Страница:
Я подбежала и попыталась ее открыть. Но это мне не удалось – она была заперта на замок.
– Бесполезно, – сказала Генриетта. – Мы в плену.
Мы посмотрели друг на друга, причем каждая старалась сделать вид, что напугана гораздо меньше, чем это было на самом деле.
– Что это может означать? – наконец спросила Генриетта.
Я пожала плечами.
– Мы вели себя очень глупо. И как мы могли потеряться? Если бы не эти проклятые сережки…
– Я думала, что остальные неподалеку.
Моя подруга что-то напряженно обдумывала. Наконец она произнесла:
– Я слышала о подобных вещах. Такое уже случалось с женщинами здесь – их похищали, а потом превращали в рабынь… или увозили в гаремы.
– Боже мой!
– А что? У султанов это обычное дело, не так ли? У них в гаремах масса женщин. Они захватывают их во время войн как добычу и превращают в своих рабынь.
– Но ведь они наши союзники! Не забывайте, что мы сражаемся в их войне.
– Неужели вы думаете, что это их остановит? Тот человек явно следил за нами. Может быть, это вообще было специально подстроено – сначала нас окружили мальчишки, а потом появился он и якобы нас спас… Спас, чтобы привезти сюда! Как вы думаете, это дворец султана?
– Это явно не Топкапы.
– Ах, Анна, я только надеюсь, что они нас не разлучат! Вы знаете, я уже давно мечтала, чтобы произошло что-нибудь захватывающее. Все эти долгие, трудные дни, когда вокруг был только запах крови и смерти, когда мы не видели ничего, кроме ужасов войны, я молилась о том, чтобы случилось что-нибудь, что вырвало бы меня из этого госпиталя. Вот оно и случилось… Интересно, а каково жить в гареме?
– Мне кажется, вы заблуждаетесь относительно их намерений. Посмотрите на нас – вряд ли мы можем быть объектом вожделений. А наша форма?.. Взгляните на мои волосы. Здесь нет никакой возможности отмыть их как следует. Мы обе бледны и выглядим изможденными. Словом, я не думаю, что для султанского сералямы были бы завидным приобретением.
– Но на нас можно посмотреть и другими глазами. Мы ведь иностранки, а это придает нам особую привлекательность. А когда они выкупают нас в ослином молоке и украсят драгоценностями, мы вообще станем очаровательными.
Генриетта засмеялась, но я почувствовала в ее смехе истерические нотки.
– Хватит, Генриетта, – строго сказала я. – Для того чтобы выбраться отсюда, нам понадобится весь наш здравый смысл. Надо осмотреться.
Она схватила мою руку.
– Нам надо держаться вместе. Пока вы здесь, я не боюсь… во всяком случае, боюсь не так сильно, как если бы оказалась тут одна.
– Что бы ни случилось, мы постараемся не разлучаться.
– Интересно, что о нас подумают в госпитале?
– Что мы нарушили приказ и отстали от группы.
– Это группа отстала от нас! Как вы думаете, кого-нибудь пошлют на поиски?
– Конечно, нет. Люди в госпитале нужны для гораздо более серьезных дел.
– Анна, Анна, что с нами будет?
– Посмотрим. Надо быть наготове и воспользоваться любой возможностью, чтобы выбраться из этого ужасного места.
– Но как? И даже если нам это удастся, мы даже не знаем, где находимся.
– Мы сможем найти дорогу на пристань, а больше нам ничего и не нужно. Там везде можно достать лодку. Тс-с, тише! Кажется, кто-то идет…
Дверь открылась. На пороге стоял наш темноволосый похититель.
– Пошли, – скомандовал он.
– Куда вы нас ведете? – спросила я.
Ответа не последовало.
Мы с Генриеттой посмотрели друг на друга. Именно о такой возможности мы и говорили, и вот она представилась. Надо быть начеку. Незнакомец, крепко держа нас за руки, повел по лестнице. Там он ненадолго отпустил Генриетту, да и то только потому, что ему надо было постучать в дверь. Из-за двери послышался чей-то голос, она распахнулась, и незнакомец втолкнул нас внутрь.
Шторы были опущены. В комнате царил полумрак. Мне удалось рассмотреть стол, на котором стояла изысканно украшенная лампа, дававшая слабый свет. На диване полулежал мужчина в тюрбане. Его облик показался мне смутно знакомым.
«Не может быть, – подумала я, – и тем не менее…» Стоило ему заговорить, как я поняла, что не ошиблась.
– Парочка соловьев, – произнес знакомый голос.
– Доктор Адер! – заикаясь, пробормотала Генриетта.
– Я так и знал – ничего хорошего от женщин ждать нельзя. Зря их сюда прислали.
– Но что все это значит? – строго спросила я.
Страх, испытанный нами в течение последнего часа, прошел. Теперь я задыхалась от негодования.
– Нас привезли сюда насильно, помимо нашей воли. Нас уверили, что мы едем на пристань…
Я взглянула на Генриетту. Ее настроение тоже изменилось – в глазах читался восторг, оттого что наше приключение принимает не такой, как казалось, трагический оборот.
– Все очень просто, – начал доктор Адер. – Две глупые женщины позволили себе немного побродить по базару и поглазеть по сторонам. Их чуть не ограбили, но в последний момент незнакомец спас их и привез сюда. Благодарите судьбу, что на вас была надета форма! Косынки, которые вы носите, оказались вашим талисманом. Ускюдарский госпиталь!.. Его здесь знает каждый. Вот почему вас привезли сюда.
– К вам? – спросила я.
– У меня есть друзья в этом городе. Все знают, что я работаю в Госпитале. И когда парочка беспечных соловьев вылетает из гнезда, а потом ее обнаруживают в грязных кварталах Стамбула, соловушек хватают и доставляют ко мне.
– Просто невероятно! – воскликнула я.
– Но зачем вам это? – поинтересовалась Генриетта.
– Действительно, зачем? – с иронией переспросил он. – Но я удивлен тем, что вам позволили одним гулять в городе.
– Мы приехали группой, – объяснила Генриетта.
– И вы потеряли остальных?
– Это они потеряли нас. Мы остановились, чтобы купить кое-что, а в это время их и след простыл.
– Но что это за место? – вскричала я. – И что вы тут делаете? Это не госпиталь.
– У меня есть жизнь помимо госпиталя, – пояснил доктор Адер. – А почему я здесь – это мое личное дело.
– Да еще и одеты как султан! – хихикнула Генриетта.
Бедная девочка! Она действительно пережила шок и сейчас все еще находилась на грани истерики.
– Я уверен, что вы обе прекрасно воспитанные молодые леди, и наверняка ваши наставники много раз говорили вам, что в приличном обществе не принято задавать неуместных вопросов.
