Холт Виктория. Секрет для соловья

   Мы купались в лучах славы несколько дней. И вот наступил Новый год.
   – Очень скоро мы уедем отсюда, – напомнила я Генриетте.
   – Вам жаль?
   – Пожалуй, нет. Здесь было очень интересно. Я чувствую, что многому научилась, можно сказать, настоящая опытная сиделка. Но провести в Кайзервальде всю жизнь я бы не согласилась. А вы?
   – Без доктора Фенвика будет скучно. Я внимательно посмотрела на подругу.
   – А что, – спросила она, заметив этот взгляд, – вы так не думаете?
   – Да, конечно.
   – Он – это частица родины. Так приятно, когда рядом с тобой человек, понимающий твои шутки и твой родной язык!.. Вы понимаете, что я имею в виду?
   – Разумеется.
   – Он восхищается вами.
   – А мне кажется, что вами. Генриетта пожала плечами.
   – Он считает, что в вас есть что-то особенное. Он как-то говорил мне, что вам наверняка не придется всю жизнь выполнять рутинную работу обычной сиделки. Вы сможете организовывать работу других… Словом, вы произвели на него сильное впечатление.
   – Мне кажется, вы тоже.
   – Две англичанки, привыкшие к комфорту, – и вдруг бросили все и приехали сюда, в Кайзервальд! Конечно, я не сказала доктору Фенвику, что у нас есть грандиозный план, и появление здесь в облике сиделок – это просто камуфляж, а на самом деле мы преследуем некоего монстра.
   – И очень хорошо, что не сказали. Он решил бы, что вы сошли с ума.
   Она рассмеялась, а я подумала, разделяет ли моя подруга те чувства, которые, по моему убеждению, испытывает к ней доктор Фенвик.
   Пришла зима. На улице стало холодно, а горы покрылись снегом. Нам сказали, что его здесь бывает очень много. В Кайзервальде велись приготовления, как к настоящей осаде. Одна из наших коллег сказала мне, что однажды, проснувшись утром, мы можем обнаружить, что все занесло, и мы отрезаны от внешнего мира. В прошлом году никто не мог выйти из больницы в течение трех недель. Надо быть готовыми ко всему.
   В феврале мы с Генриеттой должны были покинуть Кайзервальд. Я чувствовала, что буду скучать по нему, но вместе с тем мне уже хотелось каких-то перемен. Я не сомневалась, что перемена обстановки и сознание того, что мы на несколько шагов приблизились к поставленной цели, помогут мне, наконец, примириться с моей утратой. Пока же боль не оставляла меня и в любую минуту могла вспыхнуть с новой силой.
   Чарлз Фенвик объявил, что, если мы согласны, он мог бы устроить так, что мы вернулись бы в Англию вместе с ним. Генриетту эта идея привела в восторг.
   – Не означает ли это, что вам придется пробыть в Кайзервальде дольше, чем вы планировали? – поинтересовалась я.
   – Возможно, но не намного дольше. Я уже говорил с главной диаконисой. Она согласна. По ее мнению, женщины не должны путешествовать по Европе в одиночестве, без сопровождения мужчины.
   – Но сюда мы приехали одни.
   – Я знаю, но ее это шокировало. Она будет очень рада разрешить мне остаться в Кайзервальде до вашего отъезда. Вы, кажется, предполагали уехать в начале февраля?
   На том и порешили.
   Теперь дни бежали быстро – ведь их осталось так немного! Мы подгоняли время – нам так хотелось домой… Я доказала, что обладаю несомненным талантом к выхаживанию больных. Это признала даже главная диакониса. Она относилась ко мне с гораздо большим уважением, чем к Генриетте и даже более опытным сестрам и сиделкам.
   Мы часто беседовали с доктором Фенвиком – признаться, он чаще разговаривал со мной, чем с Генриеттой. Мы обсуждали различные болезни и способы их лечения. Он поделился со мной своими огорчениями. Ему так часто приходится действовать почти вслепую, и при этом он чувствует себя таким беспомощным… Есть множество еще мало изученных болезней, и врач, лечащий пациента, в таком случае превращается в своего рода экспериментатора.
