которая живет с семьей в Экстере.
   — Вы живете недалеко от Бодмина? — спросила я.
   — Да.
   — Не знаете ли вы местечко под названием Менингарт? — нетерпеливо спросила Мари-Кристин.
   — Менингарт, — задумчиво повторила Кэролайн. — Боюсь, никогда о таком не слышала.
   — А ты, Мария?
   — Менингарт, говорите? Нет, я такого не знаю.
   — Где вы собираетесь остановиться? — спросила Кэролайн.
   — Мы пока не решили. Надеемся, там будет нетрудно снять комнату в какой-нибудь гостинице. Сначала на одну ночь, а если понравится, останемся дольше. Или поездим по окрестностям.
   — Думаю, им лучше остановиться в «Танцующих девах», правда, Мария?
   — О, да, в «Танцующих девах». Лучшего им не найти. Если, конечно, их не смущает, что это немного за городом.
   — Пусть за городом. Мы не имеем ничего против.
   — Там на станции есть извозчик, он вас и довезет. Это всего несколько миль от Бодмина, можно и пешком пройти. Гостиница эта небольшая, комнат десять, пожалуй, но мы слышали о ней только самые лучшие отзывы. Вам там будет удобно. Наши знакомые останавливались там несколько раз. Только скажите, что вы от сестер Тригорен, и они сделают все наилучшим образом.
   — «Танцующие девы», — сказала Мари-Кристин, — звучит очень мило.
   — Гостиницу так назвали из-за камней. Там есть такие камни, говорят, они похожи на танцующих девушек. Из окна гостиницы вам их будет видно. Они там лежат с незапамятных времен.
   — Как только приедем в Бодмин, мы обязательно сходим к этим камням, — сказала я. — Мы вам очень благодарны за вашу помощь.
   — Кстати, нас зовут Мария и Кэролайн Тригорен.
   — А я Ноэль Тримастон, а это Мари-Кристин де Каррон.
   — Тримастон. Это старая добрая Корнуольская фамилия. Уж не родственница ли вы тех Тримастонов?
   — Кто такие «те Тримастоны»?
   — Кто такие Тримастоны! — Кэролайн и Мария переглянулись и засмеялись. — Это очень уважаемая семья, они живут в Большом Доме. Сэр Найджел и леди Тримастон. Это в полумиле от города. Тримастоны живут здесь уже сотни лет.
   Мари-Кристин выразительно взглянула на меня. «Я же говорила тебе, мы должны были приехать сюда, события с каждой минутой принимают все более интересный оборот», — говорил ее взгляд.
   Сестры Тригорен продолжали рассказывать нам о Тримастонах. У них в саду обычно проводятся церковные праздники. И если иногда погода плохая, все идут в дом. Это так интересно. Все только того и ждут, чтобы на день празднования пошел дождь. Этот их дом — как дворец… или, как замок.
   Наша оживленная беседа продолжалась до самого Бодмина. В волнении мы вышли из вагона поезда. Сестры Тригорен и тут продолжали опекать нас.
   Они проводили нас до места, где поджидал седаков извозчик.
   — А вот и Джимми, — сказала мисс Кэролайн Тригорен.
   — Ну, как погостили, мисс? Как там мисс Сара и ее детишки?
   — Все в порядке, спасибо, Джимми. Отвези-ка вот этих двух леди в «Танцующие девы».
   — Да, мисс.
   — Они приехали из самого Лондона, — при этом она чуть улыбнулась краешком рта, как бы подчеркивая, что по этой причине с нами следует обращаться с особым вниманием. — Если в «Танцующих девах» не будет места вернитесь назад в Бодмин и попытайтесь что-нибудь найти в «Бычьей голове», а если и там нет — езжайте в «Славный король». Они путешествуют одни и первый раз в Корнуолле.
   — Все будет сделано, мисс, — сказал Джимми. Когда мы уже садились в пролетку, она опять напомнила нам:
   — Вы им скажите там, в «Танцующих девах», что это сестры Тригорен вас прислали. Тогда они о вас позаботятся.
