Хрущев Сергей. Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

   Отец поздравил Королева с огромным достижением, сказал, что благодаря ракетчикам страна почувствовала себя гораздо увереннее. Испытания Р-5 с атомным зарядом оказали заметное влияние на поведение отца в переговорах с нашими бывшими союзниками. В первую очередь, с Францией и Великобританией. Советский Союз становился реальным обладателем оружия исключительной силы. Пусть пока США оставались недостижимыми, но в Европе Р-5 не знала преград. Не важно, что счет ракет пока шел на единицы. Воевать отец не собирался, а для того чтобы пригрозить, хватало самого факта наличия нового оружия.
   Отец вернулся к карте, он просто впился в нее взглядом.
   – А сколько зарядов потребуется, чтобы вывести из строя Англию? Вы не подсчитывали? – обратился он к Королеву. Великобритания тогда считалась главным и самым мощным союзником США, а следовательно, нашим врагом номер два.
   Сергей Павлович не успел ответить.
   – Пять, – отозвался Устинов и, помедлив, добавил: – А для Франции чуть побольше – семь или девять, в зависимости от выбора целей.
   – Всего пять? – с некоторым недоверием повторил отец.
   – Достаточно пяти, чтобы подавить оборону, нарушить связь и транспорт, не говоря уже об уничтожении крупных городов, – тон Устинова не допускал и тени сомнения.
   – Страшно себе представить, – не то ужаснулся, не то восхитился отец. – Во время войны мы не могли и помыслить о подобном…
   Он осекся. В ангаре повисла тишина. Королев переминался с ноги на ногу, не решаясь возобновить свой доклад.
   – Да, ужасная сила, – как бы очнулся отец. – Прошлая война была кровавой, а с такими зарядами она становится просто невозможной. Пять зарядов – и нет целой страны. Ужасно.
   Отец снова замолчал. На сей раз всего на несколько секунд.
   – Ну, что вы нам еще приготовили? – обратился он к Королеву. Сергей Павлович повел процессию к соседнему стенду.
   – Если на первых двух ракетах только учились, формировали отрасль, то теперь наступает новый ответственный этап организации серийного производства, массового внедрения нового вооружения в армию, – продолжал он.
   Не все тут ладилось, переход от пушек к ракетам давался нелегко. Отец время от времени вмешивался в доклад. Задавал вопросы, а то, вытащив из толпы того или иного министра, начинал решать животрепещущую проблему. Тут же вступал Устинов, чувствовалось, что он осведомлен обо всем, без запинки давал краткие четкие ответы. Указания записывал в маленький блокнотик.
   Отец остался доволен. И конструктор, и министр не только знали, чего они хотят, но и ясно представляли пути достижения цели.
   К таким людям отец проникался особой симпатией, становился как бы их соучастником. Так произошло и на этот раз. Теперь Королев мог звонить отцу напрямую, в обход многочисленных бюрократических рогаток. Уже одна эта возможность, даже неосуществленная, позволяла разрешать проблемы, раньше, казалось, непреодолимые. Ну а в крайнем случае он снимал трубку и набирал четырехзначный номер телефона отца.
   У двери в следующее помещение стоял еще один пост охраны, мы входили в святая святых. Новый зал-ангар впечатлял еще больше. Площадью он уступал предыдущему, но зато вытянулся вверх многометровой стеклянной башней-аквариумом. Только, в отличие от аквариума, окна покрывал густой слой белой краски – защита от любопытного взора.
   Увиденная конструкция поразила нас своими размерами. Ярко освещенный колодец цеха заполняла одна единственная ракета. Ее размеры, контур невольно ассоциировались со Спасской башней Кремля, то же сочетание устремленности к небу с земной кряжистостью фундамента. Там в полный рост стояла 270-тонная «семерка», Р-7. (К началу летных испытаний ее вес подрастет и достигнет 283 тонн.)
   Столпившись у входа, все в молчании разглядывали это чудо техники. Королев наслаждался произведенным эффектом и не спешил начать пояснения. Наконец оцепенение прошло, и основная группа, задрав головы, двинулась вокруг ракеты. Королев то тыкал указкой куда-то вверх к самому потолку, то опускался почти на корточки. И говорил, говорил, говорил.
   В своем рассказе Сергей Павлович особо остановился на боковушках, облекавших стройную фигуру центрального блока широкой расклешенной юбкой.