   – Но мы должны искать, должны пробовать, – убеждал он меня, а может быть, и самого себя. – А как же иначе? Если нам кажется, что какой-нибудь новый метод может дать желаемый результат, надо его испробовать, и только тогда можно будет сказать наверняка.
   Мы частенько говорили и о политической ситуации в мире.
   – Остается только надеяться, что Англия не окажется втянутой в войну. Люди не осознают всех ужасов войны. Они не представляют себе, каково приходится солдатам на чужбине. Вдали от родины, без должного медицинского обслуживания в случае ранения… Не хватает больниц, врачей, сиделок.
   – Я как-то побывала в одной лондонской больнице, – сказала я. – Это было ужасно!
   – Тогда вы можете себе представить, каково в госпиталях, да еще в полевых условиях…
   – Люди повсеместно должны изменить существующий порядок вещей.
   Он посмотрел на меня с таким же восхищением, как смотрел на Генриетту, когда она пела «Однажды ранним утром».
   – Наверняка так и произойдет. Как приятно сознавать, что на свете существуют люди вроде вас!
   – Вы меня переоцениваете.
   – А мне так не кажется, – возразил доктор Фенвик с улыбкой.
   При этих словах меня охватило радостное волнение. Скоро к нам присоединилась Генриетта, и вот мы все трое уже дружно над чем-то смеялись.
   Январь подходил к концу. Стало немного теплее, и почти весь снег растаял. Как-то, надев высокие ботинки, я отправилась на прогулку в лес. Мне пришлось идти одной, так как Генриетта в это время дежурила в больнице.
   Вскоре я подошла к домику фрау Лейбен. Интересно, гуляет ли в такую погоду Герда? Я уже почти миновала дом, как вдруг дверь отворилась, и меня окликнули. Я сразу узнала голос фрау Лейбен.
   – Фрейлейн Плейделл! Не могли бы вы зайти к нам? Пожалуйста, поторопитесь!
   Я почти бегом вернулась к домику, и мы вошли внутрь. Фрау Лейбен провела меня в одну из комнат, где стояла кровать. На ней лежала Герда и корчилась от боли.
   – Умоляю вас, помогите ей! – выдохнула фрау Лейбен.
   Я подошла к постели.
   – Герда, что с тобой случилось? – обратилась я к девочке. – Что у тебя болит, моя милая?
   Она не отвечала, но продолжала стонать. Я обернулась к фрау Лейбен.
   – Немедленно идите в больницу и приведите кого-нибудь из докторов. Скажите, что это очень срочно.
   Она быстро надела ботинки и шляпу и ушла. Чувствовалось, что она очень напугана – впрочем, так же, как и я. Вид девочки ясно говорил о том, что она заболела серьезно.
   Я положила руку Герде на лоб – он прямо пылал.
   – Герда, – мягко сказала я. – Ты ведь меня знаешь. Я здесь, рядом с тобой.
   Казалось, мои слова немного успокоили девочку. Я продолжала держать руку у нее на лбу.
   На время девочка успокоилась, но вскоре она уже опять стонала от боли.
   Никогда еще время не тянулось так долго. Казалось, прошли часы, пока приехал доктор Фенвик. Он взглянул на Герду и сказал мне:
   – Немедленно возвращайтесь в больницу и организуйте какой-нибудь транспорт. Ее нужно срочно отправить туда.
   Я побежала в Кайзервальд.
   Вскоре Герда уже была помещена в маленькую комнатку, чуть побольше каморки, но положить ее с другими пациентами мы, конечно, не могли.
   Осматривали больную доктор Брукнер и Чарлз Фенвик. Они потребовали, чтобы им прислали одну из сестер. Меня немного обидело то, что выбрали не меня – я-то знала, что сумела бы успокоить Герду. Девочка меня знала и наверняка доверяла. Вернуться к своей работе я была не в силах и осталась ждать, пока хоть что-нибудь прояснится.