– Мне кажется, мой вопрос не такой уж неуместный, – запротестовала Генриетта и хотела добавить что-то еще, но я ее перебила:
– Не будете ли вы так добры объяснить нам, что все-таки произошло?
– Охотно. Вас обнаружил на улице один мой друг. Он понял, что вы легко можете попасть в беду. Некоторое время он следовал за вами, пока вы не оказались там, где вас могли ограбить… а может быть, и сделать кое-что похуже. Он пришел вам на помощь, а поскольку по формам сестер милосердия было нетрудно понять, откуда вы, он и привез вас ко мне. Вам сегодня очень повезло – во-первых, потому что вы надели форму, а во-вторых, потому что я оказался здесь. Боюсь только, что вам очень попадет, когда вы вернетесь в госпиталь с опозданием, Но пусть это послужит вам хорошим уроком – никогда, слышите, никогда не ходите по улицам Стамбула одни! Это вам не Бат или Челтнем,[6] где, кстати, хорошо воспитанным молодым леди тоже не подобает ходить одним. Это чужая страна, отличная от той, где вы постоянно живете. Здесь другие нравы, обычаи, порядки… Словом, здесь вам не Англия, запомните это. А сейчас я угощу вас кофе. Тем временем придет мой друг, который и доставит вас обратно в госпиталь.
– А вы?.. – начала было я. Он изумленно поднял брови. Я смутилась.
– Я… просто подумала, что вы тоже, может быть, захотите вернуться, – залопотала я. – Раненых поступает все больше и больше. Мне кажется…
Незаметно оглядывая комнату, я взглянула на него. В этом тюрбане Дамиен выглядел так необычно: его трудно было узнать – глаза стали еще темнее, в их глубине разгорался огонь.
– Как я понимаю, вы упрекаете меня за то, что я предаюсь утехам вместо того, чтобы работать, – наконец произнес он.
– Но вы действительно нужны в госпитале!
Он посмотрел на меня со странной улыбкой, смысла которой я совершенно не поняла.
В этот момент послышался стук в дверь. Вошел человек с медным подносом в руках. На нем стояли чашки с кофе и лежали сладости. Доктор Адер произнес несколько слов на языке, который был мне незнаком, и человек вышел, оставив поднос на столе.
– Вам надо немного подкрепиться, – обратился к нам доктор Адер. – Попробуйте, какой кофе они здесь пьют. Мне кажется, он вам понравится.
Мы сели рядом с ним на диван и начали пить густой сладкий кофе и есть пирожные, испеченные с большим количеством восточных пряностей.
– Я не сомневаюсь, что ваше крымское приключение уже начинает немного тяготить вас, – вдруг сказал доктор Адер. – Так обычно и бывает с подобного рода предприятиями – они никогда не оправдывают ожиданий тех людей, которые в них пускаются. Очевидно, вы воображали себя в накрахмаленных белых передниках и платьях, которые вам к лицу, – этакие ангелы милосердия для благодарных солдат. В действительности все оказалось немного по-другому, не так ли?
– Мы и не ожидали ничего другого, – возразила я. – Мы знали, что там будут страдания и трудности.
– Но такие трудности? Такие страдания?
– Мы уже кое-что знали о больнице, побывав в Кайзервальде, – сказала Генриетта. – Но в целом, должна признаться, вы правы. Я не могла предположить, что мы столкнемся с такими трудностями.
– А если бы могли, то ни за что не поехали бы сюда.
– Нет, – призналась Генриетта, – не поехала бы. А вот Анна все равно бы поехала. Да, Анна?
– Да, – ответила я, – обязательно. Доктор Адер посмотрел на меня с сомнением.
– Вы принадлежите к числу молодых особ, которые никогда не сознаются, что были неправы.
– Вы ошибаетесь. Я часто бываю неправа.
– В мелочах – возможно. А в важных вещах?
– Вы опять ошибаетесь. В моей жизни были важные события, в которых я потерпела неудачу, и я никогда не обманывала себя, думая, что это не моя собственная вина.
– Анна – человек очень необычный, – вмешалась Генриетта. – Можно сказать, редкий человек. Я поняла это сразу, как только увидела ее первый раз. Именно поэтому я приехала к ней, когда решила круто повернуть мою жизнь.
Он внимательно оглядел нас обеих, потом кивнул головой.
– Итак, вы решили остаться здесь до конца?
– Если вы имеете в виду – до тех пор, пока в нас будет нужда, – да, – ответила я.
– Но я надеюсь, что война скоро закончится, – добавила Генриетта. – Говорят, Севастополь долго не продержится, а это главное. Как только он падет, это будет означать конец войны.
– Те, кто это говорит, обманывают сами себя. Оптимизм – прекрасная вещь, он помогает жить. Но, возможно, лучше взглянуть на события трезво.
– Вы хотите сказать, что Севастополь выдержит долгую осаду? – спросила я.
– Русские хорошо понимают важность этого города, и они так же полны решимости удержать его, как британские и французские войска – взять.
– Мне кажется, я не вынесу всего этого долго, – задумчиво произнесла Генриетта.
– Тогда на вашем месте я бы вернулся в Англию. По-моему, некоторые из ваших коллег уже так и сделали.
– Уехали те, кто не представляет себе, что такое сестра милосердия, – сказала я. – Но я считаю, что сожалеть о таких людях не стоит.
Опять послышался стук в дверь. Доктор Адер что-то крикнул – как мне показалось, по-турецки, – и в комнату вошел человек, приносивший нам кофе, а с ним еще один мужчина – высокий, с темными глазами и волосами, но по сравнению с нашим хозяином он казался почти белокурым.
– Филипп! – обратился к нему доктор Адер. – Очень хорошо, что вы так быстро пришли. Позвольте представить – месье Филипп Лабланш, мисс Плейделл, мисс Марлингтон.
Филипп Лабланш поклонился.
– Эти леди имели несчастье заблудиться в городе, – объяснил доктор Адер. – Вы можете отвезти их назад, в Ускюдар?
– Это доставит мне огромное удовольствие, – сказал галантный француз.
Его глаза сияли от восхищения, причиной которого, я думаю, была Генриетта – она выглядела просто прелестно, несмотря на некрасивую форму.
– Я не предлагаю вам кофе, – продолжал доктор Адер, – потому что дамам нужно уезжать немедленно.
Он повернулся к нам и сказал:
– Месье Лабланш – один из наших доблестных союзников. Он сумеет позаботиться о вас.
– Я сделаю все, что в моих силах.
– Во дворе вас ждет экипаж. Он доставит вас на берег.