   – Только такая полутораступенчатая схема позволила найти инженерное решение поставленной задачи, ведь термоядерная боевая часть, устанавливаемая на ракете, чрезвычайно громоздка, – подытожил Королев и замолчал, видимо ожидая вопросов. Молчали и слушатели. Отец потом признался, что он просто онемел, подавленный величием сотворенного руками человека.
   Единственный вопрос задал Молотов. Он спросил:
   – Почему центральный блок после пояса, куда упираются боковушки, становится тоньше, чем вверху?
   Королев оживился, стал объяснять, что это вызвано конструктивными соображениями, иначе боковушки плохо прилегали и ракета получалась слишком растопыренной.
   Молотов удовлетворенно закивал головой.
   Этот далеко не существенный вопрос мне запомнился не сам по себе, а из-за отца. Почему-то он вызвал у него озлобленное раздражение. Там, в ангаре, отец промолчал, а дома дал волю своим чувствам.
   Суть его претензий сводилась к одному: зачем Молотову нужно позориться, задавая такие обывательские, по выражению отца, вопросы.
   – Ведь ясно, что ни черта он в этом деле не понимает. Какая ему разница, где ракета толще, где тоньше. Специалисты сами знают, какой им диаметр выбирать, – кипятился отец.
   Я недоумевал. Вопрос Вячеслава Михайловича для моих ушей не прозвучал диссонансом. Действительно, можно и не спрашивать, но почему бы не спросить? Отец же продолжал возмущаться:
   – Руководителям нашего ранга незачем лезть в специальные вопросы. Каждый пусть занимается своим делом. Что, он рассчитывает поправить инженеров?
   От него, засыпавшего инженеров и ученых вопросами об особенностях полюбившейся ему той или иной машины, слышать такие аргументы было непривычно.
   Без сомнения, истинная причина раздражения отца таилась в ином. К началу 1956 года недолгая дружба с Молотовым, скрепленная в 1953 году совместной борьбой против Берии, после устранения общего врага затрещала по всем швам. Не сошлись они в вопросе освоения целины. Занозой в душе Молотова засел визит отца с извинениями к Тито. Росла взаимная неприязнь. И если сдержанный Молотов хранил ее в себе, то эмоциональному отцу приходилось значительно труднее. Вот он и разрядился…
   Продолжая рассказ об особенностях новой ракеты, Королев приблизился к висящим счетверенным гроздьям двигателей. По одной на каждую боковушку и еще одна на центральном блоке. Медные сопла сверкали червонными зеркалами отполированных поверхностей.
   Королев обеспокоенно завертел головой, он кого-то выискивал в толпе. Я невольно проследил за его взглядом и увидел невысокого субтильного человека. Как и Королев, он резко отличался от окружающих, но если первый смахивал на бульдозер, то этого человека хотелось сравнить с элегантным лимузином. Тонкие черты лица, тщательно причесанные гладкие черные волосы и какой-то совсем не московский костюм: без единой складки темно-серый пиджак, острая стрелка брюк, белоснежная рубашка. Казалось, его место в престижном посольстве, а не здесь, в закопченных цехах. Рядом с кряжистым Королевым он выглядел хлипковато.
   – Конструктор наших двигателей Валентин Петрович Глушко, мы с ним трудимся вместе уже почти двадцать лет, – представил его Королев, передавая указку.
   Глушко начал издалека, с основных физических принципов, обусловливающих появление реактивной тяги. Как будто перед ним стояли первокурсники соседнего Лесотехнического института, где недавно учредили ракетный факультет, а не высшие руководители страны.
   Глушко перешел к рассказу о своем двигателе. Указка помогала проследить извилистый путь окислителя и горючего к месту их встречи в камере сгорания. Тут Сергей Павлович не выдержал, перебил его и стал нахваливать двигатели, ну прямо как купец свой товар на ярмарке. Особое внимание он обращал на систему охлаждения сопла.
   – Такого мир еще не знал, – восклицал он. Глушко, чуть отойдя в сторону, скромно улыбался.
   Осмотр окончен. Обсуждение началось тут же в цехе у ракеты.
   Достаточной для поражения целей на американской территории в то время считалась дальность в 8 000 км. Королев не сомневался, что справится с этой проблемой.