   Наступил вечер, но я не могла заставить себя лечь спать. Наконец, измученная ожиданием, я решила во что бы то ни стало разузнать, что происходит. Тихонько добравшись до комнатки, где лежала Герда, я начала прислушиваться, но оттуда не доносилось ни звука. Меня обуял дикий страх.
   Вдруг дверь открылась, и на пороге показался Чарлз Фенвик. Он удивленно уставился на меня и спросил: – Как вы здесь очутились, мисс Плейделл?
   – Я очень тревожилась за Герду, – объяснила я.
   – Она выживет, но она очень слаба.
   – Могу я повидать ее?
   – Лучше не сейчас. Подождите до утра. Ее болезнь очень серьезна.
   – Но что же все-таки с ней случилось?
   Он внимательно посмотрел на меня, но ничего не ответил.
   – Вам тоже следует пойти и лечь спать, – наконец сказал он. – Ведь утром вам нужно рано вставать.
   Он дружески похлопал меня по руке.
   – Говорю вам, она поправится. У нее здоровый, сильный организм. Мы поговорим с вами завтра. Спокойной ночи, мисс Плейделл.
   Итак, мне ничего не оставалось делать, как вернуться в свою кровать.
   На следующее утро я поспешила к комнатке Герды. Открыв дверь, я увидела, что она лежит на кровати очень бледная, а ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Мне показалось, что она умерла.
   У постели сидела сиделка.
   Я произнесла «Гутен морген» и спросила, как себя чувствует наша новая пациентка.
   – Ночь она проспала спокойно, – невозмутимым тоном произнесла сиделка.
   Днем ко мне подошел Чарлз Фенвик и спросил, не собираемся ли мы с Генриеттой отправиться на прогулку в лес. Я ответила утвердительно, и он попросил разрешения присоединиться к нам.
   Естественно, наш разговор коснулся Герды.
   – Она действительно поправится?
   – Я думаю, пройдет несколько недель, пока она окончательно выздоровеет. Она чуть не убила себя.
   – Чуть не убила себя? – вскричала я в испуге.
   – У нее, конечно, был сообщник.
   – Что вы имеете в виду, объясните, – строгим голосом потребовала Генриетта.
   – Она была беременна и попыталась сделать аборт.
   – Что? – воскликнула я, не веря своим ушам. – Но это невероятно!
   – Она слишком молода, – добавила Генриетта.
   – Для этого она достаточно взрослая, – возразил Чарлз.
   – Малютка Герда… О нет! Я не могу в это поверить.
   – Она гораздо более опытна, чем вы думаете. Сначала она забеременела, а потом попыталась избавиться от ребенка.
   – И, как я полагаю, ей это удалось, – произнесла Генриетта.
   – Да. Но сама она при этом чуть не умерла.
   – Я все еще отказываюсь поверить тому, что вы нам сообщили.
   – Но симптомы слишком очевидны.
   – Кто же мог…
   – Всегда находятся люди, которые со спокойной совестью могут так обойтись с неполноценной девочкой.
   У меня в памяти начали всплывать отрывки одного нашего разговора с Гердой. Она что-то говорила тогда о встрече с дьяволом в лесу. Что она имела в виду? А вернее, кого?
   – Бедное невинное дитя! – с чувством сказала я.
   – Ну, не такое уж невинное, – поправил меня Чарлз. – Она понимала, что с ней происходит, раз решила избавиться от ребенка.
   – Но как могла такая неискушенная девочка, как Герда, достать необходимые для этого средства?
   – Наверняка она воспользовалась лекарством, которое ей дал любовник.
   – Это просто ужасно! А как вы думаете, кто бы это мог быть?
   Он покачал головой.
   – Во всяком случае, тот, кто очень мало разбирается в подобных вещах.