– Тогда нам нужно отправляться, медам, – обратился к нам месье Лабланш.
Мы поднялись.
– Мы должны поблагодарить вас, доктор Адер, – сказала я.
Он наклонил голову, принимая нашу благодарность.
– Что бы мы делали без вас… – добавила Генриетта и вздрогнула при воспоминании о том, что нам пришлось пережить.
– На это происшествие можно взглянуть и по-другому, – возразил доктор. – Рассматривайте его как полезный опыт, тогда в будущем, возможно, вы не будете так безрассудны.
– А я ведь действительно вообразила, что нас похитили, чтобы отвезти в чей-нибудь гарем, – откровенно призналась Генриетта.
– Надеюсь, вы не разочарованы тем, как обернулось дело.
Генриетта искренне рассмеялась.
– Все кончилось очень удачно. Благодарим вас, доктор Адер. Тысяча благодарностей!
– Вполне достаточно и одной, – ответил он. И мы ушли.
Как и сказал нам доктор Адер, во дворе нас ждал экипаж. Садясь в него, я подумала, что в этом деле осталось еще очень много загадок. Что он делает в этом таинственном доме? Неужели, одевшись по-восточному, он и живет как турецкий паша? Что все это может значить? Какой он все-таки загадочный человек! Чем больше я его узнавала, тем больше он меня интриговал.
Филипп Лабланш оказался очень обаятельным человеком, особенно по сравнению с доктором Адером. Когда мы проезжали по улицам старого города, он показал нам некоторые его достопримечательности. Уже смеркалось. С минаретов правоверных призывали на молитву. Город, прекрасный и таинственный, казался чарующим и вместе с тем зловещим. Я взглянула на Генриетту – ее артистическая натура была переполнена впечатлениями, нежные щеки заалели.
Филипп Лабланш пояснил, что он служит во французской армии и что доктор Адер – его большой друг.
– Замечательный человек! – восторженно произнес он. – Я не знаю никого, кто мог бы с ним сравниться. Он… как бы это сказать…
– Уникальный? – подсказала я.
– А что такое «уникальный»?
– Это человек, не похожий ни на кого, единственный в своем роде.
– О да, – согласился Лабланш, – доктор Дамиен Адер именно таков.
– Вы читали его книги? – спросила я.
– О конечно! Они переведены на французский, и я их читал. Но, наверное, это не совсем то. Когда-нибудь я обязательно прочту их на языке доктора Адера.
– Он любит опасности.
– Они придают смысл его жизни.
– Наверное, и в вашей жизни случались опасные приключения, месье Лабланш.
– Да, конечно, но они в основном связаны с войной.
– Наверное, – вмешалась Генриетта, – мы не должны спрашивать, чем именно вы занимаетесь.
– Да, вы все правильно понимаете.
– Тогда мы и не будем спрашивать, – продолжала Генриетта, – а постараемся сами догадаться. Но вряд ли наши догадки будут верны.
– Как мило с вашей стороны! Значит, вы будете думать обо мне?
– Это вы очень милы – ведь вы везете нас домой.
– Видите ли, доктор Адер прав – дамам не пристало гулять в этом городе одним.
– Представляете, мы вообразили, что нас похитили для гарема какого-нибудь султана, – сказала Генриетта со смехом.
– О, это не так уж невозможно. Здесь такие вещи случаются. Иногда женщин действительно похищают. Видите ли, люди здесь очень отличаются от европейцев.
– Нам это известно, – сказала я. – В некоторых странах на женщин смотрят как на людей второго сорта, существующих единственно для того, чтобы ублажать мужчин.
– Увы, это так, мадемуазель. Поэтому, находясь в экзотических странах, надо быть готовыми и к экзотическим обычаям.
– Мы никогда не забудем этот день, правда, Анна? – воскликнула Генриетта. – Сначала несколько часов свободы. Какое блаженство! А затем мы потерялись… Какой ужас мы испытали, когда нас везли по улицам неизвестно куда. Он даже ничего нам не сказал! Да он и не мог этого сделать, не зная толком английского языка. И, наконец, мы очутились лицом к лицу с доктором Адером, который был одет как султан… Просто как в сказке!
Она смотрела на Филиппа Лабланша почти умоляюще. В ее взгляде ясно читалось – расскажите нам все, что вы знаете об этом удивительном докторе и его загадочном поведении.
Но, несмотря на все его очарование и готовность оказать нам любые другие услуги, Лабланш остался непреклонен и ничего нам не сказал, если ему, конечно, было что сказать.
Мы пересекали Босфор.
– Переезжаем из Европы в Азию, – торжественно произнесла Генриетта. – Звучит захватывающе, а между тем это всего-навсего узкая полоска воды. Но какой все же это интересный город! Мне бы хотелось узнать о нем побольше. Странно – мы живем в таком историческом месте и не видим ничего, кроме больничных коек.
– Я считаю, что вы просто великолепны, – сказал Филипп Лабланш. – Вы делаете столько добра этим несчастным людям!
– Доктор Адер придерживается на этот счет другого мнения, – возразила я.
– О нет! Он тоже считает, что вы приносите большую пользу. С этим никто не может спорить. Мы так много слышали о вас и о вашей изумительной мисс Найтингейл. Ее все считают героиней, даже больше, чем героиней, – святой. А вы, ее помощницы – вы ангелы милосердия. О вашем подвиге люди никогда не забудут.
– А вот мы сами совсем не чувствуем себя ангелами, е так ли, Анна? – засмеялась Генриетта. – Во всяком случае, не в госпитале. Хотя некоторые из раненых действительно нас любят, я в этом уверена. Но вот местное начальство… Они считают нас досадной помехой, не более того.
– Вы ошибаетесь. Просто у них не хватает времени, чтобы сказать вам, какое нужное дело вы делаете. Ведь в госпитале столько работы!
Мы подъехали к пристани.
– Я провожу вас до госпиталя, – сказал Филипп Лабланш.
– О, в этом нет нужды, – возразила я. – Мы теперь и сами доберемся.
– Но иначе я буду считать, что не до конца выполнил свою миссию. А, кроме того, должен вам сказать, что у меня есть дела в госпитале. Там много наших раненых, и мне иногда приходится приезжать туда.
– Значит, мы сможем еще когда-нибудь вас увидеть, – сказала Генриетта.
– Надеюсь. Более того – я постараюсь, чтобы так и произошло.
Мы поднялись на холм. Перед нами лежал госпиталь. В сумерках, когда безжалостное солнце не обнажало его убогого вида, он выглядел даже романтично. Казалось, что перед нами дворец султана.