   — Вы очень добры к нам, — сказала я. — Нам необыкновенно повезло, что мы встретили вас в поезде.
   Они, сияя от удовольствия, отправились к себе, а мы поехали со станции к «Танцующим девам».
   У хозяина гостиницы «Танцующие девы», конечно, нашлась комната для друзей сестер Тригорен. Он рассказал нам, что принимал у себя многих друзей этих леди и всегда к взаимному удовлетворению сторон.
   Гостиница была выстроена из серого корнуолльского камня. Над дверью висела вывеска с изображением трех каменных фигур, которые при наличии некоторого воображения можно было назвать танцующими.
   Полагаю, она была построена в семнадцатом веке. Комнаты оказались довольно просторными, но с низкими потолками и маленькими окнами. Во всем чувствовался какой-то особый дух старины, что мы с Мари-Кристин нашли весьма привлекательным.
   Хозяин проводил нас в отведенную нам комнату, где стояли две односпальные кровати, шкаф, стол с тазом для умывания и кувшином, еще один стол поменьше и два стула.
   Мы были приятно удивлены, что благодаря этим славным мисс Тригорен нас так быстро разместили.
   Хозяин сказал, что если мы будем готовы через полчаса, в столовой к этому времени нас будет ждать обед. Это нас вполне устраивало. По его распоряжению в комнату уже принесли горячей воды. Когда хозяин вышел, мы обе рассмеялись.
   — Все отлично получается! — воскликнула Мари-Кристин. — Как я рада, что мы приехали сюда!
   Она подошла к окну.
   — Это заколдованное место, — сказала она. — Здесь может случиться все, что угодно.
   Я тоже выглянула в окно. Оно выходило на болота. Легкий ветерок шевелил траву. То там, то здесь над землей возвышались огромные валуны. Неподалеку от нас лежали камни, очень напоминавшие те, что изображены были на вывеске над дверью гостиницы.
   Я указала на них Мари-Кристин, и она со страхом уставилась на них.
   — Как ты думаешь, что про них рассказывают? Может быть, это девушки, обращенные в камень? За то, что они танцевали, когда нельзя было этого делать.
   — Какое жестокое наказание за такой незначительный проступок.
   — В старые времена люди часто так поступали. Вот, например, греки. Они всегда обращали людей во что-нибудь — в цветы, в лебедей и так далее.
   Мы засмеялись. Это был смех в предвкушении новых открытий. Какие бы факты мы не обнаружили, это расследование, несомненно будет интересным.
   — Давай-ка поторопимся, — сказала я. — Обед будет через полчаса.
   Нам подали горячий суп, холодный ростбиф с картошкой в мундире и пирог с патокой.
   — Уж что-что, а с голоду нам здесь умереть не дадут, — заметила я.
   Нас обслуживала полная женщина по имени Салли. Она была не прочь поболтать, что нас устраивало как нельзя лучше.
   Салли обращалась ко мне с почтительным страхом.
   — Вы, значит, и есть мисс Тримастон, — сказала она. — Вы, должно быть, оттуда, из Большого дома.
   — До сегодняшнего дня я даже и не слышала о Большом доме. Так что на эту честь не претендую.
   — В наших местах все знают Тримастонов. И мне никогда не приходилось слышать о каком-нибудь другом Тримастоне, не из этой семьи.
   — Я всю жизнь прожила в Лондоне, за исключением поездки на некоторое время во Францию.
   Салли посмотрела на Мари-Кристин и кивнула. Мари-Кристин спросила:
   — Не знаете ли вы такого местечка под названием Менингарт?
   — Менингарт, — как бы припоминая, повторила Салли. — Где бы это могло быть?
   — Это где-то под Бодмином, — сказала я.
   — Под Бодмином? Нет, не могу сказать, никогда не слышала.