   – От малого знания могла произойти большая катастрофа. Вы говорили с ней?
   – Пока нет. Она еще очень слаба. Благодарение Богу, что нам удалось вовремя доставить ее в больницу! Если бы не вы, мисс Плейделл… Только благодаря вам девочка попала к нам вовремя, иначе ее уже не удалось бы спасти.
   – Да, я рада, что проходила в тот день мимо их домика. А почему фрау Лейбен не обратилась за помощью?
   – Наверное, она догадалась, что именно происходит с Гердой, и надеялась, что сумеет справиться с этим сама.
   – Вы полагаете, что бабушка могла дать ей необходимое лекарство?
   – Кто знает!.. Все, что я могу вам сказать, – это то, что Герда была беременна и приняла какое-то лекарство, которое, как она рассчитывала, поможет ей избавиться от ребенка. Это ей удалось, но при этом она сама чуть не умерла.
   – Просто жуткая история!
   – Я обязательно предупрежу ее об опасности приема подобных лекарств. Она ни в коем случае не должна делать этого впредь.
   Генриетта задумалась над словами доктора, а потом произнесла:
   – А она может вам на это ответить: «Но ведь оно мне помогло».
   – Нам нужно убедить ее в том, что делать это, тем не менее, нельзя.
   – Мне кажется, ее собственные страдания убедят ее в этом лучше, чем любые увещевания, – высказала я свои соображения.
   – Это верно, – согласился Чарлз Фенвик. – И все же мне следует ее предостеречь.
   – То есть убедить ее больше никогда не поддаваться на ухищрения коварного соблазнителя, – докончила Генриетта начатую доктором фразу. – Но не можете же вы переделать человеческую природу.
   – Интересно все же, как ей удалось достать лекарство? Наверное, дала какая-нибудь старушка. Надо выяснить все обстоятельства дела и не допустить повторения подобной истории в дальнейшем.
   – А мне кажется, – задумчиво произнесла Генриетта, – что в каком-то смысле все обернулось не так уж плохо.
   – Я бы сказал, что мы пока не можем об этом судить – слишком мало мы знаем об этом деле, – возразил Чарлз. – А мне очень хотелось бы узнать как можно больше. Во-первых, какой подлец не остановился перед тем, чтобы воспользоваться неопытностью бедной девочки, и, во-вторых, кто все-таки дал ей опасное зелье. Еще я хотел бы оставить ее в больнице на пару дней, чтобы она находилась под врачебным наблюдением, и только потом отпустить домой.
   – Вы считаете, она уже вернулась к своему обычному состоянию?
   – Я бы так не сказал. Она находится в каком-то полусне.
   – Никогда не угадаешь, о чем думает и что знает Герда.
   – Одно можно сказать наверняка – она сейчас пребывает в крайне возбужденном состоянии. Я собирался просить вас, мисс Плейделл, взять на себя заботу о девочке. Ранее мы не могли прибегнуть к вашим услугам – нам нужна была сестра милосердия, имеющая опыт акушерства. Теперь же, как я полагаю, именно вы справитесь лучше всех.
   – Вы думаете, что мне надо пойти к ней прямо сейчас?
   – Нет, сначала я поговорю с главной диаконисой. Она уже дала свое согласие на то, чтобы вы ухаживали за девочкой, но все же я хотел бы с ней увидеться и поговорить еще раз, как только мы вернемся с прогулки.
   Я сидела у постели Герды. Какой жалкой и измученной она выглядела. Я отбросила непослушные кудри, упавшие ей на лоб. Она открыла глаза и улыбнулась мне.
   – Я в Кайзервальде, – проговорила она тихо.
   – Да. Ты была больна, а теперь поправляешься. Она кивнула и опять закрыла глаза.
   Я продолжала гладить ее по лбу.
   – Как хорошо, – промурлыкала она. – Я сразу чувствую себя лучше.
   Герда немного поспала. Я не будила ее, пока не пришло время покормить ее жидкой овсянкой.