– Мы так вам благодарны, – произнесла Генриетта. – Вы были очень любезны. Рядом с вами мы не чувствовали себя двумя заблудившимися дурочками. Правда, Анна?
– Да, конечно. Спасибо вам, месье Лабланш.
– Мне было очень приятно сопровождать вас.
Он улыбнулся и пожал мне руку, затем повернулся к Генриетте, которая тоже одарила его ослепительной улыбкой.
– Спасибо вам! – повторила она.
Он все еще держал ее за руку.
– Прощайте! – сказала Генриетта.
– О нет, не «прощайте»! Я часто приезжаю сюда и обязательно вас найду. Лучше скажем «до свидания». Мне кажется, так будет приятнее…
– Вы правы, – сказала Генриетта.
– Пойдемте же, – позвала я подругу. – Надеюсь, своим опозданием мы доставили не очень много хлопот.
И мы направились к госпиталю. Через несколько минут мы заступим на дежурство. Вот и конец нашему небольшому приключению. Но я не могла не думать о докторе Адере и о нашей невероятной встрече.
Взглянув на Генриетту, я поняла, что ее мысли заняты тем же…
Прощай, Ускюдар!
Мы много говорили о нашем приключении, когда, стоя с засученными рукавами у огромного таза, стирали простыни, погрузив руки в мыльную грязную воду.
– А вы знаете, – с каким-то подъемом заявила Генриетта, – мне кажется, что у него там гарем, и он живет, как султан. Когда нас привели к нему, я так и ждала, что вот сейчас он хлопнет в ладоши и скажет: «Уведите их, искупайте в молоке ослиц, украсьте щиколотки браслетами, надушите арабскими благовониями и доставьте к моему ложу».
– Я бы не удивилась. По-моему, он на все способен.
– Я тоже так считаю. Но согласитесь, Анна – он самый замечательный человек из всех, кого мы знаем.
– Самый странный – да. Я его ненавижу.
– А для меня он – загадка. Когда ему надоедает его работа в госпитале, он просто уходит оттуда и направляется к себе в гарем. Ну, кто бы мог подумать, что такое возможно? А вообще-то мне бы хотелось их увидеть, а вам?
– Увидеть кого?
– Как кого? Женщин из его гарема, конечно! Я представляю их себе черноглазыми, обольстительными… Они обводят глаза чем-то черным, и это делает их воистину пленительными. И вообще, когда женщина носит паранджу, в этом что-то есть. Представляете – скрыться от света, потому что так приказывает тебе твой господин и повелитель! В жизни восточных женщин есть только одна цель – нравиться мужчинам. Вообразите – нас бы доставили в его гарем и, увидев его, мы бы сделали реверанс и сказали: «Доктор Адер, я полагаю?»
– Ваше воображение порой уводит вас слишком далеко, – попыталась я урезонить подругу. – Не думаю, что у него там действительно гарем. Мне кажется, в таких местах обычно принимают наркотики. Представляете – они все возлежат на диванах и курят кальян.
– А вы еще большая выдумщица, чем я! Я лично предпочитаю гарем. Но какой он все-таки интересный и загадочный человек! Никогда не встречала такого…
Словом, она говорила о нем постоянно.
Наступила зима. Задули ледяные ветры, и нам становилось все труднее сохранять в палатах тепло. Работы по-прежнему было много. Со времени приезда мисс Найтингейл и всей нашей группы, конечно, многое изменилось – улучшились организация и условия содержания больных и раненых, но все же сиделки и сестры милосердия всегда были заняты до предела.
Элиза теперь работала в так называемой кухне для больных, которую организовала мисс Найтингейл. Она купила на собственные средства и привезла с собой мясные экстракты и другие питательные вещества, которые считала необходимыми для выздоравливающих. Физическая сила Элизы оказалась на кухне весьма кстати – она легко ворочала огромные котлы и сковороды и, я думаю, приносила там больше пользы, чем ухаживая за ранеными в палатах.
Этель очень изменилась. Выражение счастья было постоянно написано на ее лице. Вскоре я угадала и причину, заметив, как тщательно она ухаживает за одним из раненых. Так осторожно перестилалась его постель, и так мило улыбалась сиделка раненому солдату, а он ей, что я поняла – эти двое достигли полного взаимопонимания.
Этель была девушкой мягкой, спокойной. Ее можно было бы назвать даже слабой, но эта хрупкость и беспомощность таили в себе неизъяснимое очарование, особенно в глазах мужчин, прикованных к больничной койке, – ведь рядом с такой девушкой самые тяжелые больные собирались и чувствовали себя более уверенными.
Однажды меня послали на кухню помочь приготовить еду для одного из наших пациентов. Там была и Элиза. Она обратилась ко мне:
– Вы заметили, как изменилась Этель?
– Да, – ответила я, – конечно, заметила.
– Она влюбилась.
– В одного из раненых. Я это поняла.
– Вот именно. Как я хочу, чтобы поскорей кончилась эта война! Надеюсь, что его не успеют вылечить и опять послать на фронт. Если он снова попадет в эту мясорубку, у него мало шансов вернуться.
– А что у него за ранение?
– Обычное – в грудь. Когда его привезли, доктора решили, что он уже не жилец. Ведь многие поумирали, а вот он выжил. Если хотите знать мое мнение, то я скажу так – любовь удержала его на этом свете.
– Так и он любит Этель?
– Как говорится, стрела Купидона поразила их обоих одновременно.
– Как это прекрасно! Она выглядит такой хорошенькой… Это счастье преобразило ее.
– Это точно. Удивительно все же, что с людьми делает любовь. Вы знаете, парень выздоравливает прямо на глазах. А она-то!.. Признаться, я за нее очень беспокоилась. Помните, что она удумала тогда, на корабле? Держу пари, что помните. Такое невозможно забыть. Ведь она могла сделать то, что задумала. У этих малышек, таких хрупких с виду, дьявольская решимость. Уж ежели они что решат, то, будьте спокойны, доведут дело до конца. Если бы вы тогда не вышли на палубу, лежать ей сейчас на дне!..
– Да, я с вами согласна.
– Ну вот, а она осталась жива. И знаете, мне кажется, что если этот солдат не помрет, с ней тоже все будет в порядке. Она начнет о нем заботиться, и, по-моему, малышке Этель только это в жизни и нужно.
– А как вы считаете, он на ней женится?
– Он так говорит. У него небольшая ферма где-то в деревне. Они владеют ею на пару с братом. Пока он здесь воюет, брат управляется на ферме. Для Эт вся эта история – просто подарок судьбы! Это Бог ей помог, не иначе. Правда, уж лучше парню поправиться к тому моменту, когда война уже закончится. И поедут они на свою ферму с нашей Этель…
– Элиза, – с чувством произнесла я, – вы очень хорошая женщина.
– Бесполезно, – сказала Генриетта. – Мы в плену.
Мы посмотрели друг на друга, причем каждая старалась сделать вид, что напугана гораздо меньше, чем это было на самом деле.
– Что это может означать? – наконец спросила Генриетта.
Я пожала плечами.
– Мы вели себя очень глупо. И как мы могли потеряться? Если бы не эти проклятые сережки…
– Я думала, что остальные неподалеку.
Моя подруга что-то напряженно обдумывала. Наконец она произнесла:
– Я слышала о подобных вещах. Такое уже случалось с женщинами здесь – их похищали, а потом превращали в рабынь… или увозили в гаремы.
– Боже мой!
– А что? У султанов это обычное дело, не так ли? У них в гаремах масса женщин. Они захватывают их во время войн как добычу и превращают в своих рабынь.
– Но ведь они наши союзники! Не забывайте, что мы сражаемся в их войне.
– Неужели вы думаете, что это их остановит? Тот человек явно следил за нами. Может быть, это вообще было специально подстроено – сначала нас окружили мальчишки, а потом появился он и якобы нас спас… Спас, чтобы привезти сюда! Как вы думаете, это дворец султана?
– Это явно не Топкапы.
– Ах, Анна, я только надеюсь, что они нас не разлучат! Вы знаете, я уже давно мечтала, чтобы произошло что-нибудь захватывающее. Все эти долгие, трудные дни, когда вокруг был только запах крови и смерти, когда мы не видели ничего, кроме ужасов войны, я молилась о том, чтобы случилось что-нибудь, что вырвало бы меня из этого госпиталя. Вот оно и случилось… Интересно, а каково жить в гареме?
– Мне кажется, вы заблуждаетесь относительно их намерений. Посмотрите на нас – вряд ли мы можем быть объектом вожделений. А наша форма?.. Взгляните на мои волосы. Здесь нет никакой возможности отмыть их как следует. Мы обе бледны и выглядим изможденными. Словом, я не думаю, что для султанского сералямы были бы завидным приобретением.
– Но на нас можно посмотреть и другими глазами. Мы ведь иностранки, а это придает нам особую привлекательность. А когда они выкупают нас в ослином молоке и украсят драгоценностями, мы вообще станем очаровательными.
Генриетта засмеялась, но я почувствовала в ее смехе истерические нотки.
– Хватит, Генриетта, – строго сказала я. – Для того чтобы выбраться отсюда, нам понадобится весь наш здравый смысл. Надо осмотреться.
Она схватила мою руку.
– Нам надо держаться вместе. Пока вы здесь, я не боюсь… во всяком случае, боюсь не так сильно, как если бы оказалась тут одна.
– Что бы ни случилось, мы постараемся не разлучаться.
– Интересно, что о нас подумают в госпитале?
– Что мы нарушили приказ и отстали от группы.
– Это группа отстала от нас! Как вы думаете, кого-нибудь пошлют на поиски?
– Конечно, нет. Люди в госпитале нужны для гораздо более серьезных дел.
– Анна, Анна, что с нами будет?
– Посмотрим. Надо быть наготове и воспользоваться любой возможностью, чтобы выбраться из этого ужасного места.
– Но как? И даже если нам это удастся, мы даже не знаем, где находимся.
– Мы сможем найти дорогу на пристань, а больше нам ничего и не нужно. Там везде можно достать лодку. Тс-с, тише! Кажется, кто-то идет…
Дверь открылась. На пороге стоял наш темноволосый похититель.
– Пошли, – скомандовал он.
– Куда вы нас ведете? – спросила я.
Ответа не последовало.
Мы с Генриеттой посмотрели друг на друга. Именно о такой возможности мы и говорили, и вот она представилась. Надо быть начеку. Незнакомец, крепко держа нас за руки, повел по лестнице. Там он ненадолго отпустил Генриетту, да и то только потому, что ему надо было постучать в дверь. Из-за двери послышался чей-то голос, она распахнулась, и незнакомец втолкнул нас внутрь.
Шторы были опущены. В комнате царил полумрак. Мне удалось рассмотреть стол, на котором стояла изысканно украшенная лампа, дававшая слабый свет. На диване полулежал мужчина в тюрбане. Его облик показался мне смутно знакомым.
«Не может быть, – подумала я, – и тем не менее…» Стоило ему заговорить, как я поняла, что не ошиблась.
– Парочка соловьев, – произнес знакомый голос.
– Доктор Адер! – заикаясь, пробормотала Генриетта.
– Я так и знал – ничего хорошего от женщин ждать нельзя. Зря их сюда прислали.
– Но что все это значит? – строго спросила я.
Страх, испытанный нами в течение последнего часа, прошел. Теперь я задыхалась от негодования.
– Нас привезли сюда насильно, помимо нашей воли. Нас уверили, что мы едем на пристань…
Я взглянула на Генриетту. Ее настроение тоже изменилось – в глазах читался восторг, оттого что наше приключение принимает не такой, как казалось, трагический оборот.
– Все очень просто, – начал доктор Адер. – Две глупые женщины позволили себе немного побродить по базару и поглазеть по сторонам. Их чуть не ограбили, но в последний момент незнакомец спас их и привез сюда. Благодарите судьбу, что на вас была надета форма! Косынки, которые вы носите, оказались вашим талисманом. Ускюдарский госпиталь!.. Его здесь знает каждый. Вот почему вас привезли сюда.
– К вам? – спросила я.
– У меня есть друзья в этом городе. Все знают, что я работаю в Госпитале. И когда парочка беспечных соловьев вылетает из гнезда, а потом ее обнаруживают в грязных кварталах Стамбула, соловушек хватают и доставляют ко мне.
– Просто невероятно! – воскликнула я.
– Но зачем вам это? – поинтересовалась Генриетта.
– Действительно, зачем? – с иронией переспросил он. – Но я удивлен тем, что вам позволили одним гулять в городе.
– Мы приехали группой, – объяснила Генриетта.
– И вы потеряли остальных?
– Это они потеряли нас. Мы остановились, чтобы купить кое-что, а в это время их и след простыл.
– Но что это за место? – вскричала я. – И что вы тут делаете? Это не госпиталь.
– У меня есть жизнь помимо госпиталя, – пояснил доктор Адер. – А почему я здесь – это мое личное дело.
– Да еще и одеты как султан! – хихикнула Генриетта.
Бедная девочка! Она действительно пережила шок и сейчас все еще находилась на грани истерики.
– Я уверен, что вы обе прекрасно воспитанные молодые леди, и наверняка ваши наставники много раз говорили вам, что в приличном обществе не принято задавать неуместных вопросов.
– Мне кажется, мой вопрос не такой уж неуместный, – запротестовала Генриетта и хотела добавить что-то еще, но я ее перебила:
– Не будете ли вы так добры объяснить нам, что все-таки произошло?
– Охотно. Вас обнаружил на улице один мой друг. Он понял, что вы легко можете попасть в беду. Некоторое время он следовал за вами, пока вы не оказались там, где вас могли ограбить… а может быть, и сделать кое-что похуже. Он пришел вам на помощь, а поскольку по формам сестер милосердия было нетрудно понять, откуда вы, он и привез вас ко мне. Вам сегодня очень повезло – во-первых, потому что вы надели форму, а во-вторых, потому что я оказался здесь. Боюсь только, что вам очень попадет, когда вы вернетесь в госпиталь с опозданием, Но пусть это послужит вам хорошим уроком – никогда, слышите, никогда не ходите по улицам Стамбула одни! Это вам не Бат или Челтнем,[6] где, кстати, хорошо воспитанным молодым леди тоже не подобает ходить одним. Это чужая страна, отличная от той, где вы постоянно живете. Здесь другие нравы, обычаи, порядки… Словом, здесь вам не Англия, запомните это. А сейчас я угощу вас кофе. Тем временем придет мой друг, который и доставит вас обратно в госпиталь.
– А вы?.. – начала было я. Он изумленно поднял брови. Я смутилась.
– Я… просто подумала, что вы тоже, может быть, захотите вернуться, – залопотала я. – Раненых поступает все больше и больше. Мне кажется…
Незаметно оглядывая комнату, я взглянула на него. В этом тюрбане Дамиен выглядел так необычно: его трудно было узнать – глаза стали еще темнее, в их глубине разгорался огонь.
– Как я понимаю, вы упрекаете меня за то, что я предаюсь утехам вместо того, чтобы работать, – наконец произнес он.
– Но вы действительно нужны в госпитале!
Он посмотрел на меня со странной улыбкой, смысла которой я совершенно не поняла.
В этот момент послышался стук в дверь. Вошел человек с медным подносом в руках. На нем стояли чашки с кофе и лежали сладости. Доктор Адер произнес несколько слов на языке, который был мне незнаком, и человек вышел, оставив поднос на столе.
– Вам надо немного подкрепиться, – обратился к нам доктор Адер. – Попробуйте, какой кофе они здесь пьют. Мне кажется, он вам понравится.
Мы сели рядом с ним на диван и начали пить густой сладкий кофе и есть пирожные, испеченные с большим количеством восточных пряностей.
– Я не сомневаюсь, что ваше крымское приключение уже начинает немного тяготить вас, – вдруг сказал доктор Адер. – Так обычно и бывает с подобного рода предприятиями – они никогда не оправдывают ожиданий тех людей, которые в них пускаются. Очевидно, вы воображали себя в накрахмаленных белых передниках и платьях, которые вам к лицу, – этакие ангелы милосердия для благодарных солдат. В действительности все оказалось немного по-другому, не так ли?
– Мы и не ожидали ничего другого, – возразила я. – Мы знали, что там будут страдания и трудности.
– Но такие трудности? Такие страдания?
– Мы уже кое-что знали о больнице, побывав в Кайзервальде, – сказала Генриетта. – Но в целом, должна признаться, вы правы. Я не могла предположить, что мы столкнемся с такими трудностями.
– А если бы могли, то ни за что не поехали бы сюда.
– Нет, – призналась Генриетта, – не поехала бы. А вот Анна все равно бы поехала. Да, Анна?
– Да, – ответила я, – обязательно. Доктор Адер посмотрел на меня с сомнением.
– Вы принадлежите к числу молодых особ, которые никогда не сознаются, что были неправы.
– Вы ошибаетесь. Я часто бываю неправа.
– В мелочах – возможно. А в важных вещах?
– Вы опять ошибаетесь. В моей жизни были важные события, в которых я потерпела неудачу, и я никогда не обманывала себя, думая, что это не моя собственная вина.
– Анна – человек очень необычный, – вмешалась Генриетта. – Можно сказать, редкий человек. Я поняла это сразу, как только увидела ее первый раз. Именно поэтому я приехала к ней, когда решила круто повернуть мою жизнь.
Он внимательно оглядел нас обеих, потом кивнул головой.
– Итак, вы решили остаться здесь до конца?
– Если вы имеете в виду – до тех пор, пока в нас будет нужда, – да, – ответила я.
– Но я надеюсь, что война скоро закончится, – добавила Генриетта. – Говорят, Севастополь долго не продержится, а это главное. Как только он падет, это будет означать конец войны.
– Те, кто это говорит, обманывают сами себя. Оптимизм – прекрасная вещь, он помогает жить. Но, возможно, лучше взглянуть на события трезво.
– Вы хотите сказать, что Севастополь выдержит долгую осаду? – спросила я.
– Русские хорошо понимают важность этого города, и они так же полны решимости удержать его, как британские и французские войска – взять.
– Мне кажется, я не вынесу всего этого долго, – задумчиво произнесла Генриетта.
– Тогда на вашем месте я бы вернулся в Англию. По-моему, некоторые из ваших коллег уже так и сделали.
– Уехали те, кто не представляет себе, что такое сестра милосердия, – сказала я. – Но я считаю, что сожалеть о таких людях не стоит.
Опять послышался стук в дверь. Доктор Адер что-то крикнул – как мне показалось, по-турецки, – и в комнату вошел человек, приносивший нам кофе, а с ним еще один мужчина – высокий, с темными глазами и волосами, но по сравнению с нашим хозяином он казался почти белокурым.
– Филипп! – обратился к нему доктор Адер. – Очень хорошо, что вы так быстро пришли. Позвольте представить – месье Филипп Лабланш, мисс Плейделл, мисс Марлингтон.
Филипп Лабланш поклонился.
– Эти леди имели несчастье заблудиться в городе, – объяснил доктор Адер. – Вы можете отвезти их назад, в Ускюдар?
– Это доставит мне огромное удовольствие, – сказал галантный француз.
Его глаза сияли от восхищения, причиной которого, я думаю, была Генриетта – она выглядела просто прелестно, несмотря на некрасивую форму.
– Я не предлагаю вам кофе, – продолжал доктор Адер, – потому что дамам нужно уезжать немедленно.
Он повернулся к нам и сказал:
– Месье Лабланш – один из наших доблестных союзников. Он сумеет позаботиться о вас.
– Я сделаю все, что в моих силах.
– Во дворе вас ждет экипаж. Он доставит вас на берег.
– Тогда нам нужно отправляться, медам, – обратился к нам месье Лабланш.
Мы поднялись.
– Мы должны поблагодарить вас, доктор Адер, – сказала я.
Он наклонил голову, принимая нашу благодарность.
– Что бы мы делали без вас… – добавила Генриетта и вздрогнула при воспоминании о том, что нам пришлось пережить.
– На это происшествие можно взглянуть и по-другому, – возразил доктор. – Рассматривайте его как полезный опыт, тогда в будущем, возможно, вы не будете так безрассудны.
– А я ведь действительно вообразила, что нас похитили, чтобы отвезти в чей-нибудь гарем, – откровенно призналась Генриетта.
– Надеюсь, вы не разочарованы тем, как обернулось дело.
Генриетта искренне рассмеялась.
– Все кончилось очень удачно. Благодарим вас, доктор Адер. Тысяча благодарностей!
– Вполне достаточно и одной, – ответил он. И мы ушли.
Как и сказал нам доктор Адер, во дворе нас ждал экипаж. Садясь в него, я подумала, что в этом деле осталось еще очень много загадок. Что он делает в этом таинственном доме? Неужели, одевшись по-восточному, он и живет как турецкий паша? Что все это может значить? Какой он все-таки загадочный человек! Чем больше я его узнавала, тем больше он меня интриговал.
Филипп Лабланш оказался очень обаятельным человеком, особенно по сравнению с доктором Адером. Когда мы проезжали по улицам старого города, он показал нам некоторые его достопримечательности. Уже смеркалось. С минаретов правоверных призывали на молитву. Город, прекрасный и таинственный, казался чарующим и вместе с тем зловещим. Я взглянула на Генриетту – ее артистическая натура была переполнена впечатлениями, нежные щеки заалели.
Филипп Лабланш пояснил, что он служит во французской армии и что доктор Адер – его большой друг.
– Замечательный человек! – восторженно произнес он. – Я не знаю никого, кто мог бы с ним сравниться. Он… как бы это сказать…
– Уникальный? – подсказала я.
– А что такое «уникальный»?
– Это человек, не похожий ни на кого, единственный в своем роде.
– О да, – согласился Лабланш, – доктор Дамиен Адер именно таков.
– Вы читали его книги? – спросила я.
– О конечно! Они переведены на французский, и я их читал. Но, наверное, это не совсем то. Когда-нибудь я обязательно прочту их на языке доктора Адера.
– Он любит опасности.
– Они придают смысл его жизни.
– Наверное, и в вашей жизни случались опасные приключения, месье Лабланш.
– Да, конечно, но они в основном связаны с войной.
– Наверное, – вмешалась Генриетта, – мы не должны спрашивать, чем именно вы занимаетесь.
– Да, вы все правильно понимаете.
– Тогда мы и не будем спрашивать, – продолжала Генриетта, – а постараемся сами догадаться. Но вряд ли наши догадки будут верны.
– Как мило с вашей стороны! Значит, вы будете думать обо мне?
– Это вы очень милы – ведь вы везете нас домой.
– Видите ли, доктор Адер прав – дамам не пристало гулять в этом городе одним.
– Представляете, мы вообразили, что нас похитили для гарема какого-нибудь султана, – сказала Генриетта со смехом.
– О, это не так уж невозможно. Здесь такие вещи случаются. Иногда женщин действительно похищают. Видите ли, люди здесь очень отличаются от европейцев.
– Нам это известно, – сказала я. – В некоторых странах на женщин смотрят как на людей второго сорта, существующих единственно для того, чтобы ублажать мужчин.
– Увы, это так, мадемуазель. Поэтому, находясь в экзотических странах, надо быть готовыми и к экзотическим обычаям.
– Мы никогда не забудем этот день, правда, Анна? – воскликнула Генриетта. – Сначала несколько часов свободы. Какое блаженство! А затем мы потерялись… Какой ужас мы испытали, когда нас везли по улицам неизвестно куда. Он даже ничего нам не сказал! Да он и не мог этого сделать, не зная толком английского языка. И, наконец, мы очутились лицом к лицу с доктором Адером, который был одет как султан… Просто как в сказке!
Она смотрела на Филиппа Лабланша почти умоляюще. В ее взгляде ясно читалось – расскажите нам все, что вы знаете об этом удивительном докторе и его загадочном поведении.
Но, несмотря на все его очарование и готовность оказать нам любые другие услуги, Лабланш остался непреклонен и ничего нам не сказал, если ему, конечно, было что сказать.
Мы пересекали Босфор.
– Переезжаем из Европы в Азию, – торжественно произнесла Генриетта. – Звучит захватывающе, а между тем это всего-навсего узкая полоска воды. Но какой все же это интересный город! Мне бы хотелось узнать о нем побольше. Странно – мы живем в таком историческом месте и не видим ничего, кроме больничных коек.
– Я считаю, что вы просто великолепны, – сказал Филипп Лабланш. – Вы делаете столько добра этим несчастным людям!
– Доктор Адер придерживается на этот счет другого мнения, – возразила я.
– О нет! Он тоже считает, что вы приносите большую пользу. С этим никто не может спорить. Мы так много слышали о вас и о вашей изумительной мисс Найтингейл. Ее все считают героиней, даже больше, чем героиней, – святой. А вы, ее помощницы – вы ангелы милосердия. О вашем подвиге люди никогда не забудут.
– А вот мы сами совсем не чувствуем себя ангелами, е так ли, Анна? – засмеялась Генриетта. – Во всяком случае, не в госпитале. Хотя некоторые из раненых действительно нас любят, я в этом уверена. Но вот местное начальство… Они считают нас досадной помехой, не более того.
– Вы ошибаетесь. Просто у них не хватает времени, чтобы сказать вам, какое нужное дело вы делаете. Ведь в госпитале столько работы!
Мы подъехали к пристани.
– Я провожу вас до госпиталя, – сказал Филипп Лабланш.
– О, в этом нет нужды, – возразила я. – Мы теперь и сами доберемся.
– Но иначе я буду считать, что не до конца выполнил свою миссию. А, кроме того, должен вам сказать, что у меня есть дела в госпитале. Там много наших раненых, и мне иногда приходится приезжать туда.
– Значит, мы сможем еще когда-нибудь вас увидеть, – сказала Генриетта.
– Надеюсь. Более того – я постараюсь, чтобы так и произошло.
Мы поднялись на холм. Перед нами лежал госпиталь. В сумерках, когда безжалостное солнце не обнажало его убогого вида, он выглядел даже романтично. Казалось, что перед нами дворец султана.
– Мы так вам благодарны, – произнесла Генриетта. – Вы были очень любезны. Рядом с вами мы не чувствовали себя двумя заблудившимися дурочками. Правда, Анна?
– Да, конечно. Спасибо вам, месье Лабланш.
– Мне было очень приятно сопровождать вас.
Он улыбнулся и пожал мне руку, затем повернулся к Генриетте, которая тоже одарила его ослепительной улыбкой.
– Спасибо вам! – повторила она.
Он все еще держал ее за руку.
– Прощайте! – сказала Генриетта.
– О нет, не «прощайте»! Я часто приезжаю сюда и обязательно вас найду. Лучше скажем «до свидания». Мне кажется, так будет приятнее…
– Вы правы, – сказала Генриетта.
– Пойдемте же, – позвала я подругу. – Надеюсь, своим опозданием мы доставили не очень много хлопот.
И мы направились к госпиталю. Через несколько минут мы заступим на дежурство. Вот и конец нашему небольшому приключению. Но я не могла не думать о докторе Адере и о нашей невероятной встрече.
Взглянув на Генриетту, я поняла, что ее мысли заняты тем же…
Прощай, Ускюдар!
Мы много говорили о нашем приключении, когда, стоя с засученными рукавами у огромного таза, стирали простыни, погрузив руки в мыльную грязную воду.
– А вы знаете, – с каким-то подъемом заявила Генриетта, – мне кажется, что у него там гарем, и он живет, как султан. Когда нас привели к нему, я так и ждала, что вот сейчас он хлопнет в ладоши и скажет: «Уведите их, искупайте в молоке ослиц, украсьте щиколотки браслетами, надушите арабскими благовониями и доставьте к моему ложу».
– Я бы не удивилась. По-моему, он на все способен.
– Я тоже так считаю. Но согласитесь, Анна – он самый замечательный человек из всех, кого мы знаем.
– Самый странный – да. Я его ненавижу.
– А для меня он – загадка. Когда ему надоедает его работа в госпитале, он просто уходит оттуда и направляется к себе в гарем. Ну, кто бы мог подумать, что такое возможно? А вообще-то мне бы хотелось их увидеть, а вам?
– Увидеть кого?
– Как кого? Женщин из его гарема, конечно! Я представляю их себе черноглазыми, обольстительными… Они обводят глаза чем-то черным, и это делает их воистину пленительными. И вообще, когда женщина носит паранджу, в этом что-то есть. Представляете – скрыться от света, потому что так приказывает тебе твой господин и повелитель! В жизни восточных женщин есть только одна цель – нравиться мужчинам. Вообразите – нас бы доставили в его гарем и, увидев его, мы бы сделали реверанс и сказали: «Доктор Адер, я полагаю?»
– Ваше воображение порой уводит вас слишком далеко, – попыталась я урезонить подругу. – Не думаю, что у него там действительно гарем. Мне кажется, в таких местах обычно принимают наркотики. Представляете – они все возлежат на диванах и курят кальян.
– А вы еще большая выдумщица, чем я! Я лично предпочитаю гарем. Но какой он все-таки интересный и загадочный человек! Никогда не встречала такого…
Словом, она говорила о нем постоянно.
Наступила зима. Задули ледяные ветры, и нам становилось все труднее сохранять в палатах тепло. Работы по-прежнему было много. Со времени приезда мисс Найтингейл и всей нашей группы, конечно, многое изменилось – улучшились организация и условия содержания больных и раненых, но все же сиделки и сестры милосердия всегда были заняты до предела.
Элиза теперь работала в так называемой кухне для больных, которую организовала мисс Найтингейл. Она купила на собственные средства и привезла с собой мясные экстракты и другие питательные вещества, которые считала необходимыми для выздоравливающих. Физическая сила Элизы оказалась на кухне весьма кстати – она легко ворочала огромные котлы и сковороды и, я думаю, приносила там больше пользы, чем ухаживая за ранеными в палатах.
Этель очень изменилась. Выражение счастья было постоянно написано на ее лице. Вскоре я угадала и причину, заметив, как тщательно она ухаживает за одним из раненых. Так осторожно перестилалась его постель, и так мило улыбалась сиделка раненому солдату, а он ей, что я поняла – эти двое достигли полного взаимопонимания.
Этель была девушкой мягкой, спокойной. Ее можно было бы назвать даже слабой, но эта хрупкость и беспомощность таили в себе неизъяснимое очарование, особенно в глазах мужчин, прикованных к больничной койке, – ведь рядом с такой девушкой самые тяжелые больные собирались и чувствовали себя более уверенными.
Однажды меня послали на кухню помочь приготовить еду для одного из наших пациентов. Там была и Элиза. Она обратилась ко мне:
– Вы заметили, как изменилась Этель?
– Да, – ответила я, – конечно, заметила.
– Она влюбилась.
– В одного из раненых. Я это поняла.
– Вот именно. Как я хочу, чтобы поскорей кончилась эта война! Надеюсь, что его не успеют вылечить и опять послать на фронт. Если он снова попадет в эту мясорубку, у него мало шансов вернуться.
– А что у него за ранение?
– Обычное – в грудь. Когда его привезли, доктора решили, что он уже не жилец. Ведь многие поумирали, а вот он выжил. Если хотите знать мое мнение, то я скажу так – любовь удержала его на этом свете.
– Так и он любит Этель?
– Как говорится, стрела Купидона поразила их обоих одновременно.
– Как это прекрасно! Она выглядит такой хорошенькой… Это счастье преобразило ее.
– Это точно. Удивительно все же, что с людьми делает любовь. Вы знаете, парень выздоравливает прямо на глазах. А она-то!.. Признаться, я за нее очень беспокоилась. Помните, что она удумала тогда, на корабле? Держу пари, что помните. Такое невозможно забыть. Ведь она могла сделать то, что задумала. У этих малышек, таких хрупких с виду, дьявольская решимость. Уж ежели они что решат, то, будьте спокойны, доведут дело до конца. Если бы вы тогда не вышли на палубу, лежать ей сейчас на дне!..
– Да, я с вами согласна.
– Ну вот, а она осталась жива. И знаете, мне кажется, что если этот солдат не помрет, с ней тоже все будет в порядке. Она начнет о нем заботиться, и, по-моему, малышке Этель только это в жизни и нужно.
– А как вы считаете, он на ней женится?
– Он так говорит. У него небольшая ферма где-то в деревне. Они владеют ею на пару с братом. Пока он здесь воюет, брат управляется на ферме. Для Эт вся эта история – просто подарок судьбы! Это Бог ей помог, не иначе. Правда, уж лучше парню поправиться к тому моменту, когда война уже закончится. И поедут они на свою ферму с нашей Этель…
– Элиза, – с чувством произнесла я, – вы очень хорошая женщина.