   — Вы уверены? — умоляюще глядя на нее спросила Мари-Кристин.
   — Нет, не могу припомнить, мисс.
   Когда она ушла, Мари-Кристин сказала:
   — Странно, что эти обе мисс Тригорен ничего о нем не слышали. А теперь вот и Салли тоже…
   Мы немного приуныли. Я раздумывала, как нам продолжить поиски. Их конечной целью был Эннис, фамилии которого мы не знали. А теперь, как выяснилось, никто даже не слышал о местечке, где он живет.
   Мари-Кристин сказала:
   — Надо подумать, что нам делать дальше. Мы должны поспрашивать у всех, кто здесь живет. Кто-нибудь обязательно слышал об этом месте.
   После обеда, решив немного прогуляться, мы пересекли болото и направились к Танцующим девам.
   Мари-Кристин была права — болота действительно внушали страх. Мы остановились перед странными камнями. Они были размером в человеческий рост, и, если подойти к ним поближе, можно было представить, как они вдруг оживают.
   Мари-Кристин, по-видимому, испытывала такое же чувство.
   — Я уверена, они бы смогли нам сказать, где находится Менингарт, — заметила она.
   Мы засмеялись и, попрощавшись с камнями, пустились в обратный путь.
   — Ну, что поделаешь, — сказала Мари-Кристин, — нельзя же рассчитывать, что так все сразу и получится.
   На утро, когда мы встретились с женой хозяина гостиницы, нам повезло больше.
   Она приветливо поздоровалась с нами, когда мы спустились вниз. Изумительный запах кофе и жареной ветчины заполнял все помещение столовой.
   — Доброго вам утречка, — сказала она. — Вы будете мисс Тримастон и вы обе — приятельницы сестер Тригорен. Мы очень рады, что вы приехали в «Танцующие Девы».
   — Мы познакомились с обеими мисс Тригорен в поезде. Они были очень добры к нам.
   — Они очень милые дамы. По утрам я готовлю завтрак сама. Что бы вы хотели?
   Мы выбрали омлет с подрумяненным беконом, который на вкус оказался таким же восхитительным, как и его аромат.
   Жена хозяина была словоохотливой женщиной, и за несколько минут успела рассказать нам, что выросла ь этих стенах, так как гостиница раньше принадлежала ее отцу.
   — Потом за это дело взялся Джим, мой муж, так что она и сейчас — мой дом. Я всю свою жизнь прожила в «Танцующих девах».
   — Наверное, вы знаете эти места, как никто другой, — сказала Мари-Кристин. — Может быть, вы нам подскажете, где находится Менингарт?
   Мы обе пристально смотрели на нее. Мое сердце екнуло, когда я заметила озадаченное выражение на ее лице. Потом она сказала:
   — А-а, вы, должно быть, имеете в виду местечко, где живет мистер Мастерман. Да, скорее всего. Оно называется Гарт. Обратите внимание, когда-то оно называлось Менингарт, но уже лет десять или больше его так не называют.
   Лицо Мари-Кристин при этих словах просияло.
   — Значит, теперь оно просто называется Гарт! — с надеждой повторила она.
   — Ну да, так оно и есть. Я теперь вспомнила… это было во время октябрьских ветров — у нас здесь в октябре страх какие ветры дуют. Вы бы слышали, как они воют на болотах. Так свистит, будто дьявол выкликает грешников из могил. Да, так оно и было, лет десять назад. В тот год особенно сильные были ветры. У нас даже гостиницу повредило. А Менингарту еще хуже досталось, он на открытом месте. С дома сорвало крышу, вырвало ворота и отнесло их на четверть мили. Потом несколько месяцев все налаживали. Те ворота уже было не поправить. Пришлось ставить новые, а когда их поставили, на них уже не было названия Менингарт, как на старых. По ошибке, что ли, написали просто Гарт. Ну, исправлять не стали, так и пошло — Гарт, а про Менингарт забыли.