   – Я что, останусь здесь? – спросила она.
   – Да, пока тебе не станет лучше.
   – Я была больна, да? – спросила она, и ее лицо омрачилось. – Мне так больно. Мне очень больно!
   – Это от того лекарства, которое ты приняла, Герда! Где ты его достала?
   Она таинственно улыбнулась.
   – Ты знала, чем оно тебе грозит?
   – От него мне должно было стать лучше.
   – Но оно чуть не убило тебя!
   – Нет, оно помогло мне.
   Я решила попытаться, наконец, выяснить все и спросила:
   – Ты помнишь, как рассказывала мне о дьяволе? Ты еще говорила, что встретила его в лесу. Это дьявол дал тебе лекарство?
   Она наморщила лоб, но ничего не сказала.
   – Кого ты встретила в лесу, Герда?
   Девочка упорно не желала отвечать мне.
   – Ты говорила мне, что это был дьявол.
   Она кивнула. Выражение ее лица изменилось – теперь она улыбалась, как будто мысленно возвращалась к тому неизвестному нам человеку, который соблазнил ее.
   – Так кто же это все-таки был? – шепотом настаивала я.
   Она, тоже шепотом, опять ответила то же самое:
   – Это был дьявол.
   – А кто дал тебе лекарство?
   Она закрыла глаза. Вид у нее был очень болезненный, и я решила, что будет лучше, если я на этом прекращу свои расспросы. Слушая меня, она опять переживает все, что с ней произошло. Ей сейчас нужен покой, а я ее тревожу. Надо подождать, пока девочке станет лучше.
   Однако в глубине души я сомневалась, что мне вообще удастся добиться от Герды хоть какого-нибудь вразумительного ответа.
   С каждым днем состояние здоровья Герды улучшалось. Через две недели она покинула Кайзервальд и вернулась к своей бабушке. Она выглядела исхудалой, бледной и еще более хрупкой, чем была всегда. Казалось, она не отдает себе отчета в том, что с ней случилось.
   Я решила немедленно поговорить с ее бабушкой. Бедная старушка была убита горем. Нужно было ее хоть как-то утешить.
   – Подумать только, что это произошло с моей внучкой! – повторяла она снова и снова. – Мне и в голову не могло прийти, что она…
   – Фрау Лейбен, – обратилась я к ней, – как вы думаете, кто…
   Она печально покачала головой.
   – Да тут не так уж много молодых людей. Как только мальчики подрастают, они уезжают в город. Здесь для них слишком мало работы. Но те, кто живут в деревне, на мой взгляд, вполне приличные молодые люди. Они бы ни за что не поступили так с Гердой.
   – Мне кажется, никогда нельзя с уверенностью сказать, как человек поведет себя, поддавшись страсти. Герда говорила что-то о дьяволе.
   – Да это просто одна из ее фантазий! Она с детства любила что-нибудь придумывать. Иногда она говорит, что видела троллей… Это оттого, что Герман когда-то рассказал ей много таких историй.
   – Что касается лекарства, которое она приняла… Вы не заметили, что это было?
   – Нет, я ничего не заметила. Только обратила внимание, что она как будто немного изменилась. Мне и в голову не пришло, что она уже на третьем месяце.
   – Да, для вас это тяжелый удар. Больше всего доктора встревожены тем, что она, оказывается, могла этим лекарством убить себя самое. Они хотели бы выяснить, кто все же дал ей снадобье. Если вы что-нибудь об этом узнаете, я бы просила вас сообщить в Кайзервальд. Доктора очень обеспокоены тем, что подобные случаи могут повториться.
   Пораженная фрау Лейбен уставилась на меня.
   – О нет, вы меня не так поняли, – поспешила я загладить допущенный промах. – Они не имели в виду Герду. Просто то же самое ведь может произойти и с какой-нибудь другой девушкой.
   – Если я что-то узнаю, непременно вам сообщу, – пообещала старушка.
   И я сразу поверила, что она именно так и поступит.
   Неумолимо приближался февраль – месяц нашего отъезда. В последние дни наши мысли были настолько заняты делами Герды, что мы даже не осознавали, как быстро летит время.
   Обычные прогулки по лесу теперь приобрели для нас новую значимость. Часто, бродя среди деревьев, я думала: «Скоро я попрощаюсь со всем этим. Неизвестно, доведется ли мне когда-нибудь снова здесь побывать».
   Поездка в Кайзервальд оказалась для меня очень полезной. Она отодвинула на задний план пережитое мною горе. Бывали минуты, когда я, поглощенная своими новыми обязанностями, забывала то, что со мной произошло. Только сейчас я до конца поверила в то, что смогу начать новую жизнь.
   Чарлз Фенвик ухитрялся так планировать свои дежурства в больнице, что был свободен в те же часы, что и мы. Как правило, мы ходили на прогулки все втроем и теперь все чаще говорили о предстоящем отъезде на родину.
   Чарлз считал, что знакомство с постановкой больничного дела в Германии было очень поучительным, хотя, на его взгляд, даже здесь можно было бы многое улучшить. Прежде всего, это касалось диагностики и ухода за больными.
   – Вашим коллегам будет очень не хватать вас, – как-то высказал свое мнение Чарлз. – По-моему, вы были весьма полезным дополнением к больничному персоналу.
   – Им будет не хватать и вас, – сказала я в ответ.
   – Да нет, Кратц и Брукнер – вполне компетентные врачи, очень методичные, очень добросовестные.
   – И очень немецкие, – вставила Генриетта.
   – Да, можно сказать и так. Им удалось превратить Кайзервальд в поистине образцовое учреждение. Я и раньше слышал превосходные отзывы об этой больнице от одного моего друга, который недавно здесь побывал.
   – Он, очевидно, тоже врач?
   – Да, и притом очень известный. Его имя доктор Адер.
   – И вы говорите, что на него больница произвела самое благоприятное впечатление?
   – Именно так. А ведь он человек, в высшей степени склонный ко всему на свете относиться весьма критически. Правда, он тоже считает, что кое-что здесь можно было бы улучшить. Однако Адер знаком с состоянием больниц во многих странах мира и находит их положение ужасающим.
   – Наверное, он намерен как-то бороться с этим?
   – Даже наверняка. Он относится к тому сорту людей, которые, раз задумав какое-нибудь дело, тут же воплощают свои планы в жизнь. Его энергия поистине изумительна.
   – В вашем описании он предстает неким идеалом, лишенным каких-либо недостатков! – засмеялась Генриетта.
   – Да нет, я бы этого не сказал, – улыбнувшись, возразил Чарлз. – С его именем связано и кое-что скандальное.
   – Ваш знакомый начинает интересовать меня все больше и больше! – вскричала Генриетта.
   – За такого рода людьми всегда следует и хорошая, и дурная слава. Дело в том, что он был на Востоке, очень много путешествовал и жил среди туземцев, переняв их обычаи. Потом он написал книгу о своих приключениях. В ней он изложил свою точку зрения на медицинские проблемы. По его мнению, мы не должны свысока относиться к методам лечения, практикуемым так называемыми примитивными народами, только на том основании, что они стоят на более низкой ступени развития, чем мы с вами. Он полагает, что у этих народов есть свои особые лекарства и методы оздоровления, которые не грех было бы перенять и цивилизованным нациям.
   Мое сердце учащенно забилось. Как сквозь вату я услышала свой голос:
   – Как, вы сказали, зовут этого доктора?
   – Доктор Адер.
   – Я как-то читала книгу именно такого содержания, но имя автора было вовсе не Адер.
   – Наверное, его звали Дамиен?
   – Именно так.
   Чарлз рассмеялся.
   – Это один и тот же человек. «Дамиен» – его первое имя. Под ним он издает свои книги. Очевидно, он находит неудобным пользоваться своей настоящей фамилией из соображений анонимности.
   Я взглянула на Генриетту, которая в этот момент как раз собиралась что-то сказать, и знаком попросила ее помолчать.
   – Так вы говорите, он недавно был здесь, в Кайзервальде? – спросила я.
   – Да. Мне кажется, это было незадолго до вашего приезда.
   Я почувствовала, что сейчас мне станет дурно. Мы могли столкнуться с ним, и где – в Германии! Как часто я мечтала о том, что когда-нибудь встречусь с этим человеком лицом к лицу…
   – А вы… часто с ним видитесь? – спросила я доктора Фенвика.
   – Да нет, что вы! Доктор Адер очень известный человек и никогда не сидит на одном месте. Когда он недавно вернулся из Кайзервальда, мне посчастливилось с ним повидаться. Его рассказы об этой больнице, а особенно об организации лечебной и диагностической деятельности, очень полезны для меня. Благодаря этому замечательному человеку я оказался здесь…
   – Как интересно! – воскликнула я. – После того, как я прочла его книги…
   – Возможно, и вы когда-нибудь с ним познакомитесь.
   – Очень надеюсь на это, – совершенно искренне ответила я.
   Вскоре Чарлз Фенвик покинул нас – ему надо было спешить к пациенту. Как только мы остались одни, Генриетта сказала.
   – Наконец-то мы напали на его след!
   – Подумать только – мы могли бы встретить его здесь!
   – Сама судьба привела нас сюда. Все-таки этот человек для меня загадка. Похоже, Чарлз о нем весьма высокого мнения. Вам не показалось, что он его просто боготворит?
   – Да, вы правы, – отозвалась я. – Думаю, ему вообще свойственно оказывать на людей такое воздействие. Вот и мой покойный деверь Стивен отзывался о Дамиене столь же восторженно.
   – Наверное, он очень привлекательный человек, – задумчиво произнесла Генриетта.
   – Да он просто дьявол! – возразила я подруге.
   – Значит, это какая-то дьявольская привлекательность. Почему же такой человек не может быть… обаятельным? Может, и даже очень. Ну и что же мы собираемся делать дальше?
   – Пока не знаю. Но хорошо хотя бы то, что мы, наконец, выяснили, кто же он такой. Мы знаем его полное имя – это большой шаг вперед.
   – А, кроме того, мы сами стали квалифицированными сестрами милосердия. Как по-вашему, мы действительно ими стали?
   – Вряд ли. Ведь мы несколько месяцев занимались только тем, что стелили больным постели и стирали белье.
   – И все же Кайзервальд – место очень известное. Побывав там, мы по праву можем считаться представителями медицинской профессии. А раз так, кто знает, может быть, когда-нибудь мы и столкнемся с доктором Дамиеном… А для этого мы должны делать все, что в наших силах. И потом, не думаете же вы, что, как только мы ступим на английский берег, Чарлз произнесет полагающуюся в таких случаях фразу: «Прощайте, было очень приятно с вами познакомиться» – и навсегда исчезнет с нашего горизонта? Я лично так не думаю. Мне кажется, мы приобрели настоящего друга. И не забывайте, что он является одновременно и другом нашего «дьявольского доктора». Мы обязательно должны как-нибудь пригласить Чарлза в гости. Это, я думаю, порадует Джейн и Полли. И при этом мы скажем… вернее, я скажу, потому что такая фраза из моих уст прозвучит более естественно: «И пожалуйста, приведите с собой вашего обаятельного друга! Мы так интересуемся Востоком, особенно Анна – ведь она, как вы знаете, выросла в Индии».
   Перспектива подобного развития событий чрезвычайно взволновала меня.
   – И кто же из нас двоих подсыпет яд ему в стакан? – продолжала Генриетта. – Наверное, лучше вы – вы натура более цельная и решительная. За себя я не ручаюсь – как бы мне в него не влюбиться…