   Отец, слушая Сергея Павловича, просто сиял. Редко мне приходилось его видеть в таком состоянии. Особенно его поразило сообщение о скорости ракеты – около 25 тысяч километров в час. До того времени все привыкли иметь дело с самолетами и здесь, столкнувшись с принципиально новым типом летательного аппарата, примерялись по старым меркам.
   Отец полюбопытствовал, за сколько времени ракета долетит от Москвы до Киева. За последние полтора десятилетия этот маршрут он изучил досконально. Старинный «Дуглас» преодолевал расстояние за три часа. Королев ответил, что потребуются считанные минуты. Отец удовлетворенно крякнул и подтолкнул в бок стоявшего рядом Кириченко. Цифра впечатляла, гипнотизировала. Проблема преодоления системы ПВО просто переставала существовать. Вся ПВО со своими ракетами, радарами и самолетами-перехватчиками оказывалась внизу, Р-7 через нее как бы перепрыгивала.
   В заключение отец спросил о сроках начала испытаний и тут же, как бы извиняясь, добавил:
   – Мы вас не подгоняем. Все должно быть тщательно отработано и проверено, но сами знаете, как нужна ракета.
   Королев кивнул. Он торопился изо всех сил. Испытания намечались на весну следующего года. Раньше никак не успевали. И сама ракета требовала еще немало труда, и полигон следовало подготовить.
   Передвинувшись к следующему плакату, Сергей Павлович объяснил, что при пусках на такую дальность невозможно воспользоваться существующим обжитым полигоном в низовьях Волги в Капустином Яру.
   Три выносных станции системы радиоуправления ракетой (РУП), чтобы обеспечить приемлемую точность попадания, требовалось расположить в особом порядке – две симметрично по обе стороны от места старта на расстоянии в 150–200 км, а третью унести назад на 300–500 км. Как ни крути, то один, то другой РУП ложился или на каспийскую морскую гладь, или того хуже – на Иран.
   Пришлось заложить новый полигон в Приаралье, у станции Тюра-Там. Работы шли полным ходом, но дел еще оставалось невпроворот. Отец следил за строительством и не стал углубляться в подробности. Он предался воспоминаниям, как сразу после войны выбирали место для первого ракетного полигона. Многие из присутствующих наверняка помнили эту историю, они-то и выбирали тогда площадку, но все внимательно слушали. Такова привилегия начальства…
   Как я уже упоминал, ракетные дела в свое время курировал Берия. А он не любил, когда ему перечили. Едва успели отгреметь пушки, как на Украину нагрянула комиссия, наделенная чрезвычайными полномочиями. Требовалось срочно подобрать место под первый в стране ракетный полигон.
   Обосноваться решили с комфортом. Поначалу замахнулись на огромный кусок Черноземья в районе Мариуполя. Приступили к изысканиям, чертили карты. Отец ничего не знал. В те годы не рекомендовалось совать нос в дела соседа, особенно столь могущественного. Да и его самого тогда пшеница, сахарная свекла, подсолнечник интересовали куда больше, чем ракеты. Тревожную новость принес секретарь обкома: военные колесят по самым плодородным полям, что-то замеряют, по слухам, грозят всех выселить и построить то ли завод, то ли полигон, то ли еще что-то особо секретное.
   Отец вызвал председателя комиссии к себе, пока он на Украине Председатель Совета министров и Первый секретарь ЦК КП(б)У Разговор не получился, тот руководствовался предписаниями Москвы, и никакие ссылки на плодороднейшие земли, богатые села не действовали. В те годы по мановению руки, да что руки – пальца переселяли целые народы, а тут два-три десятка деревень… Да и не в Сибирь их ссылают, разместятся поблизости.
   Как и американцы во Флориде, комиссия наметила разместить площадки поближе к морю, штаб и другие службы предполагалось построить на самом побережье, у песчаных азовских пляжей. Правда, стремясь ближе к открытой воде, американцы не столько думали о комфорте, сколько об экономике. Отработавшие свое ракетные ступени, падая в океан, никому не угрожали, разве что случайному кораблю. Так что даже не возникало разговора о создании зон отчуждения по трассе полета, скупке земель и других хлопотах. А все это влетало в копеечку.
   У нас же все наоборот. Оно и понятно, не в Турцию же стрелять. Трасса испытаний протянулась через донские степи к Сталинграду. Предстояло массовое переселение.
   Отец просто взбеленился и, как только закрылась дверь его кабинета за несговорчивым председателем, схватил трубку ВЧ и попросил его соединить с Берией. Отношения между ними сохранялись хорошие, многие их даже считали друзьями. Но тут ничего не помогло, Берия считал, что отец суется не в свое дело, и наотрез отказался пойти навстречу.
   Оставалась последняя возможность – Сталин. Тут требовалось особое искусство. Мало подобрать аргументы, нужно еще выбрать момент… Поспешишь – людей насмешишь, а запоздаешь – Берия доложит первым. Тогда лучше вообще не соваться.
   Отец не раз вступал в спор со Сталиным, порой добивался своего. Но кто знает, чем могло кончиться очередное проявление самостоятельности. На сей раз отцу повезло. Ему удалось убедить Сталина, что густонаселенные районы Украины не лучшее место для таких дел. Главным аргументом послужила не необходимость переселения тысяч людей, а требование сохранения секретности. Ведь ракеты полетят над десятками сел, всех не выселишь. Сталин согласился, Берия получил указание подыскать полигону место подальше от людских глаз. Выбор пал на Капустин Яр.
   …Визит подходил к концу. Всё осмотрели, всё обговорили, Отец вопросительно взглянул на Сергея Павловича: дескать – всё? Или еще есть чем порадовать?
   Королев как-то засуетился:
   – Никита Сергеевич, мы хотели познакомить вас с применением нашей ракеты для исследования высоких слоев атмосферы и заатмосферных экспериментов.
   – Ну что, посмотрим? Это интересно, – отозвался отец. Прошли в соседнее помещение.
   На плакатах, а вернее, огромных фотографиях, развешанных на стенах, изображалась уже знакомая нам Р-2, но с двумя обтекаемыми наростами по бокам.
   Королев пояснил: в боковых нашлепках разместилась аппаратура для анализа атмосферы. На соседнем плакате изображались все этапы полета. Королев продолжал: полученные результаты уникальны, до войны эти исследования пытались проводить с помощью аэростатов. Не один смельчак поплатился жизнью. И только ракеты позволили решить задачу. Они и дешевле, и надежнее, а уж о достижении подобных высот аэростатики и мечтать не могли.
   Рассказ о проекте не привлек особого внимания слушателей. Высокие гости подустали. Отец отозвался скорее из вежливости: «Если ученые считают такие исследования важными, проводите. Мы вам тут советовать не можем».
   – Я хотел бы познакомить вас с еще одним проектом. Он становится осуществимым только с рождением Р-7, – заторопился Королев, заметив, что посетители настраиваются уходить. – Я писал в свое время докладную записку в ЦК. Есть положительное решение.
   Сергей Павлович подвел всех к стенду, скромно расположившемуся в углу около двери. На подставке стоял макет какого-то аппарата. Выглядел он, мягко говоря, непривычно. Летательному аппарату надлежало иметь гладкую поверхность, обтекаемые формы, зализанные углы. А тут во все стороны торчали какие-то прутья, обшивка пучилась выступами.
   Королев начал издалека, с Циолковского. Напомнил о его мечте вырваться за пределы Земли.
   – И вот теперь ее можно осуществить, – несколько патетически воскликнул Сергей Павлович, но осекся, и уже деловым тоном пояснил, что если разогнать летательный аппарат до определенной скорости, то он не вернется на Землю, а превратится в маленькую планету, наподобие Луны, вращающуюся вокруг Земли.
   – Мы провели у себя в конструкторском бюро расчеты, – продолжал Королев, – необходимо увеличить скорость Р-7 еще на пару тысяч километров в час, а это в наших силах, придется только уменьшить вес полезного груза. В результате можно вывести на орбиту спутник Земли.
   Королев сделал паузу, слушатели молчали: мало ли что придет в голову этим ученым? – Спутник, так спутник.
   Недавний рассказ о межконтинентальной ракете произвел гораздо большее впечатление. Да и решаемая с ее помощью задача казалась несравненно важнее. А тут…
   Королев, не дождавшись реакции, стал говорить, что проект запуска искусственного спутника Земли усиленно разрабатывается в Америке. Он указал на соседний плакат. На нем тоненькая, похожая на карандаш ракета, повторяя все эволюции «семерки», выводила на орбиту крохотный шарик, смахивающий на теннисный мяч.
   Королев убеждал, что мы можем опередить американцев, запустить свой аппарат не только раньше их, но и весом во много раз больше. При этом, говорил он, затраты потребуются мизерные, основные расходы уходят на создание носителя, а у нас ракета уже есть.
   – Будет, – поправился он.
   Возможность утереть нос американцам понравилась отцу. Оживившись, он стал расспрашивать Королева, насколько серьезным переделкам придется подвергнуть ракету? Не повлияет ли погоня за престижем на решение основной задачи создания столь необходимого для страны оружия?
   Королев снова обернулся к плакату: «Американцы пошли по неверному пути, они проектируют специальную ракету, тратят миллионы. Мы же только снимем термоядерный заряд и на его место поставим спутник. Вот и все».
   Королев обращался к отцу, внимательно разглядывавшему макет спутника. Казалось, он все еще колебался. Немало на своем жизненном пути ему пришлось повстречать изобретателей, суливших, вот так задарма, златые горы. Стоило только согласиться, как возникали «непредвиденные осложнения», затраты возрастали во сто крат.
   Но здесь он не ощущал подвоха, все выглядело солидно. Вот только как бы ученые не увлеклись, не позабыли о главном. Но лишать людей мечты тоже негоже.
   Примерно так вспоминал отец о своей реакции на рассказ Королева.
   Тогда же он только сказал: «Если главная задача не пострадает, действуйте».
   Работа над спутником пошла по «зеленой улице».
   О том, какой эффект в мире произведет советский спутник, отец и представить себе не мог. Не предвидел его и Королев, мечтавший об этом моменте всю жизнь.
   Визит закончился. Все расселись по машинам в прежнем порядке.
   Отец пришел в восторг от того, что он увидел у Королева. Наконец-то проклятая проблема, казалось, находила решение. Противостояние американцам, с чувством полнейшей безнаказанности окружившим нашу страну своими базами, становилось не только в принципе возможным, но осуществимым в ближайшем будущем. Пусть сегодня им кажется, что они могут позволить себе делать что ни заблагорассудится: засылать шары с разведывательной аппаратурой, самолеты, устраивать маневры в опасной близости от наших границ. Долго мы этого не потерпим. Мы заставим относиться к себе с уважением, а тогда и разговоры о разоружении пойдут на другой, куда более серьезной основе. Переговоры равного с равным значительно эффективнее, чем сильного со слабым.
   Встреча с Королевым решительно повлияла на мышление отца. За своей спиной он теперь ощущал все возрастающую мощь, на многие годы ракеты стали его излюбленным аргументом в политических спорах.
   После этого посещения отец просто влюбился в Королева, он готов был говорить о нем без конца. Жаль, что слушателей, допущенных до столь секретных в те годы рассказов, даже у него оказывалось немного. Вообще-то Королеву повезло, как и нам повезло с Королевым. Сложно, конечно, говорить «повезло» о человеке, арестованном в расцвете жизни, прошедшем магаданские лагеря и чудом оставшемся в живых. А может быть, так и надо говорить. Ведь он не добавил своего имени к тем миллионам, а может, десяткам миллионов наших соотечественников, которым суждено было, вместо того чтобы прославить себя и свою страну, сгнить в безвестных рвах, заменивших им могилы.
   Нам повезло в первую очередь в том, что у истоков нового дела объединились два таланта: инженер Королев и администратор Устинов. Повезло в том, что они сразу нашли поддержку у военных, у заказчиков. Неделина, Вознюка и других генералов не потребовалось убеждать, они с первых шагов стали энтузиастами нового оружия. Повезло, потому что работа сразу началась командой единомышленников.
   Так, опираясь друг на друга, они все вместе шли от одного успеха к другому: Валентин Петрович Глушко со своими двигателями, Николай Алексеевич Пилюгин с системой управления, Виктор Иванович Кузнецов с гироскопами, Михаил Сергеевич Рязанский с радиотехникой, Владимир Петрович Бармин с циклопическими стартами.
   Повезло Королеву и в том, что ему удалось создать сплоченный коллектив своего собственного конструкторского бюро, счастливо объединивший прошедших огонь и воду ГИРДовских корифеев с рвущейся к новому делу молодежью. И те и другие оказались плодовиты.
   И еще одна удача сопутствовала Королеву. С 1950 года его коллега по довоенным делам Михаил Клавдиевич Тихонравов занялся исследованием ракетных пакетов. К Королеву его деятельность не имела непосредственного отношения. Работал он совсем в другой организации. Михаил Клавдиевич стремился осуществить мечту своей жизни, запустить искусственный спутник Земли. Ракеты, способной на такое, в те годы не существовало, и он решил попытаться, соединив в пакет несколько Р-5, добиться нового качества. Тогда-то и пересеклись их пути с Королевым.
   Сергей Павлович сразу оценил перспективность идеи Тихонравова и предложил объединить усилия. Имея за спиной мощное королёвское конструкторское бюро, не было смысла возиться со старыми ракетами. Как ни крутись, а собрать их в единое целое неимоверно трудно. Легче оказалось, на основе расчетов будущего академика Охоцимского, построить специальную полутораступенчатую ракету.
   Проблем на их пути встретилось немало, и только сочетание технического предвидения Тихонравова с инженерной хваткой и организаторским талантом Королева позволило решить задачу доставки термоядерного заряда на территорию США. Для Тихонравова это был не конец пути, а лишь очередная ступень. Теперь запуск спутника становился реальностью. Это его, Тихонравова, проект представил Сергей Павлович высоким гостям.
   В конструкторском бюро Королева создали специальный проектный отдел, призванный разрабатывать искусственные спутники Земли, межпланетные автоматические станции и пилотируемые корабли. Начальником нового отдела стал Тихонравов. Теперь судьба их связала на всю жизнь.
   В глазах отца Королев уже выиграл конкурс. Но до финиша еще следовало дойти. Предстояло не только преодолеть превратности испытаний, но и решить проблемы, с которыми еще не приходилось сталкиваться. Массовая постановка ракет на боевое дежурство требовала разрешения не столько технических, сколько экономических и военных проблем. Это и организация серийного производства, и строительство в выбранных Генеральным штабом районах десятков и сотен боевых позиций. Все эти задачи еще предстояло решить. Пока же у Королева, казалось, не оставалось конкурентов.
   Правда, последнее не совсем точно. Все больше авиационные конструкторские бюро разворачивались в сторону беспилотных летательных аппаратов. Первым оценил новое направление Семен Алексеевич Лавочкин. К ракетным двигателям он начал приглядываться еще во время войны. Тогда его внимание к этим грохочущим и далеко не безопасным игрушкам нередко вызывало усмешки у практичных коллег.
   Лавочкин много внимания уделял проблеме резкого разгона истребителя в момент атаки. Для этого он подвешивал под свой Ла-7 ракетные двигатели Глушко и Королева, пытался оснастить самолет прямоточным реактивным мотором. Над ним работал молодой конструктор Бондарюк. И то и другое выглядело в те времена даже не экзотично, а скорее фантастично.
   Дела шли тяжело, новые двигатели то взрывались, то отказывались запускаться. Войну закончили без них. Но конструкторское бюро Лавочкина накопило бесценный опыт, и, когда встал вопрос, кому поручить освоение новых непривычных летательных аппаратов – зенитных ракет, – практически без колебаний выбор пал на него. Там, на бывшей мебельной фабрике, построенной в свое время для оснащения Дворца Советов, под скромным индексом «25» проектировалась первая противосамолетная система.
   Курировал разработку 25-й все тот же Берия. В дополнение к обычным военпредам, следящим за соблюдением интересов вооруженных сил, к каждому подразделению в конструкторских бюро приставили еще особых контролеров с Лубянки. Их функции не оговаривались никакими служебными инструкциями, что создавало атмосферу зловещей неопределенности.
   25-я ракета начала поступать в войска с 1952 года. Именно из них возвели почти непреодолимый для самолетов частокол вокруг Москвы. Так называемое Московское кольцо.
   Отец, а особенно Маленков, курировавший в Политбюро вопросы радиолокации, а потому имевший непосредственное отношение к строительству этого, по тем временам сверхсекретного объекта, очень им гордились. Начали строить подобное кольцо и вокруг Ленинграда, но, не достроив, бросили. Появились ракеты, сбрасываемые с самолетов и способные преодолевать самую изощренную противовоздушную оборону. Не за горами маячили и межконтинентальные балдиетические ракеты. Еще вчера казавшаяся непреодолимой преграда на глазах утрачивала свое значение.