   — У одних наших друзей были там знакомые, — сходу придумала Мари-Кристин.
   — Значит, сам Мастерман. Он ведь живет один. Он да его собака — вот и все. Музыку любит. На скрипке играет или еще на чем-то.
   — Это наверное Эннис, — начала Мари-Кристин.
   — Ну да, Эннис Мастерман, он и есть.
   — Мы, пожалуй, навестим его, — сказала я. — Как туда можно добраться?
   — Путь туда не близкий. Добрых миль пять будет. Вы, милые леди, верхом ездить умеете?
   — Да, — с готовностью подтвердили мы.
   — К нам часто обращаются постояльцы, просят лошадей, так что мы держим несколько. Обычно мы даем их напрокат на день. Думаю, мы смогли бы вам в этом помочь. У нас есть пара славных кобылок, не слишком норовистых. К тому же они хорошо знают болота. Там нужно держать ухо востро.
   — Вы нам сможете объяснить, как попасть в Гарт, не правда ли? — попросила я.
   — Ну, разумеется. Ведь это надо же! Кто бы мог подумать, что к Эннису Мастерману приедут в гости две молодые леди из Лондона!
   Закончив завтракать, мы отправились прямо в конюшню. Там мы увидели лошадей, о которых шла речь. Мы сказали, что они нам вполне подходят и, получив инструктаж у хозяйки, немедленно тронулись в путь.
   — Какая удача! — воскликнула Мари-Кристин. — Когда она рассказала об этих разрушенных воротах, я готова была броситься к ней с объятиями. Теперь понятно, почему никто здесь не знал о Менингарте. Ноэль, мы на правильном пути.
   Я была сдержаннее. Естественно, Мари-Кристин не могла чувствовать то же, что и я. А что, если наши предположения верны, и я встречу своего отца, которого никогда в жизни не видела? А, с другой стороны, что, если мы ошибаемся и грубо вмешиваемся в чью-то личную жизнь?
   Я была в смятении.
   Хозяйка гостиницы объяснила нам дорогу. Мы проехали мимо небольшой деревушки, которую она нам описала — один ряд домов, сельская лавка и церковь. Нужно было очень точно следовать инструкции. Теперь я и сама видела, как легко заблудиться в болотах.
   — Если мы едем правильно, — сказала я, — Гарт должен быть вон за тем холмом.
   Мы обогнули холм, и нашим взорам открылся он — длинный серый каменный дом, унылый, одинокий и заброшенный.
   Мы подъехали к воротам.
   — Гарт, — хором произнесли мы. — Это он.
   Мы слезли с лошадей и привязали их к столбу. Потом вошли в ворота и оказались на клочке земли перед домом, который едва ли можно было назвать садом — ни цветов, ни травы, одни только разросшиеся кусты.
   — Как это все интересно! — сказала Мари-Кристин, сдерживая дрожь.
   На дверях был дверной молоток. Я подняла его и резко опустила. Его звук гулко отозвался в тишине. Мы ждали, затаив дыхание. Ответа не было.
   Через некоторое время я постучала еще раз.
   — В доме никого нет, — сказала я.
   — Он просто уехал ненадолго. Он живет здесь, это совершенно ясно. Он должен рано или поздно вернуться.
   — Что ж, подождем, может быть, он и вернется, — сказала я.
   Мы прошли обратно по тропинке и вышли за ворота. Рядом лежал большой валун, на него мы и сели.
   — Может быть, он уехал на несколько дней, на неделю, — предположила я.
   — Нет, не говори так! — воскликнула Мари-Кристин. — Я этого не вынесу. Он поехал в ту деревеньку, мимо которой мы проезжали. Ему же нужно запасаться продуктами, правда? Мы найдем его. Просто мы столкнулись с небольшими трудностями, вот и все.
   Мы прождали целый час и как раз, когда я собиралась предложить вернуться, он приехал.
   Он сидел в двуколке, запряженной пони. Мари-Кристин, должно быть, бьша права, предположив, что он ездил в деревню за покупками.
   Он резко остановился, изумленно глядя на нас, сидящих на валуне. Потом слез с двуколки. Он был высоким и стройным, с лицом скорее приятным, чем красивым. В нем была какая-то мягкость, которую я заметила в первый же момент.
   Мы подошли к нему и я сказала:
   — Надеюсь, вы не возражаете, что мы заехали к вам. Меня зовут Ноэль Тримастон.
   Эти слова произвели необыкновенный эффект. Не сводя с меня глаз, он пытался справиться со своим волнением. Потом лицо его вспыхнуло. Он медленно произнес:
   — Вы дочь Дейзи. Я рад, что вы приехали.
   — Да, — сказала я. — Я — дочь Дейзи. А это мадемуазель де Каррон. Она живет со мной с тех пор, как потеряла всю свою семью при осаде Парижа.
   Он повернулся к Мари-Кристин и сказал, что очень рад с ней познакомиться.
   — Мы нашли ваш адрес в мамином письменном столе, — сказала я.
   — Только там было указано Менингарт, — вставила Мари-Кристин.
   — Он так и назывался много лет назад, но потом название изменилось.
   — Когда мы узнали, что вы были другом моей мамы, то подумали, что, может быть, нам будет интересно встретиться и поговорить.
   — Ну, конечно. Что же это я? Проходите. Я сейчас, только уберу коляску.
   — Не можем ли мы помочь вам? — спросила я. Он был в растерянности.
   — Спасибо, вы очень любезны, я должен сначала выгрузить покупки.
   Он отпер дверь. И я подумала, как это странно, что знакомство с человеком, который может оказаться моим отцом, началось с того, что несу я пакет с мукой в его кухню.
   Я сразу поняла, насколько примитивен его дом. В глубине заросшего сада я заметила колодец. В комнате с каменным домом был лишь деревянный стол, шкаф несколько стульев и керосиновая плита, на которой, по всей видимости, он и готовил.
   Когда все купленные припасы были внесены, он провел нас в некое подобие гостиной с очень простой мебелью. В ней не было и намека на какие-то украшения — только самое необходимое.
   Он пригласил нас сесть, и я поняла, как трудно ему оторвать от меня взгляд.
   — Не знаю, с чего начать, — сказала я. — Мне хотелось бы поговорить с вами о маме. Вы ее знали…
   — Да, я знал ее.
   — Вероятно, это было очень давно.
   Он кивнул.
   — Она жила здесь?
   — Поблизости. В деревне. Вы, наверное, проезжали мимо нее, называется Каренфорт. Она в полумиле отсюда.
   — Наверное, она была тогда очень молодой.
   — Ей было лет четырнадцать, когда я впервые увидел ее. Я приехал сюда из университета, не зная, что мне делать дальше. И решил побродить пешком по болотам. Мой дом был не очень далеко отсюда, на другой стороне Дучи. Мне хотелось жить простой жизнью. Я люблю музыку, но я понимал, что недостаточно талантлив, чтобы стать профессионалом. Мне очень хотелось стать скульптором. Я немного занимался этим, но не мог решить окончательно.
   Я чувствовала, что Мари-Кристин начинает терять терпение.
   — Мы нашли в столе письма, — сказала она. Он непонимающе посмотрел на нее.
   — Это были ваши письма.
   — Она хранила их, — улыбнувшись, проговорил он.
   — Да, три письма, — сказала я. — Извините, мы их прочли.
   — Мы разбирались с вещами, — пояснила Мари-Кристин. — Они были в секретном ящичке стола.
   — Значит, она хранила мои письма, — повторил он.
   — Эти письма показались нам довольно важными, — сказала я. — В них упоминается о ребенке. Может быть, этот ребенок — я. Мне бы хотелось знать точно.
   — Это очень важно, — сказала Мари-Кристин.
   На несколько мгновений он задумался, потом сказал: